Сегодня стало известно о кончине актрисы Анастасии Заворотнюк (53 года, онкология), что вынуждает подумать о ее главной роли —  «Моей прекрасной няне», популярной российской локализации культового американского ситкома. И тут приходит в голову разница этих «нянь», и то, как она обозначает различия менталитетов и, если угодно, культурные различия.

«Nanny» в исполнении Фрэн Дрешер была персонажем кэмповым, любимицей американских геев (а актриса — «попутчица», стрейт-защитница квир-прав). Кем же в глазах российских геев была Вика, девушка из «понаехавших», угодившая в няньки в дом московского продюсера?

И нужно, конечно, усилие, чтобы не видеть зловещей символики: она, актриса из Астрахани, сделавшая карьеру в Москве, играла веселую, витальную девушку из Мариуполя, города, которого усилиями коллективного путина фактически нет.

Теперь нет и актрисы. RIP…

​​А вот #мимими дня или даже недели, — а для кое-кого всей жизни:

👉 вот

как Дастан попросил руки и сердца у своего парня. На Аляске, на самой высокой горе Северной Америки.

Это тот самый Дастан, который сделал громкий каминг-аут у себя на родине в Кыргызстане, был вынужден уехать в Европу, где отучился в хорошем вузе, выучил несколько новых иностранных языков, получил интересную профессию, зажил в Берлине, затеял проект «Розовые вершины».

А теперь сделал предложение самым романтическим для себя и самым нерядовым для всего мира способом.

Я знаком и с Дастаном, и с его будущим мужем. Красивая пара. Счастья им!

🥂 🌈 🏔️

Да, это тот самый Дастан, который стал одним из героев моего человеколюбивого проекта «Квир-беседы».

Помню, сидел у него на кухне, за окном шел теплый густой ливень, а я ел восхитительные сухофрукты из Бишкека и слушал.

👉 вот тот наш разговор

#квирбеседы

​​📕 Good in Bed / Хороши в постели
Дженнифер Вайнер
2001, пер. с англ. 2008, 2023

Кэнни Шапиро, 28-летняя журналистка, бросает надоедливого любовника Брюса, он пишет журнальную колонку о сексе с толстушками и о том, как мир к бодипозитивным несправедлив, она решает, что упустила любовь своей жизни и, желая довести себя до стандартов рядовой красоты, пробует сесть на диету, а заодно названивает своему бывшему.

С этим романом американка Дженнифер Вайнер пришла в беллетристику: в нем она описала свой личный опыт, — в первую очередь, переживания человека склонного к полноте, которого изо дня в день убеждают в его неполноценности и, разумеется, напрасно. Сегодня такие книги — дело обыденное, а двадцать лет назад роман произвел сенсацию, стал бестселлером, был переведен на множество языков.

Мир не так жесток, как представляется; источник недовольства собой ищи в семье; не беги за уходящим, будет другой, — дорогой любовного романа Дженнифер Вайнер ведет без особо убедительных претензий на литературу «высокую»; по мере приближения к финалу, спеша одарить счастьем героиню, житейской логикой озабочена все менее, но части целого сложены с тщанием достаточным, неожиданности ждать себя не заставляют, острот хватает, — и образ в итоге вырастает правдоподобный.

Дженнифер Вайнер не скрывает, что писала свою Кэнни с себя, — и недовольство полнотой имелось, и отец-подлец у нее был, и долгое эхо травмы утраты тоже наличествовало. Собственно, расчет с отцом, бросившим семью и надолго осложнившим отношения для нее со всем мужским племенем, и стал топливом этого романа. Интересно же то, что рисуя альтернативную версию себя, писательница дает, пожалуй, больше, чем хотела бы. Умница Кэнни, задуманная как средоточие добродетелей (плюс много тела), вырастает в человека злого, завистливого, душного самой суммой действий, — и по тому, как она общается с коллегами, и по тому, как вообще судит о людях.

Эффект нечаянный, но для масслита распространенный, — любой автор пишет книги собой, но автор посредственный только про себя и пишет, хочет того или нет.

Увидев свет в 2001, роман неоднократно переиздавался, получил продолжение (оно ниже всякой критики), стал для Вайнер поводом для романов-повторов о современных золушках из семей американских евреев. Он вполне мог бы быть написан и сейчас, — пусть с меньшими шансами на участь бестселлера. Безусловно старомодным его делает одна, неосновная сюжетная линия, ради которой я, собственно, и взялся читать эту чушь.

Мать Кэнни, как в свое время и мать Дженнифер, объявила о себе как о лесбиянке в возрасте за 50, после развода и судьбоносной встречи с женщиной в Еврейском центре. Героиня книги не жалеет яда на описание отношений матери с ее, похожей на горошину, Таней. Гомофобия в начале романа нужна для того, чтобы преодолеть ее в конце, — но, обозначая в итоге смирение, рассказчица по-прежнему относится к квир-людям как к экзотам.

Такое, возможно, было приемлемо в России в 2023 году, когда роман был снова переведен на русский, но в США наших дней — это архаика, да еще и оскорбительная. Писать о квирах как о собачках и кошечках, — такую эмпатию в приличных домах уже давно не носят. #кропоткинкниги #неочевидноквир

​​Антон Долин поговорил о «Лимонове» с режиссёром фильма Кириллом Серебренниковым. Мои фейсбучные знакомцы хулят интервью (например, за недостаточное знание поэзии и поэтов), мне же кажется, что там все на своих местах:

👉 и мысль, что фильм — не о Лимонове реальном, а о том персонаже, который для публики западной придумал автор французского бестселлера «Лимонов»; а это снимает многие вопросы;

👉 и желание снять фильм о Юкио Мисиме, ещё одном квир-человеке с непомерными амбициями;

👉 и рассуждение, что не родным одним языком питается современное искусство; факт;

👉и отношение к эмиграции не как к катастрофе, но как к новому шансу; тоже факт.

Понятно ж, что изливать душу Серебренников на публику не станет; он канализирует свои переживания в многочисленные проекты, получает за это деньги и известность, чтобы придумать новые проекты. Деловитое, очень западное отношение к своей работе (она же призвание).

#мимоходом

​​Мои 12 фильмов мая: от отцовства до сиротства, от бегства до обретения убежища, — и новая классика, и самое актуальное квир-кино.

⭐️ ⭐️

«Наш сын»

В Нью-Йорке домохозяин из неудачливых актеров и единожды отец, решает прекратить многолетние супружеские отношения. Любовь прошла, но как мужчинам развестись, не причинив вреда сыну?

👉 читать

⭐️ ⭐️ ⭐️

«Прекрасная бунтарка»

Дочка кондитера из Сиены хотела заниматься музыкой и добилась своего. Простоватый и весьма приблизительный ответ на вопрос, как Джанна Наннини стала первостепенной итальянской рок-звездой.

👉 читать

«Problemista»

Алехандро мечтает стать разработчиком игрушек. Есть сложность: он из Сальвадора, а работа мечты — в Нью-Йорке. Получить рабочую визу — дело, казалось бы, безнадежное, но в ассистенты его берет полубезумная деятельница американских искусств в исполнении Тильды Суинтон.

👉 читать

«Картофелинка мечтает об Америке»

Картофелинка, проживая с мамой и бабушкой в позднесоветском Владивостоке, грезит о лучшей жизни. Он эту жизнь и получает, и сам фильм, тому двойное свидетельство, — и как сюжет, и как факт.

👉 читать

«Кости и имена»

Борис и Йонатан уже восемь лет вместе, и нужны ли друг другу, — уже не уверены. Кто мы и что мы? В конечном, кладбищенском счете, —  только кости и имена.

👉 читать

«Patagonia»

В итальянской глуши скучает милый Юри. Жизнь меняется, когда он знакомится с Агостино, парнем постарше, который зарабатывает на жизнь клоуном на детских праздниках. Веселый, отвязный Аго рассказывает о далекой Патагонии, куда якобы собирается.

👉 читать

«Big Business»

В захолустной больнице появляются на свет четыре девочки, — и у богачей близняшки, и у фермерской семьи. Их путают, а потом они встречаются. Фильм как каскад комических ошибок.

👉 читать

⭐️ ⭐️ ⭐️ ⭐️

«Monkey Man»

Кид одержим жаждой мести. Чтобы подобраться к беспринципному начальнику полиции, он поступает работать в закрытый клуб для местной элиты. План незамысловат: при первой же возможности убить заклятого врага, а там будь что будет. Попав в общину «хиджра», людей «третьего пола», он получает необходимые для мщения уроки: шрамы — преодоленная боль.

👉 читать

«Домоводство для начинающих»

Дита, владелица большого дома где-то в Скопье, влюбилась в Суаду, женщину из гетто и мать двоих дочерей. Кроме них четверых жилье теперь делят Тони, друг Диты, гей, и Али, тоже дитя трущоб, оставшийся жить в этой импровизированной семье после случайного секса с Тони. Все становится сложно, когда у Суады обнаруживают агрессивный неоперабельный рак. Что будет с ее дочерьми?

👉 читать

«Злобные маленькие письма»

В 1920 году, в британском Литтелхэмптоне богобоязненная старая дева Эдит получает по почте письма с оскорблениями. Это началось после того, как она рассорилась с Роуз, соседкой, молодой матерью-одиночкой, которая на приличия плевала. Но виновата ли Роуз? А если нет, то кто устраивает эти сеансы копролалии?

👉 читать

«Circus of Books»

В годы СПИД-истерии, когда в США из каждого утюга пели о «раке геев», «Circus of Books» был не только местом, где можно купить гей-порно, — меж стеллажей можно было найти «своих». «Цирк книг» был убежищем. Как было дело.

👉 читать

⭐️ ⭐️ ⭐️ ⭐️ ⭐️

«Выскочка»

Амбициозная старшеклассница с обаянием шурупа хочет быть в очередной раз избранной в президентки школьного совета. Тому бы запросто быть, но девицу с трудом терпит учитель истории из задротов.

👉 читать

Фильмы апреля 👉 здесь

#кропоткиндайджест #кропоткинкино

​​Вы, конечно, уже вовсю пишете (дописываете, правите) свой квир-роман, чтобы подать его на конкурс «Книги свободы», совсем новый, для актуальной русскоязычной словесности беспрецедентно вольный, где есть и квир-номинация под названием «Спрингфилд», в напоминание о самом популярном сейчас русскоязычном квир-романе, с которого началась история независимого издательства Freedom Letters (а именно оно и устраивает литературный конкурс 👉 подробности ).

А если еще не пишете, а только собираетесь, то вам, возможно, пригодятся мои соображения, какой квир-текст на русском сейчас важнее и нужнее всего. Их я уже сообщал, но не грех и повторить.

👉 роман или большая повесть о квир-человеке, что означает выстроенный, продуманный мир, в который читателю хотелось бы погрузиться; 

👉 сильные чувства квир-человека, которые читатель, вне зависимости от личных преференций, мог бы ощутить как свои: любовь и ненависть, гнев и эйфорию, ярость и восхищение; 

👉 сюжет, чтобы читателю хотелось узнать, что будет дальше; 

👉 узнаваемые герои, типичные обстоятельства, чтобы читатель понимал, что это про него и для него, неважно, понятна ли ему аббревиатура ЛГБТК;

👉 недвусмысленная, очевидная связь с Россией и (или) ее советским прошлым; жизнь в России, чувство России; попытка ответа на вопрос, почему и как все мы оказались в нынешнем положении.

Мне кажется, здорово было б видеть опубликованным роман как взгляд меньшинства в меньшинстве, квир-человека т.н. «нетитульной нации» — не русского, а любого другого, проживающего в России. 

У такого сочинения, думаю, наибольшие шансы на победу в конкурсе.

Кстати говоря, я уверен, что любой, абсолютно любой человек может написать, как минимум, одну гениальную книгу — если напишет ее собой, если будет предельно честным, страстным и сообразит, как вычеркнуть лишнее.

#мимоходом

И вот еще, вдогонку к посту выше ☝️ — о квир-романах.

Может ли гетеросексуал(ка) написать хороший квир-роман?

Думаю, да.

Шансы написать плохой, экзотизирующий ЛГБТ-людей роман, конечно, у такого автора весьма высоки, — потому что лучше писать о том, что хорошо знаешь и чувствуешь.

Но есть примеры, когда стрейту удалось впечатляюще рассказать о квир-людях. Настолько впечатляюще, что сами квиры, узнавая себя, аплодировали.

Пример из относительно недавних:

👉 «Мы умели верить» Ребекки Маккай

#мимоходом #кропоткинкниги

​​А еще опять думаю о буквализмах. Pride Month принято переводить как «Месяц гордости», однако лучше, точней и корректней все-таки говорить не о гордости, а о достоинстве.

«Я горд быть квир-человеком», — это выражение кому-то, может, и по душе, но я не понимаю, как можно гордиться неотъемлемой частью своей личности.

Горжусь ли я, что думать могу?

Другое дело — требование помнить о достоинстве ЛГБТК.

https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Месяц_гордости

#мимоходом

​​📺 🌈 Если одному следователю настойчиво навязывают в подруги коллегу, а он в ответ молчит, то по законам нынешнего западного сериального мейнстрима очень скоро вблизи темнокожего сексапильного парня должен появится другой, очень близкий, милый друг. Если же это 1980-е и Нью-Йорк, то ясно и то, что СПИД и общественные изъяны не могут быть не упомянуты.

Предсказуемость некоторых сюжетных поворотов можно считать и достоинством, и недостатком нового сериала «Эрик». Другой минус, который можно считать плюсом — по-романному медлительное развертывание действия, когда рапиды позволяют детально рассмотреть говорящие приметы времени, когда песни объясняют, что же думают герои, что хотели сказать авторы.

Но даже если смотреть «Эрика» на перемотке, то чувство представления добротного, фешенебельного никуда не девается, и дело не только в Бенедикте Камбербэтче, который по праву таланта органически не способен ко лжи, а правда его эксцентрики такова, что не оторвать глаз.

Британский гений играет Винсента, кукольника, создателя популярного детского телешоу, у которого не все дома: и метафорически, и буквально. Без таблеток у него появляются воображаемые собеседники, что, собственно, и позволило ему стать в профессии столь успешным, — он реализует то, что так явственно мерещится. Нет дома и сына, — 9-летний Эдгар пропал, и, как выясняется, виной тому могут быть бесконечные ссоры зацикленного на себе Винсента с женой Кэсси, которая не расстаётся с сигаретой и устала.

Мальчик исчез, что становится поводом для деконструкции и этого семейного мирка, и внешнего мира. Российские критики упорно видят в сериале параллели с «Нелюбовью» Андрея Звягинцева. Куда очевидней однако родство с «Секретами Лос-Анджелеса», голливудским блокбастером 1997 года, где частный криминальный случай делался ветвист, включал гей-интригу и, обозначая невидимые миру слёзы, беспринципность властителей и корчи вовлечённых прочих, схож с новым глянцевым сериалом даже светом, — и там, и там много спелого желтого, как на картинке нарисованного.

Полезно помнить и предыдущие работы британского режиссера Люси Форбс, которая умело подмешивала безуминку в варево жизни и в инди-сериале о подростковой неприкаянности «Конец ебаного мира», и в недавней диковатой апологии акушерства «Будет больно». «Eric» — кукольный персонаж, которого придумал пропавший Эдгар, он же — новый невидимый (не)друг Винсента, выговаривающий отцу пропавшего мальчика его страхи. Лохматое, клыкастое, косоглазое существо ходит за обезумевшим от горя и алкоголя героем Камбербэтча по пятам и сообщает истины не из приятных.

Ночной клуб, где можно купить секс-услуги несовершеннолетних; будни кукольного телешоу, где всем надоели выходки гения Винсента; подземная жизнь бездомных, готовых от нужды на все; бизнес-планы бесстыжих застройщиков; честная работа принципиального гея-следователя, — все в итоге толково друг с другом объединяется, предъявляя драматичный, не лишённый сантиментов финал, чудо которого и в том ещё, что нового в нем почти нет.

«Эрик» — неоригинальное, увлекательное телешоу, сюжетные трюизмы которого и составляют его главное достоинство. Мы не раз видели прежде и Камбербэтча в роли придурковатого гения, мы смотрели и киноразборы ужасов нынешней джентрификации, выдавливающей из городских центров бедных, мы знаем, каково бывает социальным сиротам, мы понимаем, что все равны, но некоторые равнее, — однако повторить все это никогда нелишне, отметив заодно и нечто типичное для современного западного мейнстримного кино.

В фильме «Секреты Лос-Анджелеса» герой Кевина Спейси, следователь-гей погибал, — в нынешних «секретах Нью-Йорка» несправедливость ебаного гомофобного мира становится поводом для гнева —преображающего и этого, уставшего от несправедливости темнокожего гея, и самый, кажется, мир, — уже не такой, вроде, факинг. #кропоткинсериалы #netflix #ЛГБТсериалы

🤯 Что бы это значило?

​​📕 «Танжер», Фарид Нагим
2011, Москва

Автор хочет эпатировать и у него поначалу получается. Роман открывается сценой приема наркотиков в каком-то помойном углу Москвы и кончиной от передоза.

«Танжер» Фарида Нагима датируется 2011 годом, но в целом написан был, кажется, много раньше, — очень уж много примет 1990-х, явно пойманных не воспоминанием, а на ходу, из текущей жизни. Время действия предельно конкретно: 1996-1997.

Главный герой, Анвар, возвращается в Москву из Алматы, где у него была связь с некой Асель, и пытается заново устроить свою жизнь, — он, обладатель диплома чего-то литературного, мыкается по друзьям и углам, пьет и ебется, не гнушаясь ни уличными проститутками, ни бомжихами, убегая от воспоминания об Асель, нашедшей себе другого.

Если вы не знаете, какими были литературные последствия романа Лимонова «Это я — Эдичка», многомиллионными тиражами выходившего в России в самом начале 1990-х, то вот вам еще один ответ. И снова бесприютный талант, и снова образы «дна» в чужом городе, и снова любовная тоска и попытки то утопить ее в алкоголе, то заместить сексом с посторонними.

Оттуда же, вроде, и экспрессивная манера письма; оттуда же и бисексуальный задор: Анвар спьяну трахается не только с женщинами, но и с мужчинами, отыскивая в последних женскость и таким образом оправдывая сугубо мужское совокупление, — мол, ебу я не мужчину, а женщину в нем.

Рассказчик надумывает даже разделять пидоров и мужчин, которые занимаются, порой, сексом с мужчинами, — и первые делают это якобы от природной блудливости, а со вторыми все сложно. Малодушием того же рода отмечен и весь текст, примечательный не сюжетом даже (он вторичен), но точной фиксацией российской хтони, человечьего копошения в привычной грязи при неспособности сколько-нибудь интересно ее осмыслить: неуют, как образ жизни, где просвета не ищут, где живут в уверенности, что только так и бывает.

Помыкавшись, Анвар становится содержанцем какого-то литработника много себя старше, — тот влюбляется, они в натуралистичных подробностях трахаются, едут в Ялту, там переживают еще немного немытой романтики, — и хороша та двойственность, с какой рассказчик описывает эту связь, сочетая жалость к немолодому, советской еще закваски любовнику, с отчуждением, — он подыгрывает, ему приятно внимание человека, которого почитает за литавторитет, но понятно и то, что это ненадолго.

👉 цитата в инстаграме

«Танжер» — образ свободы, недостижимый город мечты. В теории хорошо, но применительно к роману надуманно, — образ, в общем, не выросший из почвы текста, а присобаченный. В желании этом — вероятно, диктат «школы»: Фарид Нагим — выпускник московского Литинститута и его, судя по данным 2021 года, сотрудник. Какой же роман без сквозной метафоры.

Свой, похожий на нон-фикшен, текст он писал явно наобум, порой с точностью сейсмографа ловя и настроение, и обстановку, и человеческий тип. Он же с лихорадочной пылкостью опровергает и стереотип, что, мол, русский язык непригоден для описания секса, — более чем. Но от страницы к странице словесный клекот все больше утомляет, — внимание тонет в клоках мыслей, многоточиях и отступлениях. Сюжет же упорно стремится к нулю; сцены можно переставлять местами и ничего ж не изменится: жил-был, был-жил, никакой эволюции героя.

То, что главный герой — татарин из Оренбурга, важно только в том смысле, что его, приезжего, считают сексапильным. Куда важней то, что человек он (пост)советский, причем не самого приятного извода. С настойчивостью, в которой угадывается предубежденность, рассказчик повторяет, кто там еврей и на какой еврейке женился. В году 2024 трудно не видеть зловещей символики и в реплике проходной: на пляже Ялты слышен разговор украинцев-мужчин, и нарратору кажется, что они специально так громко говорят на «своем» языке в «нашем» Крыму.

И герой не из обаятельных, несимпатичен и автор, но в замызганное это окошко смотреть нелишне. Для того хотя бы, чтобы помнить, что и такое тоже есть. #кропоткинкниги

​​​​#мимоходом Если бы я был стендапером, то я бы, наверняка, придумал себе стендап, как я работаю квир-автором, потому что, когда я так представляюсь, а потом, для непонятливых поясняю — «ЛГБТ», — то реакцию часто встречаю такую, будто снял штаны при всем честном народе, или намерен немедленно поинтересоваться, как мой собеседник использует отверстия в своем теле, — такое выбрал себе занятие.

Реагируют по-разному.

👉 стринги и отверстия или квир-автор как повод для стендапа

#дилдоидидро

🤪 🌈 ✍️

​​📺 🤢 Этот сериал взялся смотреть, потому что у Аннетт Бенинг до сей поры не было проходных ролей.

Но и на старуху бывает проруха.

«Apples Never Fall» может запросто получить звание одного из самых плохих сериалов этого года. Во многом потому, что, учитывая кастинг, ожидания были высоки. Кроме Бенинг, изобразившей тренершу-теннисистку на пенсии, в этом подобии семейного романа в одежке детектива, заняты и недурной актер Сэм Нилл в обличии ее мужа-тренера, и Джек Лэси, вновь эксплуатирующий образ красавчика-карьериста, памятный по «Белому лотосу», — он сын четы спортсменов.

Сулил отличное и первоисточник — это еще одна экранизация еще одного романа австралийки Лианы Мориарти, которая как беллетристка выше головы не прыгает, но дает достаточно материала для интересного размышления средствами кино («Большая маленькая ложь»).

«Яблоки никогда не падают»: Джой и Стэн Дилейни, удачно продав свою теннисную школу, уходят на пенсию, и все бы хорошо, но она вдруг исчезает, оставив его с поцарапанным лицом, а четверо детей, не получив от отца внятного ответа, начинают подозревать того в убийстве. И одна за одной вываливаются давние обиды, травмы, тайны. И не причастна ли к исчезновению Джой некая Саванна, забредшая к пожилой паре, да застрявшая у них на несколько месяцев?

Чисто технически все, казалось бы, на своих местах: каждому из детей, — финансисту, водолазу, физиотерапевтке и лузерше-блогерше — есть за что любить и ненавидеть папеньку, вербального абьюзера с не вполне сложившейся тренерской судьбой. Но диалоги искусственны, разоблачения и реакция на них смердят тоскливой «мыльной оперой», актерские интеракции бездушны, — буквально каждая сцена дышет равнодушием, когда людям надо отработать заказ, но ни у кого нет желания быть в этом хоть чуть-чуть интересным. Порой, вроде, даже слышен стук молотка, сколачивающего грубый ящик.

Беда не столько актерская — той же Бенинг, в сущности, нечего играть, и она с одинаковым лицом ходит кругом. Пересказывая одноименный роман, сценаристка, имя которой незачем запоминать, из куколок литературного первоисточника понаделала чучел, — из тех, что так безжизненны, что похожи на зомби. Режиссеры же довершили эту дрянную работу, без любви и чувства понабрав актеров и заставив их исполнять роли чуть ли не наобум. Эти непохожие друг на друга дети даже наорать друг на друга по-человечески не могут, не говоря уже о выражении чувств потоньше.

Обеспокоенные пропажей матери, они норовят всюду перемещаться все разом, вчетвером, отменив свои отдельные жизни; их же индвидуальности стерты до одной краски, одной маски, — этот обиженный карьерист, этот недотепа, та лесбиянка, а другая эзотерическая дура.

Жива ли мать, — ожидание ответа на вопрос занимает семь серий, которые можно смотреть на перемотке. И если любопытство не без усилия, но все ж удовлетворяется, то чувству прекрасного остаются какие-то мышьи слезы, — все наворочено, вроде, ради одного лишь хорошего монолога матери в исполнении Аннетт Бенинг, сообщающей в серии предпоследней, каким образом исполняются и не исполняются надежды женщины, ставшей матерью и понимающей защиту семьи как свою главную цель, свою основную задачу.

Недавно меня спросили, зачем пишу так много по ненужному поводу. Думаю, да, иногда хватило б и тега #говнапирога.

Но очень жаль прекрасную артистку Бенинг.

#мимоходом

​​Дерек Джармен жив. Он умер, но все равно жив.

Вы, наверное, помните «Blue», последний трагический фильм гения Queer Cinema. Смотреть его, — вернее, слышать — без горечи невозможно. В 1993 году Джармену жить оставалось всего несколько месяцев, а осложнения от СПИДа почти лишили его зрения.

«Blue» — прямоугольник синего, а за ним голоса, — любимые люди режиссера говорят от его имени. Среди них и шотландская актриса Тильда Суинтон, любимица мастера, она же — хранительница его наследия.

Во многом благодаря ей, божественной Тильде, он и теперь жив.

Пишут, что Суинтон занялась режиссурой и скоро выйдет ее дебют в документалистике — «The Hexagonal Hive and a Mouse in a Maze».

«Шестиугольный улей и мышь в лабиринте» — это, по словам первых зрителей, визуально изобретательная попытка ответить на вопросы: «Что, если бы каждая мысль была движением, а каждое движение — мыслью? Что такое интеллект и когда он искусственный? Могут ли роботы танцевать? Могут ли они помочь нашим детям научиться быть? Как мы учимся и останавливаемся ли мы когда-нибудь? Какие ценности и навыки мы передаем как общество через игры, поделки, рассказы и кино?».

Снято в лондонской студии экспериментального кино «Derek Jarman Lab». Премьера 13 июня на фестивале Sheffield DocFest.

Соавтор Суинтон — Барток Дзиадош. Авторы «путешествуют по миру, чтобы понять, что значит учиться, и попутно находят игровую пищу для размышлений – как для взрослых, так и для молодежи… Они путешествуют по Великобритании, Бангладеш, Западной Африке и Северной Америке, исследуя опыт молодых людей и исследуя роль образования в нашем прошлом, настоящем и будущем», — говорится на сайте британского кинофестиваля, одного из важнейших мировых смотров документального кино.
#мимоходом

​​📺 🏳️‍⚧️ La vita che volevi / Жизнь, которую ты хотел(а)
2024, Италия
⭐️⭐️⭐️

У Глории, бывшей певицы, а ныне владелицы бюро элитных путешествий, нежданные гости. Марина, которую не видела 15 лет, просится на ночлег вместе с сыном и дочерью. А ещё она беременна, причём не от мужа. Глория просьбе уступает, хоть и помнит, что подруга бросила ее в ответственный момент, накануне трансгендерного перехода.

Кажется, только итальянцы умеют с такой серьёзностью исполнять коленца мыльной оперы, — ужасно смешно, ужасно мило, с достоинством своеобразным. Режиссёр Иван Котронео придумал этот сериал ради Виттории Скизано, знаменитой в Италии транс-селебрити, которая снимается в сериалах и телешоу, пишет книги, выступает представительницей транс-сообщества на разных публичных мероприятиях.

В роли Глории она красиво ходит, показывается полуобнажённой, демонстрируя достижения пластической хирургии, произносит реплики типичного «мыла» о том, кто там кому отец, жена, ребёнок и любовник. Она, в общем, предстаёт фигурой типической для нынешнего западного мелодраматического мейнстрима, — как новая святая, с солеными шутками и позой стервы, которая скрывает доброе сердце, со страданием в анамнезе.

Уже в первой серии мы узнаем, что у Глории есть сын-подросток, нечаянно зачатый с Мариной (понятное дело, до транзишн), — собственно, потому подруга в своё время и исчезла. Также в меню: тяжкая болезнь, любовник Глории, муж и любовник Марины, виллы, особняки, богатые родственники и вереница разрешимых недопониманий.

Погони, драки, вытаращенные глаза, заломленные руки, диалоги нарочитой серьёзности, смачный чувствительный саундтрек— снято с редкой жанровой чистотой, «мыло» par exellence. При всей непритязательности, сериал однако точен в трансляции важных для понимания трансидентичности положений.

«А когда ты была мальчиком, тебе какие сны снились, как у девочек или как у мальчиков?» — спрашивает юная дочка Марины. «Мне всегда снились девочковые сны», — отвечает Глория, снова напоминая, что «переход» приводит тело в соответствие с самоощущением. «А ты стоя писаешь или сидя?» — не отстаёт юница и получает нагоняй.

Вопросы деликатные устами ребёнка, — и это тоже типичный для квир-мейнстрима ход, когда неочевидное проговорено в виде наставления подрастающему поколению: мы-то, взрослые, в курсе, а вам, деточки, надо бы знать. Квир-просвещение в простой жанровой упаковке.

Взывая, вроде, к снисходительности, сериал, меж тем, содержит и небанальное рассуждение о любви: почему Марина, забеременев от транс-человека, захотела оставить ребёнка? Почему, начав горстями есть таблетки, захотела во что бы то ни стало снова увидеть Глорию, с которой была когда-то так счастлива? #кропоткинсериалы