Решила, что буду постить сюда мини-рецензии на книжки и сериалы, не переключайтесь. Тем более, что скоро пляжный сезон и селфи в купальнике никто не отменял.
Мэтью Дэннисон, "12 цезарей"
История, как известно, всегда повторяется, и чтение о жизни древних для меня — неиссякаемый источник параллелей с современностью. Например, период проскрипций, наступивший после смерти Цезаря, не кажется таким уж пережитком прошлого — взять хотя бы сталинские репрессии и нынешнюю неожиданную любовь к Сталину, поразившую многих моих сограждан. А политические группировки популяров, выступающих за интересы плебса и оптиматов, защищающих интересы "лучших людей"? Ничего не напоминает? Целью оптиматов было достижение покоя и достоинства, или «дигнитас». Несомненно понятие «дигнитас» сильно трансформировалось с тех времен, однако низменные качества современных людей мало чем отличаются от качеств представителей древнеримской элиты. Разве что в наше время не отрубают руки и не вешают их потом на шею, да и сексуальные оргии сейчас скрыты от глаз людей и совершаются в укромных местах, до которых, впрочем, уже добираются корреспонденты НТВ. «12 цезарей» - неплохая книга для проведения подобных параллелей. Там есть и безумный Калигула, и печально известный Нерон, с которым, кстати, все не так однозначно, как утверждают школьные учебники. Да, любил музыку и играл то ли на флейте, то ли на арфе на фоне пылающего Рима, но есть свидетельства о том, что пожар был учинен с умыслом кардинально перестроить Рим. И как я и думала, точных свидетельств того, что он спал с матерью, а потом убил ее, нет. Дэннисон утверждает «ищите женщину» и обвиняет в моральном падении Нерона его мать, Агриппину, коварную женщину, которая манипулировала цезарями, одним за другим. Мать Нерона, сестра Калигулы и жена Клавдия (Клавдий, кстати, запомнился мне тем только тем, что выпустил закон разрешающий пукать во время званых пиров), она фактически совершила хет-трик. Увы, сейчас уже сложно достоверно сказать, был ли причиной несдержанности Нерона пресловутый Эдипов комплекс. Есть в книге и симпатичные мне парни, например, Веспасиан и его сын Тит. Веспасиан не стеснялся своего низкого происхождения и не издевался над людьми демонстрируя излишества. Он же прославился тем, что начал строительство Колизея. А Тит известен последовательностью своей политики, милосердием и отеческой любовью по отношению к римлянам. Хоть историки и допускают, что он мог быть расчетливым лицемером, имевшим бурный роман с правнучкой того самого Ирода который казнил Иисуса, мне хочется считать его положительным персонажем. Евреи, наверно, должны ненавидеть Тита, раз именно он разрушил Иерусалимский храм, но кто знает, что бы было с евреями без такой сильной идентичности вокруг этой утраты (хотя нет, знаю, нашли бы в своей истории другую утрату). Последний цезарь, брат Тита Домициан убил всех членов династии Флавиев, которые могли бы ему наследовать, начал надзирать над нравственностью, и жестоко искоренять всю реальную и воображаемую оппозицию. Ну а дальше вы и так все знаете.
История, как известно, всегда повторяется, и чтение о жизни древних для меня — неиссякаемый источник параллелей с современностью. Например, период проскрипций, наступивший после смерти Цезаря, не кажется таким уж пережитком прошлого — взять хотя бы сталинские репрессии и нынешнюю неожиданную любовь к Сталину, поразившую многих моих сограждан. А политические группировки популяров, выступающих за интересы плебса и оптиматов, защищающих интересы "лучших людей"? Ничего не напоминает? Целью оптиматов было достижение покоя и достоинства, или «дигнитас». Несомненно понятие «дигнитас» сильно трансформировалось с тех времен, однако низменные качества современных людей мало чем отличаются от качеств представителей древнеримской элиты. Разве что в наше время не отрубают руки и не вешают их потом на шею, да и сексуальные оргии сейчас скрыты от глаз людей и совершаются в укромных местах, до которых, впрочем, уже добираются корреспонденты НТВ. «12 цезарей» - неплохая книга для проведения подобных параллелей. Там есть и безумный Калигула, и печально известный Нерон, с которым, кстати, все не так однозначно, как утверждают школьные учебники. Да, любил музыку и играл то ли на флейте, то ли на арфе на фоне пылающего Рима, но есть свидетельства о том, что пожар был учинен с умыслом кардинально перестроить Рим. И как я и думала, точных свидетельств того, что он спал с матерью, а потом убил ее, нет. Дэннисон утверждает «ищите женщину» и обвиняет в моральном падении Нерона его мать, Агриппину, коварную женщину, которая манипулировала цезарями, одним за другим. Мать Нерона, сестра Калигулы и жена Клавдия (Клавдий, кстати, запомнился мне тем только тем, что выпустил закон разрешающий пукать во время званых пиров), она фактически совершила хет-трик. Увы, сейчас уже сложно достоверно сказать, был ли причиной несдержанности Нерона пресловутый Эдипов комплекс. Есть в книге и симпатичные мне парни, например, Веспасиан и его сын Тит. Веспасиан не стеснялся своего низкого происхождения и не издевался над людьми демонстрируя излишества. Он же прославился тем, что начал строительство Колизея. А Тит известен последовательностью своей политики, милосердием и отеческой любовью по отношению к римлянам. Хоть историки и допускают, что он мог быть расчетливым лицемером, имевшим бурный роман с правнучкой того самого Ирода который казнил Иисуса, мне хочется считать его положительным персонажем. Евреи, наверно, должны ненавидеть Тита, раз именно он разрушил Иерусалимский храм, но кто знает, что бы было с евреями без такой сильной идентичности вокруг этой утраты (хотя нет, знаю, нашли бы в своей истории другую утрату). Последний цезарь, брат Тита Домициан убил всех членов династии Флавиев, которые могли бы ему наследовать, начал надзирать над нравственностью, и жестоко искоренять всю реальную и воображаемую оппозицию. Ну а дальше вы и так все знаете.
Хорошим продолжением «римских каникул» стала книга Михаила Бондаренко "Меценат", выпущенная в серии ЖЗЛ. Слово «меценат» давно уже нами не используется как имя собственное. Но мало кто помнит, почему меценатов называют меценатами. Оказывается у римского правителя Августа был друг, которого звали Меценат. Он помогал талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, певцам и музыкантам. Конечно, делал это он не только от больших щедрот. Как ближайший друг Августа, он понимал, что принцепсу нужна общественная поддержка со стороны образованной и просвещенной элиты, да и от всех граждан. Но как пиарить Августа в период, когда нет ни газет, ни телевизора, ни интернета? Зато была литература и театр — развлечения, популярные среди самых широких слоев населения. И Меценат здорово использовал эти скудные ресурсы. Так что можно считать что он не просто первый меценат, но и первый политический пиарщик.
В силу некоторых особенностей своего происхождения, я очень люблю читать о героизме и целеустремленности еврейского народа. В этих трех книгах вы не встретите никаких манипуляций на травме и «комплекса жертвы», обещаю. Только сила, несокрушимость и ода национал-патриотизму. "Исход" Леона Юриса читается как захватывающий роман-приключение. Биография Шимона Переса авторства Михаэля Бар-Зохара вообще одна из моих любимых биографий великих людей. В ней он предстает настоящим супергероем, в 29 лет ставшим министром обороны Израиля и всю свою жизнь посвятившим этому государству — именно Пересу принадлежит фраза «Высота Израиля — в достижениях его ученых и инженеров, системе образования и общем интеллектуальном уровне». Все три книги так или иначе описывают практически Борхесовский сюжет о «возвращении героя» - создание государства Израиль и возвращение евреев на историческую землю. В последнее время модно рассуждать на тему того, что такое патриотизм. Прочтите эти книги, и вы узнаете все о силе патриотизма и чего можно с его помощью добиться. Многие успех евреев объясняют крепкой идентичностью вокруг утраты. Но мне кажется, что есть что-то еще, помимо оплакивания разрушенного Титом Иерусалимского Храма. Технология выживания евреев — еще и в уникальной способности приспосабливаться к любым условиям, создавая общины, промыслы, теневую экономику, и каждый раз переизобретая свое место в стремительно меняющемся враждебном мире.
Кстати, все мы часто слышим про палестинских беженцев. Но почему-то мало кто вспоминает об истории еврейских беженцев. Разобраться в этих вопросах поможет книга Шимона Переса «Мой Бен-Гурион», из которой я приведу цитату:
"Политика, которой придерживались иерусалимский муфтий, а после него - Ахмад Шукейри, основавший в 1964 году Организацию освобождения Палестины и приемник его - Ясир Арафат, состояла в том, чтобы не выпускать беженцев из лагерей, увековечить эти лагеря палестинских беженцев, представляя их в качестве свидетельства того, что произошло во время войны.
<...>
Более 700 000 евреев, проживавших в арабских странах, были вынуждены под давлением арабских режимов покинуть свои страны в период, начиная с сороковых годов и до 1967 года. Евреям пришлось бежать из Египта, Ливии, Ирака и Йемена - из стран, где евреи проживали сотни лет. Все еврейские беженцы были абсорбированы государством Израиль, вернулись к нормальной созидательной жизни. Мы думали, возможно, по наивности, что еврейские беженцы, принятые и устроенные Государством Израиль, послужат уроком и примером для арабов".
Кстати, все мы часто слышим про палестинских беженцев. Но почему-то мало кто вспоминает об истории еврейских беженцев. Разобраться в этих вопросах поможет книга Шимона Переса «Мой Бен-Гурион», из которой я приведу цитату:
"Политика, которой придерживались иерусалимский муфтий, а после него - Ахмад Шукейри, основавший в 1964 году Организацию освобождения Палестины и приемник его - Ясир Арафат, состояла в том, чтобы не выпускать беженцев из лагерей, увековечить эти лагеря палестинских беженцев, представляя их в качестве свидетельства того, что произошло во время войны.
<...>
Более 700 000 евреев, проживавших в арабских странах, были вынуждены под давлением арабских режимов покинуть свои страны в период, начиная с сороковых годов и до 1967 года. Евреям пришлось бежать из Египта, Ливии, Ирака и Йемена - из стран, где евреи проживали сотни лет. Все еврейские беженцы были абсорбированы государством Израиль, вернулись к нормальной созидательной жизни. Мы думали, возможно, по наивности, что еврейские беженцы, принятые и устроенные Государством Израиль, послужат уроком и примером для арабов".
Сегодня пятница, поэтому вот вам сериал, который успеете посмотреть за эти выходные — снят, к сожалению, всего один сезон. "Hit&Miss", или, как его перевели на русский, "На распутье" и "Мимо цели" с Хлоей Севиньи — крутая драма, почему-то мало кому известная. Фрик-мыльная опера про киллера-транссексуала, на которую как снег на голову сваливается личная жизнь в виде поневоле приемных четырех детей и бойфренда-красавчика, до последнего не подозревающего о некоторых особенностях анатомии главной героини.
Один из сценаристов "Hit&Miss" - Пол Эббот, который создал "Бесстыжих". И да, это тоже семейная сага про тяготы взросления в мире, где полно социальной несправедливости, а ты — далеко не самый приятный окружающим персонаж. Несмотря на мрачные пейзажи британского захолустья (англичане, в отличие от американцев, солнечный сериальный глянец снимают редко), сериал очень жизнеутверждающий — да, киллерские навыки могут пригодиться и в семейной жизни, но главный наш враг — это всегда мы сами, и здесь очень пригождается метафора транссексуализма. Балабановской чернухи, от которой после "Груза 200" у меня до сих пор не проходит травма, не ждите.
Адептам гомофобной пропаганды стоит пройти мимо, но остальным героиня прекрасной Севиньи, идеально вписавшейся в образ «женщины в мужском теле» обязательно понравится. В приглушенных, трущобных цветах сериала она выглядит как нельзя кстати — платоновский андрогин, жестокая, как мужчина, и нежная, как мать, она учит сына драться и бриться, помогает дочери с любовными проблемами и пытается найти себя в отношениях с деревенским ландшафтным дизайнером — а вы что думали, женская жизнь не сахар! Психологизм, остросюжетность и сама Севиньи, далекая от голливудских стандартов красоты, но всегда безумно стильная и женственная, - короче, теперь вам есть чем заняться на выходных.
Один из сценаристов "Hit&Miss" - Пол Эббот, который создал "Бесстыжих". И да, это тоже семейная сага про тяготы взросления в мире, где полно социальной несправедливости, а ты — далеко не самый приятный окружающим персонаж. Несмотря на мрачные пейзажи британского захолустья (англичане, в отличие от американцев, солнечный сериальный глянец снимают редко), сериал очень жизнеутверждающий — да, киллерские навыки могут пригодиться и в семейной жизни, но главный наш враг — это всегда мы сами, и здесь очень пригождается метафора транссексуализма. Балабановской чернухи, от которой после "Груза 200" у меня до сих пор не проходит травма, не ждите.
Адептам гомофобной пропаганды стоит пройти мимо, но остальным героиня прекрасной Севиньи, идеально вписавшейся в образ «женщины в мужском теле» обязательно понравится. В приглушенных, трущобных цветах сериала она выглядит как нельзя кстати — платоновский андрогин, жестокая, как мужчина, и нежная, как мать, она учит сына драться и бриться, помогает дочери с любовными проблемами и пытается найти себя в отношениях с деревенским ландшафтным дизайнером — а вы что думали, женская жизнь не сахар! Психологизм, остросюжетность и сама Севиньи, далекая от голливудских стандартов красоты, но всегда безумно стильная и женственная, - короче, теперь вам есть чем заняться на выходных.
Когда хочется почитать что-нибудь веселое и не слишком сложное, часто беру Ильфа и Петрова или Хармса, а в последнее время пристрастилась еще и к Вудхаусу. В "Брачном сезоне" сюжет неплохо закручен, и, если бы не легкость шуток, легко можно было бы запутаться в огромном количестве чудаковатых персонажей и их нелепых матримониальных сложностях.
5 вредных теток, казни египетские, сельская художественная самодеятельность и прекрасный британский юмор поднимут вам настроение гарантированно. А еще смешные проблемы английских аристократов, которые так далеки от нашей с вами реальности, позволяют мне отдыхать от суровых будней. Иногда это так полезно!
Вот вам, кстати, цитата:
«До сих пор о преподобном Сиднее Перебрайте мне было известно только то, что он играет в шахматы и разделяет нелюбовь новой невесты Китекэта к полицейским шуткам насчет Ионы и кита. В остальном же он был для меня закрытая книга. И вот теперь я впервые увидел его в деле. Он оказался долговяз и сутуловат, словно чучело, набитое второпях и неумелой рукой, – сразу видно, что не из тех жизнерадостных деревенских священников, которые, открывая концерты самодеятельности, с гиканьем и присвистом выскакивают на эстраду, громогласно приветствуют свою паству, подкидывают пару-тройку анекдотов про коммивояжера и фермерскую дочку и, сияя улыбкой, убегают».
5 вредных теток, казни египетские, сельская художественная самодеятельность и прекрасный британский юмор поднимут вам настроение гарантированно. А еще смешные проблемы английских аристократов, которые так далеки от нашей с вами реальности, позволяют мне отдыхать от суровых будней. Иногда это так полезно!
Вот вам, кстати, цитата:
«До сих пор о преподобном Сиднее Перебрайте мне было известно только то, что он играет в шахматы и разделяет нелюбовь новой невесты Китекэта к полицейским шуткам насчет Ионы и кита. В остальном же он был для меня закрытая книга. И вот теперь я впервые увидел его в деле. Он оказался долговяз и сутуловат, словно чучело, набитое второпях и неумелой рукой, – сразу видно, что не из тех жизнерадостных деревенских священников, которые, открывая концерты самодеятельности, с гиканьем и присвистом выскакивают на эстраду, громогласно приветствуют свою паству, подкидывают пару-тройку анекдотов про коммивояжера и фермерскую дочку и, сияя улыбкой, убегают».
Соломон Волков, «Диалоги с Иосифом Бродским»
Разговор с умным человеком — это всегда поучительно, а диалог двух умнейших людей, автора и летописца культуры — это поучительно вдвойне. Беседа Соломона Волкова с Бродским читается вне времени и контекста. Их анализ «культурного кровообращения» в России приходит к выводам, которые легко перенести и на нынешнюю действительность. За равнодушие к культуре общество расплачивается гражданскими свободами, «Ничто так не мостит дорогу тирании как культурная самокастрация. Когда начинают потом рубить головы - это даже логично».
О себе Бродский говорит гораздо менее охотно, чем о России — «Я никогда всерьез к себе не относился. И это не кокетство». Часть эстетики Бродского — это отказ драматизировать свою биографию. Поэтому собеседники разговаривают в основном о поэзии, ностальгируют по Санкт-Петербургу и читают Батюшкова с видом на Гудзон. Волкову приходится прикладывать усилия чтобы разговорить Бродского на тему процессов, психушки, ссылки, чекистов, эмиграции. Меня поразило с каким искренним отсутствием злобы или обиды Бродский говорит о кгбшниках и санитарах из психушки, как о жертвах статистики, у которых нет выбора. Поэтому после историй о незатейливых развлечениях медперсонала - серных уколов и «укруток» - он просто говорит, что там служить сложно, скучно, и, мол, каждый развлекается как может. Любопытны и его наблюдения о природе чекистской деятельности, как о вынужденной фабриковать дела, ибо никому в России не приходит в голову свергать власть.
Кстати, Бродский считал, что Сталин самое большое впечатление производил на гомосексуалистов, и что значительный процент поддержки Кобы интеллигенцией на Западе был связан с ее латентным гомосексуализмом и теплотой в восприятии архетипа «папаши с усами». Впрочем, Бродский называет гомосексуалистов более психологически нюансированными существами, нежели гетеросексуалы.
Много внимания собеседники уделяют творческим особенностям Цветаевой, Ахматовой, Одена и Фроста, замечая при этом, что в творчестве автора должна оставаться фигура умолчания. Когда литературоведы занимаются разбором того, что, например, прустовская Альбертина — на самом деле, Альберт, считает Бродский, это процесс, обратный творчеству исследуемого писателя. «Представьте себе! Литератор сплел все это кружево, скрывая некоторый факт. Сокрытие зачастую есть источник творчества. Форма созидания, если угодно. Автор как бы набросил вуаль на лицо. И тот, кто расплетает это кружево, раскрывает всю эту сложную фабрику, занимается делом, прямо противоположным творческому процессу. Если угодно, это сожжение книги; ничуть не лучше».
Разговор с умным человеком — это всегда поучительно, а диалог двух умнейших людей, автора и летописца культуры — это поучительно вдвойне. Беседа Соломона Волкова с Бродским читается вне времени и контекста. Их анализ «культурного кровообращения» в России приходит к выводам, которые легко перенести и на нынешнюю действительность. За равнодушие к культуре общество расплачивается гражданскими свободами, «Ничто так не мостит дорогу тирании как культурная самокастрация. Когда начинают потом рубить головы - это даже логично».
О себе Бродский говорит гораздо менее охотно, чем о России — «Я никогда всерьез к себе не относился. И это не кокетство». Часть эстетики Бродского — это отказ драматизировать свою биографию. Поэтому собеседники разговаривают в основном о поэзии, ностальгируют по Санкт-Петербургу и читают Батюшкова с видом на Гудзон. Волкову приходится прикладывать усилия чтобы разговорить Бродского на тему процессов, психушки, ссылки, чекистов, эмиграции. Меня поразило с каким искренним отсутствием злобы или обиды Бродский говорит о кгбшниках и санитарах из психушки, как о жертвах статистики, у которых нет выбора. Поэтому после историй о незатейливых развлечениях медперсонала - серных уколов и «укруток» - он просто говорит, что там служить сложно, скучно, и, мол, каждый развлекается как может. Любопытны и его наблюдения о природе чекистской деятельности, как о вынужденной фабриковать дела, ибо никому в России не приходит в голову свергать власть.
Кстати, Бродский считал, что Сталин самое большое впечатление производил на гомосексуалистов, и что значительный процент поддержки Кобы интеллигенцией на Западе был связан с ее латентным гомосексуализмом и теплотой в восприятии архетипа «папаши с усами». Впрочем, Бродский называет гомосексуалистов более психологически нюансированными существами, нежели гетеросексуалы.
Много внимания собеседники уделяют творческим особенностям Цветаевой, Ахматовой, Одена и Фроста, замечая при этом, что в творчестве автора должна оставаться фигура умолчания. Когда литературоведы занимаются разбором того, что, например, прустовская Альбертина — на самом деле, Альберт, считает Бродский, это процесс, обратный творчеству исследуемого писателя. «Представьте себе! Литератор сплел все это кружево, скрывая некоторый факт. Сокрытие зачастую есть источник творчества. Форма созидания, если угодно. Автор как бы набросил вуаль на лицо. И тот, кто расплетает это кружево, раскрывает всю эту сложную фабрику, занимается делом, прямо противоположным творческому процессу. Если угодно, это сожжение книги; ничуть не лучше».