На Донбассе перед наступлением мобилизуют даже инвалидов

С такими темпами там попросту некого будет спасать, жителей не останется вовсе...

"Медуза" и "Настоящее время" нашли нового зятя Владимира Путина, партнера дочери президента — Марии Воронцовой. Его зовут Евгений Нагорный. Нагорный трудоустроен в газодобывающую компанию «Новатэк», которая принадлежит людям из ближнего круга президента России Геннадию Тимченко и Леониду Михельсону. Трудоустроившись в Новотэк Нагорный приобрел элитную недвижимость в Москве, стоимость которой по оценкам издания может составлять около 850 млн рублей.

В расследовании "Медузы" и "Настоящего времени" есть интересная информацию о том, что у Марии Воронцовой есть прикомандированный к ней сотрудник ФСО, который в телефонных книжках указан как "адъютант Марии". При этом в Федеральном законе "о государственной охране" указывается, что "в течение срока полномочий Президента Российской Федерации государственная охрана предоставляется членам его семьи, проживающим совместно с ним или сопровождающим его". Как мы знаем, взрослые дети Президента России не сопровождают и не живут вместе с ним.

Всемером в камере размером с холодильник и вызов добровольцев
на расстрел
Чудовищные подробности оккупации в статье Джошуа Яффа для The New Yorker.
Текст переведен и опубликовал без сокращений с разрешения автора

Деревня Новый Быков. 90 километров на восток от Киева. В течение месяца российские солдаты жили здесь в местном ДК. Они разложили матрасы на полу и поставили снаружи зенитки. В котельной в подвале хозблока они держали заключенных — до 22 человек одновременно. Внутри котельной есть камера с каменными стенами размером с перевернутый на бок холодильник. Максим Дидык, двадцатиоднолетний механик, рассказал мне, что провел в ней восемь дней. Внутри едва можно было лечь. Стоять было невозможно: Дидык и другие пленники могли только встать на колени. В какой-то момент, по его словам, в камере находились семь человек.
19 марта Дидык и его дедушка шли кормить коров, кур и свиней. Новый Быков к этому моменту был оккупирован уже несколько недель. Когда они проходили российский блокпост, солдаты сказали, что у них есть двадцать минут, чтобы вернуться. Когда они вернулись, на КПП стояли уже другие солдаты. Дидыка отвели от дедушки и допросили: у кого в городе есть золото? У кого есть оружие? Кто входит в состав местных сил Теробороны?
Потом солдаты надели ему на голову мешок, повели в подвал, связали руки и жестоко избили. В какой-то момент солдат ударил его молотком по коленям. Допросы продолжались. Его похитители выясняли расположение ближайших украинских позиций. Дидык знал ответы на некоторые вопросы, но «молчал до последнего». «Все, что я им сказал, это где находится ближайший украинский блокпост, но они это и так знали».
Вскоре в подвале оказались и другие мужчины из деревни. Игорь Занько вышел купить пачку сигарет, когда его остановили российские военные. «Вы задержаны Российской Федерацией по правилам военного положения», — сказал ему солдат. Другой житель деревни, Василий Тирпак, рассказал мне, что к нему подошли русские солдаты и под дулом пистолета поставили на колени. Его спросили, где в деревне прячут оружие. Один солдат вытащил пистолет и надел на него глушитель. Он направил ствол в голову Тирпака и ударил его прикладом. «Не хочешь говорить, — сказал солдат, — отправишься в подвал на пару дней. Может, память вернется».
Все трое — Дидык, Занько и Тирпак — помнят о появлении другой заключенной, Виктории Андруши, двадцатипятилетней учительницы из соседнего села Старый Быков. Я пошел к отцу Виктории, Николаю, статному мужчине с крепкими руками. Пока мы говорили, у него часто на лице появлялись слезы. 25 марта на его улице появилась пара российских БТР. Из них выбежали пятнадцать человек и обыскали дом Николая и забрали три тысячи долларов наличными — все его сбережения. Один солдат сел на качели перед домом. «Мне плевать», — сказал он Николаю. — «В России меня никто не ждет. Отца у меня нет, мать алкоголичка».
Русские солдаты обвинили Викторию в передаче информации о передвижениях российских войск украинской разведке. Через два дня Николай видел, как ее под дулом автомата вели мимо дома, но не решился ничего сказать: «Ее бы расстреляли, да и меня тоже».
Тирпак рассказал мне, что Виктория говорила с похитителями только на украинском языке. На второй день из подвала ее увели. Тирпак подслушал, что она должна была участвовать в обмене пленных. «Она очень ценный актив», — услышал он слова русского офицера. Занько сказал, что Викторию увели без объяснения причин. Еще он сказал, что русские были непредсказуемы: их настроение часто зависело от того, сколько они выпили. Они мало говорили о том, почему они оказались в Украине, хотя командир как-то сказал Дидыку: «У вас плохой президент, нам пришлось из-за него сюда приехать».
28 марта российские солдаты сказали заключенным, что они уходят. Никто не говорил, что это потому что российская армия не смогла захватить Киев, выводит войска и переводит их на восточное направление. Как говорят заключенные, их похитители были в хорошем настроении, жарили на костре свинью, которую они украли из соседнего двора, и говорили, что война почти закончилась. Людям в подвале сказали, что их с

коро освободят.
Я оказался в Новом Быкове через несколько дней после ухода российских войск. Улицы были усеяны сгоревшими бронетранспортерами. В стенах домов были дырки от ударов ракет. Во дворах были рассыпаны кирпичи и дрова. Петр Луценко привел меня в свой дом, в котором месяц жили российские военные. Он и его жена Тамара в это время жили у друзей в соседней деревне. Когда Тамара однажды вернулась за едой, солдаты были достаточно вежливы. Когда она зашла в следующий раз, она заметила, что одна из ее свиней пропала. Солдат Тамару прогнал. «Не возвращайтесь, иначе мы вас расстреляем», — сказал он.
Теперь, когда Киевская область полностью очищена от российских войск, мы начинаем узнавать, какой была эта оккупация. Похоже, что мародерство было почти повсеместным. Я слышал множество историй о похищениях, пытках и убийствах.
 Я приехал в Великую Дымерку. Тут люди толкутся в очередях за гумпомощью. Город был оккупирован и находился под блокадой месяц — практически без еды и лекарств. Мне рассказали, что в первые дни оккупации российский БТР ездил по улицам, стреляя во всех, кто был на улице. «Мой друг вышел из дома, три выстрела, и он уже мертвый лежит», — рассказал свидетель убийства Иван Чапаев. Тело его друга пролежало на улице две недели. 
Деревня Гребельки находится в 20 километрах. Я пришел в дом Надежды Герасименко, ей под семьдесят. Ее двое сыновей, Олег и Владимир, приехали из Киева в конце февраля, думая, что в Гребельках будет безопасней. Но в начале марта русские войска захватили село. Вскоре после этого появились пятеро российских солдат. Олег был на кухне, Владимир в сенях. Солдаты встали во дворе и открыли огонь.
После ухода русских каждая комната выглядела как после обыска: одежда, документы, все валялось на полу. Повсюду были обертки от сухпайков. «Они забрали стиральную машину, телевизор, плиту, матрас, ковры», — рассказывает Тамара. На кухонной двери кто-то нарисовал букву Z. «Дикари», — говорит Петр.
Пули пробили стекло и попали Олегу в спину. Еще они пробили входную дверь, пуля попала Владимиру в пах. Герасименко упала на колени и закричала. Владимир сказал: «У меня отказывают ноги». Под ним разливалась лужа крови. «Он умирал минуту», — говорит Герасименко. Олег был еще жив, но в него попало несколько пуль. Солдаты вошли в дом. «Не стреляйте!» — закричала Герасименко. — «Вы одного уже убили! Зачем?» Один ответил: «Вы убили наших, мы убиваем вас». Герасименко не знала, что ответить. «У нас нет оружия, у нас ничего нет», — сказала она. Солдаты обыскали дом, забрали мобильные телефоны и ушли.
Когда тело Владимира стало разлагаться, Герасименко попросила соседей помочь похоронить его во дворе. Церемонии не было; никто из священников из окрестных деревень приехать не смог. Олега эвакуировали в больницу на западе Украины.
Герасименко ведет меня к куче земли, из которой торчит железный крест. «Сыночек мой, сыночек мой, сыночек мой», — плачет она. После того как его убили, она несколько дней ходила к солдатам и спрашивала: «Почему вы убили моего сына?» Один сказал: «Не плачь, бабуля». Другой развернулся и ушел. Третий пытался предложить ей денег. Она отказалась. «Я сказала: “Мне не нужны ваши деньги, просто скажите, когда вы уйдете?”»
Когда русские начали отступать, они ворвались в дом Герасименко и забрали зимние куртки обувь сыновей, покрышки от машин, даже вырвали заднее сиденье из машины. Когда они уезжали, Герасименко видела технику, матрасы и сумки с одеждой, свисающие с их танков. Теперь, когда они ушли, Герасименко хочет достойно похоронить Владимира, но считается, что российские солдаты заминировали кладбище.
На следующий день, после того как российские солдаты сказали пленным в Новом Быкове, что они скоро уедут, другие солдаты привели еще семь украинских пленных. Это, видимо, разозлило солдат, охранявших подвал. «Нам тут нормально было, а вы все испортили», — сказал командир, ответственный за заключенных. Никому так и не удалось узнать ни его имени, ни звания.
Еще через день, 30 марта, в котельную зашел тот же командир. Он выстрелил в воздух и приказал всем встать на колени. Занько и Тирпак считают, чт

о он был пьян. Дидык сказал, что командир плакал. Он считает, что тот не хотел делать то, что собирался. Он сказал, что с него спрашивают четыре трупа и спросил, кто будет добровольцем. «Нам нечего терять, если это наша судьба, так тому и быть», — вспоминает Дидык слова одного заключенного, который поднял руку. Русские увели двух мужчин. Через несколько минут они вернулись и сказали: «Нам нужно еще двое», — рассказал мне Тирпак. «Начался процесс отбора». Я спросил Дидыка, кого убили. «Двоих парней постарше и еще двоих, я их не знал». Солдаты дали каждому по стакану водки и увели в ночь.
Ближе к рассвету командир вернулся. Он сказал, что российские части выдвинутся в шесть утра. «Дождитесь, выбейте дверь и бегите». Где-то в 6:30 Дидык и еще семнадцать человек вырвались из подвала. Они побежали через кладбище в сторону соседней деревни. По пути они увидели тела троих из четырех мужчин, застреленных за несколько часов до этого.
Я пришел на кладбище в Новом Быкове, оно находится через дорогу от подвала, где держали пленных. Два тела нашли в яме у входа на кладбище. Третье под куском шифера на дороге. Их уже убрали, но темные пятна крови на земле остались.
Викторию все еще не нашли. Ее нет ни в одном списке пленных. Николай сказал, что слышал, что она может быть в Беларуси. Я не стал спрашивать, думает ли он  о другом исходе. «Моя дочь патриотка», — говорит Николай. «Я горжусь ею». Он не знает как сказать своей 81-летней маме, страдающей деменцией, что ее внучка исчезла. Он просто старается не вдаваться в подробности о войне. Вместо этого он использовал аналогию, понятную ей с детства: «Я сказал ей: “Мама, немцы вернулись”».
Оригинал текста: https://www.newyorker.com/news/dispatch/the-prisoners-in-a-cellar-in-the-ukrainian-village-of-novyi-bykiv

В руки к украинским военным попал российский беспилотник «Орлан» и они провели его «анбоксинг».

Коротко:
• Камера – это прикрепленный на липучку фотик Canon;
• Всё залито клеем, чтобы в полёте не отвалилось;
• Топливо заливается в обычную бутылку, а крышка от неё закреплена проволочкой.

Да кто такие эти ваши байрактары

Митрохин никогда не был путинским. Это последовательный оппозиционер, анти-путинец, противник войны с Украиной. Он входит в сферу влияния московского мэра С.Собянина, который дистанцировал себя от войны и, возможно, надеется перехватить власть, когда хватка и поддержка Путина ослабеет. Собянин выжидает, как и многие политики в РФ и это очень сильно раздражает тех политиков в РФ, кто своими скотскими анти-украинскими высказываниями и действиями вымазались в крови украинцев. То, что Митрохин начал высказываться в таком ключе, означает, что в настроениях элит РФ наступает предел терпения и некоторые из них выбрали рисковый путь размежевания с нацистами Путина. Впрочем, это также может быть прощупыванием общественного мнения и реакции полицейского режима РФ, которые могут жестко отреагировать, а могут и спустить на тормозах. Митрохин вполне может занять место Немцова в политическом спектре РФ, так как он - часть системной политики, депутат Мосгордумы. На Собянина работает часть спецслужб РФ, фактически в Москве сформирована параллельная федеральной система власти, которую не надо недооценивать. Высказывания Митрохина также могут быть частью политической игры так называемой "партии мира", знаменосец которой Песков обратил на себя много публичного гнева на прошлой неделе и поэтому нужны новые высказывания, призванные сместить внимание с Пескова. https://t.me/Pravda_Gerashchenko/11734

"Там не было окон, поэтому многие люди задыхались". Около 130 человек жили в небольшом подвале школы в селе Ягодное почти месяц. За это время 12 из них умерли. Выжившие рассказывают, что в подвал их загнали российские военные и не давали оттуда выходить.