- Пасутся они ночью. На суше бегемот опаснее всего - и вообще это самое опасное животное в Африке. Целенаправленно убивает, убежать от него нельзя. Я заставал пасущихся бегемотов под утро, очень резвые!
Обычно бегемоты -- одиночные животные. Но когда у них малыши - собираются в ассамблеи, чтобы защищаться от крокодилов. На фотографии такая ассамблея, обратите внимание на полукруг охранников в воде: противокрокодильный заслон
Когда у маленького бегемотика режутся зубки, он очень капризный! посмотрите на десны, сразу хочется намазать гелем-анальгетиком!
Есть еще одна ситуация, когда бегемот крайне раним, обидчив и опасен. При турнирах они получают раны, и тогда не могут жить в воде: раны не буду заживать, их расклюют рыбы. Тогда бегемот делается сухопутным на несколько недель. Он может уходить на 5 км от воды, но страшно нервничает, если между ним и водой кто-то встревает, и перегораживает путь к отходу. См пункт первый: догонит и убьет.
Хорошие новости!
Детеныши птерозавров рано начинали летать вместе с родителями, считает палеонтолог Даррен Нэш. Он изучил строение костей крыла у недавно вылупившихся малышей, и убедился, что крылья у них были очень сильными. По новой реконструкции их полет был мощным и маневренным, так они избегали других хищных птерозавров в воздухе и ловили свою мелкую добычу вместе с родителями.
ВАЖНО: всегда напоминайте окружающим, что птерозавры - это не динозавры, а другой отряд рептилий. Первые короли воздуха (если не считать стрекоз), которых потом вытеснили летающие динозавры, а именно птицы.
Детеныши птерозавров рано начинали летать вместе с родителями, считает палеонтолог Даррен Нэш. Он изучил строение костей крыла у недавно вылупившихся малышей, и убедился, что крылья у них были очень сильными. По новой реконструкции их полет был мощным и маневренным, так они избегали других хищных птерозавров в воздухе и ловили свою мелкую добычу вместе с родителями.
ВАЖНО: всегда напоминайте окружающим, что птерозавры - это не динозавры, а другой отряд рептилий. Первые короли воздуха (если не считать стрекоз), которых потом вытеснили летающие динозавры, а именно птицы.
Метаболизм не замедляется после сорока
Пока я летел в самолете в Москву, произошло две вещи. Во-первых, мне исполнилось 45 лет. Во-вторых, главный научный обозреватель газеты The New York Times Гина Колата обозрела
огромное исследование, вышедшее в четверг в Science
(80 авторов, 6 лабораторий). О том, почему я никак не сброшу 10 кг, которые набрал после третьих родов.
Мы всегда говорим себе: после сорока человек набирает вес из-за того, что замедляется метаболизм. Мы меньше тратим калории, и они откладываются за пояс. Выяснилось, что это – миф. Это плохая новость: у меня больше нет оправданий. И это хорошая новость: наука считает, что я просто стал больше есть и меньше двигаться – и с этим можно что-то сделать. Раз можно – значит нужно! Срочно!
Эксперты говорят: это исследование войдет в учебники. Никто не пытался раньше напрямую измерить уровень метаболизма у большого количества людей возрастом от 8 недель до 95 лет. Выяснилось, что дело обстоит так. Когда ребенок рождается, его уровень метаболизма примерно как у матери. Но в какой-то момент в первый месяц происходит рывок, и к году уровень метаболизма в полтора раза выше, чем у взрослого: идет стройка, и это дорого. Потом вокруг 20 лет происходит резкий спад: стройка закончилась. Люди заканчивают университет с другим весом по сравнению с тем, с которым поступали. Потом, до 60 (!) лет – плато, ничего не меняется. То есть не меняется в смысле способности расходовать калории. А вес-то растет: похоже мы просто больше едим и меньше двигаемся, вот и всё.
А после 60 лет наступает плавный спад уровня метаболизма, и – сюрприз! – старение; угасание. Эту мысль непросто принять нашей культуре, с ее идеей вечной молодости, но эксперты комментируют: возможно, на работу жизненноважных органов – сердца, почек – просто не хватает калорий, и это может лежать в основе хронических болезней.
Короче, завтра опять велосипед. С днем рождения, моя радость!
Пока я летел в самолете в Москву, произошло две вещи. Во-первых, мне исполнилось 45 лет. Во-вторых, главный научный обозреватель газеты The New York Times Гина Колата обозрела
огромное исследование, вышедшее в четверг в Science
(80 авторов, 6 лабораторий). О том, почему я никак не сброшу 10 кг, которые набрал после третьих родов.
Мы всегда говорим себе: после сорока человек набирает вес из-за того, что замедляется метаболизм. Мы меньше тратим калории, и они откладываются за пояс. Выяснилось, что это – миф. Это плохая новость: у меня больше нет оправданий. И это хорошая новость: наука считает, что я просто стал больше есть и меньше двигаться – и с этим можно что-то сделать. Раз можно – значит нужно! Срочно!
Эксперты говорят: это исследование войдет в учебники. Никто не пытался раньше напрямую измерить уровень метаболизма у большого количества людей возрастом от 8 недель до 95 лет. Выяснилось, что дело обстоит так. Когда ребенок рождается, его уровень метаболизма примерно как у матери. Но в какой-то момент в первый месяц происходит рывок, и к году уровень метаболизма в полтора раза выше, чем у взрослого: идет стройка, и это дорого. Потом вокруг 20 лет происходит резкий спад: стройка закончилась. Люди заканчивают университет с другим весом по сравнению с тем, с которым поступали. Потом, до 60 (!) лет – плато, ничего не меняется. То есть не меняется в смысле способности расходовать калории. А вес-то растет: похоже мы просто больше едим и меньше двигаемся, вот и всё.
А после 60 лет наступает плавный спад уровня метаболизма, и – сюрприз! – старение; угасание. Эту мысль непросто принять нашей культуре, с ее идеей вечной молодости, но эксперты комментируют: возможно, на работу жизненноважных органов – сердца, почек – просто не хватает калорий, и это может лежать в основе хронических болезней.
Короче, завтра опять велосипед. С днем рождения, моя радость!
NY Times
What We Think We Know About Metabolism May Be Wrong
A new study challenges assumptions about energy expenditure by people, including the idea that metabolism slows at middle age.
Гибель зомбированных гиенят
В четверг вечером мы ехали в аэропорт, в Москву. Ночь, темно. Наш джип пересекал национальный парк Найроби, прямо в столице Кении. Я увидел в свете фар гиену в овраге за обочиной, мы пронеслись мимо, но я попросил водителя сдать назад. Включил фонарик на телефоне. Мне удалось разглядеть свечение еще одной пары глаз: рядом еще и гиененок. Ни разу их не видел!
Последнее дикое животное в эту поездку. И последний гиененок в этом помете: остальных съели львы, как сказал водитель: их тут сорок особей. Теперь я знаю, как это произошло: вспомнил новую статью в Nature Communications: судя по всему, остальные могли быть зомби.
Группа ученых из университета Колорадо несколько сезонов изучала поведение гиенят в заповеднике Масаи Мара в Кении, где, кстати, началась моя поездка, и где я провел замечательные минуты в обществе гиен, и вот, успел их поснимать. А ученых интересовала токсоплазма: паразит, который умеет контролировать мозг, менять поведение хозяина.
В четверг вечером мы ехали в аэропорт, в Москву. Ночь, темно. Наш джип пересекал национальный парк Найроби, прямо в столице Кении. Я увидел в свете фар гиену в овраге за обочиной, мы пронеслись мимо, но я попросил водителя сдать назад. Включил фонарик на телефоне. Мне удалось разглядеть свечение еще одной пары глаз: рядом еще и гиененок. Ни разу их не видел!
Последнее дикое животное в эту поездку. И последний гиененок в этом помете: остальных съели львы, как сказал водитель: их тут сорок особей. Теперь я знаю, как это произошло: вспомнил новую статью в Nature Communications: судя по всему, остальные могли быть зомби.
Группа ученых из университета Колорадо несколько сезонов изучала поведение гиенят в заповеднике Масаи Мара в Кении, где, кстати, началась моя поездка, и где я провел замечательные минуты в обществе гиен, и вот, успел их поснимать. А ученых интересовала токсоплазма: паразит, который умеет контролировать мозг, менять поведение хозяина.