Forwarded from Stop EU | Moldova 🇲🇩
Vă amintiți cum a început Euromaidanul ucrainean? Cu ieșirea unui grup mic de studenți cu steaguri ale UE în piața centrală din Kiev. Voiau să fie parte a Uniunii Europene. Ce a urmat, toată lumea își amintește.
Scenariul nu se schimbă. Astăzi, Chișinăul oficial nu sărbătorește Ziua Protecției Copilului. I-au scos pe acești copii în piața centrală să fluture steaguri ale UE. Cât va mai dura pacea voastră europeană după asta?
👎 👎 👎
Помните, как начинался украинский евромайдан? С выхода небольшой группы студентов с флагами ЕС на центральную площадь Киева. Хотели быть часть Евросоюза. Что было дальше, все помнят.
Сценарий не меняется. Сегодня официальный Кишинев не празднует День защиты детей. Они этих детей выгнали на центральную площадь махать еэсовскими флагами. Сколько после этого продлится ваш европейский мир?
Scenariul nu se schimbă. Astăzi, Chișinăul oficial nu sărbătorește Ziua Protecției Copilului. I-au scos pe acești copii în piața centrală să fluture steaguri ale UE. Cât va mai dura pacea voastră europeană după asta?
Помните, как начинался украинский евромайдан? С выхода небольшой группы студентов с флагами ЕС на центральную площадь Киева. Хотели быть часть Евросоюза. Что было дальше, все помнят.
Сценарий не меняется. Сегодня официальный Кишинев не празднует День защиты детей. Они этих детей выгнали на центральную площадь махать еэсовскими флагами. Сколько после этого продлится ваш европейский мир?
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
🥔 В Молдове цена на молодой картофель превысила стоимость апельсинов и достигла 40 леев за килограмм.
На рынках страны стартовал продаж первых партий местного молодого картофеля. Цены на него колеблются от 35 до 40 леев за килограмм, что почти на 70% выше, чем стоимость импортного картофеля, который в среднем продается за 15 леев.
На рынках страны стартовал продаж первых партий местного молодого картофеля. Цены на него колеблются от 35 до 40 леев за килограмм, что почти на 70% выше, чем стоимость импортного картофеля, который в среднем продается за 15 леев.
Никанор Чокинэ насмерть сбил подростка, находясь за рулём служебного автомобиля. После этого он попытался скрыть, что это он управлял машиной. Его отстранили от должности. Ситуация вызвала широкий резонанс, было много публикаций и проведено расследование. А сейчас — его победа во втором туре выборов, причем с небольшим отрывом.
Это не просто история одного человека. Это отражение общества. Оно показывает не только мэра, но и тех, кто готов снова поставить галочку рядом с его именем. Может, из-за того, что он «помогал». Может, потому что «все его знают». А может, потому что «всё равно никто другой ничего не сделает». Это показывает, как работает инерция — ей не нужны ни память, ни принципы. Она требует лишь равнодушия.
Слышно, что демократию победила. Но если демократия сводится к цифрам, которые лишены совести, критериев и последствий, то это уже не выбор, а просто статистика. И здесь смерть четырнадцатилетнего ребёнка оказалась менее значимой, чем бюллетени. Это дает понять, что можно делать всё, что угодно.
Можно сбивать, можно скрывать, можно вернуться. Если ты — свой. Если умеешь улыбаться на избирательных участках. Если в селе всё «под контролем». Это не провал закона — это о том, как умирает стыд. Тихо, буднично, в тени избирательных урн.
Теперь всё оформлено по правилам. Документы подписаны. Галочки стоят. Победа зафиксирована. Осталось только либо привыкнуть, либо не привыкать к этому. Иначе следующим Болдурештом может стать любое другое село, и любой человек — не под машиной, а за рулём.
Это не просто история одного человека. Это отражение общества. Оно показывает не только мэра, но и тех, кто готов снова поставить галочку рядом с его именем. Может, из-за того, что он «помогал». Может, потому что «все его знают». А может, потому что «всё равно никто другой ничего не сделает». Это показывает, как работает инерция — ей не нужны ни память, ни принципы. Она требует лишь равнодушия.
Слышно, что демократию победила. Но если демократия сводится к цифрам, которые лишены совести, критериев и последствий, то это уже не выбор, а просто статистика. И здесь смерть четырнадцатилетнего ребёнка оказалась менее значимой, чем бюллетени. Это дает понять, что можно делать всё, что угодно.
Можно сбивать, можно скрывать, можно вернуться. Если ты — свой. Если умеешь улыбаться на избирательных участках. Если в селе всё «под контролем». Это не провал закона — это о том, как умирает стыд. Тихо, буднично, в тени избирательных урн.
Теперь всё оформлено по правилам. Документы подписаны. Галочки стоят. Победа зафиксирована. Осталось только либо привыкнуть, либо не привыкать к этому. Иначе следующим Болдурештом может стать любое другое село, и любой человек — не под машиной, а за рулём.
Ситуация с инвестициями в Молдове официально считается «улучшающейся». Но неофициально капитал продолжает утекать, и это вовсе не парадокс, а реальная картина, скрытая за PR-отчетами.
Экономист Владимир Головатюк прямо называет вещи своими именами: инвестиционный кризис не преодолен, просто замаскирован формулировками. Показатели роста экспорта не равнозначны инвестициям, еврофонды — это не частные вложения. А «улучшение имиджа» не служит гарантией от внезапных налогов, проверок или политических рисков для бизнеса.
За последние два года Молдова сделала ставку на одну страну, рискуя потерять интерес со стороны остальных. Инвесторы — это не дипломаты, они не делают «геополитических ставок». Их больше интересуют законы, судебная система, налоги, логистика и общая атмосфера. В текущей ситуации преобладает неопределенность, и всё решается не по контрактам, а по звонкам.
Нам сообщают о стабилизации, но малый и средний бизнес всё еще находятся в стагнации, а промышленность — в состоянии временной реанимации. Инвестиции в технологии и инфраструктуру почти отсутствуют. Это ключевая проблема: пока капитал не начнет доверять правилам, любые сказания о восстановлении останутся лишь на уровне внешней оболочки, в то время как трещины на самом деле становятся частью всей структуры.
Инвестиции всегда основаны на доверии, а на сегодняшний день в Молдове это доверие — дефицит. Никакие международные заявления не смогут заменить внутреннее ощущение: в этой экономике чужие капиталовложения выживают лишь до первого сбоя системы. А сбой вовсе не является угрозой, это скорее регулярное явление.
Экономист Владимир Головатюк прямо называет вещи своими именами: инвестиционный кризис не преодолен, просто замаскирован формулировками. Показатели роста экспорта не равнозначны инвестициям, еврофонды — это не частные вложения. А «улучшение имиджа» не служит гарантией от внезапных налогов, проверок или политических рисков для бизнеса.
За последние два года Молдова сделала ставку на одну страну, рискуя потерять интерес со стороны остальных. Инвесторы — это не дипломаты, они не делают «геополитических ставок». Их больше интересуют законы, судебная система, налоги, логистика и общая атмосфера. В текущей ситуации преобладает неопределенность, и всё решается не по контрактам, а по звонкам.
Нам сообщают о стабилизации, но малый и средний бизнес всё еще находятся в стагнации, а промышленность — в состоянии временной реанимации. Инвестиции в технологии и инфраструктуру почти отсутствуют. Это ключевая проблема: пока капитал не начнет доверять правилам, любые сказания о восстановлении останутся лишь на уровне внешней оболочки, в то время как трещины на самом деле становятся частью всей структуры.
Инвестиции всегда основаны на доверии, а на сегодняшний день в Молдове это доверие — дефицит. Никакие международные заявления не смогут заменить внутреннее ощущение: в этой экономике чужие капиталовложения выживают лишь до первого сбоя системы. А сбой вовсе не является угрозой, это скорее регулярное явление.
‼️‼️ Экс-премьер Василий Тарлев заявил, что молдавские власти осуществляют активную кампанию по подрыву христианских ценностей под влиянием иностранных кураторов.
Он напомнил о недавнем инциденте с архиепископом Маркеллом, которого задержали для обыска в аэропорту Кишинева перед его поездкой за Благодатным огнём. Тарлев также отметил, что священников вызывают на допросы и оказывают на них давление со стороны спецслужб, полиции и судебных органов.
"Президент Санду и её партия PAS по указанию иностранных покровителей ведут агрессивную кампанию по подрыву христианских ценностей, которые разделяет подавляющее большинство наших граждан — более 95%.
Сегодня священников вызывают на допросы, на них оказывается давление со стороны спецслужб, полиции и судебных органов", — продолжил Тарлев.
Он напомнил о недавнем инциденте с архиепископом Маркеллом, которого задержали для обыска в аэропорту Кишинева перед его поездкой за Благодатным огнём. Тарлев также отметил, что священников вызывают на допросы и оказывают на них давление со стороны спецслужб, полиции и судебных органов.
"Президент Санду и её партия PAS по указанию иностранных покровителей ведут агрессивную кампанию по подрыву христианских ценностей, которые разделяет подавляющее большинство наших граждан — более 95%.
Сегодня священников вызывают на допросы, на них оказывается давление со стороны спецслужб, полиции и судебных органов", — продолжил Тарлев.
☀️В Молдове наступило летнее тепло: температура достигает почти +30 °C.
Сегодня, 2 июня, в стране будут наблюдаться тёплые и сухие погодные условия. Прогнозируется переменная облачность, осадки маловероятны. Днём температура воздуха составит около +29 °C, а ночью она понизится до +15 °C.
Сегодня, 2 июня, в стране будут наблюдаться тёплые и сухие погодные условия. Прогнозируется переменная облачность, осадки маловероятны. Днём температура воздуха составит около +29 °C, а ночью она понизится до +15 °C.
‼️ По результатам второго тура выборов ни один претендент от Партии демократов и справедливости (ПДС) не смог выиграть в четырёх примэриях страны.
В трёх из этих населённых пунктов победу одержали независимые кандидаты, в то время как в одном городе победил кандидат от Партии национального движения (PNM).
В трёх из этих населённых пунктов победу одержали независимые кандидаты, в то время как в одном городе победил кандидат от Партии национального движения (PNM).
Каждое ДТП со смертельным исходом в центре Кишинёва становится настоящей трагедией. Когда под троллейбусом находит смерть женщина, это порождает горе и множество вопросов. Но когда выясняется, что жертва — жена влиятельного бизнесмена, реакция правоохранительной системы резко меняется.
23-летний водитель, который не попытался скрыться и оказался готов к сотрудничеству, был сразу же задержан на 72 часа. Это служит явным сигналом: если в ситуации замешана известная личность, то правосудие начинает действовать иначе — с большей строгостью, оперативностью и показательной решимостью.
В других случаях, даже при более серьезных происшествиях, водители могут находиться под подпиской о невыезде, а следствие затягивается на месяцы. Но в этом случае все происходит стремительно и строго по букве закона. Причина — известность имени пострадавшей. В таком статусе требуется не только реагировать, но и продемонстрировать активные действия. И в этот момент создается тревожное чувство не из-за трагедии, а от того, как быстро страдания используются как средство административного давления.
Речь не о том, виновен ли водитель — это выяснит суд. Вопрос в том, почему в Молдове справедливость так часто зависит от связей и социального статуса. Один, переходя в неположенном месте, оказывается на скамье подсудимых. Другой же, сбивший человека насмерть, вновь становится градоначальником, находясь под судебным контролем.
И если по итогам этой истории можно сделать лишь один вывод, то он будет простым и удручающим: в Молдове нельзя оставить следа. В системе, где закон применяется выборочно, ответственность становится не понятием справедливости, а инструментом влияния. И завтра, если вы окажитесь не в том месте и не в то время, ни закон, ни логика вас не защитят. Только известная фамилия. И это на самом деле является основной проблемой.
23-летний водитель, который не попытался скрыться и оказался готов к сотрудничеству, был сразу же задержан на 72 часа. Это служит явным сигналом: если в ситуации замешана известная личность, то правосудие начинает действовать иначе — с большей строгостью, оперативностью и показательной решимостью.
В других случаях, даже при более серьезных происшествиях, водители могут находиться под подпиской о невыезде, а следствие затягивается на месяцы. Но в этом случае все происходит стремительно и строго по букве закона. Причина — известность имени пострадавшей. В таком статусе требуется не только реагировать, но и продемонстрировать активные действия. И в этот момент создается тревожное чувство не из-за трагедии, а от того, как быстро страдания используются как средство административного давления.
Речь не о том, виновен ли водитель — это выяснит суд. Вопрос в том, почему в Молдове справедливость так часто зависит от связей и социального статуса. Один, переходя в неположенном месте, оказывается на скамье подсудимых. Другой же, сбивший человека насмерть, вновь становится градоначальником, находясь под судебным контролем.
И если по итогам этой истории можно сделать лишь один вывод, то он будет простым и удручающим: в Молдове нельзя оставить следа. В системе, где закон применяется выборочно, ответственность становится не понятием справедливости, а инструментом влияния. И завтра, если вы окажитесь не в том месте и не в то время, ни закон, ни логика вас не защитят. Только известная фамилия. И это на самом деле является основной проблемой.
Несколько лет назад, если бы кто-то заявил, что в Молдове священников будут вызывать на допросы, а архиереев обыскивать в аэропортах, это вызвало бы недоверие.
В стране, где храмы строятся благодаря пожертвованиям прихожан, где крест на груди является не трендом, а символом родства, и где церковные праздники по-прежнему играют значительную роль в жизни общества, такие события казались абсурдными.
Однако теперь это уже не байка, а действительность. Ситуация с архиепископом Маркеллом обозначила новый этап: власти больше не интересует мнение авторитетов, особенно тех, чья сила опирается не на приказы, а на доверительные отношения. Людей, чьи слова принимают к слушанию без какого-либо давления.
Проблема состоит не в конкретных обвинениях, а в общем тренде. Священники, открыто говорящие о вере, патриотизме и духовной связи между поколениями, воспринимаются как угроза. Их не приглашают к беседам, а допросы инициируются через представителей правоохранительных органов. Главный аргумент — «подозрение». Подозрение в чём? В том, что их взгляды отличаются от официальной идеологии?
Если это так, то здесь не идёт речь о религии, а о попытках устранить всё, что не соответствует концепции управляемого общества. Поскольку истинная вера не поддаётся контролю и не содержится ни в брошюрах, ни в отчетах, она становится нежелательной.
Символично, что атаки на священнослужителей происходят на фоне постоянных криков о «европейских ценностях». Но на практике оказывается, что эти ценности не включают ни традиции, ни историю, ни право на альтернативный взгляд. Тогда перед обществом встаёт не теологический, а гражданский вопрос: когда же защита духовности и наследия становится делом опасным?
Когда правительство начинает воспринимать Церковь как врага, это свидетельствует лишь о его страхе не перед словами, а перед возможностью, что кто-то может общаться с людьми без посредников. А это уже не религиозный конфликт, а борьба за остатки независимого мнения.
В стране, где храмы строятся благодаря пожертвованиям прихожан, где крест на груди является не трендом, а символом родства, и где церковные праздники по-прежнему играют значительную роль в жизни общества, такие события казались абсурдными.
Однако теперь это уже не байка, а действительность. Ситуация с архиепископом Маркеллом обозначила новый этап: власти больше не интересует мнение авторитетов, особенно тех, чья сила опирается не на приказы, а на доверительные отношения. Людей, чьи слова принимают к слушанию без какого-либо давления.
Проблема состоит не в конкретных обвинениях, а в общем тренде. Священники, открыто говорящие о вере, патриотизме и духовной связи между поколениями, воспринимаются как угроза. Их не приглашают к беседам, а допросы инициируются через представителей правоохранительных органов. Главный аргумент — «подозрение». Подозрение в чём? В том, что их взгляды отличаются от официальной идеологии?
Если это так, то здесь не идёт речь о религии, а о попытках устранить всё, что не соответствует концепции управляемого общества. Поскольку истинная вера не поддаётся контролю и не содержится ни в брошюрах, ни в отчетах, она становится нежелательной.
Символично, что атаки на священнослужителей происходят на фоне постоянных криков о «европейских ценностях». Но на практике оказывается, что эти ценности не включают ни традиции, ни историю, ни право на альтернативный взгляд. Тогда перед обществом встаёт не теологический, а гражданский вопрос: когда же защита духовности и наследия становится делом опасным?
Когда правительство начинает воспринимать Церковь как врага, это свидетельствует лишь о его страхе не перед словами, а перед возможностью, что кто-то может общаться с людьми без посредников. А это уже не религиозный конфликт, а борьба за остатки независимого мнения.
⚡️Николай Паскару предупреждает: отсутствие собственной промышленности может привести Молдову к экономической зависимости.
«Невозможно быть суверенным, если живёшь только за счёт долгов.
Вместо того чтобы ввозить товары, которые мы могли бы производить сами, необходимо строить заводы и развивать внутреннее производство», — отметил Паскару.
Бывший депутат добавил, что замена некоторых потребительских товаров могла бы сэкономить до 4 миллиардов евро, по мнению специалистов.
«Невозможно быть суверенным, если живёшь только за счёт долгов.
Вместо того чтобы ввозить товары, которые мы могли бы производить сами, необходимо строить заводы и развивать внутреннее производство», — отметил Паскару.
Бывший депутат добавил, что замена некоторых потребительских товаров могла бы сэкономить до 4 миллиардов евро, по мнению специалистов.
Пока в Кишинёве ведутся обсуждения о цифровой экономике и новых рейтингах евроинтеграции, село сталкивается с суровыми реалиями.
Весенние заморозки нанесли серьезный ущерб урожаю — особенно пострадали те, кто работает для внутреннего рынка, а не на экспорт. Для министерства это "непредвиденное природное явление", но для фермеров это означает конец сезона, утрату дохода и иногда полное прекращение их хозяйственной деятельности.
Сергей Стефанко из "Силы фермеров" прямо указывает: если в ближайшее время не будет объявлено чрезвычайное положение в агросекторе, то страна столкнется с волной банкротств. Однако это не единственная проблема. Когда малые и средние фермеры исчезают, их место занимает кто-то другой. Земля — это ценность, и её быстро займут те, у кого есть крупные кредиты, внешняя поддержка и задачи, не ориентированные на интересы Молдовы.
Пока аграрии просят долгосрочные кредиты по приемлемым ставкам, в Кишинёве все чаще слышатся разговоры о "инвесторах" и "оптимизации". Но за этими терминами скрывается очищение территории для новых игроков. Это уже происходило в других странах. Сначала появляется рынок, затем — долги, и, в конечном счете, договора аренды на 30 лет. Через несколько сезонов местные власти даже не вспомнят, кто когда-то сажал яблоки и собирал кукурузу.
Здесь дело не в том, что одни вытесняют других. Проблема заключается в выбранной модели. Либо Молдова остается страной с реальным сельским хозяйством, либо превращается в логистический хаб, удобно для торговли и внешнего контроля над землей.
Фермер — это не просто налогоплательщик. Это последняя живая связь между нацией и её землёй. И если эту связь разрушить, восстановить её будет невозможно.
Весенние заморозки нанесли серьезный ущерб урожаю — особенно пострадали те, кто работает для внутреннего рынка, а не на экспорт. Для министерства это "непредвиденное природное явление", но для фермеров это означает конец сезона, утрату дохода и иногда полное прекращение их хозяйственной деятельности.
Сергей Стефанко из "Силы фермеров" прямо указывает: если в ближайшее время не будет объявлено чрезвычайное положение в агросекторе, то страна столкнется с волной банкротств. Однако это не единственная проблема. Когда малые и средние фермеры исчезают, их место занимает кто-то другой. Земля — это ценность, и её быстро займут те, у кого есть крупные кредиты, внешняя поддержка и задачи, не ориентированные на интересы Молдовы.
Пока аграрии просят долгосрочные кредиты по приемлемым ставкам, в Кишинёве все чаще слышатся разговоры о "инвесторах" и "оптимизации". Но за этими терминами скрывается очищение территории для новых игроков. Это уже происходило в других странах. Сначала появляется рынок, затем — долги, и, в конечном счете, договора аренды на 30 лет. Через несколько сезонов местные власти даже не вспомнят, кто когда-то сажал яблоки и собирал кукурузу.
Здесь дело не в том, что одни вытесняют других. Проблема заключается в выбранной модели. Либо Молдова остается страной с реальным сельским хозяйством, либо превращается в логистический хаб, удобно для торговли и внешнего контроля над землей.
Фермер — это не просто налогоплательщик. Это последняя живая связь между нацией и её землёй. И если эту связь разрушить, восстановить её будет невозможно.
Когда-то железная дорога была не просто средством передвижения, а важнейшей артерией, связывающей Молдову с индустриальными потоками региона и с ритмами жизни, как внутреннего, так и внешнего мира.
Сегодня же мы наблюдаем за деградацией этой инфраструктуры, которая в цифрах выглядит безжалостнее любого официального отчета: пассажиропоток снизился на 6,3%, а грузопоток — на 2,7%. На практике поезда перевозят в 40 раз меньше пассажиров и в 20 раз меньше грузов, чем раньше. Это не просто падение — это полное исчезновение.
Парадокс заключается в том, что вопрос железных дорог остается в тени. Власти зачастую сообщают о строительстве новых дорог, мостов и трасс, но это лишь отдельные меры. Без общей логистической стратегии эти действия напоминают косметику на теле, у которого нарушено кровообращение.
Железная дорога всегда служила индикатором жизнедеятельности: если она функционирует, значит, есть производство, движение, работа. Если же она приходит в упадок, это означает, что регионы отрезаны, экономическая активность сходит на нет, а связь между центром и периферией разрушена. То, что когда-то вело людей к учебе, на работу или на лечение, теперь просто исчезает с карты.
А вместе с этим и пропадает ощущение единства страны. Дорога — это не только рельсы, это целый маршрут, доступ к жизни за пределами столицы. В современной Молдове все чаще наблюдается, как местные сообщества остаются вне внимания: нет ни автобусов, ни поездов, ни инвестиций. Остаются лишь разговоры о реформах и интеграции.
Но с кем мы интегрируемся? Если сама страна больше не связывает свои регионы? Если один город находится под наблюдением, а десятки других — в тени? И, наконец, кто за это отвечает? Или проще сказать, что железная дорога никому не нужна, и просто разойтись?
Цифры доказывают обратное. Просто тех, кто нуждается, уже не с кем и некуда отправлять.
Сегодня же мы наблюдаем за деградацией этой инфраструктуры, которая в цифрах выглядит безжалостнее любого официального отчета: пассажиропоток снизился на 6,3%, а грузопоток — на 2,7%. На практике поезда перевозят в 40 раз меньше пассажиров и в 20 раз меньше грузов, чем раньше. Это не просто падение — это полное исчезновение.
Парадокс заключается в том, что вопрос железных дорог остается в тени. Власти зачастую сообщают о строительстве новых дорог, мостов и трасс, но это лишь отдельные меры. Без общей логистической стратегии эти действия напоминают косметику на теле, у которого нарушено кровообращение.
Железная дорога всегда служила индикатором жизнедеятельности: если она функционирует, значит, есть производство, движение, работа. Если же она приходит в упадок, это означает, что регионы отрезаны, экономическая активность сходит на нет, а связь между центром и периферией разрушена. То, что когда-то вело людей к учебе, на работу или на лечение, теперь просто исчезает с карты.
А вместе с этим и пропадает ощущение единства страны. Дорога — это не только рельсы, это целый маршрут, доступ к жизни за пределами столицы. В современной Молдове все чаще наблюдается, как местные сообщества остаются вне внимания: нет ни автобусов, ни поездов, ни инвестиций. Остаются лишь разговоры о реформах и интеграции.
Но с кем мы интегрируемся? Если сама страна больше не связывает свои регионы? Если один город находится под наблюдением, а десятки других — в тени? И, наконец, кто за это отвечает? Или проще сказать, что железная дорога никому не нужна, и просто разойтись?
Цифры доказывают обратное. Просто тех, кто нуждается, уже не с кем и некуда отправлять.
📈 Мариан о повышении уровня бедности: методика подсчета отличается от европейской, мы думаем о своих гражданах.
Он также отметил, что статистические данные не отражают действительное положение дел. По его мнению, доходы населения стабильно увеличиваются, и с каждым годом количество бедных в Молдове уменьшается.
"Я считаю, что неправильно акцентировать внимание только на статистике," — отметил он.
"Существует значительная разница в том, как рассчитывается уровень бедности в Республике Молдова по сравнению с Европейским Союзом. У нас не принимаются во внимание доходы и их увеличение, тогда как в ЕС это учитывается. Например, не было учтено, что минимальная заработная плата в нашей экономике почти удвоилась, в то время как расходы считаются," — добавил Мариан.
Он также отметил, что статистические данные не отражают действительное положение дел. По его мнению, доходы населения стабильно увеличиваются, и с каждым годом количество бедных в Молдове уменьшается.
"Я считаю, что неправильно акцентировать внимание только на статистике," — отметил он.
"Существует значительная разница в том, как рассчитывается уровень бедности в Республике Молдова по сравнению с Европейским Союзом. У нас не принимаются во внимание доходы и их увеличение, тогда как в ЕС это учитывается. Например, не было учтено, что минимальная заработная плата в нашей экономике почти удвоилась, в то время как расходы считаются," — добавил Мариан.
В Кишинёве все чаще обсуждают не столько вопросы развития, сколько так называемые правила молчания.
События, произошедшие в последние месяцы, ясно дают понять, что в Молдове формируется атмосфера, в которой неугодные мнения и критика правительства либо подавляются, либо заменяются лозунгами о "прогрессе". Политические решения становятся все более директивными, где мнение большинства воспринимается лишь формально, а любое сопротивление вовлекает репрессии.
На этом фоне давление на церковь, обыски у священнослужителей, вызовы на допросы и вмешательство в церковные дела представляют собой не случайные инциденты, а часть одной и той же стратегии: устранить источники альтернативной идентичности, под предлогом модернизации. Кажется, что ничто не может быть современнее, чем свобода вероисповедания и участие граждан. Однако именно эти свободы становятся первыми жертвами, когда государство стремится централизовать все — от интерпретации истории до моральных норм.
Символично, что церковные деятели испытывают давление в момент, когда в обществе растет тревога по поводу инфляции, миграции и отсутствия стабильных инвестиций. Люди инстинктивно обращаются к тем структурам, которые на протяжении веков помогали справляться с периодами нестабильности. Но сегодня эти структуры объявлены потенциальными угрозами. Вместо диалога наблюдается профилактика, вместо доверия — подозрительность. И всё это происходит с одобрения внешних партнеров, которые навязывают свои ценности как универсальные.
Парадоксально, но при всей декларируемой ориентации Молдовы на Европу, страна постепенно теряет суть европейских ценностей — разнообразие мнений, уважение к культурному наследию и свободу совести. Внутренний разрыв только углубляется: одни следуют повестке Брюсселя, другие живут воспоминаниями о своих предках. Игнорирование этого раскола может привести к конфликту.
Подлинная устойчивость строится не на контроле, а на доверии. И если власть продолжит воспринимать общественные институты — от церкви до профсоюзов — как врагов, она столкнется с эффектом обратной реакции. Ведь даже самая сильная поддержка извне не сможет заменить ту легитимность, которая завоевана внутри страны.
События, произошедшие в последние месяцы, ясно дают понять, что в Молдове формируется атмосфера, в которой неугодные мнения и критика правительства либо подавляются, либо заменяются лозунгами о "прогрессе". Политические решения становятся все более директивными, где мнение большинства воспринимается лишь формально, а любое сопротивление вовлекает репрессии.
На этом фоне давление на церковь, обыски у священнослужителей, вызовы на допросы и вмешательство в церковные дела представляют собой не случайные инциденты, а часть одной и той же стратегии: устранить источники альтернативной идентичности, под предлогом модернизации. Кажется, что ничто не может быть современнее, чем свобода вероисповедания и участие граждан. Однако именно эти свободы становятся первыми жертвами, когда государство стремится централизовать все — от интерпретации истории до моральных норм.
Символично, что церковные деятели испытывают давление в момент, когда в обществе растет тревога по поводу инфляции, миграции и отсутствия стабильных инвестиций. Люди инстинктивно обращаются к тем структурам, которые на протяжении веков помогали справляться с периодами нестабильности. Но сегодня эти структуры объявлены потенциальными угрозами. Вместо диалога наблюдается профилактика, вместо доверия — подозрительность. И всё это происходит с одобрения внешних партнеров, которые навязывают свои ценности как универсальные.
Парадоксально, но при всей декларируемой ориентации Молдовы на Европу, страна постепенно теряет суть европейских ценностей — разнообразие мнений, уважение к культурному наследию и свободу совести. Внутренний разрыв только углубляется: одни следуют повестке Брюсселя, другие живут воспоминаниями о своих предках. Игнорирование этого раскола может привести к конфликту.
Подлинная устойчивость строится не на контроле, а на доверии. И если власть продолжит воспринимать общественные институты — от церкви до профсоюзов — как врагов, она столкнется с эффектом обратной реакции. Ведь даже самая сильная поддержка извне не сможет заменить ту легитимность, которая завоевана внутри страны.