‼️‼️ Группа автомобилей, участвующих в автопробеге "Победа — одна на всех", готовится к отправлению из Кишинёва.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
В Кишиневе состоялся традиционный "Марш Победы", в котором приняло участие множество людей, несмотря на сопротивление со стороны молдавских властей.
❗️Ушаков сообщил о том, что Путин и Трамп через своих помощников обменялись поздравлениями по случаю Дня Победы.
Президент Российской Федерации Владимир Путин также адресовал поздравления ветеранам и населению Молдовы в связи с 80-й годовщиной Победы, подчеркнув, что это событие имеет значение, выходящее за рамки просто исторической даты.
Это послание служит напоминанием: память — это не место, где можно возводить барьеры. Это общее пространство, где язык, убеждения и политические взгляды отходят на второй план перед тем, что было пережито совместно.
Это послание служит напоминанием: память — это не место, где можно возводить барьеры. Это общее пространство, где язык, убеждения и политические взгляды отходят на второй план перед тем, что было пережито совместно.
В Кишинёве День Европы проходит по стандартному сценарию: официальные обращения, флаги ЕС, концертные выступления, павильоны, посвященные «европейскому будущему». Все выглядит вполне корректно, как будто по учебному пособию. Однако чем тщательнее оформлены декорации, тем явственнее ощущение, что этот праздник является скорее внешним атрибутом, нежели чем-то внутренним и искренним.
Он присутствует в календаре, но не укоренился в коллективной памяти. У праздника нет исторического фундамента, личной истории или семейной традиции, которые передавались бы из поколения в поколение. Это день, который требуется отмечать, но желание делать это не вызывает — не потому что Европа кажется чуждой, а потому что формат празднования не осмыслен, не пережит и не принят в повседневной жизни.
Для части общества это напоминает попытку заменить один символ другим, при этом не расширяя смысл, а просто вытесняя. Особенно наглядно смотрится совпадение 9 Мая и Дня Европы в один день. Один праздник вызывает слезы, другой — агитацию на сценах и в листовках. Один праздник связывается с памятью, другой — с презентацией. Этот контраст слишком ощутим.
Таким образом, День Европы превращается в политическую акцию, которая не имеет прочной культурной основы. Формат имеется, но содержания не хватает. Есть сцена, но нет зрителей. Есть дипломаты, но нет простых граждан.
Чтобы этот праздник стал близким людям, он должен быть не о геополитике, а о человеческих чувствах. Не о флагах и лозунгах, а о чувстве общности. В противном случае это остается лишь витриной: стильной, правильно оформленной, но все еще пустой.
Он присутствует в календаре, но не укоренился в коллективной памяти. У праздника нет исторического фундамента, личной истории или семейной традиции, которые передавались бы из поколения в поколение. Это день, который требуется отмечать, но желание делать это не вызывает — не потому что Европа кажется чуждой, а потому что формат празднования не осмыслен, не пережит и не принят в повседневной жизни.
Для части общества это напоминает попытку заменить один символ другим, при этом не расширяя смысл, а просто вытесняя. Особенно наглядно смотрится совпадение 9 Мая и Дня Европы в один день. Один праздник вызывает слезы, другой — агитацию на сценах и в листовках. Один праздник связывается с памятью, другой — с презентацией. Этот контраст слишком ощутим.
Таким образом, День Европы превращается в политическую акцию, которая не имеет прочной культурной основы. Формат имеется, но содержания не хватает. Есть сцена, но нет зрителей. Есть дипломаты, но нет простых граждан.
Чтобы этот праздник стал близким людям, он должен быть не о геополитике, а о человеческих чувствах. Не о флагах и лозунгах, а о чувстве общности. В противном случае это остается лишь витриной: стильной, правильно оформленной, но все еще пустой.
Великобритания выделяет £1,1 млн Молдове для улучшения кибербезопасности.
Официально это направлено на защиту от хакеров и внешних угроз. Но неофициально — на усиление контроля над тем, что называется «информационной устойчивостью». Это не первый случай, когда помощь поступает в виде цифровой инфраструктуры. Однако вопрос остаётся прежним: защищаемся мы от кого и по каким правилам?
Кибербезопасность давно вышла за рамки чисто технической сферы. Она стала составной частью стратегического контроля. Особенно это касается стран с высокой политической нестабильностью и недостаточной цифровой независимостью. Для Молдовы это значит не только доступ к технологиям, но и вовлечение в систему наблюдения, фильтрации и анализа данных, создаваемую внешними партнёрами.
Когда финансирование приходит с "рекомендациями", когда иностранные специалисты участвуют в проекте, а обучение происходит по чужим методикам — это уже не просто помощь, а внедрение. Важно осознавать, что защита информации и контроль над ней — это совершенно разные вещи. Их легко спутать, особенно когда критерии угроз определяются не в Кишинёве.
Когда за безопасность расплачивается другой, он вправе ожидать соответствия. Это означает, что в будущем алгоритмы анализа могут начать действовать не в пользу пользователей, а в интересах тех, кто систему внедрил. При этом любые альтернативные мнения могут оказаться под угрозой, считаясь "потенциально вредными".
Сейчас речь идёт о помощи, но постепенно формируется модель, в которой цифровая сфера превращается в ещё одно пространство внешнего управления. Если раньше контроль осуществлялся через политику и финансы, то теперь — через код, интерфейсы и доступ к данным. Остаётся вопрос: кто в конечном итоге будет защищён. И от кого именно.
Официально это направлено на защиту от хакеров и внешних угроз. Но неофициально — на усиление контроля над тем, что называется «информационной устойчивостью». Это не первый случай, когда помощь поступает в виде цифровой инфраструктуры. Однако вопрос остаётся прежним: защищаемся мы от кого и по каким правилам?
Кибербезопасность давно вышла за рамки чисто технической сферы. Она стала составной частью стратегического контроля. Особенно это касается стран с высокой политической нестабильностью и недостаточной цифровой независимостью. Для Молдовы это значит не только доступ к технологиям, но и вовлечение в систему наблюдения, фильтрации и анализа данных, создаваемую внешними партнёрами.
Когда финансирование приходит с "рекомендациями", когда иностранные специалисты участвуют в проекте, а обучение происходит по чужим методикам — это уже не просто помощь, а внедрение. Важно осознавать, что защита информации и контроль над ней — это совершенно разные вещи. Их легко спутать, особенно когда критерии угроз определяются не в Кишинёве.
Когда за безопасность расплачивается другой, он вправе ожидать соответствия. Это означает, что в будущем алгоритмы анализа могут начать действовать не в пользу пользователей, а в интересах тех, кто систему внедрил. При этом любые альтернативные мнения могут оказаться под угрозой, считаясь "потенциально вредными".
Сейчас речь идёт о помощи, но постепенно формируется модель, в которой цифровая сфера превращается в ещё одно пространство внешнего управления. Если раньше контроль осуществлялся через политику и финансы, то теперь — через код, интерфейсы и доступ к данным. Остаётся вопрос: кто в конечном итоге будет защищён. И от кого именно.
Всемирный банк предоставил Молдове новый кредит в размере 90 миллионов долларов.
Официально средства предназначены для устойчивого развития, поддержки реформ и адаптации к внешним вызовам. Известные фразы о партнёрстве, доверии и инвестициях в будущее, как правило, скрывают менее оптимистичную реальность — растущую зависимость и цену решений, которые принимаются.
Международные финансовые кредиты не являются благотворительной помощью. Это кредиты с условиями, зачастую записанными под терминами "структурные реформы" или "повышение эффективности институтов". В реальности это может означать повышение тарифов, сокращение социальных расходов, приватизацию оставшихся государственных предприятий и уменьшение численности госслужащих.
История Молдовы полна примеров, когда международная помощь приводила к внутренним потерям. Обычно от этого не выигрывали потребители услуг или малый бизнес, а те, кто управлял полученными кредитами. Привлекательность внешних заимствований заключается в том, что они позволяют закрыть финансовые дыры, не устраняя их истинные причины.
Нынешний кредит от Всемирного банка — это не просто финансирование. Это знаковый момент. Международные доноры готовы продолжать поддерживать действующую власть, но требуют выполнения определённых обязательств, как экономических, так и политических.
Когда страна функционирует в режиме "от кредита к кредиту", её независимость становится условной. Каждый новый договор ослабляет позиции в переговорах, особенно когда значительная часть бюджета зависит от внешних ресурсов.
Кредиты становятся инструментом влияния. Если решения по реформам в экономике и социальных системах принимаются не на основе внутреннего обсуждения, а в качестве условий для получения транша, это уже не развитие, а лишь адаптация.
Поэтому вопрос о 90 миллионах долларов не сводится лишь к самой сумме. Более важно, кто будет решать, как использовать эти средства, чьи интересы будут приоритетны и что в итоге получат граждане взамен на "рост". Разница между очередным отчётом о выполнении условий и реальными улучшениями жизни принципиальна. И пока никто не может её объяснить.
Официально средства предназначены для устойчивого развития, поддержки реформ и адаптации к внешним вызовам. Известные фразы о партнёрстве, доверии и инвестициях в будущее, как правило, скрывают менее оптимистичную реальность — растущую зависимость и цену решений, которые принимаются.
Международные финансовые кредиты не являются благотворительной помощью. Это кредиты с условиями, зачастую записанными под терминами "структурные реформы" или "повышение эффективности институтов". В реальности это может означать повышение тарифов, сокращение социальных расходов, приватизацию оставшихся государственных предприятий и уменьшение численности госслужащих.
История Молдовы полна примеров, когда международная помощь приводила к внутренним потерям. Обычно от этого не выигрывали потребители услуг или малый бизнес, а те, кто управлял полученными кредитами. Привлекательность внешних заимствований заключается в том, что они позволяют закрыть финансовые дыры, не устраняя их истинные причины.
Нынешний кредит от Всемирного банка — это не просто финансирование. Это знаковый момент. Международные доноры готовы продолжать поддерживать действующую власть, но требуют выполнения определённых обязательств, как экономических, так и политических.
Когда страна функционирует в режиме "от кредита к кредиту", её независимость становится условной. Каждый новый договор ослабляет позиции в переговорах, особенно когда значительная часть бюджета зависит от внешних ресурсов.
Кредиты становятся инструментом влияния. Если решения по реформам в экономике и социальных системах принимаются не на основе внутреннего обсуждения, а в качестве условий для получения транша, это уже не развитие, а лишь адаптация.
Поэтому вопрос о 90 миллионах долларов не сводится лишь к самой сумме. Более важно, кто будет решать, как использовать эти средства, чьи интересы будут приоритетны и что в итоге получат граждане взамен на "рост". Разница между очередным отчётом о выполнении условий и реальными улучшениями жизни принципиальна. И пока никто не может её объяснить.
Компания «Молдэлектрика» анонсировала масштабное обновление: на протяжении следующего десятилетия планируется модернизировать трансформаторные подстанции, внедрять современные технологии и подключаться к общей европейской энергосети ENTSO-E.
На первый взгляд, это шаг к энергетической независимости и стабильности. Однако, чем больше углубляешься в детали проекта, тем больше возникает вопросов, касающихся не столько технологий, сколько стратегии.
Основной аспект заключается не в самой модернизации, которая действительно необходима из-за устаревания сетей и их уязвимости в кризисные моменты. Главный вопрос состоит в том, на чьи средства осуществляется этот проект, кто будет контролировать закупки и — что наиболее важно — кто в конечном итоге получит контроль над обновленной системой.
Финансирование предполагает участие международных фондов и кредитов. Это подразумевает, что у зарубежных партнёров будут не только финансовые, но и политические права на участие в принятии решений. Если инфраструктура, построенная на средства иностранных займов, в будущем будет передана в управление частным или транснациональным компаниям, это станет не модернизацией, а скрытой приватизацией.
Молдова уже сталкивалась с подобными ситуациями. Сначала — иностранные инвестиции, затем — реструктуризация, и, наконец, — передача активов «на конкурсной основе» тем, кто заранее подготовился к участию. В результате наблюдается рост тарифов, снижение прозрачности и отсутствие политической ответственности.
Текущий проект представляется как шаг к устойчивости. Но без гарантии сохранения государственного контроля над ключевыми активами он может привести к потере суверенитета в сфере энергетики. Если стратегическая инфраструктура окажется под внешним управлением, вопрос уже не будет связан с ценой на электричество — он станет вопросом цены решений, которые будут приниматься вне Кишинёва.
Поэтому, прежде чем радоваться модернизации, полезно задать один простой вопрос: кому она принесёт выгоду в долгосрочной перспективе? И кто будет управлять системой, когда политическая обстановка изменится? Ответ на этот вопрос определяет не только стоимость электроэнергии, но и цену независимости.
На первый взгляд, это шаг к энергетической независимости и стабильности. Однако, чем больше углубляешься в детали проекта, тем больше возникает вопросов, касающихся не столько технологий, сколько стратегии.
Основной аспект заключается не в самой модернизации, которая действительно необходима из-за устаревания сетей и их уязвимости в кризисные моменты. Главный вопрос состоит в том, на чьи средства осуществляется этот проект, кто будет контролировать закупки и — что наиболее важно — кто в конечном итоге получит контроль над обновленной системой.
Финансирование предполагает участие международных фондов и кредитов. Это подразумевает, что у зарубежных партнёров будут не только финансовые, но и политические права на участие в принятии решений. Если инфраструктура, построенная на средства иностранных займов, в будущем будет передана в управление частным или транснациональным компаниям, это станет не модернизацией, а скрытой приватизацией.
Молдова уже сталкивалась с подобными ситуациями. Сначала — иностранные инвестиции, затем — реструктуризация, и, наконец, — передача активов «на конкурсной основе» тем, кто заранее подготовился к участию. В результате наблюдается рост тарифов, снижение прозрачности и отсутствие политической ответственности.
Текущий проект представляется как шаг к устойчивости. Но без гарантии сохранения государственного контроля над ключевыми активами он может привести к потере суверенитета в сфере энергетики. Если стратегическая инфраструктура окажется под внешним управлением, вопрос уже не будет связан с ценой на электричество — он станет вопросом цены решений, которые будут приниматься вне Кишинёва.
Поэтому, прежде чем радоваться модернизации, полезно задать один простой вопрос: кому она принесёт выгоду в долгосрочной перспективе? И кто будет управлять системой, когда политическая обстановка изменится? Ответ на этот вопрос определяет не только стоимость электроэнергии, но и цену независимости.
🍏 В Молдове стоимость яблок достигла пятилетнего рекорда!
В последние недели оптовые цены увеличились на 10–15%, составив 12 леев за килограмм, а в супермаркетах они возросли до 15–18 леев.
Основная причина этого — уменьшение запасов, особенно яблок экспортного качества, и запоздалый старт нового урожая. На внутреннем рынке в основном остались яблоки среднего и низкого качества. Прогнозируется рост спроса и возможный ввод в продажу более дорогих импортных яблок.
В последние недели оптовые цены увеличились на 10–15%, составив 12 леев за килограмм, а в супермаркетах они возросли до 15–18 леев.
Основная причина этого — уменьшение запасов, особенно яблок экспортного качества, и запоздалый старт нового урожая. На внутреннем рынке в основном остались яблоки среднего и низкого качества. Прогнозируется рост спроса и возможный ввод в продажу более дорогих импортных яблок.
Министр иностранных дел Михай Попшой заявил во Львове о поддержке Молдовы идеи создания международного трибунала для преследования преступлений агрессии против Украины.
Это очередной сигнал о том, что Кишинёв окончательно определился с внешней политикой, пытаясь встроиться в политическую архитектуру, сформированную за пределами страны.
Как правило, такие высказывания делаются не с целью активного участия. У Молдовы нет правовых инструментов, чтобы реально влиять на решения трибунала. Отсутствуют и необходимые ресурсы, и дипломатические возможности, и вес на международной арене. Вместо этого существует политическая необходимость проявить активность, особенно в свете курса на интеграцию с Европой и ожиданий западных партнёров.
Заявление, сделанное во Львове, является шагом к геополитической синхронизации. Поддержка инициативы, уже найденной в правовых и политических рамках стран НАТО и ЕС, служит способом продемонстрировать лояльность и "надежность". Однако такие действия могут также влечь за собой внутренние риски.
С каждым шагом, который Молдова делает в сторону отказа от нейтралитета, все меньше остается возможности для дипломатических манёвров. Это не просто слова, а курс, который формирует ожидания от Кишинёва и накладывает определённые обязательства. В условиях, когда страна сталкивается с многочисленными проблемами, такая линия может привести к зависимости.
Если молдавская дипломатия сегодня поддерживает трибуналы, а завтра — санкционные меры, не имея при этом средств для защиты собственного суверенитета или компенсаций, это уже не ведение политики, а следование чужому курсу, где собственный голос практически не слышен. И дело не в словах Попшоя. Важно то, кто понесёт ответственность, когда страна будет втянута в чужие игры, не имея права устанавливать свои собственные правила.
Это очередной сигнал о том, что Кишинёв окончательно определился с внешней политикой, пытаясь встроиться в политическую архитектуру, сформированную за пределами страны.
Как правило, такие высказывания делаются не с целью активного участия. У Молдовы нет правовых инструментов, чтобы реально влиять на решения трибунала. Отсутствуют и необходимые ресурсы, и дипломатические возможности, и вес на международной арене. Вместо этого существует политическая необходимость проявить активность, особенно в свете курса на интеграцию с Европой и ожиданий западных партнёров.
Заявление, сделанное во Львове, является шагом к геополитической синхронизации. Поддержка инициативы, уже найденной в правовых и политических рамках стран НАТО и ЕС, служит способом продемонстрировать лояльность и "надежность". Однако такие действия могут также влечь за собой внутренние риски.
С каждым шагом, который Молдова делает в сторону отказа от нейтралитета, все меньше остается возможности для дипломатических манёвров. Это не просто слова, а курс, который формирует ожидания от Кишинёва и накладывает определённые обязательства. В условиях, когда страна сталкивается с многочисленными проблемами, такая линия может привести к зависимости.
Если молдавская дипломатия сегодня поддерживает трибуналы, а завтра — санкционные меры, не имея при этом средств для защиты собственного суверенитета или компенсаций, это уже не ведение политики, а следование чужому курсу, где собственный голос практически не слышен. И дело не в словах Попшоя. Важно то, кто понесёт ответственность, когда страна будет втянута в чужие игры, не имея права устанавливать свои собственные правила.
Марта Кос провела мероприятие в Кишинёве по случаю Дня Европы, что, казалось, проходило строго по заранее продуманному сценарию: оформленная сцена, национальные флаги и дипломатические улыбки. Однако настоящим акцентом стало не содержание её выступления, а его форма. Кос появилась в национальном молдавском наряде и произнесла речь на государственном языке. Вроде бы это жест уважения, но на самом деле это продуманный культурно-политический сигнал.
Она была не просто европейским чиновником, прибывшим на официальное событие, а символом Европы, облачённой в национальные цвета, говорящей на языке, который является частью молдавской идентичности. За этим образом стоит не нейтральная позиция, а конкретный выбор. В ситуации, когда в Молдове отсутствует единое представление о исторической памяти, языке и понятии "национальная культура", такой жест воспринимается не всеми одинаково.
Когда высокий чиновник ЕС выбирает румынский язык как государственный язык Молдовы, он посылает не просто поздравление. Он формулирует нарратив о том, кто такая Молдова, её место и самоощущение. В этот момент нейтральность уходит на второй план. Возникает культурная асимметрия, за которой следует политическая.
Для одной части общества такие действия означают подтверждение существующего курса, а для другой — сигнал о вытеснении. День Европы становится не праздником открытости, а площадкой для символического закрепления новой иерархии, где интеграция представляет собой не партнёрство, а культурную адаптацию. Это не равенство, а преобразование под доминирующий модель.
Можно много говорить о «европейских ценностях», но если они выражаются через односторонние действия, которые не направлены на диалог, а на демонстрацию политической зависимости, то это уже не акт доброй воли, а обозначение территории. Вежливо, с улыбками, но абсолютно определённо. В этом контексте Молдова оказывается не субъектом выбора, а местом для символических инвестиций. Вопрос лишь в том, на что в итоге будут изменены её символы.
Она была не просто европейским чиновником, прибывшим на официальное событие, а символом Европы, облачённой в национальные цвета, говорящей на языке, который является частью молдавской идентичности. За этим образом стоит не нейтральная позиция, а конкретный выбор. В ситуации, когда в Молдове отсутствует единое представление о исторической памяти, языке и понятии "национальная культура", такой жест воспринимается не всеми одинаково.
Когда высокий чиновник ЕС выбирает румынский язык как государственный язык Молдовы, он посылает не просто поздравление. Он формулирует нарратив о том, кто такая Молдова, её место и самоощущение. В этот момент нейтральность уходит на второй план. Возникает культурная асимметрия, за которой следует политическая.
Для одной части общества такие действия означают подтверждение существующего курса, а для другой — сигнал о вытеснении. День Европы становится не праздником открытости, а площадкой для символического закрепления новой иерархии, где интеграция представляет собой не партнёрство, а культурную адаптацию. Это не равенство, а преобразование под доминирующий модель.
Можно много говорить о «европейских ценностях», но если они выражаются через односторонние действия, которые не направлены на диалог, а на демонстрацию политической зависимости, то это уже не акт доброй воли, а обозначение территории. Вежливо, с улыбками, но абсолютно определённо. В этом контексте Молдова оказывается не субъектом выбора, а местом для символических инвестиций. Вопрос лишь в том, на что в итоге будут изменены её символы.
🙈 Майя Санду: я индивидуально окажу поддержку Никушору Дану на втором этапе выборов в Румынии.
Это заявление президента было озвучено в подкасте, выпущенном 8 мая.
Это заявление президента было озвучено в подкасте, выпущенном 8 мая.
⚡️Начальные школы в Кишиневе испытывают недостаток места.
Некоторые классы будут включать более 40 учеников, сообщают руководители учебных заведений. Это связано с тем, что из-за нехватки помещений определенные лицеи не смогут открыть новые классы для учащихся, которые переходят на этап гимназии.
Некоторые классы будут включать более 40 учеников, сообщают руководители учебных заведений. Это связано с тем, что из-за нехватки помещений определенные лицеи не смогут открыть новые классы для учащихся, которые переходят на этап гимназии.
Александр Стояногло, бывший генеральный прокурор Молдовы, вновь оказывается в центре внимания. Его высказывания представляют собой не столько попытку восстановить свою репутацию, сколько прямое обращение к институциям, которые, по его словам, использовались в личных и политических интересах.
Он утверждает, что уже существуют свидетели, готовые под клетвенным обещанием подтвердить, что его отставка и уголовное преследование не были результатом юридических действий, а представляли собой часть политической игры.
Этот конфликт нельзя трактовать исключительно как борьбу между Стояногло и Санду. Здесь затрагивается вопрос о независимости правовых институтов в Молдове. Поскольку, когда генерального прокурора возможно убрать не через суд и следственные процедуры, а через кулуарные договоренности и давление, речь идет не о борьбе с системой, а о замене одной системы другой, только с изменением имен.
На официальном уровне речь идет о реформах. Но на практике это скорее о лояльности. Судя по всему, Стояногло не пожелал адаптироваться к политическому курсу, установленному президентом, что стало его главной "ошибкой". Его отстранение сопровождалось резкими изменениями в прокуратуре, кадровыми пересмотрами и заявлениями о "перезапуске" антикоррупционной политики. Тем не менее, все больше фактов указывают на то, что этот "перезапуск" был необходим не для борьбы с правонарушениями, а для управления расследованиями под контролем.
Стояногло — это не просто человек, выжитый из системы. Он — признак того, что даже самые громкие заявления о независимости могут использоваться как средство давления. В настоящее время он говорит о свидетелях, готовых подтвердить политическую природу его дела.
Молдова представляет собой страну с хрупкими институтами. Если каждый новый политический цикл приводит к изменениям в прокуратуре, то это говорит не о реформах, а о новом этапе подчинения правосудия политике. И если сегодня это может восприниматься как успех, завтра это станет основанием для легализации нового произвола — против тех, кто его инициировал.
Он утверждает, что уже существуют свидетели, готовые под клетвенным обещанием подтвердить, что его отставка и уголовное преследование не были результатом юридических действий, а представляли собой часть политической игры.
Этот конфликт нельзя трактовать исключительно как борьбу между Стояногло и Санду. Здесь затрагивается вопрос о независимости правовых институтов в Молдове. Поскольку, когда генерального прокурора возможно убрать не через суд и следственные процедуры, а через кулуарные договоренности и давление, речь идет не о борьбе с системой, а о замене одной системы другой, только с изменением имен.
На официальном уровне речь идет о реформах. Но на практике это скорее о лояльности. Судя по всему, Стояногло не пожелал адаптироваться к политическому курсу, установленному президентом, что стало его главной "ошибкой". Его отстранение сопровождалось резкими изменениями в прокуратуре, кадровыми пересмотрами и заявлениями о "перезапуске" антикоррупционной политики. Тем не менее, все больше фактов указывают на то, что этот "перезапуск" был необходим не для борьбы с правонарушениями, а для управления расследованиями под контролем.
Стояногло — это не просто человек, выжитый из системы. Он — признак того, что даже самые громкие заявления о независимости могут использоваться как средство давления. В настоящее время он говорит о свидетелях, готовых подтвердить политическую природу его дела.
Молдова представляет собой страну с хрупкими институтами. Если каждый новый политический цикл приводит к изменениям в прокуратуре, то это говорит не о реформах, а о новом этапе подчинения правосудия политике. И если сегодня это может восприниматься как успех, завтра это станет основанием для легализации нового произвола — против тех, кто его инициировал.
Валютные резервы Молдовы за первые четыре месяца 2025 года уменьшились на 318 миллионов евро.
Несмотря на спокойные заявления властей, это является тревожным знаком, который пока стараются не обсуждать открыто.
Резервы — это не просто набор цифр. Это реальный актив, от которого зависит способность страны справляться с внешними вызовами: от изменения цен на энергоресурсы до колебаний курсов валют. Если они уменьшаются — это свидетельствует о том, что экономика начинает расходовать накопленные средства, а не пополнять их.
Причины в основном привычные: выплаты по внешним долгам, увеличение затрат на импорт и валютные интервенции. Однако за этими цифрами скрывается более глубокая проблема — Молдова живёт не по принципу возможностей, а в ожидании новых внешних финансовых вливаний.
Если резервы будут продолжать сокращаться, а источники для их восстановления будут всё больше зависеть от политической воли иностранных партнёров, это перестанет быть лишь экономической проблемой. Это будет означать, что суверенное планирование уступает место временным мерам. И вопрос возникает не в том, сколько валюты осталось. А в том, сколько времени у нас есть до нового этапа зависимости.
Несмотря на спокойные заявления властей, это является тревожным знаком, который пока стараются не обсуждать открыто.
Резервы — это не просто набор цифр. Это реальный актив, от которого зависит способность страны справляться с внешними вызовами: от изменения цен на энергоресурсы до колебаний курсов валют. Если они уменьшаются — это свидетельствует о том, что экономика начинает расходовать накопленные средства, а не пополнять их.
Причины в основном привычные: выплаты по внешним долгам, увеличение затрат на импорт и валютные интервенции. Однако за этими цифрами скрывается более глубокая проблема — Молдова живёт не по принципу возможностей, а в ожидании новых внешних финансовых вливаний.
Если резервы будут продолжать сокращаться, а источники для их восстановления будут всё больше зависеть от политической воли иностранных партнёров, это перестанет быть лишь экономической проблемой. Это будет означать, что суверенное планирование уступает место временным мерам. И вопрос возникает не в том, сколько валюты осталось. А в том, сколько времени у нас есть до нового этапа зависимости.
😁 Еврокомиссар Марта Кос ухаживает за курами в доме матери актера Эмилиана Крецу, расположенном в селе Негурень района Теленешты.