Forwarded from Simon
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Прям первая мысль про Катю и её брата :)
https://www.instagram.com/reel/C4hFbA_M06A/?igsh=MWU0emt1NTI1bHIxcQ==
https://www.instagram.com/reel/C4hFbA_M06A/?igsh=MWU0emt1NTI1bHIxcQ==
Ссать и делать
Еду на свой первый в жизни трейл — забег по горам. Как и со стендапом в прошлом году, я просто не дала себе шанса отказаться. Знакомый позвал ещё в марте пробежать трейл в Патагонии, я взяла паузу типа подумать (на самом деле просто чтобы сразу не отказываться лол), а в итоге решила: кого я вообще пытаюсь тут обмануть? Я пообещала себе жить яркую жизнь, дарить себе впечатления, эмоции, пробовать новое и удивляться.
Я подумывала пробежать трейл уже несколько лет, но дальше идеи дела не заходили. А тут надо было всего лишь тыкнуть в кнопку на сайте, выбрать дистанцию…
Конечно, я не учла, что мне помимо оплаты забега (всего 18$) нужно будет купить билеты на самолёт (100$), трейловые кроссовки (Salomon, 130€), оплатить отель (60$), всякое по мелочи…
Но я дала себе слово ссать и делать. Так получилось с подъемом на Килиманджаро, выступлениями со стендапом, покупкой земли под Атлантическую дачу. Ссать и делать. Чтобы ярко жить отмеренные мне дни. Надеюсь, ещё много-много этих дней
Еду на свой первый в жизни трейл — забег по горам. Как и со стендапом в прошлом году, я просто не дала себе шанса отказаться. Знакомый позвал ещё в марте пробежать трейл в Патагонии, я взяла паузу типа подумать (на самом деле просто чтобы сразу не отказываться лол), а в итоге решила: кого я вообще пытаюсь тут обмануть? Я пообещала себе жить яркую жизнь, дарить себе впечатления, эмоции, пробовать новое и удивляться.
Я подумывала пробежать трейл уже несколько лет, но дальше идеи дела не заходили. А тут надо было всего лишь тыкнуть в кнопку на сайте, выбрать дистанцию…
Конечно, я не учла, что мне помимо оплаты забега (всего 18$) нужно будет купить билеты на самолёт (100$), трейловые кроссовки (Salomon, 130€), оплатить отель (60$), всякое по мелочи…
Но я дала себе слово ссать и делать. Так получилось с подъемом на Килиманджаро, выступлениями со стендапом, покупкой земли под Атлантическую дачу. Ссать и делать. Чтобы ярко жить отмеренные мне дни. Надеюсь, ещё много-много этих дней
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Ночью в горах как раз выпал снег 🫠
[катя катит]
Ссать и делать Еду на свой первый в жизни трейл — забег по горам. Как и со стендапом в прошлом году, я просто не дала себе шанса отказаться. Знакомый позвал ещё в марте пробежать трейл в Патагонии, я взяла паузу типа подумать (на самом деле просто чтобы…
Апдейт по отелю: только что на заселении владелец узнал, что мы приехали бегать по горам и сделал мне «семейную» цену на комнату, 40$ вместо 60$💪
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Сделала первый в жизни тикток!
Чувствую себя динозавром
Чувствую себя динозавром
Поделилась с вами текущей фрустрацией в аудио выше — не понимаю, как выстроить систему питания. У меня РПП* в ремиссии и потребность есть полноценную еду, не понимаю, как это все совместить
#катя_говорит
#катя_говорит
Вот тут я давала интервью вандерзину про «спортивную булимию» – спорт как наказание. Я так жила лет 7🥲
Forwarded from [катя катит]
Очень личная тема, о которой было важно сказать.
5 лет моей жизни я провела с навязчивым желанием похудеть. Я сидела на гречке и кефире, просыпалась ночью от кошмаров, в которых я ем торт, истязала себя беговой дорожкой и штангой. Я даже пила какой-то адский кисель из ананаса с водкой, обещавший расщепить жир на жопе. Всё это время (а особенно до) я не носила размер больше М. Всё это время по таблице ИМТ я была близка к низшей границе. Всё это время мужчины и женщины говорили мне, как им нравится моя фигура, но я не верила. У меня же жопа. У меня же живот. Один парень легко намекал мне, что любит тоненьких и хрупких. Зато следующий запрещал даже думать о весах и говорил, что у меня лучшая в мире задница. А потом я решила, что все идут лесом, и мне срочно нужно в паблик «40 кг». Пять лет я стрессовала при виде конфет. Пять лет я боялась хлеба. Пять лет мои друзья терпели походы в кафе, где всегда есть обезжиренное молоко.
Больше года назад в Мексике я чуть не лишилась коленок. Даша сказала мне тогда: «Ты настолько не уважаешь себя и своё тело, что совершенно не слышишь, когда ему больно». Эта фраза отпечаталась внутри, как черта, за которую я больше не пойду. Потом была спасительная книга об интуитивном питании, а закрепила эффект церемония айаваски в Колумбии в феврале.
Неделю назад Алина, которая пишет прекрасные мини-тексты в свой канал @prozaichno, взяла у меня интервью для Wonderzine. Но мы говорили не о путешествиях и чём-то лёгко-весёлом. Я рассказывала, как чуть не перестала ходить в погоне за упругой жопой; о том, почему мне было страшно есть яблоки; о том, как шаман помог мне полюбить собственное тело и почему я теперь всегда кладу руки на живот. В текст для Вандера история не поместилась, но осталось самое главное — любить своё тело и заботиться о нём гораздо важнее, чем грёбаные спортивные показатели или парень, который (даже любя!) смеётся над твоим животом.
Почитать можно тут: https://www.wonderzine.com/wonderzine/health/wellness/238533-compulsive-training
#неопутешествиях
5 лет моей жизни я провела с навязчивым желанием похудеть. Я сидела на гречке и кефире, просыпалась ночью от кошмаров, в которых я ем торт, истязала себя беговой дорожкой и штангой. Я даже пила какой-то адский кисель из ананаса с водкой, обещавший расщепить жир на жопе. Всё это время (а особенно до) я не носила размер больше М. Всё это время по таблице ИМТ я была близка к низшей границе. Всё это время мужчины и женщины говорили мне, как им нравится моя фигура, но я не верила. У меня же жопа. У меня же живот. Один парень легко намекал мне, что любит тоненьких и хрупких. Зато следующий запрещал даже думать о весах и говорил, что у меня лучшая в мире задница. А потом я решила, что все идут лесом, и мне срочно нужно в паблик «40 кг». Пять лет я стрессовала при виде конфет. Пять лет я боялась хлеба. Пять лет мои друзья терпели походы в кафе, где всегда есть обезжиренное молоко.
Больше года назад в Мексике я чуть не лишилась коленок. Даша сказала мне тогда: «Ты настолько не уважаешь себя и своё тело, что совершенно не слышишь, когда ему больно». Эта фраза отпечаталась внутри, как черта, за которую я больше не пойду. Потом была спасительная книга об интуитивном питании, а закрепила эффект церемония айаваски в Колумбии в феврале.
Неделю назад Алина, которая пишет прекрасные мини-тексты в свой канал @prozaichno, взяла у меня интервью для Wonderzine. Но мы говорили не о путешествиях и чём-то лёгко-весёлом. Я рассказывала, как чуть не перестала ходить в погоне за упругой жопой; о том, почему мне было страшно есть яблоки; о том, как шаман помог мне полюбить собственное тело и почему я теперь всегда кладу руки на живот. В текст для Вандера история не поместилась, но осталось самое главное — любить своё тело и заботиться о нём гораздо важнее, чем грёбаные спортивные показатели или парень, который (даже любя!) смеётся над твоим животом.
Почитать можно тут: https://www.wonderzine.com/wonderzine/health/wellness/238533-compulsive-training
#неопутешествиях
Wonderzine
«Отработать съеденное»: Личные истории о спортивной булимии
Как формируется зависимость от спортзала
В Аргентине хотят закрыть гос университеты
Сегодня был огромный протест в поддержку универов, весь город вышел на улицы. Вузам сильно урезали финансирование, вплоть до того, что в университетской больнице UBA, где практикуют студенты, нет света в коридорах.
Первое видео от подруги с площади перед президентским дворцом, второе снимал Лео, он учился в UBA и пошел поддержать любимый универ. Ну и вид с дрона на заполненные улицы и прекрасный осенний закат в Буэнос-Айресе.
По подсчетам социальных организаций на демонстрацию вышли более 500 тысяч человек.
Аргентинский гимн уже пробивает на слёзку, кажется, я всё ближе к гражданству))
Сегодня был огромный протест в поддержку универов, весь город вышел на улицы. Вузам сильно урезали финансирование, вплоть до того, что в университетской больнице UBA, где практикуют студенты, нет света в коридорах.
Первое видео от подруги с площади перед президентским дворцом, второе снимал Лео, он учился в UBA и пошел поддержать любимый универ. Ну и вид с дрона на заполненные улицы и прекрасный осенний закат в Буэнос-Айресе.
По подсчетам социальных организаций на демонстрацию вышли более 500 тысяч человек.
Аргентинский гимн уже пробивает на слёзку, кажется, я всё ближе к гражданству))
Я проснулась и заплакала
Яркий свет, вспышки, запахи, звуки.
Софи с рюкзаком стоит на дороге, улыбается, смотрит на меня. Софи — это версия Ханны, из той же реальности, говорящей на немецком, но более мягком, нишевом, уютном. У Софи чуть более скруглённые кудри, чуть точенее лицо, миндальные глаза. Тёмные, да, кажется, тёмные глаза. У Ханны глаза свежего мха на болоте, морской травы, осеннего леса.
Софи младше, Софи так похожа на Ханну из прошлого, когда мы встретились в атакамских песках. Она танцует, бросила балет, чтобы улететь в Мексику, отдаться дороге и погрузиться в жизнь, в аргентинского длинноволосого викинга из Анд. «He has a very palpable presence» — шепнула мне Софи перед встречей с Габриэлем. Прощаясь с ним на террасе, я шепчу ему на ухо: если ты с ней не справишься, она моя.
Я полюбила её сразу, частично за то, что она напоминала Ханну, частично — за что-то новое, еле ощутимое, что-то между влюбленностью и восхищением рисунком из капель на стекле, снежинкой на рукаве, паутиной в утренней росе. Я хотела быть рядом с ней, чтобы меньше скучать по Ханне, но каждый раз с усилием и грустью отделяла эти воспоминания от реальности. Она — другая. Прекрасная в своей искренности. Более женственная, более хрупкая. Она мне важна так же, как и Ханна.
Софи с рюкзаком стоит на дороге, улыбается, смотрит на меня. Мы идем куда-то сквозь сухую траву, брошенные виноградники, теряясь в этой выжжености и трещинах на земле. Проезжает ржавый большой автобус, люди на мотоциклах, я пытаюсь догнать одного из них, но уже вдалеке от Софи понимаю: это уловка, это способ нас разделить. Мчу обратно, вижу, как автобус уезжает, на рыжем песке остаётся лишь платок, Софи нет. Похитили. Похитили!
Исследую округу, припадаю щекой к земле, чтобы увидеть следы шин, сную в высокой траве, чтобы набрести на вмятины от ботинок. Ищу. Не могу её бросить, она же такая маленькая, нежная, мне надо её сберечь. Я пыталась сберечь Ханну, теперь я оберегаю её юное продолжение.
Следы приводят меня к старой ферме, я вижу брошенный автобус, мотоциклы, выжженные солнцем кусты. «Она здесь!» — кричу кому-то. Мне надо ворваться и спасти её.
Но что-то не то. Люди выходят из дома и не пытаются меня остановить. Им не страшно.
— Она сама захотела уехать. Ты ей не нужна. Сама села в автобус, понимаешь?
Лениво поводит головой, в проеме силуэт Софи.
Да, сама уехала. Я не знала уже как тебе объяснить. Уехала. Прощай.
— Но почему? Что изменилось? Почему ты просто не могла со мной поговорить, почему?
Я сквозь слёзы вижу, что ей не больно, не стыдно. Она смотрит на меня с усталостью и скукой. Ну уехала, и что. Захотела. Не больно видеть, как я сбила ноги, чтобы найти её. Она не смотрит на мои истерзанные кустами шиповника и пустынных колючек руки.
— Но зачем это похищение? Ты же понимала, что я буду волноваться? Я же не смогу тебя бросить? Зачем?
Это был единственный способ, Кать. Пока.
Она уходит, её дружки смеются надо мной, ха, поверила, что девочку похитили и искала ее! Бедняжка.
Я не понимаю. Ничего не понимаю.
Я проснулась и заплакала. По Софи, дружба с которой закончилась с объятием в мексиканском хостеле, по Софи, с которой в моем сне мы продолжали быть рядом, а потом она так жестоко от меня отвернулась. По Ханне, нежность к которой я хранила в Софи. По себе. По близким. По любви, которая заставляет искать человека в сухом поле.
Яркий свет, вспышки, запахи, звуки.
Софи с рюкзаком стоит на дороге, улыбается, смотрит на меня. Софи — это версия Ханны, из той же реальности, говорящей на немецком, но более мягком, нишевом, уютном. У Софи чуть более скруглённые кудри, чуть точенее лицо, миндальные глаза. Тёмные, да, кажется, тёмные глаза. У Ханны глаза свежего мха на болоте, морской травы, осеннего леса.
Софи младше, Софи так похожа на Ханну из прошлого, когда мы встретились в атакамских песках. Она танцует, бросила балет, чтобы улететь в Мексику, отдаться дороге и погрузиться в жизнь, в аргентинского длинноволосого викинга из Анд. «He has a very palpable presence» — шепнула мне Софи перед встречей с Габриэлем. Прощаясь с ним на террасе, я шепчу ему на ухо: если ты с ней не справишься, она моя.
Я полюбила её сразу, частично за то, что она напоминала Ханну, частично — за что-то новое, еле ощутимое, что-то между влюбленностью и восхищением рисунком из капель на стекле, снежинкой на рукаве, паутиной в утренней росе. Я хотела быть рядом с ней, чтобы меньше скучать по Ханне, но каждый раз с усилием и грустью отделяла эти воспоминания от реальности. Она — другая. Прекрасная в своей искренности. Более женственная, более хрупкая. Она мне важна так же, как и Ханна.
Софи с рюкзаком стоит на дороге, улыбается, смотрит на меня. Мы идем куда-то сквозь сухую траву, брошенные виноградники, теряясь в этой выжжености и трещинах на земле. Проезжает ржавый большой автобус, люди на мотоциклах, я пытаюсь догнать одного из них, но уже вдалеке от Софи понимаю: это уловка, это способ нас разделить. Мчу обратно, вижу, как автобус уезжает, на рыжем песке остаётся лишь платок, Софи нет. Похитили. Похитили!
Исследую округу, припадаю щекой к земле, чтобы увидеть следы шин, сную в высокой траве, чтобы набрести на вмятины от ботинок. Ищу. Не могу её бросить, она же такая маленькая, нежная, мне надо её сберечь. Я пыталась сберечь Ханну, теперь я оберегаю её юное продолжение.
Следы приводят меня к старой ферме, я вижу брошенный автобус, мотоциклы, выжженные солнцем кусты. «Она здесь!» — кричу кому-то. Мне надо ворваться и спасти её.
Но что-то не то. Люди выходят из дома и не пытаются меня остановить. Им не страшно.
— Она сама захотела уехать. Ты ей не нужна. Сама села в автобус, понимаешь?
Лениво поводит головой, в проеме силуэт Софи.
Да, сама уехала. Я не знала уже как тебе объяснить. Уехала. Прощай.
— Но почему? Что изменилось? Почему ты просто не могла со мной поговорить, почему?
Я сквозь слёзы вижу, что ей не больно, не стыдно. Она смотрит на меня с усталостью и скукой. Ну уехала, и что. Захотела. Не больно видеть, как я сбила ноги, чтобы найти её. Она не смотрит на мои истерзанные кустами шиповника и пустынных колючек руки.
— Но зачем это похищение? Ты же понимала, что я буду волноваться? Я же не смогу тебя бросить? Зачем?
Это был единственный способ, Кать. Пока.
Она уходит, её дружки смеются надо мной, ха, поверила, что девочку похитили и искала ее! Бедняжка.
Я не понимаю. Ничего не понимаю.
Я проснулась и заплакала. По Софи, дружба с которой закончилась с объятием в мексиканском хостеле, по Софи, с которой в моем сне мы продолжали быть рядом, а потом она так жестоко от меня отвернулась. По Ханне, нежность к которой я хранила в Софи. По себе. По близким. По любви, которая заставляет искать человека в сухом поле.