Ессентукский городской суд огласил приговоры по «ингушскому делу»:
9 лет Мальсагу Ужахову,
9 лет Ахмеду Барахоеву,
9 лет Мусе Мальсагову,
8 лет Бараху Чемурзиеву,
8 лет Багаудину Хаутиеву,
8 лет Исмаилу Нальгиеву,
7,6 лет Зарифе Саутиевой.
Это был показательный процесс не только для Северного Кавказа, но и для всей России, продемонстрировавший, как «экстремистская статья» будет использоваться против протестующих, которые мирно, без оружия, выходят на митинги, чтобы заявить несогласие с политикой властей.
9 лет Мальсагу Ужахову,
9 лет Ахмеду Барахоеву,
9 лет Мусе Мальсагову,
8 лет Бараху Чемурзиеву,
8 лет Багаудину Хаутиеву,
8 лет Исмаилу Нальгиеву,
7,6 лет Зарифе Саутиевой.
Это был показательный процесс не только для Северного Кавказа, но и для всей России, продемонстрировавший, как «экстремистская статья» будет использоваться против протестующих, которые мирно, без оружия, выходят на митинги, чтобы заявить несогласие с политикой властей.
Наконец получил мотивировку заключения квалификационной комиссии. Очень сильно удивился, когда узнал, что именно было выбрано из целого букета обвинений Минюста в качестве повода к выводу о моей виновности в дисциплинарном проступке.
Как и ожидалось, по большинству эпизодов обвинения я был оправдан, но остался всего один – самый нелепый.
Дело в том, что в своем последнем представлении Минюст жаловался на мою неявку на три следственных действия по делу Сафронова летом 2020 года. Между тем, точно такое же обвинение в неявке именно на эти три следственные действия содержалось и в предыдущем представлении Минюста, которое было рассмотрено Квалификационной комиссией и Советом адвокатской палаты в начале 2021 года.
В тот раз я был полностью оправдан, и это обвинение было с меня снято. Мотивы того решения – просты и понятны: в делах, когда на стороне обвиняемого участвуют несколько защитников, адвокаты по согласованию с подзащитным самостоятельно решают, в каком составе им участвовать в том или ином следственном действии. Для того, чтобы следственное действие не было сорвано, достаточно, чтобы хотя бы один из команды защитников явился на следственное действие.
В этот раз комиссия нашла меня виновным в том, что якобы я не уведомил следователя о своей неявке на те следственные действия.
Во-первых, это не соответствует действительности, поскольку следователь всякий раз уведомлялся о неявке. Это обстоятельство даже не было указано в представлении Минюста, в котором претензия сводилась именно к неявке, а не к неуведомлению мною следователя. Комиссия даже не поинтересовалась у меня этим обстоятельством, хотя могла запросить у меня конкретные данные, задав прямой вопрос.
Во-вторых, рассматривать повторно эпизод, по которому я ранее был оправдан – немыслимо для справедливого разбирательства.
В-третьих, если такой подход будет принят Советом адвокатской палаты, то это нанесет серьезный удар по коллективной защите в уголовных делах. Возложение на адвокатов обязанности письменно и заранее согласовывать со следователем график своего участия в следственных действиях, существенно ограничивает тактику защиты и является вмешательством в профессиональную деятельность адвокатов. Так что увлекшись поисками повода для претензий ко мне, кто-то выстрелил если не в голову адвокатуры, то в ее ногу – точно.
Кстати, согласно протоколу заседания Квалификационной комиссии из двенадцати членов комиссии двое голосовали против заключения. Так что «был и тот, который не стрелял» (с).
Как и ожидалось, по большинству эпизодов обвинения я был оправдан, но остался всего один – самый нелепый.
Дело в том, что в своем последнем представлении Минюст жаловался на мою неявку на три следственных действия по делу Сафронова летом 2020 года. Между тем, точно такое же обвинение в неявке именно на эти три следственные действия содержалось и в предыдущем представлении Минюста, которое было рассмотрено Квалификационной комиссией и Советом адвокатской палаты в начале 2021 года.
В тот раз я был полностью оправдан, и это обвинение было с меня снято. Мотивы того решения – просты и понятны: в делах, когда на стороне обвиняемого участвуют несколько защитников, адвокаты по согласованию с подзащитным самостоятельно решают, в каком составе им участвовать в том или ином следственном действии. Для того, чтобы следственное действие не было сорвано, достаточно, чтобы хотя бы один из команды защитников явился на следственное действие.
В этот раз комиссия нашла меня виновным в том, что якобы я не уведомил следователя о своей неявке на те следственные действия.
Во-первых, это не соответствует действительности, поскольку следователь всякий раз уведомлялся о неявке. Это обстоятельство даже не было указано в представлении Минюста, в котором претензия сводилась именно к неявке, а не к неуведомлению мною следователя. Комиссия даже не поинтересовалась у меня этим обстоятельством, хотя могла запросить у меня конкретные данные, задав прямой вопрос.
Во-вторых, рассматривать повторно эпизод, по которому я ранее был оправдан – немыслимо для справедливого разбирательства.
В-третьих, если такой подход будет принят Советом адвокатской палаты, то это нанесет серьезный удар по коллективной защите в уголовных делах. Возложение на адвокатов обязанности письменно и заранее согласовывать со следователем график своего участия в следственных действиях, существенно ограничивает тактику защиты и является вмешательством в профессиональную деятельность адвокатов. Так что увлекшись поисками повода для претензий ко мне, кто-то выстрелил если не в голову адвокатуры, то в ее ногу – точно.
Кстати, согласно протоколу заседания Квалификационной комиссии из двенадцати членов комиссии двое голосовали против заключения. Так что «был и тот, который не стрелял» (с).
e6dbb020-93e0-461f-bd67-9e2235284ef7(1).pdf
3.8 MB
А вот и само заключение Квалификационной комиссии Адвокатской палаты СПб.
Внук учёного Валерия Голубкина Ерофей (6 лет) написал ему письмо в «Лефортово».
Петиция в поддержку Голубкина собрала уже 66 000 подписей. Подпишите, пожалуйста, и вы.
Петиция в поддержку Голубкина собрала уже 66 000 подписей. Подпишите, пожалуйста, и вы.
Упс. Ростовский суд нечаянно разгласил государственную тайну о том, что на территории ДНР и ЛНР дислоцированы российские регулярные воинские формирования.
https://www.znak.com/2021-12-16/rostovskiy_sud_opublikoval_prigovor_s_podtverzhdeniem_prisutstviya_voennyh_rf_v_donbasse
https://www.znak.com/2021-12-16/rostovskiy_sud_opublikoval_prigovor_s_podtverzhdeniem_prisutstviya_voennyh_rf_v_donbasse
Znak
Колонна из 70 машин с продуктами оценивается в ₽130 млн
Кировский районный суд Ростова-на-Дону в ноябре вынес приговор по делу о коррупции при поставках продовольствия, в котором косвенно подтверждается присутствие российских военных в Донбассе, где идет война
Замечательная Зоя Светова о великом Борисе Золотухине.
https://novayagazeta.ru/articles/2021/12/19/sudba-reformatora?fbclid=IwAR3qN7DqdlcQ2TVDR36XxiAHftCOW8B593CAPnseL-OoWkVBAqZp_OM8cz0
https://novayagazeta.ru/articles/2021/12/19/sudba-reformatora?fbclid=IwAR3qN7DqdlcQ2TVDR36XxiAHftCOW8B593CAPnseL-OoWkVBAqZp_OM8cz0
Новая газета
Судьба реформатора
Об адвокате Борисе Золотухине, который изменил советский суд
Роскомнадзор потребовал у нескольких СМИ удалить с их сайтов расследования «Проекта». Редакции сразу же выполнили требование, что вызвало бурную реакцию и дискуссию по поводу «самоцензуры».
Посмотрел уведомления, полученные от Роскомнадзора. Статьи издания «Проект» в них квалифицированы как материалы нежелательной американской организации Project Media. То есть прокуратура последовательно приравнивает материалы, которые делает российский проект, к деятельности нежелательной организации. Очень сомнительная с точки зрения закона практика, так как нежелательная организация согласно ст. 3.1 ФЗ («О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации») - это всегда иностранная или международная организация, и к ней не должна приравниваться деятельность каких-либо российских проектов.
Понимаю возмущение, которое вызвало удаление материалов, но тем не менее с точки зрения правоприменения редакции поступили правильно. Иначе их ресурсы бы заблокировали и в суде им бы не удалось, увы, доказать незаконность действий, потому как практика по таким делам в пользу Роскомнадзора.
Посмотрел уведомления, полученные от Роскомнадзора. Статьи издания «Проект» в них квалифицированы как материалы нежелательной американской организации Project Media. То есть прокуратура последовательно приравнивает материалы, которые делает российский проект, к деятельности нежелательной организации. Очень сомнительная с точки зрения закона практика, так как нежелательная организация согласно ст. 3.1 ФЗ («О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации») - это всегда иностранная или международная организация, и к ней не должна приравниваться деятельность каких-либо российских проектов.
Понимаю возмущение, которое вызвало удаление материалов, но тем не менее с точки зрения правоприменения редакции поступили правильно. Иначе их ресурсы бы заблокировали и в суде им бы не удалось, увы, доказать незаконность действий, потому как практика по таким делам в пользу Роскомнадзора.
События последнего года многих поставили перед выбором: сесть в тюрьму или уехать; принять новые запреты, притворившись лояльным и неопасным, или уехать.
Все, кто вынужденно уехал, всё равно остаются связанными с Россией, запускают за рубежом СМИ, открывают организации, семинары при университетах, политические и культурные форумы. За последний месяц я участвовал в двух таких: «Форуме свободной России» в Вильнюсе и «Европейском правозащитном диалоге» в Берлине.
Благодаря современным информационным технологиям этот «русский мир здорового человека» не находится в изоляции и не разрывает связи с Россией. Он может влиять и на российское общество, и на власть с помощью самых разных мер, при этом находясь вне зоны действия репрессивных законов. Соглашусь тут с политологом Александром Морозовым, который не раз высказывался, что российская диаспора становится мощной силой, способной давить на режим всеми способами, включая взаимодействие с зарубежными политическими институтами. А они на это взаимодействие очень даже настроены: Европарламент в недавней резолюции подчеркнул, что в ближайшем будущем одним из приоритетов его деятельности станет поддержка продемократических российских сообществ в эмиграции.
В России независимые организации уже настолько ограничены в своих возможностях, что вся их энергия уходит на ежедневную борьбу за выживание и отбивание атак силовиков и властей. Так что «эвакуация» за пределы России возвращает им возможность эффективной работы. В этом смысле отъезд – это не эмиграция в привычном смысле этого слова, не разрыв связей со страной и новая жизнь за границей, а физическое перемещение за пределы сферы влияния силовиков и репрессивных законов, необходимое, чтобы развивать свои проекты.
Об одном таком новом проекте вы скоро узнаете.
Все, кто вынужденно уехал, всё равно остаются связанными с Россией, запускают за рубежом СМИ, открывают организации, семинары при университетах, политические и культурные форумы. За последний месяц я участвовал в двух таких: «Форуме свободной России» в Вильнюсе и «Европейском правозащитном диалоге» в Берлине.
Благодаря современным информационным технологиям этот «русский мир здорового человека» не находится в изоляции и не разрывает связи с Россией. Он может влиять и на российское общество, и на власть с помощью самых разных мер, при этом находясь вне зоны действия репрессивных законов. Соглашусь тут с политологом Александром Морозовым, который не раз высказывался, что российская диаспора становится мощной силой, способной давить на режим всеми способами, включая взаимодействие с зарубежными политическими институтами. А они на это взаимодействие очень даже настроены: Европарламент в недавней резолюции подчеркнул, что в ближайшем будущем одним из приоритетов его деятельности станет поддержка продемократических российских сообществ в эмиграции.
В России независимые организации уже настолько ограничены в своих возможностях, что вся их энергия уходит на ежедневную борьбу за выживание и отбивание атак силовиков и властей. Так что «эвакуация» за пределы России возвращает им возможность эффективной работы. В этом смысле отъезд – это не эмиграция в привычном смысле этого слова, не разрыв связей со страной и новая жизнь за границей, а физическое перемещение за пределы сферы влияния силовиков и репрессивных законов, необходимое, чтобы развивать свои проекты.
Об одном таком новом проекте вы скоро узнаете.
Сегодня День работника органов государственной безопасности (в народе - День чекиста), профессиональный праздник наших «процессуальных оппонентов». А ещё сегодня день рождения адвокатско-правозащитного проекта «Первый отдел», и это наш с коллегами большой подарок виновникам сегодняшнего «торжества».
Первый отдел Следственного управления ФСБ расследует уголовные дела о госизмене и шпионаже. Первый отдел судов обеспечивает судопроизводство по таким делам. Первый отдел госучреждений занимается засекречиванием документов и защитой гостайны. Нередко за закрытыми дверями кабинетов в первых отделах творится правовой произвол. Наш Первый отдел будет бороться за то, чтобы сотрудники всех первых отделов страны соблюдали закон, чтобы ваши права ими не нарушались.
В последние годы особисты вторгаются в жизни тех, кто никогда не был связан с государственными секретами, обвиняя в шпионаже продавщиц, домохозяек и журналистов, отправляя за решетку научную элиту нашей страны, ломая жизни ни в чём неповинных людей. Наш проект будет защищать тех, кто попал под каток уголовных дел, связанных с госбезопасностью, собирать и анализировать всю доступную информацию о закрытых процессах, придавать огласке дела, связанные с госизменой, гостайной и экстремизмом в тех нередких случаях, когда они политически мотивированны или служат одной лишь цели – улучшить статистику раскрываемости и обеспечить очередные награды, звания и продвижение по службе. Люди должны знать о том беззаконии, которое творится за закрытыми дверями под завесой секретности.
Мы - открытое сообщество, в котором может принять участие, каждый кто разделяет наши ценности, центральное место в которых занимает гласность.
Первый отдел Следственного управления ФСБ расследует уголовные дела о госизмене и шпионаже. Первый отдел судов обеспечивает судопроизводство по таким делам. Первый отдел госучреждений занимается засекречиванием документов и защитой гостайны. Нередко за закрытыми дверями кабинетов в первых отделах творится правовой произвол. Наш Первый отдел будет бороться за то, чтобы сотрудники всех первых отделов страны соблюдали закон, чтобы ваши права ими не нарушались.
В последние годы особисты вторгаются в жизни тех, кто никогда не был связан с государственными секретами, обвиняя в шпионаже продавщиц, домохозяек и журналистов, отправляя за решетку научную элиту нашей страны, ломая жизни ни в чём неповинных людей. Наш проект будет защищать тех, кто попал под каток уголовных дел, связанных с госбезопасностью, собирать и анализировать всю доступную информацию о закрытых процессах, придавать огласке дела, связанные с госизменой, гостайной и экстремизмом в тех нередких случаях, когда они политически мотивированны или служат одной лишь цели – улучшить статистику раскрываемости и обеспечить очередные награды, звания и продвижение по службе. Люди должны знать о том беззаконии, которое творится за закрытыми дверями под завесой секретности.
Мы - открытое сообщество, в котором может принять участие, каждый кто разделяет наши ценности, центральное место в которых занимает гласность.
Мы видим, как в закрытых процессах нарушаются права человека. Иногда под завесой секретности эти нарушения хотят скрыть и именно для этого закрывают процессы. Мы умеем работать в таких процессах, мы умеем рассказывать о таких процессах, не нарушая никаких государственных тайн. Мы это будем делать в «Первом отделе». Отчасти эта работа похожа на ту, которую мы делали в «Команде-29».
Мы будем фокусироваться на закрытых процессах, не только на уголовных, но и на гражданских и административных. Сейчас таких процессов становится все больше и больше. Например, дело о ликвидации ФБК и Штабов Навального как раз проходило за закрытыми дверями в рамках административного процесса.
Мы со своей стороны будем предлагать тем коллегам, которые участвуют в закрытых процессах, объединяться вместе с нами. Мы можем входить в эти процессы в качестве адвокатов и наравне с нашими коллегами, которые продолжают работать в России непосредственно. У нас есть возможность работать на удаленке и оказывать помощь тем людям, которые нуждаются в ней, и освещать эти процессы, как мы умеем это делать.
https://theins.ru/news/247299
Мы будем фокусироваться на закрытых процессах, не только на уголовных, но и на гражданских и административных. Сейчас таких процессов становится все больше и больше. Например, дело о ликвидации ФБК и Штабов Навального как раз проходило за закрытыми дверями в рамках административного процесса.
Мы со своей стороны будем предлагать тем коллегам, которые участвуют в закрытых процессах, объединяться вместе с нами. Мы можем входить в эти процессы в качестве адвокатов и наравне с нашими коллегами, которые продолжают работать в России непосредственно. У нас есть возможность работать на удаленке и оказывать помощь тем людям, которые нуждаются в ней, и освещать эти процессы, как мы умеем это делать.
https://theins.ru/news/247299
The Insider
«Огласка помогает добиваться соблюдения закона»: Адвокат Иван Павлов о новом проекте его команды «Первый отдел»
Бывшие сотрудники объединения юристов и журналистов «Команда 29» объявили о создании нового правозащитного проекта под названием «Первый отдел», который будет заниматься делами о госизмене и экстремизме. Один из основателей проекта адвокат Иван Павлов объяснил…
Я предупреждал коллег из Адвокатской палаты, что компромисс не устроит моих процессуальных оппонентов. И вот Минюст прислал очередное, уже четвёртое, более жёсткое и ультимативное представление, в котором требует лишить меня статуса.
Во многом представление повторяет предыдущие, хотя в нём больше пафоса про подрыв авторитета власти и основ конституционного строя. Но есть и довольно любопытные оговорки по Фрейду.
В своё время Конституционный суд заявил, что статус иноагента не является дискриминационным, а Путин - что он не ведет к запретительным шагам со стороны государства и не является запретом на профессию. Между тем Минюст противоречит и в представлении пишет, что статусом иноагента моей профессиональной и даже гражданской репутации нанесён значительный ущерб. То есть Минюст самовольно внёс меня в этот реестр, а теперь требует лишить меня статуса, потому что я есть в реестре. И главное, он признает, что закон является дискриминационным и репрессивным, так что журналисты и правозащитники, которые будут обсуждать его с Путиным, могут смело ссылаться на это представление.
Кроме того, в представлении Минюст утверждает, что 27.04.21 СК РФ возбудил против меня дело по статье 275 УК РФ (“Государственная измена”). Надеюсь, что опечатка тут в статье, а не в дате.
Ниже прикреплю полный текст представления.
Во многом представление повторяет предыдущие, хотя в нём больше пафоса про подрыв авторитета власти и основ конституционного строя. Но есть и довольно любопытные оговорки по Фрейду.
В своё время Конституционный суд заявил, что статус иноагента не является дискриминационным, а Путин - что он не ведет к запретительным шагам со стороны государства и не является запретом на профессию. Между тем Минюст противоречит и в представлении пишет, что статусом иноагента моей профессиональной и даже гражданской репутации нанесён значительный ущерб. То есть Минюст самовольно внёс меня в этот реестр, а теперь требует лишить меня статуса, потому что я есть в реестре. И главное, он признает, что закон является дискриминационным и репрессивным, так что журналисты и правозащитники, которые будут обсуждать его с Путиным, могут смело ссылаться на это представление.
Кроме того, в представлении Минюст утверждает, что 27.04.21 СК РФ возбудил против меня дело по статье 275 УК РФ (“Государственная измена”). Надеюсь, что опечатка тут в статье, а не в дате.
Ниже прикреплю полный текст представления.
