Люблю музеи. Хожу в музеи. Читаю пресс-релизы музеев, подписываюсь на каналы музеев.
«Ельцин Центр приглашает на утреннюю зарядку!»
Но почему не на утренний рассол? Было бы ведь логичнее.
Вспоминаю часто, как дегустировал в приятной компании настойки в заведении «БарБорис», которое как раз в Ельцин Центре и расположено.
- Они все по рецептам Наины Иосифовны? – спросил я бармена.
- Нет, только одна.
Вишневка, кажется, забыл, забыл.
- Ну, она самая вкусная, - честно сказал я.
- Вот поэтому Борис Николаевич и спился, - добавил мой друг, собутыльник и по совместительству видный уральский политолог.
Он теперь за рубежами, а я здесь.
Или вот – совсем шедевр: «Иван Грозный родился 25 августа 1530 г. «Александровская слобода» приглашает весело и масштабно отметить это знаковое событие».
Доживем, Бог даст, повеселимся.
А вчера – в рамках посещения разных странных мест ради поиска ответа на главный русский вопрос – сходили на выставку работ современных художников-баталистов из студии Грекова. Ее очень расхваливал З. Прилепин, отставной политрук.
Честно говоря, я рассчитывал увидеть что-нибудь смешное и нелепое. Но испытал совсем другие чувства. Мыслей, как обычно, на две статьи. Минимум, на две статьи Уголовного кодекса Российской Федерации.
Так надоело это все.

Путешествовал по Руси.
Мысли, впечатления. В общем, есть, но. Раньше тянуло делиться, а теперь куда-то это желание пропало. Незачем. Ни для чего. Снаружи разное, внутри пустота.
Или все-таки вот.
Не спалось, я отправился побродить по древнему городу. Кофе хотелось, но попавшиеся по дороге заведения не работали - рано. Зашел во двор старинного собора. В соборе музей. Музей, естественно, тоже был еще закрыт.
Двор. Остатки асфальта, трава сквозь асфальт, пыль. И кот.
«Бедный, бездомный, голодный кот», - подумал я.
- Привет, кот.
Кот неспешно двинулся ко мне. Я расстроился. Даже угостить его нечем.
Подошел. Толстый, холеный, чистый, видно, любят его музейные старушки (я потом, конечно, днем и в музей зашел, там старушки). Потерся о ботинок, завел свои хрюкотные мурчания, повалился на спину.
Хорошо ему, похоже, живется, и людей не боится совсем. Почесал коту пузо, порадовался за кота. Настроение улучшилось. Да и город начал потихоньку просыпаться. Даже кофе продали.
На набережной, возле моста – два гармониста, молодой и старый. Выпили уже с утра прилично. «Выпьем за родину, выпьем за Сталина!» - горланит молодой. Хотел им денег дать, но передумал.
Позже, как и было сказано, вернулся к музею. В соборе – сырость, время пахнет сыростью. Фрески, конец семнадцатого века, костромская артель, мастеровитые люди. В сценах страшного суда помимо всякого традиционного – непривычная картина: черти запрягли грешника в тележку и едут. Тележка у чертей красивая, золоченая, грешник вздорен и бородат.
Похож, в принципе, на одного моего доброго друга.
Уходя, попрощался с котом.
- Едва ли увидимся, - сказал ему.
Кот показывал пузо и не хотел печалиться.
Да и правильно.

❗️ДНР ведёт с КНДР переговоры о признании, заявил глава МИДа Донецкой народной республики.

В Прикамье прошёл турнир по метанию навоза. Легендарный «Веселый коровяк» возродили после ковидного перерыва: — Берешь лепешку красиво, кругло, и как диск — вааау и ушла! — объясняет заслуженный участник турнира Сергей Еловиков.

По Руси.

‼️Приветствую решение Корейской Народной Демократической Республики о признании ДНР и ЛНР! Оно назрело. Уверен, что вслед за Сирией и КНДР вскоре последуют и другие государства!

Кот в мешке. Кстати, сам упаковался.

Так проходит слава мирская https://t.me/radiogovoritmsk/96924

Очень уважаю этого моржа я.

Прежде, чем запретить электронные сигареты, необходимо возродить пионерию — лидер КПРФ Геннадий Зюганов в интервью Ура.ру

Когда-то я пережил настоящее потрясение, когда прочел, что рублевскую «Троицу» - такую, какой мы ее знаем, русские люди увидели только в 1919 году.
Олифа за сто лет темнеет так, что разобрать рисунок на доске становится почти невозможно. «Троица» - не исключение. Она живет долго, ее записывали, «улучшали», превратили в довольно посредственную икону (хотя помнили, конечно, что это Рублев, чтили имя святого художника).
Более или менее толково реставрировать научились к концу XIX века. Но Церковь не особенно охотно подпускала реставраторов к святыням. И только после октябрьского переворота группа специалистов во главе с графом Юрием Олсуфьевым открыла «Троицу». Показала людям, какая она на самом деле.
Олсуфьева потом большевики, конечно, убили. Лежит на Бутовском полигоне.
Это все очевидно, вроде бы, но это все не укладывается в голове. Кажется, она была всегда. Дело, конечно, не в исключительных художественных достоинствах (хотя это безусловный шедевр, кто бы спорил). Это не просто икона, это символ. Что такое Россия? Ответить можно, только перечисляя знаки, точки в пространстве истории, великое и страшное.
И, конечно, «Троица» будет в этом списке. Как мы без нее?
А вот, оказывается, жили без нее поколения русских людей. Жили и не знали, что там под неуклюжими записями.
Троицкий собор в Лавре, куда сегодня икону отвезли, - тоже удивительное место. Может быть, это и не самая красивая русская церковь (я не знаю, как тут составлять рейтинги). Но она… Не знаю, не хватает моих талантов, чтобы уложить мысли в слова. В эту церковь входишь, как в древность, тебя бьет током, ты оказываешься не в храме, а внутри русской истории, она вся живая, и ты в ней тонешь, исчезаешь без страха.
Сейчас там, кстати, реставрация идет, очарование исчезло. Но вернется – снова закоптятся фрески, вернется полумрак, это все само собой получается.
Рублев писал «Троицу» именно для этого храма. И я, конечно, все понимаю про риски, про проблемы с сохранностью шедевра, прилежный посетитель музеев внутри меня возмущен.
А живой человек не знает, не может решить, что правильно. Возможно, правильно как раз, чтобы она там осталась.

"Переживший клиническую смерть житель Анапы сообщил, что на вратах рая написан текст о Краснодарском крае". Честно говоря, я всегда что-то такое подозревал.

Дневниковая запись.
Из ниоткуда возник кот Анатолий. Долго смотрел на меня единственным глазом. Потом подставил голову для поглаживания.
У него особый дар – жест человека, который собирается погладить кота, напоминает, конечно, благословение: кот наклоняет голову, на голову ложится рука… Но с Анатолием все по-другому: вид у него такой, словно бы это он меня благословляет, подсовывая круглый свой жбанчик под руку. Впрочем, почему «словно бы»? Так оно все и есть. Как-то он умеет это все. Как-то умеет.
«Я устал быть взрослым», - говорил я раньше и почти не врал. Теперь я устал быть старым, хотя старым стал совсем недавно. В конце февраля. Как и многие другие вокруг.
При этом подросток лет четырнадцати, причем довольно глуповатый, который внутри меня скрывается, тоже никуда не делся. Все это странно.
Он не хочет отвечать за других. Он и за себя-то не хочет. Но даже и он знает, что придется, этот нелепый подросток.
Думал днем про города, в которых мне раньше нравилось, и в которых едва ли еще раз окажусь.
Или вот еще такая история. В студенческие годы мы довольно часто собирались в одном не особенно чистом заведении. Самый центр, но кривой переулок, маленький, незаметный. Внутри – высокие столы, за которыми нужно стоять, дешевое пиво, вечно переполненные пепельницы. Бывало весело.
Потом, естественно, ходить туда перестали, и как-то даже мысли не возникало зайти.
А потом – лет, наверное, пять назад я забрел в этот самый кривой переулок. Без внятной цели. Не сразу даже узнал.
На месте нашей пивной – салон швейцарских часов. И почему-то меня накрыло. Я стоял и думал, что это наше время, время, которое мы потеряли здесь (или убили), превратилось в сверхдорогие машинки с красивыми стрелками. Опустилось из табачных облаков, осело в похорошевших витринах.
Хотел даже стихотворение про это написать, но поленился.
А недавно снова там оказался. На месте салона с часами – какая-то бургерная.
Мыслей никаких не появилось. Пожалуй, я поглупел, но ведь и время не поумнело.

Модный нынче спор – о том, что в головах у сограждан.
(По умолчанию предполагается, что у самих спорящих – все в головах в порядке, все по полочкам, полная ясность. Признаюсь, у меня – нет. Но я и в спор вступать не собираюсь. Я лучше расскажу историю.)
Дело было в одном маленьком городке в Архангельской области. Буквально за несколько дней «до».
Я забрел в крохотный музей, посвященный политическим ссыльным. Ну, по крайней мере, так значилось на вывеске. Бывший арестный дом (что-то вроде ИВС на наши деньги). Узкий коридор, по одну сторону – камеры. Пять или семь, не помню. В каждую камеру в рамках музеефикации поставили деревянный топчан и накрыли его дешевеньким постельным бельем.
Могло бы и за гостиницу сойти, но это все-таки музей.
В коридоре – стенды с ксерокопиями документов и старыми фотографиями. Рацион ссыльных (кормили прилично - каша с салом, чай с булкой, щи, кисель).
Дальше пара маленьких комнат – видимо, бывшие помещения для караульных. В одной – еще две выставки: «Работа земств Архангельской губернии» и «Достижения Советского Союза». Опять ксерокопии, какие-то склянки, - это про земства. И несколько больших репродукций – Ленин с ходоками, Гагарин без ходоков, счастливые школьники. Это про СССР.
Во второй комнате – старушка-смотрительница.
Обрадовалась мне, как родному. Видимо, не часто к ней заходят гости. Все пыталась чаем напоить, но я почему-то отказался.
- Видите, как заключенных кормили! В советские-то времена не так их кормили. У нас тут тоже лагеря вокруг были. Сколько народищу поумирало!
Вежливо вздыхаю.
- А вот это, - показывает на пузырьки. – Из земской больницы. Все на чердаке нашли. Видели ее?
Видел. Здоровенный домина из прочного дерева. До сих пор как новый.
- А вот это, - показывает на Гагарина, - я сама устроила. Все-таки лучше в СССР жили.
- Чем до революции или чем теперь?
- Чем, чем…
Растерялась. Простите, я не хотел.
- Смотрю я вот на вас, на молодых.
(Втягиваю живот, приосаниваюсь.)
- Смотрю я вот на вас, на молодых, и не знаю, как вы жить-то будете. У меня интернет. Читаю. Сажают! За слова сажают! Слова не скажи.
И правда – сажают.
- А вы знаете такого поэта – Некрасова Николая Алексеевича?
Вопрос, конечно, обидный. Я неуклюже отшучиваюсь.
- Двести лет ему недавно было. И на всех телеканалах – ни одной передачи! А знаете, почему?
- Почему?
- Потому что его стихи такие, как будто сейчас написаны. Вы читали «Размышления у парадного подъезда»?
Я читал.
- Воот! То же самое все, то же самое!
- И все-таки, когда лучше-то было?
- Да никогда не было. И не будет никогда. Заходите еще, чаю попьем.
И Гагарин с плаката улыбается.

Конспект «Полит.Ру»: главные мысли недели
 
Самое интересное из наших конспектов за минувшую неделю:
 
Литературовед Марк Липовецкий предложил вспомнить о стратегиях выживания, которые использовали советские трикстеры: «Советский политический режим был основан на разрыве между тем, что декларируется, и тем, что происходит, между риторикой и практикой. Приспосабливаясь к этому циническому режиму, советский человек должен был сам становиться циником — как это описывается во многих исторических исследованиях. Фигура трикстера появляется как эстетическое оправдание такого цинизма. Советский трикстер показывает, что цинизм — это не обязательно стыдно и противно. Цинизм может быть и веселой игрой». Запоминайте, вдруг пригодится!
 
Юрист Яков Глинский (пытавшийся еще в СССР отвоевать статус науки для девиантологии) рассказал о перспективах роста преступности в ближайшее время: «…конечно, сегодняшняя ситуация в стране должна повлечь рост и самоубийств, и преступлений против собственности (до 2021 года включительно они падали). Как я уже говорил, основная масса преступников, которые совершили то, что записано в уголовном законе, — это лица без постоянного источника доходов. Поэтому экономический кризис, безработица прямо на это влияют. Однако надо понимать, что это гипотеза».
 
Генеральный директор телеканала «Спас» Борис Корчевников обозначил неожиданный взгляд на модную теперь проблему коллективной ответственности: «Помнишь, ты отправил свою девушку на аборт? Так это ты ударил Химарсами по Донецку. А тот, другой, не заплатил зарплату честно трудившемуся на него работнику? Так это он бьёт по своему же русскому солдату. Ты не устояла от соблазна чувства, которое показалось подлинным, и разрушила собственную семью? Это ты бьёшь кассетными по нашим».
 
Политолог Владимир Пастухов, постоянный участник нашего проекта «После», дал исчерпывающее описание стратегии Запада касательно СВО: «Распространенная экспертная ошибка состоит в том, чтобы ругать Запад и, естественно, Байдена за неверную стратегию, при этом каждый трактует неверность по-своему. Жуткая правда состоит в том, что у них просто нет стратегии. Ни плохой, ни хорошей».
 
А вот экономист Наталья Зубаревич дала ценный совет: «Торопитесь искать подработки. Это адекватный способ адаптации к кризису. На самообеспечение должны садиться те, у кого нет компетенций, квалификаций и возможностей где-то что-то подработать. Если у вас есть гибкость, время, силы — ищите любые формы подработки. Для городского населения это самый рациональный путь».
 
В проекте «После» - сразу два новых разговора: психолог, психоаналитик и журналист (заходят в бар, зачеркнуто) Анна Рубцова рассказала о психологических предпосылках ситуации, в которой мы теперь оказались, и о том, какими могут быть последствия этой ситуации для психики (спойлер – все печально); а историк Иван Курилла – о том, как уничтожалось в России гражданское общество, о том, может ли оно воскреснуть, и о том, как Америка стала нашим «другим».
 
Кстати, в правильных, нестыдных московских гостиных – только и разговоров, что о возвращении «Публичных лекций Полит.Ру». Все вот-вот начнется! Следите за анонсами.
 
#конспектПолитРу

«Необходимо установить меры, направленные на обеспечение интеллектуальной, нравственной и психической безопасности общества, в том числе в виде запрета совершать действия, направленные на популяризацию отрицания семейных ценностей и нетрадиционных сексуальных отношений».

Выглядит все так, будто скорбные умом депутаты хотят запретить, помимо прочего, еще и «популяризацию отрицания нетрадиционных семейных отношений». Что бы это ни значило.

Эти люди, между прочим, годами переживали за судьбу русского языка у соседей.

(Цитата – из пояснительной записки к свежему законопроекту о «запрете гомосексуальной пропаганды среди совершеннолетних».)

В этом сне

Сон явился, сон мне молча руку пожал.
Посмотрел в мои глаза своими, чужими.
А потом в этом сне случился странный пожар:
Половина дома горела, в другой половине жили.

Хлопотали хозяйки возле кухонных плит.
Громыхали кастрюли, воздух заполнил чад.
Я молчал, потому что думал, что я убит.
Потому что убитые, знаешь, всегда молчат.

А потом я услышал, как ты меня позвала.
Я подумал, что ты боишься, что ты одна.
Выходить в этом сне надо было сквозь зеркала.
Сквозь стеклянный лед, сквозь себя, сквозь моря без дна.

Берег (двор). Безглазые птицы градом с ветвей.
Пасть ощерил подъезд, погибну, если войду.
Дом пылал, но от этого мне не стало светлей.
Я читал у святого Фомы: не светит огонь в аду.

Пальцы комкали плотное полотно темноты.
Я увидел, как тонут искры в небе асбестовом.
Только ты была в этом сне и ты, и не ты.
Я не знал, любить тебя или спасаться бегством.

Воздух сделался густ и на вкус как горелый хлеб.
Ночь дохнула огнем, и я растворился в нем.
А потом в этом сне я проснулся или ослеп.
И теперь вижу только то, что положено видеть днем.

(Всем, конечно)

Иду по коридору. В коридоре стоит задумчивый кот Тихон.
- Можно, - спрашиваю я кота Тихона, - я возьму тебя на руки и немного потискаю?
Поскольку тучный Тихон ничего не отвечает и бегством спастись не пытается, беру его на руки.
- Уф! – говорит кот Тихон, глубоко возмущенный столь наглым вторжением в его личное пространство.
- Ну прости, - говорю, - я недолго. Чешу пузцо. Кот Тихон вяло вырывается.
- Уф, уф, уф, - продолжает вздыхать Тихон.
Ставлю его на стол.
Через секунду Тихон забывает о своих переживаниях, подходит, подставляет голову. Глажу.
Тихон лезет на подоконник, ждать птиц. Все коты проходят через это увлечение. Тихон юн, он еще не разочаровался, он надеется, что однажды птицы прилетят и можно будет их съесть.
Но птицы летят мимо.