Крестный,
Кто это на иконе?
Луиза Чикконе, Эннио Морриконе?
Или ангел грозный пьет ладан росный,
Хоботком поводя?
Вечер бы спланировать мне бы:
Мы когда собираемся к ним на небо, -
Сейчас или погодя?

Я пока у реки, попираю камни
(Что припомнят камни наверняка мне).
Ушла душа моя с моряками
Куда-то за край земли.
С татуированными алкашами.
Думал новую взять в «Ашане»,
Да новых не завезли.

Что она увидит, за море двинув?
Обряженных во фраки пингвинов,
Южных звезд фонари?
Пальмы? – помнишь старые фильмы,
В кинозалах глотали пыль мы, -
Или,
Как я,
Темноту внутри.

Люблю новости из регионов.
«Чтение поэзии в кафе Магнитогорска закончилось поножовщиной. Как сообщил старший помощник руководителя регионального управления СК Владимир Шишков, 47-летний посетитель долго и громко декламировал стихи, это вывело из себя другого гостя заведения, и он схватился за нож. Пострадавшего увезли в больницу.
Конфликт произошел между двумя незнакомыми и нетрезвыми людьми в среду, 22 марта, в кафе «Солнышко» в доме №24 на проспекте Карла Маркса.
Нападавший нанес чтецу стихов несколько ударов ножом, а потом выбежал из кафе. Позже его задержали сотрудники Росгвардии».
Да, это я к чему? В четверг, 6 апреля буду читать стихи в кафе «Бобры и утки» на Пятницкой (Пятницкая 56, начало в 19 30). Приходите!

«Большинство комиссаров — административные бездарности». Письмо Ленину от аполитичного инженера

Полит.ру и телеграм-канал Государственного архива Российской Федерации «Документальное прошлое» продолжают совместный проект «Документ недели». Сегодня — о том, как совслужащий решил достучаться до вождя мирового пролетариата и рассказать ему о подлинных причинах «саботажа» в советских учреждениях ▶️ https://clck.ru/3446gZ.

#документ_недели

«И все же я задремал, а вскоре и заснул. Почему я знаю, что заснул? Потому что увидел сон. В этом сне мне снилось, что в мире началась большая война и меня призвали на поле боя. И я дал обет Господу, что если вернусь с войны здоровым и невредимым, то принесу в жертву первого, кто по возвращении выйдет ко мне навстречу. Кто бы ни вышел первым, того и принесу в жертву Ему. Вернулся я с войны здоров и невредим, в целости и сохранности, и кто же выходит мне навстречу?
Вот, я сам и выхожу».
Шмуэль-Йосеф Агнон, «До сих пор», глава седьмая.
С юности люблю Исаака Башевиса-Зингера, Агнон же стал поздней любовью. Оба нобелевские лауреаты, кстати. И глупо их сравнивать, а все равно лезут в голову сравнения.
Башевис-Зингер, словно бы подмигивая своим (в первую очередь – американским, конечно) читателям, обещает: «Вот, были когда-то в Восточной Европе такие особые местечки, и жили в них люди, которые, на ваш взгляд, странновато одевались, странновато говорили и слишком усердно молились. Но я сейчас расскажу про них пару историй, и вы увидите, что это как раз такие истории, к которым вы привыкли, и вам будет интересно, и вы будете им сочувствовать, смеяться с ними и плакать о них».
Агнон же никому не подмигивает, Агнон ставит перед фактом: «Есть такие специальные люди, которые существуют, чтобы говорить с Господом. Я здесь говорю с Господом, и нам с Ним все равно, похож ли этот разговор на привычные вам истории, да и вообще – хоть на что-то, что вам привычно».
Подозреваю, что в этой смиренной наглости – сущность и смысл поэзии. И по нраву мне эта смиренная наглость.

Из жизни очень тупых людей. Грустная заметка.
Обнаружил тут какую-то кнопку, на которую раньше не обращал внимания. Нажал. В канале появилось сообщение, что я веду трансляцию. И я – от большого, конечно, ума, - это сообщение удалил.
Но проклятый стрим, оказывается, идет! А выключить я его не могу, потому что не вижу, естественно, удаленную ссылку на него. Но при этом все остальные видят, что стрим идет. Вслушиваются. Выдвигают гипотезы.
Инструкции не помогают. Не описан там этот уникальный случай. Выключение и включение компьютера и телефона не помогают.
Написал, конечно, в бот Телеграма, но тоже в успех не верю. Будет у меня теперь, наверное, вечный стрим без видео и звука.

Да, эпопея, конечно.

Ну а в подарок всем участникам легендарной трансляции - еще один архивный текст для "Севера". https://t.me/rs_sever/53

Земная слава

Редактирую рецензию на фильм «Тень Караваджо».
Юный кинокритик пишет: «Фамилия режиссера – Микеле Плачидо – мало кому в России хоть что-то говорит».
Нет, ну вырастили, а! Молодежь, деревья без корней. Люди, для которых слово La piovra ничего уже не значит.
Откуда им помнить, как пустели улицы, когда в телевизоре комиссар Коррадо Каттани выходил на охоту за мафией.
И да, это именно он, комиссар Каттани, он теперь еще и режиссер.

«Примите участие в битве роботов! Создайте робота и сразитесь за денежный приз!» - внезапно предложил портал «Госуслуги».
Причем не только мне, но и старушке-маме (ее письма приходят на один из моих ящиков).
Представил себе, какого робота она могла бы создать. Наверное, в виде кота. С боевой сковородкой в передних лапах. И на колесах. Она же у меня автолюбитель, в 68 лет получила права и гоняет теперь на машине по Подмосковью.
Эх. Всех победила бы.

Да, кстати, еще о битвах роботов. В последний раз напоминаю - сегодня читаю стихи в "Бобрах и утках" Пятницкой (Пятницкая 56, начало в 19 30). И лучше бы вам, конечно, прийти.

Зашли с мудрым бородачом вчера на «Нон-фикшн»: Татьяна Никитична Толстая презентовала книгу «Истребление персиян», переписку с Александром Тимофеевским. Там еще приложены мемуарные заметки разных людей, знавших Шуру, есть и мой небольшой текст.
Взгрустнул. Не хватает Шуры. Шуры не хватает.
- Взрослых мало осталось, слушаться некого, - сказал Татьяне Никитичне.
Книжки прекрасные все еще издают, впрочем, и люди их даже покупают, вообще, светло как-то.
Потом решили пешком пройтись до Пятницкой, где мне предстояло читать стихи.
Обошли гостиный двор и возле церкви Максима Блаженного, что на Варварке, уткнулись в народный мемориал в память о Владлене Татарском. Черные флаги с белыми черепами, цветы.
И чуть дальше на мосту – еще мемориал, еще цветы, это уже в память о Немцове.
Из заплаток, в общем, теперь Москва.
Ах, да. Спасибо всем, кто дошел вчера до «Бобров». Я старался. Хотя мудрый бородач и раскритиковал меня – то, говорит, тараторишь, то бубнишь. Ну, он спец по бормотанию, ему виднее.

Включил телевизор, и телевизор сразу же спросил меня: "Зачем либеральная оппозиция встает на путь террора?" Не знаю, что и ответить.

(Всем, конечно, важно знать, как живут мои коты)

Малолетний (и уже не совсем, кстати, шарообразный) кот Петр Пуговица взялся огородничать. Роет землю в цветочных горшках. В связи с чем он теперь – Петр Чумазая Пуговица.
Я даже, глядя на него, народные приметы стал придумывать: если на Петра-огородника выспаться получится, значит, днем не вовсе вареный будешь.
Хотя, может, он там клад ищет. Зря. Петр, там клада нет! Да и нигде тут у нас его нет.

Ну и кстати, раз уж зашла речь про Петра Чумазую Пуговицу (он же – Петр-огородник).
Петр очень общительный. Когда не спит – все время бегает за людьми, чтобы быть в курсе всех квартирных событий.
- Просто хочешь ты знать, что и где происходит, оо-ооо-о! – пою я Петру, вспоминая веселую юность (подъезды, гитары, купленная у таксистов на вокзале водка, черные кожаные куртки, куда без них).
Именно поэтому Петр откликается вообще на все имена. Ему важна интонация. Раз зовут – значит, делается что-то, значит, надо идти. Если позвать: «Петя, Петя, Петя!» - приходит Петя. Если позвать: «Тихон!» - придут Тихон и Петя. Ну и так далее. Раз я эксперимента ради стал кричать: «Николай Феофилактович!» Пришел Петя.

Еще один мой архивный текст для "Севера". Про то, как Москва победила все. Ну или почти все. На "Север", конечно, надо подписываться. Правда, редактор (он же - мудрый бородач) там напутал с названием, в оригинале заметка называлась "Древняя Русь против новой Московии". Это важный пустячок. https://t.me/rs_sever/79

И недлинный стишок в честь праздника. Это последнее стихотворение из цикла «Кем быть» (2022).

Очнуться никем. Зевакой в толпе, на иконе, в правом углу.
Там, где нищие, водоносы, купцы, и шлюхи, и стражей ряд.
Чтобы увидеть сквозь лак потемневший, сквозь эту мглу,
Как Он входит во град.

В Храме тихо, зато гуляют трущобы.
На базаре болтали, что мир уже не лежит во зле.
Дети лезут на дерево и на ветвях плодами неспелыми виснут, чтобы
Разглядеть получше странника на осле.

И болтали еще, будто времени больше не будет, но время ест.
Время жалит, торопит, гонит во весь опор.
Из этого дерева выйдет отличный крест.
Чтобы начать, нам понадобится топор.

Получил от старшего и мудрого товарища из-за границ небольшой нагоняй за то, что хожу в разные места и даже иногда натыкаюсь на неправильных людей. Вместо того, чтобы…
Я, кстати, не знаю, вместо чего, но на всякий случай извиняюсь (не в первый раз) за то, что имею наглость продолжать жить. Ну, может, ненадолго это, чего уж. Потерпите. Нескладное мое туловище все чаще намекает, что ему надоело здесь.
На самом деле, конечно, собирался я написать нечто, куда более язвительное. Но взялся и понял, что не хочу. Не хочу терять немногих близких (или – теперь – далеких, но все равно важных) людей. Не хочу ссориться. Это модно сейчас, знаю, но могу себе позволить быть немодным. Уже. Наверное.
Страх потерять оставшихся становится главным. Годы, черт их. Как-то понимаешь, что новых людей можешь уже и не встретить.
А пока обо всем об этом думал, вспомнил про самое страшное событие в жизни. Потом случалось разное, объективно – и пострашнее, вроде бы, тоже кое-что случалось. Но настоящий холод внутри – когда возвращаюсь туда, где мне четыре (да, кажется, четыре) года.
Я проснулся – дедов дом деревенский – и понял, что я один. Совсем один. Вообще. Деда и не должно было быть дома, работа, но вот где же бабушка? Почему не гонит чистить зубы, не возится с завтраком, не говорит что-нибудь такое, после чего начинаешь улыбаться, даже если не хочется?
Я вышел во двор. Ворота задвинуты на засов – это тревожно. Хотя. Наверняка ведь она пошла в огород. И я пошел в огород. Никого. Вернулся домой. И впал в полнейшую панику.
Я понял, что меня бросили (эта навязчивая мысль – что родным я на самом деле чужой, что они зачем-то притворяются только, изображая любовь, регулярно меня посещала, кстати, хотя никто никогда не давал никаких для нее поводов). Вот оно и случилось. Все. Теперь только чужие вокруг.
У бабушки над кроватью висела икона – богородица с младенцем, сытинская открытка, наклеенная на доску. Я в четыре твердо знал, что бога нет, потом только начал сомневаться, - мало ли. Но тут, не зная, к кому еще обратиться за защитой и помощью, я начал молиться. Чего только я не пообещал Ему, в надежде, что бабушка придет.
А она все не шла и не шла. Минут, может, десять. Или час. Или тысячу лет. Я не знаю. Я даже не плакал. Ужас мой был слишком велик для этого. Да и вообще (это я потом в книгах вычитал): умение плакать – дар. «Слезный дар», так святые и говорили. Мне не досталось.
Она пришла, конечно, из магазина, конфет мне принесла, такие, знаете, были карамельки без оберток, обсыпанные сахаром (других у нас и не продавали). «Что ты, - спросила, - вскочил-то так рано?» И я не смог ей объяснить, что со мной было. Понял, что не смогу, и не стал пытаться.
Больше не придет. И список тех, кто больше не придет, все длиннее, и я не хочу самостоятельно его увеличивать.

А вот знаменитый Петр Пуговица, которому наши терзания чужды, передает всем привет, даже не просыпаясь.

Увидел новость – «Ветераны России» требуют отнять квартиру у Софии Ротару.
И подумал – вообще-то это ведь я ветеран России. Бывают ветераны войн, ветераны спецназа, а я – ветеран России. Пятьдесят почти лет здесь живу. И, что даже странно, совершенно мне при этом почему-то не хочется отнимать квартиру у Софии Ротару.
На этом бы и остановиться, да не получается. Вот, например, София Ротару. Еще мой дедушка восхищался ее красотой. Она пела и плясала внутри телевизора «Горизонт», а он красотой ее восхищался. Дедушка умер давно, а она все так же поет и пляшет. Судя по фотографии, которая прилагалась к новости про корыстных ветеранов России, даже похорошела.
Сбоку из телевизора «Горизонт» торчала такая пимпочка, и была под ней надпись – «Гетеродин». Я не знал, что значит это слово, и оно меня завораживало. Дедушка, кстати, тоже не знал.
Теперь вот знаю, не завораживает. А София Ротару все поет, пляшет и хорошеет.