Поздравляю и приветствую всех, кто сегодня празднует Воскресение Христово.
"Когда кончилась суббота, Мария из Магдалы, Мария, мать Иакова и Саломея, купили благовоний, чтобы пойти умастить его тело. Рано утром, в первый день недели, с восходом солнца, они пришли к гробнице. Они думали, кто же отвалит нам этот камень от входа в гробницу. И тут они заметили, что камень отвален, а он был очень большой. Они вошли в гробницу и увидели, что справа сидит юноша, одетый в белую праздничную одежду. И они пришли в ужас. А он сказал им: "Не ужасайтесь. Вы ищете Иисуса Назаретянина, который был распят.
Он воскрес, его здесь нет. Вот место, где он лежал. А вы ступайте, скажите его ученикам и Петру, что он придет раньше вас в Галилею. Там вы его увидите, как он и сказал вам." Они вышли наружу и побежали прочь от гробницы, ибо их охватил страх и изумление, и никому ничего не сказали. Боялись они."
Мк 16:1-8 в переводе Сергея Лезова.
Рафаэль, "Воскресение Христово", 1502. Из коллекции Художественного музея Сан-Паулу, Бразилия.
"Когда кончилась суббота, Мария из Магдалы, Мария, мать Иакова и Саломея, купили благовоний, чтобы пойти умастить его тело. Рано утром, в первый день недели, с восходом солнца, они пришли к гробнице. Они думали, кто же отвалит нам этот камень от входа в гробницу. И тут они заметили, что камень отвален, а он был очень большой. Они вошли в гробницу и увидели, что справа сидит юноша, одетый в белую праздничную одежду. И они пришли в ужас. А он сказал им: "Не ужасайтесь. Вы ищете Иисуса Назаретянина, который был распят.
Он воскрес, его здесь нет. Вот место, где он лежал. А вы ступайте, скажите его ученикам и Петру, что он придет раньше вас в Галилею. Там вы его увидите, как он и сказал вам." Они вышли наружу и побежали прочь от гробницы, ибо их охватил страх и изумление, и никому ничего не сказали. Боялись они."
Мк 16:1-8 в переводе Сергея Лезова.
Рафаэль, "Воскресение Христово", 1502. Из коллекции Художественного музея Сан-Паулу, Бразилия.
Сегодня иракские читатели вспоминают в дискуссионной группе нашего канала Sealand Iraq отошедшего ко Господу Папу Франциска.
Он посетил Ирак 5-8 марта 2021 года, побывав в Мосуле, Багдаде, Наджафе и в Уре.
На первом снимке он в церкви св. Марии Заступницы в Багдаде, о которой мы когда-то писали.
На втором он встречается в священном городе Наджафе с аятоллой Али Аль-Систани, главным духовным авторитетом у иракских шиитов.
В Уре наша экспедиция с ним разминулась - мы приехали примерно через три недели после его отъезда. Для церемонии и службы была поставлена специальная палатка невдалеке от “Дома Авраама”. Наши урские друзья там присутствовали.
Фото отсюда.
Он посетил Ирак 5-8 марта 2021 года, побывав в Мосуле, Багдаде, Наджафе и в Уре.
На первом снимке он в церкви св. Марии Заступницы в Багдаде, о которой мы когда-то писали.
На втором он встречается в священном городе Наджафе с аятоллой Али Аль-Систани, главным духовным авторитетом у иракских шиитов.
В Уре наша экспедиция с ним разминулась - мы приехали примерно через три недели после его отъезда. Для церемонии и службы была поставлена специальная палатка невдалеке от “Дома Авраама”. Наши урские друзья там присутствовали.
Фото отсюда.
Сейчас я отправил в региональное Управление Службы древностей наши списки образцов на вывоз за границу для анализов. Большая часть - это черепки (157 позиций), но есть также пробы грунта, уголь для радиоуглеродного датирования и образцы битума из археологических контекстов - каждый из этих трёх списков содержит примерно по десятку позиций. Сначала нам надо получить разрешение отвезти их в Багдад, где Иракский Музей должен провести их экспертизу, после чего они отправятся на растаможку. Мы постараемся держать читателей в курсе этого квеста, потому что современная археология, как я здесь уже не раз писал, это не выкапывание сокровищ из-под земли, а всестороннее изучение контекстов, для этого нужно много анализов, в том числе hi-tech.
В комментариях я поделюсь нашим списком керамики на вывоз. Поскольку керамика у нас убейдского круга, то она чаще всего расписная. Соответственно, на обратной стороне черепка, который сфотографирован для таможни со стороны номера, может быть фрагмент орнамента. Но в любом случае это черепки, обломки, которые никогда не выставляются в музее, и даже на небольшом памятнике, как Ваджеф, их тысячи.
Посмотрим, что из этого получится, и сколько времени это займет.
В комментариях я поделюсь нашим списком керамики на вывоз. Поскольку керамика у нас убейдского круга, то она чаще всего расписная. Соответственно, на обратной стороне черепка, который сфотографирован для таможни со стороны номера, может быть фрагмент орнамента. Но в любом случае это черепки, обломки, которые никогда не выставляются в музее, и даже на небольшом памятнике, как Ваджеф, их тысячи.
Посмотрим, что из этого получится, и сколько времени это займет.
Мама часто вспоминала древнюю поговорку: “Ты неисправим, как старый тандыр”. Тандыры, по-аккадски тинуру, часто встречаются на археологических памятниках. Здесь он в действии, все в тех же Плесах, на фото и видео ©️Кристины Бондаревой.
После моей лекции в Музее Аль-Кафиль один из слушателей спросил меня, есть ли в Эрмитаже иракские вещи, и собираемся ли мы их вернуть.
Такой вопрос время от времени возникает, конечно, и в отношении других больших музеев мира.
В Эрмитаже есть вещи из Двуречья: это в основном клинописные таблички, несколько ассирийских рельефов с надписями, цилиндрические печати и гирьки. Коллекция эта невелика. Она в основном была приобретена Николаем Петровичем Лихачевым у антикваров для его Музея книги, документа и письма. После революции коллекция Лихачёва досталась Эрмитажу и Пушкинскому музею. С формально-юридической точки зрения оснований для реституции нет: Эрмитаж не вывозил эти вещи из Ирака.
Гораздо важнее другое: благодаря этой небольшой коллекции, в России появились свои ассириологи: Никольский, Шилейко, Рифтин, Дьяконов и его нынешние ученики.
Благодаря ей в России появился свой перевод "Эпоса о Гильгамеше"и возник целый мир Месопотамии, воспринятый нашими соотечественниками и отраженный в нашей культуре.
В малой частности, по цепочке причин и обстоятельств русские помогли начать исследования Ваджефа и Дехайлы. Не будь в Эрмитаже клинописи, Дьяконов бы не смог стать ассириологом, а я бы не познакомился с Абдуламиром Хамдани и мы бы не приехали на Дехайлу.
Которая, скорее всего, разграблялась бы и дальше.
И это верно и в отношении других памятников, и знаменитых, как Ур, и неизвестных публике, но важных для науки, как Хайбер: для их изучения нужны ресурсы, и материальные и человеческие, которые по ряду причин было и остаётся трудно собрать в одной стране. Благодаря заграничным коллекциям такие люди появляются. Там, где коллекций нет, как правило, нет и своей месопотамской археологии.
Когда иракское правительство станет более активно финансировать обучение своих ассириологов, историков, археологов за границей, чтобы владеющих новой литературой и контактами были не единицы, а пара сотен на весь Ирак, тогда можно будет опереться на свои силы. И это будет правильно.
Но есть и другое, ещё более важное обстоятельство. Коллекции клинописи и предметов искусства Древнего Двуречья (и других областей Древнего Мира) - это залог стабильности человеческого общества в целом. Очень хорошо, что можно в своей стране придти в музей и поработать с вещами, которые свидетельствуют об общих истоках цивилизации.
Эти вещи - послы Ирака, они работают на него, на доброе имя его людей. Они нас всех объединяют.
В разных музеях мира находится, по оценке французского ассириолога Жана Боттеро, около полумиллиона клинописных документов. Чтобы поддерживать их хранение, реставрацию, отбор и показ, чтение и интерпретацию, и чтобы, в содружестве с другими науками, написать на их основе историю - нужны, конечно, усилия всего мира, не одного Ирака.
Такой вопрос время от времени возникает, конечно, и в отношении других больших музеев мира.
В Эрмитаже есть вещи из Двуречья: это в основном клинописные таблички, несколько ассирийских рельефов с надписями, цилиндрические печати и гирьки. Коллекция эта невелика. Она в основном была приобретена Николаем Петровичем Лихачевым у антикваров для его Музея книги, документа и письма. После революции коллекция Лихачёва досталась Эрмитажу и Пушкинскому музею. С формально-юридической точки зрения оснований для реституции нет: Эрмитаж не вывозил эти вещи из Ирака.
Гораздо важнее другое: благодаря этой небольшой коллекции, в России появились свои ассириологи: Никольский, Шилейко, Рифтин, Дьяконов и его нынешние ученики.
Благодаря ей в России появился свой перевод "Эпоса о Гильгамеше"и возник целый мир Месопотамии, воспринятый нашими соотечественниками и отраженный в нашей культуре.
В малой частности, по цепочке причин и обстоятельств русские помогли начать исследования Ваджефа и Дехайлы. Не будь в Эрмитаже клинописи, Дьяконов бы не смог стать ассириологом, а я бы не познакомился с Абдуламиром Хамдани и мы бы не приехали на Дехайлу.
Которая, скорее всего, разграблялась бы и дальше.
И это верно и в отношении других памятников, и знаменитых, как Ур, и неизвестных публике, но важных для науки, как Хайбер: для их изучения нужны ресурсы, и материальные и человеческие, которые по ряду причин было и остаётся трудно собрать в одной стране. Благодаря заграничным коллекциям такие люди появляются. Там, где коллекций нет, как правило, нет и своей месопотамской археологии.
Когда иракское правительство станет более активно финансировать обучение своих ассириологов, историков, археологов за границей, чтобы владеющих новой литературой и контактами были не единицы, а пара сотен на весь Ирак, тогда можно будет опереться на свои силы. И это будет правильно.
Но есть и другое, ещё более важное обстоятельство. Коллекции клинописи и предметов искусства Древнего Двуречья (и других областей Древнего Мира) - это залог стабильности человеческого общества в целом. Очень хорошо, что можно в своей стране придти в музей и поработать с вещами, которые свидетельствуют об общих истоках цивилизации.
Эти вещи - послы Ирака, они работают на него, на доброе имя его людей. Они нас всех объединяют.
В разных музеях мира находится, по оценке французского ассириолога Жана Боттеро, около полумиллиона клинописных документов. Чтобы поддерживать их хранение, реставрацию, отбор и показ, чтение и интерпретацию, и чтобы, в содружестве с другими науками, написать на их основе историю - нужны, конечно, усилия всего мира, не одного Ирака.
Приключения черепков (1-й сезон, 2-я серия)
Продолжу рассказ о приключениях образцов, которые мы хотим вывезти на исследования за пределы Ирака. Это 7 образцов грунта из стратиграфической колонки самого северного (самого глубокого) раскопанного квадрата, 11 образцов угля для радиоуглеродного датирования, 10 образцов битума для разных химических исследований и 157 черепков древней посуды, тоже для разных исследований (петрография, рентгенография, рентгенофлюоресцентный анализ, технологический анализ и т.д.) Многие черепки имеют фрагменты росписи, поскольку убейдская посуда в значительной мере расписная. Но среди того, что предъявлено к вывозу, нет ни только целых горшков, но даже "археологически целых" (по которым можно восстановить форму), это все именно черепки, которые в музее не выставляют.
Образцы эти были отобраны Натальей Юрьевной Петровой, научным сотрудником Института археологии РАН, которая приехала специально с этой целью и две недели провела на нашей базе при Майсанском музее; причем большую часть этого времени она была на базе одна, пока мы ездили по Южному Ираку, чтобы организовать работу антрополога, встретиться с другими экспедициями и выступить с лекцией в Кербеле и на конференциях в Рифаи и Вавилоне. В последнюю ночь ей пришлось пережить пыльную бурю, которая разбушевалась с невиданной силой, а археологическая база была плохо защищена от пыли.
Сегодня утром мы с Ликой привезли три контейнера с нашими образцами на проходную Иракского Музея. Тут выяснилось, что я забыл в гостинице “китаб”, сопроводительное письмо (те, кто учат арабский, чаще используют это слово в значении “книга”). В данном случае это действительно была целая книга, более 40 страниц с фотографиями и номерами всего, что мы хотим вывезти, включая фото всех пакетиков с грунтом и битумом. И вот этот китаб я выложил вчера из рюкзака, идя на ужин, и забыл положить обратно.
Без китаба нас не пускали за вахту; полицейский, служащий за столом справок и другие присутствовавшие пытались позвонить начальнику фондохранилища, к которому я и шел, но то ли нельзя было найти его телефона, то ли его самого, в общем, закрутился вихрь общения, среди которого вдруг оказался немец, пришедший посмотреть музей. Ему объясняли, что музей закрыт, но неизвестно, как надолго. Я посоветовал ему придти через час, когда вихрь утихнет. Посмотрели мы, посмотрели на это, оставили контейнеры на вахте и поехали обратно в гостиницу за китабом.
Продолжу рассказ о приключениях образцов, которые мы хотим вывезти на исследования за пределы Ирака. Это 7 образцов грунта из стратиграфической колонки самого северного (самого глубокого) раскопанного квадрата, 11 образцов угля для радиоуглеродного датирования, 10 образцов битума для разных химических исследований и 157 черепков древней посуды, тоже для разных исследований (петрография, рентгенография, рентгенофлюоресцентный анализ, технологический анализ и т.д.) Многие черепки имеют фрагменты росписи, поскольку убейдская посуда в значительной мере расписная. Но среди того, что предъявлено к вывозу, нет ни только целых горшков, но даже "археологически целых" (по которым можно восстановить форму), это все именно черепки, которые в музее не выставляют.
Образцы эти были отобраны Натальей Юрьевной Петровой, научным сотрудником Института археологии РАН, которая приехала специально с этой целью и две недели провела на нашей базе при Майсанском музее; причем большую часть этого времени она была на базе одна, пока мы ездили по Южному Ираку, чтобы организовать работу антрополога, встретиться с другими экспедициями и выступить с лекцией в Кербеле и на конференциях в Рифаи и Вавилоне. В последнюю ночь ей пришлось пережить пыльную бурю, которая разбушевалась с невиданной силой, а археологическая база была плохо защищена от пыли.
Сегодня утром мы с Ликой привезли три контейнера с нашими образцами на проходную Иракского Музея. Тут выяснилось, что я забыл в гостинице “китаб”, сопроводительное письмо (те, кто учат арабский, чаще используют это слово в значении “книга”). В данном случае это действительно была целая книга, более 40 страниц с фотографиями и номерами всего, что мы хотим вывезти, включая фото всех пакетиков с грунтом и битумом. И вот этот китаб я выложил вчера из рюкзака, идя на ужин, и забыл положить обратно.
Без китаба нас не пускали за вахту; полицейский, служащий за столом справок и другие присутствовавшие пытались позвонить начальнику фондохранилища, к которому я и шел, но то ли нельзя было найти его телефона, то ли его самого, в общем, закрутился вихрь общения, среди которого вдруг оказался немец, пришедший посмотреть музей. Ему объясняли, что музей закрыт, но неизвестно, как надолго. Я посоветовал ему придти через час, когда вихрь утихнет. Посмотрели мы, посмотрели на это, оставили контейнеры на вахте и поехали обратно в гостиницу за китабом.
Вернулся я уже один, ехать вдвоем не было смысла. С китабом меня пропустили без проблем до следующей, внутренней вахты, на служебном входе ИМ. Там оказалось, что китаб адресован не той организации: не в Дирекцию музеев или в сам Иракский музей, а в Дирекцию раскопок. Ко мне пришел провожатый, которого я помню с наших давних визитов в ИМ, и мы с ним отправились от кабинета к кабинету, чтобы кто-нибудь перевизировал бумагу. Это мог сделать Председатель Службы древностей, но его не было. Мы отправились к Заместителю, но он объяснил, что сначала нужна виза Дирекции археологических исследований, куда адресована бумага. Не сразу стало понятно, кто из двух начальников в этой дирекции должен ее завизировать, и в каком порядке. Получив эти визы, мы отправились снова на вахту Музея - и снова нас отправили обратно, я уже не берусь рассказать читателю, почему. Долго ли, коротко ли, после нескольких итераций на китабе были поставлены три визы (обозначенные цифрами), поставлены печать и штамп одного из начальников, и меня пропустили в служебную часть Музея, в комнату временного хранения.
Дальше все происходило быстро и профессионально: контейнеры поставили на огромный длинный стол, рядом с контейнерами с клинописью из Ура, и трое сотрудников разложили пакеты и сверили все номера. Я сначала помогал с нашим керамическим списком, но мои иракские товарищи быстро поняли систему и дальше сделали всё сами.
- Но это не образцы, Вам это не пропустят, - сказал мне директор фондохранилища про керамику. - Они слишком большие.
Про слишком большие черепки мне уже писал директор музея в Басре, когда я отправил ему наш список для консультации, но он не смог сказать мне, черепки какого размера годятся. - Наше дело привезти их к вам, - ответил я, - а вы уже решайте, что с ними делать.
Читатели уже спрашивали, для каких конкретно анализов нужны эти образцы, можно ли сделать эти анализы в Ираке, и что из этих анализов можно узнать.
Чтобы не писать обо всем этом новый китаб, постараюсь пока ответить коротко - а потом, конечно, к этим вопросам надо будет вернуться. Узнать можно очень много: когда жили эти люди, к какому сообществу принадлежали, откуда брали битум, откуда брали глину - наверняка разную для керамики разного времени и типа, какие растения они выращивали, что росло рядом, и соответственно, какая их в целом окружала природная среда - словом, воскресить тот мир, в котором жили обитатели Ваджефа настолько, насколько это сейчас возможно.
Можно ли сделать эти анализы в Ираке? Многое, но не всё, можно сделать в Ираке. Но для этого надо создать в другой стране систему отношений, со всеми договориться, всем заплатить, получить разрешения на транспортировку этих вещей от места к месту и все это время жить в Ираке, т.е. не заниматься своей работой и своей жизнью в России. Теоретическую возможность не всегда можно превратить в практическую. Но главное, как я уже говорил в одном из предыдущих постов, наличие иракских вещей за границей - в данном случае технических образцов без музейной ценности - приводит к тому, что там, в данном случае в России, формируется круг специалистов, которые знают эти вещи и вложили в них свой труд. А значит, полюбят их. А значит, будут неравнодушны к истории Ирака и к его людям. Это так работает. Вывоз материалов для изучения - это не грабеж, а создание ресурса для Ирака.
- Но это не образцы, Вам это не пропустят, - сказал мне директор фондохранилища про керамику. - Они слишком большие.
Про слишком большие черепки мне уже писал директор музея в Басре, когда я отправил ему наш список для консультации, но он не смог сказать мне, черепки какого размера годятся. - Наше дело привезти их к вам, - ответил я, - а вы уже решайте, что с ними делать.
Читатели уже спрашивали, для каких конкретно анализов нужны эти образцы, можно ли сделать эти анализы в Ираке, и что из этих анализов можно узнать.
Чтобы не писать обо всем этом новый китаб, постараюсь пока ответить коротко - а потом, конечно, к этим вопросам надо будет вернуться. Узнать можно очень много: когда жили эти люди, к какому сообществу принадлежали, откуда брали битум, откуда брали глину - наверняка разную для керамики разного времени и типа, какие растения они выращивали, что росло рядом, и соответственно, какая их в целом окружала природная среда - словом, воскресить тот мир, в котором жили обитатели Ваджефа настолько, насколько это сейчас возможно.
Можно ли сделать эти анализы в Ираке? Многое, но не всё, можно сделать в Ираке. Но для этого надо создать в другой стране систему отношений, со всеми договориться, всем заплатить, получить разрешения на транспортировку этих вещей от места к месту и все это время жить в Ираке, т.е. не заниматься своей работой и своей жизнью в России. Теоретическую возможность не всегда можно превратить в практическую. Но главное, как я уже говорил в одном из предыдущих постов, наличие иракских вещей за границей - в данном случае технических образцов без музейной ценности - приводит к тому, что там, в данном случае в России, формируется круг специалистов, которые знают эти вещи и вложили в них свой труд. А значит, полюбят их. А значит, будут неравнодушны к истории Ирака и к его людям. Это так работает. Вывоз материалов для изучения - это не грабеж, а создание ресурса для Ирака.
Снова я услышал на улице Багдада Аранхуэсский концерт. Я уже как-то слышал его здесь, но мало ли чего не услышишь... А теперь и увидел. Адажио из "Аранхуэсского концерта" звучит из грузовичка, который развозит газовые баллоны. Вот он приехал к нашей гостинице.
Хоакин Родригес написал эту вещь в 1939 г. в ещё не оккупированном Париже, а премьера прозвучала уже в фалангистской Испании. В юности я был сам не свой от его Адажио, и даже купил ноты, чтобы его играть, но так и не выучил.
Слева на фото - гостиничный генератор, неотъемлемая часть здешнего быта, потому что "государственное" электричество отключают несколько раз в день. Из-за его шума я не пытался записывать звук с улицы; если хотите, послушайте эту музыку в исполнении Датского Национального оркестра, гитарист Пепе Ромеро.
Хоакин Родригес написал эту вещь в 1939 г. в ещё не оккупированном Париже, а премьера прозвучала уже в фалангистской Испании. В юности я был сам не свой от его Адажио, и даже купил ноты, чтобы его играть, но так и не выучил.
Слева на фото - гостиничный генератор, неотъемлемая часть здешнего быта, потому что "государственное" электричество отключают несколько раз в день. Из-за его шума я не пытался записывать звук с улицы; если хотите, послушайте эту музыку в исполнении Датского Национального оркестра, гитарист Пепе Ромеро.
#багдадскиезарисовки
Сегодня по случаю выходного пошли на улицу Мутанабби за книжками (на фото вид на Тигр из конца этой улицы). Купили сборник стихов Махмуда Дарвиша, альбом архивных фотографий по истории Ирака и книжечки для детей о библейских персонажах в Коране, напечатанные в Китае: интересно, как они представлены.
Потом сели поесть; вдруг слышу за спиной французскую речь, чистую и прозрачную. Два парня - вылитые иракцы, с ними девушка явно европейская, но в абайе и в хиджабе, строго подколотом, не так, как мои коллеги носят иногда символически.
Спрашиваю: "Друзья, из какой вы страны, если мой вопрос не покажется нескромным?"
Оказалось, что парни и вправду из разных областей Ирака, но живут в Брюсселе, один из них гражданин Бельгии. А девушка из Орлеана. Говорить ей, что она Орлеанская дева, мне показалось бестактным.
А в нашей новой гостинице к нам вдруг постучал работник, просто чтобы нас поприветствовать. Это было необычно.
- Я из Сирии, - сказал он.
- Из какого города?
- Из Латакии. Я уехал по печальной причине, ты догадываешься.
Да, брат. Догадываюсь.
Помните такие стихи?
А весёлое слово "дома"
Никому теперь не знакомо,
Все в чужое глядят окно,
Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке,
И изгнания воздух горький,
Как отравленное вино.
Сегодня по случаю выходного пошли на улицу Мутанабби за книжками (на фото вид на Тигр из конца этой улицы). Купили сборник стихов Махмуда Дарвиша, альбом архивных фотографий по истории Ирака и книжечки для детей о библейских персонажах в Коране, напечатанные в Китае: интересно, как они представлены.
Потом сели поесть; вдруг слышу за спиной французскую речь, чистую и прозрачную. Два парня - вылитые иракцы, с ними девушка явно европейская, но в абайе и в хиджабе, строго подколотом, не так, как мои коллеги носят иногда символически.
Спрашиваю: "Друзья, из какой вы страны, если мой вопрос не покажется нескромным?"
Оказалось, что парни и вправду из разных областей Ирака, но живут в Брюсселе, один из них гражданин Бельгии. А девушка из Орлеана. Говорить ей, что она Орлеанская дева, мне показалось бестактным.
А в нашей новой гостинице к нам вдруг постучал работник, просто чтобы нас поприветствовать. Это было необычно.
- Я из Сирии, - сказал он.
- Из какого города?
- Из Латакии. Я уехал по печальной причине, ты догадываешься.
Да, брат. Догадываюсь.
Помните такие стихи?
А весёлое слово "дома"
Никому теперь не знакомо,
Все в чужое глядят окно,
Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке,
И изгнания воздух горький,
Как отравленное вино.