Очень часто фрилансеры мучительно борются с вопросом: брать или не брать новый проект? Например, тут люди симпатичные, но денег нет. А тут задача ужасно скучная, зато платят много.
Иногда решение этой проблемы выливается в душевные терзания. Это происходит из-за того, что нет четких критериев выбора.
Когда у меня была постоянная работа, я брала переводы по правилу «Делаю только то, что готова сделать бесплатно». Знаете, как американские мотивационные спикеры любят говорить. Сейчас мне кажется, что это полная ерунда — как и другие романтические лозунги типа «Надо убиться, но идти к Мечте».
Критерий «работаю только по сильной любви» не выдержал проверку реальностью, когда я решила сделать перевод главной статьей дохода. Да, я работала только с приятными людьми и на приятных проектах, но работала мало — меньше, чем могла бы, и от этого много теряла: не в деньгах даже, а в опыте и полученных навыках.
После годового обучения в магистратуре и почти полного обнуления банковского счета я взяла другой критерий выбора проектов: браться за всё, что предлагают, кроме неэтичных задач (один раз, например, мне предложили работать личным переводчиком-шпионом, который будет докладывать русскому руководителю о всех телодвижениях экспата. Смешно, но отказать).
Режим «беру всё» мне понравился даже больше: я быстро набрала клиентскую базу, заказы стали более разнообразными по темам. Но сейчас у меня часто возникает ощущение сильной переработки — явный знак того, что пора менять критерии.
Вчера думали о том, что таких критериев, вообще говоря, довольно много.
Пока в шорт-листе вот что:
- интересная задача
- симпатичные люди
- деньги
- логистика
- формальности, waste of time (бумажная работа, согласования, тендеры)
- альтернативы («я сижу перевожу контракт, а могла бы на йоге ноги тянуть»)
- ещё какой-то пункт про моё самочувствие (многие проекты включают в себя физическое неудобство: несколько часов подряд громко говорить на производстве, целый день сидеть в душной кабине, пять перелётов за две недели — это тоже должно чем-то компенсироваться).
В общем, есть план оценивать каждый фактор по 5-балльной шкале, считать среднее арифметическое и брать только работу с оценкой не ниже четверки.
Тут, конечно, надо бы подумать об удельном весе разных критериев: понятно, что «стоят» они по-разному — но это пока оставлю в планах.
Иногда решение этой проблемы выливается в душевные терзания. Это происходит из-за того, что нет четких критериев выбора.
Когда у меня была постоянная работа, я брала переводы по правилу «Делаю только то, что готова сделать бесплатно». Знаете, как американские мотивационные спикеры любят говорить. Сейчас мне кажется, что это полная ерунда — как и другие романтические лозунги типа «Надо убиться, но идти к Мечте».
Критерий «работаю только по сильной любви» не выдержал проверку реальностью, когда я решила сделать перевод главной статьей дохода. Да, я работала только с приятными людьми и на приятных проектах, но работала мало — меньше, чем могла бы, и от этого много теряла: не в деньгах даже, а в опыте и полученных навыках.
После годового обучения в магистратуре и почти полного обнуления банковского счета я взяла другой критерий выбора проектов: браться за всё, что предлагают, кроме неэтичных задач (один раз, например, мне предложили работать личным переводчиком-шпионом, который будет докладывать русскому руководителю о всех телодвижениях экспата. Смешно, но отказать).
Режим «беру всё» мне понравился даже больше: я быстро набрала клиентскую базу, заказы стали более разнообразными по темам. Но сейчас у меня часто возникает ощущение сильной переработки — явный знак того, что пора менять критерии.
Вчера думали о том, что таких критериев, вообще говоря, довольно много.
Пока в шорт-листе вот что:
- интересная задача
- симпатичные люди
- деньги
- логистика
- формальности, waste of time (бумажная работа, согласования, тендеры)
- альтернативы («я сижу перевожу контракт, а могла бы на йоге ноги тянуть»)
- ещё какой-то пункт про моё самочувствие (многие проекты включают в себя физическое неудобство: несколько часов подряд громко говорить на производстве, целый день сидеть в душной кабине, пять перелётов за две недели — это тоже должно чем-то компенсироваться).
В общем, есть план оценивать каждый фактор по 5-балльной шкале, считать среднее арифметическое и брать только работу с оценкой не ниже четверки.
Тут, конечно, надо бы подумать об удельном весе разных критериев: понятно, что «стоят» они по-разному — но это пока оставлю в планах.
Добавка к предыдущему посту от моего вчерашнего собеседника Лёши Каптерева:
«От себя добавлю, что всё это надо честно занести в Эксель или Гугл-док, и если цифры говорят одно, а ощущения — другое, то с этим надо работать. Пересматривать критерии, менять их веса, договариваться как-то внутри себя.
Не стоит ссориться c цифрами ради ощущений, и уж конечно не стоит ссориться с ощущениями ради цифр.»
«От себя добавлю, что всё это надо честно занести в Эксель или Гугл-док, и если цифры говорят одно, а ощущения — другое, то с этим надо работать. Пересматривать критерии, менять их веса, договариваться как-то внутри себя.
Не стоит ссориться c цифрами ради ощущений, и уж конечно не стоит ссориться с ощущениями ради цифр.»
Читаю мемуары Кики с Монпарнаса – богини богемного Парижа 20-х годов. Она была натурщицей всех великих художников и фотографов, а с писателями (которые рисовать не умели) просто спала. В истории осталось намного больше изображений обнаженной Кики, чем одетой – и мне кажется, это достойно уважения.
Но интересно не это. Мемуары Кики занимают страниц пятьдесят чистого текста, а комментарии – страниц 20. Причем в основном они о переводе.
Итак, главные действующие лица: Эрнест Хэмингуэй (знакомый Кики), Сэмюэль Пантэм (переводчик книги) и Эдвард Титус (американский издатель).
Хэмингуэй: Ребята, это лучшая книга, которую я читал в последнее время. Но перевести ее, конечно, нормально не получится. Поэтому вы поучите французский, а потом почитаете. Заодно еще что-нибудь на французском прочтете, а это душеполезно.
Пантэм: Блин, я вовремя не прочитал предисловие Хэмингуэя и вляпался в это дело. Вообще, любой перевод невыполним, но я совершил чудо, как блаженный Иероним, первый переводчик Библии на латынь.
Титус: Перевод – это нормальная работа. И вообще, блаженный Иероним никогда не жаловался и нам не велел.
К этому моменту в пылу полемики мы уже забываем о Кики. Какое значение бренная женщина имеет перед ПРОБЛЕМАМИ ПЕРЕВОДА!
На самом деле, все эти люди обсуждают старую как мир проблему переводимости: возможен ли вообще полноценный перевод на другой язык? Есть три мнения:
– концепция тотальной непереводимости: язык содержит дух народа, и при переводе весь дух улетучивается;
– концепция тотальной переводимости: все народы существуют в одной и той же реальности, язык описывает реальность, значит, переводческие аналоги всё-таки можно найти, если поискать;
– концепция частичной переводимости: какие-то понятия действительно не имеют полных аналогов в переводящем языке, но на этот случай у нас есть переводческие трансформации, так победим.
Эта полемика возможности-невозможности перевода жива до сих пор. Вот, например, переводчики жалуются, что перевести Дональда Трампа невозможно: https://qz.com/817886/i-pursued-her-like-a-strumpet-the-hazards-of-translating-trump-into-foreign-languages/ (Шекспира возможно, а Трампа невозможно, ага).
Что тут сказать? Блаженный Иероним не жаловался и нам не велел. Мне кажется, если хорошо подумать, то перевести можно всё, что угодно. Правда, во время устного перевода время «на подумать» не всегда есть – но это уже совсем другая проблема.
Но интересно не это. Мемуары Кики занимают страниц пятьдесят чистого текста, а комментарии – страниц 20. Причем в основном они о переводе.
Итак, главные действующие лица: Эрнест Хэмингуэй (знакомый Кики), Сэмюэль Пантэм (переводчик книги) и Эдвард Титус (американский издатель).
Хэмингуэй: Ребята, это лучшая книга, которую я читал в последнее время. Но перевести ее, конечно, нормально не получится. Поэтому вы поучите французский, а потом почитаете. Заодно еще что-нибудь на французском прочтете, а это душеполезно.
Пантэм: Блин, я вовремя не прочитал предисловие Хэмингуэя и вляпался в это дело. Вообще, любой перевод невыполним, но я совершил чудо, как блаженный Иероним, первый переводчик Библии на латынь.
Титус: Перевод – это нормальная работа. И вообще, блаженный Иероним никогда не жаловался и нам не велел.
К этому моменту в пылу полемики мы уже забываем о Кики. Какое значение бренная женщина имеет перед ПРОБЛЕМАМИ ПЕРЕВОДА!
На самом деле, все эти люди обсуждают старую как мир проблему переводимости: возможен ли вообще полноценный перевод на другой язык? Есть три мнения:
– концепция тотальной непереводимости: язык содержит дух народа, и при переводе весь дух улетучивается;
– концепция тотальной переводимости: все народы существуют в одной и той же реальности, язык описывает реальность, значит, переводческие аналоги всё-таки можно найти, если поискать;
– концепция частичной переводимости: какие-то понятия действительно не имеют полных аналогов в переводящем языке, но на этот случай у нас есть переводческие трансформации, так победим.
Эта полемика возможности-невозможности перевода жива до сих пор. Вот, например, переводчики жалуются, что перевести Дональда Трампа невозможно: https://qz.com/817886/i-pursued-her-like-a-strumpet-the-hazards-of-translating-trump-into-foreign-languages/ (Шекспира возможно, а Трампа невозможно, ага).
Что тут сказать? Блаженный Иероним не жаловался и нам не велел. Мне кажется, если хорошо подумать, то перевести можно всё, что угодно. Правда, во время устного перевода время «на подумать» не всегда есть – но это уже совсем другая проблема.
Quartz
Interpreters say it’s nearly “impossible” to translate Donald Trump’s rhetoric into other languages
There's only so much you can do with words like “bigly" and “braggadocious."
Наверное, все знают старый анекдот про то, как выпускники отечественных вузов блестяще говорят по-английски:
— How much watches?
— Ten clocks.
— Such much?
— For whom how…
— MGIMO finished?
— A-a-a-ask!..
Мы тут пересматривали голливудскую классику и оказалось, что это – оммаж «Касабланке». Сравните:
Carl: To America!
Mr. Leuchtag: Liebchen – sweetness, what watch?
Mrs. Leuchtag: Ten watch.
Mr. Leuchtag: Such watch?
Carl: Hm. You will get along beautiful in America, mm-hmm.
https://www.youtube.com/watch?v=Th0G8rkhBqg
В скобках: помните, мы разговаривали про интерференцию? Вот это она, родная.
Когда мы учим новый иностранный язык, наш первый импульс – просто перевести «родные» структуры на иностранные слова. Так русское протяжное «Спрааашиваешь!» превращается в «A-a-a-ask!..». Корректно было бы сказать «You bet!», конечно.
— How much watches?
— Ten clocks.
— Such much?
— For whom how…
— MGIMO finished?
— A-a-a-ask!..
Мы тут пересматривали голливудскую классику и оказалось, что это – оммаж «Касабланке». Сравните:
Carl: To America!
Mr. Leuchtag: Liebchen – sweetness, what watch?
Mrs. Leuchtag: Ten watch.
Mr. Leuchtag: Such watch?
Carl: Hm. You will get along beautiful in America, mm-hmm.
https://www.youtube.com/watch?v=Th0G8rkhBqg
В скобках: помните, мы разговаривали про интерференцию? Вот это она, родная.
Когда мы учим новый иностранный язык, наш первый импульс – просто перевести «родные» структуры на иностранные слова. Так русское протяжное «Спрааашиваешь!» превращается в «A-a-a-ask!..». Корректно было бы сказать «You bet!», конечно.
YouTube
Casablanca - What watch? [CC]
-Sweetnessheart, what watch?
-Ten watch.
-Such much?
-Ten watch.
-Such much?
На прошлой неделе переводила три дня аутентичного движения – это такой процесс на стыке танце-двигательной психотерапии и духовной практики.
Уф. Это один из тех случаев, когда переводить надо не только слова ведущего – но и ее состояние.
Ведущая, конечно, была просветленная (без тени иронии говорю), а я имитировала просветление через повтор ее жестов, интонаций, положения ее тела. В этом «отзеркаливании» говорящего всегда есть тонкая грань, за которой оно превращается в пародию. И вот надо найти какой-то баланс, когда есть я, переводчик Надя, с моим характером, личностью – но я как бы пропускаю через себя интонации, жесты, состояние другого человека. Сорри за пафос.
Мне кажется, машинный перевод нас скоро заменит во многих ситуациях «информационного» общения. А вот там, где в коммуникации происходит что-то большее, чем просто обмен информацией, живой переводчик ещё какое-то время продержится. (Сюда я отношу, в частности, сценический перевод – когда переводчик должен быть немного performance artist.)
Уф. Это один из тех случаев, когда переводить надо не только слова ведущего – но и ее состояние.
Ведущая, конечно, была просветленная (без тени иронии говорю), а я имитировала просветление через повтор ее жестов, интонаций, положения ее тела. В этом «отзеркаливании» говорящего всегда есть тонкая грань, за которой оно превращается в пародию. И вот надо найти какой-то баланс, когда есть я, переводчик Надя, с моим характером, личностью – но я как бы пропускаю через себя интонации, жесты, состояние другого человека. Сорри за пафос.
Мне кажется, машинный перевод нас скоро заменит во многих ситуациях «информационного» общения. А вот там, где в коммуникации происходит что-то большее, чем просто обмен информацией, живой переводчик ещё какое-то время продержится. (Сюда я отношу, в частности, сценический перевод – когда переводчик должен быть немного performance artist.)
(Я тоже иногда перевожу в околобалетном контексте и неизменно чувствую себя очень глупо)
Пришло письмо от самых любимых заказчиков:
Про лекцию в феврале. Площадка пишет: в наличии система Tourguide («шептунок»), –– я понятия не имею, что это, но подойдет ли тебе для синхрона?
Разумеется, как молодой исследователь я решила согласиться на «шептунок» немедленно! Потом, правда, выяснила, что это обычные беспроводные наушники для синхрона. Зато теперь мы знаем, как они ПРАВИЛЬНО называются.
Про лекцию в феврале. Площадка пишет: в наличии система Tourguide («шептунок»), –– я понятия не имею, что это, но подойдет ли тебе для синхрона?
Разумеется, как молодой исследователь я решила согласиться на «шептунок» немедленно! Потом, правда, выяснила, что это обычные беспроводные наушники для синхрона. Зато теперь мы знаем, как они ПРАВИЛЬНО называются.
Коллега пишет: «Надя, нужен мастер-класс. Я знаю, что ты на танцевальных классах одновременно танцуешь и переводишь, срочно расскажи, как!»
Ну а я что, я только рада рассказать.
Вот, например, я когда-то переводила урок по контактной импровизации (если вы ни разу не слышали про неё, посмотрите на ютьюбе – расширьте свое представление о том, чем взрослые люди могут заниматься в свободное время).
Так вот, идет какая-то мягкая работа с партнером на полу. Я в ясном сознании, перевожу, всё идет хорошо. Вдруг участники вместо перевода слышат: «Хлюп хтонь жмых». Все оборачиваются. А я, значит, лежу на полу, уткнувшись лицом в партнера, и, как застал меня момент, так и перевожу оттуда.
Причем я реально хорошо соображала даже в таком положении! Когда все просмеялись, я смогла слово в слово повторить то, что до этого сказал педагог.
Итак, первое правило танцевального перевода: лицо держим вверх.
Ну а я что, я только рада рассказать.
Вот, например, я когда-то переводила урок по контактной импровизации (если вы ни разу не слышали про неё, посмотрите на ютьюбе – расширьте свое представление о том, чем взрослые люди могут заниматься в свободное время).
Так вот, идет какая-то мягкая работа с партнером на полу. Я в ясном сознании, перевожу, всё идет хорошо. Вдруг участники вместо перевода слышат: «Хлюп хтонь жмых». Все оборачиваются. А я, значит, лежу на полу, уткнувшись лицом в партнера, и, как застал меня момент, так и перевожу оттуда.
Причем я реально хорошо соображала даже в таком положении! Когда все просмеялись, я смогла слово в слово повторить то, что до этого сказал педагог.
Итак, первое правило танцевального перевода: лицо держим вверх.
Для сравнения – нормальный перевод:
шалашники, лазоревки, зарянки, корольки, разные виды вьюрков
(Ощущаю чудовищное превосходство над искусственным интеллектом. Когда-нибудь роботы мне отомстят за такое снисходительное отношение.)
шалашники, лазоревки, зарянки, корольки, разные виды вьюрков
(Ощущаю чудовищное превосходство над искусственным интеллектом. Когда-нибудь роботы мне отомстят за такое снисходительное отношение.)
Абсолютный лидер в шутках про переводчиков — фраза «Зависит от контекста».
Например:
— Сколько переводчиков нужно, чтобы заменить перегоревшую лампочку?
— Зависит от контекста.
Шутки шутками, но без понимания контекста — общей ситуации — очень трудно что-либо перевести. Я часто от этого страдаю во время синхронного перевода: бывает, будку ставят так, что спикера не видно вообще — он там машет руками, показывает слайды, обращается к другим выступающим, — а я сижу за пультом и даже не понимаю, в каком роде переводить местоимения.
Но самое сложное — это перевод презентаций. Ты понятия не имеешь, о чем вообще будет выступление. На слайдах — только опорные слова, которые можно перевести десятью разными способами.
Пример из недавнего: в презентации написано «Peak shaving: great perfomance». Речь может быть вообще о чем угодно: от чистейшего бритья до системы подачи электропитания, которая «срезает» пики энергопотребления (в моем случае — второе).
Но недавно я превзошла сама себя. На слайде написано слово «break». Я, окрыленная тем, что наконец-то не надо полностью перерисовывать нередактируемый слайд, за три секунды ляпаю «РАЗРУШЬТЕ» и иду дальше. В чувство меня приводит письмо заказчика, который спрашивает, не имелся ли в виду случайно КОФЕ-БРЕЙК.
В общем, когда вы спрашиваете, как перевести какое-то слово, наш вам профессиональный ответ: «Зависит от контекста».
(Кстати, главная проблема машинного перевода именно в этом: код не считывает общий контекст и часто просто подставляет первое попавшееся слово из словаря. Правда, нейронные сети уже исправляются — скоро они тоже будут требовать у вас контекст!)
Например:
— Сколько переводчиков нужно, чтобы заменить перегоревшую лампочку?
— Зависит от контекста.
Шутки шутками, но без понимания контекста — общей ситуации — очень трудно что-либо перевести. Я часто от этого страдаю во время синхронного перевода: бывает, будку ставят так, что спикера не видно вообще — он там машет руками, показывает слайды, обращается к другим выступающим, — а я сижу за пультом и даже не понимаю, в каком роде переводить местоимения.
Но самое сложное — это перевод презентаций. Ты понятия не имеешь, о чем вообще будет выступление. На слайдах — только опорные слова, которые можно перевести десятью разными способами.
Пример из недавнего: в презентации написано «Peak shaving: great perfomance». Речь может быть вообще о чем угодно: от чистейшего бритья до системы подачи электропитания, которая «срезает» пики энергопотребления (в моем случае — второе).
Но недавно я превзошла сама себя. На слайде написано слово «break». Я, окрыленная тем, что наконец-то не надо полностью перерисовывать нередактируемый слайд, за три секунды ляпаю «РАЗРУШЬТЕ» и иду дальше. В чувство меня приводит письмо заказчика, который спрашивает, не имелся ли в виду случайно КОФЕ-БРЕЙК.
В общем, когда вы спрашиваете, как перевести какое-то слово, наш вам профессиональный ответ: «Зависит от контекста».
(Кстати, главная проблема машинного перевода именно в этом: код не считывает общий контекст и часто просто подставляет первое попавшееся слово из словаря. Правда, нейронные сети уже исправляются — скоро они тоже будут требовать у вас контекст!)
Есть многое на свете, друг Горацио!
Уже неделю в фейсбуке ведутся баталии, начало которым положил пост Галины Юзефович. Суть обсуждений такая: англоязычные романы, бывает, пишут в настоящем времени — а в каком же времени их переводить?
В моей жизни такого вопроса не возникало вообще: конечно, оставлять, как в оригинале. А тут, оказывается, целая профессиональная война! Кучу народа жутко бесит настоящее время в переводных книгах.
Вот, например, крик души одного из читателей:
"В рецензии Галины Юзефович на «Зеркального вора» упущена важнейшая деталь — ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ перевод. Весь роман в настоящем времени! Читать невозможно... Книга недешевая, объёмистая — порвала мусорный пакет".
Настоящее время в большинстве современных романов — явная аллюзия на язык киносценариев (это, кстати, кто-то отмечал в фейсбуковых комментариях). Зачем это править?!
Главный аргумент такой: вроде как в русском языке прошедшее время — время повествовательное, оно создает рамку нарратива, это конвенция наша такая.
Ну... да, но и в английском до недавнего времени так было. В конце концов, это же художественная литература, а не протокол.
В общем, если хотите погрузиться в бездны филологических обсуждений, вот оригинальный пост:
https://www.facebook.com/galina.yuzefovich/posts/1910904895605036
Уже неделю в фейсбуке ведутся баталии, начало которым положил пост Галины Юзефович. Суть обсуждений такая: англоязычные романы, бывает, пишут в настоящем времени — а в каком же времени их переводить?
В моей жизни такого вопроса не возникало вообще: конечно, оставлять, как в оригинале. А тут, оказывается, целая профессиональная война! Кучу народа жутко бесит настоящее время в переводных книгах.
Вот, например, крик души одного из читателей:
"В рецензии Галины Юзефович на «Зеркального вора» упущена важнейшая деталь — ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ перевод. Весь роман в настоящем времени! Читать невозможно... Книга недешевая, объёмистая — порвала мусорный пакет".
Настоящее время в большинстве современных романов — явная аллюзия на язык киносценариев (это, кстати, кто-то отмечал в фейсбуковых комментариях). Зачем это править?!
Главный аргумент такой: вроде как в русском языке прошедшее время — время повествовательное, оно создает рамку нарратива, это конвенция наша такая.
Ну... да, но и в английском до недавнего времени так было. В конце концов, это же художественная литература, а не протокол.
В общем, если хотите погрузиться в бездны филологических обсуждений, вот оригинальный пост:
https://www.facebook.com/galina.yuzefovich/posts/1910904895605036
Facebook
Galina Yuzefovich
А вот еще хотела поинтересоваться, как вы относитесь к импортным романам, целиком переведенным в настоящем времени? Я понимаю, что если в оригинале так, то, вроде бы, и по-русски должно быть так же,...
Это очень смешно! Читаю, что пишут про смену времени нарратива в переводе, и нахожу вот что:
"Как профессиональный автор и лит. переводчик вам скажу, что в английском они <настоящие времена> изматывают точно так же. И точно также неестественно звучат, независимо от традиции. Там повествования в настоящем времени точно также не любят ни читатели, ни редакторы. Их вообще избегают принимать к публикации, т.к. продаваться будет плохо.
У меня был обратный случай — когда я роман, написанный на русском в настоящем времени, перевела на английский в прошедшем, именно чтобы читателя (англоязычного) не раздражать. Книжка понравилась."
То есть, все равно с какого языка на какой — просто переводчики любят ПОПРАВИТЬ, чтобы не дай бог не раздражать никого.
"Как профессиональный автор и лит. переводчик вам скажу, что в английском они <настоящие времена> изматывают точно так же. И точно также неестественно звучат, независимо от традиции. Там повествования в настоящем времени точно также не любят ни читатели, ни редакторы. Их вообще избегают принимать к публикации, т.к. продаваться будет плохо.
У меня был обратный случай — когда я роман, написанный на русском в настоящем времени, перевела на английский в прошедшем, именно чтобы читателя (англоязычного) не раздражать. Книжка понравилась."
То есть, все равно с какого языка на какой — просто переводчики любят ПОПРАВИТЬ, чтобы не дай бог не раздражать никого.