Обожаю, когда мне пишут: «Надя, у вас такая интересная профессиональная жизнь!», а я в это время с тоской смотрю на фразу типа: «Проведены модельные расчеты сечения упругого когерентного рассеяния нейтронов на сферических наночастицах».

Мне кажется, весь секрет профессионального выживания в том, чтобы уметь себя развлекать. Например, когда я устно перевожу странные или эмоционально тяжёлые ситуации, мне нравится представлять себя антропологом с Марса, который изучает поведение и мотивацию Homo Sapiens.

А когда я перевожу совсем тяжелые тексты, я вспоминаю, как замечательный лингвист Лев Владимирович Щерба сочинял фразы с несуществующими корнями типа «Глокая куздра штеко кудланула бокра и курдячит бокрёнка». Идея была в том, что мы получаем из грамматики достаточно информации, чтобы понять, о чём речь, даже если все корни заменить на бессмысленное сочетание звуков. На этом же приёме, кстати, основан «Бармаглот» Кэрролла: «Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по нове…».

И на этом же приёме основан мой перевод научных текстов.

Сравните:

«Глокая куздра штеко кудланула бокра и курдячит бокрёнка»

и

«Проведены модельные расчеты сечения упругого когерентного рассеяния нейтронов на сферических наночастицах».

Лингвистика — праздник, который всегда с тобой.

Я думала, я тут шутки шучу, а оказалось, что у меня просветительское медиа!

«Теории и практики» не только огорошили этой новостью, но и взяли небольшое интервью: https://theoryandpractice.ru/posts/16805-okey-ya-perevodchik-kak-rasskazyvat-o-svoey-professii-publikuya-zametki-o-nelovkikh-rabochikh-momentakh

Иллюстрация непрофессионального поведения переводчика от Нью-Йоркера. Надпись: «Придётся перефразировать, у них нет слова ‘апорт’».

Докажем своё эволюционное преимущество поиском вариантов перевода!

Мой фейсбук-друг Александр Постанович написал гениальное об особенностях изучения иностранных языков:

«Больше всего в изучении английского меня с детства веселит, как британцы составляют свои учебники и аудио. Они всегда пытаются сделать так, чтобы ты не только лексику повторил: всех этих бегемотов, обезьян, представителей парламента, — но ещё и что-то новое узнал. В итоге у тебя после урока английского остаётся багаж каких-то шальных знаний, с которыми ты теперь не знаешь, что делать:

— Как выжить, если ты отбился от туристической группы в джунглях;
— Что сказал Стив Джобс выпускникам Стэнфорда;
— Законы онлайн-шопинга;
— Норвежские праздники;
— Циркадные ритмы;
— Никогда не знаешь, о чём на этот раз тебе решат поведать англичане.

Испанцы, например, так не делают. Когда я учил испанский, никаких шальных знаний эти уроки во мне не оставляли. У них всё просто: «Лола вернулась домой раньше положенного и застала Педро с Кармелитой. Её сердце разбито на тысячи осколков, как и ваза, прилетевшая в голову Педро», — увлекательно, но вообще не познавательно. Тебе даже немного стыдно, что ты познакомился с Лолой, Педро и Кармелитой.

Всё это, конечно, потрясающе. Не знаю, как столько хаотичной информации можно уместить в голове, но так и представляю себе человека, который после нескольких лет прилежного изучения британских учебников превращается в терминатора small talk, ведь о чём бы ни зашла речь, у него всегда есть какое-нибудь шальное знание из этой области, пусть даже вы обсуждаете прически женщин африканского племени Химба или аюрведическую медицину (да, об этом я тоже послушал: спасибо, английский!).»


(Тут надо сказать, что я тоже учила английский и испанский. По сей день я почти дословно помню, что Стив Джобс сказал выпускникам Стенфорда, а Лолу из книг “Lola Lago, detective” храню в своём сердце практически как подругу юности.)

Попросили перевести рецензию на книгу «Пчелы» современной британской писательницы Лалин Полл.

С первой строчки ещё раз убедилась, что главные классовые враги переводчиков — это любители каламбуров.

Любовь к тексту начинается с подзаголовка: 'a fantasy with a sting in its tail' — что-то вроде «фантастика с неожиданным концом / жалом в попе». Так как книга про пчел, жало выкидывать жалко (простите за каламбур, я не нарочно).

В общем, вот вам задачка, достойная госэкзамена по письменному переводу. У меня пока нет вариантов.

Сегодня на студии записывала озвучку для нескольких роликов YouTube-канала «Всё как у зверей».

В самом начале знакомства продюсеры попросили меня записать образец речи на диктофон. Послушав тест, автор канала Женя Тимонова одобрительно сказала: «Берём! Хороший голос, стервозный».

Пока я не успела повесить этот комплимент в раздел «отзывы» на сайте, вот вам небольшой образчик моего фирменного назидательного перевода: https://instagram.com/p/BlKkpLxjNxK/

Обожаю! Перед синхронным переводом попросила лектора прислать материалы для подготовки и получила очень милое объяснение слова «трейлер» (это короткое видео, если вдруг вы живёте в лесу и не в курсе).

Эта неделя проходит для меня феерически.

Перевожу двух лекторов, для которых английский язык не родной — и которым они владеют довольно посредственно, по их собственному признанию. Правда, степень посредственности выяснилась уже в ходе мероприятия: оба лектора настолько боялись спонтанно говорить, что просто читали свои тексты по бумажке. С акцентом. Без выражения. С ошибками — например, произнося слово ‘career’ с третьего раза.

Тут мне непонятно сразу две вещи:

1. Зачем брать на себя ответственность выступать на английском, если есть хотя бы малейшее подозрение, что ты можешь не справиться?

2. Кто вообще придумал, что выступать по бумажке — это хорошая идея? Такие речи не то что переводить, их даже слушать сложно. Структура устной и письменной речи очень разная — чтение вслух академической статьи я считаю просто преступлением против человечества. Желание готовиться весьма похвально, только готовить надо речь устную: с короткими предложениями, простой грамматикой и _желательно_ живыми интонациями.

После обсуждения мой партнёр и главный жизненный консультант Лёша Каптерев предложил составить переводческий райдер для лекторов со следующим пунктом:

«if you plan on reading the speech please send me the text at least 2 days prior otherwise I'm gonna make sure nobody understands a bloody word you say»

(«Если вы планируете читать выступление по бумажке, пожалуйста, пришлите текст хотя бы за два дня до мероприятия, иначе я сделаю всё от меня зависящее, чтобы никто не понял ни слова из того, что вы говорите»)

Честно говоря, вчера был единственный раз в моей практике, когда мне было настолько стыдно за происходящее, что я несколько раз хотела снять наушники и уйти.

Вот ещё Ваня Демидкин написал небольшой фидбек про вчерашнее: https://t.me/pshperform/282.

Главная идея: «без регламента в переводе страдают все».

Это правда так, и я пока не понимаю, как с этим бороться. Похоже, мне самой надо делать короткую презентацию в начале и объяснять казалось бы очевидные вещи:

1) Наши рабочие языки — английский и русский. Пожалуйста, не пользуйтесь другими языками, это не пойдет на пользу никому.

2) Если вы хотите что-то сказать, говорите в микрофон. Если вы что-то сообщаете на ухо лектору, это не услышит переводчик, а значит, и добрая половина аудитории.

Ну и, похоже, надо делать отдельное пояснение для лектора: что микрофон надо всегда держать у рта, а наушник с переводом — у уха. Вам, наверное, это кажется очевидным, но вот лектору почему-то нет.

Результатом несоблюдения этих простых правил становится полная каша коммуникации, в которой утопает весь контент.

Вчера умерла переводчица Мария Спивак.

Возможно, вы что-то про неё слышали: Мария скандально прославилась переводом книг о Гарри Поттере. Её текст появился позже первой версии издательства «Росмэн» и очень сильно от неё отличался. В частности, Мария продолжала набоковскую линию художественного перевода и максимально «ославянивала» все названия и имена. Так в русском тексте появились Батильда Жукпук (Bathilda Bagshot) и Злодеус Злей (Severus Snape) — очень красивый и смелый ход, идущий вразрез с современными традициями книжного перевода.

Однако в этой истории нас интересуют не столько переводческие приемы, сколько реакция общественности. Фанаты Гарри Поттера объявили Марии настоящую травлю — присылали письма с угрозами убийства самыми изощрёнными способами, караулили на улице. Интернет сохранил документацию этой войны — вот, например, петиция «против перевода новой книги Марией Спивак»: https://www.change.org/p/издательская-группа-азбука-аттикус-фанаты-гарри-поттера-против-перевода-новой-книги-марией-спивак?recruiter=35237297&utm_source=share_petition&utm_medium=twitter&utm_campaign=share_twitter_responsive.

Что я думаю. Я думаю, что не существует книг, фильмов, лекций — да любого контента — за перевод которого можно и нужно желать кому-то смерти. Красота перевода в его многовариантности: язык — это живая система, в нём нет насмерть закрепленных соответствий. Попытка утвердить единые соответствия и каноны — акт политической цензуры. Канонизация одного варианта творческой работы — действия недалёких людей, желающих максимально оградить себя от сложности живой мысли.

А вот что говорит сама Мария:

«Я не читала другие переводы „Гарри Поттера“, издательству отдала все свои тексты как есть, так что время моё занимала лишь редактура и некие изменения текста по предложениям Анастасии Грызуновой. Проблема же переводов в целом, по-моему, заключается в следующем: раньше могло существовать несколько вариантов в одном и том же времени и пространстве. Сейчас, возможно, трудно поверить, но многие читатели с удовольствием сравнивали разные переводы иностранной книги, а затем выбирали самый близкий их сердцу. Теперь всё иначе: в продажу допустим лишь официальный перевод, и тот человек, кому нравится что-то другое, скажем, интернет-вариант, поневоле вступает за него в борьбу. Это естественно, но что с этим можно сделать, лично я не знаю».

Полное интервью с Марией Спивак можно почитать здесь: https://gorky.media/intervyu/nadeyus-prisutstvie-rouling-stalo-v-moem-russkom-tekste-chut-zametnee/

Обожаю, как русскоязычные переводчики сглаживают все углы при локализации названий книг и фильмов.

Вот, например, автобиография Джека Уэлча, бывшего гендира General Electric. В оригинале она называется ”Jack: Straight from the Gut”, что дословно означает «Джек: прямо от кишок».

Тут есть всё: и иллюзия, что мультимиллионер Джек — парень из соседнего подъезда, и роскошь физиологических метафор (ср. с нашим «нутром чую»), и типично американское обещание «душа нараспашку». Если бы я переводила это название, я бы пошла в сторону выражения «начистоту» (что в контексте кишок звучит довольно иронично).

Как вы думаете, под каким заголовком эта книжка вышла в России?

«Джэк Уэлч. История менеджера».

Скучно живём, товарищи.

Взялась переводить бизнес-книжку за три недели и потихоньку ненавижу себя за это. Хочется внимательно работать над важными текстами, копаясь в буковках, а в итоге фигачу по 40 страниц в день. Так бабло побеждает добро.

Вдохновляюсь видео, которое наглядно демонстрирует, что сжатые сроки облагораживают:
https://vimeo.com/226508728

Думаю — в следующий раз, когда меня попросят сделать что-то «вчера», перешлю заказчику эту ссылку и спрошу: «Вы точно хотите того Спайдермена, который справа?»

Все мы развлекаемся, как можем. Писатель Евгений Водолазкин, например, каждый год в день рождения Пушкина пытается придумать замену варваризмам, которые засоряют великий и могучий.

В этом году очередь дошла до слова «ресепшн»:

«Речь пойдет о наименовании того места в гостинице, где встречают постояльцев. Место это у нас неуверенно называют "ресепшн". Неуверенность выражается в регулярной замене "с" на "ц", неоправданно долгом шипении и подавленном состоянии после произнесения.

Сложность замены слова "ресепшн" связана с тем, что все возможные кандидаты уже при деле, преимущественно больничном: приемная, регистратура и т.д. Существует обходной путь в виде выражения "у портье", но самого места (а вдруг портье отлучится?) оно не называет.»

Видимо, замену найти оказалось не так просто, и Евгений Водолазкин объявил открытый онлайн-конкурс на лучший перевод «ресепшена».

Надо сказать, наш народ оправдал возложенные на него ожидания. Среди присланных вариантов — «встреченция», «гостеприемник», «застолбенция» и «гостойка».

Читаю это и отчетливо ощущаю, что в переводческом деле у меня совсем нет фантазии (что, возможно, и к лучшему).

Повеселитесь и вы: http://evgenyvodolazkin.ru/2501_golosovanie-v-ramkax-konkursa-na-zamenu-slovu-resepshn/. По ссылке можно проголосовать за полюбившийся вариант.

Дорогие друзья, простите за молчание. Я немного умерла после перевода книги за две недели и теперь возрождаюсь вот такими пейзажами. Продолжу работать (и писать о работе) в сентябре. Всем отдыхать!

Я постепенно возвращаюсь в Москву из путешествий и с интересом наблюдаю за бурными обсуждениями прошедшего в Москве мастер-класса Тони Роббинса (если вы о нём не слышали — это новый американский Кашпировский, который заряжает стадионы на успешный успех).

Сегодня наткнулась на запись из кабины переводчиков Роббинса. Это видео достойно внимания — во-первых, там целых три переводчика и можно оценить, какие у них разные стили. (Кстати, интересно, почему их трое, если выступление шло всего 4,5 часа.)

Но самое любопытное — это, конечно, эмоции. Переводчики находятся в настоящем экстазе. Правда, в экстатическом порыве тонут грамматические конструкции и согласование падежей, ну и чёрт бы с ними, просто скажите жизни «дааа»!

Если серьезно, перевод — показатель настоящего контента мероприятия. Если в оригинале смысла ноль, а главное — харизма и громкие крики, то в переводе это тоже самое главное. На слова всем плевать. Тут основная переводческая задача — абсолютно синхронно с выступающим кричать «скажите яяяя!» или «поднимите руки!» — иначе возникнет неловкая пауза, пока переводчик «догоняет» призывы спикера. На записи с этим всё в порядке, а полноценные предложения вы и у Толстого почитаете.

В общем, очень интересный видео-кейс, наслаждайтесь: https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=2113670988678128&id=100001057429978

Признание: есть заказчики, для которых я почти всегда перевожу плохо. Сама страдаю, но ничего не могу поделать — эти заказчики не присылают мне материалов для подготовки.

Вот, например, 10 сентября я буду синхронить какую-то конференцию. Про эту конференцию я не знаю абсолютно ничего, даже её названия — не говоря уже о списке выступающих и темах их докладов.

Что произойдёт? Я приду на мероприятие, совершенно не понимая его контекста. Возможно, мне повезёт и я смогу выехать на старых знаниях. А может, не повезёт, и тогда вместе длинного списка имен, которые спикер прочитает по бумажке, я скажу: «ряд известных французских ученых». Вместо конкретной цифры — «более миллиона». А вместо узкоспециальных терминов придумаю описательный перевод или буду лихорадочно рыться в словаре.

Кому от этого будет хорошо? Никому, а мне — хуже всех.

Качество перевода процентов на тридцать зависит от организаторов, причем именно в этих тридцати процентах прячутся все термины, неточный перевод которых вас так раздражает.

Вот как выглядит запрос на перевод от моего любимого заказчика (это реальный емэйл, я просто убрала всю конкретику).

«Надя, привет!
Пишу про перевод в июле.
На вот этот семинар <ссылка> приезжают вот эти писатели: <ссылка>.
У двоих из них – <имя> <имя> – запланированы два интервью с <название издания> в Москве, <дата и место>. Беседовать будет журналист <имя> о <тема>.
Перевод нужен будет типа «нашептывание». Тебя будут записывать на диктофон.
Про кого-то из этих авторов ты слышала, наверное, но отправляю тебе ссылки на материалы о них:
<ссылка> — файлы с информацией о гостях и кураторе семинара: биография, библиография, рецензии, интервью.
<ссылка> — отрывки из произведений приглашённых авторов и статьи куратора семинара.
Некоторые книги (но далеко не все) удалось найти в открытом доступе, вот ссылка на них:
<ссылка>»

Если после такого письма вы получите плохой перевод, значит, у вас просто фуфловый переводчик. Вы сделали всё, что от вас зависит, и в следующий раз просто найдете другого специалиста — того, кто умеет внимательно читать письма и не жалеет времени на подготовку.

Если у заказчиков нет времени, чтобы писать переводчикам такие развернутые послания, скорее всего, это не из-за времени как такого, а из-за того, что они (пока) не понимают, насколько сильно подготовка влияет на качество перевода. Ну, или им окей средненький неточный перевод — а такой я могу всегда делать, тут подготовка и не нужна.

У меня важная профессиональная эволюция: я могу спокойно слушать свой синхрон в записи!

Конечно, кроме мысли «ну вроде ничего» появляются и другие мысли, например: «дура, зачем ты нанизываешь одно придаточное на другое» — но если бы таких мыслей у меня не было, я бы уже подняла ставки до небес и упивалась совершенством собственного перевода. Такого пока не предвидится, и это прекрасно. Я нахожусь на том увлекательном этапе профразвития, когда успеваешь заметить десяток деталей в каждом предложении и на ходу придумать по три варианта перевода для каждого словосочетания.

К чему это я? На Colta вышли лекции с моим синхроном, и мне в кои-то веки не стыдно их выложить:

https://www.colta.ru/articles/mosty/18903
https://www.colta.ru/articles/mosty/19100

Если вы не хотите, чтобы вечер понедельника прошёл впустую, срочно послушайте песню преподавателя синхронного перевода в МГЛУ: https://m.youtube.com/watch?v=lRMMGaKgnqI

Предупреждение #1: после этого шедевра личного брендинга ваш мир не будет прежним.

Предупреждение #2: в вашей голове может завестись мозговой червь. Я уже минут пятнадцать напеваю: «Ты переводчик? Пе-ре-во-ди!» — и при этом неистово хохочу.

Интересная статья в New York Times про переводческие ошибки: https://www.nytimes.com/2018/07/28/opinion/sunday/why-mistranslation-matters.html

В тексте много весёлых историй про то, как переводчики расплачиваются за свои промахи. Например, в XVI веке за еретические переводы людей вешали и жгли, а в современном Ираке переводчики погибают в 10 раз чаще рядовых солдат (статистика американского Журнала вооруженных сил за 2011 год).

Слава богу, за ошибки расстреливают не всех — некоторые переводчики, наоборот, меняют историю. Помните древо познания с яблочками, которые съели Адам и Ева? Так вот, в оригинале это было просто абстрактное дерево (malus). Яблочное дерево (malum) появилось с легкой руки Святого Иеронима — первого переводчика Библии на латынь. Ориентируясь на этот текст, Дюрер, Кранах и другие создатели современной иконографии уже рисовали узнаваемые яблоки, а не фиговое дерево — как, например, Микеланджело.

Но главный пафос статьи, конечно, — про роль перевода в большой политике. Вот если бы переводчик Никиты Хрущева не растерялся и по-другому перевел «Мы вас похороним», то Холодная война была бы не такой холодной. Ну, не знаю… Переводчик сказал “We will bury you”, что вполне соответствует букве оригинала. Да, смысл хрущевской угрозы был другой — «Мы вас переживем» (”We will outlast you”) — но оригинал тоже звучит враждебно, и почему переводчик был обязан проявлять чудеса дипломатии (недоступные лидеру СССР) и вербализовать контекст?

Все эти истории сильно романтизируют нашу профессию: мне это немного напоминает риторику инязовского преподавания. «Вот ошибетесь в цифрах, и с вас потребуют разницу в пару миллионов долларов». Да нет, не будут требовать. На серьезных переговорах все цифры проверяются десятки раз. Так и в политике: переводчики участвуют в продуманной игре, где слова, конечно, учитываются, но вообще уровень абстракции, как мне кажется, совсем другой.

Переводчику, разумеется, очень хочется быть одним из титанов, которые определяют мир завтрашнего дня, но часто от наших ошибок ничего не зависит. Если контекст коммуникации серьезный и слушатели чего-то не поняли, то переводчика переспросят или быстренько его поменяют. Слава богу, мы живем не в средневековье, и сажать на кол за еретический перевод больше никого не будут.

Перевожу классного британца, который занимается ресторанным бизнесом класса люкс. Перед лекцией по традиции спрашиваю, как ему удобнее со мной работать.

«Самое важное вот что, — говорит. — Если почувствуешь себя плохо, просто вставай и уходи, кто-нибудь перехватит перевод. А то на прошлой неделе у меня переводчица упала в обморок, её из зала на руках выносили. У меня так раза три было, может, это я так влияю».

P.S. В процессе перевода я не пострадала, но напутствием впечатлилась. Производственная опасность, так сказать.