Добавка к предыдущему посту от моего вчерашнего собеседника Лёши Каптерева:

«От себя добавлю, что всё это надо честно занести в Эксель или Гугл-док, и если цифры говорят одно, а ощущения — другое, то с этим надо работать. Пересматривать критерии, менять их веса, договариваться как-то внутри себя.

Не стоит ссориться c цифрами ради ощущений, и уж конечно не стоит ссориться с ощущениями ради цифр.»

Читаю мемуары Кики с Монпарнаса – богини богемного Парижа 20-х годов. Она была натурщицей всех великих художников и фотографов, а с писателями (которые рисовать не умели) просто спала. В истории осталось намного больше изображений обнаженной Кики, чем одетой – и мне кажется, это достойно уважения.

Но интересно не это. Мемуары Кики занимают страниц пятьдесят чистого текста, а комментарии – страниц 20. Причем в основном они о переводе.

Итак, главные действующие лица: Эрнест Хэмингуэй (знакомый Кики), Сэмюэль Пантэм (переводчик книги) и Эдвард Титус (американский издатель).

Хэмингуэй: Ребята, это лучшая книга, которую я читал в последнее время. Но перевести ее, конечно, нормально не получится. Поэтому вы поучите французский, а потом почитаете. Заодно еще что-нибудь на французском прочтете, а это душеполезно.

Пантэм: Блин, я вовремя не прочитал предисловие Хэмингуэя и вляпался в это дело. Вообще, любой перевод невыполним, но я совершил чудо, как блаженный Иероним, первый переводчик Библии на латынь.

Титус: Перевод – это нормальная работа. И вообще, блаженный Иероним никогда не жаловался и нам не велел.

К этому моменту в пылу полемики мы уже забываем о Кики. Какое значение бренная женщина имеет перед ПРОБЛЕМАМИ ПЕРЕВОДА!

На самом деле, все эти люди обсуждают старую как мир проблему переводимости: возможен ли вообще полноценный перевод на другой язык? Есть три мнения:

– концепция тотальной непереводимости: язык содержит дух народа, и при переводе весь дух улетучивается;

– концепция тотальной переводимости: все народы существуют в одной и той же реальности, язык описывает реальность, значит, переводческие аналоги всё-таки можно найти, если поискать;

– концепция частичной переводимости: какие-то понятия действительно не имеют полных аналогов в переводящем языке, но на этот случай у нас есть переводческие трансформации, так победим.

Эта полемика возможности-невозможности перевода жива до сих пор. Вот, например, переводчики жалуются, что перевести Дональда Трампа невозможно: https://qz.com/817886/i-pursued-her-like-a-strumpet-the-hazards-of-translating-trump-into-foreign-languages/ (Шекспира возможно, а Трампа невозможно, ага).

Что тут сказать? Блаженный Иероним не жаловался и нам не велел. Мне кажется, если хорошо подумать, то перевести можно всё, что угодно. Правда, во время устного перевода время «на подумать» не всегда есть – но это уже совсем другая проблема.

Наверное, все знают старый анекдот про то, как выпускники отечественных вузов блестяще говорят по-английски:

— How much watches?
— Ten clocks.
— Such much?
— For whom how…
— MGIMO finished?
— A-a-a-ask!..

Мы тут пересматривали голливудскую классику и оказалось, что это – оммаж «Касабланке». Сравните:

Carl: To America!
Mr. Leuchtag: Liebchen – sweetness, what watch?
Mrs. Leuchtag: Ten watch.
Mr. Leuchtag: Such watch?
Carl: Hm. You will get along beautiful in America, mm-hmm.

https://www.youtube.com/watch?v=Th0G8rkhBqg

В скобках: помните, мы разговаривали про интерференцию? Вот это она, родная.

Когда мы учим новый иностранный язык, наш первый импульс – просто перевести «родные» структуры на иностранные слова. Так русское протяжное «Спрааашиваешь!» превращается в «A-a-a-ask!..». Корректно было бы сказать «You bet!», конечно.

К диалогу физиков и лириков. Вот как Леонард Млодинов, один из самых известных физиков современности, представляет себе лингвистический прорыв человечества.

На прошлой неделе переводила три дня аутентичного движения – это такой процесс на стыке танце-двигательной психотерапии и духовной практики.

Уф. Это один из тех случаев, когда переводить надо не только слова ведущего – но и ее состояние.

Ведущая, конечно, была просветленная (без тени иронии говорю), а я имитировала просветление через повтор ее жестов, интонаций, положения ее тела. В этом «отзеркаливании» говорящего всегда есть тонкая грань, за которой оно превращается в пародию. И вот надо найти какой-то баланс, когда есть я, переводчик Надя, с моим характером, личностью – но я как бы пропускаю через себя интонации, жесты, состояние другого человека. Сорри за пафос.

Мне кажется, машинный перевод нас скоро заменит во многих ситуациях «информационного» общения. А вот там, где в коммуникации происходит что-то большее, чем просто обмен информацией, живой переводчик ещё какое-то время продержится. (Сюда я отношу, в частности, сценический перевод – когда переводчик должен быть немного performance artist.)

А вот мы с Френ синхронно держимся за животики.

Меня часто спрашивают, в чем заключается специфика танцевального перевода. Собственно, вот в этом:

(Я тоже иногда перевожу в околобалетном контексте и неизменно чувствую себя очень глупо)

Пришло письмо от самых любимых заказчиков:

Про лекцию в феврале. Площадка пишет: в наличии система Tourguide («шептунок»), –– я понятия не имею, что это, но подойдет ли тебе для синхрона?

Разумеется, как молодой исследователь я решила согласиться на «шептунок» немедленно! Потом, правда, выяснила, что это обычные беспроводные наушники для синхрона. Зато теперь мы знаем, как они ПРАВИЛЬНО называются.

Коллега пишет: «Надя, нужен мастер-класс. Я знаю, что ты на танцевальных классах одновременно танцуешь и переводишь, срочно расскажи, как!»

Ну а я что, я только рада рассказать.

Вот, например, я когда-то переводила урок по контактной импровизации (если вы ни разу не слышали про неё, посмотрите на ютьюбе – расширьте свое представление о том, чем взрослые люди могут заниматься в свободное время).

Так вот, идет какая-то мягкая работа с партнером на полу. Я в ясном сознании, перевожу, всё идет хорошо. Вдруг участники вместо перевода слышат: «Хлюп хтонь жмых». Все оборачиваются. А я, значит, лежу на полу, уткнувшись лицом в партнера, и, как застал меня момент, так и перевожу оттуда.

Причем я реально хорошо соображала даже в таком положении! Когда все просмеялись, я смогла слово в слово повторить то, что до этого сказал педагог.

Итак, первое правило танцевального перевода: лицо держим вверх.

Готовлюсь к устному переводу. В документе много названий птичек, ужасно лень искать каждое слово в словаре, решила попросить помощи у гугла.

Ну что же... ОКЕЙ, ГУГЛ.

Для сравнения – нормальный перевод:

шалашники, лазоревки, зарянки, корольки, разные виды вьюрков

(Ощущаю чудовищное превосходство над искусственным интеллектом. Когда-нибудь роботы мне отомстят за такое снисходительное отношение.)

Горькая правда жизни гуманитариев:

«Ты явно переводчик, если ты не знаешь, сколько в точности у тебя проблем, потому что математика — одна из них».

Абсолютный лидер в шутках про переводчиков — фраза «Зависит от контекста».

Например:

— Сколько переводчиков нужно, чтобы заменить перегоревшую лампочку?
— Зависит от контекста.

Шутки шутками, но без понимания контекста — общей ситуации — очень трудно что-либо перевести. Я часто от этого страдаю во время синхронного перевода: бывает, будку ставят так, что спикера не видно вообще — он там машет руками, показывает слайды, обращается к другим выступающим, — а я сижу за пультом и даже не понимаю, в каком роде переводить местоимения.

Но самое сложное — это перевод презентаций. Ты понятия не имеешь, о чем вообще будет выступление. На слайдах — только опорные слова, которые можно перевести десятью разными способами.

Пример из недавнего: в презентации написано «Peak shaving: great perfomance». Речь может быть вообще о чем угодно: от чистейшего бритья до системы подачи электропитания, которая «срезает» пики энергопотребления (в моем случае — второе).

Но недавно я превзошла сама себя. На слайде написано слово «break». Я, окрыленная тем, что наконец-то не надо полностью перерисовывать нередактируемый слайд, за три секунды ляпаю «РАЗРУШЬТЕ» и иду дальше. В чувство меня приводит письмо заказчика, который спрашивает, не имелся ли в виду случайно КОФЕ-БРЕЙК.

В общем, когда вы спрашиваете, как перевести какое-то слово, наш вам профессиональный ответ: «Зависит от контекста».

(Кстати, главная проблема машинного перевода именно в этом: код не считывает общий контекст и часто просто подставляет первое попавшееся слово из словаря. Правда, нейронные сети уже исправляются — скоро они тоже будут требовать у вас контекст!)

Ну и в продолжение — вся боль переводчиков в одной шутке.

Есть многое на свете, друг Горацио!

Уже неделю в фейсбуке ведутся баталии, начало которым положил пост Галины Юзефович. Суть обсуждений такая: англоязычные романы, бывает, пишут в настоящем времени — а в каком же времени их переводить?

В моей жизни такого вопроса не возникало вообще: конечно, оставлять, как в оригинале. А тут, оказывается, целая профессиональная война! Кучу народа жутко бесит настоящее время в переводных книгах.

Вот, например, крик души одного из читателей:

"В рецензии Галины Юзефович на «Зеркального вора» упущена важнейшая деталь — ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ перевод. Весь роман в настоящем времени! Читать невозможно... Книга недешевая, объёмистая — порвала мусорный пакет".

Настоящее время в большинстве современных романов — явная аллюзия на язык киносценариев (это, кстати, кто-то отмечал в фейсбуковых комментариях). Зачем это править?!

Главный аргумент такой: вроде как в русском языке прошедшее время — время повествовательное, оно создает рамку нарратива, это конвенция наша такая.

Ну... да, но и в английском до недавнего времени так было. В конце концов, это же художественная литература, а не протокол.

В общем, если хотите погрузиться в бездны филологических обсуждений, вот оригинальный пост:
https://www.facebook.com/galina.yuzefovich/posts/1910904895605036

Это очень смешно! Читаю, что пишут про смену времени нарратива в переводе, и нахожу вот что:

"Как профессиональный автор и лит. переводчик вам скажу, что в английском они <настоящие времена> изматывают точно так же. И точно также неестественно звучат, независимо от традиции. Там повествования в настоящем времени точно также не любят ни читатели, ни редакторы. Их вообще избегают принимать к публикации, т.к. продаваться будет плохо.

У меня был обратный случай — когда я роман, написанный на русском в настоящем времени, перевела на английский в прошедшем, именно чтобы читателя (англоязычного) не раздражать. Книжка понравилась."

То есть, все равно с какого языка на какой — просто переводчики любят ПОПРАВИТЬ, чтобы не дай бог не раздражать никого.

Заказчики пишут: «Ищем письменного переводчика-фрилансера. Раньше работали с агентствами — больше не можем, качество ужасное».

Качество письменных переводов в агентствах действительно страдает — я несколько раз их редактировала, и мне фактически приходилось переводить все заново.

Мне кажется, я даже знаю, почему это так — совсем не из-за глупости или необразованности переводчиков, которые там работают.

Сразу после университета я устроилась в крупное московское переводческое агентство на очень престижные письменные проекты: локализация Google и что-то про Сочи-2014. Через две недели я уволилась.

Как выглядит работа в агентстве: ты приходишь в бизнес-центр (aka муравейник), садишься за компьютер и сидишь за ним восемь часов. Вся коммуникация с начальством и редактором происходит по скайпу (чтобы уж точно не отрываться от экрана и убить вообще все человеческое). Выйти из офиса особенно некуда: внутри бизнес-центра из развлечений — только столовая и туалеты. Платят за это добровольное рабство около 30 тысяч рублей в месяц.

И вот сидишь ты, не отрываясь от экрана, и переставляешь буковки с латиницы на кириллицу и обратно. Примерно через три часа я начинаю переводить на одном уровне с гугл-транслейт (а может, и хуже).

Через две недели я оттуда уволилась — а если бы не уволилась, мне кажется, я вообще перестала бы быть похожей на человека.

В общем, это я к чему: если вы хотите получить от человека хорошую работу, надо создать для него хорошие условия. Несчастные люди делают плохую работу, с этим ничего не поделаешь.

Из рубрики «американские ученые доказали». Психологи из Университета Чикаго утверждают, что, когда мы оперируем неродным языком, у нас намного хуже работает воображение.

Вроде бы так себе новость, но и здесь есть плюс: на неродном языке люди объективнее оценивают ситуацию, меньше склонны к предрассудкам и когнитивным искажениям, а еще меньше переживают из-за рисков.

Так что, если хотите принять взвешенное решение, обсудите его с кем-нибудь на английском (или любом другом неродном языке).

(Вижу потенциал для новой услуги «лингвист-кухонный психотерапевт».)

Подробности здесь: https://digest.bps.org.uk/2018/02/09/thinking-in-a-second-language-drains-the-imagination-of-vividness/

Шокирующие новости! Буш-младший рассказал о вживленном в Путина чипе! По крайней мере, это сообщает «Московский комсомолец».

По счастью, журналист оставил ссылку на оригинальную англоязычную статью. Открываем, читаем: «Putin’s got a chip on his shoulder».

Ээээ. To have a chip on one’s shoulder означает «задираться», «искать повода для драки». То есть Буш пытался сказать, что Путин обижен и зол на весь мир, а не экспериментирует с кибер-технологиями.

Друзья, не читайте советских газет! Читайте лучше словари, это душеспасительнее.

А если вы не верите, что такое бывает, вот вам крест: http://www.mk.ru/politics/2018/02/08/bushmladshiy-rasskazal-o-vzhivlyonnom-v-putina-chipe.html