Хроники невротика, или как понять, что пора в отпуск.
Перевожу лекцию. Выступает человек, который по-английски в принципе говорит очень плохо, да еще и читает по бумажке. Бумажкой со мной не поделились, так что я его понимаю примерно через слово.
Такое сложно перевести хорошо. В зале все спят, я переживаю.
В конце лекции из зала передают записки с вопросами. Бегло просматриваю их, на одной читаю: “Have you ever considered working with a different interpreter?” (~А вы вообще думали о том, чтобы сменить переводчика?)
Краснею, бледнею. Откладываю эту бумажку напоследок.
Все вопросы задала, деваться некуда. Беру эту записку, а там на самом деле: “Have you ever considered working with different materials?” (~Вы не задумывались о том, чтобы поработать с другими материалами?)
...
Делать нечего, пора отдыхать. Спешно купили билеты в Испанию. Enough is enough.
Перевожу лекцию. Выступает человек, который по-английски в принципе говорит очень плохо, да еще и читает по бумажке. Бумажкой со мной не поделились, так что я его понимаю примерно через слово.
Такое сложно перевести хорошо. В зале все спят, я переживаю.
В конце лекции из зала передают записки с вопросами. Бегло просматриваю их, на одной читаю: “Have you ever considered working with a different interpreter?” (~А вы вообще думали о том, чтобы сменить переводчика?)
Краснею, бледнею. Откладываю эту бумажку напоследок.
Все вопросы задала, деваться некуда. Беру эту записку, а там на самом деле: “Have you ever considered working with different materials?” (~Вы не задумывались о том, чтобы поработать с другими материалами?)
...
Делать нечего, пора отдыхать. Спешно купили билеты в Испанию. Enough is enough.
Нам в инязе всё время говорили, что переводчик должен быть невидимкой. Типа, если люди общаются и вообще не замечают, что вы сидите в комнате, — это идеально.
Наверное, это и правда так в политике или, скажем, нефтегазе, но я в таких контекстах стараюсь не работать.
Мне кажется, каждый переводчик должен быть немного стендап-комиком.
Вот недавно, например, я переводила человека, который на лекции из штанов вон лез (буквально!).
Мне особенно понравился эпизод, когда он читал рэпчик минуты три, потом махнул рукой и бросил мне: “I don’t even know what I am talking about. Don’t translate this shit” («Я вообще не понимаю, что за чушь я несу. Не переводи»).
В инязе на такие случаи инструкций не давали. Мне вообще кажется, что у моих педагогов случился бы сердечный приступ, узнай они о таком карьерном росте своей студентки.
В конце выступления лектор вскочил на стол и начал орать: “I’ll shut up soon, motherfuckers!!!” К этому моменту я уже основательно задолбалась, поэтому я просто выдохнула, повернулась в зал и спокойно произнесла: «Дорогие друзья, наш вечер подходит к концу».
Энди Уорхол говорил, что каждый человек имеет право на 15 минут славы. Судя по аплодисментам, этой репликой я использовала пару минут из отведенных 15.
После лекции к организатору подошли зрители и спросили, не работаем ли мы с лектором в паре.
Ну что, похоже, пора принимать заказы на выступления в стиле варьете! Жаль только, упустила период новогодних корпоративов.
Наверное, это и правда так в политике или, скажем, нефтегазе, но я в таких контекстах стараюсь не работать.
Мне кажется, каждый переводчик должен быть немного стендап-комиком.
Вот недавно, например, я переводила человека, который на лекции из штанов вон лез (буквально!).
Мне особенно понравился эпизод, когда он читал рэпчик минуты три, потом махнул рукой и бросил мне: “I don’t even know what I am talking about. Don’t translate this shit” («Я вообще не понимаю, что за чушь я несу. Не переводи»).
В инязе на такие случаи инструкций не давали. Мне вообще кажется, что у моих педагогов случился бы сердечный приступ, узнай они о таком карьерном росте своей студентки.
В конце выступления лектор вскочил на стол и начал орать: “I’ll shut up soon, motherfuckers!!!” К этому моменту я уже основательно задолбалась, поэтому я просто выдохнула, повернулась в зал и спокойно произнесла: «Дорогие друзья, наш вечер подходит к концу».
Энди Уорхол говорил, что каждый человек имеет право на 15 минут славы. Судя по аплодисментам, этой репликой я использовала пару минут из отведенных 15.
После лекции к организатору подошли зрители и спросили, не работаем ли мы с лектором в паре.
Ну что, похоже, пора принимать заказы на выступления в стиле варьете! Жаль только, упустила период новогодних корпоративов.
О профессиональных заболеваниях переводчиков, или пришло время добавить драмы в канал.
Как мы уже знаем, профессия переводчика связана с невзгодами и опасностями, в том числе физическими. Профессиональные болезни делятся по тому же принципу, по которому делятся сами переводчики: на устные и письменные.
Устные переводчики часто страдают хроническим фарингитом — как и школьные учителя, например. Это постоянное воспаление горла, вызванное тем, что приходится громко говорить много часов в день. Например, когда я работала на заводе в штате, я переводила часов пять-шесть в день — причем часто на производстве, где нужно перекрикивать конвейер. На седьмой месяц у меня развился постоянный надрывный кашель, на восьмой я оттуда ушла.
Снимать симптомы можно спреями от боли в горле. Свой любимый бренд я здесь называть не буду, а то подумаете, что мне платят за рекламу. (Вот когда начнут платить, тогда и назову!)
У письменных переводчиков другая беда: синдром запястного канала, в народе известный как туннельный синдром. Срединный нерв заклинивает из-за того, что приходится очень много стучать по клавиатуре. Помогает либо бандаж на запястье, либо тейп — они фиксируют кисть руки и уменьшают нагрузку. Ну и на какое-то время симптомы снимет поход к массажисту/ мануальщику/ остеопату.
Радикальное решение проблем со здоровьем, конечно, очень простое: не работать в штате по восемь часов в день — чего я всем искренне желаю.
Как мы уже знаем, профессия переводчика связана с невзгодами и опасностями, в том числе физическими. Профессиональные болезни делятся по тому же принципу, по которому делятся сами переводчики: на устные и письменные.
Устные переводчики часто страдают хроническим фарингитом — как и школьные учителя, например. Это постоянное воспаление горла, вызванное тем, что приходится громко говорить много часов в день. Например, когда я работала на заводе в штате, я переводила часов пять-шесть в день — причем часто на производстве, где нужно перекрикивать конвейер. На седьмой месяц у меня развился постоянный надрывный кашель, на восьмой я оттуда ушла.
Снимать симптомы можно спреями от боли в горле. Свой любимый бренд я здесь называть не буду, а то подумаете, что мне платят за рекламу. (Вот когда начнут платить, тогда и назову!)
У письменных переводчиков другая беда: синдром запястного канала, в народе известный как туннельный синдром. Срединный нерв заклинивает из-за того, что приходится очень много стучать по клавиатуре. Помогает либо бандаж на запястье, либо тейп — они фиксируют кисть руки и уменьшают нагрузку. Ну и на какое-то время симптомы снимет поход к массажисту/ мануальщику/ остеопату.
Радикальное решение проблем со здоровьем, конечно, очень простое: не работать в штате по восемь часов в день — чего я всем искренне желаю.
Не совсем про перевод, но я должна вам об этом рассказать: культурные особенности встречи нового года в Испании.
Что делать, если вы оказались в Испании 31 декабря? Вот простая пошаговая инструкция.
1) Надо узнать, где тут главная площадь.
2) Примерно в 22:30 нужно прийти на эту площадь. Там вы увидите большую очередь. Просто вставайте в хвост — эти люди знают, что делают.
3) Отстояв очередь, вы получите банку консервированного винограда и цветной пакет. Банку следует убрать в карман, а пакет открыть.
4) В пакете вы обнаружите следующее: бумажный колпак, маску, гирлянду из непонятно чего и — внимание! — красный пластиковый нос оленя Рудольфа. Все это следует на себя надеть.
Теперь до полуночи вы можете развлекаться, делая селфи. Кстати, это задача не из легких. Если, глядя на себя, вы начнете хохотать, красный нос оленя Рудольфа с громким «чпок» полетит в толпу. С таким носом нельзя даже улыбаться.
5) Мы ожидали, что перед боем часов к нам обратится как минимум мэр города, но этого не произошло. Видимо, мэр не справился с носом оленя Рудольфа.
6) В 23:55 вся площадь с надеждой поворачивается к большому экрану. На него выводят сначала обратный отсчет до полуночи, а потом цифры от 1 до 12, соответствующие бою часов.
И тут пришло время консервированного винограда! На каждый удар следует съесть одну виноградину, чтобы все ваши желания сбылись. (Я сразу опрокинула в рот всю банку и дожевала виноград где-то на счет 4. Не уверена, считается это или нет.)
7) Пришло время ВЕСЕЛИТЬСЯ. В чем в точности веселье заключается, мы не очень поняли. В основном люди просто ходят по улицам, где всё закрыто. Но с таким видом, будто это очень весело. Тем временем на главной площади гремит концерт группы «Поцелуй Иуды» (вот вам и католическая страна, ага).
В общем, всем Feliz Año Nuevo! Получайте удовольствие от жизни, даже если красный пластиковый нос норовит слететь и не позволяет вам улыбаться.
(Канал вернется в рабочий режим вместе с автором после 16 января.)
Что делать, если вы оказались в Испании 31 декабря? Вот простая пошаговая инструкция.
1) Надо узнать, где тут главная площадь.
2) Примерно в 22:30 нужно прийти на эту площадь. Там вы увидите большую очередь. Просто вставайте в хвост — эти люди знают, что делают.
3) Отстояв очередь, вы получите банку консервированного винограда и цветной пакет. Банку следует убрать в карман, а пакет открыть.
4) В пакете вы обнаружите следующее: бумажный колпак, маску, гирлянду из непонятно чего и — внимание! — красный пластиковый нос оленя Рудольфа. Все это следует на себя надеть.
Теперь до полуночи вы можете развлекаться, делая селфи. Кстати, это задача не из легких. Если, глядя на себя, вы начнете хохотать, красный нос оленя Рудольфа с громким «чпок» полетит в толпу. С таким носом нельзя даже улыбаться.
5) Мы ожидали, что перед боем часов к нам обратится как минимум мэр города, но этого не произошло. Видимо, мэр не справился с носом оленя Рудольфа.
6) В 23:55 вся площадь с надеждой поворачивается к большому экрану. На него выводят сначала обратный отсчет до полуночи, а потом цифры от 1 до 12, соответствующие бою часов.
И тут пришло время консервированного винограда! На каждый удар следует съесть одну виноградину, чтобы все ваши желания сбылись. (Я сразу опрокинула в рот всю банку и дожевала виноград где-то на счет 4. Не уверена, считается это или нет.)
7) Пришло время ВЕСЕЛИТЬСЯ. В чем в точности веселье заключается, мы не очень поняли. В основном люди просто ходят по улицам, где всё закрыто. Но с таким видом, будто это очень весело. Тем временем на главной площади гремит концерт группы «Поцелуй Иуды» (вот вам и католическая страна, ага).
В общем, всем Feliz Año Nuevo! Получайте удовольствие от жизни, даже если красный пластиковый нос норовит слететь и не позволяет вам улыбаться.
(Канал вернется в рабочий режим вместе с автором после 16 января.)
Очень часто фрилансеры мучительно борются с вопросом: брать или не брать новый проект? Например, тут люди симпатичные, но денег нет. А тут задача ужасно скучная, зато платят много.
Иногда решение этой проблемы выливается в душевные терзания. Это происходит из-за того, что нет четких критериев выбора.
Когда у меня была постоянная работа, я брала переводы по правилу «Делаю только то, что готова сделать бесплатно». Знаете, как американские мотивационные спикеры любят говорить. Сейчас мне кажется, что это полная ерунда — как и другие романтические лозунги типа «Надо убиться, но идти к Мечте».
Критерий «работаю только по сильной любви» не выдержал проверку реальностью, когда я решила сделать перевод главной статьей дохода. Да, я работала только с приятными людьми и на приятных проектах, но работала мало — меньше, чем могла бы, и от этого много теряла: не в деньгах даже, а в опыте и полученных навыках.
После годового обучения в магистратуре и почти полного обнуления банковского счета я взяла другой критерий выбора проектов: браться за всё, что предлагают, кроме неэтичных задач (один раз, например, мне предложили работать личным переводчиком-шпионом, который будет докладывать русскому руководителю о всех телодвижениях экспата. Смешно, но отказать).
Режим «беру всё» мне понравился даже больше: я быстро набрала клиентскую базу, заказы стали более разнообразными по темам. Но сейчас у меня часто возникает ощущение сильной переработки — явный знак того, что пора менять критерии.
Вчера думали о том, что таких критериев, вообще говоря, довольно много.
Пока в шорт-листе вот что:
- интересная задача
- симпатичные люди
- деньги
- логистика
- формальности, waste of time (бумажная работа, согласования, тендеры)
- альтернативы («я сижу перевожу контракт, а могла бы на йоге ноги тянуть»)
- ещё какой-то пункт про моё самочувствие (многие проекты включают в себя физическое неудобство: несколько часов подряд громко говорить на производстве, целый день сидеть в душной кабине, пять перелётов за две недели — это тоже должно чем-то компенсироваться).
В общем, есть план оценивать каждый фактор по 5-балльной шкале, считать среднее арифметическое и брать только работу с оценкой не ниже четверки.
Тут, конечно, надо бы подумать об удельном весе разных критериев: понятно, что «стоят» они по-разному — но это пока оставлю в планах.
Иногда решение этой проблемы выливается в душевные терзания. Это происходит из-за того, что нет четких критериев выбора.
Когда у меня была постоянная работа, я брала переводы по правилу «Делаю только то, что готова сделать бесплатно». Знаете, как американские мотивационные спикеры любят говорить. Сейчас мне кажется, что это полная ерунда — как и другие романтические лозунги типа «Надо убиться, но идти к Мечте».
Критерий «работаю только по сильной любви» не выдержал проверку реальностью, когда я решила сделать перевод главной статьей дохода. Да, я работала только с приятными людьми и на приятных проектах, но работала мало — меньше, чем могла бы, и от этого много теряла: не в деньгах даже, а в опыте и полученных навыках.
После годового обучения в магистратуре и почти полного обнуления банковского счета я взяла другой критерий выбора проектов: браться за всё, что предлагают, кроме неэтичных задач (один раз, например, мне предложили работать личным переводчиком-шпионом, который будет докладывать русскому руководителю о всех телодвижениях экспата. Смешно, но отказать).
Режим «беру всё» мне понравился даже больше: я быстро набрала клиентскую базу, заказы стали более разнообразными по темам. Но сейчас у меня часто возникает ощущение сильной переработки — явный знак того, что пора менять критерии.
Вчера думали о том, что таких критериев, вообще говоря, довольно много.
Пока в шорт-листе вот что:
- интересная задача
- симпатичные люди
- деньги
- логистика
- формальности, waste of time (бумажная работа, согласования, тендеры)
- альтернативы («я сижу перевожу контракт, а могла бы на йоге ноги тянуть»)
- ещё какой-то пункт про моё самочувствие (многие проекты включают в себя физическое неудобство: несколько часов подряд громко говорить на производстве, целый день сидеть в душной кабине, пять перелётов за две недели — это тоже должно чем-то компенсироваться).
В общем, есть план оценивать каждый фактор по 5-балльной шкале, считать среднее арифметическое и брать только работу с оценкой не ниже четверки.
Тут, конечно, надо бы подумать об удельном весе разных критериев: понятно, что «стоят» они по-разному — но это пока оставлю в планах.
Добавка к предыдущему посту от моего вчерашнего собеседника Лёши Каптерева:
«От себя добавлю, что всё это надо честно занести в Эксель или Гугл-док, и если цифры говорят одно, а ощущения — другое, то с этим надо работать. Пересматривать критерии, менять их веса, договариваться как-то внутри себя.
Не стоит ссориться c цифрами ради ощущений, и уж конечно не стоит ссориться с ощущениями ради цифр.»
«От себя добавлю, что всё это надо честно занести в Эксель или Гугл-док, и если цифры говорят одно, а ощущения — другое, то с этим надо работать. Пересматривать критерии, менять их веса, договариваться как-то внутри себя.
Не стоит ссориться c цифрами ради ощущений, и уж конечно не стоит ссориться с ощущениями ради цифр.»
Читаю мемуары Кики с Монпарнаса – богини богемного Парижа 20-х годов. Она была натурщицей всех великих художников и фотографов, а с писателями (которые рисовать не умели) просто спала. В истории осталось намного больше изображений обнаженной Кики, чем одетой – и мне кажется, это достойно уважения.
Но интересно не это. Мемуары Кики занимают страниц пятьдесят чистого текста, а комментарии – страниц 20. Причем в основном они о переводе.
Итак, главные действующие лица: Эрнест Хэмингуэй (знакомый Кики), Сэмюэль Пантэм (переводчик книги) и Эдвард Титус (американский издатель).
Хэмингуэй: Ребята, это лучшая книга, которую я читал в последнее время. Но перевести ее, конечно, нормально не получится. Поэтому вы поучите французский, а потом почитаете. Заодно еще что-нибудь на французском прочтете, а это душеполезно.
Пантэм: Блин, я вовремя не прочитал предисловие Хэмингуэя и вляпался в это дело. Вообще, любой перевод невыполним, но я совершил чудо, как блаженный Иероним, первый переводчик Библии на латынь.
Титус: Перевод – это нормальная работа. И вообще, блаженный Иероним никогда не жаловался и нам не велел.
К этому моменту в пылу полемики мы уже забываем о Кики. Какое значение бренная женщина имеет перед ПРОБЛЕМАМИ ПЕРЕВОДА!
На самом деле, все эти люди обсуждают старую как мир проблему переводимости: возможен ли вообще полноценный перевод на другой язык? Есть три мнения:
– концепция тотальной непереводимости: язык содержит дух народа, и при переводе весь дух улетучивается;
– концепция тотальной переводимости: все народы существуют в одной и той же реальности, язык описывает реальность, значит, переводческие аналоги всё-таки можно найти, если поискать;
– концепция частичной переводимости: какие-то понятия действительно не имеют полных аналогов в переводящем языке, но на этот случай у нас есть переводческие трансформации, так победим.
Эта полемика возможности-невозможности перевода жива до сих пор. Вот, например, переводчики жалуются, что перевести Дональда Трампа невозможно: https://qz.com/817886/i-pursued-her-like-a-strumpet-the-hazards-of-translating-trump-into-foreign-languages/ (Шекспира возможно, а Трампа невозможно, ага).
Что тут сказать? Блаженный Иероним не жаловался и нам не велел. Мне кажется, если хорошо подумать, то перевести можно всё, что угодно. Правда, во время устного перевода время «на подумать» не всегда есть – но это уже совсем другая проблема.
Но интересно не это. Мемуары Кики занимают страниц пятьдесят чистого текста, а комментарии – страниц 20. Причем в основном они о переводе.
Итак, главные действующие лица: Эрнест Хэмингуэй (знакомый Кики), Сэмюэль Пантэм (переводчик книги) и Эдвард Титус (американский издатель).
Хэмингуэй: Ребята, это лучшая книга, которую я читал в последнее время. Но перевести ее, конечно, нормально не получится. Поэтому вы поучите французский, а потом почитаете. Заодно еще что-нибудь на французском прочтете, а это душеполезно.
Пантэм: Блин, я вовремя не прочитал предисловие Хэмингуэя и вляпался в это дело. Вообще, любой перевод невыполним, но я совершил чудо, как блаженный Иероним, первый переводчик Библии на латынь.
Титус: Перевод – это нормальная работа. И вообще, блаженный Иероним никогда не жаловался и нам не велел.
К этому моменту в пылу полемики мы уже забываем о Кики. Какое значение бренная женщина имеет перед ПРОБЛЕМАМИ ПЕРЕВОДА!
На самом деле, все эти люди обсуждают старую как мир проблему переводимости: возможен ли вообще полноценный перевод на другой язык? Есть три мнения:
– концепция тотальной непереводимости: язык содержит дух народа, и при переводе весь дух улетучивается;
– концепция тотальной переводимости: все народы существуют в одной и той же реальности, язык описывает реальность, значит, переводческие аналоги всё-таки можно найти, если поискать;
– концепция частичной переводимости: какие-то понятия действительно не имеют полных аналогов в переводящем языке, но на этот случай у нас есть переводческие трансформации, так победим.
Эта полемика возможности-невозможности перевода жива до сих пор. Вот, например, переводчики жалуются, что перевести Дональда Трампа невозможно: https://qz.com/817886/i-pursued-her-like-a-strumpet-the-hazards-of-translating-trump-into-foreign-languages/ (Шекспира возможно, а Трампа невозможно, ага).
Что тут сказать? Блаженный Иероним не жаловался и нам не велел. Мне кажется, если хорошо подумать, то перевести можно всё, что угодно. Правда, во время устного перевода время «на подумать» не всегда есть – но это уже совсем другая проблема.
Quartz
Interpreters say it’s nearly “impossible” to translate Donald Trump’s rhetoric into other languages
There's only so much you can do with words like “bigly" and “braggadocious."
Наверное, все знают старый анекдот про то, как выпускники отечественных вузов блестяще говорят по-английски:
— How much watches?
— Ten clocks.
— Such much?
— For whom how…
— MGIMO finished?
— A-a-a-ask!..
Мы тут пересматривали голливудскую классику и оказалось, что это – оммаж «Касабланке». Сравните:
Carl: To America!
Mr. Leuchtag: Liebchen – sweetness, what watch?
Mrs. Leuchtag: Ten watch.
Mr. Leuchtag: Such watch?
Carl: Hm. You will get along beautiful in America, mm-hmm.
https://www.youtube.com/watch?v=Th0G8rkhBqg
В скобках: помните, мы разговаривали про интерференцию? Вот это она, родная.
Когда мы учим новый иностранный язык, наш первый импульс – просто перевести «родные» структуры на иностранные слова. Так русское протяжное «Спрааашиваешь!» превращается в «A-a-a-ask!..». Корректно было бы сказать «You bet!», конечно.
— How much watches?
— Ten clocks.
— Such much?
— For whom how…
— MGIMO finished?
— A-a-a-ask!..
Мы тут пересматривали голливудскую классику и оказалось, что это – оммаж «Касабланке». Сравните:
Carl: To America!
Mr. Leuchtag: Liebchen – sweetness, what watch?
Mrs. Leuchtag: Ten watch.
Mr. Leuchtag: Such watch?
Carl: Hm. You will get along beautiful in America, mm-hmm.
https://www.youtube.com/watch?v=Th0G8rkhBqg
В скобках: помните, мы разговаривали про интерференцию? Вот это она, родная.
Когда мы учим новый иностранный язык, наш первый импульс – просто перевести «родные» структуры на иностранные слова. Так русское протяжное «Спрааашиваешь!» превращается в «A-a-a-ask!..». Корректно было бы сказать «You bet!», конечно.
YouTube
Casablanca - What watch? [CC]
-Sweetnessheart, what watch?
-Ten watch.
-Such much?
-Ten watch.
-Such much?
На прошлой неделе переводила три дня аутентичного движения – это такой процесс на стыке танце-двигательной психотерапии и духовной практики.
Уф. Это один из тех случаев, когда переводить надо не только слова ведущего – но и ее состояние.
Ведущая, конечно, была просветленная (без тени иронии говорю), а я имитировала просветление через повтор ее жестов, интонаций, положения ее тела. В этом «отзеркаливании» говорящего всегда есть тонкая грань, за которой оно превращается в пародию. И вот надо найти какой-то баланс, когда есть я, переводчик Надя, с моим характером, личностью – но я как бы пропускаю через себя интонации, жесты, состояние другого человека. Сорри за пафос.
Мне кажется, машинный перевод нас скоро заменит во многих ситуациях «информационного» общения. А вот там, где в коммуникации происходит что-то большее, чем просто обмен информацией, живой переводчик ещё какое-то время продержится. (Сюда я отношу, в частности, сценический перевод – когда переводчик должен быть немного performance artist.)
Уф. Это один из тех случаев, когда переводить надо не только слова ведущего – но и ее состояние.
Ведущая, конечно, была просветленная (без тени иронии говорю), а я имитировала просветление через повтор ее жестов, интонаций, положения ее тела. В этом «отзеркаливании» говорящего всегда есть тонкая грань, за которой оно превращается в пародию. И вот надо найти какой-то баланс, когда есть я, переводчик Надя, с моим характером, личностью – но я как бы пропускаю через себя интонации, жесты, состояние другого человека. Сорри за пафос.
Мне кажется, машинный перевод нас скоро заменит во многих ситуациях «информационного» общения. А вот там, где в коммуникации происходит что-то большее, чем просто обмен информацией, живой переводчик ещё какое-то время продержится. (Сюда я отношу, в частности, сценический перевод – когда переводчик должен быть немного performance artist.)
(Я тоже иногда перевожу в околобалетном контексте и неизменно чувствую себя очень глупо)
Пришло письмо от самых любимых заказчиков:
Про лекцию в феврале. Площадка пишет: в наличии система Tourguide («шептунок»), –– я понятия не имею, что это, но подойдет ли тебе для синхрона?
Разумеется, как молодой исследователь я решила согласиться на «шептунок» немедленно! Потом, правда, выяснила, что это обычные беспроводные наушники для синхрона. Зато теперь мы знаем, как они ПРАВИЛЬНО называются.
Про лекцию в феврале. Площадка пишет: в наличии система Tourguide («шептунок»), –– я понятия не имею, что это, но подойдет ли тебе для синхрона?
Разумеется, как молодой исследователь я решила согласиться на «шептунок» немедленно! Потом, правда, выяснила, что это обычные беспроводные наушники для синхрона. Зато теперь мы знаем, как они ПРАВИЛЬНО называются.
Коллега пишет: «Надя, нужен мастер-класс. Я знаю, что ты на танцевальных классах одновременно танцуешь и переводишь, срочно расскажи, как!»
Ну а я что, я только рада рассказать.
Вот, например, я когда-то переводила урок по контактной импровизации (если вы ни разу не слышали про неё, посмотрите на ютьюбе – расширьте свое представление о том, чем взрослые люди могут заниматься в свободное время).
Так вот, идет какая-то мягкая работа с партнером на полу. Я в ясном сознании, перевожу, всё идет хорошо. Вдруг участники вместо перевода слышат: «Хлюп хтонь жмых». Все оборачиваются. А я, значит, лежу на полу, уткнувшись лицом в партнера, и, как застал меня момент, так и перевожу оттуда.
Причем я реально хорошо соображала даже в таком положении! Когда все просмеялись, я смогла слово в слово повторить то, что до этого сказал педагог.
Итак, первое правило танцевального перевода: лицо держим вверх.
Ну а я что, я только рада рассказать.
Вот, например, я когда-то переводила урок по контактной импровизации (если вы ни разу не слышали про неё, посмотрите на ютьюбе – расширьте свое представление о том, чем взрослые люди могут заниматься в свободное время).
Так вот, идет какая-то мягкая работа с партнером на полу. Я в ясном сознании, перевожу, всё идет хорошо. Вдруг участники вместо перевода слышат: «Хлюп хтонь жмых». Все оборачиваются. А я, значит, лежу на полу, уткнувшись лицом в партнера, и, как застал меня момент, так и перевожу оттуда.
Причем я реально хорошо соображала даже в таком положении! Когда все просмеялись, я смогла слово в слово повторить то, что до этого сказал педагог.
Итак, первое правило танцевального перевода: лицо держим вверх.
Для сравнения – нормальный перевод:
шалашники, лазоревки, зарянки, корольки, разные виды вьюрков
(Ощущаю чудовищное превосходство над искусственным интеллектом. Когда-нибудь роботы мне отомстят за такое снисходительное отношение.)
шалашники, лазоревки, зарянки, корольки, разные виды вьюрков
(Ощущаю чудовищное превосходство над искусственным интеллектом. Когда-нибудь роботы мне отомстят за такое снисходительное отношение.)