Переводила вчера на очень статусном мероприятии, и во время работы мне пришла записка от организатора: «Надя, можно говорить *правильный_термин*» (правильный термин был написан крупными буквами и выделен двумя подчеркиваниями). В переводе на общепринятый русский это означает: «Надя, блин, говори НОРМАЛЬНО». Я всегда веселюсь, когда вижу эту новую «вежливую» норму: 'можно' вместо 'нужно'.

Вообще, я с невероятным интересом наблюдаю за постоянными изменениями норм делового и повседневного общения. Вот где настоящий рок-н-ролл.

Мои кумиры в этике речи — британцы. Взять, хотя бы выражение «You want to», которым ловко маскируют повелительное наклонение. Например, вы стоите на КПП и слышите: «You want to go to room 305», дословно: «Вы хотите пойти в кабинет 305». В особенно тяжелых ситуациях мой внутренний гоблин, слыша это выражение, начинает орать: «Нет, это не я хочу туда пойти, это ВЫ ХОТИТЕ, чтобы я, блин, туда пошла».

Формы повелительного наклонения могут прятаться и по-другому — благодаря влиянию модного направления non-violent communication (ненасильственное общение). С такого примера я и начала пост: повелительное наклонение заменяется на разрешение «можно»: «Надя, можно говорить патронажные сёстры, а не медсёстры». «А теперь можно подняться наверх» — хотя в реальности у меня нет вариантов, надо идти наверх. «Можно подождать и задать вопросы в конце» — ну, вы поняли.

Our language is highly political, и мы живем в интересное время: стремительно меняются ценностные ориентиры общества, что выливается в новые языковые нормы. Это касается всего, и лексики — в первую очередь.

Для переводчика быть чувствительным к таким процессам — первостепенная необходимость. Правда, иногда возникает ощущение, что ходишь по минному полю: недавно синхронила на феминистком мероприятии, где использование феминитивов было обязательным (авторка, кураторка). Но вот если я вверну новый феминитив в перевод на консервативном мероприятии, это вызовет в лучшем случае лёгкое удивление.

И это касается называния всего. Наверное, вы помните, что в нулевые говорить «человек с ограниченными возможностями» было абсолютной нормой. Сейчас это такой моветон, что даже неловко слышать — по современной этике принято: «человек с инвалидностью». Но вот незадача: на недавнем мероприятии участник дискуссии (сам человек с инвалидностью) сказал мне: «Хватит сглаживать углы, называйте меня “инвалид”».

На другом инклюзивном мероприятии выступающий назвал себя transgender, и я на автомате чуть не ляпнула «человек с трансгендерностью», но, слава богу, вовремя опомнилась.

Могу ли я как переводчик влиять на формирование новой нормы? Не уверена. Лексика и грамматика должны транслировать позицию автора. Если человек орёт благим матом, а переводчик нежным голосом говорит «А теперь вы можете ненасильственно пойти нахер», — это прозвучит странно.

С другой стороны, выбирают не только заказчики, мы тоже можем выбирать, с кем мы хотим работать. Можно себя позиционировать как переводчика с определённой повесткой — если вам очень важны конкретные ценности, имеет смысл находить заказчиков, которые их разделяют, тогда подыскивать правильные слова и выражения будет куда проще.

Я руководствуюсь именно этим принципом: искусство, культура в широком смысле, новые модели управления (самоуправление) и некоммерческие / негосударственные проекты. Ясное позиционирование привлекает людей, с которыми мы изначально говорим на одном языке, и переводить для них — одно удовольствие.

А теперь — к актуальным новостям мира. Независимый кандидат от астралийского штата Уоннон в преддверии федеральных выборов станцевал свою политическую программу: https://twitter.com/AlexDyson/status/1125249014524289024.

Ребят, да это же я на работе! Когда со сцены звучат абстрактные громкие слова, я примерно так же машу руками, прыгаю на месте и пытаюсь хоть как-то переложить услышанное на русский язык. Forward thinking! Sustainable development! Empowerment!

Жаль, что в конце выступления не всегда можно эффектно прыгнуть в озеро пингвинчиком.

Вчера с дорогой коллегой Лией Эбралидзе говорили о злободневном.

Я: Тут люди совсем с ума сошли. Говорят: «Давайте без перерыва работать! А завтра приедем к 9, а не к 10».

Лика: Обожаю! От создателей «А давайте ещё одну репетицию добавим сегодня на 2 часа, все же свободны».

В общем, под конец разговора у нас получился практически законченный набор наклеек:

— Там пара терминов, я вам, если что, на сцене подскажу по-доброму.
— А зачем считать пробелы тексте? Я ДУМАЛ, ПРОБЕЛЫ НА ВСЕХ ЯЗЫКАХ ОДИНАКОВЫЕ.
— Здравствуйте, тут вот спикер лекцию на 50 страниц прислал, ну вы успеете посмотреть до начала?
— А там в будке что, человек сидит? Так гладко говорит, я думал, это компьютер. Ну или бегущая строка.
— Мероприятие длится 3 часа, но перевода минут на 30 максимум. Вам что, за всё время надо платить? Это как Газель? Три часа подачи?
— Мы решили вас не приглашать. У меня дочка английский учит, её решили попросить попереводить.

Ну и по мелочи:
— А вы не устаете переводить?
— А вы успеваете понять, что говорите?
— Надежда, можете красиво перевести?

P.S. Все цитаты — реальные.

Новости из мира перевода: «Японский телеканал субтитровал речь Дональда Трампа на турнире по сумо в Токио как 'говорит по-английски'. Похоже на самый халатный перевод в истории, но, возможно, это оправданно».

Немного перчинки вам в ленту!

Hokey-pokey — это дешёвый приём, вкус мороженого в Новой Зеландии или детская песенка. Понятия не имею, что имелось в виду в оригинале, но от песни про медведей теперь не могу отделаться никак!

Мои коллеги часто жалуются на то, что переводчик — профессия, подразумевающая отсутствие авторской позиции. Вроде как мы транслируем чужие слова и мнение, а своё мнение сами знаете куда можно засунуть.

Частично это, наверное, правда — особенно если вы работаете в агентстве, где материал для перевода выбирают за вас.

Однако это совсем не так, если вы работаете на себя и можете выбирать этические ориентиры. Например, я никогда не работала с госструктурами и не планирую. То же касается неэтичного по моему мнению бизнеса — например, перевод товарищей типа Тони Роббинса мне кажется неэтичным занятием.

Я стараюсь поддерживать ту коммуникацию, которая создаёт близкие мне ценности. Когда я перевожу тренинги по самоуправлению, у меня есть ощущение, что я хоть чуть-чуть, но причастна к созданию России завтрашнего дня — воспитанию гражданского общества, где люди принимают решения, руководствуясь совестью, а не понятиями.

Кстати, о понятиях. Больше всего в текстах вокруг задержания Ивана Голунова меня шокировал комментарий сотрудника отдела УВД ЗАО: «Он не говорил в начале, что работает в крупной компании и за ним серьёзные люди стоят….». В такие моменты искренности проявляется настоящий, «понятийный» язык нашей государственности.

В общем, я работаю — делаю доступными вдохновляющие меня тексты и выступления для русскоязычной публики, — чтобы поколение моих детей уже не умело говорить на языке авторитетов. Чтобы словосочетание «серьёзные люди» означало для них что-то другое. Это, возможно, не ближайшее будущее, но я верю, что это будущее. И для того, чтобы оно наступило, важно не засовывать своё мнение слишком далеко, даже если ты переводчик.

P.S. Если вы ничего не слышали про Ивана Голунова (и я вам завидую), вот подробное описание ситуации: https://www.kommersant.ru/doc/3997209

P.P.S. Если вы хотите чем-то помочь, варианты здесь: https://www.facebook.com/1561917627/posts/10219528638837555/

P.P.P.S. А если вы ничего не слышали про сегодняшнюю обложку РБК, Коммерсанта и Ведомостей, то просто посмотрите, какая красота: https://www.vedomosti.ru/technology/articles/2019/06/09/803826-vedomosti-rbk-vpervie-viidut-pervoi-polosoi