От Набокова к Достоевскому
В набоковских лекциях по русской литературе более полусотни страниц посвящено ломанию копий о Достоевского. Один Великий прилагает колоссальные интеллектуальные усилия, чтобы любым способом унизить наследие другого. В ход идёт весь набоковский публицистический арсенал, но основных аргументов два. Первый — «Достоевский является простым автором детективных романов». Второй — «Достоевский описывает сломанных и ненормальных людей». Последнее для Набокова — чистый абсурд. Он насчитывает в книгах Фёдора Михайловича тринадцать душевнобольных персонажей и заключает: «Сомнительно, можно ли всерьёз говорить о «реализме» или «человеческом опыте» писателя, создавшего целую галерею неврастеников и душевнобольных».
Однако эти разнородные на первый взгляд обвинения в действительности говорят об одной сословно-поколенческой разнице. И в ней Владимир Владимирович, родившийся уже после смерти Фёдора Михайловича, внезапно оказывается защитником ценностей архаики.
Достоевский — человек городской. Прожил всё детство в Москве, ранние зрелые годы — в Петербурге. Имение его семья получила уже при его жизни, а после ранней смерти отца он там бывать перестал. Набоков, напротив, много времени проводил за городом, о чём можно почитать в полубиографической первой части «Защиты Лужина». Достоевский — выходец из совсем обедневшего дворянского рода, фактически — мещанин, разночинец. Набоков — представитель рода древнего и успешного, в котором все через одного — генералы и министры. Отсюда совершенно сословные неприязнь и непонимание Набоковым Достоевского, прекрасно проглядывающие через рецензию. Вот он описывает процесс петрашевцев: «Во время предварительного следствия он находился в Петропавловской крепости, где начальником был генерал Набоков, мой предок».
Отсюда, из этого различия, и проистекает вся неприязнь, которую Набоков пытается, но так и не может рационализировать. А два его аргумента — лишь приметы смены времени. Так, различение «высокой литературы» и «низкого жанра» уже для двадцатого века — традиция умирающая, архаическая. К моменту написания обсуждаемой рецензии релятивизм почти сожрал эту традицию, что Набоков признаёт отчасти и сам. Так, в начале заметки он ссылается на то, что не вся широкая публика сумеет понять, чем Достоевский хуже истинно высокого искусства. Похожee происходит с критикой в адрeс нeвротичности гeроeв Достовcкого.
Помещицкий дворянин Набоков, и во взрослой жизни живший в городе исключительно из нужды, не понаслышке знавший, что такое «общность», на описанное Достоевским «общество» смотрит, как на совершенно ирреальный бестиарий. Однако мы, невротики уже XXI века, в среднем ещё более ненормальные, чем наши предки, смотрим в книги Достоевского скорее как в зеркало. Вот так человек, проживший всю жизнь в веке двадцатом, в заочном споре с резидентом века девятнадцатого оказывается куда больше причастен к ценностям этого века, чем свой предшественник.
P.S. Признаться честно, автор сей заметки на полях битвы двух гигантов Достоевского не любит. С одной стороны, из-за собственного природного нонконформизма, а с другой — из-за ужасающего жизнеподобия текстов Фёдора Михайловича. Если проблема Набокова в том, что он не может представить себе князя Мышкина или Раскольникова как реальных людей, то моя проблема иная. Я слишком хорошо себе их представляю. И в каждой проститутке я узнаю исключительно Сонечку, а в каждом радикале — исключительно Раскольникова. И ведь это не меньшая, а куда большая проблема. Если ты ни разу не видел некоего персонажа, то ты читаешь книгу о нём, как книгу о марсианах. Мол, да, на жизнь непохоже, но интригует.
Но вот если каждый радикальненький студент вокруг тебя ведёт себя точь-в-точь, как Раскольников, разве что не доходя до убийства старухи — читать текст уже невозможно. От точности описанного хочется блевать, и сама собой закрадывается мысль — это не Достоевский нас предсказал, это мы его хорошо прочитали. Вот только вместо предостережения восприняли его строки, как руководство к действию.
Изучающий битвы бессмертных текстов @svoi_shenok — для Холархии.
В набоковских лекциях по русской литературе более полусотни страниц посвящено ломанию копий о Достоевского. Один Великий прилагает колоссальные интеллектуальные усилия, чтобы любым способом унизить наследие другого. В ход идёт весь набоковский публицистический арсенал, но основных аргументов два. Первый — «Достоевский является простым автором детективных романов». Второй — «Достоевский описывает сломанных и ненормальных людей». Последнее для Набокова — чистый абсурд. Он насчитывает в книгах Фёдора Михайловича тринадцать душевнобольных персонажей и заключает: «Сомнительно, можно ли всерьёз говорить о «реализме» или «человеческом опыте» писателя, создавшего целую галерею неврастеников и душевнобольных».
Однако эти разнородные на первый взгляд обвинения в действительности говорят об одной сословно-поколенческой разнице. И в ней Владимир Владимирович, родившийся уже после смерти Фёдора Михайловича, внезапно оказывается защитником ценностей архаики.
Достоевский — человек городской. Прожил всё детство в Москве, ранние зрелые годы — в Петербурге. Имение его семья получила уже при его жизни, а после ранней смерти отца он там бывать перестал. Набоков, напротив, много времени проводил за городом, о чём можно почитать в полубиографической первой части «Защиты Лужина». Достоевский — выходец из совсем обедневшего дворянского рода, фактически — мещанин, разночинец. Набоков — представитель рода древнего и успешного, в котором все через одного — генералы и министры. Отсюда совершенно сословные неприязнь и непонимание Набоковым Достоевского, прекрасно проглядывающие через рецензию. Вот он описывает процесс петрашевцев: «Во время предварительного следствия он находился в Петропавловской крепости, где начальником был генерал Набоков, мой предок».
Отсюда, из этого различия, и проистекает вся неприязнь, которую Набоков пытается, но так и не может рационализировать. А два его аргумента — лишь приметы смены времени. Так, различение «высокой литературы» и «низкого жанра» уже для двадцатого века — традиция умирающая, архаическая. К моменту написания обсуждаемой рецензии релятивизм почти сожрал эту традицию, что Набоков признаёт отчасти и сам. Так, в начале заметки он ссылается на то, что не вся широкая публика сумеет понять, чем Достоевский хуже истинно высокого искусства. Похожee происходит с критикой в адрeс нeвротичности гeроeв Достовcкого.
Помещицкий дворянин Набоков, и во взрослой жизни живший в городе исключительно из нужды, не понаслышке знавший, что такое «общность», на описанное Достоевским «общество» смотрит, как на совершенно ирреальный бестиарий. Однако мы, невротики уже XXI века, в среднем ещё более ненормальные, чем наши предки, смотрим в книги Достоевского скорее как в зеркало. Вот так человек, проживший всю жизнь в веке двадцатом, в заочном споре с резидентом века девятнадцатого оказывается куда больше причастен к ценностям этого века, чем свой предшественник.
P.S. Признаться честно, автор сей заметки на полях битвы двух гигантов Достоевского не любит. С одной стороны, из-за собственного природного нонконформизма, а с другой — из-за ужасающего жизнеподобия текстов Фёдора Михайловича. Если проблема Набокова в том, что он не может представить себе князя Мышкина или Раскольникова как реальных людей, то моя проблема иная. Я слишком хорошо себе их представляю. И в каждой проститутке я узнаю исключительно Сонечку, а в каждом радикале — исключительно Раскольникова. И ведь это не меньшая, а куда большая проблема. Если ты ни разу не видел некоего персонажа, то ты читаешь книгу о нём, как книгу о марсианах. Мол, да, на жизнь непохоже, но интригует.
Но вот если каждый радикальненький студент вокруг тебя ведёт себя точь-в-точь, как Раскольников, разве что не доходя до убийства старухи — читать текст уже невозможно. От точности описанного хочется блевать, и сама собой закрадывается мысль — это не Достоевский нас предсказал, это мы его хорошо прочитали. Вот только вместо предостережения восприняли его строки, как руководство к действию.
Изучающий битвы бессмертных текстов @svoi_shenok — для Холархии.
Верования глубинных народов: Кот Баюн и Камышовый кот
Многие религии построены на дуалистическом противоборстве двух сущностей. Не являются исключением и хтонические верования глубинных народов. Так, одним из древнейших мифов, дошедших до нас, является мартовское противостояние Камышового кота и Кота Баюна.
По общему правилу, в подобных историях лейтмотивом идёт столкновение добра со злом, однако в данном случае всё несколько сложнее и скорее напоминает о чёрно-серой морали мира Вархаммера. Дело в том, что в политологической культуре когнитивных колоний червей Кот Баюн считается приспешником Жругра — демона сверхцентрализации и любых персоналистских форм подземной государственности. В этом кроется причина экзистенциальной борьбы: пророчества безумцев говорят, что в тёмный час, когда зло будет торжествовать, а надежда покинет этот мир, Камышовый кот вырастет до трёх метров и утащит Жругра в зубах. Он будет безжалостно кидаться им об стены, отпускать и ловить его мягкой, но когтистой лапкой.
Как следует из легенды имени, Кот Баюн (бахарь) вводит свою жертву либо в неимоверную тоску, объясняя ей, что всё тщетно и от нее ничего не зависит — либо же в сладкий сон, в грёзы о блаженстве недеяния и небытия. Убаюканная легокрылыми сказаниями, забывшая о своих мечтах, целях и способностях жертва становится лёгкой добычей для железных когтей зверя. Однако тому, кто сумеет поймать и приручить Кота Баюна, открывается бесконечное поле возможностей. Данную сущность отличает верность близким и своеобразная забота о тех, в ком он не видит добычу.
Камышовый кот же просто жирный и злой: он хочет, чтобы его оставили в покое и не любит непрошеных гостей на своем болоте. Это обычное, не слишком разумное животное. Оно не понимает категорий добра или зла, но отличается территориальностью. Своеобразная природная стихия, неприрученный Хаос — к тому же довольно пахучий.
С точки зрения философии, в данном противостоянии Кот Баюн символизирует насаждение покорности и подданичества. Или же, если его жертвы совсем расслабятся — внезапной и беспощадной утилизации таковых в соответствии с интересами его хозяина. Камышовый же кот — скорее символ приветливости и дружелюбия глубинных народов. Недаром он ненавидит вообще всех, за исключением камышовых людей. Нет, их он тоже ненавидит, но немножко меньше — к камышовым людям вообще привыкаешь.
Как сказано в пророчестве, на определённом витке спирали истории империя Жругра расширится вплоть до болота, где живёт Камышовый кот. Спасаясь от ужасной жизни при Величии, простые люди убегут в трясину, оставляя дома всё то, что невозможно унести с собою в руках. Такие путники не по нраву Камышовому коту — он их не звал. Однако, не обладая сладким голосом Кота Баюна, послать их в известном направлении он не способен. От обилия соседей Камышовый кот начнёт жиреть, злиться и увеличиваться в размерах, что повлияет на его гастрономические пристрастия. Теперь Камышовому коту не хватит уток, змей и лягушек — он будет способен утащить телёнка или собаку надзирателя, охраняющего счастливых жителей империи Жругра от рабства свободы.
В какой-то момент внимание Камышового кота привлечёт запах серы, исходящий из центра всей этой благодати. Это станет последней каплей — никто не вправе перебивать запах Камышового кота. И вот зверь Хаоса уже стремится отомстить обидчику, пробираясь реками и оврагами, портя мебель и оставляя шерсть везде, где пройдёт. Под знаком Рыб — небесного покровителя и продукта питания Камышового кота — тот достигает обители тёмноэфирного гиганта, реальный размер которого на самом деле не сильно больше мыши (всё остальное лишь шерстяная тень). И в самый трудный момент под окнами тёмной башни грянет битва между Котом Баюном и Камышовым котом. Эта битва и определит, какой будет следующая эпоха.
Прочитавший глубинные котовьи свитки @greyshemes — для Холархии.
Многие религии построены на дуалистическом противоборстве двух сущностей. Не являются исключением и хтонические верования глубинных народов. Так, одним из древнейших мифов, дошедших до нас, является мартовское противостояние Камышового кота и Кота Баюна.
По общему правилу, в подобных историях лейтмотивом идёт столкновение добра со злом, однако в данном случае всё несколько сложнее и скорее напоминает о чёрно-серой морали мира Вархаммера. Дело в том, что в политологической культуре когнитивных колоний червей Кот Баюн считается приспешником Жругра — демона сверхцентрализации и любых персоналистских форм подземной государственности. В этом кроется причина экзистенциальной борьбы: пророчества безумцев говорят, что в тёмный час, когда зло будет торжествовать, а надежда покинет этот мир, Камышовый кот вырастет до трёх метров и утащит Жругра в зубах. Он будет безжалостно кидаться им об стены, отпускать и ловить его мягкой, но когтистой лапкой.
Как следует из легенды имени, Кот Баюн (бахарь) вводит свою жертву либо в неимоверную тоску, объясняя ей, что всё тщетно и от нее ничего не зависит — либо же в сладкий сон, в грёзы о блаженстве недеяния и небытия. Убаюканная легокрылыми сказаниями, забывшая о своих мечтах, целях и способностях жертва становится лёгкой добычей для железных когтей зверя. Однако тому, кто сумеет поймать и приручить Кота Баюна, открывается бесконечное поле возможностей. Данную сущность отличает верность близким и своеобразная забота о тех, в ком он не видит добычу.
Камышовый кот же просто жирный и злой: он хочет, чтобы его оставили в покое и не любит непрошеных гостей на своем болоте. Это обычное, не слишком разумное животное. Оно не понимает категорий добра или зла, но отличается территориальностью. Своеобразная природная стихия, неприрученный Хаос — к тому же довольно пахучий.
С точки зрения философии, в данном противостоянии Кот Баюн символизирует насаждение покорности и подданичества. Или же, если его жертвы совсем расслабятся — внезапной и беспощадной утилизации таковых в соответствии с интересами его хозяина. Камышовый же кот — скорее символ приветливости и дружелюбия глубинных народов. Недаром он ненавидит вообще всех, за исключением камышовых людей. Нет, их он тоже ненавидит, но немножко меньше — к камышовым людям вообще привыкаешь.
Как сказано в пророчестве, на определённом витке спирали истории империя Жругра расширится вплоть до болота, где живёт Камышовый кот. Спасаясь от ужасной жизни при Величии, простые люди убегут в трясину, оставляя дома всё то, что невозможно унести с собою в руках. Такие путники не по нраву Камышовому коту — он их не звал. Однако, не обладая сладким голосом Кота Баюна, послать их в известном направлении он не способен. От обилия соседей Камышовый кот начнёт жиреть, злиться и увеличиваться в размерах, что повлияет на его гастрономические пристрастия. Теперь Камышовому коту не хватит уток, змей и лягушек — он будет способен утащить телёнка или собаку надзирателя, охраняющего счастливых жителей империи Жругра от рабства свободы.
В какой-то момент внимание Камышового кота привлечёт запах серы, исходящий из центра всей этой благодати. Это станет последней каплей — никто не вправе перебивать запах Камышового кота. И вот зверь Хаоса уже стремится отомстить обидчику, пробираясь реками и оврагами, портя мебель и оставляя шерсть везде, где пройдёт. Под знаком Рыб — небесного покровителя и продукта питания Камышового кота — тот достигает обители тёмноэфирного гиганта, реальный размер которого на самом деле не сильно больше мыши (всё остальное лишь шерстяная тень). И в самый трудный момент под окнами тёмной башни грянет битва между Котом Баюном и Камышовым котом. Эта битва и определит, какой будет следующая эпоха.
Прочитавший глубинные котовьи свитки @greyshemes — для Холархии.
О тёте с пучком замолвите слово
Некогда, в старшей школе, при подготовке к написанию части «С» недавно введённого на тот момент ЕГЭ по русскому языку, наша учительница наставляла нас: «Помните, что вас будет читать тётя с пучком». Ирония заключалась в том, что, несмотря на отсутствие пучка, учительница во многом сама была тётей с пучком. Прошло много лет, но феномен тёть-с-пучками и не думает исчезать, становясь в каких-то аспектах даже глубже и богаче, чем всем известный синдром вахтёра. Более, пожалуй, других феноменов он продолжает окрашивать нашу реальность, а кое-где — и определять её. Это явление пока что ждёт своего исследователя, и, несомненно, дождётся, после чего получит более академически приемлемое наименование. Здесь я лишь в общих чертах очерчу проблематику, а также продемонстрирую некоторые исследовательские направления, которые могли бы быть интересны нарождающемуся поколению русских социологов.
Кто же такая «тётя с пучком»? Это женщина средних лет, занимающаяся умственным, хотя и не экспертным трудом. Нахождение в браке и наличие детей варьируется, однако, как правило, есть и муж, и ребёнок (чаще всего — один). Ребёнок любим своеобразно, муж — ситуативно. В перспективе тётя с пучком превратится в театральную бабушку, но при этом с другой категорией — метротёткой — она обычно не пересекается. Тётя с пучком работает почти везде: в школах, в институтах, в госучреждениях, в бухгалтериях и в кадрах. Тётя с пучком аполитична и неидеологична, однако консервативна — в том смысле, что подозрительно относится к новому и инстинктивно выступает против всего, что считает неприличным. Нет более рьяного защитника морального облика и общественной нравственности, чем тётя с пучком. Можно даже сказать, что тётя с пучком — наше викторианское мещанство, наш, не побоюсь этого термина, средний класс. Она совершенно конформна почти во всём, но не дай Бог где-то случиться чему-то неприличному: письма гнева будут написаны, вотсап и вайбер будут взорваны, а мужья тётенек — опционально перемолоты бигудями.
Точно неизвестно, как так вышло, однако тёти с пучком — основной электорат в нашей стране. Именно они влияют на итоги выборов, а также определяют всё, что решается между этими выборами. Нам неизвестна точная причина подобного могущества, однако его следствия мы можем видеть ежедневно и повсеместно. Тёти с пучком учат ваших детей и выплачивают вам зарплату, они согласовывают благоустройство в вашем районе и лечат ваших родителей. Они везде, они повсюду, их совершенно невозможно в чём бы то ни было переубедить.
Собственно, единственный известный науке способ воздействия на эту популяцию (на данный момент) — поэтапное изменение того, что считается приличным. Это долгая, кропотливая работа, которая, ко всему прочему, должна оставаться незамеченной, ибо инстинктивный консерватизм тёти с пучком будет побуждать её отторгать всё новое. Поэтому любое нововведение нужно подавать как хорошо забытое старое. Однако всё равно необходимо избегать резких движений, так как в таком случае бдительная тётя с пучком точно заподозрит неладное. Перефразируя одного политика, явно, кстати, рассчитывавшего на поддержку тёть с пучками: если мы сами не будем двигать окно Овертона, это сделают за нас инструктора НАТО.
Труд тёть с пучками общественно необходим, часто низкооплачиваем, поэтому без них — никуда. Общество, лишённое тёть с пучками, встанет, но и с ними тоже приходится несладко. Когда-нибудь будет изобретён гуманный способ решения проблемы влияющего пучка, но для этого необходимо максимально точно изучить механизмы генезиса и функционирования этой страты. Пока же нам остаётся лишь мириться с их существованием, осознавая его, как неизбежный социологический факт. Будьте же добрее к тёте с пучком — она не виновата, что она такая.
Скрывающийся от бдительного пучка @stuffybadger — для Холархии.
Некогда, в старшей школе, при подготовке к написанию части «С» недавно введённого на тот момент ЕГЭ по русскому языку, наша учительница наставляла нас: «Помните, что вас будет читать тётя с пучком». Ирония заключалась в том, что, несмотря на отсутствие пучка, учительница во многом сама была тётей с пучком. Прошло много лет, но феномен тёть-с-пучками и не думает исчезать, становясь в каких-то аспектах даже глубже и богаче, чем всем известный синдром вахтёра. Более, пожалуй, других феноменов он продолжает окрашивать нашу реальность, а кое-где — и определять её. Это явление пока что ждёт своего исследователя, и, несомненно, дождётся, после чего получит более академически приемлемое наименование. Здесь я лишь в общих чертах очерчу проблематику, а также продемонстрирую некоторые исследовательские направления, которые могли бы быть интересны нарождающемуся поколению русских социологов.
Кто же такая «тётя с пучком»? Это женщина средних лет, занимающаяся умственным, хотя и не экспертным трудом. Нахождение в браке и наличие детей варьируется, однако, как правило, есть и муж, и ребёнок (чаще всего — один). Ребёнок любим своеобразно, муж — ситуативно. В перспективе тётя с пучком превратится в театральную бабушку, но при этом с другой категорией — метротёткой — она обычно не пересекается. Тётя с пучком работает почти везде: в школах, в институтах, в госучреждениях, в бухгалтериях и в кадрах. Тётя с пучком аполитична и неидеологична, однако консервативна — в том смысле, что подозрительно относится к новому и инстинктивно выступает против всего, что считает неприличным. Нет более рьяного защитника морального облика и общественной нравственности, чем тётя с пучком. Можно даже сказать, что тётя с пучком — наше викторианское мещанство, наш, не побоюсь этого термина, средний класс. Она совершенно конформна почти во всём, но не дай Бог где-то случиться чему-то неприличному: письма гнева будут написаны, вотсап и вайбер будут взорваны, а мужья тётенек — опционально перемолоты бигудями.
Точно неизвестно, как так вышло, однако тёти с пучком — основной электорат в нашей стране. Именно они влияют на итоги выборов, а также определяют всё, что решается между этими выборами. Нам неизвестна точная причина подобного могущества, однако его следствия мы можем видеть ежедневно и повсеместно. Тёти с пучком учат ваших детей и выплачивают вам зарплату, они согласовывают благоустройство в вашем районе и лечат ваших родителей. Они везде, они повсюду, их совершенно невозможно в чём бы то ни было переубедить.
Собственно, единственный известный науке способ воздействия на эту популяцию (на данный момент) — поэтапное изменение того, что считается приличным. Это долгая, кропотливая работа, которая, ко всему прочему, должна оставаться незамеченной, ибо инстинктивный консерватизм тёти с пучком будет побуждать её отторгать всё новое. Поэтому любое нововведение нужно подавать как хорошо забытое старое. Однако всё равно необходимо избегать резких движений, так как в таком случае бдительная тётя с пучком точно заподозрит неладное. Перефразируя одного политика, явно, кстати, рассчитывавшего на поддержку тёть с пучками: если мы сами не будем двигать окно Овертона, это сделают за нас инструктора НАТО.
Труд тёть с пучками общественно необходим, часто низкооплачиваем, поэтому без них — никуда. Общество, лишённое тёть с пучками, встанет, но и с ними тоже приходится несладко. Когда-нибудь будет изобретён гуманный способ решения проблемы влияющего пучка, но для этого необходимо максимально точно изучить механизмы генезиса и функционирования этой страты. Пока же нам остаётся лишь мириться с их существованием, осознавая его, как неизбежный социологический факт. Будьте же добрее к тёте с пучком — она не виновата, что она такая.
Скрывающийся от бдительного пучка @stuffybadger — для Холархии.
Верования глубинных народов: гномы и коммунизм
Крошечные подземные жители существуют во многих преданиях, и, если во времена земледелия гномы еще помогали людям поверхности, то после промышленной революции и индустриализации они были вынуждены либо встроиться в новый мир, либо изолироваться и сформировать герметичную государственность. К концу XIX века гномы стран Западной Европы выродились в обычных поверхностников, однако в аграрных империях Восточной Европы волшебные карлики сохранились в изобилии.
Уже к тому времени малый народец понимал исходящую от капитализма угрозу своей культуре. Однако важнейшая трансформация глубинного народца началась лишь тогда, когда петроградским гномам удалось покрасть титульный лист и оглавление «Капитала» Карла Маркса у местных социалистов. Увидев портрет автора, гномы приняли Маркса за идейного собрата, после чего нарекли его «наземным гномом», и «дорогим Карлой» в знак глубокого почтения. Благодаря свойственному многим глубинным народам карго-культу, гномам приятно восхвалять чужака, чем-то похожего на них — поклоняться ему, нести дары и возводить памятники.
Проблема адаптации марксизма к гномской жизни заключалась в отсутствии у гномов протестантской культуры, вне которой построение идиллии коммунизма практически невозможно. Гномы действительно трудолюбивы, но мелочны, вороваты, сварливы и крайне скупы. Почвенническая адаптация идей марксизма на основании трех украденных страниц привела к косметическим изменениям социума, сохранив его хтонический глубинный традиционализм. Многие исследователи, пытаясь решить загадку строя гномов, называли его «красным», «коричневым» или «красно-коричневым».
И они не были правы. Гномы — фиолетовые.
Идея объединения трудящихся под властью Горного Короля заставила гномов сформировать экспедицию на поверхность. Однако, встретив наземных марксистов, гномы пришли в ярость. Эти леваки собирались построить мир без насилия, без Великой Книги Обид, без ломящихся от золота пещер. Да что там, без социальной иерархии, построенной на длине бороды! А ведь борода — ретранслятор, обеспечивающий связь с Камнем и подземным миром. Марксистская утопия поверхностного народа — суть ад в представлении гномов. Там нет железного кулака Горного Короля, в чьи подземные чертоги допущены лишь старейшины кланов, а каждый, кто моложе сотни лет, может лишиться бороды и прикрепленной к ней головы, лишь переступив порог. В чертогах царит порядок, всякий гном знает свое место, а проигравший в споре лишается жизни, потому как у гномов не бывает несогласного меньшинства. Рай на земле (уже оскорбление для глубинариев) в изложении поверхностных марксистов поверг в шок участников экспедиции. Каждому гному известно, что такие суждения — левацкая сказка для девочек. Девочек, согласно официальной статистике, у гномов нет: те, кто смеют в этом сомневаться, обязаны с рождения носить искусственную бороду. Официальная гномья культура единодушна — подземный народец презирает половую проблематику. И половые отношения заодно.
Итогом неудачной экспедиции стала смена образа Карлы Маркса. Непременным атрибутом вождя стал красный колпак, кончик которого необходимо было макать в кровь классовых врагов — ради поражения мирового империализма. Так как в отсутствие реальных классовых врагов в герметичном социуме убивать пришлось кого попало, в обществе активно распространилось доносительство и массовые расправы. В итоге прежде многочисленный народ сократился до горстки самых идейных гномов, допущенных в каменные залы благодаря длине своей бороды. Поскольку безбородые гномы, как идейно нестойкие, первыми попали под репрессии, Великое наследие подземного народца оказалось под угрозой — что спровоцировало новую экспедицию наверх.
Гномы ищут в поверхностном мире подобных себе — ныне они нашептывают свое учение спящим ночью. При этом они зачем-то расплетают колтуны в бороде и подкладывают в карманцы избранников кульки с окрошкой, холодцом и лакрицей. Воистину неприятный народец.
Гномофобный @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Крошечные подземные жители существуют во многих преданиях, и, если во времена земледелия гномы еще помогали людям поверхности, то после промышленной революции и индустриализации они были вынуждены либо встроиться в новый мир, либо изолироваться и сформировать герметичную государственность. К концу XIX века гномы стран Западной Европы выродились в обычных поверхностников, однако в аграрных империях Восточной Европы волшебные карлики сохранились в изобилии.
Уже к тому времени малый народец понимал исходящую от капитализма угрозу своей культуре. Однако важнейшая трансформация глубинного народца началась лишь тогда, когда петроградским гномам удалось покрасть титульный лист и оглавление «Капитала» Карла Маркса у местных социалистов. Увидев портрет автора, гномы приняли Маркса за идейного собрата, после чего нарекли его «наземным гномом», и «дорогим Карлой» в знак глубокого почтения. Благодаря свойственному многим глубинным народам карго-культу, гномам приятно восхвалять чужака, чем-то похожего на них — поклоняться ему, нести дары и возводить памятники.
Проблема адаптации марксизма к гномской жизни заключалась в отсутствии у гномов протестантской культуры, вне которой построение идиллии коммунизма практически невозможно. Гномы действительно трудолюбивы, но мелочны, вороваты, сварливы и крайне скупы. Почвенническая адаптация идей марксизма на основании трех украденных страниц привела к косметическим изменениям социума, сохранив его хтонический глубинный традиционализм. Многие исследователи, пытаясь решить загадку строя гномов, называли его «красным», «коричневым» или «красно-коричневым».
И они не были правы. Гномы — фиолетовые.
Идея объединения трудящихся под властью Горного Короля заставила гномов сформировать экспедицию на поверхность. Однако, встретив наземных марксистов, гномы пришли в ярость. Эти леваки собирались построить мир без насилия, без Великой Книги Обид, без ломящихся от золота пещер. Да что там, без социальной иерархии, построенной на длине бороды! А ведь борода — ретранслятор, обеспечивающий связь с Камнем и подземным миром. Марксистская утопия поверхностного народа — суть ад в представлении гномов. Там нет железного кулака Горного Короля, в чьи подземные чертоги допущены лишь старейшины кланов, а каждый, кто моложе сотни лет, может лишиться бороды и прикрепленной к ней головы, лишь переступив порог. В чертогах царит порядок, всякий гном знает свое место, а проигравший в споре лишается жизни, потому как у гномов не бывает несогласного меньшинства. Рай на земле (уже оскорбление для глубинариев) в изложении поверхностных марксистов поверг в шок участников экспедиции. Каждому гному известно, что такие суждения — левацкая сказка для девочек. Девочек, согласно официальной статистике, у гномов нет: те, кто смеют в этом сомневаться, обязаны с рождения носить искусственную бороду. Официальная гномья культура единодушна — подземный народец презирает половую проблематику. И половые отношения заодно.
Итогом неудачной экспедиции стала смена образа Карлы Маркса. Непременным атрибутом вождя стал красный колпак, кончик которого необходимо было макать в кровь классовых врагов — ради поражения мирового империализма. Так как в отсутствие реальных классовых врагов в герметичном социуме убивать пришлось кого попало, в обществе активно распространилось доносительство и массовые расправы. В итоге прежде многочисленный народ сократился до горстки самых идейных гномов, допущенных в каменные залы благодаря длине своей бороды. Поскольку безбородые гномы, как идейно нестойкие, первыми попали под репрессии, Великое наследие подземного народца оказалось под угрозой — что спровоцировало новую экспедицию наверх.
Гномы ищут в поверхностном мире подобных себе — ныне они нашептывают свое учение спящим ночью. При этом они зачем-то расплетают колтуны в бороде и подкладывают в карманцы избранников кульки с окрошкой, холодцом и лакрицей. Воистину неприятный народец.
Гномофобный @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Нефы Тарковского
Что такое Ренессанс? Это точка невозвращения, эмансипация искусства от церкви, вторая античность, алхимизм Леонардо, духовная плоть Микеланджело, Большая Культура. Фильм «Ностальгия» — Андрей Арсеньевич, персонаж Янковского, приезжает на родину Ренессанса, где в случайной церквушке можно встретить Джотто или Пьерро делла Франческа. Он пишет книгу про эмигранта Сосновского, который боится возвращаться в Россию, однако страшно по ней тоскует, хотя знает: там ему придётся снова стать крепостным (письмо-сон в книге: статуи вместо людей).
Но Европы уже нет: реальность выцвела, храмы стоят без крыши, все мертвы (богачи с сигарой), а красавица с россетиевскими волосами не верит, не может стать на колени; каблуки звенят. Всё, что было, потрачено. Янковский-Андрей мучается, не может остаться, не может уехать, а от красот Италии его тошнит: «тоска по родине — давно разоблачённая морока». Но даже в сны про дом, про овчарку влезают итальянские лица...
А где-то в трущобах «Ностальгии», в межтекстурье бродит сумасшедший, блаженный Доменико (NB: играет бергмановский актёр Эрланд Юзефсон), который пытался спасти семью от апокалипсиса (конец уже наступил?), но их вытащили из подвала, а семью отобрали. Так он понял: спасать надо всех. Абсурдный поступок веры — внешне пустячный, но этими мелочами, молитвами, ритуалами (пройти сквозь дверь, хотя стены нет, всё утоплено, поросло мхом) держится мир. Юзефсон зеркалит Янковского, здесь только они могут поговорить и сойтись в этом жертвоприношении. Доменико произносит пространную, старомодно-гуманистическую речь (1+1=1), стоя на памятнике Марку Аврелию в центре Рима. Люди на лестнице расположены в совершенно ренессансной композиции, но их жизнь ушла, все цвета — мёртвые. Под «Оду к радости» (Девятая симфония Бетховена, четвёртая часть, стихи Шиллера: кусочек культуры, ставший гимном ООН) он сжигает себя, как это делал буддийский монах во Вьетнаме в знак протеста. Толпа безучастна (геометрия, композиция) — только бомж карнавально дублирует его смерть... Следом Янковский проносит свечу через опустошённый серный бассейн — схождение в инферно. Семь минут, один план, один дубль: плавный наплыв, с общего на средний, на крупный: драматургия хилого огонёчка, еле теплится, прячется за полой, нести-нести его, дойти свою Голгофу и встретить смерть. «Реквием» Верди, овчарка, идиллический дом, вписанный в колонны-нефы разбитого романского храма: падает снег, звучит «кумушки, любитеся».
Тезис «Тарковский снимал метафильм» я встречал не раз и не два, но никогда не слышал суждения «Тарковский строил храм». Выверенная симметрия семи полнометражных фильмов составляет композицию в романском стиле: каждый фильм — колонна, а между ними нефы с уходящими вглубь анфиладами. Притом фильмы зарифмованы между собой: симметрия складывается пополам. Два первых фильма сняты в ч/б, два последних — в блёклом, мёртвом цвете. Внешний метасвод «Иваново детство» — «Жертвоприношение»: война мировая — война ядерная, метафизическая. Пройти чуточку глубже — метасвод «Андрей Рублёв» — «Ностальгия»: начало Ренессанса — смерть Ренессанса; два Андрея; два взгляда в вечность, под колоколом и из храма-дома. Ещё несколько шагов — метасвод «Солярис» — «Сталкер»: фантастический, но скорее — космический; с одной стороны космичные водоросли и домашний космос, с другой — камерное углубление в себя, бессознательная комната, межтекстурье.
В самом же центре — на алтаре — лежит «Зеркало», через которое пролетает луч: из ч/б истории, из плёнки — в буйную богатую зелень. И — рассеяться, угасая в эсхатологии. Зеркало-икона, в которой отражается весь храм, вся Вселенная (слова Тарковского: «икона — способ медитации на тему Абсолюта») во всех моментах, интимных и исторических. ГЛАЗ — отражается тоже. Сцена, где Терехова продаёт золото соседке, а мальчик вдруг ВИДИТ себя в зеркале: и так странно... Сцена, где Терехова ВИДИТ себя старую во всех мучениях и радостях, но внутренне — тихо знает: у меня будет дитя. Фа-минорная прелюдия вечного возвращения домой. Звучит Бах.
Замерший в эсхатологическом ожидании @shelobey — для Холархии.
Что такое Ренессанс? Это точка невозвращения, эмансипация искусства от церкви, вторая античность, алхимизм Леонардо, духовная плоть Микеланджело, Большая Культура. Фильм «Ностальгия» — Андрей Арсеньевич, персонаж Янковского, приезжает на родину Ренессанса, где в случайной церквушке можно встретить Джотто или Пьерро делла Франческа. Он пишет книгу про эмигранта Сосновского, который боится возвращаться в Россию, однако страшно по ней тоскует, хотя знает: там ему придётся снова стать крепостным (письмо-сон в книге: статуи вместо людей).
Но Европы уже нет: реальность выцвела, храмы стоят без крыши, все мертвы (богачи с сигарой), а красавица с россетиевскими волосами не верит, не может стать на колени; каблуки звенят. Всё, что было, потрачено. Янковский-Андрей мучается, не может остаться, не может уехать, а от красот Италии его тошнит: «тоска по родине — давно разоблачённая морока». Но даже в сны про дом, про овчарку влезают итальянские лица...
А где-то в трущобах «Ностальгии», в межтекстурье бродит сумасшедший, блаженный Доменико (NB: играет бергмановский актёр Эрланд Юзефсон), который пытался спасти семью от апокалипсиса (конец уже наступил?), но их вытащили из подвала, а семью отобрали. Так он понял: спасать надо всех. Абсурдный поступок веры — внешне пустячный, но этими мелочами, молитвами, ритуалами (пройти сквозь дверь, хотя стены нет, всё утоплено, поросло мхом) держится мир. Юзефсон зеркалит Янковского, здесь только они могут поговорить и сойтись в этом жертвоприношении. Доменико произносит пространную, старомодно-гуманистическую речь (1+1=1), стоя на памятнике Марку Аврелию в центре Рима. Люди на лестнице расположены в совершенно ренессансной композиции, но их жизнь ушла, все цвета — мёртвые. Под «Оду к радости» (Девятая симфония Бетховена, четвёртая часть, стихи Шиллера: кусочек культуры, ставший гимном ООН) он сжигает себя, как это делал буддийский монах во Вьетнаме в знак протеста. Толпа безучастна (геометрия, композиция) — только бомж карнавально дублирует его смерть... Следом Янковский проносит свечу через опустошённый серный бассейн — схождение в инферно. Семь минут, один план, один дубль: плавный наплыв, с общего на средний, на крупный: драматургия хилого огонёчка, еле теплится, прячется за полой, нести-нести его, дойти свою Голгофу и встретить смерть. «Реквием» Верди, овчарка, идиллический дом, вписанный в колонны-нефы разбитого романского храма: падает снег, звучит «кумушки, любитеся».
Тезис «Тарковский снимал метафильм» я встречал не раз и не два, но никогда не слышал суждения «Тарковский строил храм». Выверенная симметрия семи полнометражных фильмов составляет композицию в романском стиле: каждый фильм — колонна, а между ними нефы с уходящими вглубь анфиладами. Притом фильмы зарифмованы между собой: симметрия складывается пополам. Два первых фильма сняты в ч/б, два последних — в блёклом, мёртвом цвете. Внешний метасвод «Иваново детство» — «Жертвоприношение»: война мировая — война ядерная, метафизическая. Пройти чуточку глубже — метасвод «Андрей Рублёв» — «Ностальгия»: начало Ренессанса — смерть Ренессанса; два Андрея; два взгляда в вечность, под колоколом и из храма-дома. Ещё несколько шагов — метасвод «Солярис» — «Сталкер»: фантастический, но скорее — космический; с одной стороны космичные водоросли и домашний космос, с другой — камерное углубление в себя, бессознательная комната, межтекстурье.
В самом же центре — на алтаре — лежит «Зеркало», через которое пролетает луч: из ч/б истории, из плёнки — в буйную богатую зелень. И — рассеяться, угасая в эсхатологии. Зеркало-икона, в которой отражается весь храм, вся Вселенная (слова Тарковского: «икона — способ медитации на тему Абсолюта») во всех моментах, интимных и исторических. ГЛАЗ — отражается тоже. Сцена, где Терехова продаёт золото соседке, а мальчик вдруг ВИДИТ себя в зеркале: и так странно... Сцена, где Терехова ВИДИТ себя старую во всех мучениях и радостях, но внутренне — тихо знает: у меня будет дитя. Фа-минорная прелюдия вечного возвращения домой. Звучит Бах.
Замерший в эсхатологическом ожидании @shelobey — для Холархии.
Шоссе «Керуак — Селин»
Роман «В дороге» Джека Керуака — это сумасшедший, безудержный поток, погоня за ТЕМ САМЫМ, которое никак не достать. Но есть то, что чётко отделяет битников от хиппарей (хотя где бы был весь последующий нью-эйдж без наших Dharma Bums?) — и это ДВИЖЕНИЕ. Хиппаны статичны: ленивое перемещение с джойнтом по пейзажу; огромная музыка — но не литература. Зачем она, если ты уже преисполнился?
С одной стороны, роман полон удивительной свободы, с другой — наполнен потребительством. Все они — Сал Парадайз (альтер-эго Керуака), Дин Мориарти, Эд Данкел, Чад Кинг — находятся в постоянном беге за едой, сном и женщинами (посмотрите, как часто Сал ест пирог и мороженое). Они жаждут дома, но вечно из него сбегают: Дин постоянно откладывает свои попытки найти отца, а Сал живёт с тётушкой и видит диккенсовскую мать из прошлой жизни. Сбежать в дорогу, потом жениться, осесть, работать-работать, внезапно купить на все отложенные деньги машину — и через всю страну на восток, жениться ещё раз, получить от бывшей развод, завести детей и опять сбежать на запад. В этом весь Дин. Сал спокойней, умеренней: найти рай в мексиканском борделе, рассмотреть в глазах индианки сотворение мира, споткнуться о сатори на пятьдесят седьмой авеню. Может, он и хотел бы быть как Дин, но — нет.
И крайне важное отличие — Сал разBEAT, но он пишет, он фиксирует окружающую реальность. В это время Дин теряет свой язык, рассыпаясь в «да, да! — ууу! — вау! — Арканзас, ехать на поезде, да! — играл на флейте — послушайте, нет, послушайте! — да, да, да! — карты, с ребятами на грязной доске — выдул картофельное соло — для моряков». И у Дина Сал берёт словечки, о Дине Сал постоянно думает: это странное братство-двойничество.
Делёз-Гваттари пишут, что Керуак шизофренически растекается, а Селин — параноидально фашиствует. Отчасти да, отчасти нет. Когда герой Селина, Бардамю, видит колонну, идущую на войну — он без раздумий сбегает в сюрреалистические воды дезертирства до Африки малярийным гниением разложения на галере в Америку город машин притворяющийся дурдомом. Однако это не антисемитизм, который вменяли Селину на суде (он писал памфлеты, но он же и укрывал при Виши друзей-евреев) — это чистый поток мизантропии. Начиная со «Смерти в кредит» с этим неизменным восклицательным знаком и двумя точками!.. в конце обрывисто-бесконечного предложения!... Кот Бебер (да и вообще любые животные) Селину ближе любых зигмарингенских генералов и парижских нищих.
Если для Селина проблему может решить только атомная бомба, то Керуак скорее воспевает грустную красоту (сколько в романе вставок со словом «грустно»?) собственного разочарования. Он не предлагает альтернативы берроузовской аннигиляции или анти-капитализма (сцена из «В дороге», где они с тётей покупают холодильник — первый в семье). Керуак — производная от современности. Он зависит от денег, от машин, от городов — от этих точек A, B, C, без которых нет ничего, — но он же и расшвыривает их своим ДВИЖЕНИЕМ. Приехать, чтобы снова уехать куда-то ещё. Вместо навязанных институций и механоидных моделей Керуак воспевает особый тип потребления: свободно текущее Желание, бегущее по новым дорожным артериям.
Стоящий на трассе с протянутой рукой @shelobey — для Холархии.
Роман «В дороге» Джека Керуака — это сумасшедший, безудержный поток, погоня за ТЕМ САМЫМ, которое никак не достать. Но есть то, что чётко отделяет битников от хиппарей (хотя где бы был весь последующий нью-эйдж без наших Dharma Bums?) — и это ДВИЖЕНИЕ. Хиппаны статичны: ленивое перемещение с джойнтом по пейзажу; огромная музыка — но не литература. Зачем она, если ты уже преисполнился?
С одной стороны, роман полон удивительной свободы, с другой — наполнен потребительством. Все они — Сал Парадайз (альтер-эго Керуака), Дин Мориарти, Эд Данкел, Чад Кинг — находятся в постоянном беге за едой, сном и женщинами (посмотрите, как часто Сал ест пирог и мороженое). Они жаждут дома, но вечно из него сбегают: Дин постоянно откладывает свои попытки найти отца, а Сал живёт с тётушкой и видит диккенсовскую мать из прошлой жизни. Сбежать в дорогу, потом жениться, осесть, работать-работать, внезапно купить на все отложенные деньги машину — и через всю страну на восток, жениться ещё раз, получить от бывшей развод, завести детей и опять сбежать на запад. В этом весь Дин. Сал спокойней, умеренней: найти рай в мексиканском борделе, рассмотреть в глазах индианки сотворение мира, споткнуться о сатори на пятьдесят седьмой авеню. Может, он и хотел бы быть как Дин, но — нет.
И крайне важное отличие — Сал разBEAT, но он пишет, он фиксирует окружающую реальность. В это время Дин теряет свой язык, рассыпаясь в «да, да! — ууу! — вау! — Арканзас, ехать на поезде, да! — играл на флейте — послушайте, нет, послушайте! — да, да, да! — карты, с ребятами на грязной доске — выдул картофельное соло — для моряков». И у Дина Сал берёт словечки, о Дине Сал постоянно думает: это странное братство-двойничество.
Делёз-Гваттари пишут, что Керуак шизофренически растекается, а Селин — параноидально фашиствует. Отчасти да, отчасти нет. Когда герой Селина, Бардамю, видит колонну, идущую на войну — он без раздумий сбегает в сюрреалистические воды дезертирства до Африки малярийным гниением разложения на галере в Америку город машин притворяющийся дурдомом. Однако это не антисемитизм, который вменяли Селину на суде (он писал памфлеты, но он же и укрывал при Виши друзей-евреев) — это чистый поток мизантропии. Начиная со «Смерти в кредит» с этим неизменным восклицательным знаком и двумя точками!.. в конце обрывисто-бесконечного предложения!... Кот Бебер (да и вообще любые животные) Селину ближе любых зигмарингенских генералов и парижских нищих.
Если для Селина проблему может решить только атомная бомба, то Керуак скорее воспевает грустную красоту (сколько в романе вставок со словом «грустно»?) собственного разочарования. Он не предлагает альтернативы берроузовской аннигиляции или анти-капитализма (сцена из «В дороге», где они с тётей покупают холодильник — первый в семье). Керуак — производная от современности. Он зависит от денег, от машин, от городов — от этих точек A, B, C, без которых нет ничего, — но он же и расшвыривает их своим ДВИЖЕНИЕМ. Приехать, чтобы снова уехать куда-то ещё. Вместо навязанных институций и механоидных моделей Керуак воспевает особый тип потребления: свободно текущее Желание, бегущее по новым дорожным артериям.
Стоящий на трассе с протянутой рукой @shelobey — для Холархии.
От архаики к постмодерну. Часть первая — контроль
Ранее в цикле «Традиция и модерн» я рассматривал различия между способами институциональной организации, которые обозначаются понятиями «традиция» и «современность». Я исходил из того, что эти различия порождены, в первую очередь, когнитивными ограничениями человеческого мозга, а также технологическими и социо-экономическими стимулами. В стороне остался, однако, достаточно важный момент, а именно — связка между технологией и способом организации.
Когда-то очень давно я с большим интересом слушал дугинский цикл «Социология постмодерна», где выстраивалась последовательность развития человеческого общества «Архаика — Традиция — Модерн — Постмодерн». В предложенной Дугиным схеме меня больше всего волновало то, что переход от одного к другому никак не объясняется. Вот была Традиция, была — а потом бац! и начинается Современность. Иногда Дугин намекал на то, что сознательная «профанация сакрального» проводится какими-то нехорошими людьми. Тем не менее, так как лекции записывались в МГУ, розенкрейцеры с ящерами, кажется, ни разу упомянуты не были.
Меня дугинский подход не совсем устраивал, потому что, на мой взгляд, подобная схема ничего сама по себе не объясняет. Как и в случае с цивилизационным подходом, если нет хотя бы гипотезы о том, какие факторы влияют на формирование одного или другого типа, вся типология перестаёт быть информативной. Поэтому, даже взяв за основу типологию Дугина, нужно попытаться понять, почему происходит переход от одного типа к другому.
Здесь нам на выручку приходит понятие контроля. Для цельности суждения мы будем рассматривать контроль, как степень коллективной власти человека над окружающей средой. Мы рассматриваем именно коллектив, потому что человек занимается преобразовательной деятельностью совместно с другими членами общества. Нас интересует, в какой мере любая отдельно взятая община способна изменять среду, в которой она себя формирует. Уровень контроля определяет, какие психологические механизмы адаптации к окружающей реальности будут превалировать в обществе.
Итак, что можно сказать о переходе от архаичного общества к традиционному? Их редко разделяют, но есть ощущение, что деление Дугина в целом верно. Как минимум по одному внешнему признаку архаику можно отличить от традиции — таким признаком является наличие в обществе религии с письменностью. Общества, которые обозначаются, как архаичные, характеризуются анимизмом и шаманизмом — проще говоря, неорганизованными верованиями. Зарождение же институциональной религии относят где-то к X — VIII тысячелетиям до н.э. Это совпадает с примерной датировкой т.н. «неолитической революции» — то есть с переходом от присваивающего хозяйства к производящему. Производящее хозяйство сделало рацион питания более скудным, однако банально увеличило количество еды, которое с достаточной долей уверенности можно было добыть. Начинают появляться города и ремесленники, чьё пропитание в меньшей степени зависит от везения, и в большей — от их собственных действий.
В этом случае неудивительно, что монотеистические религии возникают и распространяются в первую очередь в городах — ведь монотеизм отличается более высоким уровнем абстракции, и, как следствие, более высоким уровнем персональной ответственности, предполагающим большую степень контроля. Отношения человека со средой, таким образом, гетерархизируются: там, где раньше человек мог взаимодействовать со средой только одним способом, он теперь может выбирать — пусть и не до конца осознавая последствия того или иного выбора. При этом, однако, большая часть населения всё ещё занята в сельском хозяйстве и подвластна капризам стихий, что не позволяет говорить о полной гетерархизации.
На мой взгляд, именно отсюда берёт своё начало теологический спор о том, что первично для спасения: деяния или вера. Иронично, что якобы архаичный католицизм был с точки зрения понятия контроля более современным, отстаивая возможность спасения через деяния, чем кажущийся более «модерновым» протестантизм.
Между ремесленником и розенкрейцером, @stuffybadger — для Холархии.
Ранее в цикле «Традиция и модерн» я рассматривал различия между способами институциональной организации, которые обозначаются понятиями «традиция» и «современность». Я исходил из того, что эти различия порождены, в первую очередь, когнитивными ограничениями человеческого мозга, а также технологическими и социо-экономическими стимулами. В стороне остался, однако, достаточно важный момент, а именно — связка между технологией и способом организации.
Когда-то очень давно я с большим интересом слушал дугинский цикл «Социология постмодерна», где выстраивалась последовательность развития человеческого общества «Архаика — Традиция — Модерн — Постмодерн». В предложенной Дугиным схеме меня больше всего волновало то, что переход от одного к другому никак не объясняется. Вот была Традиция, была — а потом бац! и начинается Современность. Иногда Дугин намекал на то, что сознательная «профанация сакрального» проводится какими-то нехорошими людьми. Тем не менее, так как лекции записывались в МГУ, розенкрейцеры с ящерами, кажется, ни разу упомянуты не были.
Меня дугинский подход не совсем устраивал, потому что, на мой взгляд, подобная схема ничего сама по себе не объясняет. Как и в случае с цивилизационным подходом, если нет хотя бы гипотезы о том, какие факторы влияют на формирование одного или другого типа, вся типология перестаёт быть информативной. Поэтому, даже взяв за основу типологию Дугина, нужно попытаться понять, почему происходит переход от одного типа к другому.
Здесь нам на выручку приходит понятие контроля. Для цельности суждения мы будем рассматривать контроль, как степень коллективной власти человека над окружающей средой. Мы рассматриваем именно коллектив, потому что человек занимается преобразовательной деятельностью совместно с другими членами общества. Нас интересует, в какой мере любая отдельно взятая община способна изменять среду, в которой она себя формирует. Уровень контроля определяет, какие психологические механизмы адаптации к окружающей реальности будут превалировать в обществе.
Итак, что можно сказать о переходе от архаичного общества к традиционному? Их редко разделяют, но есть ощущение, что деление Дугина в целом верно. Как минимум по одному внешнему признаку архаику можно отличить от традиции — таким признаком является наличие в обществе религии с письменностью. Общества, которые обозначаются, как архаичные, характеризуются анимизмом и шаманизмом — проще говоря, неорганизованными верованиями. Зарождение же институциональной религии относят где-то к X — VIII тысячелетиям до н.э. Это совпадает с примерной датировкой т.н. «неолитической революции» — то есть с переходом от присваивающего хозяйства к производящему. Производящее хозяйство сделало рацион питания более скудным, однако банально увеличило количество еды, которое с достаточной долей уверенности можно было добыть. Начинают появляться города и ремесленники, чьё пропитание в меньшей степени зависит от везения, и в большей — от их собственных действий.
В этом случае неудивительно, что монотеистические религии возникают и распространяются в первую очередь в городах — ведь монотеизм отличается более высоким уровнем абстракции, и, как следствие, более высоким уровнем персональной ответственности, предполагающим большую степень контроля. Отношения человека со средой, таким образом, гетерархизируются: там, где раньше человек мог взаимодействовать со средой только одним способом, он теперь может выбирать — пусть и не до конца осознавая последствия того или иного выбора. При этом, однако, большая часть населения всё ещё занята в сельском хозяйстве и подвластна капризам стихий, что не позволяет говорить о полной гетерархизации.
На мой взгляд, именно отсюда берёт своё начало теологический спор о том, что первично для спасения: деяния или вера. Иронично, что якобы архаичный католицизм был с точки зрения понятия контроля более современным, отстаивая возможность спасения через деяния, чем кажущийся более «модерновым» протестантизм.
Между ремесленником и розенкрейцером, @stuffybadger — для Холархии.
Кто тебе позвонит?
Кто тебе позвонит, когда ты припаркуешься на пустом крымском серпантине? Когда выйдешь из машины, и, уперевшись локтем в дверь шикарной розовой Импалы(откуда она у тебя, кстати?) , уставишься вдаль на малиновое закатное небо? Пейзажи на миллиард долларов, шампанское на коже победителя, фейерверки в небе. Приятный морской ветер в лицо, запахи трав, тепло от нагретого за день асфальта. Наверное, это и есть свобода? Проверять отпечатком приложение инвестиций так сладостно, когда ты в плюсах, верно? У тебя синдром главного героя и одновременно fpv-оператора этого фильма, да?
Однажды он скажет ей: я люблю тебя! А потом она оставит в его сердце кратер размером с метафорический Чикшулуб. Всегда можно оправдать неудачу — «это тоже опыт». Но какой тут может быть опыт, если ещё недавно они беззаботно бродили по луговой траве босиком, а сейчас видеть друг друга не хотят? Бла-бла-бла, опыт — только чтобы стать сухаристее, огрубеть душевной корой. Всегда выходит так.
А что скажут, если спросить: откуда взял? Откуда деньги, красивые вещи, откуда любовь, страсть, искры и раны? Ответят что-то обычное, «из воздуха, схватил когтями, да себе присвоил». И ходят хвастаются — моё, моё! И поучают на этом основании: будто скрижали познали, впитали в дёсна с утренней зубной пастой. Вот хохма: тебя в песочницу-рандомайзер поместили, а ты нос уже к звёздам задрал. Сам себе дай характеристику, ладно?
Мы хотим иметь красивые вещи, но век красивых вещей недолог. Время плавится словно пластик, растворяется кубиком рафинада в чашке горячего чая, забывается полуденной дрёмой. Шутка бытия: Вселенная в маленьком весселе плывёт в эфире — и сама не знает, куда. Но зато гордо. Можешь, силясь, разрушить огромный каменный замок, или же — шутя смахнуть рукой песочный. Либо построить. Либо наблюдать. Выбор невелик, но зато честен.
Мы хотим иметь красивые вещи лишь затем, чтобы узнать — кто нам позвонит? И ответим ли мы?
Бип. Бип. Бип.
— Hello?
— Как там моя Импала поживает?
Абонент без связи, @ktvsk — для Холархии.
Кто тебе позвонит, когда ты припаркуешься на пустом крымском серпантине? Когда выйдешь из машины, и, уперевшись локтем в дверь шикарной розовой Импалы
А что скажут, если спросить: откуда взял? Откуда деньги, красивые вещи, откуда любовь, страсть, искры и раны? Ответят что-то обычное, «из воздуха, схватил когтями, да себе присвоил». И ходят хвастаются — моё, моё! И поучают на этом основании: будто скрижали познали, впитали в дёсна с утренней зубной пастой. Вот хохма: тебя в песочницу-рандомайзер поместили, а ты нос уже к звёздам задрал. Сам себе дай характеристику, ладно?
Мы хотим иметь красивые вещи, но век красивых вещей недолог. Время плавится словно пластик, растворяется кубиком рафинада в чашке горячего чая, забывается полуденной дрёмой. Шутка бытия: Вселенная в маленьком весселе плывёт в эфире — и сама не знает, куда. Но зато гордо. Можешь, силясь, разрушить огромный каменный замок, или же — шутя смахнуть рукой песочный. Либо построить. Либо наблюдать. Выбор невелик, но зато честен.
Мы хотим иметь красивые вещи лишь затем, чтобы узнать — кто нам позвонит? И ответим ли мы?
Бип. Бип. Бип.
— Hello?
— Как там моя Импала поживает?
Абонент без связи, @ktvsk — для Холархии.
Telegram
∙
Вымирание антропогена: онлифанс для трансгумуса
Российская Империя — родина трансгуманизма, тогда ещё называвшегося русским космизмом. Идея о Великом Общем Благе и спасении максимально возможного количества людей от смерти могла зародиться только на просторах великой страны, полной истинно имперского мышления — страны, которая не признаёт полумер вроде «радикального продления жизни для человека». От самой формулировки воняет социализмом в отдельно взятой стране, бррр. Увы, после известных исторических событий и многих лет отрицательной селекции pissателей нарративов, трансгуманизм заполонили нежизнеспособные зверьки — новиопы.
Вот вам кейс ин пойнт, котаны. Мойша Buttин, Open Longevity. Самое известное дностижение Мишутки в H+ описывается его коллегами очень лаконично: «Мишу наебали». Когда-то у Мойши было какое-то количество деняк, заработанных в РФ, этом заповеднике для разномастных новиопов. Но увы, вместо того, чтобы вложить их в исследования на Родине, Мишутка вsral лэвэ в разнообразных графов калиостро, ошизел и пришел к очень простой мысли — «лично П-тин мешает мне стать бессмертным». Ну ошизел и ошизел, с кем не бывает. Но дальше стало веселее.
После начала СВО Миша и его смешная паства с паблика Open Xoxlevity сбежали кто куда. Большая часть стала мемными персонажами тредов из тбилисского твиттера. Сам Миша долетел аж до святых US of A. Fuck yeah!
Началось знакомство новиопа с дикой природой. Вне заповедника ни Мишутка, ни его инициативы по продлению никчемной жизни никому не нужны наkhui. Сколько бы таварыщ Buttин ни визжал, сколько бы ни кричал лозунги к ookraeeehehe, сколько бы ни призывал убивать соотечественников(разумеется, борец со смертью без страха и упрёка удалил пост про поставки оружия х-менам после срача) — бесполезно. Видят красный паспорт — посылают на bite.
В итоге наш hero, устав терпеть отсутствие средств для продления жизни, а именно — настойки боярышника (да, алкаш-с), вышел на тернистую тропу интернет-попрошайничества. Ну удачи, чё. На онлифансе, вангую, спроса не будет. Впрочем, есть идея получше.
Во всяких интересных местах США, вроде кампуса NIH, на досках объявлений красуется куча предложений об участии в разного рода испытаниях. Платят много — можно срубить тыщу вечнозелёных за неделю, просто откушав интересного вещества под наблюдением специалистов. И деньги появятся, и помощь науке. Круто же, а, Мишунь?
Senior Noviopiya Researcher PhD @biolapki — для Холархии.
Российская Империя — родина трансгуманизма, тогда ещё называвшегося русским космизмом. Идея о Великом Общем Благе и спасении максимально возможного количества людей от смерти могла зародиться только на просторах великой страны, полной истинно имперского мышления — страны, которая не признаёт полумер вроде «радикального продления жизни для человека». От самой формулировки воняет социализмом в отдельно взятой стране, бррр. Увы, после известных исторических событий и многих лет отрицательной селекции pissателей нарративов, трансгуманизм заполонили нежизнеспособные зверьки — новиопы.
Вот вам кейс ин пойнт, котаны. Мойша Buttин, Open Longevity. Самое известное дностижение Мишутки в H+ описывается его коллегами очень лаконично: «Мишу наебали». Когда-то у Мойши было какое-то количество деняк, заработанных в РФ, этом заповеднике для разномастных новиопов. Но увы, вместо того, чтобы вложить их в исследования на Родине, Мишутка вsral лэвэ в разнообразных графов калиостро, ошизел и пришел к очень простой мысли — «лично П-тин мешает мне стать бессмертным». Ну ошизел и ошизел, с кем не бывает. Но дальше стало веселее.
После начала СВО Миша и его смешная паства с паблика Open Xoxlevity сбежали кто куда. Большая часть стала мемными персонажами тредов из тбилисского твиттера. Сам Миша долетел аж до святых US of A. Fuck yeah!
Началось знакомство новиопа с дикой природой. Вне заповедника ни Мишутка, ни его инициативы по продлению никчемной жизни никому не нужны наkhui. Сколько бы таварыщ Buttин ни визжал, сколько бы ни кричал лозунги к ookraeeehehe, сколько бы ни призывал убивать соотечественников
В итоге наш hero, устав терпеть отсутствие средств для продления жизни, а именно — настойки боярышника (да, алкаш-с), вышел на тернистую тропу интернет-попрошайничества. Ну удачи, чё. На онлифансе, вангую, спроса не будет. Впрочем, есть идея получше.
Во всяких интересных местах США, вроде кампуса NIH, на досках объявлений красуется куча предложений об участии в разного рода испытаниях. Платят много — можно срубить тыщу вечнозелёных за неделю, просто откушав интересного вещества под наблюдением специалистов. И деньги появятся, и помощь науке. Круто же, а, Мишунь?
Senior Noviopiya Researcher PhD @biolapki — для Холархии.
Туман войны
Белый дом заволакивает чёрный дым. Тысячелетие приближается к завершению. Империи распадаются медленно, с чарующим ресентиментом и завораживающей клептоманией. В дыму мерещатся чудеса света, лжепророки и заграница. Будто из ниоткуда выныривают торговцы картами сокровищ, на которых ещё не обсохла краска. Морковкой перед глазами маячит надежда. Надежда на свободу.
Плотный дым укрывает стеклянные небоскрёбы акимбо. Новое тысячелетие наступило, а мы всё ещё живы. Мания величия, неон и печатная пресса расширяют наши зрачки. Белый дом укутало чёрное золото. Отдохнуть негде — везде окрашено. Выбирать незачем, ведь можно просто дышать и клепать мемы. Почему-то из векового забытья выплывает Ктулху. Из дыма складываются воздушные замки.
Цветной дым фаеров заполняет площадь. Мы летаем в социальных пузырях, пружиня от острых углов и стен. Белки глаз опутало чёрное зеркало. Нарисованное на стенах медленно, но верно заменяется серыми прямоугольниками. Неразличимая фигура курит и выдувает кольца. Соседи машут ладонями, разгоняя дым, и (нечаянно?) дают друг другу подзатыльники. Будто из ниоткуда повсюду вырастают заборы. Куски зданий падают, а мы замираем, выжидая и опасаясь.
Кто не спрятался, тот враг. Третье десятилетие третьего тысячелетия настолько задымлено, что весь мир дышит с трудом. Совершенно неясно: это горящие леса Сибири и Калифорнии, горящие города Сирии и Новороссии, гигазаводы Индии и Китая, пылающий гнев левых и правых, плавящиеся от вертикального восприятия мозги — или шлейф тянется откуда-то ещё? Факт — дым в головах. Вентилятор настолько закидан испражнениями, что лопасти уже не раскручиваются. Люди спешно баррикадируют двери в полурасколотых жилищах. Мы идём, взявшись за руки, цепью сквозь душную непроглядность.
Странно, но, оказывается, и в дыму, по расписанию заменяя дорожающие дыхательные фильтры, получается жить. То есть двигаться, меняться, творить и оказываться полезным. Находить близких. Рыба не знает, что такое вода. Кажется, и я иногда забываю, что дышу в пол-лёгкого. Пора уходить в пелену на разведку. Это уже не надежда. Это — смелость.
Опять работа, @bitnevpoet? — для Холархии.
Белый дом заволакивает чёрный дым. Тысячелетие приближается к завершению. Империи распадаются медленно, с чарующим ресентиментом и завораживающей клептоманией. В дыму мерещатся чудеса света, лжепророки и заграница. Будто из ниоткуда выныривают торговцы картами сокровищ, на которых ещё не обсохла краска. Морковкой перед глазами маячит надежда. Надежда на свободу.
Плотный дым укрывает стеклянные небоскрёбы акимбо. Новое тысячелетие наступило, а мы всё ещё живы. Мания величия, неон и печатная пресса расширяют наши зрачки. Белый дом укутало чёрное золото. Отдохнуть негде — везде окрашено. Выбирать незачем, ведь можно просто дышать и клепать мемы. Почему-то из векового забытья выплывает Ктулху. Из дыма складываются воздушные замки.
Цветной дым фаеров заполняет площадь. Мы летаем в социальных пузырях, пружиня от острых углов и стен. Белки глаз опутало чёрное зеркало. Нарисованное на стенах медленно, но верно заменяется серыми прямоугольниками. Неразличимая фигура курит и выдувает кольца. Соседи машут ладонями, разгоняя дым, и (нечаянно?) дают друг другу подзатыльники. Будто из ниоткуда повсюду вырастают заборы. Куски зданий падают, а мы замираем, выжидая и опасаясь.
Кто не спрятался, тот враг. Третье десятилетие третьего тысячелетия настолько задымлено, что весь мир дышит с трудом. Совершенно неясно: это горящие леса Сибири и Калифорнии, горящие города Сирии и Новороссии, гигазаводы Индии и Китая, пылающий гнев левых и правых, плавящиеся от вертикального восприятия мозги — или шлейф тянется откуда-то ещё? Факт — дым в головах. Вентилятор настолько закидан испражнениями, что лопасти уже не раскручиваются. Люди спешно баррикадируют двери в полурасколотых жилищах. Мы идём, взявшись за руки, цепью сквозь душную непроглядность.
Странно, но, оказывается, и в дыму, по расписанию заменяя дорожающие дыхательные фильтры, получается жить. То есть двигаться, меняться, творить и оказываться полезным. Находить близких. Рыба не знает, что такое вода. Кажется, и я иногда забываю, что дышу в пол-лёгкого. Пора уходить в пелену на разведку. Это уже не надежда. Это — смелость.
Опять работа, @bitnevpoet? — для Холархии.
О фалломорфии в политических процессах
Согласно теории Фрейда, люди с фаллическим типом характера (фаллической фиксацией) обычно ведут себя вызывающе, ярко — буквально «втыкают» себя в реальность. Поэтому, когда вы встречаете человека, который добивается успехов, будучи «в каждой бочке затычкой», полезно вспомнить о корнях такого явления в культуре верхнего палеолита — начиная от момента появления самых примитивных форм сельского хозяйства, предшествовавших неолитической революции.
Важно обратить внимание на отношение психологических процессов к социально-политическим: в некоторых случаях подобный тип личности рассматривается обществом, как что-то само собой разумеющееся. Так, в культуре царств бронзового века царь-жрец (персонификация бога-фаллоса в политеизме) ритуально и космологически олицетворял собой фаллос, как мужское начало. В то же время руководимое им государство ассоциировалось с женщиной — или землёй, на что указывают некоторые ритуалы австралийских аборигенов, славян и мезоамериканских индейцев. О наличии схожего культа у древних греков говорит миф об оскоплении Урана, где описано лишение прежнего лидера статуса бога-фаллоса — позднее эта фигура деградирует до состояния царя-фаллоса.
Во множестве культур присутствуют элементы фаллометрии как иерархической системы — отсюда древняя привычка племен «мериться вождями». При этом связь между размером органа и главенством индивида присутствует не во всех культурах — у древних греков, к примеру, избыточная длина фаллоса становилась скорее предметом насмешек, что отражается в образе Пана.
Существенный ущерб мировому культу фаллоса нанесло принятие Европой христианства: в авраамических культурах половые органы воспринимаются, как что-то срамное (источник греха), однако в язычестве пенис ассоциируется с мужским Величием. Возможно, этим объяснятся нехарактерное для языческого мира целомудрие Старшей и Младшей Эдды, кодифицированных монахами. Однако фаллические образы ещё сохранялись в символах власти даже во времена средневекового католического фундаментализма. При этом Ренессанс и последовавшие за ним стили рококо и барокко, напротив, возвратили более древние мотивы — в том числе в костюмах и философии. Так Петр I в рамках личного мистицизма (Гаврилушка, Пахом, Пихайлович) «воткнул» образ царя-фаллоса в традиции российского абсолютизма. Это стало основой как подчинения церковной морали короне, так и сакрализации образа правителя — что сформировало идею культа личности, пережившую династию Романовых.
И здесь снова следует вернуться к морали авраамических религий, нашедшей новое вдохновение в протестантских идеях. Пуризм данных течений позволил обратить внимание общества на то, что сотворение кумира, то есть поклонение идолу в лице вождя-фаллоса, в корне противоречит христианской идее. А это, в свою очередь, весьма способствовало переходу к формам правления, исключающим единоначалие — таким, как современные парламентские республики. Не случайно наилучшими демократическими институтами обладают североевропейские страны, население которых руководствуется постпротестантской моралью. Она включает в себя высокую правовую культуру, уважение к индивиду вне зависимости от социального статуса и развитую культуру труда — словом, всё то, чему противостоят культы фаллоса. Отсюда удивительная проницательность идеи пелевинских гномов-хуекрадов. Если допустить, что персонажи скандинавского фольклора крадут не реальные половые члены, а сакральность их персонификации в рамках философии сверхцентрализованных систем — нам открываются доселе невиданные глубины политического анализа.
Убежденный фрейдист @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Согласно теории Фрейда, люди с фаллическим типом характера (фаллической фиксацией) обычно ведут себя вызывающе, ярко — буквально «втыкают» себя в реальность. Поэтому, когда вы встречаете человека, который добивается успехов, будучи «в каждой бочке затычкой», полезно вспомнить о корнях такого явления в культуре верхнего палеолита — начиная от момента появления самых примитивных форм сельского хозяйства, предшествовавших неолитической революции.
Важно обратить внимание на отношение психологических процессов к социально-политическим: в некоторых случаях подобный тип личности рассматривается обществом, как что-то само собой разумеющееся. Так, в культуре царств бронзового века царь-жрец (персонификация бога-фаллоса в политеизме) ритуально и космологически олицетворял собой фаллос, как мужское начало. В то же время руководимое им государство ассоциировалось с женщиной — или землёй, на что указывают некоторые ритуалы австралийских аборигенов, славян и мезоамериканских индейцев. О наличии схожего культа у древних греков говорит миф об оскоплении Урана, где описано лишение прежнего лидера статуса бога-фаллоса — позднее эта фигура деградирует до состояния царя-фаллоса.
Во множестве культур присутствуют элементы фаллометрии как иерархической системы — отсюда древняя привычка племен «мериться вождями». При этом связь между размером органа и главенством индивида присутствует не во всех культурах — у древних греков, к примеру, избыточная длина фаллоса становилась скорее предметом насмешек, что отражается в образе Пана.
Существенный ущерб мировому культу фаллоса нанесло принятие Европой христианства: в авраамических культурах половые органы воспринимаются, как что-то срамное (источник греха), однако в язычестве пенис ассоциируется с мужским Величием. Возможно, этим объяснятся нехарактерное для языческого мира целомудрие Старшей и Младшей Эдды, кодифицированных монахами. Однако фаллические образы ещё сохранялись в символах власти даже во времена средневекового католического фундаментализма. При этом Ренессанс и последовавшие за ним стили рококо и барокко, напротив, возвратили более древние мотивы — в том числе в костюмах и философии. Так Петр I в рамках личного мистицизма (Гаврилушка, Пахом, Пихайлович) «воткнул» образ царя-фаллоса в традиции российского абсолютизма. Это стало основой как подчинения церковной морали короне, так и сакрализации образа правителя — что сформировало идею культа личности, пережившую династию Романовых.
И здесь снова следует вернуться к морали авраамических религий, нашедшей новое вдохновение в протестантских идеях. Пуризм данных течений позволил обратить внимание общества на то, что сотворение кумира, то есть поклонение идолу в лице вождя-фаллоса, в корне противоречит христианской идее. А это, в свою очередь, весьма способствовало переходу к формам правления, исключающим единоначалие — таким, как современные парламентские республики. Не случайно наилучшими демократическими институтами обладают североевропейские страны, население которых руководствуется постпротестантской моралью. Она включает в себя высокую правовую культуру, уважение к индивиду вне зависимости от социального статуса и развитую культуру труда — словом, всё то, чему противостоят культы фаллоса. Отсюда удивительная проницательность идеи пелевинских гномов-хуекрадов. Если допустить, что персонажи скандинавского фольклора крадут не реальные половые члены, а сакральность их персонификации в рамках философии сверхцентрализованных систем — нам открываются доселе невиданные глубины политического анализа.
Убежденный фрейдист @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
ЕГЭ по кореженью блядей: сдать на сотку
Мимо меня не могла пройти новость о поступившем на физтех сыне ветерана СВО со 127 баллами по ЕГЭ. Точнее, мимо не прошла реакция либшизы — «деградации общества, науки и образования», «из-за таких, как ты, стопицот ребят, которые это действительно заслужили своей учебой, не попадут в ВУЗы мечты», «всех нас хочу поздравить, что он не выбрал медицину», «неужели сейчас в МФТИ можно с такими (смотрю на ЕГЭ) «мозгами» учится». И прочая хрюканина от штрибанья — это реальные цитаты, если что, орфография и пунктуация гениев сохранена.
TL;DR от котека: идите нахуй дружным строем, скованные одной обоссанной цепью. Я ваш рот ебал. А теперь по пунктам:
1. Льготы для ветеранов СВО и членов их семей, включая поступление в вузы по квотам — отличная тема. Тут даже нечего добавить. ПОНИМАТЬ НАДО.
2. Парень сдал ЕГЭ по физике и математике лучше, чем в свое время я — 66 против 57 и 70 против 63 соответственно. Все набросы про «недобор баллов для поступления в хороший вуз» применимы ко мне в большей степени. Через одиннадцать лет после ЕГЭ я — научный сотрудник, технический директор, экс-Сбер, котик с лапками. Если какая-нибудь сука из комментов скажет мне в лицо, что результаты одного ссаного экзамена должны железобетонно определить направление моей жизни, сука получит от меня суплекс. Это — адекватная реакция разумного человека на блядство и мерзость.
3. Много что может повлиять на результат ЕГЭ. Моя училка по математике из второй школы не умела решать задачи части C. У моей семьи не было денег на репетитора. Я был и остаюсь раздолбаем. Ситуацию уважаемого ДиМашины я не знаю, но уверен, что там есть нечто похожее. Прикол ЕГЭ не в том, что он хорошо измеряет когнитивные способности человека, а в том, что он УПРОЩАЕТ И ДЕМОКРАТИЗИРУЕТ процедуру поступления в вуз. Люди из провинции могут поступить в Физтех или в ИТМО, могут вообще податься аж в N вузов на M специальностей (в мое время N=5, M=3, как сейчас — не знаю). Есть четкий и ясный алгоритм поступления (а квоты, внезапно, его часть) — что способствует разрушению коррупционных кормушек, опять-таки. У меня не было льгот и квот, но благодаря легкости процесса поступления через ЕГЭ я смог выбрать место, которое было оптимально по соотношению моего интереса и вероятности поступления. ЕГЭ и квоты нужны для того, чтобы дать возможность людям с разным бэкграундом найти свое место, а не чтобы закуклить «элитные вузы» потомственными представителями одной и той же социальной прослойки. Вопрос аудитории: у кого больше вероятность хорошо сдать вступительный экзамен в элитный вуз — у чувака из плохой школы спального района или у чувака из гимназии, живущего по адресу формата «хорошо, что предыдущих хозяев расстреляли»?
4. Ясно даже и ежу, что позиция среднего ублюдка из комментов есть банальный постсоветский классизм. Нехуй сиволапой черни делить одну аудиторию с оттраханной директором пятисемиткой, сунценаркоманом, уебищным сынком красного профессора из партийных и другими достойными представителями «мозга нации». Парню выпал шанс поучиться в вузе, в который он бы не смог попасть по баллам без квоты. Нет бы порадоваться за человека — жаба душит. «Как так — вот этому вот? С нами?» Соответственно, у меня вопрос — кем вы себя нахуй возомнили? Вы что, британские аристократы из Оксфорда? Нет? Тогда какого хуя вы ведете себя так, словно вашей фамилией назван учебный корпус? Ваши предки героически сражались за царей? Может быть, заваливали институты капиталами? Или что? ДиМашина имеет на классизм больше прав, чем вы — его отец реально сражаетсяза царя за страну. Вы — точно такое же безродное быдло, как и мы все. Так что классизм в комментах с вашей стороны неуместен.
Я очень рад, что ДиМашина поступил в Физтех. Желаю ему хорошей учебы, повеселиться за время студенчества и сделать что-нибудь прикольное. На Физтехе сложно, но я уверен — он приложит все силы, чтобы справиться. Когда я смотрю на номенклатурных либшизоидов, меня радует одна мысль: вы проебали страну. И еще одна: мы отнимем у вас все.
Сдавший экзамен по бифам @biolapki — для Холархии.
Мимо меня не могла пройти новость о поступившем на физтех сыне ветерана СВО со 127 баллами по ЕГЭ. Точнее, мимо не прошла реакция либшизы — «деградации общества, науки и образования», «из-за таких, как ты, стопицот ребят, которые это действительно заслужили своей учебой, не попадут в ВУЗы мечты», «всех нас хочу поздравить, что он не выбрал медицину», «неужели сейчас в МФТИ можно с такими (смотрю на ЕГЭ) «мозгами» учится». И прочая хрюканина от штрибанья — это реальные цитаты, если что, орфография и пунктуация гениев сохранена.
TL;DR от котека: идите нахуй дружным строем, скованные одной обоссанной цепью. Я ваш рот ебал. А теперь по пунктам:
1. Льготы для ветеранов СВО и членов их семей, включая поступление в вузы по квотам — отличная тема. Тут даже нечего добавить. ПОНИМАТЬ НАДО.
2. Парень сдал ЕГЭ по физике и математике лучше, чем в свое время я — 66 против 57 и 70 против 63 соответственно. Все набросы про «недобор баллов для поступления в хороший вуз» применимы ко мне в большей степени. Через одиннадцать лет после ЕГЭ я — научный сотрудник, технический директор, экс-Сбер, котик с лапками. Если какая-нибудь сука из комментов скажет мне в лицо, что результаты одного ссаного экзамена должны железобетонно определить направление моей жизни, сука получит от меня суплекс. Это — адекватная реакция разумного человека на блядство и мерзость.
3. Много что может повлиять на результат ЕГЭ. Моя училка по математике из второй школы не умела решать задачи части C. У моей семьи не было денег на репетитора. Я был и остаюсь раздолбаем. Ситуацию уважаемого ДиМашины я не знаю, но уверен, что там есть нечто похожее. Прикол ЕГЭ не в том, что он хорошо измеряет когнитивные способности человека, а в том, что он УПРОЩАЕТ И ДЕМОКРАТИЗИРУЕТ процедуру поступления в вуз. Люди из провинции могут поступить в Физтех или в ИТМО, могут вообще податься аж в N вузов на M специальностей (в мое время N=5, M=3, как сейчас — не знаю). Есть четкий и ясный алгоритм поступления (а квоты, внезапно, его часть) — что способствует разрушению коррупционных кормушек, опять-таки. У меня не было льгот и квот, но благодаря легкости процесса поступления через ЕГЭ я смог выбрать место, которое было оптимально по соотношению моего интереса и вероятности поступления. ЕГЭ и квоты нужны для того, чтобы дать возможность людям с разным бэкграундом найти свое место, а не чтобы закуклить «элитные вузы» потомственными представителями одной и той же социальной прослойки. Вопрос аудитории: у кого больше вероятность хорошо сдать вступительный экзамен в элитный вуз — у чувака из плохой школы спального района или у чувака из гимназии, живущего по адресу формата «хорошо, что предыдущих хозяев расстреляли»?
4. Ясно даже и ежу, что позиция среднего ублюдка из комментов есть банальный постсоветский классизм. Нехуй сиволапой черни делить одну аудиторию с оттраханной директором пятисемиткой, сунценаркоманом, уебищным сынком красного профессора из партийных и другими достойными представителями «мозга нации». Парню выпал шанс поучиться в вузе, в который он бы не смог попасть по баллам без квоты. Нет бы порадоваться за человека — жаба душит. «Как так — вот этому вот? С нами?» Соответственно, у меня вопрос — кем вы себя нахуй возомнили? Вы что, британские аристократы из Оксфорда? Нет? Тогда какого хуя вы ведете себя так, словно вашей фамилией назван учебный корпус? Ваши предки героически сражались за царей? Может быть, заваливали институты капиталами? Или что? ДиМашина имеет на классизм больше прав, чем вы — его отец реально сражается
Я очень рад, что ДиМашина поступил в Физтех. Желаю ему хорошей учебы, повеселиться за время студенчества и сделать что-нибудь прикольное. На Физтехе сложно, но я уверен — он приложит все силы, чтобы справиться. Когда я смотрю на номенклатурных либшизоидов, меня радует одна мысль: вы проебали страну. И еще одна: мы отнимем у вас все.
Сдавший экзамен по бифам @biolapki — для Холархии.
О граократиях
Во многих культурах старшее поколение доминирует в общественных и политических процессах. Не является исключением и постсоветское пространство, где из-за существенной разницы в выживаемости мужского и женского населения после 50 лет главным источником мирознания становятся женщины пенсионного возраста.
Граократия (власть старух) — это проекция бабкизма на политическую модель общества. Личная граократия основывается на классической форме солипсического бабкоцентризма или монобабкизма, где все субъекты, не являющиеся бабкой, исполняют стереотипные функции. Как с негативным подтекстом: Зять, Сноха, Проклятая молодежь — так и с позитивным: Внук, Кот, живущий в телевизоре Кашпировский. Иронично, что разговоры про «хватит смотреть телевизор, идиотом станешь», знакомые миллениалам, не работают в обратную сторону — монобабкизм обещает пожилым женщинам иммунитет к психическому облучению и многим другим жизненным неурядицам. Такая модель предполагает непогрешимость ключевого актора. Представители угнетенной категории обязаны неукоснительно выполнять все приказания бабки и при этом всегда быть неуспешными и неправыми, благодарность же даруется привилегированной категории с ближайшей лавочки. Политики, работающие в подобной модели, обычно стремятся выполнять функции Кашпировского или Кота — эти ролевые модели способствуют максимальной выгоде при минимальных затратах сил.
Полибабкизм воссоздает коллективную форму бабкизма, конфликтующую с остальными общностями из так называемых «наркоманов и проституток». В сравнении с монобабкизмом и его ухищренными формами челночной дипломатии роевой интеллект полибабкизма обычно деградирует до уровня наименее развитого члена коллектива — для упрощения коммуникации. Такие модели относятся к числу какократий, что выражается в запретительстве, снохачестве и попытках в ущерб себе регулировать процессы за рамками понимания. То есть, чем шире модель, тем выше вероятность перехода в анабабкизм или шизобабкизм.
Ретроградный анабабкизм — более радикальная форма полибабкизма, предполагающая коллективизм, и, как результат, презрение к институту частной собственности. Характерные признаки идеи проявляются в форме православного коммунизма с культами личностей усатых мужчин, напоминающих об отцовской фигуре в условиях безотцовщины послевоенного времени. Возникают и иные архаические формы, такие, как стремление к ностальгическому прошлому и миру детства. Анабабкические граократии склонны угнетать соседей и муниципальные власти, а потому несут общественную опасность.
Шизобабкизм является следствием влияния сил хаоса на анабабкизм, он нередко возникает из-за развития культаличности фаллоса, Кота или Кашпировского с ритуальными жертвоприношениями, хранением биоматериалов и священного мусора. Внешние признаки шизобабкизма мало отличаются от анабабкизма, однако возрастает значение Шапки и Палки, как фаллических символов патриархальной власти (социальная протогиния патриархального общества). По общему правилу шизобабкизм обладает меньшей социальной опасностью, чем анабабкизм, так как безумие носителей данной культуры заметно невооруженным глазом. Однако в случае установления шизограократии сама реальность становится жертвой губительных сил из недр сенильной ноосферы.
Необабкизм предполагает перерождение индивидов в бабкоморфов — созданий, обладающих бабкистским менталитетом вне зависимости от пола и возраста. При извлечении бабкоморфа из среды, где любому диссиденту угрожает опасность быть причисленным к наркоманам или проституткам, возможно формирование постбабкистского синдрома.
В контексте политических режимов самыми распространенными являются личная граократия, в которой бабка (или, что чаще, бабкоморф) узурпирует Палку и Шапку методом нытья, кляуз, сделанной чужими руками работы и поучений, и электоральная граократия. В рамках последней политтехнологи, руководствуясь психологической моделью коллективной граократии, подстраиваются под интеллектуальный уровень наиболее дремучей и дементной бабки.
В образе Кота, @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Во многих культурах старшее поколение доминирует в общественных и политических процессах. Не является исключением и постсоветское пространство, где из-за существенной разницы в выживаемости мужского и женского населения после 50 лет главным источником мирознания становятся женщины пенсионного возраста.
Граократия (власть старух) — это проекция бабкизма на политическую модель общества. Личная граократия основывается на классической форме солипсического бабкоцентризма или монобабкизма, где все субъекты, не являющиеся бабкой, исполняют стереотипные функции. Как с негативным подтекстом: Зять, Сноха, Проклятая молодежь — так и с позитивным: Внук, Кот, живущий в телевизоре Кашпировский. Иронично, что разговоры про «хватит смотреть телевизор, идиотом станешь», знакомые миллениалам, не работают в обратную сторону — монобабкизм обещает пожилым женщинам иммунитет к психическому облучению и многим другим жизненным неурядицам. Такая модель предполагает непогрешимость ключевого актора. Представители угнетенной категории обязаны неукоснительно выполнять все приказания бабки и при этом всегда быть неуспешными и неправыми, благодарность же даруется привилегированной категории с ближайшей лавочки. Политики, работающие в подобной модели, обычно стремятся выполнять функции Кашпировского или Кота — эти ролевые модели способствуют максимальной выгоде при минимальных затратах сил.
Полибабкизм воссоздает коллективную форму бабкизма, конфликтующую с остальными общностями из так называемых «наркоманов и проституток». В сравнении с монобабкизмом и его ухищренными формами челночной дипломатии роевой интеллект полибабкизма обычно деградирует до уровня наименее развитого члена коллектива — для упрощения коммуникации. Такие модели относятся к числу какократий, что выражается в запретительстве, снохачестве и попытках в ущерб себе регулировать процессы за рамками понимания. То есть, чем шире модель, тем выше вероятность перехода в анабабкизм или шизобабкизм.
Ретроградный анабабкизм — более радикальная форма полибабкизма, предполагающая коллективизм, и, как результат, презрение к институту частной собственности. Характерные признаки идеи проявляются в форме православного коммунизма с культами личностей усатых мужчин, напоминающих об отцовской фигуре в условиях безотцовщины послевоенного времени. Возникают и иные архаические формы, такие, как стремление к ностальгическому прошлому и миру детства. Анабабкические граократии склонны угнетать соседей и муниципальные власти, а потому несут общественную опасность.
Шизобабкизм является следствием влияния сил хаоса на анабабкизм, он нередко возникает из-за развития культа
Необабкизм предполагает перерождение индивидов в бабкоморфов — созданий, обладающих бабкистским менталитетом вне зависимости от пола и возраста. При извлечении бабкоморфа из среды, где любому диссиденту угрожает опасность быть причисленным к наркоманам или проституткам, возможно формирование постбабкистского синдрома.
В контексте политических режимов самыми распространенными являются личная граократия, в которой бабка (или, что чаще, бабкоморф) узурпирует Палку и Шапку методом нытья, кляуз, сделанной чужими руками работы и поучений, и электоральная граократия. В рамках последней политтехнологи, руководствуясь психологической моделью коллективной граократии, подстраиваются под интеллектуальный уровень наиболее дремучей и дементной бабки.
В образе Кота, @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Eternal Anglo
Вы когда-нибудь замечали, что вокруг слишком много Туманного Альбиона? Проезжая по очередной улице непрошеных Советов, можно наткнуться на детский сад Britannica, Английскую международную школу, ЖК «Silver Devon», Британские Пекарни и тому подобные свидетельства вечного «люди работают». А за чертой города на улице Трудящихся вы даже сможете найти клубный коттеджный посёлок «Royal Tory».
Если вам кажется, что подобное ограничивается пределами космополитичной Москвы, то вы ошибаетесь. Представьте себе Карганово — посёлок городского типа на месте бывшей деревни финнов-ингерманландцев, построенный в 50-е годы для рабочих химического завода. Вот ряды весьма приличных кирпичных брежневок. В небо поднимаются клубы пара от ТЭС. Вдаль уходит железная дорога с городскими окраинами на горизонте. С мая по сентябрь жить здесь очень приятно — всё утопает в зелени. Казалось бы, обычная постсоветская реальность.
Однако в посёлке есть и элитный район — для тех, кто вписался в госкапитализм. За высокими стенами его обитатели чувствуют себя этакими белыми Южной Родезии. Неподалёку от крепости квазиангличан, напротив заведения-вагончика «Король Шавермы», возвышается здание в виде миниатюрного Хогвартса. Это — «английская» школа Ламбери. Ягнятник, если по-русски.
Сколько смыслов переплетается в этой точке. Агнцев готовят к вступлению в Фабианское общество. А что, если там преподаёт пожилой интеллигентный гурман с идеальным произношением? Нет, не может быть — это место принадлежит совсем другому сеттингу. Сеттингу, столь дорогому людям с хорошими лицами.
Дозы Англии разлиты по бесконечному пространству Северной Евразии. Колониального ягнёночка убаюкивает Винни и провожает на учёбу Мэри. Он растёт вместе с Гарри, учится хорошему с Фродо, узнаёт много нового с Джоном и разгадывает загадки с Шерлоком.
А если, повзрослев, он превратится в начальника-акефала, его сокровенной мечтой будет становление одним из глубоководных, временно обретающихся на Угловой Земле — Angle-Land. Там он и присягнёт Великому Ктулху.
Смотрящий по англосаксам @omganglos — для Холархии.
Вы когда-нибудь замечали, что вокруг слишком много Туманного Альбиона? Проезжая по очередной улице непрошеных Советов, можно наткнуться на детский сад Britannica, Английскую международную школу, ЖК «Silver Devon», Британские Пекарни и тому подобные свидетельства вечного «люди работают». А за чертой города на улице Трудящихся вы даже сможете найти клубный коттеджный посёлок «Royal Tory».
Если вам кажется, что подобное ограничивается пределами космополитичной Москвы, то вы ошибаетесь. Представьте себе Карганово — посёлок городского типа на месте бывшей деревни финнов-ингерманландцев, построенный в 50-е годы для рабочих химического завода. Вот ряды весьма приличных кирпичных брежневок. В небо поднимаются клубы пара от ТЭС. Вдаль уходит железная дорога с городскими окраинами на горизонте. С мая по сентябрь жить здесь очень приятно — всё утопает в зелени. Казалось бы, обычная постсоветская реальность.
Однако в посёлке есть и элитный район — для тех, кто вписался в госкапитализм. За высокими стенами его обитатели чувствуют себя этакими белыми Южной Родезии. Неподалёку от крепости квазиангличан, напротив заведения-вагончика «Король Шавермы», возвышается здание в виде миниатюрного Хогвартса. Это — «английская» школа Ламбери. Ягнятник, если по-русски.
Сколько смыслов переплетается в этой точке. Агнцев готовят к вступлению в Фабианское общество. А что, если там преподаёт пожилой интеллигентный гурман с идеальным произношением? Нет, не может быть — это место принадлежит совсем другому сеттингу. Сеттингу, столь дорогому людям с хорошими лицами.
Дозы Англии разлиты по бесконечному пространству Северной Евразии. Колониального ягнёночка убаюкивает Винни и провожает на учёбу Мэри. Он растёт вместе с Гарри, учится хорошему с Фродо, узнаёт много нового с Джоном и разгадывает загадки с Шерлоком.
А если, повзрослев, он превратится в начальника-акефала, его сокровенной мечтой будет становление одним из глубоководных, временно обретающихся на Угловой Земле — Angle-Land. Там он и присягнёт Великому Ктулху.
Смотрящий по англосаксам @omganglos — для Холархии.
Джампкат как спасение от—
/монтажная склейка в духе Годара: две дамы идут по улице/
— Ах! Я так люблю прогуливаться по проспекту Омана. Кстати. Вы уже видели новый фильм Годара?
— Нет. А кто это?
— «На последнем дыхании». Вы знаете, удивительное кино. Я была вчера на премьере.
— И что же?
— Он невероятен. Все ему наяривают. Сам режиссёр говорит, что хотел бы стать бессмертным, а потом умереть.
— В самом деле? И о чём же? О чём это кино?
— Ну, вы знаете… Ну. Ну оно чёрно-белое.
— Чёрно-белое? Зачем? Американцы делают цветное.
— Oui, но вы знаете... Там очень странный монтаж. Вот мы с вами идём-идём, и вдруг кадр прыгает на несколько секунд вперёд. Не как обычно — от фрагмента к фрагменту, плавно двигаясь и не нарушая погружения. Нет! Всё изрезано в крошки. Машина едет по десяти разным ули— одновременно! Ключи кра— он уже в номере. Полицейский уби— случайно и вообще это неважно!
— Но это же... комикс.
— Oui, именно комикс! С него фильм и начинается. Вот главная героиня — она американка, её голова пикантно выбрита. К ней подходит герой Бельмондо — ну, он просто шикарен! Он прикуривает новую сигарету от предыдущей, угоняет по несколько машин в день. А какие у него губы!.. Ну, ведь интересно же, как он целуется? А поцелуя не происходит!
— Это неправда! Несколько раз они всё же целуются.
— Вы же не видели фильм!
— Oui-oui, но вы начали рассказывать, и я припоминаю… И ведь они уже даже переспали несколько раз...
— А потом он семнадцать минут экранного времени уговаривает её переспать ещё раз? Почему же, в таком случае, она отказывается?
— Ну, вы же должны понимать… Эти мальчишки... они постоянно гонятся за машинами, юбками, задыхаются без денег, крадут, угоняют, рвут поцелуи прямо с губ. А она — она же дееевочка. Она разглядывает оттенки жизни, воображает, как будет выглядеть с животиком, вешает плакат Пауля Клее, перевешивает другой плакат в ванну...
— И тем не менее, его бешеная беготня по дорогам желаний заканчивается прямо на ней!
— Только потому что она говорит «нет». Ей ведь хочется нормальной жизни, где не прячутся от картонных полицейских.
— Или наоборот? Нет-нет, дело совершенно не в этом — они выпали, они провалились между кадрами, попали в этот странный монтаж. И именно поэтому за ними — погоня. Они нарушили правила повествования! Это даже не полиция, это киноконцерн, который хочет навязать им правильный монтаж, вписать их в жанр классического нуара — прищучить неукладывающегося героя. Но все герои уже здесь. «Банда аутсайдеров», «Безумный Пьеро» — они готовы к постструктурализму и майским демонстрациям.
— Разве у этого Годара есть другие фильмы?
— Да. И много! Но не все ещё вышли на экран.
— А вы? Вы бы поехали с таким негодяем в Рим?
— Конечно, поехала бы. А вы?
— Конечно, поехала бы. С такими-то губищами. Интересно!
— Но почему тогда американка предаёт Бельмондо? Впрочем, он сам говорит, что устал...
— Ах, она его предаёт? Вот сучка!
— Вы же видели фильм!
— Oui, oui. Но я не досмотрела.
— Это классика. Это во ВГИКе проходят.
— Что, где?
— Неважно. Важно то, что монтаж их настигает. И последнее слово подстреленного героя — не «люблю», а «образина». Образ. Ты — классический женский образ из нуара Мельвилля, и я — та же кривляющаяся мартышка. Суета.
— Нет, а всё-таки какой мужчина! Ну всё. Буду теперь тоже ходить в чёрных очках и прикуривать сигарету от сигареты, дожидаясь своего Бельмондо.
— Американцы называют это chain-smocking.
— Chain-smocking? Okay.
— А кстати, Бельмондо ведь сейчас в Париже?
— Я слышала, в Риме.
— Хорошо. У вас есть чёрные очки?
— Oui-oui. Две пары. А также шёлковые носки и твидовый пиджак.
— Тогда надеваем чёрные очки и проваливаемся ме—
/монтажная склейка в духе Годара/
Склонившийся над хаосом плёнки @shelobey — для Холархии.
/монтажная склейка в духе Годара: две дамы идут по улице/
— Ах! Я так люблю прогуливаться по проспекту Омана. Кстати. Вы уже видели новый фильм Годара?
— Нет. А кто это?
— «На последнем дыхании». Вы знаете, удивительное кино. Я была вчера на премьере.
— И что же?
— Он невероятен. Все ему наяривают. Сам режиссёр говорит, что хотел бы стать бессмертным, а потом умереть.
— В самом деле? И о чём же? О чём это кино?
— Ну, вы знаете… Ну. Ну оно чёрно-белое.
— Чёрно-белое? Зачем? Американцы делают цветное.
— Oui, но вы знаете... Там очень странный монтаж. Вот мы с вами идём-идём, и вдруг кадр прыгает на несколько секунд вперёд. Не как обычно — от фрагмента к фрагменту, плавно двигаясь и не нарушая погружения. Нет! Всё изрезано в крошки. Машина едет по десяти разным ули— одновременно! Ключи кра— он уже в номере. Полицейский уби— случайно и вообще это неважно!
— Но это же... комикс.
— Oui, именно комикс! С него фильм и начинается. Вот главная героиня — она американка, её голова пикантно выбрита. К ней подходит герой Бельмондо — ну, он просто шикарен! Он прикуривает новую сигарету от предыдущей, угоняет по несколько машин в день. А какие у него губы!.. Ну, ведь интересно же, как он целуется? А поцелуя не происходит!
— Это неправда! Несколько раз они всё же целуются.
— Вы же не видели фильм!
— Oui-oui, но вы начали рассказывать, и я припоминаю… И ведь они уже даже переспали несколько раз...
— А потом он семнадцать минут экранного времени уговаривает её переспать ещё раз? Почему же, в таком случае, она отказывается?
— Ну, вы же должны понимать… Эти мальчишки... они постоянно гонятся за машинами, юбками, задыхаются без денег, крадут, угоняют, рвут поцелуи прямо с губ. А она — она же дееевочка. Она разглядывает оттенки жизни, воображает, как будет выглядеть с животиком, вешает плакат Пауля Клее, перевешивает другой плакат в ванну...
— И тем не менее, его бешеная беготня по дорогам желаний заканчивается прямо на ней!
— Только потому что она говорит «нет». Ей ведь хочется нормальной жизни, где не прячутся от картонных полицейских.
— Или наоборот? Нет-нет, дело совершенно не в этом — они выпали, они провалились между кадрами, попали в этот странный монтаж. И именно поэтому за ними — погоня. Они нарушили правила повествования! Это даже не полиция, это киноконцерн, который хочет навязать им правильный монтаж, вписать их в жанр классического нуара — прищучить неукладывающегося героя. Но все герои уже здесь. «Банда аутсайдеров», «Безумный Пьеро» — они готовы к постструктурализму и майским демонстрациям.
— Разве у этого Годара есть другие фильмы?
— Да. И много! Но не все ещё вышли на экран.
— А вы? Вы бы поехали с таким негодяем в Рим?
— Конечно, поехала бы. А вы?
— Конечно, поехала бы. С такими-то губищами. Интересно!
— Но почему тогда американка предаёт Бельмондо? Впрочем, он сам говорит, что устал...
— Ах, она его предаёт? Вот сучка!
— Вы же видели фильм!
— Oui, oui. Но я не досмотрела.
— Это классика. Это во ВГИКе проходят.
— Что, где?
— Неважно. Важно то, что монтаж их настигает. И последнее слово подстреленного героя — не «люблю», а «образина». Образ. Ты — классический женский образ из нуара Мельвилля, и я — та же кривляющаяся мартышка. Суета.
— Нет, а всё-таки какой мужчина! Ну всё. Буду теперь тоже ходить в чёрных очках и прикуривать сигарету от сигареты, дожидаясь своего Бельмондо.
— Американцы называют это chain-smocking.
— Chain-smocking? Okay.
— А кстати, Бельмондо ведь сейчас в Париже?
— Я слышала, в Риме.
— Хорошо. У вас есть чёрные очки?
— Oui-oui. Две пары. А также шёлковые носки и твидовый пиджак.
— Тогда надеваем чёрные очки и проваливаемся ме—
/монтажная склейка в духе Годара/
Склонившийся над хаосом плёнки @shelobey — для Холархии.
Хотеть в Космос?
Что есть религиозная вера на глубинном, животно-биологическом уровне? Правильно: неизжитая тяга к эскапизму, прикрытая ширмой некоего вероучения и порождаемая разнообразными мотивировками.
Ответвление наукообразного взгляда на мир — желание улететь в Космос(покинуть свою планету) — также является религиозной верой.
Что есть в Космосе? О, много удивительных вещей! Кометы, астероиды, планеты, газовые шары (звёзды), туманности, квазары, чёрные дыры, галактики, кластеры галактик. Словом — безумная круговерть материи в бесконечном стакане. Материя стремится к равномерному распределению в доступном пространстве, пытаясь стать его эквивалентом — то есть слиться с ним. На это у неё уйдёт гигантское количество времени: столько нулей и степеней лет, что они останутся за гранью нашего осознания. Мы живём в белль эпох только что родившегося младенца-Вселенной.
Поразительно обширное поле для исследований! Как же это можно — не хотеть в Космос?
Но зачем нам нужно в Космос, для чего? Потому что здесь, на нашей скромной планете, всё отравляет неразрешимый клубок противоречий. Заводские трубы загрязняют атмосферу. Каждый день уникальные виды существ исчезают навсегда. Люди едят мясо, вирусы и бактерии эволюционируют, кровопролитные войны продолжаются. А главное... Главное — тебя, умницу, окружает охлос, постоянно стремящийся оскотиниться. Противно? Противно, ещё как!
Каков выход? Конечно же, надо построить супер-пупер ракету — такую, где будут исключительно умницы, а охлоса не будет. А потом — улететь на далёкую экзопланету с условиями Эдемского сада. Много зелени, водопады, радуга, деревья с фруктовыми плодами. Дружелюбные альпаки и капибары, которых можно гладить и обнимать. Озёра с голубой водой — всегда тёплой и чистой. Даже воздух — и тот будет неизменно свеж и насыщен кислородом!
Скажите, разве не прекрасная вера? Разве во всей бесконечной Вселенной не найдётся такого Эдема? Найдётся, обязательно! Если Вселенная — это Бог, то его апостолы — Стивен Хокинг, Мичио Каку, Илон Маск и другие проповедники Космоса — говорили нам правду. Однажды мы найдём Планету обетованную и совершим вояж в Рай! Сквозь пространство и время! Аллилуйя, братья и сёстры!
Brothers, sisters
One day we will be free
From fighting, violence
People crying in the street
When the angels from above
Fall down and spread their wings like doves
As we walk hand in hand
Sisters, brothers, we'll make it to the Promised Land
Верующий в космический Эдем @ktvsk — для Холархии.
Что есть религиозная вера на глубинном, животно-биологическом уровне? Правильно: неизжитая тяга к эскапизму, прикрытая ширмой некоего вероучения и порождаемая разнообразными мотивировками.
Ответвление наукообразного взгляда на мир — желание улететь в Космос
Что есть в Космосе? О, много удивительных вещей! Кометы, астероиды, планеты, газовые шары (звёзды), туманности, квазары, чёрные дыры, галактики, кластеры галактик. Словом — безумная круговерть материи в бесконечном стакане. Материя стремится к равномерному распределению в доступном пространстве, пытаясь стать его эквивалентом — то есть слиться с ним. На это у неё уйдёт гигантское количество времени: столько нулей и степеней лет, что они останутся за гранью нашего осознания. Мы живём в белль эпох только что родившегося младенца-Вселенной.
Поразительно обширное поле для исследований! Как же это можно — не хотеть в Космос?
Но зачем нам нужно в Космос, для чего? Потому что здесь, на нашей скромной планете, всё отравляет неразрешимый клубок противоречий. Заводские трубы загрязняют атмосферу. Каждый день уникальные виды существ исчезают навсегда. Люди едят мясо, вирусы и бактерии эволюционируют, кровопролитные войны продолжаются. А главное... Главное — тебя, умницу, окружает охлос, постоянно стремящийся оскотиниться. Противно? Противно, ещё как!
Каков выход? Конечно же, надо построить супер-пупер ракету — такую, где будут исключительно умницы, а охлоса не будет. А потом — улететь на далёкую экзопланету с условиями Эдемского сада. Много зелени, водопады, радуга, деревья с фруктовыми плодами. Дружелюбные альпаки и капибары, которых можно гладить и обнимать. Озёра с голубой водой — всегда тёплой и чистой. Даже воздух — и тот будет неизменно свеж и насыщен кислородом!
Скажите, разве не прекрасная вера? Разве во всей бесконечной Вселенной не найдётся такого Эдема? Найдётся, обязательно! Если Вселенная — это Бог, то его апостолы — Стивен Хокинг, Мичио Каку, Илон Маск и другие проповедники Космоса — говорили нам правду. Однажды мы найдём Планету обетованную и совершим вояж в Рай! Сквозь пространство и время! Аллилуйя, братья и сёстры!
Brothers, sisters
One day we will be free
From fighting, violence
People crying in the street
When the angels from above
Fall down and spread their wings like doves
As we walk hand in hand
Sisters, brothers, we'll make it to the Promised Land
Верующий в космический Эдем @ktvsk — для Холархии.
Telegram
∙
Civil War: о нерве времени
В официальный российский прокат внезапно прорвался самый дорогой и скандальный фильм прославленной студии A24. «Civil War» — у нас перевели, как «Падение империи» — Алекса Гарленда («Из машины», «Аннигиляция», сценарии фильмов «28 дней спустя» и «Пекло»). По-моему, кино неидеальное, на 8,5 из 10 — но получается у него так многое и так хорошо, что существующие придирки кажутся мелочными. Подробно о технических достоинствах фильма я написал для киноклуба «Забыли развидеть», а здесь хочу поговорить о критическом дискурсе вокруг него.
Большинство комментаторов удивлены, что кино про гипотетическую гражданскую войну в современных США не является политическим заявлением. Люди так этого ждали, что спешно объявляют фильм «пустышкой, которая прячется за собственной эстетикой».
Кино же сознательно делает главными героями фоторепортёров и строит свои механизмы (сценарий, операторку, цветокор, монтаж, звук) вокруг этого. Гарленд старается сочувственно, но отстранённо оценить происходящее. Рассказывая руинами и деталями декораций о прошлом и будущем больше, чем прямой речью персонажей.
По-моему, очень смешно, что, кажется, вообще всем особенно сильно зашёл эпизод с Джесси Племонсом. Говорят, дескать, он «крадёт весь фильм». При этом упомянутый эпизод очевидно стоит в кульминационном месте картины, и переламывает плавное нагнетание большинства основных арок, направляя их к финалу. Честно? Мне он показался равнозначным в ряду впечатляющих и нужных сцен. Это всё равно, что из целого «Крепкого орешка» выделять только «Yippee-ki-yay, motherfucka!».
Поразительно, что многие ждали от фильма вангования на тему «Как же так получилось, кто виноват и что делать?». Естественно, поиск таких рассуждений раздувает хайп, ведь они по сути своей невозможны. Тем более в контексте двухчасового мейнстримного художественного фильма. Точнее, они стопроцентно окажутся падением с разбега лицом в грязную лужу. Чего-то подобного я и ждал, наблюдая за рекламной кампанией «Падения империи» в последние полгода.
Но теперь, выйдя из кинотеатра и почитав рецензии, я искренне фрустрирован. Меня поражает, почему все удивлены, что знаменитый, признанный сценарист и режиссёр не снял очевидное говно (или, скорее, не совершил невозможное чудо), а сработал на своём поле — психологическом. Разговаривая через конкретику об общем. Знаете, в «28 дней спустя» тоже не столь важно, откуда зомби-вирус появился и кого за это поругать. Важно, как с этим теперь жить.
Мои коллеги возразили бы: «Ну да, в зомби-апокалипсисе на причины плевать, если фильм не о них, но тут-то — док-съёмка, реальная страна, аутентичная фактура». И на эту претензию отвечает американский контекст последних десяти лет. Раскол, медиавойны, обострение внутренних конфликтов — шепотки о новой гражданской всё громче. Выпустить такой фильм в преддверии выборов, где вновь схлестнутся Байден и Трамп — считай голливудская обязанность. То есть да, это отработка актуалочки. И, по-моему, славно, что для этого задействовали хорошее авторское кино, а не рандомную хрень за две копейки.
Американские критики видят флаг с двумя звёздами и кричат: «Калифорния и Техас ни за что не объединились бы в коалицию! Нереалистично!».
Я вижу это и говорю: «Вам же лором в лоб сообщают, что эта история не про realpolitik. Эта история про людей. Про нас с вами».
Острый сеттинг помогает вневременному произведению искусства звучать доходчивей. Лично я всю первую половину фильма не мог отделаться от ощущения, что это кино про ДНР и ЛНР. С первых сцен после интро кажется, что для нас изящно экранизировали десятки телеграм-постов, которые все мы читали с 2014 от таких же, как главные герои, военкоров. Только изменили ряд названий.
Подводя итог: да, это кино не про политику. Это кино про сосуществование с тем, что политика в наши жизни привносит. Как «Inside» Бо Бёрнема резюмировал ковидную эпоху, так «Civil War» Алекса Гарленда вбирает в себя психику людей 2022-2024. И при этом попадает в нерв — потому что ответов не даёт. Только фоткает и проявляет.
Живущий в эпоху перемен @bitnevpoet — для Холархии.
В официальный российский прокат внезапно прорвался самый дорогой и скандальный фильм прославленной студии A24. «Civil War» — у нас перевели, как «Падение империи» — Алекса Гарленда («Из машины», «Аннигиляция», сценарии фильмов «28 дней спустя» и «Пекло»). По-моему, кино неидеальное, на 8,5 из 10 — но получается у него так многое и так хорошо, что существующие придирки кажутся мелочными. Подробно о технических достоинствах фильма я написал для киноклуба «Забыли развидеть», а здесь хочу поговорить о критическом дискурсе вокруг него.
Большинство комментаторов удивлены, что кино про гипотетическую гражданскую войну в современных США не является политическим заявлением. Люди так этого ждали, что спешно объявляют фильм «пустышкой, которая прячется за собственной эстетикой».
Кино же сознательно делает главными героями фоторепортёров и строит свои механизмы (сценарий, операторку, цветокор, монтаж, звук) вокруг этого. Гарленд старается сочувственно, но отстранённо оценить происходящее. Рассказывая руинами и деталями декораций о прошлом и будущем больше, чем прямой речью персонажей.
По-моему, очень смешно, что, кажется, вообще всем особенно сильно зашёл эпизод с Джесси Племонсом. Говорят, дескать, он «крадёт весь фильм». При этом упомянутый эпизод очевидно стоит в кульминационном месте картины, и переламывает плавное нагнетание большинства основных арок, направляя их к финалу. Честно? Мне он показался равнозначным в ряду впечатляющих и нужных сцен. Это всё равно, что из целого «Крепкого орешка» выделять только «Yippee-ki-yay, motherfucka!».
Поразительно, что многие ждали от фильма вангования на тему «Как же так получилось, кто виноват и что делать?». Естественно, поиск таких рассуждений раздувает хайп, ведь они по сути своей невозможны. Тем более в контексте двухчасового мейнстримного художественного фильма. Точнее, они стопроцентно окажутся падением с разбега лицом в грязную лужу. Чего-то подобного я и ждал, наблюдая за рекламной кампанией «Падения империи» в последние полгода.
Но теперь, выйдя из кинотеатра и почитав рецензии, я искренне фрустрирован. Меня поражает, почему все удивлены, что знаменитый, признанный сценарист и режиссёр не снял очевидное говно (или, скорее, не совершил невозможное чудо), а сработал на своём поле — психологическом. Разговаривая через конкретику об общем. Знаете, в «28 дней спустя» тоже не столь важно, откуда зомби-вирус появился и кого за это поругать. Важно, как с этим теперь жить.
Мои коллеги возразили бы: «Ну да, в зомби-апокалипсисе на причины плевать, если фильм не о них, но тут-то — док-съёмка, реальная страна, аутентичная фактура». И на эту претензию отвечает американский контекст последних десяти лет. Раскол, медиавойны, обострение внутренних конфликтов — шепотки о новой гражданской всё громче. Выпустить такой фильм в преддверии выборов, где вновь схлестнутся Байден и Трамп — считай голливудская обязанность. То есть да, это отработка актуалочки. И, по-моему, славно, что для этого задействовали хорошее авторское кино, а не рандомную хрень за две копейки.
Американские критики видят флаг с двумя звёздами и кричат: «Калифорния и Техас ни за что не объединились бы в коалицию! Нереалистично!».
Я вижу это и говорю: «Вам же лором в лоб сообщают, что эта история не про realpolitik. Эта история про людей. Про нас с вами».
Острый сеттинг помогает вневременному произведению искусства звучать доходчивей. Лично я всю первую половину фильма не мог отделаться от ощущения, что это кино про ДНР и ЛНР. С первых сцен после интро кажется, что для нас изящно экранизировали десятки телеграм-постов, которые все мы читали с 2014 от таких же, как главные герои, военкоров. Только изменили ряд названий.
Подводя итог: да, это кино не про политику. Это кино про сосуществование с тем, что политика в наши жизни привносит. Как «Inside» Бо Бёрнема резюмировал ковидную эпоху, так «Civil War» Алекса Гарленда вбирает в себя психику людей 2022-2024. И при этом попадает в нерв — потому что ответов не даёт. Только фоткает и проявляет.
Живущий в эпоху перемен @bitnevpoet — для Холархии.
Фетиш и мораль: языческие локусы постхристианства
«Бог умер», — сказал Ницше. Но если Бога больше нет, то в чём источник морали, этики и банального деления на добро и зло? Казалось бы, подмена религиозной картины мира научной должна была сделать человечество свободным, трезвомыслящим и ответственным. Однако такой подход сработал лишь для отдельной части населения в виде интеллектуалов средней руки. Люди бывают суеверны и бессмысленно упорны в поиске простых ответов — там, где их в принципе не может быть.
К примеру, концепция свободы воли в христианстве создаёт туман неопределённости вокруг событий. Индивид принимает любое решение, основываясь на своём опыте, на представлениях о том, что правильно или на банальном страхе: согрешишь — будешь наказан. Так или иначе, он волен выбирать. Прогностические способности, выхватывающие последствия всех возможных сочетаний всех возможных действий, доступны человеческому уму ограниченно, что делает видения грядущего откровением божественной воли. Гадания и иные мистические ритуалы, в этой логике являющиеся богопротивным шарлатанством, нередко вмешиваются в чистый образ времени, искажая тем самым и свободу воли, и полноту данных о любом из выборов.
Можно сказать, что Ницше ужаснулся собственным наблюдениям, описывая ведущий человечество к катастрофе нигилизм последнего племени. Однако философ не совсем правильно оценил импульс, который руководил людьми, оставившими христианскую этику ради пустоты. Свято место пусто не бывает. Дыру между христианством и рационализмом заполняла доавраамическая традиция, связывавшая рычаги мироздания с кровью чёрных петухов, жабами, грибами, травами и сырыми внутренностями животных.
Классическая форма новоязычества после угасания христианской этики — постмодернистское переосмысление древних культов, формы которых предшествовали как монотеизму, так и развитым формам политеизма. В качестве примера можно указать на религиозные ритуалы доведической Индии, сохранившиеся в рамках шиваизма — поклонение Лингаму и Йони, как мистическим силам, ассоциированным с мужским и женским началами. В рамках подобных культов почитается Линга-Йони-мурти — неделимое мужское и женское в Шиве, внутри этой логики являющееся весьма прогрессивной формой осознания окружающего мира.
Современная западная цивилизация, принявшая смерть «старого Бога» и «старой морали», активно катится в глубины матриархата с культом женского начала — не образа или философской категории, но обыкновенного фетиша. Не уступают и архаисты-членопоклонники, стремящиеся к воссозданию патриархата верхнего палеолита с культом царя-жреца. Им точно так же необходимо земное воплощение бога-фаллоса в качестве живого фетиша — Великие вожди, кормчие и отцы народов не могут вторгнуться в те места, где «не сотворят себе кумира».
На место свергнутого Бога пришел не сверхчеловек, но фетиш — то, что внутри христианской этики считалось апогеем бесстыдства. Возможно, человечество оказалось беззащитным перед крушением этических норм. Далеко не каждый способен принять свою личную ответственность за существование в сломанном мире — даже оправдания уровня «меня заставили жить так», и «я был вынужден следовать правилам» больше свойственны кающимся грешникам, чем самодовольным поклонникам современных идолов. Кто знает — возможно, всё это лишь очередной этап цикличного вечного возвращения, в котором одни и те же исторические вехи повторяются вновь и вновь.
Меж огней двух язычеств, @greyshemes — для Холархии.
«Бог умер», — сказал Ницше. Но если Бога больше нет, то в чём источник морали, этики и банального деления на добро и зло? Казалось бы, подмена религиозной картины мира научной должна была сделать человечество свободным, трезвомыслящим и ответственным. Однако такой подход сработал лишь для отдельной части населения в виде интеллектуалов средней руки. Люди бывают суеверны и бессмысленно упорны в поиске простых ответов — там, где их в принципе не может быть.
К примеру, концепция свободы воли в христианстве создаёт туман неопределённости вокруг событий. Индивид принимает любое решение, основываясь на своём опыте, на представлениях о том, что правильно или на банальном страхе: согрешишь — будешь наказан. Так или иначе, он волен выбирать. Прогностические способности, выхватывающие последствия всех возможных сочетаний всех возможных действий, доступны человеческому уму ограниченно, что делает видения грядущего откровением божественной воли. Гадания и иные мистические ритуалы, в этой логике являющиеся богопротивным шарлатанством, нередко вмешиваются в чистый образ времени, искажая тем самым и свободу воли, и полноту данных о любом из выборов.
Можно сказать, что Ницше ужаснулся собственным наблюдениям, описывая ведущий человечество к катастрофе нигилизм последнего племени. Однако философ не совсем правильно оценил импульс, который руководил людьми, оставившими христианскую этику ради пустоты. Свято место пусто не бывает. Дыру между христианством и рационализмом заполняла доавраамическая традиция, связывавшая рычаги мироздания с кровью чёрных петухов, жабами, грибами, травами и сырыми внутренностями животных.
Классическая форма новоязычества после угасания христианской этики — постмодернистское переосмысление древних культов, формы которых предшествовали как монотеизму, так и развитым формам политеизма. В качестве примера можно указать на религиозные ритуалы доведической Индии, сохранившиеся в рамках шиваизма — поклонение Лингаму и Йони, как мистическим силам, ассоциированным с мужским и женским началами. В рамках подобных культов почитается Линга-Йони-мурти — неделимое мужское и женское в Шиве, внутри этой логики являющееся весьма прогрессивной формой осознания окружающего мира.
Современная западная цивилизация, принявшая смерть «старого Бога» и «старой морали», активно катится в глубины матриархата с культом женского начала — не образа или философской категории, но обыкновенного фетиша. Не уступают и архаисты-членопоклонники, стремящиеся к воссозданию патриархата верхнего палеолита с культом царя-жреца. Им точно так же необходимо земное воплощение бога-фаллоса в качестве живого фетиша — Великие вожди, кормчие и отцы народов не могут вторгнуться в те места, где «не сотворят себе кумира».
На место свергнутого Бога пришел не сверхчеловек, но фетиш — то, что внутри христианской этики считалось апогеем бесстыдства. Возможно, человечество оказалось беззащитным перед крушением этических норм. Далеко не каждый способен принять свою личную ответственность за существование в сломанном мире — даже оправдания уровня «меня заставили жить так», и «я был вынужден следовать правилам» больше свойственны кающимся грешникам, чем самодовольным поклонникам современных идолов. Кто знает — возможно, всё это лишь очередной этап цикличного вечного возвращения, в котором одни и те же исторические вехи повторяются вновь и вновь.
Меж огней двух язычеств, @greyshemes — для Холархии.
Давайте поговорим о ребилдах Евангелиона
— или как Хидеаки Анно двадцать лет переделывал свой выстраданный magnum opus, чтобы ответить ничего не понявшим фанатам.
Давайте по порядку. Neon Genesis Evangelion относится к жанру секай-ке — это история о любви на фоне мирового катаклизма. В таком жанре события всемирного масштаба служат иллюстрацией душевных процессов главных героев. Экономика, геополитика и даже законы физики не пытаются быть реалистичными — это лишь экстраполяция пертурбаций внутреннего мира.
Сложность понимания оригинального Евангелиона давно стала притчей во языцех. Однако он сложен только в том случае, если зарываться в лор, забывая о ключевых мотивах. В широком смысле: всегда нужно держать в голове, что хотел сказать автор. Если вглядеться, все слои сериала, пронизанного депрессией и кризисом японских девяностых, говорят о трагедии отсутствия взаимопонимания. В Евангелионе одиночество не спасает — даже во время конца света необходимо «потрогать траву».
Вот вдохновлённый автор изо всех сил собирает красивое, полное метафор произведение, которое притворяется модной кайдзю-мехой про школьников с налётом библейских мотивов. А к финалу плавно превращает повествование в жёсткую рефлексию, протягивающую через экран руку помощи от своего. «Я вас понимаю, я прошёл через это, надежда есть». Отбрось эскапизм и живи.
Успех! Дают денег на полнометражку End of Evangelion, чтобы по красоте перерисовать и обогатить финальные серии сезона. На них изначально не хватило бюджета, пришлось рисовать нечто абстрактное — но теперь есть шанс исправить ошибку. Мерч разлетается с полок, рейтинги пробивают потолок, популярность выплёскивается в Америку и Европу...
А депрессивные японцы, проглотив наживку, разъярены неприятной концовкой. Они хотят БОЛЬШЕ ЭСКАПИЗМА. Больше вайфу. Больше поворотов сюжета. Больше контента, чтобы нырнуть с головой! На вдохновлённого автора сыплются смертельные угрозы. На студию-производителя нападают — разрисовывают похабными граффити входное крыльцо. Утопающие не желают спасения: им нужно больше воды.
И автор, понимая что этим финансово обеспечит себя и потомков до пятого колена, начинает делать те самые ребилды. Это четыре полнометражных анимационных фильма, каждый из которых как бы экранизирует четверть оригинального сериала. Первый ребилд вышел в 2007. Финальный — в 2021. Каждый был хитом в кино и на носителях. Прибыли от сопутствующих товаров сравнимы с диснеевскими. При этом сами произведения являют собой чистое издевательство над фанатами.
Да, ребилды — откровенный стёб обиженного, но всё ещё вдохновлённого автора. Стёб не беззлобный, но искренний: он воспроизводит основные смыслы оригинала так, чтобы их было невозможно игнорировать. Ради этого переписывается лор, меняются характеры героев. Даже добавляются новые персонажи, совершенно не вписывающиеся в сложившийся стиль: слишком кондово, нарочито, как будто нескрываемая издёвка... не как будто.
И, если первый фильм из четырёх проявляет свою мстительную сущность лишь в неочевидных деталях, то второй потихоньку перестаёт скрываться. Да, в конце он сломает хребет описанным правилам выдуманного мира — всё ради того, чтобы герой спас свою вайфу. «Этого вы хотели, черти?!» — как бы кричит поверх четвёртой стены Хидеаки Анно.
Конец света, который наступал в последних сериях оригинала, происходит в конце второго фильма. Третий ребилд рассказывает о том, как с этим жить. Он демонстрирует последствия гонки за пустыми идолами — здесь вытащенные с того света не обретают вкус к жизни. И он говорит прямо: даже если вы истратили половину жизни на два-дэ-тян и разборы лора, вы всё ещё здесь. А значит, никогда не поздно заметить реальность и начать жить. Всё получится — только начни!
По изначальному плану, этим всё и должно было закончиться. Однако Анно решает забить последний гвоздь в гроб затянувшейся программы. В четвёртом ребилде показывают красочно издевательский хэппи-энд для бессильного главного героя. Фанаты в ярости. Автор терпеливо повторяет: «Я в вас верю».
@bitnevpoet из киноклуба Забыли развидеть — для Холархии.
— или как Хидеаки Анно двадцать лет переделывал свой выстраданный magnum opus, чтобы ответить ничего не понявшим фанатам.
Давайте по порядку. Neon Genesis Evangelion относится к жанру секай-ке — это история о любви на фоне мирового катаклизма. В таком жанре события всемирного масштаба служат иллюстрацией душевных процессов главных героев. Экономика, геополитика и даже законы физики не пытаются быть реалистичными — это лишь экстраполяция пертурбаций внутреннего мира.
Сложность понимания оригинального Евангелиона давно стала притчей во языцех. Однако он сложен только в том случае, если зарываться в лор, забывая о ключевых мотивах. В широком смысле: всегда нужно держать в голове, что хотел сказать автор. Если вглядеться, все слои сериала, пронизанного депрессией и кризисом японских девяностых, говорят о трагедии отсутствия взаимопонимания. В Евангелионе одиночество не спасает — даже во время конца света необходимо «потрогать траву».
Вот вдохновлённый автор изо всех сил собирает красивое, полное метафор произведение, которое притворяется модной кайдзю-мехой про школьников с налётом библейских мотивов. А к финалу плавно превращает повествование в жёсткую рефлексию, протягивающую через экран руку помощи от своего. «Я вас понимаю, я прошёл через это, надежда есть». Отбрось эскапизм и живи.
Успех! Дают денег на полнометражку End of Evangelion, чтобы по красоте перерисовать и обогатить финальные серии сезона. На них изначально не хватило бюджета, пришлось рисовать нечто абстрактное — но теперь есть шанс исправить ошибку. Мерч разлетается с полок, рейтинги пробивают потолок, популярность выплёскивается в Америку и Европу...
А депрессивные японцы, проглотив наживку, разъярены неприятной концовкой. Они хотят БОЛЬШЕ ЭСКАПИЗМА. Больше вайфу. Больше поворотов сюжета. Больше контента, чтобы нырнуть с головой! На вдохновлённого автора сыплются смертельные угрозы. На студию-производителя нападают — разрисовывают похабными граффити входное крыльцо. Утопающие не желают спасения: им нужно больше воды.
И автор, понимая что этим финансово обеспечит себя и потомков до пятого колена, начинает делать те самые ребилды. Это четыре полнометражных анимационных фильма, каждый из которых как бы экранизирует четверть оригинального сериала. Первый ребилд вышел в 2007. Финальный — в 2021. Каждый был хитом в кино и на носителях. Прибыли от сопутствующих товаров сравнимы с диснеевскими. При этом сами произведения являют собой чистое издевательство над фанатами.
Да, ребилды — откровенный стёб обиженного, но всё ещё вдохновлённого автора. Стёб не беззлобный, но искренний: он воспроизводит основные смыслы оригинала так, чтобы их было невозможно игнорировать. Ради этого переписывается лор, меняются характеры героев. Даже добавляются новые персонажи, совершенно не вписывающиеся в сложившийся стиль: слишком кондово, нарочито, как будто нескрываемая издёвка... не как будто.
И, если первый фильм из четырёх проявляет свою мстительную сущность лишь в неочевидных деталях, то второй потихоньку перестаёт скрываться. Да, в конце он сломает хребет описанным правилам выдуманного мира — всё ради того, чтобы герой спас свою вайфу. «Этого вы хотели, черти?!» — как бы кричит поверх четвёртой стены Хидеаки Анно.
Конец света, который наступал в последних сериях оригинала, происходит в конце второго фильма. Третий ребилд рассказывает о том, как с этим жить. Он демонстрирует последствия гонки за пустыми идолами — здесь вытащенные с того света не обретают вкус к жизни. И он говорит прямо: даже если вы истратили половину жизни на два-дэ-тян и разборы лора, вы всё ещё здесь. А значит, никогда не поздно заметить реальность и начать жить. Всё получится — только начни!
По изначальному плану, этим всё и должно было закончиться. Однако Анно решает забить последний гвоздь в гроб затянувшейся программы. В четвёртом ребилде показывают красочно издевательский хэппи-энд для бессильного главного героя. Фанаты в ярости. Автор терпеливо повторяет: «Я в вас верю».
@bitnevpoet из киноклуба Забыли развидеть — для Холархии.
Медь против ртути
На днях моя коллега по ивент-агентству Алиса выдала интересную мысль, которую я сегодня хочу развить. Байопики, то есть биографические фильмы, бывают двух видов — памятники и эссе на заданную тему.
Возьмём, например, недавнюю «Богемскую рапсодию», посвящённую группе Queen.Или любой другой классический байопик про музыканта. Это буквально отлитая в меди статуя: в некоторых отношениях драматичная, но прилизанная, с саундтреком из главных хитов тостуемого. И это пафосно, ностальгично, увековечивает историю... Но в этом нет жизни.
А вот прошлогодний «Оппенгеймер». Вроде такой же портрет заявленной личности — от младых ногтей до седых мудей. Но здесь не просто икона для поклонения. Скорее уж детализированное рассуждение о том, как труды и слабости могущественного человека сковали мир, в котором мы живём до сих пор. Это интересно — но не потому, что показывает хронику занимательной истории. А потому, что темой становится напряжённый разговор о вещах, витающих в воздухе.
Думаю, вы уже ухватили идею. На самом деле это касается не столько байопиков, сколько любых экранизаций. Взять хоть «Мастера и Маргариту»: есть старый сериал, который хвалят именно как почти дословный пересказ романа. Памятник. А есть свежий фильм, который подчёркнуто говорит на тему. Выкидывает куски, миксует историю с отсылками, включает в повествование самого Булгакова и другое искусство того времени, проводит параллели с современной Россией. Это может нравиться или не нравиться — но это уже не экскурсия по музею-квартире, а разговор о живом.
Что важно: мы не говорим о хорошем и плохом, здесь каждому своё. Более того, и то, и другое может быть очень разного качества выделки. Однако, говоря об искусстве, важно понимать, что именно мы обсуждаем в этот раз. Памятник, ода — запечатлевает для потомков, вводит в пантеон, объявляет классикой. Эссе на тему — продлевает жизнь, потому что вступает в дискуссию, развивает мысль, ведёт диалог. Потому Шекспир или Чехов — мировая живая классика. Ведь их всё переизобретают, отталкиваются от канона, чтобы реализовать себя через такое деятельное общение.
Да, естественно вы догадались: эта дихотомия работает для любого перевода произведения из одного вида искусства в другой. На полках книжных стоят десятки маленьких памятников-новеллизаций киноблокбастеров. А в Steam легко найти игровую адаптацию Лема или Лавкрафта, которые продолжают исследовать столь хорошо поставленную в прошлом тысячелетии тему. И прочая, и прочая — можно перечислять весь день.
Так что выбирайте: медный всадник или ртутный градусник вам милее сегодня? Тогда и будет у вас удовольствие от такого разного, чтоб его, искусства.
@bitnevpoet из киноклуба Забыли развидеть — для Холархии.
На днях моя коллега по ивент-агентству Алиса выдала интересную мысль, которую я сегодня хочу развить. Байопики, то есть биографические фильмы, бывают двух видов — памятники и эссе на заданную тему.
Возьмём, например, недавнюю «Богемскую рапсодию», посвящённую группе Queen.
А вот прошлогодний «Оппенгеймер». Вроде такой же портрет заявленной личности — от младых ногтей до седых мудей. Но здесь не просто икона для поклонения. Скорее уж детализированное рассуждение о том, как труды и слабости могущественного человека сковали мир, в котором мы живём до сих пор. Это интересно — но не потому, что показывает хронику занимательной истории. А потому, что темой становится напряжённый разговор о вещах, витающих в воздухе.
Думаю, вы уже ухватили идею. На самом деле это касается не столько байопиков, сколько любых экранизаций. Взять хоть «Мастера и Маргариту»: есть старый сериал, который хвалят именно как почти дословный пересказ романа. Памятник. А есть свежий фильм, который подчёркнуто говорит на тему. Выкидывает куски, миксует историю с отсылками, включает в повествование самого Булгакова и другое искусство того времени, проводит параллели с современной Россией. Это может нравиться или не нравиться — но это уже не экскурсия по музею-квартире, а разговор о живом.
Что важно: мы не говорим о хорошем и плохом, здесь каждому своё. Более того, и то, и другое может быть очень разного качества выделки. Однако, говоря об искусстве, важно понимать, что именно мы обсуждаем в этот раз. Памятник, ода — запечатлевает для потомков, вводит в пантеон, объявляет классикой. Эссе на тему — продлевает жизнь, потому что вступает в дискуссию, развивает мысль, ведёт диалог. Потому Шекспир или Чехов — мировая живая классика. Ведь их всё переизобретают, отталкиваются от канона, чтобы реализовать себя через такое деятельное общение.
Да, естественно вы догадались: эта дихотомия работает для любого перевода произведения из одного вида искусства в другой. На полках книжных стоят десятки маленьких памятников-новеллизаций киноблокбастеров. А в Steam легко найти игровую адаптацию Лема или Лавкрафта, которые продолжают исследовать столь хорошо поставленную в прошлом тысячелетии тему. И прочая, и прочая — можно перечислять весь день.
Так что выбирайте: медный всадник или ртутный градусник вам милее сегодня? Тогда и будет у вас удовольствие от такого разного, чтоб его, искусства.
@bitnevpoet из киноклуба Забыли развидеть — для Холархии.