Король-Лич против радикального продления жизни: часть вторая

Теперь давайте представим, что сильные мира сего, которые являются игроками в ПДЗ на планетарном масштабе, не совсем тупые и все это понимают. Какие действия они могут предпринять?

Первое, что приходит на ум — нужно объединиться против игрока с продленной жизнью и выводить его из игры всеми доступными средствами. Если это первое, что приходит на ум мне, то во всем мире есть миллионы людей, которые подумают то же самое, а те, кто при этом участвует в игре, еще и сделают.

Надо понимать, что технологии радикального продления жизни при их разработке не появятся одномоментно у всех. Обязательно кто-то успеет раньше. Ему кранты. Это не единственный вариант, есть еще. Допустим, технология у кого-то появилась, и он сохранил ее в тайне. Тогда ему, ради самосохранения, имеет смысл, во-первых, скрывать ее существование, во-вторых, уничтожать всех новых обладателей технологии превентивно. Иначе шанс, что существование технологии раскроется и объединит всех оставшихся игроков против ее обладателей, возрастет. В рамках временного промежутка радикально продленной жизни (ну, скажем, 100к лет), раскрытие технологии и последующая война имеют вероятность, близкую к единице. Король-Лич, коль жизнь андеда ему дорога, должен остаться только один.

Мне не очень хочется четко проверять все эти выкладки с использованием реальной математической теории игр, но, возможно, я это сделаю. Боюсь, что результат тут немного предсказуем (я прав), но буду рад ошибиться.

Напоследок — немного копиума трансгуманистам. К счастью, люди не роботы. Железо, на котором мы выполняем алгоритмы теории игр, не идеально, а сама реализация алгоритмов в наших мозгах чудовищно забагована. Логичный выход, при котором все вышесказанное окажется верным, но при этом радикальное продление жизни появится и будет доступно, состоит в том, что наши будущие Скелеторы, оверлорды зла и тьмы, допустят человеческие ошибки. Та самая тупость, которую вы, my fellow transhumanists, пытаетесь изгнать, как что-то плохое — только она спасет нас от смерти. Как иронично.

Обнуляющий надежды @biolapki — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть шестая

Специфический характер современности, описанный в предыдущей части, порой приводит к тому, что люди делают неверные выводы о сути происходящих процессов. Большая часть таких заблуждений происходит от того, что гетерархизация общественных институтов происходит вместе с технологическим прогрессом и из-за него. Поэтому на начальных стадиях развития общественных наук модернизация воспринималась, как процесс не просто контролируемый, но и в значительной мере созидаемый человеком. Перефразируя классика — современность есть ещё лишь то, что нужно построить. Причина такого подхода очевидна: если человек строит корабли, поезда и машины, то уж организоваться по-новому он точно сможет. Видя преобразования окружающей его физической реальности, человек переносит свои ожидания контроля оной на общество. По сути, это отголосок ньютоновской физики: общество представляется как механизм, который можно починить или собрать заново.

Проблема, конечно, в том, что люди — не шестерёнки, и сколько их ни меняй местами, музыканты всё равно получатся не из всех. Построить современность невозможно именно потому, почему невозможно заставить человека гетерархизировать свои связи без его нужды. Там, где для этого уже есть предпосылки, гетерархизация всё равно произойдёт; там, где этих предпосылок нет, попытки ввести её искусственно ни к чему не приведут. За примерами не нужно ходить далеко: петровские реформы импортировали многие институты из более урбанизированных, плотнонаселённых стран. Прижились в основном те, чьё функционирование ограничивалось столицей, в лучшем случае ещё и Москвой — хотя даже в Москве многие приобретали особенный местный колорит. Иными словами, современность не строится, а произрастает, и там, где она уже выросла, её вывести практически невозможно.

Из ошибочного представления о возможности построить современность происходят два мифа: ультрамодернистский и традиционалистский. Ультрамодернистский миф гласит, что, вооружившись последними научно-техническими средствами возможно сконструировать современность наиболее разумно. Причём рациональность ультрамодернистов предполагает, что у любой проблемы может существовать только одно верное решение. Возникает парадокс: идеологи насильственной гетерархизации стремятся внедрить связи гомоархические, не предполагающие разного отношения между элементами. Совок пытался построить городское общество, организованное практически полностью гомоархически, и претерпел неудачу во многом именно потому, что городское общество естественным образом стремится к гетерархизации. Пока сохраняются реликтовые подходы из села, общество сможет так функционировать, но (скорее рано, чем поздно) следующие поколения предпочтут джинсы и рок-н-ролл.

Традиционалисты, несмотря на кажущуюся полярность по отношению к ультрамодернистам, тоже верят в рукотворность современности — только для них это плохо. Если ультрамодернисты хотят создавать благую современность, традиционалисты видят её злом от демонических сил (читай, ультрамодернистов). Соответственно, достаточно убрать их злую волю, и современность уйдёт сама собой, а мы вернёмся в волшебный мир примордиальной гомоархии. Почему этого тоже не произойдёт — мы уже рассматривали ранее. Нет никаких великанов-демонов современности, есть лишь ветряные мельницы, построенные людьми для вполне конкретных целей. Можно стать амишем и жить в общине на гужевой тяге, но подозреваю, что большинство традиционалистов не согласится переехать в ХVII век.

Именно поэтому стоит скептически относиться не только к тем, кто верит в построение современности, но и к тем, кто верит в возможность её откатить. И то, и другое приводит к экспериментаторской самодеятельности, которая в прошлом оборачивалась многочисленными человеческими жертвами. И нам с нашим ХХ веком для осмысления причин катастрофы неизбежно придётся отказаться от упрощающих мифов. В противном случае мы продолжим воспроизводить пропаганду столетней давности, так ничего и не поняв.

Ломающий утопию @stuffybadger — для Холархии.

Глубинные народы. Часть первая

Мало кто понимает значение термина «глубинный народ». Возможно, популяризировавший его Сурков решил специально набросить на вентилятор, создав фантастическую категорию потехи ради. С тех пор многие пытаются постичь глубинный народец, путаясь в категориях: для кого-то глубинным народом является он сам и его окружение — «обозримое большинство»; для кого-то это «кузьмичи», пьющие водку в гаражах; для кого-то — откровенно маргинальные и уголовные элементы; для кого-то — персонажи сказок, готовые кинуться на амбразуру за любой фантазм.

Попробуем подойти к вопросу с позиций эволюции. Эволюция не всегда предполагает усложнение, и в некоторых случаях — как с Homo vonnegutus, пережившим апокалипсис благодаря приспособлению к морской среде, — на передний план выходит соответствие окружающим условиям. Зафиксируем, как могли представлять глубинный народ его криэйторы и те, кому он был необходим для социологических опросов.

Известный нам вид глубинного народа, Homo talpidoidus, обитает на небольшой глубине и питается преимущественно корнеплодами, членистоногими и червями. Из-за такой диеты передать свои гены потомкам смогли особи с чувствительными тендриллами на рыльце, образующими звезду, мощными короткими лапками и длинными когтями, идеально подходящими для роющего образа жизни. Особи меньше своих предков, плохо слышат, в половозрелом возрасте подслеповаты. Их образ жизни влияет на ЦНС: редуцируется зрительная доля, большой объем коры расходует избыточную энергию и не нужен, однако увеличен задний мозг. Подобно многим роющим, данный вид образует семьи-колонии. Из-за плохого зрения, влекущего утрату письменности, значение для них имеет память, что указывает на почвенничество и культ устной истории. Однако благодаря глухим слушателям и шалостям рассказчиков в каждом пересказе история глубинного народа меняется, превращаясь в набор сказок и небылиц.

Как многие социальные животные, Homo talpidoidus стараются избежать инцеста и способствуют размножению самых сильных отпрысков. Поэтому для брачного ритуала молодой самец отправляется воровать у поверхностного народа яркие безделушки, необходимые, чтобы произвести впечатление на семью избранницы. После спаривания необходимость в зрении для представителей народца утрачивается совсем, что обеспечивает видимость моногамии. Хтоническая традиционная культура Homo talpidoidus не предполагает частной собственности — нажитое непосильным трудом сваливается в кучу, яростно оберегаемую членами семейства. Глубинный народ не жадный, он скорее территориальный. Не понимая назначения предметов, особи нередко используют их в рамках карго-культа. Стоит чему-то попасть в кучу, и отчуждение от нее этой вещи уже становится святотатством. Но размеры кучи стабильны, ведь все истлевает и портится.

Представители вида способны спариваться с поверхностным народом — такие гибриды сохраняют фертильность. Вставшие друг другу на плечи глубиноиды мало отличимы от обычного человека: их выдают узко посаженные глазки-бусинки, вытянутая мордочка и короткие, но загребущие конечности, скрытые за счет специальной обуви и рук-перчаток. Основная разница в психологии: хорошая память усиливает злопамятность и благодарность, а врожденный правовой нигилизм в сочетании с культурой кучи часто приводит гибридов на скамью подсудимых. Наиболее талантливые особи, унаследовавшие мозг не сильно меньше мозга Homo sapiens, формируют семьи-колонии на ответственных должностях, связанных с распределением благ.

Homo talpidoidus считается сельскохозяйственным вредителем и разносчиком срамных заболеваний, однако поверхностный народ учится с ним уживаться. Глубинный народ отлично справляется с добычей полезных ископаемых, которые обменивает на атрибуты роскоши для великой кучи. А неприхотливость и врожденный оптимизм делают глубинный народ незаменимым в социологических опросах.

Если уж и эти исторические описания врут, то кому тогда предназначался столь уничижительный термин — совсем непонятно.

Наблюдательный @greyshemes — для Холархии.

Иллюстрация — @makedatbold.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

В дополнение к глубинным народам: Культы червей

Бестиарий Холархии неумолимо расширяется. Мы уже говорили о межзвездных верблюдах, существах ужаса и нехватки, о самосмотрящем кино, о разумных интерфейсах, о котах апокалипсиса, об инстаженщинах из пробирки и много ком еще. На сей раз доблестный исследователь @greyshemes принял решение расшифровать древние письмена политологов из «Новой» и «Независимой» — после чего с ужасом записал явившиеся ему откровения о том, кто на самом деле скрывался за газетным обликом т.н. «глубинного народа». Я решил провести свое исследование — и правда оказалась куда горше. Теперь я почти уверен, что под личиной таинственных архитекторов дипстейта действовали... подземные ледяные черви.

Века назад из космоса на территорию будущей Московии было заброшено немало интересного. Мы не будем говорить о разумных красных звездах, о маленьких миньонах под брусчаткой и кровососущих дорогих пиджаках из ЦУМ. Мы вообще никогда не будем о них говорить. Но о червях говорить можно — черви тщеславны, они любят культы имени себя, любят большую политику и запутанные норы жестов, намерений и интерпретаций.

Общеизвестно, что примерно 63 червя вместе могут сложиться в фигуру одного среднего политолога. Этот самый политолог может годами шифроваться в публичном поле, продумывая очередные идеи развития страны, программные колонки в старейших изданиях и социальные акции помощи своему червеобществу. У каждой почетной червивой фигуры есть, как правило, свой культ — это и спикеры (червям трудно общаться с публикой), и копирайтеры (бескостными щуплами невозможно набирать тексты и создавать презентации в Кейноте), и даже специальный отдел червезаменителей (на случай, если фигура политолога выйдет из моды уже в этом сезоне — собираться в другую обычно дело времени).

Хороший культ червя может годами существовать в виде маленькой нкошки, медленно пожирая грантики и осваивая салатные листья идеологий. Кстати, черви очень любят смыслы — у них все вертится вокруг изобретения серьезных идей, метапроектов, креативных решений и прочих спасительных опций. Сказывается генетическая память: за тысячелетия в мерзлой земле черви от скуки научились имитировать высшую нервную деятельность и даже приобрели некое извращенное чувство юмора. Грызть снег порой бывает интересно, если добавить в это дело чуточку политики.

Возможно, не так давно культы червей в связи с изменившейся ситуацией начали гастролировать по другим странам, дабы искать там своих подземных собратьев. Если подумать, это объясняет очень многое — бескостное общество космополитов усиленно делает вид, что сеть их разветвленных мифотоннелей хоть сколь-нибудь соответствует реальной политике. Вслед за червями в культах появляются некроманты, вампиры и прочие дивные создания из подземных адов. Но вы и так знаете это слишком хорошо, поэтому перечислять их без нужды мы не будем.

Кстати, если кто-то думает, что великие тоннели метро являются памятником червивым культам — он ошибается. До червей тему качественных подземных дыр активно лоббировала еще более жуткая и скрытная сущность. Однако для ее исследования нужно будет покопаться в газетных подшивках девяностых — возможно, невидимый враг не успел подчистить все свидетельства до конца.

Исследующий политологию Червя @esxaton — для Холархии.

Иллюстрация — @makedatbold.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Фирменная глубинная кротовуха от @makedatbold.

Как правильно делить Летова — краткое введение в гробоведение

Во всем рунете есть только один спор бессмысленнее, чем срачи коммунистов с либертарианцами, беспощаднее, чем баталии секты Александра Панчина с противниками ГМО и ожесточеннее, чем диванные бои «зетовцев» со «славаукраинцами». Это спор о том, кому на самом деле принадлежит Егор Летов.

Обычно творчество Гражданской Обороны объединяет людей, становится точкой сборки для компаний с различными политическими и эстическими взглядами. Мол, да, ты совок, я правак, но ничего, мы оба любим Егора, пошли орать «винтовку» и «Все идет по плану». Но иногда, в самых запущенных и неизлечимых случаях, фанаты начинают Летова делить. И вот это уже правда страшно. В этот момент ты понимаешь, что люди друг друга действительно ненавидят.

Эталонный пример такой войны за ГрОбовое наследство представляет из себя ролик некого З. Прилепина под звучным названием «Тараканы, своровавшие Летова». Внутри стареющий нацбол двадцать минут подряд пытается забрать право гадать на Летове у Николая Солодникова, запрещает перепевать «Все как у людей» Нойзу, цитирует политические высказывания Егора и утверждает, что представить его на нынешних митингах совершенно невозможно.

Ответная риторика тоже совершенно прозрачна. «А до девяностых Летов со страшной гэбухой боролся, в лапы карательной психиатрии попадал и советскую власть ненавидел! Это он потом от горя с ума сошел и у вас в НБП оказался! И то в конце жизни каялся и жалел. Так что отдали нашего Егорку быстро, кому говорю!»

(Тут уместно было бы проанализировать текст «Мы лед», потому как песню эту все любят, но ее текст понимать упорно отказываются. Подсказка: вопрос «кто такие «они», не знающие, что такое боль и смерть?», имеет, как минимум, три ответа. А также рождает три конфликтующих интерпретации, две из которых делают дураками красных, а одна — либералов. Словом, да здравствует очередная битва плесени с липовым медом).

В этом локальном адке взаимной ненависти из рассмотрения постоянно выпадает поздний период творчества Летова. Он рассматривается сторонами не как ресурс, из которого можно достать очередной текстологический аргумент, но как приз, который достается при победе. Причины этого понятны: последние три альбома («Реанимация», «Долгая и счастливая жизнь», «Зачем снятся сны») наименее всего политизированы, а следовательно, беззащитны к апроприации. Идеологическая повседневность уходит из текстов, оставляя место откровенной мамлеевщине («Они наблюдают»), глубокой, метафорически переданной депрессии («Долгая и счастливая жизнь», «Вселенская большая любовь») и честной загробной психоделике («Реанимация», весь «Зачем снятся сны»). Кажется, не совру, если скажу, что фанаты нежнее всего любят именно поздний ГрОб.

Но все же использовать этот период в качестве аргументационной базы необходимо. Вот малоизвестная песня «Белые солдаты», в которой Летов откровенно сочувственно, по-отечески относится к тем самым белым солдатам — и даже называет их войну «обязательной». Несколько неожиданно для нарисованного Прилепиным краскона, правда? А мамлеевское влияние, несомненно, осталось от НБПшных времен, от общения с Дугиным и Лимоновым. Несколько неожиданного для «раскаявшегося» либерального Летова, правда?

Суть в том, что в третьем периоде своего творчества, пройдя антибольшевизм и краснокоричневость, уйдя глубоко в себя, разочаровавшись в революции (как либеральной, так и лимоновской), Летов, наконец, обратил этическое на службу эстетическому. И этот самый поздний Егор должен быть не призом, а общим знаменателем. Да, кому-то нравится «Мы лед», а кому-то «Пой, революция!» — но у нас одинаково есть «Снаружи всех измерений», каждый может найти себя в «Песне барсука» или «Реанимации». Наконец, каждому иногда хочется «переключить на черно-белый режим / и убивать, убивать, убивать, убивать».

Так что, господа, ответ на поставленный вопрос прост. Никак Летова делить не надо. Должно же нас вообще хоть что-нибудь объединять.

Ходящий по лесу меж слепых и ничтожных @svoi_shenok — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Вечное возвращение: исток пути Колобка. Часть первая

Колобок. Так ли прост этот комочек, который прокатывается по нашему детству, укореняясь в сознании, словно некое откровение? На просторах и помойках интернета много трактовок этого, без сомнения, великого произведения. Но мало кто знает, что известная детская сказка — суть самое настоящее антихристианское произведение, которое удивительно гармонично вплелось в русскую культуру. И, хоть «Колобок» и более уместен в контексте западной культуры, по неким причинам он попал не туда. Первое письменное упоминание «Колобка» — 1873 год. Только лишь через десять лет Фридрих Ницше напишет всем известное и опошленное «Bog umer (Гот ист тут)». Сначала я хотел назвать трактовку так: «Философия Ницше в «Колобке». Но теперь называю — «Философия Колобка в Ницше».

Для начала нужно примерно понять, где и как зародилась идея о Колобке. Скорее всего, это позднеславянский языческий миф, который появился, когда христианство на Западе и на Руси уже стало основной религией. Где-то в глубинах, может быть, в лабиринтах сибирских лесов некий старец, гений и пророк испытал откровение и рассказал его жителям деревни — зачав новый миф. Старик наверняка был потомком новгородцев, ведь дикий мафусаил конца XV или XVI века вполне мог сохранить некие знания о Риме из-за Русско-византийской войны. Старик и Старуха изначально могли носить имена славянских божеств, генеалогию которых старик возвел к Риму. Вполне вероятно, что новгородцы могли поклоняться божественным покровителям древних и великих городов, которые и породили их религиозный недуг. Позднее, конечно, четкость смыслов стерлась, ибо было бы странно, если б в православной среде выжил миф с запретными богами. Поэтому в целях самоцензуры население начало пренебрежительно называть Рим и Грецию Стариком и Старухой. Сказка стала намного примитивнее, однако суть никуда не делась — утонула, да, но не захлебнулась. 

И вот прошло несколько веков. Послание Западу в форме «Колобка» никак не выходило за пределы России, а к тому моменту, когда «Колобок» напечатался, это уже было не послание, а истинное прозрение для прочитавших. Напечатанный в 1873 году, он в течении почти десяти лет катился до Ницше, спустя сотни лет наконец достигнув цели. Пройдя через отчуждение, через коверканье, преодолев возможное забытье и потерю смыслов, послание обрело свое пристанище, отзеркалилось в культуру и философию через «Веселую науку», которую потом всем терпеливо постигать. Так давайте постигнем суть истока якобы ницшеанской идеи. 

Для начала стоит понимать, что Старик — это Греция, Старуха — Рим. В образе Старика сокрыты идеи Платона, Старик являет собой основу для христианского понимания божества, так же, как болото — основу для Петербурга. В лице старухи мы видим Рим, который дрожащими, стареющими руками на основе идей Деда создает и порождает Колобка — христианство, собранное со всех бедных окраин Империи. 

И вот Колобок покидает своих предков, своих создателей. Тут сразу же могут возникнуть неверные и глупые трактовки, мол, Колобок сам ушел от дедушки, от бабушки — но это ложь. Единственно истинной трактовкой ухода Колобка является то, что старик и старуха умерли. От старости, от голода. Самая прямая аллюзия на Римскую Империю в тексте — отсутствие муки. Рим славился пшеницей, поэтому нехватка муки отображает его упадок и падение. Исходя из этого, можно с уверенностью утверждать, что Колобок был создан, когда Римперия окончательно пала. Вот поэтому Колобок не может остаться в павшем доме — для молодой сущности (идеи) это невозможно, движение Колобка естественно и необоримо.

Продолжение следует.

Циклический @shizashiz — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

С Наступающим!

Две тысячи двадцать второй год. Он начинался с надеждой, что к концу подошла ковидная пора и хватит с нас «Болдинской осени» aka «в чумные времена великое искусство». Сейчас кааак вздохнём полной грудью! И вдохнули. И сразу закашлялись.

И сейчас, когда окна подмигивают гирляндами, а тьма наступает рано, люди ходят по улицам, укутавшись свиным гриппом, и поздравляют друг друга по старой привычке. «С Наступающим!»

Ох, чем бы оно на нас ни наступило (сочащимся щупальцем, гигантской пяткой, вычурным пальцем, тапком?), понятно, что это ОНО сильно изменилось в начале десятилетия.

Это уже не планы типа «с понедельника займусь спортом» и не надежды на повышенную зарплату или хотя бы новогоднее чудо. Это ожидание катастрофы — где в этот раз подломится? Ожидание ясности — похуже или получше? А как будет у меня? Но и от катастроф, которых было уже немало в этом тысячелетии, текущее отличается сильно.

Это не одиннадцатое сентября из начала века — бах, бум, ШОК, последствия. Скорее тягучий дёготь давно потерявшей вкус жвачки. Как баланда из галактической тюрьмы в сериале «Андор»: ешь, сколько влезет, но только лучший работник месяца в награду получит вкус для своей еды.

И единственный способ справиться — жить, как привычно. Рутина спасает — это вам любой покалеченный скажет. Природа всё так же красива, город всё так же тиранит, кредит сам себя не заплатит, доверие не вернётся.

Ощущение как у Лавкрафта: НАСТУПАЮЩЕЕ непознаваемо, сколько ни анализируй, а мыслью не обхватишь, не обнимешь, не сдержишь. Мы шушукаемся и что-то там себе чувствуем, а оно шагает, оно приближается.

Надеюсь, в прошлом году вы, как и пол-интернета, искали rule 34 на ту вампиршу из Resident Evil Village и писали комментарии в стиле: «О, наступи на меня, леди Димитреску!» Иначе, боюсь, в две тысячи двадцать третьем вам будет не по себе.

Поживём — увидим, да? Знаете, главное, что я прочувствовал в этом году — carpe diem. Необходимо ловить момент. Пока марширует будущее, у нас тут запланирована рыбалка на настоящее. Оказывается, оно того стоит.

С Настоящим, @bitnevpoet! — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Мы недооценили метафору Третьего Рима

Для начала давайте определимся: исторические аналогии — для слабаков. Ими пользуются либо в споре, когда легитимные аргументы кончились, а сказать что-то надо, либо в публицистике, когда необходимо пафосное художественное высказывание. Серьезной аргументационной силы за ними нет.

Однако, помимо влияния на мозги, заставляющего людей лезть в пушечные жерла ради сравнения их государства с чем-то древним и великим, такие метафоры имеют иной смысл — они крайне показательны. Если люди верят в некоторое сравнение, то, основываясь на нем, мы можем предсказать их образ мыслей и действий. Иначе говоря, вера в штамп — хороший диагноз.

Что же мы имеем в метафоре «Москва — третий Рим»? В нашем восприятии она маргинализирована — всякий представитель «креативного класса», будь он либерал или патриот, давно развенчал ее у себя в голове. Сделать это можно по-разному — можно принять тезис за сумасшедшие бредни средневекового монаха, можно в националистическом духе заявить, что эта концепция нужна для обоснования порабощения русского народа сторонней властью. Так мы отказываемся от анализа сути сказанного, ограничившись презрительным хмыканьем по отношению к высказывающим.

Высказывающие же, тем временем, успешно растиражировали метафору, что, судя по моим наблюдениям, сделало ее достаточно популярной в пресловутом глубинном народе. Поэтому полезно понять, что означает утверждение «Москва — третий Рим» по факту.

Редкая попытка анализа формулы «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать» сводится ее антиимперскими противниками к простой и известной всем мантре о вреде исторических аналогий и о несостоятельности связки «Москва — Рим». Хотя здесь разворачивается целое дискурсивное поле, мало кто пытается идти дальше — и зря.

Суть вот в чем. Римская империя — один из ключевых исторических мифов европейской культуры. Гигантская коллективная травма западной цивилизации — влияние которой доходит до большой политики начала двадцатого века как минимум. Уникальность империи по размеру и долголетию сделала ее распад немыслимым событием для современников и многих поколений потомков. Если даже Рим пал, то что ждет остальных? Как известно, суеверность христианского средневековья, конфликты англичан и французов, немецкая теория расового превосходства (не говоря уже про всю итальянскую историю) etc — в том числе следствия распада Римской Империи. Вся наша культура — личность тридцатилетнего человека с большой детской травмой. Дырой в политическом теле размером с павший Рим.

Абзац выше вроде бы состоит из совершенных банальностей. Да, конечно, всем это известно — но приложите послезнание к формуле «Москва — третий Рим». Крах Москвы (равно как и всего, что последует за ним), которого жаждет энная прослойка людей, приведет не только к куче локальных конфликтов, но и к долговечной коллективной травме. Битва за историческое наследие, соревнование ресентиментов, многовековой рубец на теле ВСЕЙ русскоязычной культуры, лишь приблизительно сопоставимый с раной от краха маленькой древней империи. Культурный удар размажет многих — в первую очередь тех, кому так хотелось вырвать кусок из тела Третьего Рима.

В конце концов, не так уж Москва и Рим непохожи. В конце концов, если люди действительно мыслят так, как говорят, то вообще все равно, похожи они или нет. Сознание определяет бытие, и химеры сознания порой обретают плоть, превращаясь в кошмар наяву.

Так что, вне зависимости от ваших этических взглядов, при мысли о крахе Третьего Рима поразмыслите и вот о чем. Если это случится, то кроме своих Аттилы и Алариха вас ждут: пара Барбаросс, десятка два Ричардов Львиное Сердце, несколько Мартинов Лютеров, свой межзвездный Колумб со своим межзвездным расовым угнетением. И да, как верх всего великолепия — свой локальный Гитлер через сколько-то веков. Эхо Рима накрыло европейский клочок земли — эхо Москвы накроет половину мира.

«Бойтесь своих желаний — они имеют последствия».

Предостерегающий @svoi_shenok — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Вечное возвращение: исток пути Колобка. Часть вторая

Перед анализом пути должно понять — почему Колобок круглый и зачем неуклонно катится вперед? В его круглости отражается античное представление о времени и традиционная цикличность (тут можно вспомнить хороводы Дугина); его неуклонное движение вперед — суть христианская концепция линейного времени. Впрочем, этот элемент сказки вполне очевиден.

И вот он пустился в путь. Заяц, волк да медведь — самые сложные элементы послания, дать некую истинную трактовку этим существам мне кажется затруднительным. Однако, скорее всего, все они отражают варварские верования, естественных языческих богов, которые на тропинке времени остаются позади рукотворного и единого. В этом также можно усмотреть метафору превосходства прогрессивного «монстра Франкенштейна» из идей над традиционным существованием живых организмов. И выходит так, что Колобок, с одной стороны, бесконечно движется к прогрессу, оставляя всех позади, но на самом деле все иначе — он отдаляется, уходит от понимания своей самости.

Не менее сложным является место, которое Колобок в своем стишке (возможно, он представляет собой гротескный образ Нового Завета, но это довольно-таки топорная трактовка) отводит тому, что были у него «дедушка и бабушка». С одной стороны, они первые, о ком упоминается, но ведь Колобок всесильное божество, в нем уже хранятся строки и словеса, которые он произнесет. Именно поэтому Старик и Старуха оказываются фактически заброшены в самый дальний угол реальности. Впрочем, не такой уж и самый. Исходя из данной трактовки стишка, можно понятнее раскрыть тему отдаления от самости — истоки, суть и детали сущности уходят на второй план, на размытый фон, заменяясь — даже тут критика Нового времени — бесконечным прогрессом, прогрессом фактически бездумным. Следствием античного толчка.

И вот — Лиса Убивающая, которая поедает Бога. Но почему же она не просто еще один языческий бог, а именно Сверхчеловек? Языческие боги, в отличие от сверхчеловека, опять-таки естественны. Они не преображают историю и бытийность — они, по сути дела, и есть бытийность. Или же им должно занимать в ней место, наполняя оную смыслами. Лиса же, то есть Сверхчеловек, задает новый путь развития или движения. У нее есть сила воли, воля к творению и преобразованию реальности. Акт убийства Бога есть некое творчество — в широком смысле сверхлиса, лисовек, сверхлисовек преображает мир ради себя, ради сиюминутной забавы.

И хитрый Ницше перенял эту идею. С одной стороны, жаль, что никто из русских мыслителей не усмотрел в «Колобке» то же самое, но послание, однако, дошло. Пускай поздно, но лучше так. В итоге «Колобок» оказал великое влияние на европейскую культуру. Понимать «Колобка» — значит понимать двадцатый век, современность и собственную бытийность.

Циклический @shizashiz — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Баночка: основы политического тульповодства

Многие склонны удивляться результатам социологических опросов, однако важно понимать, среди кого проводятся подобные исследования. Среди общей массы граждан, горожан, молодящихся пенсионеров, «глубинного народа» — или же политической тульпы, как основной опоры любых сверхцентрализующих процессов. Политическая тульпа — своего рода идеальный избиратель: ее формируют «все», «большинство», а также космонавты, физкультурники и трудящиеся, склонные самостоятельно и без каких-либо намеков сверху призывать к ограничению населения в правах и сокращению его доходов с одновременным расширением полномочий государственных органов.

Важно отличать тульпу от кротовухи: гибернирующий политкрот является представителем одного из множества глубинных народов в естественной среде обитания (спирте), в то время, как политическая тульпа — всего лишь говорящие маринованные блины. Масленица — идеальное время для приготовления политической тульпы, ведь растущая во время весеннего обострения тульпа обладает максимальной активностью.

Для приготовления политической тульпы требуются мука, молоко, яйца и обязательно соль. Соль — главный источник креативности политической тульпы. Ошибочно считать, что идеальным рецептом для основы политической тульпы являются русские блины: большинство методичек и темников на самом деле были разработаны под американские панкейки — более толстые и промасленные. Да и эти темники были за большие деньги скачаны с торрентов и следом переведены последователями Марии Спивак. Для маринада требуется заварка, достигающая крепости чифиря — она содержит необходимые дубильные вещества и позволяет раскрыть видение величия. Также нужен тщательно размешанный сахар и крепильный сок предыдущей политической тульпы, способствующий более быстрой адаптации тульпы новой.

Политическая тульпа обустраивается в трехлитровой банке, накрытой марлей, которая затем размещается в темном месте для минимизации контакта со средой. Очень важна самоизоляция политической тульпы — лишь полное предотвращение взаимодействия с окружающим миром делает ее доверчивой и лояльной тульповоду. Поэтому политическую тульпу издавна принято хранить в землянке, погребе или подвале — ведь это не какой-то там аполитичный чайный гриб или хипстерская комбуча, а важнейшая опора сверхцентрализованных моделей государства. Данная особенность позволяет ряду исследователей относить политическую тульпу к глубинным народам, наравне с Homo talpidoidus, когнитивными колониями червей и тоталитарными гномами. Однако это ошибка, политическая тульпа — гомункул в классическом виде, лишенный собственной культуры и мировоззрения.

Свойства политической тульпы напрямую зависят от ее выдержанности. К примеру, молодая политическая тульпа жизнерадостна, оптимистична и имеет легкий сладковатый вкус. Политическая тульпа средней выдержки терпка, хмура и склонна к консерватизму. Передержанная политическая тульпа начинает бродить и вонять: требует вернуть себе свой 37-ой, ввести талоны на Интернет (о существовании которого догадывается лишь под влиянием ноосферы), запретить все и посадить всех к себе в банку (начинают сказываться последствия одиночества). Конечно, некоторые экземпляры могут стремиться и к захвату мира. Такую тульпу уже нужно сливать, ведь ее сок вместо поддержания здоровья политического тульповода начинает вызывать словесную диарею.

Финальная стадия загнивания политической тульпы — разложение на плесень и липовый мед. На данном этапе политическая тульпа утрачивает веру в свое существование, и, как продукт собственного солипсизма, растворяется в небытии. Оставляя по себе лишь сок, пригодный для вскармливания новой политической тульпы.

Памятливый @greyshemes — для Холархии.

Иллюстрация — @makedatbold.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

О трагедии младооппозиционеров

В 2023 зумерский политдвиж выглядит хуже, чем комично. Он выглядит жалко. По одну сторону баррикад у нас тбилисские квир-коммуны, перешедшие на сорокинских размахов новояз и профессиональные активисты с Эха, через одного — то насильники, то как минимум серийные распространители дикпиков. По другую сторону баррикад Роберт «бей хохлов, а мне на фронт нельзя» Райт. Смотришь в эту бездну и понимаешь, что они вообще никогда не найдут общий язык — и, возможно, к лучшему. Потому что, если уж ЭТИ люди до чего-нибудь договорятся, то жди беды. Но ведь когда-то всё было по-другому, правда?

Давайте вспомним 2018 год. Навальный на пике, «НеДимон» выстрелил, и выстрелил так, как этого не ожидал никто. Все школы страны полыхают красным восклицательным знаком. Значки с ним носят на одежде, клеят на ноутбуки, ставят на аватарки. Герой всего празднества начинает строить настоящую медиаимперию: ролики, стримы, лайв-канал с Л. Соболь, штабы, канал штабов с Низовцевым. На той же волне под шумок делаются десятки карьер. Искренние оппозиционеры, украинские анонимы, авантюристы с нашистским прошлым, сразу две либертарианские партии России. В струю пытаются влиться блогеры и музыканты. Face, ещё не звёздный Моргенштерн, Николай, господи-прости, Соболев. Это был год, когда медийка поменялась до неузнаваемости. Казалось, горшочек будет варить вечно.

Надежды, как мы знаем, не оправдались. Большинство школьников, пришедших в оппозицию тогда, уже через пару лет либо перегорели к чертовой матери, либо ушли в какой-нибудь модный движ из нижнего интернета. Либо оба пункта сразу. Потом был второй прилив младонавальнистов и шевеления вокруг московского дела и поправок в Конституцию. Всё это массово уткнулось в прогнозы Каца по Белоруссии и в теорию удвоенного времени Майкла Наки. Младонавальнисты большей частью покинули сцену, уступив место третьей, самой экзальтированной волне — волне Навального Возвращённого. И она получила по носу — сначала сроком Навального, потом самолётом Протасевича и жуткими фейлами IT-отдела ФБК.

Вот и получилось, что от 2018 до сейчас, от весёлого и задорного «Димона» с коллекцией кроссовок до мрачного 2022, в политдвиже выжили только самые непробиваемые, самые упрямые, более других уверовавшие в истину, которую обрели. Те, кто был готов отдаться этой истине без остатка, забыв про существование реального мира вокруг.

Навальнист образца 2018 года — наивный ребёнок, убеждённый, что в России, в общем-то, всё легко поправить. Просто проблемная страна, только и всего. Если поддержать людей выступлением под звучным лозунгом «не врать и не воровать», то наука возродится, а социалка поднимется — да и там вообще не надо будет умирать. Это было немного глупо, но мило. И, если посмотреть на ситуацию глазами героя истории — абсолютно беспроблемно, какой бы ваша позиция ни была.

Политизированный зумер из 2022 — человек, наполучавший до тридцати коллективных травм эквивалентом в пять Болотных площадей. Этого кумира отравили, тот кумир предал, третий сошёл с ума и сделал истерику нормой речи. Захотел поменять сторону — не беда, всё будет только хуже! Сверху мудаки, справа договорняк, слева русорез, тому не верь — ЦИПсО, этому тем более не верь — ФСБ.

В общем, для честных ребят всего два выхода: либо схватить автомат и убивать всех подряд или поконч забыть про всю эту отвратительную муру и начать заниматься своей жизнью — либо же медленно, считая всё происходящее вокруг проигранной борьбой за правое дело, сходить с ума. Такой выбор.

Свидетель кризиса веры @svoi_shenok — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Вы СОВЕРШЕННО не понимаете сути политических режимов

Не важно, в РФ, или за рубежом. Современные политические режимы — не монархии прошлого, не продолжение армейской иерархии в мирное время. Современные политические режимы — не псевдоинтеллектуальные обсуждения в римском сенате. Современные политические режимы — не Людовик XIV, не Петр I, не Генрих VI. Современные политические режимы — место, где политики могут побыть чудовищами. Ужасными, бесчувственными, безразличными чудовищами, которыми они на самом деле и являются.

Я постоянно слышу от разных околополитных, что даже самый маленький протест или голосование за правильного кандидата приближает Русский Межгалактический Империум. Проголосовать по Смышленому Плебисциту за условного Егора Жукова (если кто вспомнит), выйти на очередное шатание за правду — и вроде бы постепенно, маленькими шагами, Русский Межгалактический Империум shall arrive from the future. Ваш вклад очень важен, мы вам перезвоним.

Как водится, это — полная фигня. Малые дела в политике не работают и не могут работать в принципе. Не только в России, кстати. Желтые жилеты во Франции, как и BLM в Штатах, тоже не работают декларированным образом. Современные политические режимы не просто устойчивы к этим формам протеста — они ПРОЦВЕТАЮТ с их помощью.

Методички Джина Шарпа (гори он в аду, скамерский кусок говна), книжки Че Гевары (то же самое, но вызывает меньше НЕНАВИСТИ, чем Шарп) про герилью — вся подобная литература написана для светлой коммунистической борьбы с монархиями. Мы же живем в мире победившего коммунизма, в котором марксистские методы прихода к власти уже были использованы теми, кто находится на пике сейчас (Швитой Запад), или предшествовавшими формациями (СССР).

Современные политические режимы эпохи победившего коммунизма основаны на управляемом хаосе. Как сказал бы Нассим Талеб, они являются антихрупкими — то есть получают выгоду из беспорядка. Невообразимо сложные законодательные системы, регуляции, описываемые сотнями томов документов, неформальные связи — богатая почва для развития хаотического поведения.

Создать энтропию проще, чем разрушить — очень легко постоять в одиночном пикете, отдать голос за оппозиционного кандидата, расклеить интересные стикеры и так далее. Мелкие шаги, порождающие хаос, доступны любителям уличной политики из народа. Однако самый профессиональный производитель хаоса — главенствующий режим, и играть с ним на его поле бесполезно. На любую твою попытку бороться с ним производством хаоса режим ответит созданием куда более масштабного хаоса — причем походя, даже не заметив твоих усилий.

В упорядоченной системе с иерархией есть четкий способ распределить всех по дихотомии «свой-чужой» и определить, кто кому приносит выгоду. В хаотической системе выгода распределяется в пользу (((ВСЕХ))). Либерахи вышли с шествием, а (((ОНИ))) смеются. Смышленый плебисцит выбрал кпрфовцев вместо единороссов, а (((ОНИ))) смеются, неопознанные летающие бутылки попадают в щиты — (((ОНИ))) опять смеются. (((ОНИ))) бездушно подпишутся под чем угодно, (((ИХ))) предпочтения не основаны на здравом смысле, бесцельные споры — (((ИХ))) стихия.

Производство хаоса в исполнении противников системы идет на пользу самой системе и только ей. Что же делать юному борцу за все хорошее? Посмотри, что делают все вокруг, и поступи наоборот. Разрушай энтропию. Найди высокооплачиваемую работу, обзаведись влиятельными друзьями, найди хорошего адвоката. Построй маленькую систему, которая оградит тебя от окружающей среды, которая позволит тебе не зависеть от режима — которая снизит ущерб, если режим вдруг решит тебя потрогать. Можешь начать с уборки в комнате.

Истребляющий хаос @biolapki — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Как создать психологическую RPG с нуля: история разработчика

Говорят, что игра начинается с идеи. На самом деле игры начинаются с людей, которые их делают. Нет смысла читать гайды или смотреть видео, если разработчик эмоционально не подготовлен к серьезным трудностям. А они обязательно будут, и человеческий фактор здесь остается ключевым. В странах СНГ много талантливых людей — надо только уметь искать их и вдохновлять. Так, однажды мы нашли человека, который был впечатлен закрытым тестом проекта и написал для нас целый побочный квест. Зачастую большие вещи складываются из малых. Знакомства, опыт — каждый шаг определяет, какой будет эта дорога.

Чему учиться, чтобы попасть в геймдев? Все уникально и зависит от вашего профиля и вашей личности. Ограничусь лишь советами по своему опыту. Для начала хорошенько подумайте, в чем вы хороши и какой талант хотели бы приложить к будущему проекту. В моем случае сложилось так, что до идеи создания психологической RPG я несколько лет работал главредом в одном молодежном медиа и снял пару коротких метров в качестве сценариста и продюсера. Первое позволило прокачаться в тексте, второе научило творить в большом коллективе творческих людей.

Наличие специализации важно, но правда в том, что практически в любом независимом проекте первое время вы будете заниматься «всем». Людей постоянно не хватает — приходится на лету осваивать новые инструменты и программы. Полезно научиться и терпению: задачи порой могут быть настолько монотонны, что каждая из них занимает несколько месяцев. Это изрядно корежит мозг изнутри; делать игру — точно смотреть на то, как растут волосы в реальном времени. За каждой итерацией, механикой, изменением кроются десятки часов работы и правок. Так что не лишним будет посвящать некоторое время профилактике выгорания.

Если вы руководитель проекта, вам предстоит научиться объяснять одно и то же несколько раз, с самых разных углов. Все объяснения должны быть взвешенными, профессиональными и как можно более емкими, потому что на совещании обсуждаются десятки задач. Эмоции тоже желательно приглушать — особенно в момент напряженных споров. Когда каждый в коллективе творит проект своей мечты, ставки растут, и сомнений появляется еще больше.

Если человек не справился с задачей, это в первую очередь вина системы и графика разработки. То есть вместо распространенного «почему все так плохо», я рекомендую проследить за пайплайном определенного аспекта и внимательно поискать трещины в цепочке. В 90% случаев виной всему плохо составленное техзадание. Если заранее продумывать до мелочей задачи для художников-программистов-сценаристов, не придется радикально править драфты, тратя драгоценные время и силы.

Передача видения — это искусство, которое лично мне придется осваивать до конца своей жизни. «Вот здесь должно быть так», — подобное утверждение может спокойно вырасти в недельную дискуссию о детерминизме и его роли в сценарии. Более того, нужно уметь передать видение проекта и потенциальным игрокам. Предстоит объяснять, чем ваша игра уникальна и хороша, а не просто петь ей осанну. Но это — отдельная тема для разговора об игровом маркетинге.

Наконец, нельзя забывать о наигранности. Мы с командой вместе и по отдельности прошли сотни проектов. Только наблюдая за качественными кейсами геймдизайна, можно создать что-то, подобное им. Тщательно перебрав пройденные игры, мы поняли, что сильнее всего в нас отзывается сайфай, а точнее — проблемы трансгуманизма и искусственного интеллекта. Здесь мы отсылаем к воздушному поцелую Soma, Detroit, к сериям Portal и Deus Ex. Поиграв в Disco Elysium, мы увидели, как можно сделать интересные текстовые механики и гипервариативные диалоги. Тысячи часов в Доте и CS не считаются наигранностью — для нас были важны сюжетные проекты.

О времени и деньгах, которые поглощает разработка, не стоит и говорить. Без ресурсов проект встанет на долгие годы — определите для себя, на какую дистанцию хватит ваших возможностей и какой минимум вы точно сможете претворить в жизнь.

Сценарист проекта @locus_equation — для Холархии.

От Набокова к Достоевскому

В набоковских лекциях по русской литературе более полусотни страниц посвящено ломанию копий о Достоевского. Один Великий прилагает колоссальные интеллектуальные усилия, чтобы любым способом унизить наследие другого. В ход идёт весь набоковский публицистический арсенал, но основных аргументов два. Первый — «Достоевский является простым автором детективных романов». Второй — «Достоевский описывает сломанных и ненормальных людей». Последнее для Набокова — чистый абсурд. Он насчитывает в книгах Фёдора Михайловича тринадцать душевнобольных персонажей и заключает: «Сомнительно, можно ли всерьёз говорить о «реализме» или «человеческом опыте» писателя, создавшего целую галерею неврастеников и душевнобольных».

Однако эти разнородные на первый взгляд обвинения в действительности говорят об одной сословно-поколенческой разнице. И в ней Владимир Владимирович, родившийся уже после смерти Фёдора Михайловича, внезапно оказывается защитником ценностей архаики.

Достоевский — человек городской. Прожил всё детство в Москве, ранние зрелые годы — в Петербурге. Имение его семья получила уже при его жизни, а после ранней смерти отца он там бывать перестал. Набоков, напротив, много времени проводил за городом, о чём можно почитать в полубиографической первой части «Защиты Лужина». Достоевский — выходец из совсем обедневшего дворянского рода, фактически — мещанин, разночинец. Набоков — представитель рода древнего и успешного, в котором все через одного — генералы и министры. Отсюда совершенно сословные неприязнь и непонимание Набоковым Достоевского, прекрасно проглядывающие через рецензию. Вот он описывает процесс петрашевцев: «Во время предварительного следствия он находился в Петропавловской крепости, где начальником был генерал Набоков, мой предок».

Отсюда, из этого различия, и проистекает вся неприязнь, которую Набоков пытается, но так и не может рационализировать. А два его аргумента — лишь приметы смены времени. Так, различение «высокой литературы» и «низкого жанра» уже для двадцатого века — традиция умирающая, архаическая. К моменту написания обсуждаемой рецензии релятивизм почти сожрал эту традицию, что Набоков признаёт отчасти и сам. Так, в начале заметки он ссылается на то, что не вся широкая публика сумеет понять, чем Достоевский хуже истинно высокого искусства. Похожee происходит с критикой в адрeс нeвротичности гeроeв Достовcкого.

Помещицкий дворянин Набоков, и во взрослой жизни живший в городе исключительно из нужды, не понаслышке знавший, что такое «общность», на описанное Достоевским «общество» смотрит, как на совершенно ирреальный бестиарий. Однако мы, невротики уже XXI века, в среднем ещё более ненормальные, чем наши предки, смотрим в книги Достоевского скорее как в зеркало. Вот так человек, проживший всю жизнь в веке двадцатом, в заочном споре с резидентом века девятнадцатого оказывается куда больше причастен к ценностям этого века, чем свой предшественник.

P.S. Признаться честно, автор сей заметки на полях битвы двух гигантов Достоевского не любит. С одной стороны, из-за собственного природного нонконформизма, а с другой — из-за ужасающего жизнеподобия текстов Фёдора Михайловича. Если проблема Набокова в том, что он не может представить себе князя Мышкина или Раскольникова как реальных людей, то моя проблема иная. Я слишком хорошо себе их представляю. И в каждой проститутке я узнаю исключительно Сонечку, а в каждом радикале — исключительно Раскольникова. И ведь это не меньшая, а куда большая проблема. Если ты ни разу не видел некоего персонажа, то ты читаешь книгу о нём, как книгу о марсианах. Мол, да, на жизнь непохоже, но интригует.

Но вот если каждый радикальненький студент вокруг тебя ведёт себя точь-в-точь, как Раскольников, разве что не доходя до убийства старухи — читать текст уже невозможно. От точности описанного хочется блевать, и сама собой закрадывается мысль — это не Достоевский нас предсказал, это мы его хорошо прочитали. Вот только вместо предостережения восприняли его строки, как руководство к действию.

Изучающий битвы бессмертных текстов @svoi_shenok — для Холархии.

Верования глубинных народов: Кот Баюн и Камышовый кот

Многие религии построены на дуалистическом противоборстве двух сущностей. Не являются исключением и хтонические верования глубинных народов. Так, одним из древнейших мифов, дошедших до нас, является мартовское противостояние Камышового кота и Кота Баюна.

По общему правилу, в подобных историях лейтмотивом идёт столкновение добра со злом, однако в данном случае всё несколько сложнее и скорее напоминает о чёрно-серой морали мира Вархаммера. Дело в том, что в политологической культуре когнитивных колоний червей Кот Баюн считается приспешником Жругра — демона сверхцентрализации и любых персоналистских форм подземной государственности. В этом кроется причина экзистенциальной борьбы: пророчества безумцев говорят, что в тёмный час, когда зло будет торжествовать, а надежда покинет этот мир, Камышовый кот вырастет до трёх метров и утащит Жругра в зубах. Он будет безжалостно кидаться им об стены, отпускать и ловить его мягкой, но когтистой лапкой.

Как следует из легенды имени, Кот Баюн (бахарь) вводит свою жертву либо в неимоверную тоску, объясняя ей, что всё тщетно и от нее ничего не зависит — либо же в сладкий сон, в грёзы о блаженстве недеяния и небытия. Убаюканная легокрылыми сказаниями, забывшая о своих мечтах, целях и способностях жертва становится лёгкой добычей для железных когтей зверя. Однако тому, кто сумеет поймать и приручить Кота Баюна, открывается бесконечное поле возможностей. Данную сущность отличает верность близким и своеобразная забота о тех, в ком он не видит добычу.

Камышовый кот же просто жирный и злой: он хочет, чтобы его оставили в покое и не любит непрошеных гостей на своем болоте. Это обычное, не слишком разумное животное. Оно не понимает категорий добра или зла, но отличается территориальностью. Своеобразная природная стихия, неприрученный Хаос — к тому же довольно пахучий.

С точки зрения философии, в данном противостоянии Кот Баюн символизирует насаждение покорности и подданичества. Или же, если его жертвы совсем расслабятся — внезапной и беспощадной утилизации таковых в соответствии с интересами его хозяина. Камышовый же кот — скорее символ приветливости и дружелюбия глубинных народов. Недаром он ненавидит вообще всех, за исключением камышовых людей. Нет, их он тоже ненавидит, но немножко меньше — к камышовым людям вообще привыкаешь.

Как сказано в пророчестве, на определённом витке спирали истории империя Жругра расширится вплоть до болота, где живёт Камышовый кот. Спасаясь от ужасной жизни при Величии, простые люди убегут в трясину, оставляя дома всё то, что невозможно унести с собою в руках. Такие путники не по нраву Камышовому коту — он их не звал. Однако, не обладая сладким голосом Кота Баюна, послать их в известном направлении он не способен. От обилия соседей Камышовый кот начнёт жиреть, злиться и увеличиваться в размерах, что повлияет на его гастрономические пристрастия. Теперь Камышовому коту не хватит уток, змей и лягушек — он будет способен утащить телёнка или собаку надзирателя, охраняющего счастливых жителей империи Жругра от рабства свободы.

В какой-то момент внимание Камышового кота привлечёт запах серы, исходящий из центра всей этой благодати. Это станет последней каплей — никто не вправе перебивать запах Камышового кота. И вот зверь Хаоса уже стремится отомстить обидчику, пробираясь реками и оврагами, портя мебель и оставляя шерсть везде, где пройдёт. Под знаком Рыб — небесного покровителя и продукта питания Камышового кота — тот достигает обители тёмноэфирного гиганта, реальный размер которого на самом деле не сильно больше мыши (всё остальное лишь шерстяная тень). И в самый трудный момент под окнами тёмной башни грянет битва между Котом Баюном и Камышовым котом. Эта битва и определит, какой будет следующая эпоха.

Прочитавший глубинные котовьи свитки @greyshemes — для Холархии.

О тёте с пучком замолвите слово

Некогда, в старшей школе, при подготовке к написанию части «С» недавно введённого на тот момент ЕГЭ по русскому языку, наша учительница наставляла нас: «Помните, что вас будет читать тётя с пучком». Ирония заключалась в том, что, несмотря на отсутствие пучка, учительница во многом сама была тётей с пучком. Прошло много лет, но феномен тёть-с-пучками и не думает исчезать, становясь в каких-то аспектах даже глубже и богаче, чем всем известный синдром вахтёра. Более, пожалуй, других феноменов он продолжает окрашивать нашу реальность, а кое-где — и определять её. Это явление пока что ждёт своего исследователя, и, несомненно, дождётся, после чего получит более академически приемлемое наименование. Здесь я лишь в общих чертах очерчу проблематику, а также продемонстрирую некоторые исследовательские направления, которые могли бы быть интересны нарождающемуся поколению русских социологов.

Кто же такая «тётя с пучком»? Это женщина средних лет, занимающаяся умственным, хотя и не экспертным трудом. Нахождение в браке и наличие детей варьируется, однако, как правило, есть и муж, и ребёнок (чаще всего — один). Ребёнок любим своеобразно, муж — ситуативно. В перспективе тётя с пучком превратится в театральную бабушку, но при этом с другой категорией — метротёткой — она обычно не пересекается. Тётя с пучком работает почти везде: в школах, в институтах, в госучреждениях, в бухгалтериях и в кадрах. Тётя с пучком аполитична и неидеологична, однако консервативна — в том смысле, что подозрительно относится к новому и инстинктивно выступает против всего, что считает неприличным. Нет более рьяного защитника морального облика и общественной нравственности, чем тётя с пучком. Можно даже сказать, что тётя с пучком — наше викторианское мещанство, наш, не побоюсь этого термина, средний класс. Она совершенно конформна почти во всём, но не дай Бог где-то случиться чему-то неприличному: письма гнева будут написаны, вотсап и вайбер будут взорваны, а мужья тётенек — опционально перемолоты бигудями.

Точно неизвестно, как так вышло, однако тёти с пучком — основной электорат в нашей стране. Именно они влияют на итоги выборов, а также определяют всё, что решается между этими выборами. Нам неизвестна точная причина подобного могущества, однако его следствия мы можем видеть ежедневно и повсеместно. Тёти с пучком учат ваших детей и выплачивают вам зарплату, они согласовывают благоустройство в вашем районе и лечат ваших родителей. Они везде, они повсюду, их совершенно невозможно в чём бы то ни было переубедить.

Собственно, единственный известный науке способ воздействия на эту популяцию (на данный момент) — поэтапное изменение того, что считается приличным. Это долгая, кропотливая работа, которая, ко всему прочему, должна оставаться незамеченной, ибо инстинктивный консерватизм тёти с пучком будет побуждать её отторгать всё новое. Поэтому любое нововведение нужно подавать как хорошо забытое старое. Однако всё равно необходимо избегать резких движений, так как в таком случае бдительная тётя с пучком точно заподозрит неладное. Перефразируя одного политика, явно, кстати, рассчитывавшего на поддержку тёть с пучками: если мы сами не будем двигать окно Овертона, это сделают за нас инструктора НАТО.

Труд тёть с пучками общественно необходим, часто низкооплачиваем, поэтому без них — никуда. Общество, лишённое тёть с пучками, встанет, но и с ними тоже приходится несладко. Когда-нибудь будет изобретён гуманный способ решения проблемы влияющего пучка, но для этого необходимо максимально точно изучить механизмы генезиса и функционирования этой страты. Пока же нам остаётся лишь мириться с их существованием, осознавая его, как неизбежный социологический факт. Будьте же добрее к тёте с пучком — она не виновата, что она такая.

Скрывающийся от бдительного пучка @stuffybadger — для Холархии.

Верования глубинных народов: гномы и коммунизм

Крошечные подземные жители существуют во многих преданиях, и, если во времена земледелия гномы еще помогали людям поверхности, то после промышленной революции и индустриализации они были вынуждены либо встроиться в новый мир, либо изолироваться и сформировать герметичную государственность. К концу XIX века гномы стран Западной Европы выродились в обычных поверхностников, однако в аграрных империях Восточной Европы волшебные карлики сохранились в изобилии.

Уже к тому времени малый народец понимал исходящую от капитализма угрозу своей культуре. Однако важнейшая трансформация глубинного народца началась лишь тогда, когда петроградским гномам удалось покрасть титульный лист и оглавление «Капитала» Карла Маркса у местных социалистов. Увидев портрет автора, гномы приняли Маркса за идейного собрата, после чего нарекли его «наземным гномом», и «дорогим Карлой» в знак глубокого почтения. Благодаря свойственному многим глубинным народам карго-культу, гномам приятно восхвалять чужака, чем-то похожего на них — поклоняться ему, нести дары и возводить памятники.

Проблема адаптации марксизма к гномской жизни заключалась в отсутствии у гномов протестантской культуры, вне которой построение идиллии коммунизма практически невозможно. Гномы действительно трудолюбивы, но мелочны, вороваты, сварливы и крайне скупы. Почвенническая адаптация идей марксизма на основании трех украденных страниц привела к косметическим изменениям социума, сохранив его хтонический глубинный традиционализм. Многие исследователи, пытаясь решить загадку строя гномов, называли его «красным», «коричневым» или «красно-коричневым».

И они не были правы. Гномы — фиолетовые.

Идея объединения трудящихся под властью Горного Короля заставила гномов сформировать экспедицию на поверхность. Однако, встретив наземных марксистов, гномы пришли в ярость. Эти леваки собирались построить мир без насилия, без Великой Книги Обид, без ломящихся от золота пещер. Да что там, без социальной иерархии, построенной на длине бороды! А ведь борода — ретранслятор, обеспечивающий связь с Камнем и подземным миром. Марксистская утопия поверхностного народа — суть ад в представлении гномов. Там нет железного кулака Горного Короля, в чьи подземные чертоги допущены лишь старейшины кланов, а каждый, кто моложе сотни лет, может лишиться бороды и прикрепленной к ней головы, лишь переступив порог. В чертогах царит порядок, всякий гном знает свое место, а проигравший в споре лишается жизни, потому как у гномов не бывает несогласного меньшинства. Рай на земле (уже оскорбление для глубинариев) в изложении поверхностных марксистов поверг в шок участников экспедиции. Каждому гному известно, что такие суждения — левацкая сказка для девочек. Девочек, согласно официальной статистике, у гномов нет: те, кто смеют в этом сомневаться, обязаны с рождения носить искусственную бороду. Официальная гномья культура единодушна — подземный народец презирает половую проблематику. И половые отношения заодно.

Итогом неудачной экспедиции стала смена образа Карлы Маркса. Непременным атрибутом вождя стал красный колпак, кончик которого необходимо было макать в кровь классовых врагов — ради поражения мирового империализма. Так как в отсутствие реальных классовых врагов в герметичном социуме убивать пришлось кого попало, в обществе активно распространилось доносительство и массовые расправы. В итоге прежде многочисленный народ сократился до горстки самых идейных гномов, допущенных в каменные залы благодаря длине своей бороды. Поскольку безбородые гномы, как идейно нестойкие, первыми попали под репрессии, Великое наследие подземного народца оказалось под угрозой — что спровоцировало новую экспедицию наверх.

Гномы ищут в поверхностном мире подобных себе — ныне они нашептывают свое учение спящим ночью. При этом они зачем-то расплетают колтуны в бороде и подкладывают в карманцы избранников кульки с окрошкой, холодцом и лакрицей. Воистину неприятный народец.

Гномофобный @greyshemes — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Нефы Тарковского

Что такое Ренессанс? Это точка невозвращения, эмансипация искусства от церкви, вторая античность, алхимизм Леонардо, духовная плоть Микеланджело, Большая Культура. Фильм «Ностальгия» — Андрей Арсеньевич, персонаж Янковского, приезжает на родину Ренессанса, где в случайной церквушке можно встретить Джотто или Пьерро делла Франческа. Он пишет книгу про эмигранта Сосновского, который боится возвращаться в Россию, однако страшно по ней тоскует, хотя знает: там ему придётся снова стать крепостным (письмо-сон в книге: статуи вместо людей).

Но Европы уже нет: реальность выцвела, храмы стоят без крыши, все мертвы (богачи с сигарой), а красавица с россетиевскими волосами не верит, не может стать на колени; каблуки звенят. Всё, что было, потрачено. Янковский-Андрей мучается, не может остаться, не может уехать, а от красот Италии его тошнит: «тоска по родине — давно разоблачённая морока». Но даже в сны про дом, про овчарку влезают итальянские лица...

А где-то в трущобах «Ностальгии», в межтекстурье бродит сумасшедший, блаженный Доменико (NB: играет бергмановский актёр Эрланд Юзефсон), который пытался спасти семью от апокалипсиса (конец уже наступил?), но их вытащили из подвала, а семью отобрали. Так он понял: спасать надо всех. Абсурдный поступок веры — внешне пустячный, но этими мелочами, молитвами, ритуалами (пройти сквозь дверь, хотя стены нет, всё утоплено, поросло мхом) держится мир. Юзефсон зеркалит Янковского, здесь только они могут поговорить и сойтись в этом жертвоприношении. Доменико произносит пространную, старомодно-гуманистическую речь (1+1=1), стоя на памятнике Марку Аврелию в центре Рима. Люди на лестнице расположены в совершенно ренессансной композиции, но их жизнь ушла, все цвета — мёртвые. Под «Оду к радости» (Девятая симфония Бетховена, четвёртая часть, стихи Шиллера: кусочек культуры, ставший гимном ООН) он сжигает себя, как это делал буддийский монах во Вьетнаме в знак протеста. Толпа безучастна (геометрия, композиция) — только бомж карнавально дублирует его смерть... Следом Янковский проносит свечу через опустошённый серный бассейн — схождение в инферно. Семь минут, один план, один дубль: плавный наплыв, с общего на средний, на крупный: драматургия хилого огонёчка, еле теплится, прячется за полой, нести-нести его, дойти свою Голгофу и встретить смерть. «Реквием» Верди, овчарка, идиллический дом, вписанный в колонны-нефы разбитого романского храма: падает снег, звучит «кумушки, любитеся».

Тезис «Тарковский снимал метафильм» я встречал не раз и не два, но никогда не слышал суждения «Тарковский строил храм». Выверенная симметрия семи полнометражных фильмов составляет композицию в романском стиле: каждый фильм — колонна, а между ними нефы с уходящими вглубь анфиладами. Притом фильмы зарифмованы между собой: симметрия складывается пополам. Два первых фильма сняты в ч/б, два последних — в блёклом, мёртвом цвете. Внешний метасвод «Иваново детство» — «Жертвоприношение»: война мировая — война ядерная, метафизическая. Пройти чуточку глубже — метасвод «Андрей Рублёв» — «Ностальгия»: начало Ренессанса — смерть Ренессанса; два Андрея; два взгляда в вечность, под колоколом и из храма-дома. Ещё несколько шагов — метасвод «Солярис» — «Сталкер»: фантастический, но скорее — космический; с одной стороны космичные водоросли и домашний космос, с другой — камерное углубление в себя, бессознательная комната, межтекстурье.

В самом же центре — на алтаре — лежит «Зеркало», через которое пролетает луч: из ч/б истории, из плёнки — в буйную богатую зелень. И — рассеяться, угасая в эсхатологии. Зеркало-икона, в которой отражается весь храм, вся Вселенная (слова Тарковского: «икона — способ медитации на тему Абсолюта») во всех моментах, интимных и исторических. ГЛАЗ — отражается тоже. Сцена, где Терехова продаёт золото соседке, а мальчик вдруг ВИДИТ себя в зеркале: и так странно... Сцена, где Терехова ВИДИТ себя старую во всех мучениях и радостях, но внутренне — тихо знает: у меня будет дитя. Фа-минорная прелюдия вечного возвращения домой. Звучит Бах.

Замерший в эсхатологическом ожидании @shelobey — для Холархии.

Шоссе «Керуак — Селин»

Роман «В дороге» Джека Керуака — это сумасшедший, безудержный поток, погоня за ТЕМ САМЫМ, которое никак не достать. Но есть то, что чётко отделяет битников от хиппарей (хотя где бы был весь последующий нью-эйдж без наших Dharma Bums?) — и это ДВИЖЕНИЕ. Хиппаны статичны: ленивое перемещение с джойнтом по пейзажу; огромная музыка — но не литература. Зачем она, если ты уже преисполнился?

С одной стороны, роман полон удивительной свободы, с другой — наполнен потребительством. Все они — Сал Парадайз (альтер-эго Керуака), Дин Мориарти, Эд Данкел, Чад Кинг — находятся в постоянном беге за едой, сном и женщинами (посмотрите, как часто Сал ест пирог и мороженое). Они жаждут дома, но вечно из него сбегают: Дин постоянно откладывает свои попытки найти отца, а Сал живёт с тётушкой и видит диккенсовскую мать из прошлой жизни. Сбежать в дорогу, потом жениться, осесть, работать-работать, внезапно купить на все отложенные деньги машину — и через всю страну на восток, жениться ещё раз, получить от бывшей развод, завести детей и опять сбежать на запад. В этом весь Дин. Сал спокойней, умеренней: найти рай в мексиканском борделе, рассмотреть в глазах индианки сотворение мира, споткнуться о сатори на пятьдесят седьмой авеню. Может, он и хотел бы быть как Дин, но — нет.

И крайне важное отличие — Сал разBEAT, но он пишет, он фиксирует окружающую реальность. В это время Дин теряет свой язык, рассыпаясь в «да, да! — ууу! — вау! — Арканзас, ехать на поезде, да! — играл на флейте — послушайте, нет, послушайте! — да, да, да! — карты, с ребятами на грязной доске — выдул картофельное соло — для моряков». И у Дина Сал берёт словечки, о Дине Сал постоянно думает: это странное братство-двойничество.

Делёз-Гваттари пишут, что Керуак шизофренически растекается, а Селин —  параноидально фашиствует. Отчасти да, отчасти нет. Когда герой Селина, Бардамю, видит колонну, идущую на войну — он без раздумий сбегает в сюрреалистические воды дезертирства до Африки малярийным гниением разложения на галере в Америку город машин притворяющийся дурдомом. Однако это не антисемитизм, который вменяли Селину на суде (он писал памфлеты, но он же и укрывал при Виши друзей-евреев) — это чистый поток мизантропии. Начиная со «Смерти в кредит» с этим неизменным восклицательным знаком и двумя точками!.. в конце обрывисто-бесконечного предложения!... Кот Бебер (да и вообще любые животные) Селину ближе любых зигмарингенских генералов и парижских нищих.

Если для Селина проблему может решить только атомная бомба, то Керуак скорее воспевает грустную красоту (сколько в романе вставок со словом «грустно»?) собственного разочарования. Он не предлагает альтернативы берроузовской аннигиляции или анти-капитализма (сцена из «В дороге», где они с тётей покупают холодильник — первый в семье). Керуак — производная от современности. Он зависит от денег, от машин, от городов — от этих точек A, B, C, без которых нет ничего, — но он же и расшвыривает их своим ДВИЖЕНИЕМ. Приехать, чтобы снова уехать куда-то ещё. Вместо навязанных институций и механоидных моделей Керуак воспевает особый тип потребления: свободно текущее Желание, бегущее по новым дорожным артериям.

Стоящий на трассе с протянутой рукой @shelobey — для Холархии.

От архаики к постмодерну. Часть первая — контроль

Ранее в цикле «Традиция и модерн» я рассматривал различия между способами институциональной организации, которые обозначаются понятиями «традиция» и «современность». Я исходил из того, что эти различия порождены, в первую очередь, когнитивными ограничениями человеческого мозга, а также технологическими и социо-экономическими стимулами. В стороне остался, однако, достаточно важный момент, а именно — связка между технологией и способом организации.

Когда-то очень давно я с большим интересом слушал дугинский цикл «Социология постмодерна», где выстраивалась последовательность развития человеческого общества «Архаика — Традиция — Модерн — Постмодерн». В предложенной Дугиным схеме меня больше всего волновало то, что переход от одного к другому никак не объясняется. Вот была Традиция, была — а потом бац! и начинается Современность. Иногда Дугин намекал на то, что сознательная «профанация сакрального» проводится какими-то нехорошими людьми. Тем не менее, так как лекции записывались в МГУ, розенкрейцеры с ящерами, кажется, ни разу упомянуты не были.

Меня дугинский подход не совсем устраивал, потому что, на мой взгляд, подобная схема ничего сама по себе не объясняет. Как и в случае с цивилизационным подходом, если нет хотя бы гипотезы о том, какие факторы влияют на формирование одного или другого типа, вся типология перестаёт быть информативной. Поэтому, даже взяв за основу типологию Дугина, нужно попытаться понять, почему происходит переход от одного типа к другому.

Здесь нам на выручку приходит понятие контроля. Для цельности суждения мы будем рассматривать контроль, как степень коллективной власти человека над окружающей средой. Мы рассматриваем именно коллектив, потому что человек занимается преобразовательной деятельностью совместно с другими членами общества. Нас интересует, в какой мере любая отдельно взятая община способна изменять среду, в которой она себя формирует. Уровень контроля определяет, какие психологические механизмы адаптации к окружающей реальности будут превалировать в обществе.

Итак, что можно сказать о переходе от архаичного общества к традиционному? Их редко разделяют, но есть ощущение, что деление Дугина в целом верно. Как минимум по одному внешнему признаку архаику можно отличить от традиции — таким признаком является наличие в обществе религии с письменностью. Общества, которые обозначаются, как архаичные, характеризуются анимизмом и шаманизмом — проще говоря, неорганизованными верованиями. Зарождение же институциональной религии относят где-то к X — VIII тысячелетиям до н.э. Это совпадает с примерной датировкой т.н. «неолитической революции» — то есть с переходом от присваивающего хозяйства к производящему. Производящее хозяйство сделало рацион питания более скудным, однако банально увеличило количество еды, которое с достаточной долей уверенности можно было добыть. Начинают появляться города и ремесленники, чьё пропитание в меньшей степени зависит от везения, и в большей — от их собственных действий.

В этом случае неудивительно, что монотеистические религии возникают и распространяются в первую очередь в городах — ведь монотеизм отличается более высоким уровнем абстракции, и, как следствие, более высоким уровнем персональной ответственности, предполагающим большую степень контроля. Отношения человека со средой, таким образом, гетерархизируются: там, где раньше человек мог взаимодействовать со средой только одним способом, он теперь может выбирать — пусть и не до конца осознавая последствия того или иного выбора. При этом, однако, большая часть населения всё ещё занята в сельском хозяйстве и подвластна капризам стихий, что не позволяет говорить о полной гетерархизации.

На мой взгляд, именно отсюда берёт своё начало теологический спор о том, что первично для спасения: деяния или вера. Иронично, что якобы архаичный католицизм был с точки зрения понятия контроля более современным, отстаивая возможность спасения через деяния, чем кажущийся более «модерновым» протестантизм.

Между ремесленником и розенкрейцером, @stuffybadger — для Холархии.