Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть первая
Последний месяц стал для многих временем осмысления и переосмысления. Из телеграм-каналов в осеннюю реальность нескончаемым потоком несётся истерика, военкоры отчаянно примеряют на себя роль Милюкова, а жизнь так и продолжает течь своим чередом среди опадающей листвы и серого неба. Нехорошие ассоциации с 1916 годом уже стали общим местом, при этом суть исторического момента трактуется каждым по-своему. Дугинисты последовательны в своей эсхатологическом противостоянии модерну; им оппонирует Ольшанский, текст которого расползся по интернету с невероятной скоростью. Где-то посередине мечется Чадаев со своей лекцией о современности, которая в своё время вызвала у меня немало возражений.
Недавно мне попался пост одного юноши, призывавшего отправить «метастазы модерна… в утиль». Звучит красиво, возвращение к Традиции (непременно с большой буквы), всё такое. К сожалению, за подобными призывами стоит глубокое непонимание природы современности, тем более удивительное, что природа эта довольно проста, если взглянуть на неё без ангажированности.
Начнём немного издалека: любое человеческое общество организовано тем или иным способом, и социально значимая активность невозможна без организации. Современные антропологи выделяют два способа социальной организации: гомоархический и гетерархический. Гомоархия предполагает взаимодействие элементов системы одним и только одним способом, гетерархия же позволяет элементам вступать в различные отношения друг с другом — или не вступать в отношения вообще. В чистом виде гомоархии и гетерархии встречаются крайне редко: чаще всего общества и институты находятся где-то между, ближе к одной или к другой форме. До сих пор точно не установлено, что именно определяет превалирующий тип социальной организации, на данный момент определяющим фактором считается структура семьи.
На мой взгляд, в конечном итоге всё упирается в когнитивный лимит Робина Данбара. Этот лимит обуславливает потребность отвергания постоянных отношений между людьми при высокой плотности населения (когда людей слишком много, мозг просто не может вместить большее количество социальных взаимодействий), и наоборот, противоположные стремления при плотности низкой. Однако, как мне справедливо заметил один исследователь социальных структур, абсолютизировать какой-то один фактор не стоит.
Если взглянуть отстранённо на нашу современность, можно заметить, что сейчас преобладают гетерархические формы организации. Раньше же, соответственно, преобладали гомоархические формы. Иными словами, с точки зрения социальной организации гетерархизация и есть модернизация. Если вывести из пассажа выше тезис о том, что способ организации обуславливается экзогенными факторами, можно заключить, что модернизация — процесс объективный, и, при сохранении определённых условий, неизбежный. Он развивается в определённом темпе при наличии определённых условий, которые слабо подвержены осознанной активности человека, при этом в значительной мере эту активность определяя и оформляя.
Продолжение следует.
Отвергающий критику социального @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Последний месяц стал для многих временем осмысления и переосмысления. Из телеграм-каналов в осеннюю реальность нескончаемым потоком несётся истерика, военкоры отчаянно примеряют на себя роль Милюкова, а жизнь так и продолжает течь своим чередом среди опадающей листвы и серого неба. Нехорошие ассоциации с 1916 годом уже стали общим местом, при этом суть исторического момента трактуется каждым по-своему. Дугинисты последовательны в своей эсхатологическом противостоянии модерну; им оппонирует Ольшанский, текст которого расползся по интернету с невероятной скоростью. Где-то посередине мечется Чадаев со своей лекцией о современности, которая в своё время вызвала у меня немало возражений.
Недавно мне попался пост одного юноши, призывавшего отправить «метастазы модерна… в утиль». Звучит красиво, возвращение к Традиции (непременно с большой буквы), всё такое. К сожалению, за подобными призывами стоит глубокое непонимание природы современности, тем более удивительное, что природа эта довольно проста, если взглянуть на неё без ангажированности.
Начнём немного издалека: любое человеческое общество организовано тем или иным способом, и социально значимая активность невозможна без организации. Современные антропологи выделяют два способа социальной организации: гомоархический и гетерархический. Гомоархия предполагает взаимодействие элементов системы одним и только одним способом, гетерархия же позволяет элементам вступать в различные отношения друг с другом — или не вступать в отношения вообще. В чистом виде гомоархии и гетерархии встречаются крайне редко: чаще всего общества и институты находятся где-то между, ближе к одной или к другой форме. До сих пор точно не установлено, что именно определяет превалирующий тип социальной организации, на данный момент определяющим фактором считается структура семьи.
На мой взгляд, в конечном итоге всё упирается в когнитивный лимит Робина Данбара. Этот лимит обуславливает потребность отвергания постоянных отношений между людьми при высокой плотности населения (когда людей слишком много, мозг просто не может вместить большее количество социальных взаимодействий), и наоборот, противоположные стремления при плотности низкой. Однако, как мне справедливо заметил один исследователь социальных структур, абсолютизировать какой-то один фактор не стоит.
Если взглянуть отстранённо на нашу современность, можно заметить, что сейчас преобладают гетерархические формы организации. Раньше же, соответственно, преобладали гомоархические формы. Иными словами, с точки зрения социальной организации гетерархизация и есть модернизация. Если вывести из пассажа выше тезис о том, что способ организации обуславливается экзогенными факторами, можно заключить, что модернизация — процесс объективный, и, при сохранении определённых условий, неизбежный. Он развивается в определённом темпе при наличии определённых условий, которые слабо подвержены осознанной активности человека, при этом в значительной мере эту активность определяя и оформляя.
Продолжение следует.
Отвергающий критику социального @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть вторая
Таким образом, борьба против современности буквально являет собой борьбу с ветряными мельницами как попытку противостоять технологическому ландшафту. Те, кто хотят одержать победу над модерном, очевидно, думают, что могут высечь море за неповиновение. Можно попробовать, но кроме психологического удовлетворения это мало что даст. Море останется там же и всё так же будет подчиняться своим законам, а не человеческой прихоти. Современность — это наша социо-технологическая реальность, и по этой причине остаётся только искать способы приспособления к ней.
Поэтому же, вопреки Чадаеву, не существует реальных «владельцев» современности за пределами сознания тех, кто таковыми себя считает. Право на землю существует постольку, поскольку это право соблюдается, патенты существуют постольку, поскольку их признаёт государство — так и здесь. Есть общества, вставшие раньше других на путь гетерархизации своих институтов, и они лучше приспособлены к жизни в гетерархизирующемся мире, что логично. Можно ли сказать, что такие общества становятся источниками гетерархизации, и даже источниками современности? Только в том случае, если все остальные с этим согласны.
«Альтернативную современность» же построить невозможно, поскольку, как испытали мы на своём опыте в прошлом веке, современность вообще не строится. Она происходит.
Самая главная работа, таким образом, должна произойти в наших головах. Мы должны научиться видеть суть нашей современности и её неизбежность, а также ложность посылов различных фигляров, продающих нам зарытый клад в Стране дураков — как импортного, так и отечественного производства. Пока весь совокупный опыт, и наш, и зарубежный, видится нам не собственно опытом, а руководством к действию, мы будем продолжать наступать на все старые грабли, которые только сможем отрыть.
Отвергающий критику социального @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Таким образом, борьба против современности буквально являет собой борьбу с ветряными мельницами как попытку противостоять технологическому ландшафту. Те, кто хотят одержать победу над модерном, очевидно, думают, что могут высечь море за неповиновение. Можно попробовать, но кроме психологического удовлетворения это мало что даст. Море останется там же и всё так же будет подчиняться своим законам, а не человеческой прихоти. Современность — это наша социо-технологическая реальность, и по этой причине остаётся только искать способы приспособления к ней.
Поэтому же, вопреки Чадаеву, не существует реальных «владельцев» современности за пределами сознания тех, кто таковыми себя считает. Право на землю существует постольку, поскольку это право соблюдается, патенты существуют постольку, поскольку их признаёт государство — так и здесь. Есть общества, вставшие раньше других на путь гетерархизации своих институтов, и они лучше приспособлены к жизни в гетерархизирующемся мире, что логично. Можно ли сказать, что такие общества становятся источниками гетерархизации, и даже источниками современности? Только в том случае, если все остальные с этим согласны.
«Альтернативную современность» же построить невозможно, поскольку, как испытали мы на своём опыте в прошлом веке, современность вообще не строится. Она происходит.
Самая главная работа, таким образом, должна произойти в наших головах. Мы должны научиться видеть суть нашей современности и её неизбежность, а также ложность посылов различных фигляров, продающих нам зарытый клад в Стране дураков — как импортного, так и отечественного производства. Пока весь совокупный опыт, и наш, и зарубежный, видится нам не собственно опытом, а руководством к действию, мы будем продолжать наступать на все старые грабли, которые только сможем отрыть.
Отвергающий критику социального @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Любовь и доппельгангеры «Наследницы по прямой». Часть первая
Раскидистые тени деревьев и душистых кустарников, музыка волн, обдуваемая семью ветрами и горячая от зноя руина пепельного цвета. Юношеско-прикладные фильмы Сергея Соловьёва всегда отличались физическим повествованием: явления и места расширяются благодаря внимательному киноглазу оператора, раскрываясь по ходу фильма и за его пределами. В «Наследнице по прямой» у каждого пространства есть свой доппельгангер, и неважно, где именно: в Одессе, Ленинграде или Новокузнецке. Сердце щемит одинаково, как по нотам Исаака Шварца.
Тринадцатилетняя Женя (Татьяна Ковшова) желает во всём дойти до самой сути. Её прямолинейность по отношению к окружающим можно объяснить безоговорочным доверием к тексту «Евгения Онегина»: она привыкла по нему гадать, и каждое сердечное негодование рифмуется с пушкинскими строками. Мир был промыт и доступен, но бойкий родственник из Москвы (Игорь Нефёдов), седьмая вода на киселе, приносит смуту и бросает камень в чужой огород — как в прямом, так и в переносном смысле этого слова.
Персонажи-дети в кино до поры до времени были беспомощными. В голливудских мелодрамах 1940-х они служили, скорее, украшением консервативных семей, в послевоенных немецких хаймат-фильмах — по инерции строили козни против более благоразумных взрослых, в европейском эксплуатационном кино — умирали первыми. В героине Сергея Соловьёва мандельштамовское наивное соединилось с чернокотёнковским настороженным и осмысленным.
«Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Всё большое далёко развеять,
Из глубокой печали восстать».
Гость не разделяет любовь к поэзии и заводить дружбу не спешит, но избежать словесных баталий не в бровь, а в глаз ему не удастся. Женя вооружена крупнокалиберным словом: «один-ноль... один-один... два-один». Когда Володя начинает тяготеть к Валерии (Татьяна Друбич), крепость присказки, приближающей к настоящести, становится очевидна.
Так кто они — Володя и Валерия? Он — поклонник здорового образа жизни, деловитый счетовод, потенциальный предприниматель. Примет времени ему не занимать. Она — пошлая певичка на декадентском изломе, где всё скучно и грустно, адептка культа сигареты и бульварного романа на французском языке. Что станет с их прилежными забавами в начале 90-х? Ответ ясен. Женька, в то же время, признаёт в себе всё, но ей не скучно, и тем она сильнее. «Юная преступница, но кончается всё хорошо».
Продолжение следует.
Изучающая карты прошедших пространств @vid_na_dobro — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Раскидистые тени деревьев и душистых кустарников, музыка волн, обдуваемая семью ветрами и горячая от зноя руина пепельного цвета. Юношеско-прикладные фильмы Сергея Соловьёва всегда отличались физическим повествованием: явления и места расширяются благодаря внимательному киноглазу оператора, раскрываясь по ходу фильма и за его пределами. В «Наследнице по прямой» у каждого пространства есть свой доппельгангер, и неважно, где именно: в Одессе, Ленинграде или Новокузнецке. Сердце щемит одинаково, как по нотам Исаака Шварца.
Тринадцатилетняя Женя (Татьяна Ковшова) желает во всём дойти до самой сути. Её прямолинейность по отношению к окружающим можно объяснить безоговорочным доверием к тексту «Евгения Онегина»: она привыкла по нему гадать, и каждое сердечное негодование рифмуется с пушкинскими строками. Мир был промыт и доступен, но бойкий родственник из Москвы (Игорь Нефёдов), седьмая вода на киселе, приносит смуту и бросает камень в чужой огород — как в прямом, так и в переносном смысле этого слова.
Персонажи-дети в кино до поры до времени были беспомощными. В голливудских мелодрамах 1940-х они служили, скорее, украшением консервативных семей, в послевоенных немецких хаймат-фильмах — по инерции строили козни против более благоразумных взрослых, в европейском эксплуатационном кино — умирали первыми. В героине Сергея Соловьёва мандельштамовское наивное соединилось с чернокотёнковским настороженным и осмысленным.
«Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Всё большое далёко развеять,
Из глубокой печали восстать».
Гость не разделяет любовь к поэзии и заводить дружбу не спешит, но избежать словесных баталий не в бровь, а в глаз ему не удастся. Женя вооружена крупнокалиберным словом: «один-ноль... один-один... два-один». Когда Володя начинает тяготеть к Валерии (Татьяна Друбич), крепость присказки, приближающей к настоящести, становится очевидна.
Так кто они — Володя и Валерия? Он — поклонник здорового образа жизни, деловитый счетовод, потенциальный предприниматель. Примет времени ему не занимать. Она — пошлая певичка на декадентском изломе, где всё скучно и грустно, адептка культа сигареты и бульварного романа на французском языке. Что станет с их прилежными забавами в начале 90-х? Ответ ясен. Женька, в то же время, признаёт в себе всё, но ей не скучно, и тем она сильнее. «Юная преступница, но кончается всё хорошо».
Продолжение следует.
Изучающая карты прошедших пространств @vid_na_dobro — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Любовь и доппельгангеры «Наследницы по прямой». Часть вторая
Серия детских детективов «Чёрный котёнок» была упомянута неспроста. Охочая до сокровенных тайн Женя будто выскользнула из книги с эмблемой котёнка в лихо заломленной кепочке на обложке. В «Наследнице по прямой» нет очевидного криминала, но разворовать «рассвет едва-едва, с первым трамваем» и подарить другой девчонке ради мнимого признания — разве это не преступление?
Воспоминания о несбывшемся прошлом, пыль в прожилках бумажных писем, выстраданная курением крепких сигарет из киоска мудрость — всё это составляет Женькин театр памяти, где преданный зритель умеет держать язык за зубами. Женя не нуждается в признании, её скорее интересует человеческое достоинство, но оно было украдено всё теми же Володей и Валерией. В поисках утраченного Женя преследует молодых людей по пятам и юродствует, вызывая недоумение у окружающих. Для многих лучшая защита — это нападение, и Женьке проще обрить голову, покривляться в сшитом на скорую руку платье из шторы, замахнуться на уничтожение подмостков своего театра памяти, уже знакомой руины, только чтобы ни мать, ни отец, ни заезжий молодец не забрали её силой.
Ещё один по-чернокотёнковски неочевидный символ времени — тяга к позабытому фольклорному наследию (не путать с искусственно изобретённой и насквозь водевильной советской эстрадой). Жене вовсе не любопытно, как там, снаружи — восторженного придыхания не случится. Просторы и тесные подворотни родных краёв вызывают больший интерес: да, малая родина, но при отстаивании её малой кровью не обойтись. Руина тем временем взрывается, полыхает, лаская тишь воды шероховатостью огней. Как Пушкин (Сергей Шакуров) читает Жене о своём, так она говорит загадками и сама же их разгадывает. Это не пустой трёп — это ода окружающим деклассированным элементам.
А может, и не было зачарованного родства с Александром Сергеевичем и причудливого рассвета в дверях первого трамвая? Может быть, но Женя сильна, когда разрешает этому театру быть чем-то или кем-то в глазах посторонних. Тем плоше наблюдать за погорельцем Володей с дырой в кармане. Ни классной девочки Валерии, ни ларца со словарным наследством в придачу. Без помощи Жени он больше ничего не построит, по крайней мере, в ближайшее время. Ведь ворованное добро, как известно, впрок не идёт.
Изучающая карты прошедших пространств @vid_na_dobro — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Серия детских детективов «Чёрный котёнок» была упомянута неспроста. Охочая до сокровенных тайн Женя будто выскользнула из книги с эмблемой котёнка в лихо заломленной кепочке на обложке. В «Наследнице по прямой» нет очевидного криминала, но разворовать «рассвет едва-едва, с первым трамваем» и подарить другой девчонке ради мнимого признания — разве это не преступление?
Воспоминания о несбывшемся прошлом, пыль в прожилках бумажных писем, выстраданная курением крепких сигарет из киоска мудрость — всё это составляет Женькин театр памяти, где преданный зритель умеет держать язык за зубами. Женя не нуждается в признании, её скорее интересует человеческое достоинство, но оно было украдено всё теми же Володей и Валерией. В поисках утраченного Женя преследует молодых людей по пятам и юродствует, вызывая недоумение у окружающих. Для многих лучшая защита — это нападение, и Женьке проще обрить голову, покривляться в сшитом на скорую руку платье из шторы, замахнуться на уничтожение подмостков своего театра памяти, уже знакомой руины, только чтобы ни мать, ни отец, ни заезжий молодец не забрали её силой.
Ещё один по-чернокотёнковски неочевидный символ времени — тяга к позабытому фольклорному наследию (не путать с искусственно изобретённой и насквозь водевильной советской эстрадой). Жене вовсе не любопытно, как там, снаружи — восторженного придыхания не случится. Просторы и тесные подворотни родных краёв вызывают больший интерес: да, малая родина, но при отстаивании её малой кровью не обойтись. Руина тем временем взрывается, полыхает, лаская тишь воды шероховатостью огней. Как Пушкин (Сергей Шакуров) читает Жене о своём, так она говорит загадками и сама же их разгадывает. Это не пустой трёп — это ода окружающим деклассированным элементам.
А может, и не было зачарованного родства с Александром Сергеевичем и причудливого рассвета в дверях первого трамвая? Может быть, но Женя сильна, когда разрешает этому театру быть чем-то или кем-то в глазах посторонних. Тем плоше наблюдать за погорельцем Володей с дырой в кармане. Ни классной девочки Валерии, ни ларца со словарным наследством в придачу. Без помощи Жени он больше ничего не построит, по крайней мере, в ближайшее время. Ведь ворованное добро, как известно, впрок не идёт.
Изучающая карты прошедших пространств @vid_na_dobro — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть третья
Всё социальное неизбежно антропологично. Общество, создаваемое человеком, создаётся в первую очередь его мозгом, причём теми его частями, которые он особо-то и не осознаёт. Поэтому для анализа общественных явлений не может не иметь значения то, как работает человеческий мозг, а нейрофизиологи — могильщики социологии, которую спасает только зачаточная стадия нашего понимания человеческого мозга.
Гипотеза Робина Данбара о когнитивных лимитах нам интересна именно постольку, поскольку она влияет на социальное. Если вы не сталкивались с самой гипотезой, то суть её примерно в следующем: у приматов, в том числе у людей, размер мозга коррелирует с размером социальной группы. То есть, чем больше мозг, тем больше особей могут в одной стае ужиться. Экстраполируя свою находку на людей, Данбар получил число социальных связей, которые может поддерживать человек: это число и называют «числом Данбара».
Статистический анализ и последующие эксперименты пока не подтвердили существования единого числа Данбара для всех людей. Однако для нас сейчас важнее не числовое выражение этого когнитивного лимита, а сам факт его существования. Для кого-то это может быть 100 контактов, для кого-то 200, для кого-то 500 — так или иначе, бесконечное количество человеческих отношений наш мозг обработать не в состоянии. Эта неспособность, как правило, подталкивает наш мозг к агрессии: в одной из книг Даймонда автор приводит пример аборигенов Папуа-Новой Гвинеи, которые при встрече в лесу с незнакомцем сперва перечисляют всех своих родственников до n-ного колена в попытке найти какое-либо родство — единственный фактор, который помешал бы им убить друг друга. Если человек не является членом твоей «стаи», то он в лучшем случае конкурент, в худшем — враг. Этот пример — лишь крайний случай работы механизма «свой-чужой», биологически свойственного каждому человеку.
Существование когнитивного лимита имеет далеко идущие последствия для структуры общества, а точнее, для превалирующих в нём типов организации. В зависимости от того, нужно ли человеку уживаться со значительным количеством соседей, которых он не знает и от которых не может избавиться, в обществе будут преобладать одни или другие типы социальных институтов — гомоархические или гетероархические. Если человек обитает в обществе, где он регулярно взаимодействует с одними и теми же людьми, то в таком обществе связи будут преимущественно гомоархическими: каждый его член будет обладать определённым местом в иерархии, которое будет одинаковым для всех социальных контекстов. Деревенский староста «уважаемый человек» вне зависимости от того, встречают ли односельчане его в церкви, на мирском собрании или же в поле — для остальных он в любом случае деревенский староста.
Если же общество состоит из множества незнакомых друг другу лично людей, компактно проживающих в одном месте, то социальные связи начинают гетерархизироваться. Начальник отдела, как правило, является начальником только в офисе, и, встретив его в театре, кроме общей вежливости вы уже ничего ему не должны. В противном случае множество незнакомых друг другу начальников попытаются при первом же столкновении выяснить, кто главнее, и это социально затратная операция. Пока они выясняют, кто главный, общество будет захвачено иерархией, в которой начальники уже знают своё место. Таким образом, иерархия гомоархий становится гетерархией иерархий, а впоследствии, в некоторых случаях, и чистой гетерархией, которую иногда в литературе называют «сетью».
Устанавливающий социальные лимиты @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Всё социальное неизбежно антропологично. Общество, создаваемое человеком, создаётся в первую очередь его мозгом, причём теми его частями, которые он особо-то и не осознаёт. Поэтому для анализа общественных явлений не может не иметь значения то, как работает человеческий мозг, а нейрофизиологи — могильщики социологии, которую спасает только зачаточная стадия нашего понимания человеческого мозга.
Гипотеза Робина Данбара о когнитивных лимитах нам интересна именно постольку, поскольку она влияет на социальное. Если вы не сталкивались с самой гипотезой, то суть её примерно в следующем: у приматов, в том числе у людей, размер мозга коррелирует с размером социальной группы. То есть, чем больше мозг, тем больше особей могут в одной стае ужиться. Экстраполируя свою находку на людей, Данбар получил число социальных связей, которые может поддерживать человек: это число и называют «числом Данбара».
Статистический анализ и последующие эксперименты пока не подтвердили существования единого числа Данбара для всех людей. Однако для нас сейчас важнее не числовое выражение этого когнитивного лимита, а сам факт его существования. Для кого-то это может быть 100 контактов, для кого-то 200, для кого-то 500 — так или иначе, бесконечное количество человеческих отношений наш мозг обработать не в состоянии. Эта неспособность, как правило, подталкивает наш мозг к агрессии: в одной из книг Даймонда автор приводит пример аборигенов Папуа-Новой Гвинеи, которые при встрече в лесу с незнакомцем сперва перечисляют всех своих родственников до n-ного колена в попытке найти какое-либо родство — единственный фактор, который помешал бы им убить друг друга. Если человек не является членом твоей «стаи», то он в лучшем случае конкурент, в худшем — враг. Этот пример — лишь крайний случай работы механизма «свой-чужой», биологически свойственного каждому человеку.
Существование когнитивного лимита имеет далеко идущие последствия для структуры общества, а точнее, для превалирующих в нём типов организации. В зависимости от того, нужно ли человеку уживаться со значительным количеством соседей, которых он не знает и от которых не может избавиться, в обществе будут преобладать одни или другие типы социальных институтов — гомоархические или гетероархические. Если человек обитает в обществе, где он регулярно взаимодействует с одними и теми же людьми, то в таком обществе связи будут преимущественно гомоархическими: каждый его член будет обладать определённым местом в иерархии, которое будет одинаковым для всех социальных контекстов. Деревенский староста «уважаемый человек» вне зависимости от того, встречают ли односельчане его в церкви, на мирском собрании или же в поле — для остальных он в любом случае деревенский староста.
Если же общество состоит из множества незнакомых друг другу лично людей, компактно проживающих в одном месте, то социальные связи начинают гетерархизироваться. Начальник отдела, как правило, является начальником только в офисе, и, встретив его в театре, кроме общей вежливости вы уже ничего ему не должны. В противном случае множество незнакомых друг другу начальников попытаются при первом же столкновении выяснить, кто главнее, и это социально затратная операция. Пока они выясняют, кто главный, общество будет захвачено иерархией, в которой начальники уже знают своё место. Таким образом, иерархия гомоархий становится гетерархией иерархий, а впоследствии, в некоторых случаях, и чистой гетерархией, которую иногда в литературе называют «сетью».
Устанавливающий социальные лимиты @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть четвёртая
Общественные явления редко объяснимы каким-либо одним фактором, чем-то, что определяло бы все социальные концепты сразу. Можно, подобно марксистам, взять один такой фактор за основу и исходить из него — чтобы вновь прийти к неверным выводам. Ранее мы рассмотрели, как устройство нашего мозга может влиять на организацию общества, в котором мы живём. Теперь нам предстоит дополнить картину тем, как влияют на структуру общественной организации осознанные человеческие решения. Для этого мы рассмотрим, в каких случаях разумный человек предпочитает один или другой тип социальной организации.
Сразу оговоримся, что речь идёт не о сферическом рациональном индивиде в вакууме, о котором обычно говорят экономисты. Мы не можем позволить себе столько ограничивающих предположений, сколько можно найти в экономических моделях. Именно поэтому единственным требованием в нашем случае будет логичность выбора в контексте тех условий, в которых этот выбор был сделан. Не случайно речь идёт именно о разумности, а не о рациональности.
Базовым фактором человеческой жизни была и остаётся неопределённость, с которой человечество всю свою историю борется. Например, есть все основания предполагать, что так называемая неолитическая революция (переход от присваивающего хозяйства к производящему) была изначально вызвана именно желанием минимизировать неопределённость, поскольку земледелие обеспечивало более бедный, однако вместе с тем и более прогнозируемый рацион. Избегать неопределённости — в человеческой природе, и, как видно в случае с переходом к земледелию, часто человек пренебрегает эффективностью в пользу предсказуемости.
Если рассмотреть гомоархию и гетерархию, как идеальные типы организации, то можно заметить, что они по-разному взаимодействуют с неопределённостью. Гомоархические системы помогают индивидуальным частям системы эффективно справляться со стрессами, поскольку сумма взаимоотношений всех участников и составляет собой систему. Иными словами, гомоархические системы стремятся обеспечить антихрупкость отдельных своих элементов. Гетерархические системы же по своей природе изначально антихрупки — как следствие, они более эффективны. При этом достигается это и за счёт «выбрасывания» более слабых элементов из системы при необходимости. Система, по сути, обеспечивает определённость для большинства ценой неопределённости для меньшинства.
Пока общество состоит из людей, которые (по большей части) друг друга знают и не могут управлять неопределённостью через научно-технические средства — оно будет стремиться к гомоархической организации. Именно потому, что такая система обеспечит предсказуемость для всех или почти всех членов общества. Когда общество разрастается и люди перестают друг друга знать, а неопределённость может регулироваться технологическими инструментами — организация стремится к гетерархии, поскольку обеспечение эффективности становится приоритетнее обеспечения определённости. Разумный человек почти всегда предпочтёт, чтобы ему и его знакомым ничего не угрожало; разумный человек почти всегда предпочтёт улучшить своё благосостояние, если это увеличит неопределённость для незнакомых ему людей.
Таким образом, в вечном диспуте между structure и agency нам необязательно выбирать единственный подход для применения дихотомии «гомоархия-гетерархия». Так или иначе, основываясь или на особенностях работы мозга, или на разумных действиях людей, мы в любом случае придём к одинаковым выводам.
Балансирующий на лезвии антихрупкости @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Общественные явления редко объяснимы каким-либо одним фактором, чем-то, что определяло бы все социальные концепты сразу. Можно, подобно марксистам, взять один такой фактор за основу и исходить из него — чтобы вновь прийти к неверным выводам. Ранее мы рассмотрели, как устройство нашего мозга может влиять на организацию общества, в котором мы живём. Теперь нам предстоит дополнить картину тем, как влияют на структуру общественной организации осознанные человеческие решения. Для этого мы рассмотрим, в каких случаях разумный человек предпочитает один или другой тип социальной организации.
Сразу оговоримся, что речь идёт не о сферическом рациональном индивиде в вакууме, о котором обычно говорят экономисты. Мы не можем позволить себе столько ограничивающих предположений, сколько можно найти в экономических моделях. Именно поэтому единственным требованием в нашем случае будет логичность выбора в контексте тех условий, в которых этот выбор был сделан. Не случайно речь идёт именно о разумности, а не о рациональности.
Базовым фактором человеческой жизни была и остаётся неопределённость, с которой человечество всю свою историю борется. Например, есть все основания предполагать, что так называемая неолитическая революция (переход от присваивающего хозяйства к производящему) была изначально вызвана именно желанием минимизировать неопределённость, поскольку земледелие обеспечивало более бедный, однако вместе с тем и более прогнозируемый рацион. Избегать неопределённости — в человеческой природе, и, как видно в случае с переходом к земледелию, часто человек пренебрегает эффективностью в пользу предсказуемости.
Если рассмотреть гомоархию и гетерархию, как идеальные типы организации, то можно заметить, что они по-разному взаимодействуют с неопределённостью. Гомоархические системы помогают индивидуальным частям системы эффективно справляться со стрессами, поскольку сумма взаимоотношений всех участников и составляет собой систему. Иными словами, гомоархические системы стремятся обеспечить антихрупкость отдельных своих элементов. Гетерархические системы же по своей природе изначально антихрупки — как следствие, они более эффективны. При этом достигается это и за счёт «выбрасывания» более слабых элементов из системы при необходимости. Система, по сути, обеспечивает определённость для большинства ценой неопределённости для меньшинства.
Пока общество состоит из людей, которые (по большей части) друг друга знают и не могут управлять неопределённостью через научно-технические средства — оно будет стремиться к гомоархической организации. Именно потому, что такая система обеспечит предсказуемость для всех или почти всех членов общества. Когда общество разрастается и люди перестают друг друга знать, а неопределённость может регулироваться технологическими инструментами — организация стремится к гетерархии, поскольку обеспечение эффективности становится приоритетнее обеспечения определённости. Разумный человек почти всегда предпочтёт, чтобы ему и его знакомым ничего не угрожало; разумный человек почти всегда предпочтёт улучшить своё благосостояние, если это увеличит неопределённость для незнакомых ему людей.
Таким образом, в вечном диспуте между structure и agency нам необязательно выбирать единственный подход для применения дихотомии «гомоархия-гетерархия». Так или иначе, основываясь или на особенностях работы мозга, или на разумных действиях людей, мы в любом случае придём к одинаковым выводам.
Балансирующий на лезвии антихрупкости @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Власть науки. История вторая: ♂DEEP DARK SCIENCE♂
В отзывы на прошлую телегу (как давно это было) мне пришло забавное, поэтому порядок публикации историй пришлось изменить. Из одного научного чатика поступил сигнал примерно такого содержания: КГ/АМ, аффтар джун и айтишнек, поэтому не понимает, что в науке (особенно экспериментальной), помимо собственно опубликованных вещей, есть еще некий дарксаенс(тм), который передаетсяот отца к сыну от мастера джедая к падавану от ♂DUNGEON MASTER♂ к ♂FUCKING SLAVE♂. Еще он формируется на опыте многих наблюдений, не освещается в публикациях и вообще гораздо более эпичен и человекоспецифичен.
Ну да, так оно и есть. Аффтар буквально джун (МНС), а ♂дарксаенс♂ существует. Меняет ли это тезисы из прошлого поста? Нет. Однако мне идея понравилась, так что стоит обсудить концепцию ♂DARKMASTERY♂ отдельно — это может быть полезно для следующих историй на тему науки и власти.
Если посмотреть на трансляцию научных достижений в промышленность, как на социальное явление, мы увидим, что перед использованием в масштабных проектах эти достижения проходят долгий путь. И измеряется он не годами, а десятилетиями. Пресловутый средний срок «двадцать лет для вывода лекарства на рынок» тому пример. И, прежде чем стать промышленностью, научное достижение должно быть каким-то образом опубликовано. Не знаю, как это происходит в настоящих ♂ДАРКСАЕНС♂ лабораториях, но я публикую вещи, в которых уверен — так же делают мои коллеги и другие люди, с которыми я общаюсь. Мы уверены в правильности этого подхода, потому что наши проекты прошли много раундов тестирования. Какие-то вещи в итоговые работы не вошли по разным причинам, но были сделаны все равно — такова часть процесса исследования.
Каждое опубликованное исследование на каком-то этапе проходило стадию ♂даркмастери♂, а затем появлялось на свет. В чем же особенность этой стадии? В отсутствии нарративного компонента. Каждая научная статья содержит в себе определенный нарратив, в духе «Мы сделали X, потом сделали Y; у нас не получился Z, потому что T; однако получился K». Если просто брать дамп памяти ученого и фильтровать сведения, относящиеся к текущей работе, то мы получим бессмысленное месиво разрозненных фактов. Процесс подготовки статьи формирует систему, система воспринимается людьми, люди достраивают свои системы на готовой базе.
Пока ваша штуковина не опубликована (специально для экспериментаторов («корону сними, халат застегни»): это программа максимум), не воспроизведена и не применена как минимум в лабе помимо вашей, это не научный результат, а бабушкины рецепты яблочных пирожков. Пользоваться можно, это как-то наверное даже сработает. Но у бабули все равно вкуснее.
♂DORKSAENS♂ — просто одна из начальных стадий жизненного цикла научного исследования. Стоит разделять результат научного исследования и процесс научного творчества. Этот момент очень плохо освещен в творениях научпопОв, кстати. Всем интересно читать про великие достижениядревних шизов ученых, но никому не интересно читать древнюю шизу изучать процесс поиска.
Мы в лабах делаем муахаха-worthy вещи не для того, чтобы чувствовать себя самыми умными, а чтобы буквально помогать людям путем улучшения нашей общей картины мира. Пресловутый ♂дарксаенс♂ в эту картину мира не входит, однако является необходимым злом.
Напоследок приплету тему власти. Сама природа научного творчества ведет к тому, что наукой крайне сложно управлять, находясь вне процесса. Любые попытки навязать стороннее целеполагание помимо очевидных терминальных целей (хотим потыкать и посмотреть, че как) повлекут неотвратимые политические искажения результатов. Об этих искажениях поговорим в следующий раз — не переключайтесь!
Dungeon Master Cat @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
В отзывы на прошлую телегу (как давно это было) мне пришло забавное, поэтому порядок публикации историй пришлось изменить. Из одного научного чатика поступил сигнал примерно такого содержания: КГ/АМ, аффтар джун и айтишнек, поэтому не понимает, что в науке (особенно экспериментальной), помимо собственно опубликованных вещей, есть еще некий дарксаенс(тм), который передается
Ну да, так оно и есть. Аффтар буквально джун (МНС), а ♂дарксаенс♂ существует. Меняет ли это тезисы из прошлого поста? Нет. Однако мне идея понравилась, так что стоит обсудить концепцию ♂DARKMASTERY♂ отдельно — это может быть полезно для следующих историй на тему науки и власти.
Если посмотреть на трансляцию научных достижений в промышленность, как на социальное явление, мы увидим, что перед использованием в масштабных проектах эти достижения проходят долгий путь. И измеряется он не годами, а десятилетиями. Пресловутый средний срок «двадцать лет для вывода лекарства на рынок» тому пример. И, прежде чем стать промышленностью, научное достижение должно быть каким-то образом опубликовано. Не знаю, как это происходит в настоящих ♂ДАРКСАЕНС♂ лабораториях, но я публикую вещи, в которых уверен — так же делают мои коллеги и другие люди, с которыми я общаюсь. Мы уверены в правильности этого подхода, потому что наши проекты прошли много раундов тестирования. Какие-то вещи в итоговые работы не вошли по разным причинам, но были сделаны все равно — такова часть процесса исследования.
Каждое опубликованное исследование на каком-то этапе проходило стадию ♂даркмастери♂, а затем появлялось на свет. В чем же особенность этой стадии? В отсутствии нарративного компонента. Каждая научная статья содержит в себе определенный нарратив, в духе «Мы сделали X, потом сделали Y; у нас не получился Z, потому что T; однако получился K». Если просто брать дамп памяти ученого и фильтровать сведения, относящиеся к текущей работе, то мы получим бессмысленное месиво разрозненных фактов. Процесс подготовки статьи формирует систему, система воспринимается людьми, люди достраивают свои системы на готовой базе.
Пока ваша штуковина не опубликована (специально для экспериментаторов («корону сними, халат застегни»): это программа максимум), не воспроизведена и не применена как минимум в лабе помимо вашей, это не научный результат, а бабушкины рецепты яблочных пирожков. Пользоваться можно, это как-то наверное даже сработает. Но у бабули все равно вкуснее.
♂DORKSAENS♂ — просто одна из начальных стадий жизненного цикла научного исследования. Стоит разделять результат научного исследования и процесс научного творчества. Этот момент очень плохо освещен в творениях научпопОв, кстати. Всем интересно читать про великие достижения
Мы в лабах делаем муахаха-worthy вещи не для того, чтобы чувствовать себя самыми умными, а чтобы буквально помогать людям путем улучшения нашей общей картины мира. Пресловутый ♂дарксаенс♂ в эту картину мира не входит, однако является необходимым злом.
Напоследок приплету тему власти. Сама природа научного творчества ведет к тому, что наукой крайне сложно управлять, находясь вне процесса. Любые попытки навязать стороннее целеполагание помимо очевидных терминальных целей (хотим потыкать и посмотреть, че как) повлекут неотвратимые политические искажения результатов. Об этих искажениях поговорим в следующий раз — не переключайтесь!
Dungeon Master Cat @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Сильный забирает все: Фрэнк Герберт и «правая деколонизация»
Романы Фрэнка Герберта, безусловно, можно рассматривать, как агитацию за уже даже не модную, но осточертевшую всем деколонизацию. Правда, деколонизация эта какая-то странная — не та, которую привычно видеть у доксы, никсель-пикселей и прочих оксимиронов, а какая-то особенная, специфически гербертовская*. И, чтобы разобраться в ее специфике, для начала стоит определиться с тем, как выглядит усредненная схема деколонизации обыденной.
1). Лишение метрополии территориальной целостности для выделения отдельных государств всем угнетенным народам. (опционально)
2). Создание угнетенным народам новой культуры — отличной от колониального субстрата, базирующейся на той стадии развития, каковая была у народов до прихода захватчиков.
3). Деколонизация оптики мировосприятия захватчиков, транслирование идеи, что их культура ничем не лучше, чем культура, поглощенная ими.
Так вот, Герберту все это малоинтересно. Будучи совершенным деколонизатором, он при этом остается человеком Империи, и разделять метрополию на куски ему совершенно не хочется. Заниматься воссозданием доколониальной культуры на книжном материале ему даже не приходит в голову — кому и зачем это нужно? А вот прояснить что-то захватчикам Герберт даже рад, но и это «что-то» весьма расходится с представлениями иных деколонизаторов.
В основе любой деколонизаторской деятельности лежит миф о благородном туземце: вот были прекрасные апачи/инки/мокши/галлы, а тут пришли злые англосаксы/испанцы/русские/римляне и насадили им свою ужасную цивилизацию. А ведь из убитого в тот самый момент благородного варварства выросло бы нечто в сто раз более прекрасное — да и сами чухонские/каракалпакские/туркменские/курдские/etc сказки и мифы в сто раз прекраснее вашего корпуса русской/английской/etc классической литературы. Что же вы наделали, господа цивилизаторы, зачем вы уничтожили такую прекрасную культуру? Время наверстывать.
И вот тут видно ключевое отличие идей Герберта от этого нарратива. Туземец Герберта — не благородный. Туземец Герберта — суть последняя сволочь, живущая в сложнейших условиях, под гнетом природы с одной стороны и цивилизатора с другой. Туземец Герберта — машина для убийства, чье моральное превосходство держится не на смерти его прабабки от рук колонизатора, а на том, что он эффективнее расходует ресурсы и точнее рубит врага. На том, что разжиревшие в продвинутом обществе сволочи поработили его, хотя он лучше их по всем параметрам — просто он все еще зажат в песках Дюны или на ядовитой почве Досади, следовательно, вынужден тратить свои силы и свой гнев на выживание. Но будьте уверены, господа колонизаторы — когда туземец накопит достаточно материалов для воплощения своего плана, он придет по ваши души и уничтожит к чертовой матери вашу застарелую систему правления, перевернет ваши представления об этике, эстетике и этикете. Ведь он знает, как выживать, он знает, как правильно пить воду, он знает, как правильно жить, он это выстрадал. Он знает, а вы — нет.
И именно в этом видится деколонизация по-гербертовски. Это не классическое «смерть Империи, дорогу некогда уничтоженным дикарским культурам» — скорее «возвысить туземцев внутри Империи, они достойнее». Такой механизм, кажется, и можно было бы назвать «правой деколонизацией».
На самом деле, схема чуть сложнее — к тотальному разрушению культуры метрополии Герберт тоже не призывает. Его интересует симбиоз империи и дикарства, но это уже следующий шаг логической цепочки. Интересно другое. Ликовал бы Герберт, увидев Риши Сунака британским премьером? Очевидно, что нет. Сунак — такой же испорченный и изнеженный человек метрополии, как и все его предшественники.
Кто же был гербертовским туземцем? Безусловно, арабы, которыми он и вдохновлялся при написании Дюны — их опыт борьбы с пустыней встал в основу стиля жизни фрименов в целом. А вот принесло бы их возвышение пользу миру — пусть каждый решит для себя.
*текст написан на основании первой книги из цикла Дюны и книги «Досадийский эксперимент».
Апроприирующий реки спайса @svoi_shenok — для Холархии.
Романы Фрэнка Герберта, безусловно, можно рассматривать, как агитацию за уже даже не модную, но осточертевшую всем деколонизацию. Правда, деколонизация эта какая-то странная — не та, которую привычно видеть у доксы, никсель-пикселей и прочих оксимиронов, а какая-то особенная, специфически гербертовская*. И, чтобы разобраться в ее специфике, для начала стоит определиться с тем, как выглядит усредненная схема деколонизации обыденной.
1). Лишение метрополии территориальной целостности для выделения отдельных государств всем угнетенным народам. (опционально)
2). Создание угнетенным народам новой культуры — отличной от колониального субстрата, базирующейся на той стадии развития, каковая была у народов до прихода захватчиков.
3). Деколонизация оптики мировосприятия захватчиков, транслирование идеи, что их культура ничем не лучше, чем культура, поглощенная ими.
Так вот, Герберту все это малоинтересно. Будучи совершенным деколонизатором, он при этом остается человеком Империи, и разделять метрополию на куски ему совершенно не хочется. Заниматься воссозданием доколониальной культуры на книжном материале ему даже не приходит в голову — кому и зачем это нужно? А вот прояснить что-то захватчикам Герберт даже рад, но и это «что-то» весьма расходится с представлениями иных деколонизаторов.
В основе любой деколонизаторской деятельности лежит миф о благородном туземце: вот были прекрасные апачи/инки/мокши/галлы, а тут пришли злые англосаксы/испанцы/русские/римляне и насадили им свою ужасную цивилизацию. А ведь из убитого в тот самый момент благородного варварства выросло бы нечто в сто раз более прекрасное — да и сами чухонские/каракалпакские/туркменские/курдские/etc сказки и мифы в сто раз прекраснее вашего корпуса русской/английской/etc классической литературы. Что же вы наделали, господа цивилизаторы, зачем вы уничтожили такую прекрасную культуру? Время наверстывать.
И вот тут видно ключевое отличие идей Герберта от этого нарратива. Туземец Герберта — не благородный. Туземец Герберта — суть последняя сволочь, живущая в сложнейших условиях, под гнетом природы с одной стороны и цивилизатора с другой. Туземец Герберта — машина для убийства, чье моральное превосходство держится не на смерти его прабабки от рук колонизатора, а на том, что он эффективнее расходует ресурсы и точнее рубит врага. На том, что разжиревшие в продвинутом обществе сволочи поработили его, хотя он лучше их по всем параметрам — просто он все еще зажат в песках Дюны или на ядовитой почве Досади, следовательно, вынужден тратить свои силы и свой гнев на выживание. Но будьте уверены, господа колонизаторы — когда туземец накопит достаточно материалов для воплощения своего плана, он придет по ваши души и уничтожит к чертовой матери вашу застарелую систему правления, перевернет ваши представления об этике, эстетике и этикете. Ведь он знает, как выживать, он знает, как правильно пить воду, он знает, как правильно жить, он это выстрадал. Он знает, а вы — нет.
И именно в этом видится деколонизация по-гербертовски. Это не классическое «смерть Империи, дорогу некогда уничтоженным дикарским культурам» — скорее «возвысить туземцев внутри Империи, они достойнее». Такой механизм, кажется, и можно было бы назвать «правой деколонизацией».
На самом деле, схема чуть сложнее — к тотальному разрушению культуры метрополии Герберт тоже не призывает. Его интересует симбиоз империи и дикарства, но это уже следующий шаг логической цепочки. Интересно другое. Ликовал бы Герберт, увидев Риши Сунака британским премьером? Очевидно, что нет. Сунак — такой же испорченный и изнеженный человек метрополии, как и все его предшественники.
Кто же был гербертовским туземцем? Безусловно, арабы, которыми он и вдохновлялся при написании Дюны — их опыт борьбы с пустыней встал в основу стиля жизни фрименов в целом. А вот принесло бы их возвышение пользу миру — пусть каждый решит для себя.
*текст написан на основании первой книги из цикла Дюны и книги «Досадийский эксперимент».
Апроприирующий реки спайса @svoi_shenok — для Холархии.
Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть пятая
Настало время перейти к основной теме настоящих заметок — Современности и её противопоставлению Традиции. Сперва немного о терминологии: очень часто в русскоязычной литературе используют термины «модернность» и иногда даже, прости Господи, «модернити». Здесь вы их не встретите: они уродливы для русской речи и, строго говоря, не нужны. Слово «современность» отлично нам подходит.
Что же такое современность? Определений существует множество, лучше всех до сих пор остаётся трактовка, данная Гидденсом, но для наших целей мы сконструируем новое определение. Будем исходить из ранее рассмотренных принципов организации общества и начнём с простых наблюдений, следующих из уже опубликованных частей. Современные общественные институты, как правило, организованы гетерархически. Рыночная экономика, соревновательная политика, гражданское право — всё это подразумевает гетерархическую организацию. При этом можно заметить, что мы имеем дело с гетерархией не статичной, но динамичной, с нарастающим количеством гетерархически организованных социальных механизмов. Особенно это бросается в глаза, если мы сравним наше настоящее с нашим относительно недавним прошлым, в котором не было телефонов с приложениями. Убер и Яндекс гетерархизировали нашу повседневность у нас на глазах. Соответственно, правильно говорить не о гетерархии, а о гетерархизации институтов.
Однако гетерархизация ещё не тождественна современности, так как современность — не только про описание общества, этот термин ещё и про то, что общество думает о себе. Не просто так, столкнувшись с гетерархизацией, люди стали осмыслять происходящие в обществе перемены в рамках теорий модернизации, и даже разрабатывать целые модернизационные проекты. Мало того, чтобы происходила гетерархизация общества — важно, чтобы общество это заметило и противопоставило новый уклад старому. По сути, кроме гетерархизации общества должна происходить и гетерархизация общественного сознания: возникает разное отношение к настоящему, реальность воспринимается как нечто, что подвержено рукотворным изменениям. Осознаётся возможность вступать в различные отношения с социальной реальностью, что по определению соответствует гетерархическому способу организации.
Таким образом, современность — это отрефлексированная обществом гетерархизация общественных структур. Данное определение не претендует на то, чтобы быть всеобъемлющим, так как в наши задачи сейчас не входит переписывание Гидденса. Для нас важно установить смысловой мост между принципами организации общества и тем, как общество осознаёт работу этих принципов. В конечном итоге, именно эта связка позволяет по-новому (на мой взгляд — более продуктивно) взглянуть не только на абстрактные проблемы модернизации или травматичного исторического опыта, но и на более прикладные проблемы вроде образовательной политики.
Меняющий рамку реальности @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Настало время перейти к основной теме настоящих заметок — Современности и её противопоставлению Традиции. Сперва немного о терминологии: очень часто в русскоязычной литературе используют термины «модернность» и иногда даже, прости Господи, «модернити». Здесь вы их не встретите: они уродливы для русской речи и, строго говоря, не нужны. Слово «современность» отлично нам подходит.
Что же такое современность? Определений существует множество, лучше всех до сих пор остаётся трактовка, данная Гидденсом, но для наших целей мы сконструируем новое определение. Будем исходить из ранее рассмотренных принципов организации общества и начнём с простых наблюдений, следующих из уже опубликованных частей. Современные общественные институты, как правило, организованы гетерархически. Рыночная экономика, соревновательная политика, гражданское право — всё это подразумевает гетерархическую организацию. При этом можно заметить, что мы имеем дело с гетерархией не статичной, но динамичной, с нарастающим количеством гетерархически организованных социальных механизмов. Особенно это бросается в глаза, если мы сравним наше настоящее с нашим относительно недавним прошлым, в котором не было телефонов с приложениями. Убер и Яндекс гетерархизировали нашу повседневность у нас на глазах. Соответственно, правильно говорить не о гетерархии, а о гетерархизации институтов.
Однако гетерархизация ещё не тождественна современности, так как современность — не только про описание общества, этот термин ещё и про то, что общество думает о себе. Не просто так, столкнувшись с гетерархизацией, люди стали осмыслять происходящие в обществе перемены в рамках теорий модернизации, и даже разрабатывать целые модернизационные проекты. Мало того, чтобы происходила гетерархизация общества — важно, чтобы общество это заметило и противопоставило новый уклад старому. По сути, кроме гетерархизации общества должна происходить и гетерархизация общественного сознания: возникает разное отношение к настоящему, реальность воспринимается как нечто, что подвержено рукотворным изменениям. Осознаётся возможность вступать в различные отношения с социальной реальностью, что по определению соответствует гетерархическому способу организации.
Таким образом, современность — это отрефлексированная обществом гетерархизация общественных структур. Данное определение не претендует на то, чтобы быть всеобъемлющим, так как в наши задачи сейчас не входит переписывание Гидденса. Для нас важно установить смысловой мост между принципами организации общества и тем, как общество осознаёт работу этих принципов. В конечном итоге, именно эта связка позволяет по-новому (на мой взгляд — более продуктивно) взглянуть не только на абстрактные проблемы модернизации или травматичного исторического опыта, но и на более прикладные проблемы вроде образовательной политики.
Меняющий рамку реальности @stuffybadger — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Король-Лич против радикального продления жизни: часть первая
Поскольку я представляю трансгуманистов в коллективе авторов Холархии, логично будет немного поковырять их базовые верования. Исходя из элементарных представлений о политическом устройстве общества, я попробую сформулировать гипотезу о том, почему мы не наблюдаем значительных успехов в области создания методов радикального продления жизни.
Существует довольно нелепая идея о связи демократии, трансгуманизма и научно-технического прогресса. Я не планирую сейчас ее полностью развенчивать — оставлю это для очередной истории про власть и науку. Пока просто выскажу тезисы, которые в рамках текущего ПРОГОНА принимаю за аксиомы. Так вот: общество состоит из индивидуумов, наделенных властью. Они находятся между собой в конкуренции. Индивидуумы заведомо не равны и каждый из них либо делегировал свою власть другому, вступив в некую иерархию, либо пользуется преимуществами своей иерархии, занимая в ней какое-то место. Начиная с определенной высоты положения, он может влиять на (не)писаные законы и на общественные процессы. Можно радикально упростить схему, заменив все иерархии их лидерами, и считать, что они конкурируют, сражаются между собой, используя свои иерархии, как оружие. Они могут заключать ситуативные перемирия — также заключение перемирия само по себе может играть роль оружия в этой борьбе.
Добавим еще один уровень абстракции. Пусть наши персонажи играют между собой в игру. Не в контр-страйк или доту, а в особую игру, повторяющую дилемму заключенного. Сейчас прочитайте внимательно по ссылке, потому что правила я объяснять тут не буду. Эта игра интересна тем, что, независимо от того, какие ходы в ней происходили, выгодный ход на последнем шаге игры для заданной пары игроков — всегда предать.
Рассмотрим три ситуации. В первой игроки понятия не имеют, какой ход последний. В этом случае справедливы все те рассуждения, что и в случае обычной дилеммы заключенного, есть и стратегии, которые работают (Copycat, copykitten и далее). Это относительно скучно. Вторая ситуация тоже проста. В ней обоим игрокам известно, какой ход последний. Тут происходит абсолютно то же самое. Вся игра сводится к последнему раунду.
А что, если только одному игроку из пары известно, что это последний ход? Тогда, как мне кажется, игроку, который знает, выгодно предать на последнем ходе. Игроку, который не знает, приходится играть в обычную ПДЗ. Что именно в данном контексте представляет собой радикальное продление жизни? Это — гарантия того, что игрок с продленной жизнью, играющий против обычного игрока, будет знать, какой ход последний.
Продолжение следует.
Обнуляющий надежды @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Поскольку я представляю трансгуманистов в коллективе авторов Холархии, логично будет немного поковырять их базовые верования. Исходя из элементарных представлений о политическом устройстве общества, я попробую сформулировать гипотезу о том, почему мы не наблюдаем значительных успехов в области создания методов радикального продления жизни.
Существует довольно нелепая идея о связи демократии, трансгуманизма и научно-технического прогресса. Я не планирую сейчас ее полностью развенчивать — оставлю это для очередной истории про власть и науку. Пока просто выскажу тезисы, которые в рамках текущего ПРОГОНА принимаю за аксиомы. Так вот: общество состоит из индивидуумов, наделенных властью. Они находятся между собой в конкуренции. Индивидуумы заведомо не равны и каждый из них либо делегировал свою власть другому, вступив в некую иерархию, либо пользуется преимуществами своей иерархии, занимая в ней какое-то место. Начиная с определенной высоты положения, он может влиять на (не)писаные законы и на общественные процессы. Можно радикально упростить схему, заменив все иерархии их лидерами, и считать, что они конкурируют, сражаются между собой, используя свои иерархии, как оружие. Они могут заключать ситуативные перемирия — также заключение перемирия само по себе может играть роль оружия в этой борьбе.
Добавим еще один уровень абстракции. Пусть наши персонажи играют между собой в игру. Не в контр-страйк или доту, а в особую игру, повторяющую дилемму заключенного. Сейчас прочитайте внимательно по ссылке, потому что правила я объяснять тут не буду. Эта игра интересна тем, что, независимо от того, какие ходы в ней происходили, выгодный ход на последнем шаге игры для заданной пары игроков — всегда предать.
Рассмотрим три ситуации. В первой игроки понятия не имеют, какой ход последний. В этом случае справедливы все те рассуждения, что и в случае обычной дилеммы заключенного, есть и стратегии, которые работают (Copycat, copykitten и далее). Это относительно скучно. Вторая ситуация тоже проста. В ней обоим игрокам известно, какой ход последний. Тут происходит абсолютно то же самое. Вся игра сводится к последнему раунду.
А что, если только одному игроку из пары известно, что это последний ход? Тогда, как мне кажется, игроку, который знает, выгодно предать на последнем ходе. Игроку, который не знает, приходится играть в обычную ПДЗ. Что именно в данном контексте представляет собой радикальное продление жизни? Это — гарантия того, что игрок с продленной жизнью, играющий против обычного игрока, будет знать, какой ход последний.
Продолжение следует.
Обнуляющий надежды @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Король-Лич против радикального продления жизни: часть вторая
Теперь давайте представим, что сильные мира сего, которые являются игроками в ПДЗ на планетарном масштабе, не совсем тупые и все это понимают. Какие действия они могут предпринять?
Первое, что приходит на ум — нужно объединиться против игрока с продленной жизнью и выводить его из игры всеми доступными средствами. Если это первое, что приходит на ум мне, то во всем мире есть миллионы людей, которые подумают то же самое, а те, кто при этом участвует в игре, еще и сделают.
Надо понимать, что технологии радикального продления жизни при их разработке не появятся одномоментно у всех. Обязательно кто-то успеет раньше. Ему кранты. Это не единственный вариант, есть еще. Допустим, технология у кого-то появилась, и он сохранил ее в тайне. Тогда ему, ради самосохранения, имеет смысл, во-первых, скрывать ее существование, во-вторых, уничтожать всех новых обладателей технологии превентивно. Иначе шанс, что существование технологии раскроется и объединит всех оставшихся игроков против ее обладателей, возрастет. В рамках временного промежутка радикально продленной жизни (ну, скажем, 100к лет), раскрытие технологии и последующая война имеют вероятность, близкую к единице. Король-Лич, коль жизнь андеда ему дорога, должен остаться только один.
Мне не очень хочется четко проверять все эти выкладки с использованием реальной математической теории игр, но, возможно, я это сделаю. Боюсь, что результат тут немного предсказуем (я прав), но буду рад ошибиться.
Напоследок — немного копиума трансгуманистам. К счастью, люди не роботы. Железо, на котором мы выполняем алгоритмы теории игр, не идеально, а сама реализация алгоритмов в наших мозгах чудовищно забагована. Логичный выход, при котором все вышесказанное окажется верным, но при этом радикальное продление жизни появится и будет доступно, состоит в том, что наши будущие Скелеторы, оверлорды зла и тьмы, допустят человеческие ошибки. Та самая тупость, которую вы, my fellow transhumanists, пытаетесь изгнать, как что-то плохое — только она спасет нас от смерти. Как иронично.
Обнуляющий надежды @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Теперь давайте представим, что сильные мира сего, которые являются игроками в ПДЗ на планетарном масштабе, не совсем тупые и все это понимают. Какие действия они могут предпринять?
Первое, что приходит на ум — нужно объединиться против игрока с продленной жизнью и выводить его из игры всеми доступными средствами. Если это первое, что приходит на ум мне, то во всем мире есть миллионы людей, которые подумают то же самое, а те, кто при этом участвует в игре, еще и сделают.
Надо понимать, что технологии радикального продления жизни при их разработке не появятся одномоментно у всех. Обязательно кто-то успеет раньше. Ему кранты. Это не единственный вариант, есть еще. Допустим, технология у кого-то появилась, и он сохранил ее в тайне. Тогда ему, ради самосохранения, имеет смысл, во-первых, скрывать ее существование, во-вторых, уничтожать всех новых обладателей технологии превентивно. Иначе шанс, что существование технологии раскроется и объединит всех оставшихся игроков против ее обладателей, возрастет. В рамках временного промежутка радикально продленной жизни (ну, скажем, 100к лет), раскрытие технологии и последующая война имеют вероятность, близкую к единице. Король-Лич, коль жизнь андеда ему дорога, должен остаться только один.
Мне не очень хочется четко проверять все эти выкладки с использованием реальной математической теории игр, но, возможно, я это сделаю. Боюсь, что результат тут немного предсказуем (я прав), но буду рад ошибиться.
Напоследок — немного копиума трансгуманистам. К счастью, люди не роботы. Железо, на котором мы выполняем алгоритмы теории игр, не идеально, а сама реализация алгоритмов в наших мозгах чудовищно забагована. Логичный выход, при котором все вышесказанное окажется верным, но при этом радикальное продление жизни появится и будет доступно, состоит в том, что наши будущие Скелеторы, оверлорды зла и тьмы, допустят человеческие ошибки. Та самая тупость, которую вы, my fellow transhumanists, пытаетесь изгнать, как что-то плохое — только она спасет нас от смерти. Как иронично.
Обнуляющий надежды @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Традиция и модерн: о смене иерархических моделей. Часть шестая
Специфический характер современности, описанный в предыдущей части, порой приводит к тому, что люди делают неверные выводы о сути происходящих процессов. Большая часть таких заблуждений происходит от того, что гетерархизация общественных институтов происходит вместе с технологическим прогрессом и из-за него. Поэтому на начальных стадиях развития общественных наук модернизация воспринималась, как процесс не просто контролируемый, но и в значительной мере созидаемый человеком. Перефразируя классика — современность есть ещё лишь то, что нужно построить. Причина такого подхода очевидна: если человек строит корабли, поезда и машины, то уж организоваться по-новому он точно сможет. Видя преобразования окружающей его физической реальности, человек переносит свои ожидания контроля оной на общество. По сути, это отголосок ньютоновской физики: общество представляется как механизм, который можно починить или собрать заново.
Проблема, конечно, в том, что люди — не шестерёнки, и сколько их ни меняй местами, музыканты всё равно получатся не из всех. Построить современность невозможно именно потому, почему невозможно заставить человека гетерархизировать свои связи без его нужды. Там, где для этого уже есть предпосылки, гетерархизация всё равно произойдёт; там, где этих предпосылок нет, попытки ввести её искусственно ни к чему не приведут. За примерами не нужно ходить далеко: петровские реформы импортировали многие институты из более урбанизированных, плотнонаселённых стран. Прижились в основном те, чьё функционирование ограничивалось столицей, в лучшем случае ещё и Москвой — хотя даже в Москве многие приобретали особенный местный колорит. Иными словами, современность не строится, а произрастает, и там, где она уже выросла, её вывести практически невозможно.
Из ошибочного представления о возможности построить современность происходят два мифа: ультрамодернистский и традиционалистский. Ультрамодернистский миф гласит, что, вооружившись последними научно-техническими средствами возможно сконструировать современность наиболее разумно. Причём рациональность ультрамодернистов предполагает, что у любой проблемы может существовать только одно верное решение. Возникает парадокс: идеологи насильственной гетерархизации стремятся внедрить связи гомоархические, не предполагающие разного отношения между элементами. Совок пытался построить городское общество, организованное практически полностью гомоархически, и претерпел неудачу во многом именно потому, что городское общество естественным образом стремится к гетерархизации. Пока сохраняются реликтовые подходы из села, общество сможет так функционировать, но (скорее рано, чем поздно) следующие поколения предпочтут джинсы и рок-н-ролл.
Традиционалисты, несмотря на кажущуюся полярность по отношению к ультрамодернистам, тоже верят в рукотворность современности — только для них это плохо. Если ультрамодернисты хотят создавать благую современность, традиционалисты видят её злом от демонических сил (читай, ультрамодернистов). Соответственно, достаточно убрать их злую волю, и современность уйдёт сама собой, а мы вернёмся в волшебный мир примордиальной гомоархии. Почему этого тоже не произойдёт — мы уже рассматривали ранее. Нет никаких великанов-демонов современности, есть лишь ветряные мельницы, построенные людьми для вполне конкретных целей. Можно стать амишем и жить в общине на гужевой тяге, но подозреваю, что большинство традиционалистов не согласится переехать в ХVII век.
Именно поэтому стоит скептически относиться не только к тем, кто верит в построение современности, но и к тем, кто верит в возможность её откатить. И то, и другое приводит к экспериментаторской самодеятельности, которая в прошлом оборачивалась многочисленными человеческими жертвами. И нам с нашим ХХ веком для осмысления причин катастрофы неизбежно придётся отказаться от упрощающих мифов. В противном случае мы продолжим воспроизводить пропаганду столетней давности, так ничего и не поняв.
Ломающий утопию @stuffybadger — для Холархии.
Специфический характер современности, описанный в предыдущей части, порой приводит к тому, что люди делают неверные выводы о сути происходящих процессов. Большая часть таких заблуждений происходит от того, что гетерархизация общественных институтов происходит вместе с технологическим прогрессом и из-за него. Поэтому на начальных стадиях развития общественных наук модернизация воспринималась, как процесс не просто контролируемый, но и в значительной мере созидаемый человеком. Перефразируя классика — современность есть ещё лишь то, что нужно построить. Причина такого подхода очевидна: если человек строит корабли, поезда и машины, то уж организоваться по-новому он точно сможет. Видя преобразования окружающей его физической реальности, человек переносит свои ожидания контроля оной на общество. По сути, это отголосок ньютоновской физики: общество представляется как механизм, который можно починить или собрать заново.
Проблема, конечно, в том, что люди — не шестерёнки, и сколько их ни меняй местами, музыканты всё равно получатся не из всех. Построить современность невозможно именно потому, почему невозможно заставить человека гетерархизировать свои связи без его нужды. Там, где для этого уже есть предпосылки, гетерархизация всё равно произойдёт; там, где этих предпосылок нет, попытки ввести её искусственно ни к чему не приведут. За примерами не нужно ходить далеко: петровские реформы импортировали многие институты из более урбанизированных, плотнонаселённых стран. Прижились в основном те, чьё функционирование ограничивалось столицей, в лучшем случае ещё и Москвой — хотя даже в Москве многие приобретали особенный местный колорит. Иными словами, современность не строится, а произрастает, и там, где она уже выросла, её вывести практически невозможно.
Из ошибочного представления о возможности построить современность происходят два мифа: ультрамодернистский и традиционалистский. Ультрамодернистский миф гласит, что, вооружившись последними научно-техническими средствами возможно сконструировать современность наиболее разумно. Причём рациональность ультрамодернистов предполагает, что у любой проблемы может существовать только одно верное решение. Возникает парадокс: идеологи насильственной гетерархизации стремятся внедрить связи гомоархические, не предполагающие разного отношения между элементами. Совок пытался построить городское общество, организованное практически полностью гомоархически, и претерпел неудачу во многом именно потому, что городское общество естественным образом стремится к гетерархизации. Пока сохраняются реликтовые подходы из села, общество сможет так функционировать, но (скорее рано, чем поздно) следующие поколения предпочтут джинсы и рок-н-ролл.
Традиционалисты, несмотря на кажущуюся полярность по отношению к ультрамодернистам, тоже верят в рукотворность современности — только для них это плохо. Если ультрамодернисты хотят создавать благую современность, традиционалисты видят её злом от демонических сил (читай, ультрамодернистов). Соответственно, достаточно убрать их злую волю, и современность уйдёт сама собой, а мы вернёмся в волшебный мир примордиальной гомоархии. Почему этого тоже не произойдёт — мы уже рассматривали ранее. Нет никаких великанов-демонов современности, есть лишь ветряные мельницы, построенные людьми для вполне конкретных целей. Можно стать амишем и жить в общине на гужевой тяге, но подозреваю, что большинство традиционалистов не согласится переехать в ХVII век.
Именно поэтому стоит скептически относиться не только к тем, кто верит в построение современности, но и к тем, кто верит в возможность её откатить. И то, и другое приводит к экспериментаторской самодеятельности, которая в прошлом оборачивалась многочисленными человеческими жертвами. И нам с нашим ХХ веком для осмысления причин катастрофы неизбежно придётся отказаться от упрощающих мифов. В противном случае мы продолжим воспроизводить пропаганду столетней давности, так ничего и не поняв.
Ломающий утопию @stuffybadger — для Холархии.
Глубинные народы. Часть первая
Мало кто понимает значение термина «глубинный народ». Возможно, популяризировавший его Сурков решил специально набросить на вентилятор, создав фантастическую категорию потехи ради. С тех пор многие пытаются постичь глубинный народец, путаясь в категориях: для кого-то глубинным народом является он сам и его окружение — «обозримое большинство»; для кого-то это «кузьмичи», пьющие водку в гаражах; для кого-то — откровенно маргинальные и уголовные элементы; для кого-то — персонажи сказок, готовые кинуться на амбразуру за любой фантазм.
Попробуем подойти к вопросу с позиций эволюции. Эволюция не всегда предполагает усложнение, и в некоторых случаях — как с Homo vonnegutus, пережившим апокалипсис благодаря приспособлению к морской среде, — на передний план выходит соответствие окружающим условиям. Зафиксируем, как могли представлять глубинный народ его криэйторы и те, кому он был необходим для социологических опросов.
Известный нам вид глубинного народа, Homo talpidoidus, обитает на небольшой глубине и питается преимущественно корнеплодами, членистоногими и червями. Из-за такой диеты передать свои гены потомкам смогли особи с чувствительными тендриллами на рыльце, образующими звезду, мощными короткими лапками и длинными когтями, идеально подходящими для роющего образа жизни. Особи меньше своих предков, плохо слышат, в половозрелом возрасте подслеповаты. Их образ жизни влияет на ЦНС: редуцируется зрительная доля, большой объем коры расходует избыточную энергию и не нужен, однако увеличен задний мозг. Подобно многим роющим, данный вид образует семьи-колонии. Из-за плохого зрения, влекущего утрату письменности, значение для них имеет память, что указывает на почвенничество и культ устной истории. Однако благодаря глухим слушателям и шалостям рассказчиков в каждом пересказе история глубинного народа меняется, превращаясь в набор сказок и небылиц.
Как многие социальные животные, Homo talpidoidus стараются избежать инцеста и способствуют размножению самых сильных отпрысков. Поэтому для брачного ритуала молодой самец отправляется воровать у поверхностного народа яркие безделушки, необходимые, чтобы произвести впечатление на семью избранницы. После спаривания необходимость в зрении для представителей народца утрачивается совсем, что обеспечивает видимость моногамии. Хтоническая традиционная культура Homo talpidoidus не предполагает частной собственности — нажитое непосильным трудом сваливается в кучу, яростно оберегаемую членами семейства. Глубинный народ не жадный, он скорее территориальный. Не понимая назначения предметов, особи нередко используют их в рамках карго-культа. Стоит чему-то попасть в кучу, и отчуждение от нее этой вещи уже становится святотатством. Но размеры кучи стабильны, ведь все истлевает и портится.
Представители вида способны спариваться с поверхностным народом — такие гибриды сохраняют фертильность. Вставшие друг другу на плечи глубиноиды мало отличимы от обычного человека: их выдают узко посаженные глазки-бусинки, вытянутая мордочка и короткие, но загребущие конечности, скрытые за счет специальной обуви и рук-перчаток. Основная разница в психологии: хорошая память усиливает злопамятность и благодарность, а врожденный правовой нигилизм в сочетании с культурой кучи часто приводит гибридов на скамью подсудимых. Наиболее талантливые особи, унаследовавшие мозг не сильно меньше мозга Homo sapiens, формируют семьи-колонии на ответственных должностях, связанных с распределением благ.
Homo talpidoidus считается сельскохозяйственным вредителем и разносчиком срамных заболеваний, однако поверхностный народ учится с ним уживаться. Глубинный народ отлично справляется с добычей полезных ископаемых, которые обменивает на атрибуты роскоши для великой кучи. А неприхотливость и врожденный оптимизм делают глубинный народ незаменимым в социологических опросах.
Если уж и эти исторические описания врут, то кому тогда предназначался столь уничижительный термин — совсем непонятно.
Наблюдательный @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Мало кто понимает значение термина «глубинный народ». Возможно, популяризировавший его Сурков решил специально набросить на вентилятор, создав фантастическую категорию потехи ради. С тех пор многие пытаются постичь глубинный народец, путаясь в категориях: для кого-то глубинным народом является он сам и его окружение — «обозримое большинство»; для кого-то это «кузьмичи», пьющие водку в гаражах; для кого-то — откровенно маргинальные и уголовные элементы; для кого-то — персонажи сказок, готовые кинуться на амбразуру за любой фантазм.
Попробуем подойти к вопросу с позиций эволюции. Эволюция не всегда предполагает усложнение, и в некоторых случаях — как с Homo vonnegutus, пережившим апокалипсис благодаря приспособлению к морской среде, — на передний план выходит соответствие окружающим условиям. Зафиксируем, как могли представлять глубинный народ его криэйторы и те, кому он был необходим для социологических опросов.
Известный нам вид глубинного народа, Homo talpidoidus, обитает на небольшой глубине и питается преимущественно корнеплодами, членистоногими и червями. Из-за такой диеты передать свои гены потомкам смогли особи с чувствительными тендриллами на рыльце, образующими звезду, мощными короткими лапками и длинными когтями, идеально подходящими для роющего образа жизни. Особи меньше своих предков, плохо слышат, в половозрелом возрасте подслеповаты. Их образ жизни влияет на ЦНС: редуцируется зрительная доля, большой объем коры расходует избыточную энергию и не нужен, однако увеличен задний мозг. Подобно многим роющим, данный вид образует семьи-колонии. Из-за плохого зрения, влекущего утрату письменности, значение для них имеет память, что указывает на почвенничество и культ устной истории. Однако благодаря глухим слушателям и шалостям рассказчиков в каждом пересказе история глубинного народа меняется, превращаясь в набор сказок и небылиц.
Как многие социальные животные, Homo talpidoidus стараются избежать инцеста и способствуют размножению самых сильных отпрысков. Поэтому для брачного ритуала молодой самец отправляется воровать у поверхностного народа яркие безделушки, необходимые, чтобы произвести впечатление на семью избранницы. После спаривания необходимость в зрении для представителей народца утрачивается совсем, что обеспечивает видимость моногамии. Хтоническая традиционная культура Homo talpidoidus не предполагает частной собственности — нажитое непосильным трудом сваливается в кучу, яростно оберегаемую членами семейства. Глубинный народ не жадный, он скорее территориальный. Не понимая назначения предметов, особи нередко используют их в рамках карго-культа. Стоит чему-то попасть в кучу, и отчуждение от нее этой вещи уже становится святотатством. Но размеры кучи стабильны, ведь все истлевает и портится.
Представители вида способны спариваться с поверхностным народом — такие гибриды сохраняют фертильность. Вставшие друг другу на плечи глубиноиды мало отличимы от обычного человека: их выдают узко посаженные глазки-бусинки, вытянутая мордочка и короткие, но загребущие конечности, скрытые за счет специальной обуви и рук-перчаток. Основная разница в психологии: хорошая память усиливает злопамятность и благодарность, а врожденный правовой нигилизм в сочетании с культурой кучи часто приводит гибридов на скамью подсудимых. Наиболее талантливые особи, унаследовавшие мозг не сильно меньше мозга Homo sapiens, формируют семьи-колонии на ответственных должностях, связанных с распределением благ.
Homo talpidoidus считается сельскохозяйственным вредителем и разносчиком срамных заболеваний, однако поверхностный народ учится с ним уживаться. Глубинный народ отлично справляется с добычей полезных ископаемых, которые обменивает на атрибуты роскоши для великой кучи. А неприхотливость и врожденный оптимизм делают глубинный народ незаменимым в социологических опросах.
Если уж и эти исторические описания врут, то кому тогда предназначался столь уничижительный термин — совсем непонятно.
Наблюдательный @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
В дополнение к глубинным народам: Культы червей
Бестиарий Холархии неумолимо расширяется. Мы уже говорили о межзвездных верблюдах, существах ужаса и нехватки, о самосмотрящем кино, о разумных интерфейсах, о котах апокалипсиса, об инстаженщинах из пробирки и много ком еще. На сей раз доблестный исследователь @greyshemes принял решение расшифровать древние письмена политологов из «Новой» и «Независимой» — после чего с ужасом записал явившиеся ему откровения о том, кто на самом деле скрывался за газетным обликом т.н. «глубинного народа». Я решил провести свое исследование — и правда оказалась куда горше. Теперь я почти уверен, что под личиной таинственных архитекторов дипстейта действовали... подземные ледяные черви.
Века назад из космоса на территорию будущей Московии было заброшено немало интересного. Мы не будем говорить о разумных красных звездах, о маленьких миньонах под брусчаткой и кровососущих дорогих пиджаках из ЦУМ. Мы вообще никогда не будем о них говорить. Но о червях говорить можно — черви тщеславны, они любят культы имени себя, любят большую политику и запутанные норы жестов, намерений и интерпретаций.
Общеизвестно, что примерно 63 червя вместе могут сложиться в фигуру одного среднего политолога. Этот самый политолог может годами шифроваться в публичном поле, продумывая очередные идеи развития страны, программные колонки в старейших изданиях и социальные акции помощи своему червеобществу. У каждой почетной червивой фигуры есть, как правило, свой культ — это и спикеры (червям трудно общаться с публикой), и копирайтеры (бескостными щуплами невозможно набирать тексты и создавать презентации в Кейноте), и даже специальный отдел червезаменителей (на случай, если фигура политолога выйдет из моды уже в этом сезоне — собираться в другую обычно дело времени).
Хороший культ червя может годами существовать в виде маленькой нкошки, медленно пожирая грантики и осваивая салатные листья идеологий. Кстати, черви очень любят смыслы — у них все вертится вокруг изобретения серьезных идей, метапроектов, креативных решений и прочих спасительных опций. Сказывается генетическая память: за тысячелетия в мерзлой земле черви от скуки научились имитировать высшую нервную деятельность и даже приобрели некое извращенное чувство юмора. Грызть снег порой бывает интересно, если добавить в это дело чуточку политики.
Возможно, не так давно культы червей в связи с изменившейся ситуацией начали гастролировать по другим странам, дабы искать там своих подземных собратьев. Если подумать, это объясняет очень многое — бескостное общество космополитов усиленно делает вид, что сеть их разветвленных мифотоннелей хоть сколь-нибудь соответствует реальной политике. Вслед за червями в культах появляются некроманты, вампиры и прочие дивные создания из подземных адов. Но вы и так знаете это слишком хорошо, поэтому перечислять их без нужды мы не будем.
Кстати, если кто-то думает, что великие тоннели метро являются памятником червивым культам — он ошибается. До червей тему качественных подземных дыр активно лоббировала еще более жуткая и скрытная сущность. Однако для ее исследования нужно будет покопаться в газетных подшивках девяностых — возможно, невидимый враг не успел подчистить все свидетельства до конца.
Исследующий политологию Червя @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Бестиарий Холархии неумолимо расширяется. Мы уже говорили о межзвездных верблюдах, существах ужаса и нехватки, о самосмотрящем кино, о разумных интерфейсах, о котах апокалипсиса, об инстаженщинах из пробирки и много ком еще. На сей раз доблестный исследователь @greyshemes принял решение расшифровать древние письмена политологов из «Новой» и «Независимой» — после чего с ужасом записал явившиеся ему откровения о том, кто на самом деле скрывался за газетным обликом т.н. «глубинного народа». Я решил провести свое исследование — и правда оказалась куда горше. Теперь я почти уверен, что под личиной таинственных архитекторов дипстейта действовали... подземные ледяные черви.
Века назад из космоса на территорию будущей Московии было заброшено немало интересного. Мы не будем говорить о разумных красных звездах, о маленьких миньонах под брусчаткой и кровососущих дорогих пиджаках из ЦУМ. Мы вообще никогда не будем о них говорить. Но о червях говорить можно — черви тщеславны, они любят культы имени себя, любят большую политику и запутанные норы жестов, намерений и интерпретаций.
Общеизвестно, что примерно 63 червя вместе могут сложиться в фигуру одного среднего политолога. Этот самый политолог может годами шифроваться в публичном поле, продумывая очередные идеи развития страны, программные колонки в старейших изданиях и социальные акции помощи своему червеобществу. У каждой почетной червивой фигуры есть, как правило, свой культ — это и спикеры (червям трудно общаться с публикой), и копирайтеры (бескостными щуплами невозможно набирать тексты и создавать презентации в Кейноте), и даже специальный отдел червезаменителей (на случай, если фигура политолога выйдет из моды уже в этом сезоне — собираться в другую обычно дело времени).
Хороший культ червя может годами существовать в виде маленькой нкошки, медленно пожирая грантики и осваивая салатные листья идеологий. Кстати, черви очень любят смыслы — у них все вертится вокруг изобретения серьезных идей, метапроектов, креативных решений и прочих спасительных опций. Сказывается генетическая память: за тысячелетия в мерзлой земле черви от скуки научились имитировать высшую нервную деятельность и даже приобрели некое извращенное чувство юмора. Грызть снег порой бывает интересно, если добавить в это дело чуточку политики.
Возможно, не так давно культы червей в связи с изменившейся ситуацией начали гастролировать по другим странам, дабы искать там своих подземных собратьев. Если подумать, это объясняет очень многое — бескостное общество космополитов усиленно делает вид, что сеть их разветвленных мифотоннелей хоть сколь-нибудь соответствует реальной политике. Вслед за червями в культах появляются некроманты, вампиры и прочие дивные создания из подземных адов. Но вы и так знаете это слишком хорошо, поэтому перечислять их без нужды мы не будем.
Кстати, если кто-то думает, что великие тоннели метро являются памятником червивым культам — он ошибается. До червей тему качественных подземных дыр активно лоббировала еще более жуткая и скрытная сущность. Однако для ее исследования нужно будет покопаться в газетных подшивках девяностых — возможно, невидимый враг не успел подчистить все свидетельства до конца.
Исследующий политологию Червя @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
Как правильно делить Летова — краткое введение в гробоведение
Во всем рунете есть только один спор бессмысленнее, чем срачи коммунистов с либертарианцами, беспощаднее, чем баталии секты Александра Панчина с противниками ГМО и ожесточеннее, чем диванные бои «зетовцев» со «славаукраинцами». Это спор о том, кому на самом деле принадлежит Егор Летов.
Обычно творчество Гражданской Обороны объединяет людей, становится точкой сборки для компаний с различными политическими и эстическими взглядами. Мол, да, ты совок, я правак, но ничего, мы оба любим Егора, пошли орать «винтовку» и «Все идет по плану». Но иногда, в самых запущенных и неизлечимых случаях, фанаты начинают Летова делить. И вот это уже правда страшно. В этот момент ты понимаешь, что люди друг друга действительно ненавидят.
Эталонный пример такой войны за ГрОбовое наследство представляет из себя ролик некого З. Прилепина под звучным названием «Тараканы, своровавшие Летова». Внутри стареющий нацбол двадцать минут подряд пытается забрать право гадать на Летове у Николая Солодникова, запрещает перепевать «Все как у людей» Нойзу, цитирует политические высказывания Егора и утверждает, что представить его на нынешних митингах совершенно невозможно.
Ответная риторика тоже совершенно прозрачна. «А до девяностых Летов со страшной гэбухой боролся, в лапы карательной психиатрии попадал и советскую власть ненавидел! Это он потом от горя с ума сошел и у вас в НБП оказался! И то в конце жизни каялся и жалел. Так что отдали нашего Егорку быстро, кому говорю!»
(Тут уместно было бы проанализировать текст «Мы лед», потому как песню эту все любят, но ее текст понимать упорно отказываются. Подсказка: вопрос «кто такие «они», не знающие, что такое боль и смерть?», имеет, как минимум, три ответа. А также рождает три конфликтующих интерпретации, две из которых делают дураками красных, а одна — либералов. Словом, да здравствует очередная битва плесени с липовым медом).
В этом локальном адке взаимной ненависти из рассмотрения постоянно выпадает поздний период творчества Летова. Он рассматривается сторонами не как ресурс, из которого можно достать очередной текстологический аргумент, но как приз, который достается при победе. Причины этого понятны: последние три альбома («Реанимация», «Долгая и счастливая жизнь», «Зачем снятся сны») наименее всего политизированы, а следовательно, беззащитны к апроприации. Идеологическая повседневность уходит из текстов, оставляя место откровенной мамлеевщине («Они наблюдают»), глубокой, метафорически переданной депрессии («Долгая и счастливая жизнь», «Вселенская большая любовь») и честной загробной психоделике («Реанимация», весь «Зачем снятся сны»). Кажется, не совру, если скажу, что фанаты нежнее всего любят именно поздний ГрОб.
Но все же использовать этот период в качестве аргументационной базы необходимо. Вот малоизвестная песня «Белые солдаты», в которой Летов откровенно сочувственно, по-отечески относится к тем самым белым солдатам — и даже называет их войну «обязательной». Несколько неожиданно для нарисованного Прилепиным краскона, правда? А мамлеевское влияние, несомненно, осталось от НБПшных времен, от общения с Дугиным и Лимоновым. Несколько неожиданного для «раскаявшегося» либерального Летова, правда?
Суть в том, что в третьем периоде своего творчества, пройдя антибольшевизм и краснокоричневость, уйдя глубоко в себя, разочаровавшись в революции (как либеральной, так и лимоновской), Летов, наконец, обратил этическое на службу эстетическому. И этот самый поздний Егор должен быть не призом, а общим знаменателем. Да, кому-то нравится «Мы лед», а кому-то «Пой, революция!» — но у нас одинаково есть «Снаружи всех измерений», каждый может найти себя в «Песне барсука» или «Реанимации». Наконец, каждому иногда хочется «переключить на черно-белый режим / и убивать, убивать, убивать, убивать».
Так что, господа, ответ на поставленный вопрос прост. Никак Летова делить не надо. Должно же нас вообще хоть что-нибудь объединять.
Ходящий по лесу меж слепых и ничтожных @svoi_shenok — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Во всем рунете есть только один спор бессмысленнее, чем срачи коммунистов с либертарианцами, беспощаднее, чем баталии секты Александра Панчина с противниками ГМО и ожесточеннее, чем диванные бои «зетовцев» со «славаукраинцами». Это спор о том, кому на самом деле принадлежит Егор Летов.
Обычно творчество Гражданской Обороны объединяет людей, становится точкой сборки для компаний с различными политическими и эстическими взглядами. Мол, да, ты совок, я правак, но ничего, мы оба любим Егора, пошли орать «винтовку» и «Все идет по плану». Но иногда, в самых запущенных и неизлечимых случаях, фанаты начинают Летова делить. И вот это уже правда страшно. В этот момент ты понимаешь, что люди друг друга действительно ненавидят.
Эталонный пример такой войны за ГрОбовое наследство представляет из себя ролик некого З. Прилепина под звучным названием «Тараканы, своровавшие Летова». Внутри стареющий нацбол двадцать минут подряд пытается забрать право гадать на Летове у Николая Солодникова, запрещает перепевать «Все как у людей» Нойзу, цитирует политические высказывания Егора и утверждает, что представить его на нынешних митингах совершенно невозможно.
Ответная риторика тоже совершенно прозрачна. «А до девяностых Летов со страшной гэбухой боролся, в лапы карательной психиатрии попадал и советскую власть ненавидел! Это он потом от горя с ума сошел и у вас в НБП оказался! И то в конце жизни каялся и жалел. Так что отдали нашего Егорку быстро, кому говорю!»
(Тут уместно было бы проанализировать текст «Мы лед», потому как песню эту все любят, но ее текст понимать упорно отказываются. Подсказка: вопрос «кто такие «они», не знающие, что такое боль и смерть?», имеет, как минимум, три ответа. А также рождает три конфликтующих интерпретации, две из которых делают дураками красных, а одна — либералов. Словом, да здравствует очередная битва плесени с липовым медом).
В этом локальном адке взаимной ненависти из рассмотрения постоянно выпадает поздний период творчества Летова. Он рассматривается сторонами не как ресурс, из которого можно достать очередной текстологический аргумент, но как приз, который достается при победе. Причины этого понятны: последние три альбома («Реанимация», «Долгая и счастливая жизнь», «Зачем снятся сны») наименее всего политизированы, а следовательно, беззащитны к апроприации. Идеологическая повседневность уходит из текстов, оставляя место откровенной мамлеевщине («Они наблюдают»), глубокой, метафорически переданной депрессии («Долгая и счастливая жизнь», «Вселенская большая любовь») и честной загробной психоделике («Реанимация», весь «Зачем снятся сны»). Кажется, не совру, если скажу, что фанаты нежнее всего любят именно поздний ГрОб.
Но все же использовать этот период в качестве аргументационной базы необходимо. Вот малоизвестная песня «Белые солдаты», в которой Летов откровенно сочувственно, по-отечески относится к тем самым белым солдатам — и даже называет их войну «обязательной». Несколько неожиданно для нарисованного Прилепиным краскона, правда? А мамлеевское влияние, несомненно, осталось от НБПшных времен, от общения с Дугиным и Лимоновым. Несколько неожиданного для «раскаявшегося» либерального Летова, правда?
Суть в том, что в третьем периоде своего творчества, пройдя антибольшевизм и краснокоричневость, уйдя глубоко в себя, разочаровавшись в революции (как либеральной, так и лимоновской), Летов, наконец, обратил этическое на службу эстетическому. И этот самый поздний Егор должен быть не призом, а общим знаменателем. Да, кому-то нравится «Мы лед», а кому-то «Пой, революция!» — но у нас одинаково есть «Снаружи всех измерений», каждый может найти себя в «Песне барсука» или «Реанимации». Наконец, каждому иногда хочется «переключить на черно-белый режим / и убивать, убивать, убивать, убивать».
Так что, господа, ответ на поставленный вопрос прост. Никак Летова делить не надо. Должно же нас вообще хоть что-нибудь объединять.
Ходящий по лесу меж слепых и ничтожных @svoi_shenok — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Вечное возвращение: исток пути Колобка. Часть первая
Колобок. Так ли прост этот комочек, который прокатывается по нашему детству, укореняясь в сознании, словно некое откровение? На просторах и помойках интернета много трактовок этого, без сомнения, великого произведения. Но мало кто знает, что известная детская сказка — суть самое настоящее антихристианское произведение, которое удивительно гармонично вплелось в русскую культуру. И, хоть «Колобок» и более уместен в контексте западной культуры, по неким причинам он попал не туда. Первое письменное упоминание «Колобка» — 1873 год. Только лишь через десять лет Фридрих Ницше напишет всем известное и опошленное «Bog umer (Гот ист тут)». Сначала я хотел назвать трактовку так: «Философия Ницше в «Колобке». Но теперь называю — «Философия Колобка в Ницше».
Для начала нужно примерно понять, где и как зародилась идея о Колобке. Скорее всего, это позднеславянский языческий миф, который появился, когда христианство на Западе и на Руси уже стало основной религией. Где-то в глубинах, может быть, в лабиринтах сибирских лесов некий старец, гений и пророк испытал откровение и рассказал его жителям деревни — зачав новый миф. Старик наверняка был потомком новгородцев, ведь дикий мафусаил конца XV или XVI века вполне мог сохранить некие знания о Риме из-за Русско-византийской войны. Старик и Старуха изначально могли носить имена славянских божеств, генеалогию которых старик возвел к Риму. Вполне вероятно, что новгородцы могли поклоняться божественным покровителям древних и великих городов, которые и породили их религиозный недуг. Позднее, конечно, четкость смыслов стерлась, ибо было бы странно, если б в православной среде выжил миф с запретными богами. Поэтому в целях самоцензуры население начало пренебрежительно называть Рим и Грецию Стариком и Старухой. Сказка стала намного примитивнее, однако суть никуда не делась — утонула, да, но не захлебнулась.
И вот прошло несколько веков. Послание Западу в форме «Колобка» никак не выходило за пределы России, а к тому моменту, когда «Колобок» напечатался, это уже было не послание, а истинное прозрение для прочитавших. Напечатанный в 1873 году, он в течении почти десяти лет катился до Ницше, спустя сотни лет наконец достигнув цели. Пройдя через отчуждение, через коверканье, преодолев возможное забытье и потерю смыслов, послание обрело свое пристанище, отзеркалилось в культуру и философию через «Веселую науку», которую потом всем терпеливо постигать. Так давайте постигнем суть истока якобы ницшеанской идеи.
Для начала стоит понимать, что Старик — это Греция, Старуха — Рим. В образе Старика сокрыты идеи Платона, Старик являет собой основу для христианского понимания божества, так же, как болото — основу для Петербурга. В лице старухи мы видим Рим, который дрожащими, стареющими руками на основе идей Деда создает и порождает Колобка — христианство, собранное со всех бедных окраин Империи.
И вот Колобок покидает своих предков, своих создателей. Тут сразу же могут возникнуть неверные и глупые трактовки, мол, Колобок сам ушел от дедушки, от бабушки — но это ложь. Единственно истинной трактовкой ухода Колобка является то, что старик и старуха умерли. От старости, от голода. Самая прямая аллюзия на Римскую Империю в тексте — отсутствие муки. Рим славился пшеницей, поэтому нехватка муки отображает его упадок и падение. Исходя из этого, можно с уверенностью утверждать, что Колобок был создан, когда Римперия окончательно пала. Вот поэтому Колобок не может остаться в павшем доме — для молодой сущности (идеи) это невозможно, движение Колобка естественно и необоримо.
Продолжение следует.
Циклический @shizashiz — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Колобок. Так ли прост этот комочек, который прокатывается по нашему детству, укореняясь в сознании, словно некое откровение? На просторах и помойках интернета много трактовок этого, без сомнения, великого произведения. Но мало кто знает, что известная детская сказка — суть самое настоящее антихристианское произведение, которое удивительно гармонично вплелось в русскую культуру. И, хоть «Колобок» и более уместен в контексте западной культуры, по неким причинам он попал не туда. Первое письменное упоминание «Колобка» — 1873 год. Только лишь через десять лет Фридрих Ницше напишет всем известное и опошленное «Bog umer (Гот ист тут)». Сначала я хотел назвать трактовку так: «Философия Ницше в «Колобке». Но теперь называю — «Философия Колобка в Ницше».
Для начала нужно примерно понять, где и как зародилась идея о Колобке. Скорее всего, это позднеславянский языческий миф, который появился, когда христианство на Западе и на Руси уже стало основной религией. Где-то в глубинах, может быть, в лабиринтах сибирских лесов некий старец, гений и пророк испытал откровение и рассказал его жителям деревни — зачав новый миф. Старик наверняка был потомком новгородцев, ведь дикий мафусаил конца XV или XVI века вполне мог сохранить некие знания о Риме из-за Русско-византийской войны. Старик и Старуха изначально могли носить имена славянских божеств, генеалогию которых старик возвел к Риму. Вполне вероятно, что новгородцы могли поклоняться божественным покровителям древних и великих городов, которые и породили их религиозный недуг. Позднее, конечно, четкость смыслов стерлась, ибо было бы странно, если б в православной среде выжил миф с запретными богами. Поэтому в целях самоцензуры население начало пренебрежительно называть Рим и Грецию Стариком и Старухой. Сказка стала намного примитивнее, однако суть никуда не делась — утонула, да, но не захлебнулась.
И вот прошло несколько веков. Послание Западу в форме «Колобка» никак не выходило за пределы России, а к тому моменту, когда «Колобок» напечатался, это уже было не послание, а истинное прозрение для прочитавших. Напечатанный в 1873 году, он в течении почти десяти лет катился до Ницше, спустя сотни лет наконец достигнув цели. Пройдя через отчуждение, через коверканье, преодолев возможное забытье и потерю смыслов, послание обрело свое пристанище, отзеркалилось в культуру и философию через «Веселую науку», которую потом всем терпеливо постигать. Так давайте постигнем суть истока якобы ницшеанской идеи.
Для начала стоит понимать, что Старик — это Греция, Старуха — Рим. В образе Старика сокрыты идеи Платона, Старик являет собой основу для христианского понимания божества, так же, как болото — основу для Петербурга. В лице старухи мы видим Рим, который дрожащими, стареющими руками на основе идей Деда создает и порождает Колобка — христианство, собранное со всех бедных окраин Империи.
И вот Колобок покидает своих предков, своих создателей. Тут сразу же могут возникнуть неверные и глупые трактовки, мол, Колобок сам ушел от дедушки, от бабушки — но это ложь. Единственно истинной трактовкой ухода Колобка является то, что старик и старуха умерли. От старости, от голода. Самая прямая аллюзия на Римскую Империю в тексте — отсутствие муки. Рим славился пшеницей, поэтому нехватка муки отображает его упадок и падение. Исходя из этого, можно с уверенностью утверждать, что Колобок был создан, когда Римперия окончательно пала. Вот поэтому Колобок не может остаться в павшем доме — для молодой сущности (идеи) это невозможно, движение Колобка естественно и необоримо.
Продолжение следует.
Циклический @shizashiz — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
С Наступающим!
Две тысячи двадцать второй год. Он начинался с надеждой, что к концу подошла ковидная пора и хватит с нас «Болдинской осени» aka «в чумные времена великое искусство». Сейчас кааак вздохнём полной грудью! И вдохнули. И сразу закашлялись.
И сейчас, когда окна подмигивают гирляндами, а тьма наступает рано, люди ходят по улицам, укутавшись свиным гриппом, и поздравляют друг друга по старой привычке. «С Наступающим!»
Ох, чем бы оно на нас ни наступило (сочащимся щупальцем, гигантской пяткой, вычурным пальцем, тапком?), понятно, что это ОНО сильно изменилось в начале десятилетия.
Это уже не планы типа «с понедельника займусь спортом» и не надежды на повышенную зарплату или хотя бы новогоднее чудо. Это ожидание катастрофы — где в этот раз подломится? Ожидание ясности — похуже или получше? А как будет у меня? Но и от катастроф, которых было уже немало в этом тысячелетии, текущее отличается сильно.
Это не одиннадцатое сентября из начала века — бах, бум, ШОК, последствия. Скорее тягучий дёготь давно потерявшей вкус жвачки. Как баланда из галактической тюрьмы в сериале «Андор»: ешь, сколько влезет, но только лучший работник месяца в награду получит вкус для своей еды.
И единственный способ справиться — жить, как привычно. Рутина спасает — это вам любой покалеченный скажет. Природа всё так же красива, город всё так же тиранит, кредит сам себя не заплатит, доверие не вернётся.
Ощущение как у Лавкрафта: НАСТУПАЮЩЕЕ непознаваемо, сколько ни анализируй, а мыслью не обхватишь, не обнимешь, не сдержишь. Мы шушукаемся и что-то там себе чувствуем, а оно шагает, оно приближается.
Надеюсь, в прошлом году вы, как и пол-интернета, искали rule 34 на ту вампиршу из Resident Evil Village и писали комментарии в стиле: «О, наступи на меня, леди Димитреску!» Иначе, боюсь, в две тысячи двадцать третьем вам будет не по себе.
Поживём — увидим, да? Знаете, главное, что я прочувствовал в этом году — carpe diem. Необходимо ловить момент. Пока марширует будущее, у нас тут запланирована рыбалка на настоящее. Оказывается, оно того стоит.
С Настоящим, @bitnevpoet! — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Две тысячи двадцать второй год. Он начинался с надеждой, что к концу подошла ковидная пора и хватит с нас «Болдинской осени» aka «в чумные времена великое искусство». Сейчас кааак вздохнём полной грудью! И вдохнули. И сразу закашлялись.
И сейчас, когда окна подмигивают гирляндами, а тьма наступает рано, люди ходят по улицам, укутавшись свиным гриппом, и поздравляют друг друга по старой привычке. «С Наступающим!»
Ох, чем бы оно на нас ни наступило (сочащимся щупальцем, гигантской пяткой, вычурным пальцем, тапком?), понятно, что это ОНО сильно изменилось в начале десятилетия.
Это уже не планы типа «с понедельника займусь спортом» и не надежды на повышенную зарплату или хотя бы новогоднее чудо. Это ожидание катастрофы — где в этот раз подломится? Ожидание ясности — похуже или получше? А как будет у меня? Но и от катастроф, которых было уже немало в этом тысячелетии, текущее отличается сильно.
Это не одиннадцатое сентября из начала века — бах, бум, ШОК, последствия. Скорее тягучий дёготь давно потерявшей вкус жвачки. Как баланда из галактической тюрьмы в сериале «Андор»: ешь, сколько влезет, но только лучший работник месяца в награду получит вкус для своей еды.
И единственный способ справиться — жить, как привычно. Рутина спасает — это вам любой покалеченный скажет. Природа всё так же красива, город всё так же тиранит, кредит сам себя не заплатит, доверие не вернётся.
Ощущение как у Лавкрафта: НАСТУПАЮЩЕЕ непознаваемо, сколько ни анализируй, а мыслью не обхватишь, не обнимешь, не сдержишь. Мы шушукаемся и что-то там себе чувствуем, а оно шагает, оно приближается.
Надеюсь, в прошлом году вы, как и пол-интернета, искали rule 34 на ту вампиршу из Resident Evil Village и писали комментарии в стиле: «О, наступи на меня, леди Димитреску!» Иначе, боюсь, в две тысячи двадцать третьем вам будет не по себе.
Поживём — увидим, да? Знаете, главное, что я прочувствовал в этом году — carpe diem. Необходимо ловить момент. Пока марширует будущее, у нас тут запланирована рыбалка на настоящее. Оказывается, оно того стоит.
С Настоящим, @bitnevpoet! — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Мы недооценили метафору Третьего Рима
Для начала давайте определимся: исторические аналогии — для слабаков. Ими пользуются либо в споре, когда легитимные аргументы кончились, а сказать что-то надо, либо в публицистике, когда необходимо пафосное художественное высказывание. Серьезной аргументационной силы за ними нет.
Однако, помимо влияния на мозги, заставляющего людей лезть в пушечные жерла ради сравнения их государства с чем-то древним и великим, такие метафоры имеют иной смысл — они крайне показательны. Если люди верят в некоторое сравнение, то, основываясь на нем, мы можем предсказать их образ мыслей и действий. Иначе говоря, вера в штамп — хороший диагноз.
Что же мы имеем в метафоре «Москва — третий Рим»? В нашем восприятии она маргинализирована — всякий представитель «креативного класса», будь он либерал или патриот, давно развенчал ее у себя в голове. Сделать это можно по-разному — можно принять тезис за сумасшедшие бредни средневекового монаха, можно в националистическом духе заявить, что эта концепция нужна для обоснования порабощения русского народа сторонней властью. Так мы отказываемся от анализа сути сказанного, ограничившись презрительным хмыканьем по отношению к высказывающим.
Высказывающие же, тем временем, успешно растиражировали метафору, что, судя по моим наблюдениям, сделало ее достаточно популярной в пресловутом глубинном народе. Поэтому полезно понять, что означает утверждение «Москва — третий Рим» по факту.
Редкая попытка анализа формулы «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать» сводится ее антиимперскими противниками к простой и известной всем мантре о вреде исторических аналогий и о несостоятельности связки «Москва — Рим». Хотя здесь разворачивается целое дискурсивное поле, мало кто пытается идти дальше — и зря.
Суть вот в чем. Римская империя — один из ключевых исторических мифов европейской культуры. Гигантская коллективная травма западной цивилизации — влияние которой доходит до большой политики начала двадцатого века как минимум. Уникальность империи по размеру и долголетию сделала ее распад немыслимым событием для современников и многих поколений потомков. Если даже Рим пал, то что ждет остальных? Как известно, суеверность христианского средневековья, конфликты англичан и французов, немецкая теория расового превосходства (не говоря уже про всю итальянскую историю) etc — в том числе следствия распада Римской Империи. Вся наша культура — личность тридцатилетнего человека с большой детской травмой. Дырой в политическом теле размером с павший Рим.
Абзац выше вроде бы состоит из совершенных банальностей. Да, конечно, всем это известно — но приложите послезнание к формуле «Москва — третий Рим». Крах Москвы (равно как и всего, что последует за ним), которого жаждет энная прослойка людей, приведет не только к куче локальных конфликтов, но и к долговечной коллективной травме. Битва за историческое наследие, соревнование ресентиментов, многовековой рубец на теле ВСЕЙ русскоязычной культуры, лишь приблизительно сопоставимый с раной от краха маленькой древней империи. Культурный удар размажет многих — в первую очередь тех, кому так хотелось вырвать кусок из тела Третьего Рима.
В конце концов, не так уж Москва и Рим непохожи. В конце концов, если люди действительно мыслят так, как говорят, то вообще все равно, похожи они или нет. Сознание определяет бытие, и химеры сознания порой обретают плоть, превращаясь в кошмар наяву.
Так что, вне зависимости от ваших этических взглядов, при мысли о крахе Третьего Рима поразмыслите и вот о чем. Если это случится, то кроме своих Аттилы и Алариха вас ждут: пара Барбаросс, десятка два Ричардов Львиное Сердце, несколько Мартинов Лютеров, свой межзвездный Колумб со своим межзвездным расовым угнетением. И да, как верх всего великолепия — свой локальный Гитлер через сколько-то веков. Эхо Рима накрыло европейский клочок земли — эхо Москвы накроет половину мира.
«Бойтесь своих желаний — они имеют последствия».
Предостерегающий @svoi_shenok — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Для начала давайте определимся: исторические аналогии — для слабаков. Ими пользуются либо в споре, когда легитимные аргументы кончились, а сказать что-то надо, либо в публицистике, когда необходимо пафосное художественное высказывание. Серьезной аргументационной силы за ними нет.
Однако, помимо влияния на мозги, заставляющего людей лезть в пушечные жерла ради сравнения их государства с чем-то древним и великим, такие метафоры имеют иной смысл — они крайне показательны. Если люди верят в некоторое сравнение, то, основываясь на нем, мы можем предсказать их образ мыслей и действий. Иначе говоря, вера в штамп — хороший диагноз.
Что же мы имеем в метафоре «Москва — третий Рим»? В нашем восприятии она маргинализирована — всякий представитель «креативного класса», будь он либерал или патриот, давно развенчал ее у себя в голове. Сделать это можно по-разному — можно принять тезис за сумасшедшие бредни средневекового монаха, можно в националистическом духе заявить, что эта концепция нужна для обоснования порабощения русского народа сторонней властью. Так мы отказываемся от анализа сути сказанного, ограничившись презрительным хмыканьем по отношению к высказывающим.
Высказывающие же, тем временем, успешно растиражировали метафору, что, судя по моим наблюдениям, сделало ее достаточно популярной в пресловутом глубинном народе. Поэтому полезно понять, что означает утверждение «Москва — третий Рим» по факту.
Редкая попытка анализа формулы «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать» сводится ее антиимперскими противниками к простой и известной всем мантре о вреде исторических аналогий и о несостоятельности связки «Москва — Рим». Хотя здесь разворачивается целое дискурсивное поле, мало кто пытается идти дальше — и зря.
Суть вот в чем. Римская империя — один из ключевых исторических мифов европейской культуры. Гигантская коллективная травма западной цивилизации — влияние которой доходит до большой политики начала двадцатого века как минимум. Уникальность империи по размеру и долголетию сделала ее распад немыслимым событием для современников и многих поколений потомков. Если даже Рим пал, то что ждет остальных? Как известно, суеверность христианского средневековья, конфликты англичан и французов, немецкая теория расового превосходства (не говоря уже про всю итальянскую историю) etc — в том числе следствия распада Римской Империи. Вся наша культура — личность тридцатилетнего человека с большой детской травмой. Дырой в политическом теле размером с павший Рим.
Абзац выше вроде бы состоит из совершенных банальностей. Да, конечно, всем это известно — но приложите послезнание к формуле «Москва — третий Рим». Крах Москвы (равно как и всего, что последует за ним), которого жаждет энная прослойка людей, приведет не только к куче локальных конфликтов, но и к долговечной коллективной травме. Битва за историческое наследие, соревнование ресентиментов, многовековой рубец на теле ВСЕЙ русскоязычной культуры, лишь приблизительно сопоставимый с раной от краха маленькой древней империи. Культурный удар размажет многих — в первую очередь тех, кому так хотелось вырвать кусок из тела Третьего Рима.
В конце концов, не так уж Москва и Рим непохожи. В конце концов, если люди действительно мыслят так, как говорят, то вообще все равно, похожи они или нет. Сознание определяет бытие, и химеры сознания порой обретают плоть, превращаясь в кошмар наяву.
Так что, вне зависимости от ваших этических взглядов, при мысли о крахе Третьего Рима поразмыслите и вот о чем. Если это случится, то кроме своих Аттилы и Алариха вас ждут: пара Барбаросс, десятка два Ричардов Львиное Сердце, несколько Мартинов Лютеров, свой межзвездный Колумб со своим межзвездным расовым угнетением. И да, как верх всего великолепия — свой локальный Гитлер через сколько-то веков. Эхо Рима накрыло европейский клочок земли — эхо Москвы накроет половину мира.
«Бойтесь своих желаний — они имеют последствия».
Предостерегающий @svoi_shenok — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Вечное возвращение: исток пути Колобка. Часть вторая
Перед анализом пути должно понять — почему Колобок круглый и зачем неуклонно катится вперед? В его круглости отражается античное представление о времени и традиционная цикличность (тут можно вспомнить хороводы Дугина); его неуклонное движение вперед — суть христианская концепция линейного времени. Впрочем, этот элемент сказки вполне очевиден.
И вот он пустился в путь. Заяц, волк да медведь — самые сложные элементы послания, дать некую истинную трактовку этим существам мне кажется затруднительным. Однако, скорее всего, все они отражают варварские верования, естественных языческих богов, которые на тропинке времени остаются позади рукотворного и единого. В этом также можно усмотреть метафору превосходства прогрессивного «монстра Франкенштейна» из идей над традиционным существованием живых организмов. И выходит так, что Колобок, с одной стороны, бесконечно движется к прогрессу, оставляя всех позади, но на самом деле все иначе — он отдаляется, уходит от понимания своей самости.
Не менее сложным является место, которое Колобок в своем стишке (возможно, он представляет собой гротескный образ Нового Завета, но это довольно-таки топорная трактовка) отводит тому, что были у него «дедушка и бабушка». С одной стороны, они первые, о ком упоминается, но ведь Колобок всесильное божество, в нем уже хранятся строки и словеса, которые он произнесет. Именно поэтому Старик и Старуха оказываются фактически заброшены в самый дальний угол реальности. Впрочем, не такой уж и самый. Исходя из данной трактовки стишка, можно понятнее раскрыть тему отдаления от самости — истоки, суть и детали сущности уходят на второй план, на размытый фон, заменяясь — даже тут критика Нового времени — бесконечным прогрессом, прогрессом фактически бездумным. Следствием античного толчка.
И вот — Лиса Убивающая, которая поедает Бога. Но почему же она не просто еще один языческий бог, а именно Сверхчеловек? Языческие боги, в отличие от сверхчеловека, опять-таки естественны. Они не преображают историю и бытийность — они, по сути дела, и есть бытийность. Или же им должно занимать в ней место, наполняя оную смыслами. Лиса же, то есть Сверхчеловек, задает новый путь развития или движения. У нее есть сила воли, воля к творению и преобразованию реальности. Акт убийства Бога есть некое творчество — в широком смысле сверхлиса, лисовек, сверхлисовек преображает мир ради себя, ради сиюминутной забавы.
И хитрый Ницше перенял эту идею. С одной стороны, жаль, что никто из русских мыслителей не усмотрел в «Колобке» то же самое, но послание, однако, дошло. Пускай поздно, но лучше так. В итоге «Колобок» оказал великое влияние на европейскую культуру. Понимать «Колобка» — значит понимать двадцатый век, современность и собственную бытийность.
Циклический @shizashiz — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Перед анализом пути должно понять — почему Колобок круглый и зачем неуклонно катится вперед? В его круглости отражается античное представление о времени и традиционная цикличность (тут можно вспомнить хороводы Дугина); его неуклонное движение вперед — суть христианская концепция линейного времени. Впрочем, этот элемент сказки вполне очевиден.
И вот он пустился в путь. Заяц, волк да медведь — самые сложные элементы послания, дать некую истинную трактовку этим существам мне кажется затруднительным. Однако, скорее всего, все они отражают варварские верования, естественных языческих богов, которые на тропинке времени остаются позади рукотворного и единого. В этом также можно усмотреть метафору превосходства прогрессивного «монстра Франкенштейна» из идей над традиционным существованием живых организмов. И выходит так, что Колобок, с одной стороны, бесконечно движется к прогрессу, оставляя всех позади, но на самом деле все иначе — он отдаляется, уходит от понимания своей самости.
Не менее сложным является место, которое Колобок в своем стишке (возможно, он представляет собой гротескный образ Нового Завета, но это довольно-таки топорная трактовка) отводит тому, что были у него «дедушка и бабушка». С одной стороны, они первые, о ком упоминается, но ведь Колобок всесильное божество, в нем уже хранятся строки и словеса, которые он произнесет. Именно поэтому Старик и Старуха оказываются фактически заброшены в самый дальний угол реальности. Впрочем, не такой уж и самый. Исходя из данной трактовки стишка, можно понятнее раскрыть тему отдаления от самости — истоки, суть и детали сущности уходят на второй план, на размытый фон, заменяясь — даже тут критика Нового времени — бесконечным прогрессом, прогрессом фактически бездумным. Следствием античного толчка.
И вот — Лиса Убивающая, которая поедает Бога. Но почему же она не просто еще один языческий бог, а именно Сверхчеловек? Языческие боги, в отличие от сверхчеловека, опять-таки естественны. Они не преображают историю и бытийность — они, по сути дела, и есть бытийность. Или же им должно занимать в ней место, наполняя оную смыслами. Лиса же, то есть Сверхчеловек, задает новый путь развития или движения. У нее есть сила воли, воля к творению и преобразованию реальности. Акт убийства Бога есть некое творчество — в широком смысле сверхлиса, лисовек, сверхлисовек преображает мир ради себя, ради сиюминутной забавы.
И хитрый Ницше перенял эту идею. С одной стороны, жаль, что никто из русских мыслителей не усмотрел в «Колобке» то же самое, но послание, однако, дошло. Пускай поздно, но лучше так. В итоге «Колобок» оказал великое влияние на европейскую культуру. Понимать «Колобка» — значит понимать двадцатый век, современность и собственную бытийность.
Циклический @shizashiz — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Баночка: основы политического тульповодства
Многие склонны удивляться результатам социологических опросов, однако важно понимать, среди кого проводятся подобные исследования. Среди общей массы граждан, горожан, молодящихся пенсионеров, «глубинного народа» — или же политической тульпы, как основной опоры любых сверхцентрализующих процессов. Политическая тульпа — своего рода идеальный избиратель: ее формируют «все», «большинство», а также космонавты, физкультурники и трудящиеся, склонные самостоятельно и без каких-либо намеков сверху призывать к ограничению населения в правах и сокращению его доходов с одновременным расширением полномочий государственных органов.
Важно отличать тульпу от кротовухи: гибернирующий политкрот является представителем одного из множества глубинных народов в естественной среде обитания (спирте), в то время, как политическая тульпа — всего лишь говорящие маринованные блины. Масленица — идеальное время для приготовления политической тульпы, ведь растущая во время весеннего обострения тульпа обладает максимальной активностью.
Для приготовления политической тульпы требуются мука, молоко, яйца и обязательно соль. Соль — главный источник креативности политической тульпы. Ошибочно считать, что идеальным рецептом для основы политической тульпы являются русские блины: большинство методичек и темников на самом деле были разработаны под американские панкейки — более толстые и промасленные. Да и эти темники были за большие деньги скачаны с торрентов и следом переведены последователями Марии Спивак. Для маринада требуется заварка, достигающая крепости чифиря — она содержит необходимые дубильные вещества и позволяет раскрыть видение величия. Также нужен тщательно размешанный сахар и крепильный сок предыдущей политической тульпы, способствующий более быстрой адаптации тульпы новой.
Политическая тульпа обустраивается в трехлитровой банке, накрытой марлей, которая затем размещается в темном месте для минимизации контакта со средой. Очень важна самоизоляция политической тульпы — лишь полное предотвращение взаимодействия с окружающим миром делает ее доверчивой и лояльной тульповоду. Поэтому политическую тульпу издавна принято хранить в землянке, погребе или подвале — ведь это не какой-то там аполитичный чайный гриб или хипстерская комбуча, а важнейшая опора сверхцентрализованных моделей государства. Данная особенность позволяет ряду исследователей относить политическую тульпу к глубинным народам, наравне с Homo talpidoidus, когнитивными колониями червей и тоталитарными гномами. Однако это ошибка, политическая тульпа — гомункул в классическом виде, лишенный собственной культуры и мировоззрения.
Свойства политической тульпы напрямую зависят от ее выдержанности. К примеру, молодая политическая тульпа жизнерадостна, оптимистична и имеет легкий сладковатый вкус. Политическая тульпа средней выдержки терпка, хмура и склонна к консерватизму. Передержанная политическая тульпа начинает бродить и вонять: требует вернуть себе свой 37-ой, ввести талоны на Интернет (о существовании которого догадывается лишь под влиянием ноосферы), запретить все и посадить всех к себе в банку (начинают сказываться последствия одиночества). Конечно, некоторые экземпляры могут стремиться и к захвату мира. Такую тульпу уже нужно сливать, ведь ее сок вместо поддержания здоровья политического тульповода начинает вызывать словесную диарею.
Финальная стадия загнивания политической тульпы — разложение на плесень и липовый мед. На данном этапе политическая тульпа утрачивает веру в свое существование, и, как продукт собственного солипсизма, растворяется в небытии. Оставляя по себе лишь сок, пригодный для вскармливания новой политической тульпы.
Памятливый @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Многие склонны удивляться результатам социологических опросов, однако важно понимать, среди кого проводятся подобные исследования. Среди общей массы граждан, горожан, молодящихся пенсионеров, «глубинного народа» — или же политической тульпы, как основной опоры любых сверхцентрализующих процессов. Политическая тульпа — своего рода идеальный избиратель: ее формируют «все», «большинство», а также космонавты, физкультурники и трудящиеся, склонные самостоятельно и без каких-либо намеков сверху призывать к ограничению населения в правах и сокращению его доходов с одновременным расширением полномочий государственных органов.
Важно отличать тульпу от кротовухи: гибернирующий политкрот является представителем одного из множества глубинных народов в естественной среде обитания (спирте), в то время, как политическая тульпа — всего лишь говорящие маринованные блины. Масленица — идеальное время для приготовления политической тульпы, ведь растущая во время весеннего обострения тульпа обладает максимальной активностью.
Для приготовления политической тульпы требуются мука, молоко, яйца и обязательно соль. Соль — главный источник креативности политической тульпы. Ошибочно считать, что идеальным рецептом для основы политической тульпы являются русские блины: большинство методичек и темников на самом деле были разработаны под американские панкейки — более толстые и промасленные. Да и эти темники были за большие деньги скачаны с торрентов и следом переведены последователями Марии Спивак. Для маринада требуется заварка, достигающая крепости чифиря — она содержит необходимые дубильные вещества и позволяет раскрыть видение величия. Также нужен тщательно размешанный сахар и крепильный сок предыдущей политической тульпы, способствующий более быстрой адаптации тульпы новой.
Политическая тульпа обустраивается в трехлитровой банке, накрытой марлей, которая затем размещается в темном месте для минимизации контакта со средой. Очень важна самоизоляция политической тульпы — лишь полное предотвращение взаимодействия с окружающим миром делает ее доверчивой и лояльной тульповоду. Поэтому политическую тульпу издавна принято хранить в землянке, погребе или подвале — ведь это не какой-то там аполитичный чайный гриб или хипстерская комбуча, а важнейшая опора сверхцентрализованных моделей государства. Данная особенность позволяет ряду исследователей относить политическую тульпу к глубинным народам, наравне с Homo talpidoidus, когнитивными колониями червей и тоталитарными гномами. Однако это ошибка, политическая тульпа — гомункул в классическом виде, лишенный собственной культуры и мировоззрения.
Свойства политической тульпы напрямую зависят от ее выдержанности. К примеру, молодая политическая тульпа жизнерадостна, оптимистична и имеет легкий сладковатый вкус. Политическая тульпа средней выдержки терпка, хмура и склонна к консерватизму. Передержанная политическая тульпа начинает бродить и вонять: требует вернуть себе свой 37-ой, ввести талоны на Интернет (о существовании которого догадывается лишь под влиянием ноосферы), запретить все и посадить всех к себе в банку (начинают сказываться последствия одиночества). Конечно, некоторые экземпляры могут стремиться и к захвату мира. Такую тульпу уже нужно сливать, ведь ее сок вместо поддержания здоровья политического тульповода начинает вызывать словесную диарею.
Финальная стадия загнивания политической тульпы — разложение на плесень и липовый мед. На данном этапе политическая тульпа утрачивает веру в свое существование, и, как продукт собственного солипсизма, растворяется в небытии. Оставляя по себе лишь сок, пригодный для вскармливания новой политической тульпы.
Памятливый @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙