Наступило на горло время, когда сама вывеска матча "Ювентус" - "Рома" вызывает разной степени нервное расстройство. От скрывающей раздражение непроизвольной улыбки, тикающей защиты от стыда и пошлости, до истерической, сквозь слёзы утраты должного масштаба, насмешки над тем ужасом, что привычно происходит на поле. Страх и сожаление от потерянного времени, боль от невоплощённых возможностей, терзания от скупоплодного, маломыслящего, боязливого примитива - эмоции далеки от любого праздника, нисколько не новогодние. В нынешних Риме-Турине сути и идей не в пример меньше, чем в любой из самых жвачных новогодних комедий - по добродетелям последние и вовсе выходят в праведники.

Наверное, это неспроста. Тридцатого декабря, за сутки до обновления и начала, играют так, чтобы стать символом уходящего, оставляемого, плохого. День, чтобы передумать и отмести - а сегодня уже "Тоттенхэм" против "Борнмута", абсолютный антипод громкой лишь за прошлые заслуги афиши Италии. Проводы и прощания с теми, которыми быть не нужно, - заскорузлым почитателем результата Аллегри и его "Юве", язвительным в бессилии упущенного могущества Моуринью и его "Ромы", - следуют перед примерами лучшего, неотступным светом идей Постекоглу и отважностью Ираолы.

Будто вторя первобытной ещё традиции, в самое тёмное, холодное и недружелюбное к человеку время подвигающей смеяться в лицо тяжестям природы тысячами огней, килограммами сытной пищи и десятками богатых подарков, а на грани времён, в день переходный - отмечать его донельзя велико, зачиная ослепляющим блеском благо всего последующего года, будто в этой традиции выстроились и матчи. Остаются сзади Массимилиано и Жозе, с их робостью, бронзовым конформизмом, жёсткостью одеревеневшего духа - встречают, ведут в новое Эндж и Андони, их смелая преданность высокому. Будто сам футбол говорит, что нужно в себе и везде отринуть и за чем стоит следовать.

Не увядайте в Жозе, цветите, как Эндж и Андони. Дерзновенно, с верностью идеалам, разумно, изящно, приятно и честно.

С Новым Годом. Мира, добра и счастья.

​Любопытно, насколько похожими позавчера уже предстали "Атлетико" и "Жирона". Обе гибридные, из одной формы при обороне перетекающие с мячом в другую. Обе щедро насыщают центр, собирая там, приходящих со всех сторон, до пяти игроков - и обе этот обильный посев используют прежде всего для того устойчивого контроля, что, посадив соперника, отправит атаку на разреженный край, где у второго Мадрида и первой Каталонии также прямые рифмы, главный в резвости взлома соперника инструмент. Обе крепки без мяча высоко, в давлении и агрессии, в пригнувшейся позе, напротив, до неприличного беспорядочны, маловнимательны и шатки.

Перекличка способна надолго продолжиться, сохраняя эхо и резонанс и в общем, и в маленьком. И те, и эти строят геометричное в целом владение на довольной свободе движения близко сопряжённых партнёров; обе строго крепят к месту одних исполнителей, давая завидный простор нескольким остальным, выдающимся; у обеих, в конце концов, есть исключительный крайний центральный защитник, что чутким движением впереди часто приносит значительно больше пользы, чем своими формальными обязательствами.

И сегодня не до уверенности понятно, для кого данное обстоятельство комплимент, а для кого - укор. Запрыгнула ли так высоко разбитная "Жирона", приземлившись на одну ступеньку с потерявшим вневременную, казалось, надёжность обороны "Атлетико", или же Симеоне так похвально, наконец, переложил свой вековой фундамент с маршевого на полуджазовый лад, что соответствует яркости Монтиливи?

Впрочем, любопытнее даже не само соответствие почти близнецовых ладушек, что лишь недоразумением, вечной прихотью результата разрешились неравенством - занятнее, показательнее сам зеркальный портрет двух больших современных команд. Открытые, гибридные, с многочисленным центром для резких флангов, в силе в прессинге, на мяче и зыбкие низко, интерпретирующе геометричные, полные значимых и вносящих личностей и оригинальных ролей - так неслучайно, в первом громком, по-настоящему состязательном матче года, будто декларативно его открывающем, совпали "Жирона" и "Атлетико". Под описание легко подпадут и другие, ведь таков сегодня весь высший футбол; чуть бы персональной игры добавить - и хоть слепок, ухватывая всегда живое мгновение, снимай. Не без изящества маска бы вышла. Время для искусства футбола сейчас, видимо, золотое.

​Поздний вчерашний четвертьфинал итальянского кубка - пожалуй, самая громогласная декларация нового статуса "Болоньи". Она тем рельефнее, что произнесена близким к абсолюту самодостаточности соперником, "Фиорентиной", при Итальяно вечно уже, кажется, играющей исключительно собственные мотивы.

Вчера же "фиалки" намеренно, открыто и откровенно подстроились под оппонента. Впервые за два с половиной сезона с Винченцо тосканцы вышли с тройкой ЦЗ; впервые при Итальяно процент владения "Фиорентины" опустился ниже сорокового пункта - 38% стали наименьшим числом по этому показателю в новейшей истории команды. Не до привычного подавляющего контроля в классике 4-3-3: нужно было в давлении отзеркалить структуру устойчивой "Болоньи" и самой не попасть в чуткие её силки.

И хотя интонационно "Фиорентина", конечно, осталась собой, - высоко и персонально прессинговала, пыталась авангардно использовать подключающихся выше ЦЗ в геометричном, пусть и необычно малом владении, - но голос её очевидно откорректировали ради повышенного шанса на успех против серьёзного, цельного соперника. План сработал, - "фиалки" смотрелись выгоднее, сдержали намеченные особенности оппонента и, в конце концов, прошли в следующую стадию кубка, - но, возможно, для "Болоньи" игра означила куда большее. Теперь точно: работу Мотты крепко уважают, на неё ориентируются и оглядываются и самые самостоятельные противники, они понимают, что без разрушения вакуума своего футбола с футболом Тьяго уже не совладать.

Кажется, в Италии окончательно сложилась новая сила.

​Есть у приятного матча "Ньюкасла" и "Сити", помимо величия Кевина, чья причёска, кажется, специально дублирует брови наблюдающих его игру, и ещё один занимательный ракурс. Это встреча двух команд с возможно лучшими вторыми вратарями.

Дубравка берёт подобное звание отличным исполнением традиционных обязанностей: он крепко стережёт створ. По разнице суммарного post-shot xG - показателя, отражающего вероятность удара завершиться голом исходя из тяжести выстрела для голкипера, - и реально пропущенных мячей Мартин сейчас входит в топ-15 вратарей пяти высших лиг Европы (в АПЛ он вообще четвёрый). Если же скорректировать статистику на девяносто минут, что только подчеркнёт тот объём работы, с котором Дубравке пришлось справиться за всего семь с небольшим полных матчей, то голкипер "Ньюкасла" и вовсе окажется вторым стражем пятёрки главных чемпионатов: каждую встречу он спасает страдающую команду от половинки гола. Основным фундаментом такой надёжности словака представляется проницательность выбора им позиции на ленточке: многие сейвы Дубравки выглядят очень просто, будто мяч, после неудачного удара, просто прилетел прямо в него. Мудрой грамотностью Мартин напоминает Игоря Акинфеева, который тоже постоянно оказывается ровно на траектории выстрела. Хотя Дубравка, конечно, чуть более прыгуч.

Ортега же дотягивается, пожалуй, ещё выше: его ноги, их игра соответствуют потребностям Гвардиолы, почти равняются с Эдерсоном (неясно, какая из планок почётнее). Хладнокровная, разумная устойчивость под давлением, свежесть и ясность мышления и решений в каждой ситуации, широта профиля передач и стабильно мировой их уровень - думаю, почти любой тренер любого из клубов большой Европы, настаивающий на постоянном и конструктивном участии вратаря в продуманном контроле своей команды, сразу же сделал бы Ортегу первым её номером.

Но Поупу и Эдерсону, конечно, здоровья.

​О Постекоглу можно говорить бесконечно: предмет обозрения, его восхищающие свойства многообразны. Непредаваемый идеалистический стиль, положенный в основу выдающихся результатов, построен из казавшегося неподходящим материала почти мгновенно. Так можно было рассуждать уже в сентябре - но спустя полугодие у изящества "Тоттенхэма", мощи работы Энджа проявилась ещё одна грань.

Белый север Лондона не просто быстро перевернул собственное сознание, будто по щелчку пальцев перекроив облик игры - он с сопоставимо мысленной скоростью развивается в установленных ещё ранней осенью романтических рамках. Сейчас "Тоттенхэм", оставаясь узнаваемым, уже далеко убежал от первичных, ясных и чётких форм. Основные идеи, принципы и приёмы, разумеется, остаются, - высокий прессинг в 4-4-2, до центрального круга задранная последняя линия, непримиримо короткие розыгрыши и, конечно, сразу два заметно больше привычного лгущих фулбека, - однако в их воплощении теперь ощущается не строгая систематичность выделенных паттернов и механизмов, но свобода интерпретации, творческая вольность продолжения изученных постулатов. Никто в "Тоттенхэме" уже не линеен, мало кто предсказуем, все, сопряжённые общими представлениями, проводят их чуткими ситуативными действиями. ЦЗ забираются выше и шире, опорный то помогает им глубже, то врывается чуть ли не в последнюю линию, вингеры ищут то внутри, то на краю, фланговые треугольники из них, "восьмёрки" и фулбека бесконечно вращаются в смене позиций, - всё, как того требует эпизод, - а последние, маркер и манифест греко-австралийской отваги, порой превращаются в художников старого стиля, проницательностью свободы движения колеблясь между творцами семидесятых и девяностых.

Раннее созревание, результат тонкого воспитания таланта, когда на вызубренном скелете методологичной основы вырастает личность, способная легко и вольно обращаться с материалом, плодотворно перерабатывать и развивать пройденное, строить на его фундаменте новую, продолжающую красоту, такое взросление - потрясающий педагогический подвиг, мечта любого учителя в любой области. Футбол, в котором даже механическое заучивание быстро и хорошо проводят единицы, - и в "Тоттенхэм" лучший наставник с указкой и мелом приезжал совсем недавно, - футбол тут не исключение.

Постекоглу подобное не научение, но взращивание удалось в сжатые до предела сроки. Видимо, он действительно уникальный учитель - или же непонятно, о каком требуемом времени постоянно говорят его коллеги.

​Большие матчи Бундеслиги в нынешнем сезоне выходят чрезвычайно насыщенными. Плотная сочность, полнота встреч "Лейпцига", "Байера" и "Баварии" не отпускают даже при пересмотре. Соперники всегда сопоставимо сильны, порой, будто по очереди, мерцая особо яркими гранями. Так получилось и вчера.

"Лейпциг" снова выпятил потрясающую атакующую четвёрку. Опенда и Шешко, Ольмо и Симонс - все они, творческие и фантазийные, мощные индивидуально и в пониманиях, с быстрой и острой мыслью вносят во в целом такую, кажется, строго ясную структуру РБ то непросчитываемое и опасное, что рождает специфическое, сложносочинённое впечатление от команды Розе. Она выглядит отточенным механизмом, который венчает плодотворный эфир: чёткость системы, доходя до атаки, отдаётся творцам и выдумщикам. В сильный Лейпциг нередко и прежде заезжали гибкие умы, но сегодня их впереди собрано богатейшей россыпью - так РБ, добывая очки таблицы и стиля, радует и цифрой, и мелодией.

"Байер" же не первый раз поражает редкой не только для юной, но для любой команды ценнейшей чертой: умением крепчать, набирать силу прямо по ходу матча, постепенно, даже начав исключительно неудачно, разрастаясь до полного подавления соперника. Связывая конкретные и осязаемые тактические решения с лишь ощутимым, но отчётливым нагнетанием, нащупыванием родных струн, ростом уверенности, "Байер", в редких стартовых неудачах, от минуты к минуте будто собирает себя лучшего по кусочкам - и в такой форме, конечно, забирает игру. Иногда, как вчера, в полуторном почти составе, эти кусочки могут быть и невзрачными, не слишком подходящими на места сросшихся друг с другом элементов - и даже в подобном бриколаже "Байер", зрея, оказывается успешен. А это уже походит на чемпионскую поступь.

​Если и есть что-то неотделимо баскское в футболе, - а его, очевидно, не быть не может, - то оно - темп и борьба, интенсивность и страсть. Бильбао чутко, всегда, до конца цепляется и взвинчивает, выгрызает и убегает, роем съедает и стрелою летит - так, что подобное не только превзойти, ему соответствовать тяжко; чаще соперник захлёбывается.

Такой огонь кажется негасимым. Он опаливает сквозь года, от жестокости восьмидесятых до нынешних, на куски рвущих фланги Уильямсов. Тренеры одновременно и соответствуют, и меняются под "Сан-Мамес", внимая его культуре. Вальверде тут - отличный пример, в котором приобретённое в Каталонии изящество, поначалу желаемое им к трансляции на "Атлетик", понемногу подчинилось главному, склонилось под интенсивностью. Отдавшись неотчуждаемым добродетелям, сочетав их с фирменной выучкой и парой пристроек, Эрнесто придал Бильбао пусть не изысканную, но слепяще острую огранку, способную мгновенно вонзится в любого противника. "Атлетик" не перебегаешь - а "Атлетик" обученный и настроенный почти не переиграешь.

​Как мне кажется, я не самый чувственный человек. Воздействие любого спектра и силы крайне редко изменяет моё душевное положение серьёзным образом, значимо, далеко толкая его в какую-либо сторону. Оно относительно стабильно располагается около точки мерного спокойствия, вокруг которой - достаточно малого радиуса круг доступных самоощущений. На нём вроде бы нет ни пронизывающего ужаса, ни бурлящего восторга, ни топящего уныния, ни бесконечного вдохновения. Пробить границы окружности не получается и самыми могущественными впечатлениями: величайшие произведения культуры не переворачивают и поглощают, но занятны и нравятся, ужасы жизни не разят, но раздражают.

Подобная вялость представляется скорее изъяном. Осознаваемая тупость рецепторов, неизвестно как пришедшая амортизация сердца и души не позволяют по-настоящему жить, делают из бытия и осуществления покрытый туманом фон, заметно приглушённого вкуса эрзац. Это и повод для зависти, когда, наблюдая за многими посторонними, понимаешь, что никогда не вздрогнешь над книгой, над которой бы надо, не застынешь перед полотном, не покоробишься до ран злодеяниями, будто не проснешься, наконец.

Однако есть за разморенное холодом восприятие и малая компенсация, небольшая, редкая надежда на возможное лучшее. Моменты прорыва густо намазанной на чувства плёнки пассивности всё же случаются - и тогда они крайне ярки, закрепляются на года. Чаще вина за расцвет лежит на искусстве: держится в памяти пара печатных отрывков, что всколыхнула до изнутри идущих, увесисто и неспешно, мурашек, никуда не пропала сцена из фильма, заставившая заплакать. И в футболе, верно, есть у меня несколько таких одиноких, но гордых и сильных будоражащих мест.

Одно из них - 8 мая 2019 года, "Энфилд". Ради полуфинала ЛЧ просыпаешься ночью и тихо идёшь к экрану, где понемногу пока нагнетается предстоящее. Составы и планы, вводные и факты, рукопожатия и позы, темнота, тишина и наушники - что-то должно быть. И вдруг - гимн "Ливерпуля", что в молчании всех, кроме поющих, надувает, полнит стадион. Новые волны мелодии накрывают предыдущие, песнь высится, видимо всё вокруг окутывает - и будто разрешается моей дрожью; из глубин она давит слезу от шедевра, что, уже понятно, пойдёт затем. Игра впускает и впитывает, вместе с тобой кружится и рвётся - так происходило (пока?) однажды.

А внутри игры, отделённый от поля линией, стоит её создатель - Юрген Клопп. Улыбается, скачет, жестикулирует. Дух непосредственной жизни хватает, разит на газон - и до меня он доходит той непередаваемой дрожью.

Многое было и до, многое было и после. Клоппа, его работу я знал, изучал и чуть-чуть, надеюсь, понимал. Прессинг, 4-3-3, ЛЧ, АПЛ, гонки с "Сити". Салах-Фирмино-Мане, Алиссон, Александр-Арнольд. Зубы, кепка, страсть. Плотно следил, разбирался, оценивал, нравилось. Но важнее всего, навсегда остаётся со мною то восьмое мая, то пронизавшее меня чудо игры, её жизни, красоты и биения. Клопп подарил мне редкий момент настоящего, открыл, ненадолго, чувства и ощущения, показал любовь. За это, помимо и прежде всего остального, ему невыразимое спасибо - думаю, не от меня одного.

​Победа "Штутгарта" над растерянным в январе "Лейпцигом" не только громка - она убедительна и декларативна. Разгромная разница в счёте не только устойчиво отражает рисунок игры - она обеспечена, подкрепляется наглядно явлеными сильными, характерными сторонами команды Хённеса.

"Штутгарт", обладая довольно осязаемыми структурой и системой, вместе с тем впечатляюще гибок и слажен в её текучих перестроениях и интерпретациях. Главное даже не в гибридности его модели, из одной численно выражаемой формы при обороне переходящей в заметно отличную при владении - дело в том, как плавно и скоординировано "Штутгарт" работает с первоначальным, вроде бы чётким своим построением при прессинге. Привычка строго определять схему в положении без мяча тут работает слабо, только запутывает: команда Хённеса, тогда неподвластная оцифровке, двигается в давлении под структуры розыгрыша соперника сродни настойчивой жидкости, плотной массой обволакивая свободных противников и пустые зоны. Это и не строгая индивидуальность опеки, всегда разрушающая классическое построение, и не привычно немецкий блок на пространство - это их симбиоз, основанный на мгновенности понимания, предсказания действий соперника в столь же чутком взаимосогласии с помогающими партнёрами.

Именно такая черта, пока представляющаяся в "Штутгарте" наиболее оригинальной, в первую очередь заложила крепость победы над "Лейпцигом". Стыдных его четыре удара за 90 минут оглушительней остального кричат об успехе Хённеса без мяча, но, возможно, ещё показательнее то, как ни одна из трёх подыскиваемых Розе структур билд-апа так и не смогла заметно и стабильно помочь "РБ" в развитии: на каждую из них хозяева, не привязанные к какой-либо ригидной модели давления, находили, в лучшем из смыслов аморфные, свой достойный ответ.

Разумеется, на привлекательной пластичности без мяча сила "Штутгарта" не оканчивается. В нём достаточно тонкости - она позволяет разбираться на узких пространствах; хватает импровизаторов, что выдумывают острое из пустого; есть, наконец, знакомая для Германии, но тем не менее опасная для соперников скорость, разящая, как оказывается, даже родной для неё "РБ". Однако обозначенное свойство выглядит для команды Хённеса основным, залоговым: на лету схватывающая гибкость, совместно согласованная переливаемость, плод тонкого чувства ситуации, партнёра и игры, создаёт и её оборонительную надёжность, и творческий контроль мяча, и проницательность атак "Штутгарта". Команда кажется многое разумеющей - а это кажется самым главным.

​Чем дольше и глубже всматриваешься в "Фиорентину", тем усложнённее становится ощущение от подобного наблюдения. За уже признанными силой и красотой контекст раскрывает трудности и разочарования, а устойчивость впечатляющего футбола оборачивается застоем.

Виола при Итальяно многому обучилась. Ультимативно внимательный и плотный прессинг, крепкое, изящное и большое владение за последние два с половиной года стали лицом Флоренции, одной из многочисленных её - слоновое слово! - достопримечательностей. Результатами красота не пожертвовала, и "Фиорентина" второй сезон вдыхает весну Европы. Всё так, всё похвально-приятно.

Однако пристальное внимание к полю оголяет образ и имя, выставляя его куда менее однозначным. "Фиорентина" сегодня играет практически ровно так же, как вела она себя, например, полтора сезона назад. И тогда, и сейчас есть у неё безусловные, неотменимые и описанные уже добродетели, которые в пиковых проявлениях, словно на горках, размахивают зрительским духом - но есть и такие же, кажется всё настойчивее, непреходящие, неизлечимые изъяны. В очередной раз забрав мяч и территорию постоянным давлением, взяв и наладив контроль "Фиорентина", доводя владение до последних тридцати метров, из резвой, уверенной и образованной превращается или в беспомощную, или в примитивную, бесплодно, растерянно и глухо вращая нападение вокруг обороны соперника; нет инструментов, редки индивидуальные вспышки, а хуже их - только бесконечность навесов, адрес чей не указан.

Что с атакой, как разбираться в финальной трети - вот вопросы, на которые в остальном благая
Виола не была способна ответить в начале прошлого сезона - и не способна внятно что-либо произнести сейчас. И в этом непозволительно долго непреодолимом препятствии, в отсутствии прогресса, во всё более отчётливой невозможности перемен, стагнации проступают, видимо, свойства и ограничения Итальяно. Он быстро, почти мгновенно научил "Фиорентину" всему тому хорошему, что так в ней пленяет - но вместе с тем с момента впитывания поданного материала и знания дальше он и команда давно уже шагнуть не способны: не получается у них лихо переваливать бастионы штрафных. Винченцо вихрем дал Флоренции всё, что мог и умел отдать - но последние полтора года он будто топчется по фиолетового бархата ковру, в невозможности продвижения, по идеям и по полю, лишь шарканьем создавая на нём рябые узоры, где центральные защитники вдруг заходят в опорную.

И выход из положения виден один: Итальяно, прискорбно, ради ума и игры, нужно расставаться с Тосканой. Пока у него крепкое ещё реноме создателя, а не бедово заедающего мастера, пока есть большие предложения - в команды, где ресурс крупнее, где профиль тренера откроется полностью: есть ли ступор во Флоренции идейным, педагогическим потолком Винченцо, - ну не умеет он учить острой атаке, - или же просто нет пока подходящих талантов, бессчётный перебор которых на "Артемио Франки" не помогает. Возможно, попади он на острую россыпь, Итальяно заблещет всеми фазами своего футбола - возможно, наоборот, подтвердит ограничения и бессилие. В любом случае, тренер раскроется, осветится со всех, наконец, сторон - для футбола оно любопытнее и полезнее. "Фиорентину" только передать нужно - терять, растворять её непозволительно.

​Здесь долго не говорилось о "Наполи". Сначала молчание береглось выжиданием, затем - оформляющим наблюдением, после - надеждой, вечно последней. Сейчас немоту продолжать уже невозможно: слишком всё очевидно, громко и горько.

Ведь сегодняшний "Наполи" - не просто отдельная, очередная песком осыпающаяся большая и красивая команда, не рядоположенный эпизод сухой логикой выстроенного ухода, скрадывания мощи и изящества, не явление беспечной склочности, самодурства и трудности перевода другому, что, лишая понимающего общения, лишает и блага. Это всё оно вместе, из таких и подобных деталей сотканная, будто для назидания, скульптура хрупкости значимой и великой жизни, мимолётности пика, эфемерности счастья. Как бодр и радостен, смел и прекрасен был яркий и сочный Неаполь ещё вчера - как понур и растерян, тщедушен и пустопорожен "Наполи" через несколько месяцев. Те же люди, недавно с уверенной, вольной улыбкой бегущие наслаждаться осуществлением (только на поле ли?), сегодня уже на себя, зажатые, робкие, безопорные, не похожи. Разве "Наполи" конкретен и единичен, разве только он о футболе?

Ведь мгновенное его увядание - это всеобщая, человеческая трагедия. Каждой бездумною вертикалью, очередным безыдейным топтанием вокруг блока соперника одиннадцать актёров прекрасных сцен представляют, лицами и метафорами, преходящесть счастья, моментальную лёгкость его утраты. Оно редко и слабоуловимо - тем и прекрасно; оно по щелчку пропадает - об этом необходимо помнить, тем более его нужно хранить и ценить. Нынешний "Наполи", прежним великолепием равный стремительности рассеяния, до предела истово, жертвенно нам о подобных прихотях блага напоминает. Смотреть на такие примеры прискорбно, от них идут трещины по живому - но пусть они, явленые уже, отпечатывают, тревожно звонят драгоценную зыбкость счастья; повезёт, может, запомнится.

Как вы, наверное, знаете, - или могли заметить, - этот канал очень ценит творчество Cappuccino&Catenaccio; в немалой степени "Полуфланг" подкастом воспитан. Объединяет, роднит нас тот угол зрения на игру, что ёмко сформулирован в слогане бесед Пациента и Доктора, провозглашающем футбол прежде всего искусством.

Для меня самого, что логично, подкаст тоже немало значит. "Полуфланг" - плод, в завязи которого долгие годы прослушиваний, бегом и лёжа, в темноте утренней и ночной, дома и далеко, в горе и в радости. Тем более схож не только взгляд на игру - тем роднее само явление C&C, рационально-возвышенной нитью ведущее сквозь взросление.

И в последние месяцы C&C стал для меня ещё ближе. Посчастливилось поучаствовать в новой жизни подкаста, - теперь он в видеоформе, он Шоу, - а я - немного, скромно, по мере возможности помогаю ему освоиться в становлении, быть изящнее и увлекательнее. Словом, мелкими порциями возвращаю ему всё то, чем он уже успел надолго меня обеспечить.

Надеюсь, вам наша новая степень совместности тоже понравится. Прошу к просмотру:

https://youtu.be/_W1z2xKV5P0

​Бестактность вчерашнего расписания, единым временем выставившего два самых значимых матча, можно расценивать и как грубый намёк: прямо, скорее сравните две летящие нынешней ночью звёдочки, рейнскую и каталонскую. "Жирона" и "Байер", обе претендующие на вершины своих стран, вместе и стартовали во встречах против основных претендентов на титул - лучшего повода для сличения новых, неожиданных сил вряд ли возможно найти.

И сопоставление это, в очередной, какой уже раз окрашивает команду Алонсо в ещё более притягательные цвета, оголяет крепкую за неё гордость. Дело, конечно, не в счёте и не в исходе - суть, как всегда, в поведении, в образе, что сложился у субъектов сравнения перед мощнейшими взвешиваниями.

Ведь какой предстала "Жирона"? Небольшие, меньшие, по сравнению с противником что на поле, что в измерении проблемы с составом заметно лишили её если не лица, - это, благо и хвала, уже представляется невозможным, - то остроты его черт, парадоксом, от недостатка плоти, сделав облик будто слегка оплывшим. Без Блинда - и сразу заметно хуже билд-ап, Гуттьерез, вместо Дейли, чаще остаётся третьим центральным, не блуждая в авангардных поисках выше - и сразу всё владение суше, слабее, более предсказуемо. Да, структура, манеры и стиль остались, но иное их наполнение исполнителями сразу срезали каждую фазу - и на фоне великого соперника "Жирона" из сбивающего и захватывающего ум и дух дерзкого в умелости наглеца съёжилась до очередной симпатичной и занимательной, но сырой и безалаберной команды, которой щедрый по опыту, наперёд знающий исход подобного "Реал" дал бесплодно порезвиться - и, шутя, разгромил.

"Байер" же, напротив, твёрдо, окончательно показал себя очерченым нестираемо. В составе, каждая линия которого пестрит прорехами, Леверкузен был почти ровно таким же, каким есть он уже четвёртый десяток матчей: стройным, разумным, выдержанным и непереигрываемым. Нет Фримпонга - побежит по флангу Инкапье; грозный Андрих вместо проницательного Паласиоса - и тот найдёт нужную передачу; две трети атаки обрублено - Виртц получит полную вольность, и доминировать впереди не помешают даже только бегущие Адли и Телла.

И хотя всё сравнение проходит на фоне громадно различных соперников, - "Бавария" вчера выглядела трагикомически, - первенство "Байера" от этого не страдает. Он показал почти незыблемую стабильность личности, ту пропитанность принципом и представлением, что и в вынужденной ротации позволяет сохранять себя нерушимым, во мгновение, без колебания узнаваемым. Стало очевидно, что идея игры, проводящаяся Алонсо, наживую вошла в каждую, кажется, часть команды, любой, последний игрок её понимает - и, оказываясь на поле, в силу возможностей, по-своему, но почти без изъяна для общего выхода воплощает. Такого вчувствования, стойкости знания и претворения собственной мысли Алонсо добился меньше чем за полтора года, полтора года чуткой, спокойной и поступательной работы, работы тренера, что до того тихо, без особых знамений и всплесков зрел в Мадриде и Сан-Себастьяне. Чудо воспитания налицо, но как так случилось, откуда оно взялось? Всполох, случайность, удача ли творчество Хаби или оно, подготовленное, надолго? Неясно - ясны сейчас только стойкие фигуры Алонсо и его "Байера", сияющие, ото дня в месяцы, всё отчётливее и ярче.