​Богатый матч Милана и Парижа можно рассматривать и как прекрасную иллюстрацию той глубокой природы футбола, что наполняет смыслом опошленную до невозможности прямого проговаривания фразу, равняющую этот вид спорта с жизнью. Рисует наглядную картинку блестящий всеми позициями ПСЖ, уровень игры которого определяют не бесконечные алмазные грани, а самые скромные, в глаз не бьющие пышностью составляющие.

Заир-Эмери на своих хрупких лишь по паспорту плечах, с каждого из которых он по нескольку раз за матч скидывает по паре соперников, держит, весь и всегда, центр поля, самостоятельно ломает прессинг "Милана", выводит к воротам партнёров и, наконец, отдаёт две голевые, а Витинья, всеобщностью мудрого движения - они делают из команды для злорадствования команду, достойную уважения. Эти малые по парижским меркам, незаметные игроки и стали вчера его солью, определили, скромные, бурное торжество Сен-Жермена. Как часто бывает в футболе, суть и успех целого ткутся не толстенными золотыми прядями, а тонкими, невзрачными нитями. Жизни подобное, кажется, тоже слегка касается.

​На путях мчащегося "Ньюкасла" показались препятствия. И если одно из них, возможно, лишь призрак дождя и тумана, то второе выглядит неибежным, как роковой стук судейского молотка.

Первая, пока карандашная трудность, лёгкий её звоночек - признаки спадающейся физической мощи команды Хау, наверное, главной частички победных "джорджи". Мелкие трещинки мускулистого шахтёрского тела, пытающегося тянуть принёсший головокружительные успехи темп в теперь непривычно плотном календаре, осветили, вместе с сине-звёздными прожекторами, немецкие братья по ремеслу. В среду Дортмунд взял дебюты обоих таймов, взвинтив темп до непосильных Ньюкаслу высот и был уверенно успешнее - быстрее, резче, интенсивнее, - в переходах всей игры, тогда как хозяева вступали в контрпрессинг будто с дающим фору солидарности временным зазором, запоздало возвращались в оборону и не успевали поджимать последнюю линию; все сбивающие с толку изъяны "Ньюкасла" особо сверкнули в единственном голе. И пусть почти час матча "Сент-Джеймс Парк" был знакомо подавляющим, но несколько недель назад в подобных - непродолжительных, но отчётливых, - слабостях "сорок" нельзя было и заподозрить. Любопытно, что будет дальше с их ключевой чертой - её сглаживание обернётся для Хау трудновосполнимой потерей.

Такой, что сейчас предстаёт утрата Тонали. Новый "Ньюкасл" никогда не был особо изобретателен на мяче: нескончаемого напора без него, стандартов и тонн хороших передач с флангов пока хватало. Однако любой команде, претендующей в Англии на ЛЧ, необходимо некоторое изящество, не лом, но приёмы, с помощью которых только и возможно вскрыть неибежно, всё чаще выставляемый против тебя, сдвинувший брови блок. Покупка Сандро выглядела уверенным шагом по направлению к разнообразию: с человеком, умеющим на поле всего хорошего понемножку, и окружающими его сходного, возрожденческого профиля полузащитниками команда Хау постепенно шла к вариативному атакующему владению, бо‌льшей тонкости и меньшей предсказуемости впереди. Тонали с этого ракурса был важен и самостоятельно, и как важнейший орган, питающий остальной, растущий и здоровеющий организм.

Теперь же, без Сандро, росток - только проглядывающегося, возможного, - не чёрно-белого нападения "Ньюкасла" обрублен. Без Тонали атаки вновь замыкаются на краях поля - что бывает, когда оттуда не идут передачи, матч с "Боруссией" также показал. Вновь нужно развивать атакующее разнообразие, - взламывать сидящих соперников приходится всё чаще, - но уже без главного игрока этой интенции, призванного скачком и плавностью, а не в мучениях принести Хау нужную цветность перед чужими воротами. Возможности есть и без Сандро, - умница Альмирон просит пробы внутри поля, - но с ним всё, уже начавшееся, скорее всего, было бы по-другому, быстрее и красочнее. Пока же Тонали лишил себя футбола, футбол - себя, а "Ньюкасл", похоже, - сбросил обратно на рельсы бровок.

Несколько недель назад я почему-то разглядывал очередной список "лучших футболистов в истории" от не самого известного издания. Перечень состоял из ста имён, и, чем дальше к последнему месту, тем менее известными были их носители - более того, всё чаще попадались совсем незнакомые, увиденные впервые. Одним из таких имён было красивое сочетание "Чарро Морено". Быстрый поиск выдал соответствующий изяществом облик, а беглое изучение биографии - недюженную судьбу. Показалось, что рассказ о Морено может выйти небезынтересным - так и родился этот текст.

В нём - история великого аргентинца конца первой половины прошлого века, главной звезды футбола Южной Америки тех времён. Мировых и вневременных масштабов игрок, вечно жаждущий жизни искренний человек, танцор танго и поля, чемпион и джентельмен - всё это о Хосе Мануэле Морено.

Надеюсь, чтение будет увлекательным. Буду рад услышать ваши о нём отзывы.

https://m.sports.ru/tribuna/blogs/halfspaces/3199742.html

​Холанд пока не успел стать лучшим бомбардиром в истории своей сборной. До первенства осталось всего семь мячей - их (и больше) в расчерченной синим крестом красной майке он способен забить и за один матч. Потому куда любопытнее дела короткого времени представляется нынешний лидер, что стоит за скромным рекордом.

Юве Йёрген - так зовут главного голеадора норвежского футбола. Его спортивная карьера пришлась на Интербеллум, а жизнь провела практически через весь двадцатый век. Большую часть матчей он отыграл на родине, в двух ныне забытых клубах - крайним защитником, в центре или на острие, как требовалось. На дюжину матчей заскочил в "Базель" - кажется, для того только, чтобы отучиться в том же городе на юриста.

Первая слава, конечно, сборная. 33 мяча в 45 встречах - темп современный. Почти половину игр провёл с капитанской повязкой, что была на плече Юве и на пике норвежских успехов: бронзовой Олимпиаде 1936-го, единственной значимой награде национального футбола. Под шефством Йёргена сборная победила хозяев Берлина, донельзя огорчив наблюдавшего за вожделенным триумфом арийцев Гитлера: та игра стала для Адольфа первым и единственным посещённым футбольным матчем. Не помогли даже взмывающие вверх правые руки немецких спортсменов, ради приветствия вождя прерывавших встречу.

Последнюю историю Юве сам описал в одной из своих книг, в основном посвящённых спорту. Состязавшийся с нацистами не только на поле, - во время Второй мировой Йёрген сражался в рядах организованных норвежских повстанцев, включённых в британские войска; в 1944-м участвовал, совместно с советской армией, в освобождении от оккупации одной из родных провинций, - ещё во время карьеры он печатался на спортивные темы в местной прессе. После футбола же целиком отдался слову: до прямых битв на войне вёл газету сопротивления и был главным редактором рупора норвежской дипмиссии в Стокгольме, помогавшей бежать согражданам из сжатой немецкими тисками страны. Работал в Лондоне и Нью-Йорке, а в относительно мирное время стал сотрудничать с крупнейшими изданиями Норвегии, большая часть из которых была связана с либеральной партией страны. От неё Юве и балотировался в 1949-м в парламент.

Слишком разными, кажется, выйдут судьбы второго и первого форвардов Норвегии. Вряд ли ракетой по разным странам мчащийся Холанд сыграет фулбека или "восьмёрку"; пока он, до дна поглощённый футболом, не похож ни на юриста, ни на журналиста-писателя; политические течения его сейчас не интересуют. Так, за сто лет, изменился футбол и жизнь - прежде малая часть одного полностью целое поглотила и подчинила.

Впрочем, связь между Юве и Эрлингом всё же просматривается. Лучше бы её, утолщающейся и рдеющей красной нити, не было вовсе.

​Дер Классикер вышел довольно неожиданным. Во встрече двух по сезону проблемных команд одна отыграла заметно хуже себя средней, особенно в ключевых эпизодах, тогда как вторая, несмотря на сложности с составом, была гораздо убедительнее обычной своей нынешней версии - сквозь такой причудливый зазор ожидаемого и действительного и влезла в реальность уверенная, разгромная победа "Баварии". Однако в матче, конечно, были и продолжения текущих тенденций с обеих сторон; одна из ярчайших среди них - изменение роли Лероя.

Сане вчера был, привычно по сезону, привилегированным при обороне игроком. Что в давлении, что в блоке он, видимо снижая активность, регулярно оставался чуть ли не самым высоким футболистом "Баварии". Решение явно сознательное, согласованное с партнёрами и штабом: под вольную позицию Лероя менялась структура прессинга, - по флангу крайне высоко выдвигался Дэвис, - а недостаток необходимой для фулбека страховки от вингера восполнял ближний опорный, готовый сместиться шире - благо, в составе есть исполнительный и двужильный Лаймер. Пик подобного освобождения Сане - второй тайм, когда, в ответ на нагрузку Дортмундом последней линии, отправлявшим туда до шести человек, Тухель, переходя на пятёрку сзади, наказал отрабатывать назад Коману, а Сане, наоборот, порой становился самым отдалённым от своих ворот мюнхенцем. Показательно яркий контраст использования двух ещё совсем недавно почти близнецов-вингеров.

Однако всё это - не новость. Более того, оборонительная эмансипация Сане - лишь частное продолжение его продолжительного и поступательного развития. Лерой давно и уверенно движется к амплуа самого свободного игрока команды. Начиналось всё с атаки, где из вингера под изоляции Сане постепенно становился всё более тонким, тянущимся к центру и комбинациям игроком, иногда выступал на месте "десятки" - сейчас пышнокудрый немец, пусть и вернувшийся к бровке, уже не может забыть воспринятую вольность интерпретации пространства и эпизода. Он постоянно, но всегда вдруг смещается в узкие зоны, чаще берёт не рывками, но причудливыми в остроте решениями, больше вяжет комбинации внутри, чем обыгрывает снаружи. Подобная манера принята и поддержана командой, - Лерою позволено двигаться и действовать разнообразнее других, не окутываясь номинальной позицией, а партнёры стремятся реагировать на его мышление, заполняя оставленные зоны и участвуя в розыгрышах, - ведь она приносит очень много пользы: творчество Сане порой одним росчерком укрепляет результат шатких баварских игр.

В нынешней кампании лишь делается следующий шаг: с Лероя контролируемо и постепенно снимают путы оборонительных обязанностей. С каждым матчем Сане прессингует и возвращается в блок всё реже, всё чаще остаётся без мяча в высоких позициях, всё меньше отрабатывает по флангу и включается в защитные единоборства. Так Лерой получает возможность чаще и удобнее проявлять своё выросшее в оголении мастерство, ловя мячи в переходах, выше и на пространстве, что дополнительно усиливает его угрозы.

(Иллюстрации этому из Дер Классикер будут постом ниже)

Всё это занятно, конечно. За пару сезонов Сане из флангового дриблёра дуэлей превратился в художника где-то в атаке, на чью игру, - ситуативную, проницательную, всё возможное острое в себе содержающую, - неуловимую, и тавро амплуа уже не поставишь. Сейчас, со всё большим освобождением Лероя от защитных задач, с упованием на его мастерство всей команды и её готовой подмогой, с особыми для него условиями, он всё отчётливее начинает напоминать великих атакующих героев прошлого, вольно творивших там, впереди. Талант ждал и учился, шёл и зрел - теперь от и под него, возросшего до невероятия, строится игра одной из крупнейших команд мира. Сане оказался куда значительнее того образа, что представлялся уже чётко очерченным в "Шальке" и "Сити" - он, хвала почувствовавшим большое Нагельсману и Тухелю, вывернулся огромным мастером. Всеобщие, неописуемые роли и личные условия являют всё возрастающего Сане - а он питается ими и отдаёт - себе, команде, футболу, - плодов в несколько раз больше.

Какой же живой иногда бывает игра.

​"Тоттенхэм" разгромлен и великолепен. Его игра при Постекоглу - уникальное явление. Не столько в связи с взлетевшими качеством и результатами, сколько с ещё более резким и кардинальным изменением стиля, манеры, духа футбола, что за ними стоит. За пару месяцев греко-австралийского правления белая часть северного Лондона из многолетне прижимистой и панцирной обороны и контратак стала одной из отважнейших команд мира. Априорные короткие розыгрыши; спорная тактически, но оправданная тягой к комбинациям в узких зонах структура владения с двумя ложными фулбеками; 4-3-2 после удаления и, конечно, линия обороны, остающаяся на центральной и ввосьмером - всё это проявления чистой в независимом самообретении души сегодняшнего "Тоттенхэма", кажется, одного такого. Ангелос не просто круто повернул способ ведения игры - он перевернул природу, имманентное естество клуба. "Тоттенхэм" на поле живёт чрезвычайно смело, до придыхания рисковано не потому, что он отчаян и сумасброден, - иначе бы результаты были иными, - но и не потому, что он сухо расчётлив и рационален: он живёт так потому, что другим себя теперь не представляет. Это безукоризненный моральный выбор на основе неколебимого внутреннего стержня - по-другому "Тоттенхэму" нельзя, ведь тогда он не будет "Тоттенхэмом". Невероятная скорость преображения и мастерство воплощения нового меркнут на фоне их основания: ясного, не знающего условностей мощного в истинном, без тени анекдотичности дон-кихотстве духа. Это удивляет, захватывает и будоражит. Это приковывает и веселит. Это - прекрасно.

​Можно попытаться познать Сан-Себастьян взвешено и рационально. В "Реале" материала для этого предостаточно: гибкая структура прессинга, тонко корректируемая от матча к матчу и в течение игры; геометричное владение в лучших традициях современного извода позицинной парадигмы; решающие детали, определяющие качество - вроде постоянных разворотов атаки с фланга на фланг или оригинальных розыгрышей стандартов. "Сосьедад", при желании, разбирается на элементы, они обдумываются, доказывают мощь команды и восхищают - производится, в общем, анализ.

Но нужно ли это? Кажется,  Сан-Себастьян не доступен пониманию разложением на составляющие, рассмотрением отдельных, прежде тщательно снятых слоёв или любым иным отстранённым, морозящим "объект" образом - "Реалу" нужно отдаваться, впитывать и впитываться в его целое, обнимать всем собой его всего, следуя традициям русской философской мысли. "Сосьедад" - это нерасторжимое в неповторимости целое всех элементов искусства игры в футбол. Изящная испанская техника, любовно обволакивающая мяч во всех плоскостях вращающейся стопой; чистота пронзительного художественного мышления, вспыхивающая бесконечными находками свободных зон, рулетками и пятками, взрезающими передачами и изгибами обманывающего соперника корпуса; мгновенной чуткости понимание, ломающее атаку оппонента очередным перехватом и плодящее комбинацию за комбинацией между партнёрами - это, и многое ещё, в исключительном переплетении и есть "Сосьедад". И таков он именно крепчайшим сочетанием - не понять, но вжиться в него, войти в союз, диалог с ним возможно лишь сопоставимым образом, неразрывно сопрягая чувство и рассудок, интеллект и инстинкт, ощущение и разум, вычисления и восторги. Иначе - лишь частное, фрагментарное. Не-"Сосьедад".

​"Байер", безусловно, хорош. Выдающиеся результаты растут из приятной глазу игры, всего того, что в современном футболе считается высокой формой: владения, структуры, осмысленности. Множество ярких и тонких мастеров, наполняющих состав, постепенность прихода к нынешней мощи, мудрость и проницательность трансферных дел - Леверкузен способен понравиться каждому, практически каждой своей стороной, практически исключительно светлой.

Однако есть у команды Хаби и некоторая особенность, что кажется слегка скрытой за крупными, основными впечатлениями от "Байера" - вместе с тем, на ней держится значимая часть как успеха, так и эстетики Леверкузена. Это - неукоснительный приоритет коротких передач, порой доходящий до откровенного игнорирования длинных вариантов. "Байер" донельзя короток, истово любит ближнего - перевёрнутый Ницше и закладывает стиль, оставляющий в сердце след. Леверкузен терпеливо и смело разгрывает, независимо от агрессии обороны соперника, - что с "Баварией", что с "Унионом", - комбинирует на нескольких метрах, настырно лезет через уже, казалось бы, схлопнутые зоны между линий; и в основе всего - только короткие передачи, длинные - отрицаем.

Несколько кричащих об обозначенном статистических фактов: "Байер", будучи шестой командой топ-5 лиг Европы по общему числу передач, берёт серебро среди тех же соперников по числу передач коротких (на расстояние до ~14 метров) и занимает последнее место по числу передач длинных (на расстояние свыше ~27 метров).

Особенно удивительна такая манера футбола не только в современной позиционной парадигме, где резкая, решительным протяжённым росчерком, смена каналов и флангов выступают одним из основных инструментов для вскрытия оппонента, но и в контексте той схемы, что команда Хаби использует - широчайшие 3-4-2-1, - и неибежной для неё ставки на бровочников. Причудливым образом "Байеру" удаётся сочетать идиосинкразию к длинным передачам с вингбеками, уже породившими 18 голов для своей команды - резкий контраст, например, с растянутыми командами Конте или пиковой "Аталантой", где латерали почти всегда принимали мяч лишь после долгого его полёта.

Описанное представляется краеугольным положением команды Хаби. Приглядитесь, как не то что при возможности, но даже при представляющимся идеальным вариантом длинной "Байер" в любой ситуации - хоть перевод, хоть вертикаль под давлением, - постоянно предпочитает отыграть коротко, ближнему, недалеко. Подобная аскеза, воздержание от искушения  симпатичны, морально и визуально, не только сами по себе - стиль впечатляет ещё и невероятной степенью совершенства, умеющей взламывать оборону за обороной и в отказе от очевидного, действенного способа. Самодостаточность, отважность, изящество и эффективность - вот те черты, что, высвечиваясь сквозь слегка раскрытую выше щель, есть "Байер" и в помеченном малом, и в заметном большом.

​Как это часто бывает, крупнейшая вывеска, эмблема целого слоя футбола выставила пошлости и изъяны, заслонив то хорошее, что есть рядом. Южная Америка грянула бойней Бразилии и Аргентины, зачем-то поддакнув стеоретипам о заокеанском спорте. Однако это особый жанр, налог на историю, не представляющий искусство игры. Оно, с участием каждой из команд, на неделе было вне "Мараканы".

Новое бразильское ремесло было явлено в предыдущем матче, против Колумбии. Ноты футбола Диниза слышны достаточно ясно: свобода перемещений атакующей группы, постоянная помощь билд-апу от игроков нападения, - легко и часто можно было увидеть Родриго, Винисиуса или Мартинелли рядом с ЦЗ, - перегрузы как основной инструмент взлома обороны. Колумбия, кстати, ни разу ни фон: одна из самых структурных команд среди больших сборных континента, помимо сильного состава, крайне слаженно, организованно и умно выглядела в достаточно сложной системе 4-3-3 с классическим компактным прессингом при акцентах на центр и схлопывание активных зон за счёт грамотного перемещения хавбеков. А на мяче - Хамес как нападающий/ложная "девятка"/вольная "десятка", встроенный в понимающий, близкий позиционному футбол, что в непрерывном движении игроков достойно заполняет зоны, строит удобные для владения связи между партнёрами и равномерно сеет атаку на финальной трети.

У Аргентины был приятный матч с Уругваем. Чемпионы почти ничего не меняют, и их футбол до ностальгии знаком - с той лишь разницей, что, кажется, стал, в стабильном составе, ещё более тонким во взаимных чувствах передающих друг другу мяч игроков. Уругвай же - Бьелса и неизменное: проницательная персональная опека и попытки структурного, контролируемого владения сочетаются с мгновенными взрывами набегов, неуступчивостью и интенсивностью единоборств, безальтернативной игры до конца.

Так что в Южной Америке есть футбол, который стоит смотреть. Он изящен и техничен, интенсивен и быстр, сознателен и свободен - нужно лишь сдёрнуть страстную, популистскую и ярчайшую его поволоку. Лучше пропускать её мимо, если хочется внять достойным произведениям. За ней, часто к игре с мячом не имеющей отношения, скрываются настоящие качество и культура.

​Две мысли по встрече "Ливерпуля" и "Сити" - маленькая и побольше.

Бросился в глаза прогресс Аканджи в роли опорного. Ещё в августе он был вынужденной до забавного затычкой на этом месте, не только заметно хуже в остальном сопоставимого вроде бы Стоунза, но и из общей картины, не соответствуя окружающему уровню, прилично выпадавшей. Медленные, неоптимальные и излишне простые решения, слабости в оценке пространства и подстройке под партнёров, робость и неудачи под давлением и в сжатых зонах - всё комкало "Сити" обычно гладкий контроль, изъянами первой стадии заставляло позиционные атаки остывать и скрипеть. Но последнее время, апогей которого - вчера, Мануэль, отыгрывая опорного при владении, выступает похвально: грамотно читает ситуации и умно предлагает себя под передачи, быстро и ловко разбирается на узких перешейках полузащиты, отдаёт всё более полезные, даже тонкие порой передачи. Против "Ливерпуля" было предостаточно эпизодов, в которых именно Аканджи становился решающим игроков во вскрытии плотных линий соперника, особенно при его давлении: проницательным ли открыванием, хладнокровным ли сохранением мяча под напором, вспомогательным или продвигающим ли пасом. Мануэль-опорный, конечно, далеко не безупречен, - на фоне и рядом с Родри таким, наверное, быть невозможно, - но быстрое и отчётливое развитие в новой, тяжёлой роли игрока, и на родной позиции до трансфера в Манчестер казавшегося по меньшей мере противоречивым, не может не впечатлять. Ну и не вызывать вопроса: кого же следующим Гвардиола поднимет обуздать опорную? Диаша?

Что же касается более общих соображений от вчерашнего матча, они проступают лёгкой тоской при проявлении формы, в которой всё твёрже оседает встреча Клоппа и Гвардиолы. Взаимное уважение, обоюдное понимание силы напротив из приоритета сдерживания себя и другого переходит, кажется, в боязнь находящейся на поле мощи - собственной и соперника. Осторожность, опасение возможного взрыва рождает не сдерживание уже, но аскезу: во избежание хаоса, чего-то непредсказуемого, дионисийского пиршества обе команды будто намеренно вяжут, заламывают себе и противнику мускулистые руки, леденящей рисунок тактикой выжигают изнутри неизбежно горячую плоть высочайшего уровня игры. Всполохи её, сладкие, яркие, видимо, считаются злейшим грехом, они нежелательны, за них самого себя нужно наказать: взрывы переходов и контратак вчера неизбежно топили в успокоительном владении и среднем блоке, будто раззадорившегося в прорубь окуная. Мастеров, их союзы, в организованной, но смелой воле способных на недостижимо высокое, красивое и увлекательное, опасливым воздержанием низводят до мнительного, пустынного почти протокола. И если от Гвардиолы, давно готового Солнцем питаться ради контроля без малейших вспышек неподдающегося, от Пепа подобное ожидаемо, то неужели и Клопп, явно не на хлебе и воде взрастивший стиль Мерсисайда, неужели и Юрген теперь заранее и всегда согласен не на битву и схватку, но на сухое рукопожатие? Куда ты, тропинка пиетета, привела главных тренеров мира?