Фашик Донецький

Лесс: — Но аресты шли через ваш отдел?

Эйхман: — В моем отделе, но меня можно было не спрашивать, поскольку было определено законом, и в соответствии с этим Яр и действовал. Один-единственный раз я приглашал одного пастора евангелической церкви... как же его звали? — он потом стал благочинным в Берлине после 45-го; никак не могу вспомнить фамилию... — этого пастора я приглашал три раза...

Существовал запрет рейхсфюрера СС — чтобы священнослужители не обращались в инстанции с ходатайствами за евреев. А этот священник евангелической церкви — у него была маленькая бородка клином — попал в поле зрения гестапо, я уже не помню какого отдела, во всяком случае, это было где-то поблизости, недалеко от Берлина, если не в самом Берлине, так что мне легко было вызвать его к себе в отдел. И я ему сказал: «Да, на вас поступил донос», — и что его надлежит посадить, и я обязан подтвердить арест, этого требует вышестоящее руководство. Я также сказал ему, что очень не хотел бы этого делать — сажать священнослужителя; потому что мой отец был церковным старостой евангелической общины в Линце. Я сделал ему государственное политическое предупреждение и сказал: «Если опять будет донос, мне придется вас арестовать, потому что имеется приказ рейхсфюрера СС».

Поступил повторный донос — я теперь уже не помню, на второй раз или на третий, когда мои начальники уже приставили мне нож к горлу, — и мне пришлось взять его под арест. Я еще помню, что звонила его жена и приходила просить об освобождении мужа; но я ведь ничего не мог поделать, по мне бы — с удовольствием, но ведь у меня были приказы. Я ничего не мог сделать. Я сам ведь не доносил на него.

Лесс: — Что было в этих доносах?

Эйхман: — Кажется, он просил за евреев

Лесс: — Что означает «особое обращение» и кто ему подвергался?

Эйхман: — Особое обращение — это умерщвление. От кого оно исходит, я не знаю. Наверное, от Гиммлера, от кого же еще ему быть. Но, прошу вас, у меня нет доказательств этому; может быть, и от Гейдриха, если он придумал такое название, когда Геринг облек его властью. Но точно я этого не знаю.

Лесс: — Но вы знали, что «особое обращение» означает убийство?

Эйхман: — Это же знал каждый, конечно, господин капитан. Если указывалось «для особого обращения», то на станции назначения решал концентрационный лагерь, кто пригоден для выполнения работ, кто нет.

Лесс: — Это означает, что «особому обращению» подвергались евреи, которых сочли нетрудоспособными?

Эйхман: — Да, это врач определял. За исключением некоторых контингентов, которые определил как «преимущественно подлежащие уничтожению» сам Гиммлер.

Лесс: — Существовали, кроме Освенцима, еще другие места для «особого обращения»? Какие это места?

Эйхман: — Да. В генерал-губернаторстве (Польша. — Примеч. переводчика.) были Хелмно и Треблинка. В Киев и Львов эшелоны не шли никогда; в тех местах просто расстреливали.

Лесс: — Вы знали, сколько евреев было увезено за эти годы в лагеря?

Эйхман: — В лагеря — конечно, этого я не могу отрицать.

Лесс: — Вы знали также, что лагеря были равнозначны «окончательному решению». Это значит уничтожению! Следовательно, вы могли полагать, что евреи, которых вы туда отправили, были уничтожены. И если вы говорите «использовались на работах», то вы ведь знали: вероятно, никто долго не выдержит такого обращения. Умирал ли человек на работе, убивали его или он погибал от голода, потому что ему нечего было есть, или его потом задушили газом — так или иначе, он был мертв.

Эйхман: — Господин капитан, а все-таки мне кажется... Ведь известно, что союзники насчитали после войны 2,4 миллиона евреев. И сотни тысяч их, вот именно — сотни тысяч, вышли из концентрационных лагерей. На работах их тоже использовали... Но прошу вас, это было совсем не в моем ведении — дела концентрационных лагерей. Ведь функции моего отдела завершались передачей эшелона полиции на станции прибытия...

Лесс: — Вы по-прежнему уверяете, что о месте назначения эшелонов, т.е. об Освенциме, вас информировали лишь в последнюю минуту?

💯425👍128🤔36🤬20❤9😢6🤮2🔥1🎉1💩1

30K views09:43