Главный блокбастер в Париже — выставка британского художника Дэвида Хокни в Fondation Louis Vuitton. Огонь, но я в сомнении.

Это, конечно, большой всплеск и брызги шампанского, разлитые повсюду — от Лос-Анджелеса до Йоркшира, от Лондона до Нормандии. Эту выставку стоило открыть весной, ведь именно «весне священной» посвятил свою жизнь художник, который свингует с 60-х и до сегодняшнего дня — Элтон Джон и Вивальди от арта. Тут все четыре сезона в разных цветах, в том числе в монохроме, а также все сезоны человеческого возраста — от юности до старости. И все это благодаря одержимости художника, который создавал полотна, фиксируя одно и то же пространство на протяжении долгого времени, чтобы запечатлеть трансформацию, движение, а значит — жизнь.

Кто ещё так следил за ежегодным цветением боярышника, которое наступает весной, но всегда неожиданно и скоротечно? Где бы он ни находился — даже в Лос-Анджелесе — художник бросал все, чтобы вернуться в родной Йоркшир и запечатлеть обильные белые цветы, напоминавшие ему пену шампанского, l'écume des jours. Точно так же выстраивались его монументальные полотна, состоящие из десятков «плиток», которые не умещались в мастерской художника в маленьком бабушкином доме. Louis Vuitton вместил всё — в том числе те самые знаменитые бассейны и каньоны.

А как же нужно быть одержимым своими друзьями и мужчинами, чтобы создать целую портретную галерею? Это ведь человек, который отказался писать королеву, мотивируя это тем, что он рисует только тех, кого знает и любит. У него были свои короли — в душе и в бассейне.

Такой же одержимостью он отличается и в любви к курению. Даже для афиши парижской выставки он выбрал свежий автопортрет, где запечатлен с сигаретой на фоне своей же работы. Это уже вызвало скандал: в парижском метро его запретили из-за политики борьбы с курением. Сам Хокни назвал это «безумием» — особенно в «городе свободы и революции», где «искусство всегда было способом свободного самовыражения». Впрочем, протест удался — сигарета появляется в экспозиции не раз, и достаточно чётко. В том числе и на работах, выполненных на iPad.

Кстати, у меня здесь и скрывается сомнение. Особенно много таких «диджитал» работ Хокни создал в Нормандии во время Covid — он там жил и фиксировал природу в духе импрессионистов с помощью современных технологий. В последнее время Хокни серьезно этим увлекся и даже не скрывает этого. Он фотографирует, рисует там же, ретуширует, быстро вносит правки, оставаясь верным своему стилю. Но меня это почти не тронуло — я быстро проходил через такие залы. Достаточно взглянуть на его лунные пейзажи: большинство из них выполнены на iPad, и лишь две картины — на холсте. Замереть получается только у них.

Хотя даже сам Хокни говорил, что в какой-то момент фотографию стали считать высшей формой отображения реальности, он с этим не согласился в итоге. Используя iPad лишь как инструмент для расширения выразительных возможностей, он не бросил холст и кисти, а иногда и соединяет их. Но мельтешение экранов, фиксирующих природу Нормандии, не дает того же погружения, как тот самый взрывоопасный боярышник.

Считайте меня ретроградом и снобом, но Хокни — один из самых доступных и приносящих мгновенное наслаждение художников. Разве что не считая Кунса. Но мне в этой яркости отчаянно не хватает меланхолии, надлома — какой-то той самой сигареты, штриха, который бы чуть нарушил эту идиллию. Все чересчур современно и красочно. Но это, возможно, я такой. Даже опера в руках Хокни вырывается за пределы элитарного искусства — и становится чем-то попсовым, открытым, даже китчевым. Наверное, именно мрачный портрет отца в начале выставки помогает мне уравновесить это восприятие — он резко контрастирует с портретами друзей художника.

Но посмотреть выставку надо обязательно.

Пока я смотрел смешную и довольно экстремальную «Чайку» в Comédie Française, PSG вышли в полуфинал Лиги Чемпионов. Но я за них не переживал, потому спокойно отпустил их на этот раз.

В театре и футболе все должно быть прекрасно, тут Чехов бы подтвердил:

«Блестящих дарований теперь мало, но средний актер стал намного выше».

Vive la République !
Vive la France 🇫🇷

Эммануэль Макрон готов признать Палестину в июне. Так ли это?

Много криков по этому поводу раздается вокруг. Я и сам не сразу разобрался в деталях. Пишут в личку: мол, смотри, что твой любимый президент придумал. Но важнее всегда — точность и контекст.

Во-первых, эти заявления президент Франции сделал во время поездки в Египет, где он побывал рядом с Сектором Газа и побеседовал с ранеными беженцами в госпитале. Он увидел своими глазами следы войны — как когда-то в Украине. К этому можно относиться по-разному, но это факт: он разговаривал с реальными жертвами, не забывая в каждой речи напоминать о чудовищном теракте 7 октября 2023 года и заложниках ХАМАС.

Во-вторых, нет никакого безусловного признания Палестины. Еще в понедельник Макрон заявил Аббасу и подтвердил в разговоре с Нетаньяху, что признание возможно только после устранения и разоружения ХАМАС и реформирования Палестинской автономии — то есть, при наличии встречных шагов. Но как этого добиться? Тот же Египет предлагал ХАМАС вывести из Газы 5 тысяч вооруженных боевиков. Эммануэль Макрон поддерживает эту идею, которой также придерживается большинство арабских стран. Мысль — разделить движение изнутри и лишить его боеспособности. То есть попросту ликвидировать.

Еще одно условие, по данным источников Le Figaro, — это ответное признание Израиля со стороны арабских государств, в первую очередь Саудовской Аравии. Позиция Макрона основана на двух элементах: признание Палестины на конференции ООН в июне, сопредседателями которой станут Франция и Саудовская Аравия, но — при обязательном реверансе со стороны Эр-Рияда. Именно об этом шла речь во время официального визита Макрона в Саудовскую Аравию в декабре прошлого года, когда были подписаны договоры о стратегическом сотрудничестве. Президент Франции буквально предложил формулу: «Я признаю Палестину в июне, а ты продвигаешься к признанию Израиля». Но наследный принц Мохаммед бен Салман пока не хочет идти на уступки — из-за безаппеляционности Нетаньяху и из-за продолжающихся бомбардировок Газы.

И всё же есть куда стремиться: до 7 октября Эр-Рияд был готов к восстановлению дипломатических отношений с Израилем. Есть версия, что это и было одной из целей ХАМАС — сорвать сближение еврейского государства с арабским миром. Им это, надо признать, удалось. Поэтому важно не действовать в их интересах.

В-третьих, как пишет Le Figaro со ссылкой на дипломатов, никакого консенсуса по этому вопросу до сих пор нет. Если Саудовская Аравия не пойдёт на взаимные уступки, а Палестинская автономия и Египет не выведут террористов из Газы, если ХАМАС не освободит заложников — не факт, что Париж признает Палестину. Игра только начинается. Как утверждает один дипломат в интервью Le Figaro, Макрон хочет сохранить за собой рычаг влияния: если он признает Палестину сейчас, у него не останется вариантов давления на арабские страны.

К тому же весь правый фланг Франции — от умеренных до радикалов Ле Пен — выступает против признания. А для Макрона дипломатия — главная вотчина. Поэтому я бы не спешил с выводами.

И все-таки хочется написать о необычной «Чайке» Чехова, которую сейчас дают в Comédie Française. Не все ее приняли, но мне она пришлась по душе. Я не ожидал такого подхода от классического театра. Я ушел удивленным, но восхищенным и благодарным зрителем, в первую очередь благодаря эмоциональному посылу.

А все потому, что многострадальные «орлы и куропатки» и вздохи Заречной ушли на второй план, с вечной пьесы стряхнули пыль, а возникла какая-то новая вселенная. Уж сколько я этих версий видел, только две за год, а эта в душу запала. Здесь Нина не просто изображает роль, а прямо по Станиславскому живет в ней, то есть орет навзрыд, как настоящая сбитая чайка. Ее истерика напоминает истошный вопль героини Умы Турман из триеровского «Дома, который построил Джек». Вот также натуралистично, и также пронзительно, одновременно также страшно — до косточек. При этом этот спектакль местами напоминает комедии Уэса Андерсона или Педро Альмодовара по степени иронии. Тут тоже в качестве декораций красочные задники с озером и луной. Пастораль — в начале, буря — в конце. В этой искусственности тоже скрыт тонкий юмор.

Этот дом построила режиссерка Эльза Грана, которая заявляет, что намеренно пересматривает классический репертуар. Она придумывает, изобретает, добавляет что-то новое, чтобы чувствовать время и говорить со зрителем на одном языке. Потому она придумала начало и конец этой чеховской истории. Поэтому спектакль уже называется не La mouette, а Une mouette. Тут важная тонкость французского перевода и использование неопределенного артикля, тут не про ту «Чайку», к которой привык даже французский зритель. Тут про какую-то иную чайку, которая действует в предлагаемых художником обстоятельствах. А спектакль-то, как и пьеса, про цену творчества в жизни.

В спектакле появляются приквел и эпилог, что уже достаточно новаторски для традиционной сцены. Пролог рассказывает о молодой матери, начинающей и снискавшей успех актрисе Аркадиной, и ее сыне Косте. Сын смотрит на нее снизу вверх очарованно, но она занята только своей карьерой, полностью отдавая себя искусству. Это время прослушиваний, гастролей, балаганов, водевилей… Где найти время на сына, который ждет, чтобы сыграть в домашнем театре вместе? Но пока прекрасная, но уже все же чуть раненная Аркадина, испытывая чувства вины, покоряет театральные подмостки, она теряет жизнь и сына прямо из рук. Будущего режиссера и драматурга Треплева растит брат Аркадиной Петр Николаевич в поместье, а сам мальчик играет с Машей, тоскующей с юности дочерью мажордома. Вот это и есть настоящий конфликт, который лишь подчеркивает режиссерка.

Искусство и вообще art de vivre для Аркадиной стали намного важнее семьи, отсюда чувство вины и мигрени. Поймет она это слишком поздно, в том самом придуманном финале, который мы все же додумываем за Чехова, а Эльза реализовала. Аркадина падает в обморок, понимая, что сотворила с жизнью и с сыном, который в итоге застрелился. Но зато карьера состоялась. Аркадина, осознавая самоубийство своего единственного сына, берет слово, но уже поздно. И это тоже для меня важная точка, поставленная в спектакле. Стоит ли слава и тяга к красоте всего этого?

Кстати, за красоту здесь отвечает как раз тоже успешный писатель и циник Тригорин, который в спектакле кажется эдаким Джудом Лоу из «Талантливого мистера Рипли». Цинизм и отсутствие настоящих чувств — тоже вечные спутники. Актер Лоик Корбери привносит в образ эгоиста Тригорина свою утонченность, свой шарм, свою харизму, которая уничтожает парящих чаек вокруг.

Нина Заречная — единственный человек, хоть и чайка. Она — самый завершенный образ в спектакле. Она — единственная, кто по-настоящему встречается с реальностью, кто выходит за пределы абстрактных представлений о том, каким должно быть искусство и каково место таланта. Она тут самая живая, возможно, поэтому у неё карьера как-то не сложилась. Чайку подбили, но чувств не лишили.