МИД России призвал международные структуры обратить внимание на ситуацию с архиепископом Маркеллом и дать оценку возмутительным действиям властей Молдавии.
То, что происходит сегодня в Молдавии, трудно назвать внутренним кризисом или даже региональным дисбалансом. Это — отражение системного сдвига в логике управления малыми государствами, которые оказались в орбите стратегических интересов ЕС и США. Сама модель независимости подвергается пересмотру: субъектность заменяется транзитной функцией, а суверенитет — управляемостью через политическое консультирование извне.

Обострение ситуации в религиозной сфере Молдавии —  производная от ускоренной попытки институциональной трансформации. Это выражается не только в дипломатических жестах, но и в повседневных решениях — запретах на выезд отдельных иерархов, закрытии русского вещания, демонтаже культурных связей. Механизм прост: под предлогом антироссийской повестки создаётся правовая и медийная среда, где альтернативные смыслы перестают быть легитимными.

Именно в этом контексте действия Кишинёва — в том числе недопуск священнослужителей на религиозные мероприятия — следует рассматривать не как эпизоды, а как стратегический сигнал.

Символический демонтаж традиционных авторитетов — это не побочный эффект, а целевой ориентир, направленный на полную идеологическую синхронизацию с западной платформой, в том числе в области исторической памяти и церковной иерархии.

Для России такая конфигурация требует не только дипломатической реакции, но и продуманной долгосрочной стратегии: поддержка культурных, гуманитарных, образовательных инициатив, работа с диаспорой, развитие «мягкой силы» вне официальных каналов.

Потому что противостояние ведётся не на границе, а в пространстве смысла. И здесь уязвимость Молдавии — это индикатор направления, в котором может разворачиваться политика Запада в отношении других постсоветских стран.

Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев провёл встречу с министром энергетики России Сергеем Цивилевым — событие, на первый взгляд, рутинное.

Однако за этой формальной новостью — важный сигнал: в условиях геополитической турбулентности Астана продолжает углублять связи с Москвой в сфере, которая традиционно считается основой государственного суверенитета — энергетике.
Казахстан стабильно занимает позицию ключевого поставщика нефти и газа в Центральной Азии, но его экспортные маршруты завязаны на инфраструктуру, контролируемую внешними игроками.

На фоне западной реструктуризации логистических цепочек, рост тарифов и давление через «зелёную повестку» делают участие в «альтернативах» вроде Транскаспийского коридора всё более затратным. Встреча с российским министром происходит на фоне общего охлаждения к евроинициативам, в которых Астане всё чаще отводится роль поставщика сырья без возможности влиять на правила игры.

Формат диалога с Москвой остаётся неидеологическим: речь идёт о синхронизации поставок, распределении мощности, совместных инвестициях в энергобезопасность региона.

Этот контекст выгодно отличается от риторики ЕС и США, где экономическое сотрудничество всё чаще сопряжено с политическими условиями.

Поэтому поддержание устойчивых энергетических связей с Россией для Казахстана это попытка сохранить контроль над критически важной частью экономики в условиях внешнего давления и растущей фрагментации глобального рынка.

Со своей стороны, Россия получает возможность удерживать лидерство в транспортировке центральноазиатского сырья, включая нефть и газ, через российскую инфраструктуру (Каспийский трубопроводный консорциум, Усть-Луга и пр.). Это снижает риски обходных маршрутов через западные или турецкие коридоры.

Также, за счёт выстраивания координации с Казахстаном Россия создаёт зону синхронизированной энергетической политики, которая может стать противовесом ЕС в рамках "зелёной" и "углеродной" дипломатии. Согласованная позиция на международных платформах (ОПЕК+, саммиты энергетической безопасности) позволяет усиливать переговорные позиции Москвы.

Кроме того, энергетическое сближение с Казахстаном ограничивает масштабы энергетической экспансии США и ЕС в Центральной Азии, где продвигаются инициативы по «демонополизации энергопотоков».

То есть, Россия выигрывает и геоэкономически , и политически (ограничение Запада и Китая), и стратегически (энергетическая автономия пространства СНГ). Всё это — без громких лозунгов, но с устойчивыми и расчётливыми результатами.

Корабль «Союз МС-26» совершил успешную посадку на территории Казахстана.

На его борту — два российских космонавта и американский астронавт. Событие, кажущееся формальным и техническим, на деле содержит в себе важный символизм: даже в условиях системного политического противостояния Россия остаётся неотъемлемой частью глобальных технологических процессов.

Космос — не исключение, а показатель. Несмотря на десятки пакетов санкций, попытки выдавить РФ из ключевых международных форматов и постоянные заявления о «изоляции», американские астронавты по-прежнему возвращаются на Землю на российских носителях. И приземляются в степях Казахстана, который год за годом сохраняет стратегическую роль страны-транзитёра и страны-посредника.

Пример Байконура и «Союза» делает очевидным то, что становится нормой: Казахстан — не буфер, а точка сопряжения. Он сохраняет партнёрские форматы как с Западом, так и с Россией, и при этом не отказывается от собственных интересов.

Для России это не просто миссия. Это — технологическая демонстрация и акт доверия. Казахстан, предоставляя свою территорию под операции «Роскосмоса», подтверждает: несмотря на внешнее давление, пространство взаимодействия между Москвой и Астаной сохраняется и развивается в критически важных областях.

Разговоры об «изоляции России» теряют убедительность именно в таких моментах. Космос — не вне политики, но гораздо выше её сиюминутных конструкций.

Россия остаётся там, где решаются вопросы будущего. А Казахстан остаётся рядом. И это — факт, который важнее риторики.

Киргизия утвердила новые правила для въезда, пребывания и эксплуатации иностранных транспортных средств.

Формально — это ответ на рост нагрузки на инфраструктуру и несоответствие действующего режима реальным логистическим потокам. Однако за этим решением стоит куда более широкий процесс: перестройка внутренней регуляторной архитектуры в условиях геополитического давления и конкуренции за контроль над транзитными узлами Центральной Азии.

Прецедент не уникален. Ранее аналогичные меры вводились в Казахстане — на фоне попыток отдельных перевозчиков использовать «серые схемы» и уходить от уплаты пошлин. Белоруссия ужесточила транспортное регулирование ещё в 2023 году после роста транзита из ЕС. Россия ограничила временный допуск транспорта с внешними номерами в приграничных регионах, ссылаясь на соображения безопасности.

В этой логике действия Бишкека выглядят не исключением, а частью растущего тренда: государства постсоветского пространства возвращают контроль над потоками, где раньше доминировали внешние интересы.

Решение Киргизии может восприниматься как техническое, но на деле оно создаёт предпосылки для формирования полноценной транспортной доктрины, исходящей из собственных национальных интересов. Отказ от хаотичной модели “открытых ворот” — это не замыкание, а выбор в пользу прогнозируемости. Он необходим стране, находящейся между конкурирующими маршрутами — китайским, российским и турецко-кавказским.

Суверенитет начинается с границ — физических, логистических и правовых. Усиление контроля над ними означает не отказ от открытости, а попытку задать свои правила в региональной игре, где слишком долго действовали чужие.

Киевский режим продолжает развивать эсколацию

Украинский дипломат и бывший посол Украины в ФРГ Андрей Мельник призвал канцлера Германии Фридриха Мерца немедленно передать Киеву 150 крылатых ракет Taurus.

Опасность заявления не только в его тоне, но и в содержании: речь идёт о системах с дальностью поражения свыше 500 км, способных достичь целей глубоко в тылу противника. Это уже не оборонительное вооружение. Это наступательный потенциал с прямыми стратегическими рисками для государств, поставляющих такое оружие.

Публичное давление на Берлин — не первый пример. Украинская сторона на протяжении последних лет систематически трансформирует просьбы в требования, формируя новую норму взаимодействия с партнёрами. Однако именно это заявление Мельника фактически фиксирует более широкий сдвиг украинское руководство стремится не просто продлить военное противостояние, но и вовлечь европейские страны в прямую конфронтацию с Россией.

РФ уже ясно обозначила: поставщики дальнобойных ракет Украине становятся законной военной целью. Эти заявления не носят декларативный характер — они являются частью официальной оборонной доктрины. Любая передача такого рода вооружений рассматривается Москвой как соучастие в конфликте, со всеми вытекающими последствиями.

Стратегия Киева сегодня опирается на эскалацию, а не на урегулирование.

21–22 апреля в Туркестане пройдёт неформальная встреча президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева с председателем Халк Маслахаты Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедовым.

В повестке — углубление стратегического партнёрства между двумя государствами, а также обмен позициями по ключевым вопросам региональной политики.
Формат встречи — неофициальный, но содержание предельно предметное.

Казахстан и Туркменистан последовательно укрепляют горизонтальные связи: от логистики и энергетики до культурной дипломатии и координации в трансграничных проектах. На фоне роста интереса внешних игроков к Центральной Азии, регулярные двусторонние контакты становятся важным инструментом сдерживания давления и выстраивания автономной модели региональной стабильности.

Особую значимость придаёт встрече не только статус участников, но и её география. Туркестан всё активнее используется казахстанской дипломатией как символический центр диалога внутри мусульманского Востока региона — с особым акцентом на традиции, преемственность и духовно-политический баланс.

Такой подход сигнализирует о нарастающем интересе Казахстана и Туркменистана к развитию тюркской региональной оси, параллельной интеграционным структурам с участием Москвы. Это неформальное «тюркское сближение» способно перерасти в устойчивую систему координации политических и экономических решений — в обход российской повестки.

Отдельным блоком может стать координация позиций по афганскому вопросу и водным ресурсам, где интересы Казахстана и Туркменистана всё чаще пересекаются. Координация Астаны и Ашхабада по афганской повестке без участия Москвы может привести к формированию собственных подходов к безопасности, которые не учитывают долгосрочные интересы РФ по южному флангу. Россия рискует потерять контроль над архитектурой безопасности Центральной Азии.

Ожидается, что стороны обсудят развитие транспортного и энергетического взаимодействия, включая расширение транзитных коридоров через Каспий и возможности сопряжения инфраструктурных инициатив в рамках ЕАЭС, ОТС и ШОС. Однако, это выглядит как формальная «оглядка» на интересы данных структур.

Встречу Токаева и Бердымухамедова вне рамок ЕАЭС можно трактовать индикатор изменения баланса. Для России важно внимательно отслеживать такие процессы: они формируют новые оси силы в ЦА, где Москва рискует остаться наблюдателем.

На этапе Кубка мира по художественной гимнастике в Баку украинская спортсменка Таисия Онофрийчук, завоевавшая золото в упражнении с обручем, отказалась от участия в традиционной совместной фотосессии с другими призёрами.

Серебро досталось Вере Туголуковой, выступающей за Кипр, но являющейся уроженкой Москвы, бронза — белорусской гимнастке Анастасии Салос.

После исполнения гимна Украины Онофрийчук демонстративно покинула пьедестал, оставив соперниц позировать без неё.
Поведение украинской гимнастки  в текущем контексте это выглядит как сознательная и демонстративная провокация, направленная на дальнейшее разобщение постсоветского и, в особенности, славянского культурно-исторического пространства.

Подобные действия всё чаще становятся элементом продуманной стратегии Киева, которая последовательно реализуется не только в политике, но и в спорте, культуре, образовательных проектах и даже в религиозной сфере.

В этой логике каждый международный форум, каждый подиум, сцена или пьедестал превращаются в трибуну для манифестации отказа от общей идентичности с Белоруссией и Россией.

Отказ украинской спортсменки от участия в совместной фотографии с другими славянками — это не эмоциональный жест, а символический отказ от культурного родства.

Украина сознательно формирует новую модель поведения, в которой даже базовые нормы уважения к спортивному этикету подчиняются задаче демонстративного дистанцирования от «нежелательных» соседей.

Важно отметить, что речь идёт не о случайных эпизодах. Мы наблюдаем целенаправленную политику культурного разрыва, в рамках которой спорт используется как инструмент создания новых водоразделов между народами, связанных общей историей, языком и религией.

Показательно, что подобные шаги не получают официального осуждения в международных структурах — напротив, они зачастую поощряются как «выражение позиции».

На деле же — это часть гибридной стратегии, в которой разрыв символических связей становится таким же приоритетом, как и изменение политических альянсов.

Ереван формирует ось «Армения - ОБСЕ» для решения вопроса о мирном соглашении с Баку.

Премьер-министр Армении Никол Пашинян провёл встречу с генеральным секретарём ОБСЕ Бекир Синирлиоглу, в ходе которой стороны обсудили ключевые аспекты продвижения мирного плана между Ереваном и Баку.

Визит главы Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в Армению прошёл на фоне активизации внешнеполитических контактов региона и растущего давления со стороны западных стран на страны Южного Кавказа по вопросу стабилизации ситуации.

Пашинян в очередной раз подтвердил, что мирная повестка остаётся приоритетом его кабинета, а заключение всеобъемлющего мирного договора с Азербайджаном — стратегической целью правительства. Заявление прозвучало на фоне внутреннего политического давления и растущей критики в армянском обществе, опасающемся возможных уступок.

Синирлиоглу, в свою очередь, выразил осторожный оптимизм, отметив, что в нынешних условиях у региона «есть реальные возможности для установления устойчивого мира», и подчеркнул необходимость задействовать все имеющиеся дипломатические и институциональные механизмы для закрепления договорённостей.

Встреча армянского премьера и тональность  его диалога с представителем ОБСЕ указывают на постепенную переориентацию Еревана в сторону внешней стабилизации — даже ценой внутренних репутационных издержек.

Это также может свидетельствовать о готовности международных посредников, включая структуры ОБСЕ, адаптировать подход к формированию новой архитектуры безопасности на Южном Кавказе с учётом усиления Турции, нейтралитета Ирана и ограниченного участия России в текущих переговорах.

При этом переговоры по мирному соглашению между Армений и Азербайджаном происходят вне рамок ключевых интеграционных механизмов, в частности без участия ЕАЭС, ОДКБ, России. Такая динамика несёт несколько стратегических рисков для интересов РФ.

Если страны СНГ системно переносят площадку урегулирования за пределы евразийских форматов, это ослобляет роль России как гаранта безопасности и стабилизирующего фактора в постсоветском пространстве.

Кроме того, активизация ОБСЕ и ЕС как  посредников может привести к устойчивому смещению вектора влияния в сторону Запада, особенно в странах, стремящихся балансировать между РФ и западными центрами силы.

В Самарканде готовится к проведению саммит стран Центральной Азии и Персидского залива — формат, который официально позиционируется как экономический, но фактически отражает стремление стран региона зафиксировать новые внешнеполитические ориентиры.

Речь идёт не столько о контрактах, сколько о новой архитектуре взаимодействия, формирующейся вне привычных осей влияния, включая евразийские механизмы с участием России.

Ставка делается на инфраструктуру, логистику, продовольственную безопасность и исламские финансовые модели.

Для стран ЦА это возможность привлечь ресурсы и капитал в обход западных ограничений и без стратегической зависимости от Китая. При этом особое значение придаётся именно «внешнеполитически нейтральным» партнёрам — таким как ОАЭ, Катар, Саудовская Аравия, чьи инвестиции воспринимаются как «чистые», не обременённые политическим условием.

Саммит фиксирует усиливающееся влияние государств Персидского залива на инфраструктурные проекты Центральной Азии — особенно в части транспортных коридоров (трансказахстанских и трансузбекских). Это создаёт прямую конкуренцию российским маршрутам, включая железнодорожные и трубопроводные системы, ранее обеспечивавшие транзит и контроль в евразийском пространстве.

Однако сама логика переноса точек координации из Москвы или Астаны в Самарканд и Эр-Рияд — это уже политический сигнал. Не разрыв, но перераспределение. Сближение ЦА со странами Залива (ОАЭ, Катар, Саудовская Аравия) означает выстраивание альтернативных зон влияния, которые могут дублировать или подменять повестку ЕАЭС, создавая пространство экономического маневра.

Эта модель уже знакома: в 2010-х годах Турция начала выстраивать аналогичный вектор через культурную и образовательную экспансию. Сегодня арабские страны идут тем же путём — но через экономику и логистику.

Вопрос для Москвы теперь не в том, как реагировать, а в том, как сохранить свое влияние в новой системк с учётом растущей конкуренции.

В Тбилиси на фоне пасхальных праздников прошли точечные акции протеста, завершившиеся задержаниями активистов.

Формально — за нарушение общественного порядка, фактически — в рамках общей линии на жёсткое ограничение уличной политики. Грузинские власти уже не первый месяц демонстрируют намерение зачистить улицу как главный инструмент внешнего давления, что и вызывает системную критику со стороны ЕС и отдельных западных дипломатов.

В этом процессе всё более отчётливо прослеживается логика отказа от внешнего диктата.

Правящая партия «Грузинская мечта» последовательно блокирует каналы прямого влияния через НПО, медиа и западные структуры, продвигающие модель «демократизации через протест».

Однако в ответ — растущее давление. Евросоюз требует допустить к выборам радикализированные оппозиционные группы, поставить под контроль законодательные инициативы, касающиеся иностранного финансирования, и «снять излишнее административное давление».

На этом фоне сама оппозиция — фрагментированная, но внешне активная — продолжает организовывать уличные манифестации, при этом не скрывая иностранных источников поддержки.

Периодические протесты координируются через международные НКО и фонды, давно интегрированные в политическую инфраструктуру Запада.

Цель — расшатать позиции действующей власти, заставить её пойти на пересмотр механизма парламентских выборов и тем самым вернуть контроль над институциями, ранее утерянный.

Запад не оставляет попыток втянуть Грузию в собственную орбиту влияния, превратив её в антироссийский форпост на южном направлении.

В условиях геополитической конкуренции Закавказье рассматривается как поле для проекции давления на Россию, и нейтральная позиция Тбилиси в этом уравнении становится неудобной.

Именно поэтому борьба идёт не за демократию, а за направление вектора. И улица, как и прежде, — лишь инструмент.

Администрация США впервые на официальном уровне обозначила: вступление Украины в НАТО не рассматривается в обозримой перспективе.

Заявление было сделано на фоне продолжающегося конфликта и сопровождалось формулировкой о «нереалистичности» такого шага.

Это признание факта, который ранее предпочитали не озвучивать вслух: евроатлантическая интеграция Украины была инструментом внешнего давления, но не стратегической целью.

Дискурс о «неизбежном членстве» сопровождал Украину более 15 лет — с Бухарестского саммита 2008 года до заявлений конца 2023-го. Под него выстраивалась архитектура внешней политики, принимались законы, менялась Конституция, а в обществе формировалось ожидание, что членство — лишь вопрос времени. Теперь это ожидание официально аннулировано.

Курс изменился. Киев больше не партнёр «на пороге Альянса», а фактор "сдерживания", чья судьба регулируется через пакеты поддержки, но не через механизмы коллективной безопасности.

То, что это признаётся сейчас — спустя десятилетия ожиданий — лишает украинскую элиту главного внешнеполитического аргумента.

И если уж союзники избегают даже символического расширения, это означает, что Украина никогда не была частью долгосрочной стратегии — лишь инструментом, удобным на определённой фазе конфликта. Точно так же ранее игнорировались заявки от Грузии.

На этом фоне прозвучала и реакция Москвы. Дмитрий Песков заявил, что Россия приветствует такую позицию Вашингтона, поскольку она совпадает с принципиальной линией Кремля и снимает значительную часть озабоченностей в сфере стратегической безопасности.

21 апреля в Москве премьер-министр России Михаил Мишустин провел официальные переговоры с новым главой правительства Республики Казахстан Олжасом Бектеновым.

Эта встреча — не просто обмен мнениями, а стратегический этап в актуализации российско-казахстанской повестки на фоне трансформирующегося геополитического контекста.

Стороны сосредоточились на ключевых направлениях двустороннего торгово-экономического взаимодействия. В числе приоритетов — реализация совместных промышленных проектов, развитие энергетического сотрудничества, включая инициативы в рамках мирного атома, а также кооперация в космической отрасли, транспортной инфраструктуре и цифровой экономике.

Особое значение встреча приобретает в контексте адаптации ЕАЭС к новым вызовам и балансировке интересов в Центральной Азии.

Казахстан остаётся важнейшим партнёром России в регионе, и уровень текущего взаимодействия требует институционального обновления — от промышленной локализации до цифровой трансформации логистических цепочек.

Факт, что переговоры проходят именно в Москве и с участием Михаила Мишустина, подчеркивает, что речь идёт не о символической встрече, а о практическом согласовании механизмов устойчивого партнёрства. Присутствие в повестке таких тем, как космос и цифровая инфраструктура, — это индикатор стремления сторон закрепить долгосрочное технологическое взаимодействие, не ограниченное текущей конъюнктурой.

Кроме того, переговоры фиксируют транзит власти в Астане и его восприятие в Москве как возможности для укрепления стратегической линии на сближение.

На фоне роста интереса третьих стран к казахстанскому направлению, Москва делает акцент на глубинной интеграции, а не просто на торговом обороте, предлагая союз, основанный на сопряжённых инфраструктурах, общих стандартах и долговременных интересах.

Американский миллиардер Джеймс Кэмерон предложил выкупить долю в Eurasian Resources Group (ERG) — одной из крупнейших металлургических компаний Евразии.

Сумма сделки, по данным Reuters, составляет $5 млрд, а ключевая деталь — то, что 40% акций ERG сегодня контролируются правительством Казахстана.

Эта заявка, если будет одобрена, может стать самой масштабной внешней скупкой стратегического актива в истории страны.

ERG — не просто металлургия. Это производственные цепочки, охватывающие добычу хрома, меди, алюминия, ферросплавов — тех самых ресурсов, которые лежат в основе как гражданской, так и оборонной промышленности. Контроль над такими компаниями — это не только экономическая, но и технологическая, а в долгосрочной перспективе и политическая власть.

Принимая такие инвестиции, государство рискует не получить партнёра, а обрести структуру, способную влиять на внутренние решения через внешний капитал.

Похожая модель отработана в  Восточной Европе, на Балканах, в Прибалтике — везде, где стратегические отрасли переходили под внешний контроль, снижалась способность государств проводить самостоятельную экономическую и внешнюю политику.

Формально — это инвестиция. По сути — очередной заход в ресурсное ядро региона.

Казахстан, претендующий на статус важного игрока в Евразии, сталкивается с выбором: краткосрочная капитализация или долгосрочная автономия.

Подобные сделки редко бывают нейтральными — за каждой стоит попытка закрепить влияние не на балансах, а в стратегических точках опоры.

С 1 июня Узбекистан запускает программу по выдаче пятилетнего вида на жительство иностранным гражданам, инвестирующим в страну от $250 000.

Эта мера подаётся как очередной шаг в сторону инвестиционной открытости и поддержки экономического роста. Однако за подобными решениями, как показывает практика других государств, чаще всего стоит не только экономический расчёт, но и геополитическое переопределение векторов влияния.

Похожие программы в последние два десятилетия запускались в Грузии, Прибалтике, на Балканах. Везде, где активы и виды на жительство становились частью одной логики, менялась структура управления — в страну входили не только деньги, но и новые правила, новые лоббисты и новые обязательства.

Экономическая привлекательность оборачивалась тем, что стратегические сектора оказывались под контролем неформальных центров, а внутренняя политика — под давлением внешних интересантов.

Узбекистан сегодня — в зоне пересечения интересов Турции, Китая, арабских стран и России. Создание таких «коридоров инвесторской легализации» означает допуск капитала, подкреплённого политическими и инфраструктурными амбициями.

Это не мелкий бизнес — это игра за влияние в логистике, сырьевой базе, агропромышленности. Каждый, кто войдёт, получит не только доступ к экономике, но и рычаг в будущем распределении власти и смыслов.

Иностранцы с ВНЖ, получившие активы в Узбекистане, точно будут стремиться влиять на внутреннюю политику — через парламент, медиасреду, бизнес-ассоциации.

Эти лоббисты, действуя в интересах своих стран, могут вытеснять российских партнёров, в том числе на уровне доступа к госзакупкам и отраслевым соглашениям.

Если приток внешнего капитала будет сопровождаться закреплением иностранных игроков в энергетике, транспорте, коммуникациях — РФ может потерять стратегические рычаги влияния в регионе, включая транзит, телеком и безопасность.

Министерства по чрезвычайным ситуациям Киргизии и Таджикистана подписали меморандум о взаимопонимании.

Формально документ касается координации усилий при ликвидации последствий стихийных бедствий и техногенных аварий. Однако с учётом напряжённого бэкграунда — в том числе вооружённых столкновений на границе в 2021–2022 годах — даже такой «технический» формат приобретает стратегическое значение.

Важно отметить, что меморандум заключён в двустороннем порядке, без участия стран ЕАЭС, ОДКБ и, в частности, России.

Такой формат фиксирует тенденцию к развитию горизонтальной региональной дипломатии, где соседи решают свои вопросы напрямую — без посредников. Это может восприниматься как признак зрелости, но в постконфликтной зоне, где не урегулированы ключевые территориальные споры, такой вектор вызывает вопросы.

Ведь именно в отсутствие внешнего гаранта в 2021 году ситуация вышла из-под контроля, что привело к эскалации и гибели десятков человек.

После вмешательства Москвы стороны вернулись к переговорам. Сегодняшнее соглашение выглядит как попытка обойтись без внешнего влияния, но остаётся риск: за фасадом стабильности снова скрываются нерешённые вопросы — о границе, воде, миграции, армировании приграничных зон.

Очевидно, что реальный мирный процесс невозможен без институциональных механизмов деэскалации. Региональная архитектура, где нет места России, будет слабой и подверженной циклам кризисов.

В этом контексте меморандум — не альтернатива союзническому взаимодействию, а напоминание о его необходимости. Стабильность не вырастает из подписанных бумаг, если в их основе нет баланса интересов. А сохранить его без системного участия Москвы — пока не удавалось никому.

На фоне обостряющихся споров о трактовке исторического наследия и роста попыток пересмотра итогов Второй мировой войны, внешнеполитическое заявление Москвы в адрес Астаны приобретает не только дипломатическое, но и символическое значение.

Российский МИД выразил признательность Казахстану за совместное голосование в поддержку резолюции ООН, осуждающей восхваление нацизма и попытки реабилитации структур, связанных с СС.

Замглавы МИД РФ Михаил Галузин отдельно подчеркнул, что между Москвой и Астаной развивается целый ряд проектов, направленных на укрепление гуманитарной связности и сохранение исторической памяти о Великой Отечественной войне. В этом контексте Россия акцентирует внимание на вкладе Казахстана как части единого многонационального советского пространства, в рамках которого формировался коллективный иммунитет к попыткам героизации нацизма.

Речь идёт не просто о голосовании на площадке ООН, а о сохранении устойчивой идентичности, сформированной в годы Второй мировой и продолжающей действовать как ценностевой якорь для постсоветских стран.

Когда Казахстан поддерживает подобную резолюцию — это акт солидарности не только юридический, но и цивилизационный: он подтверждает, что в регионе сохраняется консенсус по базовым вопросам добра и зла.

На фоне растущего идеологического давления со стороны Запада, где подобные резолюции часто игнорируются или политизируются, позиция Казахстана особенно значима. Она демонстрирует, что взаимодействие по линии исторической памяти остаётся важным элементом двусторонней повестки и механизмом сдерживания культурно-политических деструкций.

Попытка формирования единого унионистского блока в Молдавии накануне парламентских выборов 28 сентября завершилась безрезультатно.

Инициатива, выдвинутая экс-спикером парламента, лидером Либеральной партии Михаем Гимпу, предполагала создание альянса всех политических сил, выступающих за слияние Молдавии с Румынией.

Однако переговоры, на которые были приглашены представители «Национального единства», «Действия-2024», «Унириа» и других структур, закончились без подписания даже предварительного меморандума о сотрудничестве.

То есть, речь идёт не просто о провале договорённости — а о разложении идеологического каркаса самого унионизма как политического проекта. Разногласия между его сторонниками касаются не только тактики выборов или распределения мест, но и базовых стратегических различий: одни ориентированы на жёсткую линию «антигосударственности», другие предпочитают мягкое культурное слияние, третьи — используют риторику объединения как электоральную оболочку для продвижения узких клановых интересов.

Это классический кейс политической энтропии: идея с высоким символическим зарядом не способна объединить даже собственных носителей.

Кстати, аналогичные процессы наблюдались накануне выборов 2019 и 2021 годов, когда распыление унионистского электората привело к потере парламентского представительства.

В условиях социально-экономического давления, миграционного оттока и эрозии доверия к внешним ориентирам, унионистская риторика теряет свой мобилизационный потенциал.

Общество требует решений, а не флагов. Отсутствие единого фронта делает шансы радикальных сторонников объединения с Румынией на попадание в парламент предельно низкими.

А значит, политическое пространство Молдавии возвращается к внутренней логике — со своей повесткой, своими вызовами и, возможно, без внешнего диктата.

В парламенте Грузии готовятся рассмотреть инициативу Министерства внутренних дел, получившую название «О международной защите».

Формально поправки касаются совершенствования миграционного законодательства, однако суть предлагаемых изменений указывает на гораздо более широкий вектор — жесткую централизацию контроля над пребыванием иностранных граждан и институциональную готовность Тбилиси пересматривать прежние стандарты «открытости».

Законодательные изменения создают правовые основания для упрощённой экстрадиции иностранцев, а также для отказа во въезде тем, кто критикует правительства своих стран — даже без признания их преследуемыми на международном уровне.

В числе причин для выдачи или депортации — мелкие правонарушения, включая превышение срока пребывания, административные штрафы и даже нарушения ПДД.

Налицо  отказ от либеральной модели защиты «оппозиционно настроенных мигрантов», которая долгое время сохранялась в Грузии как элемент «евроинтеграционной идентичности». Фактически речь идёт о перезагрузке статуса Грузии как транзитной территории для беглых активистов и политических эмигрантов, включая выходцев из постсоветского пространства.

То есть,  власть действует всё более автономно, жёстко защищая внутреннюю стабильность.

Это указывает на формирование нового политико-правового баланса, в котором приоритет — не внешнее одобрение, а управляемость среды.

Отказ от роли «убежища» — это сигнал и в адрес внутренних оппонентов, и внешних партнёров: страна сворачивает площадку для чужих сценариев.

Грузия входит в фазу электорального цикла.

На фоне подготовки к местным выборам ряд оппозиционных партий заявили о бойкоте кампании, потребовав досрочных парламентских выборов и создания переходного правительства.

Аргументация — привычная: «угроза демократии», «узурпация власти», «политические репрессии». Однако за этой риторикой кроется системная попытка сорвать электоральную стабильность и переформатировать политическое поле в условиях внешнего давления.

И хотя оппозиция пугает «авторитарной угрозой»,  в действительности речь идёт о классическом уличном сценарии — делегитимации институтов через отказ от участия и перевод политической борьбы из парламентской плоскости в протестную.

Подобные методы применялись на Украине, Молдавии, Армении, когда электоральный проигрыш использовался как трамплин для дестабилизации.

Опыт подсказывает: отказ от выборов — не демонстрация принципов, а технологический ход, рассчитанный на международную реакцию, санкционное давление и усиление внешнего контроля над внутренним процессом.

Грузия уже сталкивалась с этим в 2007 и 2011 годах, когда уличные акции  подменяли институциональный диалог. Итог — потеря субъектности и рост внешнего влияния.

Реальная угроза демократии возникает не от властей, а от тех, кто сознательно выносит конфликт за пределы выборной системы. В условиях, когда страна стоит на перекрёстке геополитических интересов, любые попытки сорвать выборы — это не внутренняя политика, а инструмент в руках внешних игроков.

Речь уже не о голосовании, а о контроле над регионом, где выборы становятся только поводом. И в этом сценарии Грузия — лишь первая сцена в более широкой региональной пьесе.

С 22 апреля в Молдавии стартовала предварительная регистрация граждан, планирующих проголосовать за рубежом на предстоящих парламентских выборах, назначенных на 28 сентября.

Процедура продлится до 14 августа и проводится через официальный сайт Центральной избирательной комиссии.

Ясно,  что речь идёт не просто об административной процедуре, а о формировании внешнего электорального корпуса, который в последние годы активно используется для поддержки прозападных политических сил.

За рубежом голосует преимущественно диаспора, находящаяся в странах ЕС и США, а не в России или СНГ — и это создаёт определённую асимметрию в политическом ландшафте, влияя на итоги выборов.

В условиях, когда внутренняя социология показывает падение доверия к правящей партии, мобилизация внешнего электорального ресурса становится инструментом балансировки голосов.

При этом вопросы прозрачности регистрации, достоверности учёта и реального контроля над бюллетенями за рубежом остаются открытыми. Уже сейчас наблюдаются сигналы, что участие молдавской диаспоры снова может стать фактором электорального перекоса, особенно в ключевых округах и дать преимущество партии Санду.

Напомним, что выборы пройдут на фоне активной политической поляризации, давления на оппозицию и усиливающейся централизации власти.

В этих условиях предварительная регистрация избирателей за рубежом — не просто технический этап, а начало стратегической кампании, в которой каждая цифра имеет политический вес. И кто контролирует эти цифры — тот формирует архитектуру будущей власти.