Дорогая моя Фотина, свет, моя дорогая Фотина! Мы были бутонами, стали цветами. Опали лепестки, их разметал ветер, и нас забыли. «Яко сено изсхох» (Пс. 101, 12), и цвет его опал. Итак, что остается с нами? То, что мы сделали и послали для другой жизни, только это и остается целым. Никто этого не отнимет. Никто не сможет этого забрать.
Итак, дорогая моя Фотина, то, что можем, будем откладывать там. Если нас в этот час застанет смерть, тому, что мы оставим после себя, порадуются другие. О тебе забудут, как будто ты никогда не существовала.
Суетный мир! Лживый свет! Нет в тебе ничего доброго! Совершенная ложь! Совершенный обман! Ты нас обманываешь, над нами смеешься, над нами издеваешься. Показываешь нам годы, и удовольствия, и долгое здоровье, но внезапно нас настигает смерть. И все это лопается, как пузыри, рвется, как паутина.
Такова, возлюбленное мое дитя, такова мирская радость!
Итак, приими наказание. Плачь и рыдай. Ты поистине познала Бога. Молись и взывай: «Боже мой, Боже мой! Призри некогда на Твою Фотину, Истинный Свет, и отверзи снова Твои небеса, и одожди каплю божественной Твоей благодати. Просвети очи ее души и сотвори с нею милость. О Боже мой! Боже мой, видящий тайны нашей души! Услади наше сердце, которое огорчил лукавый и которое забыло Твою любовь».
#прп_Иосиф_Исихаст
Итак, дорогая моя Фотина, то, что можем, будем откладывать там. Если нас в этот час застанет смерть, тому, что мы оставим после себя, порадуются другие. О тебе забудут, как будто ты никогда не существовала.
Суетный мир! Лживый свет! Нет в тебе ничего доброго! Совершенная ложь! Совершенный обман! Ты нас обманываешь, над нами смеешься, над нами издеваешься. Показываешь нам годы, и удовольствия, и долгое здоровье, но внезапно нас настигает смерть. И все это лопается, как пузыри, рвется, как паутина.
Такова, возлюбленное мое дитя, такова мирская радость!
Итак, приими наказание. Плачь и рыдай. Ты поистине познала Бога. Молись и взывай: «Боже мой, Боже мой! Призри некогда на Твою Фотину, Истинный Свет, и отверзи снова Твои небеса, и одожди каплю божественной Твоей благодати. Просвети очи ее души и сотвори с нею милость. О Боже мой! Боже мой, видящий тайны нашей души! Услади наше сердце, которое огорчил лукавый и которое забыло Твою любовь».
#прп_Иосиф_Исихаст
Предыдущий пост⤴️
Все же можно представить чье-то недоумение: ведь Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш», но не толкует об исихазме, не учит соединению ума с сердцем, нигде не объясняет прямо, что бесстрастие есть плод сердечной молитвы, что без него нет совершенства и что без этого невозможно во всей полноте стяжать обетованные Богом блага. Более того, Новый Завет, как кажется, отдает предпочтение именно внешним добродетелям: подробно рассказывает о помощи раненному ближнему, говорит о продаже имения, наставляет принимать, кормить и поить странников, навещать заключенных, больных и так далее. Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш».
Но вспомним, с какой убежденностью говорят учителя Церкви: в Евангелии есть все. Хотя, конечно, не все лежит на поверхности. Наше восприятие Писания слишком часто имеет характер внешний, без проникновения за завесу плоти. Священная Книга — не просто книга, ее недостаточно читать, в нее надо проникнуть духом. А смысловые уровни, один за другим, уходят на неведомую нам глубину. Таинственная Книга открывается по действию благодати — при посредстве церковных таинств и молитвенного проникновения в Предание, а не одним усилием человеческого рассудка. Господь не случайно говорит с народом притчами, иносказательно, а не прямо, открытым текстом. Так же Он обращается к нам и так же общался со Своими ближайшими учениками. Кажется, что аллегория может только мешать точной передачи конкретной мысли. Ведь символику притч надо уметь распознать, а это далеко не всегда удается, в том числе и апостолам: слова о «фарисейской закваске» не поняты, они всего лишь наводят на мысль о забытом на берегу хлебе. Изъясни нам притчу, — не раз вынуждены просить ученики. Тогда Господь разъясняет им значение Своих слов. Точно также и мы, читая Писание, нуждаемся в Божественных разъяснениях, восполняющих непостижимое. Казалось бы, и нам надо молиться: Изъясни нам! Но далеко не все и не всегда способны воспринять ответ. Богообщение — не наша мера. И потому Писание толкуется для нас устами апостолов или святых отцов. Но и их поучения не даются сразу, они раскрываются по мере нашего собственного развития, по мере настойчивой работы ума и духа, привлекающей благодать Святого Духа.
Все же можно представить чье-то недоумение: ведь Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш», но не толкует об исихазме, не учит соединению ума с сердцем, нигде не объясняет прямо, что бесстрастие есть плод сердечной молитвы, что без него нет совершенства и что без этого невозможно во всей полноте стяжать обетованные Богом блага. Более того, Новый Завет, как кажется, отдает предпочтение именно внешним добродетелям: подробно рассказывает о помощи раненному ближнему, говорит о продаже имения, наставляет принимать, кормить и поить странников, навещать заключенных, больных и так далее. Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш».
Но вспомним, с какой убежденностью говорят учителя Церкви: в Евангелии есть все. Хотя, конечно, не все лежит на поверхности. Наше восприятие Писания слишком часто имеет характер внешний, без проникновения за завесу плоти. Священная Книга — не просто книга, ее недостаточно читать, в нее надо проникнуть духом. А смысловые уровни, один за другим, уходят на неведомую нам глубину. Таинственная Книга открывается по действию благодати — при посредстве церковных таинств и молитвенного проникновения в Предание, а не одним усилием человеческого рассудка. Господь не случайно говорит с народом притчами, иносказательно, а не прямо, открытым текстом. Так же Он обращается к нам и так же общался со Своими ближайшими учениками. Кажется, что аллегория может только мешать точной передачи конкретной мысли. Ведь символику притч надо уметь распознать, а это далеко не всегда удается, в том числе и апостолам: слова о «фарисейской закваске» не поняты, они всего лишь наводят на мысль о забытом на берегу хлебе. Изъясни нам притчу, — не раз вынуждены просить ученики. Тогда Господь разъясняет им значение Своих слов. Точно также и мы, читая Писание, нуждаемся в Божественных разъяснениях, восполняющих непостижимое. Казалось бы, и нам надо молиться: Изъясни нам! Но далеко не все и не всегда способны воспринять ответ. Богообщение — не наша мера. И потому Писание толкуется для нас устами апостолов или святых отцов. Но и их поучения не даются сразу, они раскрываются по мере нашего собственного развития, по мере настойчивой работы ума и духа, привлекающей благодать Святого Духа.
Почему же все-таки иносказание? Господь и это нам разъясняет. Понятия духовные в прямом изложении не доходят до оплотненного ума — имея уши телеснодушевные, мы остаемся глухи, это уши, которыми не слышат глас Духа, глас хлада тонка. Человек, неспособный, неготовый понять, неправильно истолкует услышанное, соответственно начнет и действовать. Так он навредит себе и другим. Совсем иное дело, когда высказывание прикровенно, оно по крайней мере не дает прямых указаний к действию, поэтому не так опасно. Вот и апостолы часто не разумеша глагола, сказанного им Господом, бе бо прикровен от них, да не ощутят его. Принцип таков, что готовый поймет, а неготовый убережется. Человеку достаточно зрелому истинный смысл открывается и в притче, и в кратком иносказательном слове. Зрелость его заключается в том, что он стяжал уже некоторую благодать, достаточную для того, чтобы Бог Сам просветлял его мысленные очи, приоткрывал сокровенные смыслы, позволяя заглянуть в глубину. С другой стороны, тот, кто еще недостаточно подготовлен, до времени оберегается от лишних познаний, которые при неверной интерпретации будут только вредить. И в то же время у него появляется лишний стимул к молитве, что всегда и для всех полезно. Побуждаемый к просьбе: Изъясни нам притчу, человек в молитвенных усилиях может стяжать недостающую благодать и через нее — желанное разъяснение.
«Известная туманность выражений, которая употребляется иногда в Писании, есть вид молчания, дабы сделать труднопостижимым смысл учения, ради большей пользы читающих» (свт. Василий Великий). Такие особенности присущи не только библейским текстам, то же относится и к скудости описаний молитвенной практики в отеческих аскетических трудах, где мы сталкиваемся с загадочной немногословностью святых наставников.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
«Известная туманность выражений, которая употребляется иногда в Писании, есть вид молчания, дабы сделать труднопостижимым смысл учения, ради большей пользы читающих» (свт. Василий Великий). Такие особенности присущи не только библейским текстам, то же относится и к скудости описаний молитвенной практики в отеческих аскетических трудах, где мы сталкиваемся с загадочной немногословностью святых наставников.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Признаки искреннего духовного отношения духовных детей к старцам-наставникам
Преподобные Каллист и Игнатий в Добротолюбии выставили пять признаков искреннего духовного отношения духовных детей к старцам-наставникам:
1) полная вера к своему наставнику и предстоятелю;
2) истинствовать пред ним в слове и деле; 3) не исполнять ни в чем своей воли, а стараться во всем отсекать оную, то есть ничего не делать по своему желанию и по своему разумению, а всегда обо всем вопрошать и делать по совету и воле наставника и предстоятеля;
4) отнюдь не прекословить и не спорить, так как прекословие и спорливость бывают от рассуждения с неверием и высокомудрием и
5) совершенное и чистое исповедание грехов и таин сердечных.
Поясняя сей последний пункт, старец Амвросий говорит далее подробнее: «Духовное отношение требует от руководимых, кроме обычной исповеди пред Причащением Святых Таин (если, конечно, старец – иеромонах и духовник), и частого по потребности исповедания старцу и духовному отцу не только дел и поступков, но и всех страстных помышлений и движений и таин сердечных, как о сем говорят Василий Великий в Правилах, пространно изложенных (вопрос 26), Симеон Новый Богослов в первой части Добротолюбия (глава 122) и другие святые отцы».
#схиархимандрит_Агапит_Беловидов
Преподобные Каллист и Игнатий в Добротолюбии выставили пять признаков искреннего духовного отношения духовных детей к старцам-наставникам:
1) полная вера к своему наставнику и предстоятелю;
2) истинствовать пред ним в слове и деле; 3) не исполнять ни в чем своей воли, а стараться во всем отсекать оную, то есть ничего не делать по своему желанию и по своему разумению, а всегда обо всем вопрошать и делать по совету и воле наставника и предстоятеля;
4) отнюдь не прекословить и не спорить, так как прекословие и спорливость бывают от рассуждения с неверием и высокомудрием и
5) совершенное и чистое исповедание грехов и таин сердечных.
Поясняя сей последний пункт, старец Амвросий говорит далее подробнее: «Духовное отношение требует от руководимых, кроме обычной исповеди пред Причащением Святых Таин (если, конечно, старец – иеромонах и духовник), и частого по потребности исповедания старцу и духовному отцу не только дел и поступков, но и всех страстных помышлений и движений и таин сердечных, как о сем говорят Василий Великий в Правилах, пространно изложенных (вопрос 26), Симеон Новый Богослов в первой части Добротолюбия (глава 122) и другие святые отцы».
#схиархимандрит_Агапит_Беловидов
🔵 Предыдущий пост ⤴️
Но вернемся к Евангелию и обратим внимание, например, на то, что сказано об участи грешников, оказавшихся по левую сторону от Царя, вершащего Последний Суд. Можно видеть, что не царская безжалостность стала причиной их осуждения, — нет, эти несчастные сами уготовили себе огонь вечный. Но чем? Только ли тем, что не оказали внешней услуги ближнему? Дело в том, что их бездействие не случайно, и голодного они не накормили не просто из жадности или лености. Хотя и эти мотивы не безгрешны с точки зрения морали, но нам указана более глубокая и веская причина, приведшая их к погибели, — причина внутренняя, духовная. Когда мы видели Тебя алчущим? — искренне удивляются обвиняемые, пытаясь оправдаться пред Господом. И говорят они правду: они не увидели Его. Их бытийный уровень не позволяет им видеть вокруг себя страждущих; пораженные эгоизмом, они не готовы распознать скорбь в душе ближнего; бесчувственные к чужой нужде, они не способны и к состраданию. Пребывая в духовном ослеплении, эти люди лишены возможности восприятия истины, и потому в голодном они не узнали Спасителя, не распознали времени посещения их Господом, а посему и не познали Его. Это символ, указующий на ветхое, не обновленное благодатью состояние души. Прижизненно не исцеленная, не перерожденная, она непригодна для Царства Славы, по существу своему непричастна ему, а значит, не имеет возможности войти в него. Естество ее, бытийно не породненное со Христом в земной жизни, по духу своему остается сродни тому, что бросают в огонь, и в огонь вечный, уготованный диаволу.
Вот почему апостол Павел настаивает на необходимости обрести саму любовь, а не только совершать добрые поступки, дабы стяжать жизнь вечную. Если я, говорит он, отдам тело мое на сожжение, но при этом любви не имею, то и такой подвиг, являющий высшую степень самопожертвования, останется лишь внешним делом, и не будет в том никакой пользы. Только внутреннее состояние одухотворенной любви становится для преображенного и обновленного человека «основанием и содержанием вечной жизни» (свт. Василий Великий).
Глубоко заблуждаются те, кто полагают будто Царство Небесное достижимо одним соблюдением внешних заповедей. Сами заповеди Христова закона, как утверждает отеческая мысль, не исполнимы в полноте без трезвенного созерцания, без умно-сердечного делания. «Для совершенного исцеления сил души недостаточно осуществления заповедей, если ум не унаследует еще соответствующие... созерцания» (Евагрий Понтийский). «Трезвение есть путь всякия добродетели и заповеди Божия, еже и сердечное безмолвие глаголется; и оноже самое не мечтательне совершаемо, хранение ума есть. Не зрит света солнечнаго родившийся слепым; сице не ходящий в трезвении, не зрит богатно сияний вышния благодати, ниже свободится от лукавых и богоненавистных дел, и словес, и помышлений. Сицевый не свободно при кончине своей тартарских прейдет князей».*
*[Исихий Иерусалимский, прп. / / Добротолюбие (на слав. яз.). М ., 2001. Т. 1. С. 257. «Трезвение есть путь, на котором исполнимы все добродетели и Божии заповеди. Зовется он сердечным трезвением или, что то же, хранением ума вне мечтаний. Рожденный слепым света солнечного не видит; так же лишенный трезвения не видит обилия сияющей благодати, изливаемой свыше; не освободиться ему от греховных, ненавистных Богу дел, слов, помышлений. А при кончине своей таковому не миновать встречи с князьями тартара»].
Но вернемся к Евангелию и обратим внимание, например, на то, что сказано об участи грешников, оказавшихся по левую сторону от Царя, вершащего Последний Суд. Можно видеть, что не царская безжалостность стала причиной их осуждения, — нет, эти несчастные сами уготовили себе огонь вечный. Но чем? Только ли тем, что не оказали внешней услуги ближнему? Дело в том, что их бездействие не случайно, и голодного они не накормили не просто из жадности или лености. Хотя и эти мотивы не безгрешны с точки зрения морали, но нам указана более глубокая и веская причина, приведшая их к погибели, — причина внутренняя, духовная. Когда мы видели Тебя алчущим? — искренне удивляются обвиняемые, пытаясь оправдаться пред Господом. И говорят они правду: они не увидели Его. Их бытийный уровень не позволяет им видеть вокруг себя страждущих; пораженные эгоизмом, они не готовы распознать скорбь в душе ближнего; бесчувственные к чужой нужде, они не способны и к состраданию. Пребывая в духовном ослеплении, эти люди лишены возможности восприятия истины, и потому в голодном они не узнали Спасителя, не распознали времени посещения их Господом, а посему и не познали Его. Это символ, указующий на ветхое, не обновленное благодатью состояние души. Прижизненно не исцеленная, не перерожденная, она непригодна для Царства Славы, по существу своему непричастна ему, а значит, не имеет возможности войти в него. Естество ее, бытийно не породненное со Христом в земной жизни, по духу своему остается сродни тому, что бросают в огонь, и в огонь вечный, уготованный диаволу.
Вот почему апостол Павел настаивает на необходимости обрести саму любовь, а не только совершать добрые поступки, дабы стяжать жизнь вечную. Если я, говорит он, отдам тело мое на сожжение, но при этом любви не имею, то и такой подвиг, являющий высшую степень самопожертвования, останется лишь внешним делом, и не будет в том никакой пользы. Только внутреннее состояние одухотворенной любви становится для преображенного и обновленного человека «основанием и содержанием вечной жизни» (свт. Василий Великий).
Глубоко заблуждаются те, кто полагают будто Царство Небесное достижимо одним соблюдением внешних заповедей. Сами заповеди Христова закона, как утверждает отеческая мысль, не исполнимы в полноте без трезвенного созерцания, без умно-сердечного делания. «Для совершенного исцеления сил души недостаточно осуществления заповедей, если ум не унаследует еще соответствующие... созерцания» (Евагрий Понтийский). «Трезвение есть путь всякия добродетели и заповеди Божия, еже и сердечное безмолвие глаголется; и оноже самое не мечтательне совершаемо, хранение ума есть. Не зрит света солнечнаго родившийся слепым; сице не ходящий в трезвении, не зрит богатно сияний вышния благодати, ниже свободится от лукавых и богоненавистных дел, и словес, и помышлений. Сицевый не свободно при кончине своей тартарских прейдет князей».*
*[Исихий Иерусалимский, прп. / / Добротолюбие (на слав. яз.). М ., 2001. Т. 1. С. 257. «Трезвение есть путь, на котором исполнимы все добродетели и Божии заповеди. Зовется он сердечным трезвением или, что то же, хранением ума вне мечтаний. Рожденный слепым света солнечного не видит; так же лишенный трезвения не видит обилия сияющей благодати, изливаемой свыше; не освободиться ему от греховных, ненавистных Богу дел, слов, помышлений. А при кончине своей таковому не миновать встречи с князьями тартара»].
Будучи источником и основанием православного аскетического учения, Евангелие постоянно питает святоотеческую мысль в ее стремлении углубляться в это учение и развивать его. «Телесный подвиг, — размышляет над Писанием свт. Игнатий, — очень часто окрадывается весьма важным недостатком», тем, что «подвижник дает подвигу излишнюю цену». Это происходит, когда внешним деланием «ограничивают все жительство свое, все богоугождение свое. С такой неправильной оценкой всегда сопряжено уничижение духовного подвига, стремление отвлечь от него занимающихся им. Это случилось с Марфой. Она сочла поведение Марии неправильным и недостаточным, а свое более ценным, более достойным уважения. Милосердный Господь, не отвергая служения Марфы, снисходительно заметил ей, что в нем много излишнего и суетного, а что делание Марии есть дело существенное». Действительно, «телесный подвиг, еще не озаренный духовным разумом, всегда имеет в себе много суетного... Очень полезно знать, что есть другой подвиг, подвиг несравненно высший, подвиг духовный, осеняемый Божественной благодатью», вне которого человек «пребывает “чуждым даров Духа” (прп. Исаак Сирин), каковы бы ни были его телесные подвиги». Это и видим на примере Марфы: «она так занята была своим трудом, так уверена была в значимости его, что не просила у Господа распоряжения Ему благоугодного», но настаивала на своем разумении. В этой истории двух сестер «опять дано преимущество служению духа пред служением телесным» (свт. Игнатий Брянчанинов).
Блажени, сказано, хранящий слово Божие, блаженны, конечно, хранящие его умно и сердечно — слагающий в сердце своем. Новый Завет с самых разных сторон освещает исихастские принципы, но это тема достойна отдельного исследования. Упомянем лишь, что в новозаветном Писании мы найдем мысли о том, что «познающий Бога при жизни своей» уже «обладает Духом Божиим», о том, что «познание Бога поистине является из безмолвной жизни» и что «приятие Духа естественно должно быть следствием исихии, которая есть великое обоживание и условие подаяния Духа Святого» (прп. Каллист Ангеликуд). Прообраз стяжания Духа в исихии находим, в частности, в лице апостолов, которые, после вознесения Господа, взошли в горницу, где занимались только одним: все они единодушно пребывали в молитве и молении. Ученики, затворенные в тишине уединенной кельи ради молитвы, есть символ внутреннего делания. Повелением от Пастыря было — в затворе «ожидать обещанного о Духе». Это указание не только им, но и нам на внутреннюю затворенность, на удаление в свою умно-сердечную клеть от внешних дел и суеты мира. На примере апостолов нам явлены и плоды внутреннего подвига: оказав послушание и сотворив все повеленное, «обрели они обещанное в избытке и по достоинству» (он же): исполнились все Духа Святаго.
Нестареющее и неизменное учение о внутреннем делании «крепко и тщателно сохраняли святии отцы», как драгоценное наследие завещая потомкам. По их заповеди, чужд мудрости и безрассуден муж, не созидающий в себе вместилища благодати. «Мнози отцы святии рекоша тако», все они стяжали благодать, спасение и совершенство, труждаясь не на одном внешнем поприще, но храня умом свое сердце, — «без тогоже не обретается сие чудное великое таковое дарование и благодать, и без того невозможно приити в совершение и спастися». Не имеющий заботы об умном делании «подобен есть, якоже кто единою рукою собирает нечто, а другою расточает». Оттого большинство христиан не достигает совершенства, а многие лишаются благодати и самого спасения, что не ведают, с чего начинается духовная жизнь, что есть средина и где пределы; не разумеют, что внешние добродетели есть начало пути, внутренние — его завершение. Доколе же не познаем сего, сами будем разорять собственные труды (Цветник священноинока Дорофея (на слав, яз.). ТСЛ, 2008).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Блажени, сказано, хранящий слово Божие, блаженны, конечно, хранящие его умно и сердечно — слагающий в сердце своем. Новый Завет с самых разных сторон освещает исихастские принципы, но это тема достойна отдельного исследования. Упомянем лишь, что в новозаветном Писании мы найдем мысли о том, что «познающий Бога при жизни своей» уже «обладает Духом Божиим», о том, что «познание Бога поистине является из безмолвной жизни» и что «приятие Духа естественно должно быть следствием исихии, которая есть великое обоживание и условие подаяния Духа Святого» (прп. Каллист Ангеликуд). Прообраз стяжания Духа в исихии находим, в частности, в лице апостолов, которые, после вознесения Господа, взошли в горницу, где занимались только одним: все они единодушно пребывали в молитве и молении. Ученики, затворенные в тишине уединенной кельи ради молитвы, есть символ внутреннего делания. Повелением от Пастыря было — в затворе «ожидать обещанного о Духе». Это указание не только им, но и нам на внутреннюю затворенность, на удаление в свою умно-сердечную клеть от внешних дел и суеты мира. На примере апостолов нам явлены и плоды внутреннего подвига: оказав послушание и сотворив все повеленное, «обрели они обещанное в избытке и по достоинству» (он же): исполнились все Духа Святаго.
Нестареющее и неизменное учение о внутреннем делании «крепко и тщателно сохраняли святии отцы», как драгоценное наследие завещая потомкам. По их заповеди, чужд мудрости и безрассуден муж, не созидающий в себе вместилища благодати. «Мнози отцы святии рекоша тако», все они стяжали благодать, спасение и совершенство, труждаясь не на одном внешнем поприще, но храня умом свое сердце, — «без тогоже не обретается сие чудное великое таковое дарование и благодать, и без того невозможно приити в совершение и спастися». Не имеющий заботы об умном делании «подобен есть, якоже кто единою рукою собирает нечто, а другою расточает». Оттого большинство христиан не достигает совершенства, а многие лишаются благодати и самого спасения, что не ведают, с чего начинается духовная жизнь, что есть средина и где пределы; не разумеют, что внешние добродетели есть начало пути, внутренние — его завершение. Доколе же не познаем сего, сами будем разорять собственные труды (Цветник священноинока Дорофея (на слав, яз.). ТСЛ, 2008).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Бывает во время молитвы, что сердце наше богопротивно стыдится пред людьми слов молитвы, или – Самого Господа Бога, вяло, не от сердца, произнося слова молитвы. Надо попрать этот богопротивный, человекоугодливый, диавольский стыд и страх, и произносить молитвы от души и громогласно, в просторе сердца, представляя пред собою единого Бога и всех считая как бы несуществующими».
#праведный_Иоанн_Кронштадтский
#праведный_Иоанн_Кронштадтский
Ужасен и весьма худ страстный навык; он как бы неразрешимыми узами связывает мысль, и узы эти всегда кажутся мне вожделенными, потому что я сам хочу быть так связанным. Мои навыки опутывают меня сетями, и я радуюсь, что связан. Погружаюсь в самую несносную глубину, – и это веселит меня. Враг ежедневно обновляет узы мои, потому что видит, насколько я рад разнообразию уз своих. Враг мой очень искусен: не связывает меня теми узами, какие мне неугодны, а напротив того, налагает всегда такие узы и сети, которые я принимаю с великим удовольствием; ибо знает, что изволение мое сильнее меня; и во мгновение ока налагает узы, какие хочет.
Это достойно рыдания и плача; в этом позор и стыд, что связан я своими хотениями. Могу одним мановением сокрушить узы и освободиться от всех сетей, но не хочу этого сделать, будучи одолеваем своими слабостями и произвольно раболепствуя страстям, как обычаям. Еще ужаснее и извлекает у меня слезы стыда, что не выхожу из-под воли моего врага. Связываюсь теми узами, какие он налагает на меня; и умерщвляю себя теми страстями, какие его радуют. Могу сокрушить узы, – но не хочу; могу избежать сетей, – но не спешу. Что горестнее этого плача и рыдания? Какой другой стыд тягостнее этого? Ибо утвердительно скажу, что это самый горький стыд, когда человек выполняет хотение врага.
Зная узы свои, каждый час скрываю их от всех зрителей под благоговейной наружностью. И совесть моя обличает меня в этом деле, ежечасно говоря мне: «Почему не трезвишься ты, бедный? Разве не знаешь, что наступил и близок день Страшного Суда, в который все обнаружится? Восстань, как сильный! Разорви узы свои! У тебя есть сила разрешать и вязать». Это всегда говорит мне, этим обличает меня совесть.
#прп_Ефрем_Сирин
Это достойно рыдания и плача; в этом позор и стыд, что связан я своими хотениями. Могу одним мановением сокрушить узы и освободиться от всех сетей, но не хочу этого сделать, будучи одолеваем своими слабостями и произвольно раболепствуя страстям, как обычаям. Еще ужаснее и извлекает у меня слезы стыда, что не выхожу из-под воли моего врага. Связываюсь теми узами, какие он налагает на меня; и умерщвляю себя теми страстями, какие его радуют. Могу сокрушить узы, – но не хочу; могу избежать сетей, – но не спешу. Что горестнее этого плача и рыдания? Какой другой стыд тягостнее этого? Ибо утвердительно скажу, что это самый горький стыд, когда человек выполняет хотение врага.
Зная узы свои, каждый час скрываю их от всех зрителей под благоговейной наружностью. И совесть моя обличает меня в этом деле, ежечасно говоря мне: «Почему не трезвишься ты, бедный? Разве не знаешь, что наступил и близок день Страшного Суда, в который все обнаружится? Восстань, как сильный! Разорви узы свои! У тебя есть сила разрешать и вязать». Это всегда говорит мне, этим обличает меня совесть.
#прп_Ефрем_Сирин
На радио Град Петров в программе Людмилы Зотовой "У нас в гостях" приняли участие главный хранитель НИО рукописей библиотеки Российской Академиии наук Вера Подковырова и историк Русской Православной Церкви, независимый исследователь Петр Жгун - Один из администраторов нашего канала.
Тема: св. Паисий Величковский, его житие и наследие. Их знакомство с рукописями школы св. Паисия и особенностями его жизненного пути.
P.S. Жгун Петр Борисович, архивист, редактор, корректор. Производит исследования материалов в архивах России и не только.
https://www.youtube.com/live/XwazKIOvTQk?feature=share
Тема: св. Паисий Величковский, его житие и наследие. Их знакомство с рукописями школы св. Паисия и особенностями его жизненного пути.
P.S. Жгун Петр Борисович, архивист, редактор, корректор. Производит исследования материалов в архивах России и не только.
https://www.youtube.com/live/XwazKIOvTQk?feature=share
YouTube
"У нас в гостях". Вера Подковырова и Петр Жгун .30 января 2023 г.
В программе Людмилы Зотовой "У нас в гостях" принимают участие главный хранитель НИО рукописей библиотеки Академиии наук Вера Григорьевна Подковырова и историк РПЦ Петр Борисович Жгун . Тема: св.Паисий Величковский.
Прямой эфир: https://www.grad-petrov.ru/…
Прямой эфир: https://www.grad-petrov.ru/…
Когда ты пребываешь в молитве «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», все в жизни исправляется. Ты перестаешь бояться. Уже не нужно рассчитывать ситуации и строить отношения, Бог Сам тебя просветит, что и как делать.
#прп_Порфирий_Кавсокаливит
#прп_Порфирий_Кавсокаливит
🔵 Предыдущий пост⤴️
На узком пути всегда меньшинство. В основном людей привлекает иллюзорная перспектива пути просторного и привольного. Но сколь заманчива она, столь и обманчива. Соблазняет призрак внешней свободы, а она неминуемо оборачивается внутренней кабалой. Только те, кому открывается, что весь мир и вся жизнь содержатся властью неумолимых духовных законов, начинают ценить преимущества узкой тропы, пробивающейся сквозь терния и выводящей на внутренний простор практически безграничной свободы духа. Как бы то ни было, узок путь умного делания и тесны врата его, ведущие в жизнь, потому немногие находят их. Не находят по разным причинам. Кто-то просто недостаточно осведомлен или еще не осознал, к чему через Благую Весть призвана Богом каждая сотворенная Им душа. Одни не знают, как приступить к делу, другие знают, но не хотят — опасаются или ленятся. Есть те, кто и знает, и хочет, и даже пытается, но оказывается не способен стать на путь: либо по собственной немощи, либо по несвоевременности попыток.
Путь внутреннего делания не открывается, пока человек не будет достаточно подготовлен. Препятствием станет недостаточная воцерковленность, отсутствие послушливости, смирения или мирного состояния совести. Помешает приступить к делу неналаженный строй жизни: и мирянину, и иноку нужна своя мера нестяжательности и внутренней отрешенности от мира. Попытки ступить на путь, минуя необходимую подготовку, заведомо обречены на неудачу. Не безумно ли хитрить в виду Самого Всеведения? Только Он отворяет врата, и тот, кто потщится проникнуть сквозь них самовольно, всегда окажется на ложной дороге, в плену самообмана.
Особое, таинственное значение в деле спасения души приобретает принцип послушания. Это потому так, что само это свойство изначально заложено в человеческом естестве. Убедиться в этом несложно. Посмотрим, что где берет начало. Душа человека, при ее сотворении, получает неотъемлемое дарование — свободу воли. Но очевидно, что сам этот дар дан человеку помимо его воли, свобода, так сказать, «даруется ему принудительно». Действительно, ведь «при рождении нас не спрашивают, хотим ли мы родиться и, следовательно, угодно ли нам быть свободными». Нам «просто дано таковыми быть и жить в границах этой свободы. Человек не изъявляет своего согласия на свободное бытие, а принимает его как послушание». Отсюда послушание, наподобие дара свободы, есть бытийное свойство нашего естества, частица сущности человека, врожденное его начало. Таким образом, послушливость коренится в нашей природе и, следовательно, нарушение законов послушания, отход от иерархического принципа в любой сфере, будь то семья, общество или Церковь, есть действие противоестественное — разрушительное для нашего естества. Поэтому непослушливость ненормальна, это искажение нашей природы, то есть болезнь души. Вот где причина того, что непослушание — грех.
На узком пути всегда меньшинство. В основном людей привлекает иллюзорная перспектива пути просторного и привольного. Но сколь заманчива она, столь и обманчива. Соблазняет призрак внешней свободы, а она неминуемо оборачивается внутренней кабалой. Только те, кому открывается, что весь мир и вся жизнь содержатся властью неумолимых духовных законов, начинают ценить преимущества узкой тропы, пробивающейся сквозь терния и выводящей на внутренний простор практически безграничной свободы духа. Как бы то ни было, узок путь умного делания и тесны врата его, ведущие в жизнь, потому немногие находят их. Не находят по разным причинам. Кто-то просто недостаточно осведомлен или еще не осознал, к чему через Благую Весть призвана Богом каждая сотворенная Им душа. Одни не знают, как приступить к делу, другие знают, но не хотят — опасаются или ленятся. Есть те, кто и знает, и хочет, и даже пытается, но оказывается не способен стать на путь: либо по собственной немощи, либо по несвоевременности попыток.
Путь внутреннего делания не открывается, пока человек не будет достаточно подготовлен. Препятствием станет недостаточная воцерковленность, отсутствие послушливости, смирения или мирного состояния совести. Помешает приступить к делу неналаженный строй жизни: и мирянину, и иноку нужна своя мера нестяжательности и внутренней отрешенности от мира. Попытки ступить на путь, минуя необходимую подготовку, заведомо обречены на неудачу. Не безумно ли хитрить в виду Самого Всеведения? Только Он отворяет врата, и тот, кто потщится проникнуть сквозь них самовольно, всегда окажется на ложной дороге, в плену самообмана.
Особое, таинственное значение в деле спасения души приобретает принцип послушания. Это потому так, что само это свойство изначально заложено в человеческом естестве. Убедиться в этом несложно. Посмотрим, что где берет начало. Душа человека, при ее сотворении, получает неотъемлемое дарование — свободу воли. Но очевидно, что сам этот дар дан человеку помимо его воли, свобода, так сказать, «даруется ему принудительно». Действительно, ведь «при рождении нас не спрашивают, хотим ли мы родиться и, следовательно, угодно ли нам быть свободными». Нам «просто дано таковыми быть и жить в границах этой свободы. Человек не изъявляет своего согласия на свободное бытие, а принимает его как послушание». Отсюда послушание, наподобие дара свободы, есть бытийное свойство нашего естества, частица сущности человека, врожденное его начало. Таким образом, послушливость коренится в нашей природе и, следовательно, нарушение законов послушания, отход от иерархического принципа в любой сфере, будь то семья, общество или Церковь, есть действие противоестественное — разрушительное для нашего естества. Поэтому непослушливость ненормальна, это искажение нашей природы, то есть болезнь души. Вот где причина того, что непослушание — грех.
Первейшее средство в деле врачевания ветхой души, послушание рассматривается отцами аскетами в одном ряду с основными церковными таинствами. Это именно таинство, в котором человек с помощью духовника познает волю Божию относительно самого себя (иеромонах Рафаил (Нойка). Одновременно, как инструмент отречения от собственной воли, послушание наиболее эффективно служит исцелению души от недуга самости. Господь Иисус Христос через евангельское Откровение непосредственно указал нам на чудотворную силу этого таинства. В ответ на мольбу десяти прокаженных об исцелении: Иисусе Наставнице, помилуй ны — Он велит им пойти и показаться священникам. Такой ответ кажется странным, лишенным смысла, поскольку по закону Моисея к священнику являлись уже исцеленные от проказы, чтобы тот засвидетельствовал их здравие и позволил вернуться в общество. Однако те десять еще не были исцелены. Тем не менее мы видим пример беспрекословного послушания — они тут же пошли без рассуждения, сомнения, ропота, вопреки, казалось бы, логике. А как только послушание было исполнено, проявилась чудодейственная сила Божия: и когда они шли, очистились.
Итак, дар свободы неразрывно связан в человеческом бытии с принципом послушания. Здесь прямая зависимость между свободой, позволяющей человеку избирать и созидать свой жизненный путь, и обязанностью оказать послушание Творцу в исполнении Его замысла о человеке. По Божественному Промыслу человеку, как носителю образа Божия, дано творческое задание, которое он призван исполнить в пределах своего земного пути: реализовать в себе подобие Божие, став богом по благодати, — стяжать обожение. Люди «должны будут дать и ответ» об исполнении этого послушания, отчет о воплощении «творческого дара», когда Господин рабов тех потребует у них отчета: кто употребил врученные таланты в дело, а кто сокрыл их в землю. Ослушаться — означает, в этой системе понятий, обречь на вечную гибель свою душу. Праведный Судия в день оный определит, «как и насколько мы исполнили свое задание, осуществили ли свое творческое назначение на земле. “Добрый ответ на Страшнем Судищи” будет ответом на предвечный замысел Творца неба и земли быть и нам творцами на этой земле, дабы получить свой удел в Небесном Царстве» (Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы). А уделы в дому Отца суть обители многи — многи в разнообразии своего достоинства; и насельники вечности обретают те или иные из них в соответствии с мерой приближения к полноте исполнения Божественного о нас замысла.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Итак, дар свободы неразрывно связан в человеческом бытии с принципом послушания. Здесь прямая зависимость между свободой, позволяющей человеку избирать и созидать свой жизненный путь, и обязанностью оказать послушание Творцу в исполнении Его замысла о человеке. По Божественному Промыслу человеку, как носителю образа Божия, дано творческое задание, которое он призван исполнить в пределах своего земного пути: реализовать в себе подобие Божие, став богом по благодати, — стяжать обожение. Люди «должны будут дать и ответ» об исполнении этого послушания, отчет о воплощении «творческого дара», когда Господин рабов тех потребует у них отчета: кто употребил врученные таланты в дело, а кто сокрыл их в землю. Ослушаться — означает, в этой системе понятий, обречь на вечную гибель свою душу. Праведный Судия в день оный определит, «как и насколько мы исполнили свое задание, осуществили ли свое творческое назначение на земле. “Добрый ответ на Страшнем Судищи” будет ответом на предвечный замысел Творца неба и земли быть и нам творцами на этой земле, дабы получить свой удел в Небесном Царстве» (Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы). А уделы в дому Отца суть обители многи — многи в разнообразии своего достоинства; и насельники вечности обретают те или иные из них в соответствии с мерой приближения к полноте исполнения Божественного о нас замысла.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Пишешь, что усердия и теплоты не ощущаешь в молитве. По Божиему смотрению бывает это, к смирению нашему, иногда же и за осуждение ближних или за превозношение попускается сие. Надо смиряться более, и признавать себя недостойной дарований, и более прилежать молитве.
Оставлять же молитву никак не должно. За терпение не оставит Господь.
Если ответы и советы покойного батюшки подходят к тебе, то и придерживайся их, призывая себе в помощь молитвы его.
#прп_Иосиф_Оптинский
Оставлять же молитву никак не должно. За терпение не оставит Господь.
Если ответы и советы покойного батюшки подходят к тебе, то и придерживайся их, призывая себе в помощь молитвы его.
#прп_Иосиф_Оптинский
Я долго не мог понять, что такое соединение ума с сердцем. В сущности говоря, это означает соединение всех сил душевных воедино для устремления их всех к Богу, что невозможно при разъединенности их. Этот закон единения я усматриваю не только в молитве Иисусовой, а везде. Какую, например, имеют красоту нота или звук, взятые в отдельности или в беспорядке? Можно сказать, никакой. Но эти же самые звуки в произведениях гениальных композиторов дают нам воспринять великую силу и красоту. Про живопись и др. я уже не буду говорить... В наших беседах с вами я не ограничусь этим, я пойду далее. Это такой узел, что сколько его ни развязывай, он все будет узлом.
Молитва Иисусова не имеет пределов... Ум, когда упражняется в чтении св. Писания, молитве и тому подобном, очищается от страстей и просветляется. Когда же он погружен только в земное, то он становится как бы неспособным к пониманию духовного.
Страсти легко побеждать в помыслах, но когда они перейдут в слова и дела и укоренятся, то – очень трудно, почти невозможно...
#прп_Варсонофий_Оптинский
#прп_Никон_Оптинский
Молитва Иисусова не имеет пределов... Ум, когда упражняется в чтении св. Писания, молитве и тому подобном, очищается от страстей и просветляется. Когда же он погружен только в земное, то он становится как бы неспособным к пониманию духовного.
Страсти легко побеждать в помыслах, но когда они перейдут в слова и дела и укоренятся, то – очень трудно, почти невозможно...
#прп_Варсонофий_Оптинский
#прп_Никон_Оптинский
Истина всегда перед нами, но прямо увидеть ее нам мешают наши представления о ней. Ум никогда не может быть высшим, надежным и неизменным благом, ибо без Бога он безкрыл и обречен ползать в прахе страстей. Но когда он просветится благодатью и покорится ей, то оставляет свои притязания на высшее благо, предоставляя ее власти Святого Духа.
Ум, просветившийся Небесным светом и приобщившийся истине, вступает в нее безраздельно, ибо в ней нет ни изменения, ни тени перемены. Христос вознесся на Небо, но поселился в сердце человеческом, ушел к Отцу Небесному, но остался с нами. Мы, согрешив, упали на земле, а Он, освятив нас, поднял к Богу, подарив нам землю и Небеса.
#иеромонах_Симон_Бескровный
Ум, просветившийся Небесным светом и приобщившийся истине, вступает в нее безраздельно, ибо в ней нет ни изменения, ни тени перемены. Христос вознесся на Небо, но поселился в сердце человеческом, ушел к Отцу Небесному, но остался с нами. Мы, согрешив, упали на земле, а Он, освятив нас, поднял к Богу, подарив нам землю и Небеса.
#иеромонах_Симон_Бескровный
🔵 Предыдущий пост⤴️
Как привычный припев повторяется всем знакомое: послушание выше поста и молитвы. А как мы понимаем это? Ведь это не означает, что послушание предваряет или упраздняет молитву и пост. Оно выше этих добродетелей в том смысле, что естественным образом включает их в себя как соподчиненные. «Послушание — это добровольное подчинение своей воли воле другого ради Христа, и в конечном счете этот другой — Сам Христос. Послушание не мыслится в отрыве от обращенности ума и сердца ко Христу». А значит, оно немыслимо без молитвы, соответственно — без поста. Послушливость вне связи с молитвой теряет всякий духовный смысл: «послушание и выполняемые ради него действия святы тогда, когда способствуют молитвенному устроению. И только тогда они врачуют душу» (еп. Панкратий (Жердев). В то же время без послушания не совершенствуется молитва, поскольку Бог гордым противится, а смиренным дает благодать: «гордые и непослушливые не могут чисто молиться, хотя бы и много подвизались». Единственно «послушанием хранится человек от гордости; за послушание дается молитва; за послушание дается и благодать Святого Духа. Вот почему послушание выше поста и молитвы» (прп. Софроний (Сахаров).
Бывают отдельные случаи, когда сердечная молитва противопоказана по каким-то индивидуальным причинам, как, например, это было со старцем Афанасием Площанским, незаурядным подвижником, имевшим, тем не менее, ограничение в занятии умной молитвой, наложенное его наставником прп. Паисием Молдавским. Кроме того, безусловный запрет «касаться умного делания» налагается на тех нераскаянных грешников, которые предпочитают «оставаться в своем страстном устроении и не хотят бороться со своей страстью». Это те, кто, «впадая в гнев и досаду, остаются злобствующими на оскорбившего», продолжают враждовать, — таковые «находятся под адом до тех пор, пока действует страсть». А также и любой одержимый страстью или греховной привычкой, за которую осуждает совесть. Внутренний разлад лишает сердечного мира, помрачает сознание. Посему так важен завет прп. Симеона о хранении совести (прп. Симеон Новый Богослов). И конечно, будет безумием, если «покушаются на упражнение в сердечной молитве» те, кто не способны «по несчастной привычке воздержаться» и впадают в блуд или пьянство. «Может ли быть что-либо безрассуднее, невежественнее, дерзостнее?» (свт. Игнатий (Брянчанинов) Однако иное дело, когда действие грубых страстей в целом преодолено. Тогда тем, «кто сопротивляется страсти, борется с нею, не хочет действовать по ней, скорбит и подвизается», непременно «можно и должно обучаться умному деланию... очищаться вседневною благодатию Христовою через умную молитву и ежечасное покаяние».
Встречаются внешние препятствия к занятию умносердечным деланием вполне благовидные, когда человек призван к ответственному административному или миссионерскому служению, настоятельству или строительству — к деятельности внешне активной, многозаботливой, поглощающей, как кажется, весь ресурс, необходимый для внутреннего углубления. Но на то нам даны исторические примеры, дабы не обманываться в самооправдании. Это не только общеизвестные судьбы Константина Паламы и византийских патриархов, но и подвижническая стезя нашего соотечественника игумена Харитона*.
Как привычный припев повторяется всем знакомое: послушание выше поста и молитвы. А как мы понимаем это? Ведь это не означает, что послушание предваряет или упраздняет молитву и пост. Оно выше этих добродетелей в том смысле, что естественным образом включает их в себя как соподчиненные. «Послушание — это добровольное подчинение своей воли воле другого ради Христа, и в конечном счете этот другой — Сам Христос. Послушание не мыслится в отрыве от обращенности ума и сердца ко Христу». А значит, оно немыслимо без молитвы, соответственно — без поста. Послушливость вне связи с молитвой теряет всякий духовный смысл: «послушание и выполняемые ради него действия святы тогда, когда способствуют молитвенному устроению. И только тогда они врачуют душу» (еп. Панкратий (Жердев). В то же время без послушания не совершенствуется молитва, поскольку Бог гордым противится, а смиренным дает благодать: «гордые и непослушливые не могут чисто молиться, хотя бы и много подвизались». Единственно «послушанием хранится человек от гордости; за послушание дается молитва; за послушание дается и благодать Святого Духа. Вот почему послушание выше поста и молитвы» (прп. Софроний (Сахаров).
Бывают отдельные случаи, когда сердечная молитва противопоказана по каким-то индивидуальным причинам, как, например, это было со старцем Афанасием Площанским, незаурядным подвижником, имевшим, тем не менее, ограничение в занятии умной молитвой, наложенное его наставником прп. Паисием Молдавским. Кроме того, безусловный запрет «касаться умного делания» налагается на тех нераскаянных грешников, которые предпочитают «оставаться в своем страстном устроении и не хотят бороться со своей страстью». Это те, кто, «впадая в гнев и досаду, остаются злобствующими на оскорбившего», продолжают враждовать, — таковые «находятся под адом до тех пор, пока действует страсть». А также и любой одержимый страстью или греховной привычкой, за которую осуждает совесть. Внутренний разлад лишает сердечного мира, помрачает сознание. Посему так важен завет прп. Симеона о хранении совести (прп. Симеон Новый Богослов). И конечно, будет безумием, если «покушаются на упражнение в сердечной молитве» те, кто не способны «по несчастной привычке воздержаться» и впадают в блуд или пьянство. «Может ли быть что-либо безрассуднее, невежественнее, дерзостнее?» (свт. Игнатий (Брянчанинов) Однако иное дело, когда действие грубых страстей в целом преодолено. Тогда тем, «кто сопротивляется страсти, борется с нею, не хочет действовать по ней, скорбит и подвизается», непременно «можно и должно обучаться умному деланию... очищаться вседневною благодатию Христовою через умную молитву и ежечасное покаяние».
Встречаются внешние препятствия к занятию умносердечным деланием вполне благовидные, когда человек призван к ответственному административному или миссионерскому служению, настоятельству или строительству — к деятельности внешне активной, многозаботливой, поглощающей, как кажется, весь ресурс, необходимый для внутреннего углубления. Но на то нам даны исторические примеры, дабы не обманываться в самооправдании. Это не только общеизвестные судьбы Константина Паламы и византийских патриархов, но и подвижническая стезя нашего соотечественника игумена Харитона*.
*[Харитон Валаамский (Дунаев; 1872—1947), схиигумен. Возглавлял Валаамский мон-рь в самые трудные для обители годы (1927—1940), затем был вынужден вместе с братией эвакуироваться в Финляндию. Вся его жизнь была сугубо деятельной, к чему вынуждали многозаботливые послушания, связующие с миром и суетой. Но душа всегда жаждала уединения, и иногда зимой удавалось на некоторое время удаляться в Предтеченский скит для молитвы. С самого новоначалия имея расположение к умному деланию, о. Харитон окормлялся у старца Агапия (Молодяшина), а по его кончине руководствовался святоотеческими книгами. О. Харитон стал не только обладателем дара благодатной молитвы, но и автором знаменитой книги. Ее первую часть - «Умное делание. О молитве Иисусовой» (1936) современники называли «малым Добротолюбием». Вскоре старец издал продолжение под заглавием «Что такое молитва Иисусова по преданию Православной Церкви» (1938). Ныне обе части издаются вместе и известны как «Сборник о молитве Иисусовой»].
Урок, преподанный этими праведниками и их последователями, тем более опыт исповедников и новомучеников XX столетия, не оставляют сомнений: ни тяжесть скорбей, ни внешние помехи не отклоняют от цели искренне взыскующих дара внутренней молитвы. Пример их убеждает — коль скоро имеется благое намерение, а к нему прилагается неложное усилие, то Бог в любых условиях помогает восполнить недостающее. Надо только не остывать в усердии, всегда оживляя внешнее сокровенным внутренним деланием.
Тем не менее, очевиден факт: путь умного делания привлекает не слишком многих. Какова же участь тех, составляющих изрядное большинство, кто не знает сердечной молитвы, кто не вникает в суть учения исихазма, так ясно изложенного прп. Серафимом в беседе с Мотовиловым, учения, истинность коего была тогда же столь явно засвидетельствована сиянием нетварного света Фавора на обоженном лике преподобного. Люди благочестивые, искренне верующие, люди, разнообразно подвизающиеся на широком поприще христианских дел, — ведь они обретают спасение и на этих путях, не имеющих связи с тайнами исихии. Поскольку это несомненно так, то неминуемо возникает вопрос: если спасаются и без внутреннего делания, то так ли бесспорны его преимущества, так ли необходим этот узкий путь, который немногие, да еще с трудом, находят?
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Урок, преподанный этими праведниками и их последователями, тем более опыт исповедников и новомучеников XX столетия, не оставляют сомнений: ни тяжесть скорбей, ни внешние помехи не отклоняют от цели искренне взыскующих дара внутренней молитвы. Пример их убеждает — коль скоро имеется благое намерение, а к нему прилагается неложное усилие, то Бог в любых условиях помогает восполнить недостающее. Надо только не остывать в усердии, всегда оживляя внешнее сокровенным внутренним деланием.
Тем не менее, очевиден факт: путь умного делания привлекает не слишком многих. Какова же участь тех, составляющих изрядное большинство, кто не знает сердечной молитвы, кто не вникает в суть учения исихазма, так ясно изложенного прп. Серафимом в беседе с Мотовиловым, учения, истинность коего была тогда же столь явно засвидетельствована сиянием нетварного света Фавора на обоженном лике преподобного. Люди благочестивые, искренне верующие, люди, разнообразно подвизающиеся на широком поприще христианских дел, — ведь они обретают спасение и на этих путях, не имеющих связи с тайнами исихии. Поскольку это несомненно так, то неминуемо возникает вопрос: если спасаются и без внутреннего делания, то так ли бесспорны его преимущества, так ли необходим этот узкий путь, который немногие, да еще с трудом, находят?
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Всякое дело имеет видимую и невидимую сторону, деятельную и созерцательную. Истинное богоугодное дело, по учению святого Исаака Сирианина, есть сочетание созерцания и деяния. Созерцание составляют мысли, возбуждающие и руководящие в деятельности; деяние же есть совершаемое вследствие того дело. Например, подаяние милостыни есть деяние, а видение в нищем Господа есть созерцание; терпение обид и напраслин — видимое деяние, а мысль, воодушевляющая к терпению, есть созерцание; стояние в храме или дома пред иконами, положение поклонов с крестным знамением, чтение и слушание молитв есть видимая сторона молитвы, а умное при сем предстояние Богу в сердце, со страхом и трепетом, есть сторона созерцательная. В каноне покаянном святого Андрея Критского это названо деянием и разумом, и значение их указано в примере Лии и Рахили. А иным кажется, будто созерцание есть дело только глубоких отшельников; между тем как оно есть дело, обязательное для каждого и при каждом поступке. Действие, без соответствующего созерцания, есть тело без души, или истукан бездыханный, имеющий подобие живой твари, но не имеющий жизни. Созерцание же и одно ценно; например, не имеющий что подать нуждающемуся, но искренно болезнующий о его нужде, равно как безрукий и безногий, не могущий стоять на молитве, но умом непрестанно припадающий к Богу, совершают вполне дело Божие, обязательное для них в их обстоятельствах. Отсюда сам собою решается вопрос: как без добрых дел спаслись уходившие в леса и скрывавшиеся в пещерах. Все добродетели они имели в сердце, обладали, следовательно, существенною стороною доброделания — созерцанием.
#свт_Феофан_Затворник
#свт_Феофан_Затворник