— Как-то раз я спросила у своего духовного отца: «Если заметила, что прочитала молитву невнимательно — перечитывать?»
Он ответил: «Нет. Просто скажи: „Господи, прости — замечталась“». Ну, я как-то и успокоилась. А Вы говорите, что если читал или слушал невнимательно, то это «не считается».
Так что же получается: стоял, например, на правиле. Клонит в сон — начинается борьба со сном. Проснулся — ушел мыслями «налево». Вернулся. Тут вдруг вспомнилась какая-то старая обида. «Ах, ты ж… — ведь явно вражий помысел!» — обнаружил, отогнал, с горем пополам собрал внимание. Пока шло «состязание», правило кончилось. Но почти все время шла борьба, и мысли были рассеянны. А рассеянная молитва «не засчитывается». Получается, все впустую. Так что ж теперь: лучше и на правило не ходить, ведь все равно «не молился»?
— Первое, что нужно помнить, читая и слушая эти ответы — все они даны на тот случай, когда человек не имеет духовного руководителя (а жизнь-то идет, и решать вопросы как-то нужно). У послушницы все очень просто: представила все в полном виде своему духовному отцу, и: «как благословите поступать?» Как скажет — так и поступать.
А тем, кому в силу сложившихся жизненных обстоятельств приходится заниматься самоисправлением и самовоспитанием по святоотеческим книгам, — Бог в помощь извлечь для себя какую-либо пользу из здесь написанного.
Однако, вернемся к поставленному вопросу: «Так что ж теперь: лучше и на правило не ходить?» — Как это: не ходить на правило?.. — «Ведь все равно „не молился“…» — Зря ты так думаешь.
Один военный человек (назовем его N.), одевшись в парадную форму, шел в полк на праздничное построение. Но неожиданно на улице наткнулся на «кашу», которую заварил старый преступник-рецидивист. С ним N. пришлось вступить в схватку. Дело закончилось благополучно — преступника обезвредили и закрыли. Но… мундир-то потерял свой праздничный вид. Да и на праздничное построение N. поспел только к самому концу. Генерал в начале построения, по причине отсутствия N. в строю, выразил свое негодование. Но, узнав, в чем было дело, переменил гнев на милость, похвалил N. за мужественную борьбу с опытным преступником, и даже повысил его в звании…
Так что и мы не будем унывать и малодушествовать, ежедневно вступая в борьбу с опытным мысленным преступником — ибо Господь любит мужественных борцов.
Да, рассеянная молитва на правиле «не засчитывается» — обманываться не будем. Но «засчитывается» то послушание монастырскому уставу, которое ты оказываешь, идя на правило. «Засчитывается» та борьба с дремотой, которую навевает бес уныния (а борьба с унынием доставляет самые большие венцы). «Засчитывается» борьба с «левыми» помыслами (и, кроме того, приобретается искусство в мысленной брани, что для нас жизненно необходимо). «Засчитывается» борьба со всеми страстями, какие возбуждает в нас диавол во время молитвы. В частности, победив в себе злопамятность и простив обидчику, ты сама сподобляешься прощения от Господа своих грехов, которыми оскорбила Бога и ближних.
И вот, понуждая себя на все это, ты «с горем пополам собрала внимание». Смирившись, видя свою немощь, но и понуждая себя на благое дело чистой молитвы, ты стоишь пред Ним в благоговении и страхе, прося Его милости — дабы Он помог тебе в этой трудной борьбе с собой и сатаной… Такие нуждницы восхищают Царствие Небесное (ср.: Мф. 11:12).
А ты думаешь: если рассеянная молитва «не засчитывается», то, может, и на правило не ходить — все равно впустую… Как видишь — вовсе не впустую.
#монах_Константин
Он ответил: «Нет. Просто скажи: „Господи, прости — замечталась“». Ну, я как-то и успокоилась. А Вы говорите, что если читал или слушал невнимательно, то это «не считается».
Так что же получается: стоял, например, на правиле. Клонит в сон — начинается борьба со сном. Проснулся — ушел мыслями «налево». Вернулся. Тут вдруг вспомнилась какая-то старая обида. «Ах, ты ж… — ведь явно вражий помысел!» — обнаружил, отогнал, с горем пополам собрал внимание. Пока шло «состязание», правило кончилось. Но почти все время шла борьба, и мысли были рассеянны. А рассеянная молитва «не засчитывается». Получается, все впустую. Так что ж теперь: лучше и на правило не ходить, ведь все равно «не молился»?
— Первое, что нужно помнить, читая и слушая эти ответы — все они даны на тот случай, когда человек не имеет духовного руководителя (а жизнь-то идет, и решать вопросы как-то нужно). У послушницы все очень просто: представила все в полном виде своему духовному отцу, и: «как благословите поступать?» Как скажет — так и поступать.
А тем, кому в силу сложившихся жизненных обстоятельств приходится заниматься самоисправлением и самовоспитанием по святоотеческим книгам, — Бог в помощь извлечь для себя какую-либо пользу из здесь написанного.
Однако, вернемся к поставленному вопросу: «Так что ж теперь: лучше и на правило не ходить?» — Как это: не ходить на правило?.. — «Ведь все равно „не молился“…» — Зря ты так думаешь.
Один военный человек (назовем его N.), одевшись в парадную форму, шел в полк на праздничное построение. Но неожиданно на улице наткнулся на «кашу», которую заварил старый преступник-рецидивист. С ним N. пришлось вступить в схватку. Дело закончилось благополучно — преступника обезвредили и закрыли. Но… мундир-то потерял свой праздничный вид. Да и на праздничное построение N. поспел только к самому концу. Генерал в начале построения, по причине отсутствия N. в строю, выразил свое негодование. Но, узнав, в чем было дело, переменил гнев на милость, похвалил N. за мужественную борьбу с опытным преступником, и даже повысил его в звании…
Так что и мы не будем унывать и малодушествовать, ежедневно вступая в борьбу с опытным мысленным преступником — ибо Господь любит мужественных борцов.
Да, рассеянная молитва на правиле «не засчитывается» — обманываться не будем. Но «засчитывается» то послушание монастырскому уставу, которое ты оказываешь, идя на правило. «Засчитывается» та борьба с дремотой, которую навевает бес уныния (а борьба с унынием доставляет самые большие венцы). «Засчитывается» борьба с «левыми» помыслами (и, кроме того, приобретается искусство в мысленной брани, что для нас жизненно необходимо). «Засчитывается» борьба со всеми страстями, какие возбуждает в нас диавол во время молитвы. В частности, победив в себе злопамятность и простив обидчику, ты сама сподобляешься прощения от Господа своих грехов, которыми оскорбила Бога и ближних.
И вот, понуждая себя на все это, ты «с горем пополам собрала внимание». Смирившись, видя свою немощь, но и понуждая себя на благое дело чистой молитвы, ты стоишь пред Ним в благоговении и страхе, прося Его милости — дабы Он помог тебе в этой трудной борьбе с собой и сатаной… Такие нуждницы восхищают Царствие Небесное (ср.: Мф. 11:12).
А ты думаешь: если рассеянная молитва «не засчитывается», то, может, и на правило не ходить — все равно впустую… Как видишь — вовсе не впустую.
#монах_Константин
Молитва в действии! Как Господь защитил женщин от неминуемой смерти при нападении медведя.
В это же время Валентина Городецкая бросилась на крики подруги, а заметив медведя, попыталась даже отогнать его: кричала молитву "Да воскреснет Бог" и крестообразно размахивала палкой возле морды зверя. Хищник кинулся было на пенсионерку, но почему-то предпочел скрыться. Тогда женщина побежала за помощью.
https://youtu.be/Vj3lPp4Qrxo
В это же время Валентина Городецкая бросилась на крики подруги, а заметив медведя, попыталась даже отогнать его: кричала молитву "Да воскреснет Бог" и крестообразно размахивала палкой возле морды зверя. Хищник кинулся было на пенсионерку, но почему-то предпочел скрыться. Тогда женщина побежала за помощью.
https://youtu.be/Vj3lPp4Qrxo
YouTube
«Он отрывал от меня куски и жевал». Чудом выжившая в схватке с медведем
Наталья Пастернак и Валентина Городецкая отправились в лес за березовым соком, но обычная прогулка обернулась кошмаром. На Наталью напал медведь. Каково ощутить на себе зубы и когти огромного хищника и где взять храбрость, чтобы с обычной палкой броситься…
2. Во-первых, Бог, как ведомо нам, есть начало, середина и конец всякого блага. Благо же ни в действие прийти, ни уверовано быть иначе не может, как во Христе Иисусе и в Духе Святом.
#ЦСДобротолюбие
#прп_Марк_Подвижник
#ЦСДобротолюбие
#прп_Марк_Подвижник
2. Перво-наперво мы знаем, что Бог является началом всякого благаа также середины и конца. Благое же не может быть сделано и веровать благо нельзя, кроме как в соединении со Иисусом Христом и по вдохновению Святого Духа.
Перво-наперво мы знаем, что Бог является началом [с греч «αρχη», термин «архэ» в древнегреческом языке употреблялся в основном своём значении «начало»; например, как «момент времени, с которого начинаются какие-либо события» это слово (в дательном падеже) употребляется в зачине Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово» (Эн архэ эн о Логос)] всякого блага [о «благе» смотри выше], Собственно говоря, Бог Сам является истинным Благом, еще до сотворения мира и именно Он есть и начало всякого блага (как отмечает свт. Феофан Затворник: «Разумеются не человеческие добрые дела, а блага от Бога»).
а также середины [от греч. μέσο., прил. находящийся в середине, серединный] и конца [с греч. τέλος, ους ср.р. конец, окончание, завершение; также может быть «цель»; отсюда ТЕЛЕОЛОГИЯ (от греч. τέλος, род. п. τέλεος – цель, завершение и ...логия), учение, исходящее из понятия цели (целенаправленности, целесообразности, смысла и т. п.) в качестве принципа объяснения].
То есть, в Самом Боге, Который является истинным Благом, мы можем принимать в себя благие начала. В предельном смысле Благо от Бога всеобъемлюще и принимает в себя все временные отрезки, которые мы можем мыслить и Оно выше времени, ибо в конце, в Царствии Небесном уже не будет времени (Откр. 10:6), но будет осуществленное Благо относительно принятия Его всей полнотой Церкви Торжествующей.
Исполнением, завершением является также Жертва Христова. Свт. Лука говорит, комментируя стих Откровения 1:8 «Он был началом и будет концом истории мира, то есть был Он Создателем его, и будет Страшным Судией в тот грозный час, когда настанет конец мира, когда, по слову ап. Петра, все будет уничтожено огнем, «земля и все дела на ней сгорят» (2 Пет. 3:10).
Во-вторых, Он был, вместе с тем, началом и стал концом спасения нашего: Им положено начало спасения рода человеческого, Им и закончено это спасение на страшном Кресте Голгофском. Вот почему назвал Он Себя Альфой и Омегой».
Благое же не может быть сделано и веровать благо нельзя, кроме как в соединении (союзе) [с греч. ένωση - «союз, соединение». Примечательно, что «Церковный словарь Назаренко» предлагает такой пример употребления этого слова: «смешение хлеба и вина в Святом Потире и их пресуществление в Тело и Кровь Христа»]
В ц-с переводе и переводе свт. Феофана нет слова «союз, соединение», хотя в греческом тексте оно имеется.
со Иисусом Христом и по вдохновению Святого Духа [с греч., έμπνευση - вдохновение, воодушевление. Епископ Вениамин (Милов) пишет: «До высших ступеней Богодухновенности каждый человек обычно поднимается постепенно в зависимости от оставления самолюбия. Поэтому вдохновение Святого Духа надлежит созерцать в образе целого ряда волевых смягчений. Это есть постепенное таяние льда страстности на человеческом сердце, а у бесстрастных – непрерывно возрастающая горячность любви к Богу. Огнь Утешителя, касаясь чьей-либо души, влияет обычно на волю не в свободе ее избрания, где она неприкосновенна, а на силу ее предания делам самоотвержения и любви. Благодатное наитие всегда глубоко размягчает волю, а сердце согревает чувством помилования Божия. По силе такой действенности Святого Духа о Нем говорится, что Он есть «Дух... щедрот» (Зах.12:10), «Дух милующий», научающий милосердию и что «Он размягчает сердце наше».
Размягчение воли и сердца любовию составляет в человеке «начаток Духа» (Рим.8:23) и Божественный плод силы Утешителя. На богослужебном языке Церкви это есть «дар благости от пучины благости», «увлажняющий струями Божественного Духа».
Духоносное смягчение наблюдается постоянно у верующих: 1) принимающих церковные Таинства, 2) молящихся, 3) читающих Божие слово, 4) благотворящих и 5) сокрушающихся о грехах»].
Также слово "вдохновение" отсутствует в ц-с и феофановском переводе.
Соединение с Богом возможно через соединение человека со всеми ипостасями Пресвятой Троицы. Так мы приобщаемся Тела и Крови Христовой, следуем Его заповедям, молимся Его именем. Также в Церковных Таинствах мы сообщаемся со Христом и Пресвятым Духом. Господь Иисус Христос принес Себя в Жертву за нас, а Дух Святой Утешитель укрепляет нас и исполняет благодатными дарами после Вознесения Христова, наполняет Церковь Божию Своим благоуханием.
Неотъемлемой частью спасения человека является его единство с Церковью и участие в Ее Таинствах.
#комментарий
Размягчение воли и сердца любовию составляет в человеке «начаток Духа» (Рим.8:23) и Божественный плод силы Утешителя. На богослужебном языке Церкви это есть «дар благости от пучины благости», «увлажняющий струями Божественного Духа».
Духоносное смягчение наблюдается постоянно у верующих: 1) принимающих церковные Таинства, 2) молящихся, 3) читающих Божие слово, 4) благотворящих и 5) сокрушающихся о грехах»].
Также слово "вдохновение" отсутствует в ц-с и феофановском переводе.
Соединение с Богом возможно через соединение человека со всеми ипостасями Пресвятой Троицы. Так мы приобщаемся Тела и Крови Христовой, следуем Его заповедям, молимся Его именем. Также в Церковных Таинствах мы сообщаемся со Христом и Пресвятым Духом. Господь Иисус Христос принес Себя в Жертву за нас, а Дух Святой Утешитель укрепляет нас и исполняет благодатными дарами после Вознесения Христова, наполняет Церковь Божию Своим благоуханием.
Неотъемлемой частью спасения человека является его единство с Церковью и участие в Ее Таинствах.
#комментарий
Христианские молитвенные упражнения, подобно Таинствам, могут совершаться благодатно только при помощи Святого Духа. Естественное чтение молитв без содействия благодати холодно. Если же молящийся сознает свою неспособность беседовать с Богом и ожидает благодатной молитвы свыше в ответ на свой молитвенный подвиг, то холодное сердце его Святой Дух со временем умиляет и согревает. Он невольно тогда льет на молитве потоки слез с глубокими вздохами, так как, по апостолу, Сам «Дух Святой ходатайствует за него воздыханиями неизглаголанными» (ср. Рим.8:26). Именно Святой Дух духодвижную молитву «проводит чрез наше сознание и чувство... Человек только знает тогда, что молитва не его, хотя в нем есть; она сложилась помимо него... Дух Божий влагает в сердце молитву истинную, а человек, воспринявший ее, возносит ее к Богу... в той силе, как она вложена... с преданием себя в волю Божию». Наша готовность всецело слушаться Бога после глубоко сокрушенных молитв, исполненных невыразимых воздыханий, отражает в себе действие Духа – Источника молитвы. Это Он смягчает нашу сердечную черствость тогда благодатным веянием в нас, и от Него идут молитвенные возбуждения непрерывно приближаться к Богу мыслию и сердцем для соединения с Ним в «один дух» (1Кор.6:17).
На смягчение человеческой души молитвою, совершаемой в Святом Духе, указывает и корень слова «молиться», напоминающий нечто о миловании и излиянии милости, о благости Божией или любви. Действительно, во время молитвы нисходит на людей (как милость) Святой и пренебесный огнь, облекающий их в ризу смирения и уменьшающий в них раздражительность. У согреваемых таинственным огнем «Сам Дух Святой движет чувствами – языком нашей души, и душа, как дитя за матерью, повторяет за Ним только: “Авва, Отче!”. Сладкий – в самой грусти сердца – язык, поскольку это язык надежды! Нежный – в самой отягченной совести – язык, поскольку это язык отрады, милосердия и прощения».
Ум молящегося ставит сердце под лучи осияния Святого Духа, отчего то и загорается умилением. Святой Иларион, митрополит Суздальский, в свою бытность настоятелем Флорищевой пустыни так объяснял размягчение своей души при чтении акафиста Божией Матери: «Коль скоро я, – говорил он, – приступаю к чтению акафиста, только что произнесу трижды: “Господи, помилуй”, то вдруг ощущаю в себе духовную силу, свыше вселяющуюся в меня. Она ум мой озаряет и сердце воспламеняет любовию ко Пресвятой Богородице. Вся внутренность моя тогда кипит благодатию Святого Духа... И уже не могу я тогда удержаться от слез и даже не могу постичь, в теле ли бываю или вне тела. Во весь же акафист слезы у меня льются. Сердце мое приосеняется глубочайшим сокрушением и смирением. Я весь тогда таю от любви к Богу и Божией Матери».
О подобных переживаниях во Святом Духе упоминает также дневник архиепископа Угличского Иосифа, где читаем: «Неожиданно находящий и умиляющий Дух Божий настиг меня ныне на словах: “Сокровище благих”... когда пред началом литургии я читал, воздев руки, молитву “Царю Небесный”. Тихое умиление и отрада пролились в мою душу обильной волной».
Молитва, снимая силою Святого Духа твердейшую накипь самолюбия с нашего сердца, делает ему близкими, родными не только людей, но и окружающую природу, то есть деревья, траву, воздух, птиц, свет и прочее.
#епископ_Вениамин_Милов
На смягчение человеческой души молитвою, совершаемой в Святом Духе, указывает и корень слова «молиться», напоминающий нечто о миловании и излиянии милости, о благости Божией или любви. Действительно, во время молитвы нисходит на людей (как милость) Святой и пренебесный огнь, облекающий их в ризу смирения и уменьшающий в них раздражительность. У согреваемых таинственным огнем «Сам Дух Святой движет чувствами – языком нашей души, и душа, как дитя за матерью, повторяет за Ним только: “Авва, Отче!”. Сладкий – в самой грусти сердца – язык, поскольку это язык надежды! Нежный – в самой отягченной совести – язык, поскольку это язык отрады, милосердия и прощения».
Ум молящегося ставит сердце под лучи осияния Святого Духа, отчего то и загорается умилением. Святой Иларион, митрополит Суздальский, в свою бытность настоятелем Флорищевой пустыни так объяснял размягчение своей души при чтении акафиста Божией Матери: «Коль скоро я, – говорил он, – приступаю к чтению акафиста, только что произнесу трижды: “Господи, помилуй”, то вдруг ощущаю в себе духовную силу, свыше вселяющуюся в меня. Она ум мой озаряет и сердце воспламеняет любовию ко Пресвятой Богородице. Вся внутренность моя тогда кипит благодатию Святого Духа... И уже не могу я тогда удержаться от слез и даже не могу постичь, в теле ли бываю или вне тела. Во весь же акафист слезы у меня льются. Сердце мое приосеняется глубочайшим сокрушением и смирением. Я весь тогда таю от любви к Богу и Божией Матери».
О подобных переживаниях во Святом Духе упоминает также дневник архиепископа Угличского Иосифа, где читаем: «Неожиданно находящий и умиляющий Дух Божий настиг меня ныне на словах: “Сокровище благих”... когда пред началом литургии я читал, воздев руки, молитву “Царю Небесный”. Тихое умиление и отрада пролились в мою душу обильной волной».
Молитва, снимая силою Святого Духа твердейшую накипь самолюбия с нашего сердца, делает ему близкими, родными не только людей, но и окружающую природу, то есть деревья, траву, воздух, птиц, свет и прочее.
#епископ_Вениамин_Милов
Потребность и даже крайняя нужда старческого окормления в отношении жизни духовной естественно вытекает из самой поврежденной грехом природы человеческой. Грех омрачил душевные очи человека. О духовных предметах он имеет самые смутные представления. Он и видя не видит, и слыша не слышит.
Воспитанный среди мирских греховных обычаев и сам приобретший множество худых навыков, он часто имеет понятие о религии и нравственности самое поверхностное, а иногда совсем извращенное. Все такие люди, не исключая и так называемого образованного класса, водятся обыкновенно одним внешним. Сходить в праздник в церковь, поставить перед иконой свечу, положить несколько поклонов – вот и все делание духовное таких людей. А о том, что в храме Божием и вообще среди молитвы от сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы и вообще помышления суетные, то есть обо всем постороннем, нужном и ненужном, сквернящая внутреннего человека (Мф.15:19–20), – об этом и горя мало. Часто таковые помышления и за грех не считаются. Между прочим, в этом-то и заключается самая суть зла и греха. А в наше ужасное время, прибавим к сему, разливается уже и совершенное неверие в Бога, в Промысл Божий и во все святое.
Худые помышления – корни худых поступков. Потому преподобный авва Дорофей и говорит: «Если ты будешь похотствовать, хотя бы ты сегодня и не прелюбодействовал, но похоть не перестанет внутренне смущать тебя, пока не вовлечет тебя и в самое действие. Если ты гневаешься и раздражаешься на брата своего, то когда-нибудь впадешь и в злословие; (потом) начнешь и коварствовать (против него) и, таким образом, мало-помалу идя вперед, дойдешь, наконец, и до убийства». Потому и Господь говорил фарисеям: фарисее слепый, очисти прежде внутреннее сткляницы и блюда (Мф.23:26). И через пророка: отимите лукавства от душ ваших пред очима Моима (Ис.1:16).
Затем еще большее затруднение. При слепоте нашей душевной и путь-то, которым мы должны следовать к горнему нашему отечеству, по словам Самого Господа, тесный (Мф.7:14), пролегающий посреди ужасных стремнин и пропастей. И потому требуется с нашей стороны большая внимательность и осторожность, чтобы идти этим опасным путем. И Священное Писание предостерегает нас в этом случае: да не уклонишися ни на десно, ни на лево, но путем царским ходи (Втор.5:32, 17:11). И Сам Спаситель сказал: никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии (Лк.9:62). Наконец, по словам преподобного Иоанна Лествичника, «мы имеем врагов лукавых и злых, коварных, пронырливых, держащих огонь в руках и желающих сжечь храм Божий тем самым пламенем, который в нем, врагов сильных и никогда не спящих, невещественных и невидимых».
#схиархимандрит_Агапит_Беловидов
Воспитанный среди мирских греховных обычаев и сам приобретший множество худых навыков, он часто имеет понятие о религии и нравственности самое поверхностное, а иногда совсем извращенное. Все такие люди, не исключая и так называемого образованного класса, водятся обыкновенно одним внешним. Сходить в праздник в церковь, поставить перед иконой свечу, положить несколько поклонов – вот и все делание духовное таких людей. А о том, что в храме Божием и вообще среди молитвы от сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы и вообще помышления суетные, то есть обо всем постороннем, нужном и ненужном, сквернящая внутреннего человека (Мф.15:19–20), – об этом и горя мало. Часто таковые помышления и за грех не считаются. Между прочим, в этом-то и заключается самая суть зла и греха. А в наше ужасное время, прибавим к сему, разливается уже и совершенное неверие в Бога, в Промысл Божий и во все святое.
Худые помышления – корни худых поступков. Потому преподобный авва Дорофей и говорит: «Если ты будешь похотствовать, хотя бы ты сегодня и не прелюбодействовал, но похоть не перестанет внутренне смущать тебя, пока не вовлечет тебя и в самое действие. Если ты гневаешься и раздражаешься на брата своего, то когда-нибудь впадешь и в злословие; (потом) начнешь и коварствовать (против него) и, таким образом, мало-помалу идя вперед, дойдешь, наконец, и до убийства». Потому и Господь говорил фарисеям: фарисее слепый, очисти прежде внутреннее сткляницы и блюда (Мф.23:26). И через пророка: отимите лукавства от душ ваших пред очима Моима (Ис.1:16).
Затем еще большее затруднение. При слепоте нашей душевной и путь-то, которым мы должны следовать к горнему нашему отечеству, по словам Самого Господа, тесный (Мф.7:14), пролегающий посреди ужасных стремнин и пропастей. И потому требуется с нашей стороны большая внимательность и осторожность, чтобы идти этим опасным путем. И Священное Писание предостерегает нас в этом случае: да не уклонишися ни на десно, ни на лево, но путем царским ходи (Втор.5:32, 17:11). И Сам Спаситель сказал: никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии (Лк.9:62). Наконец, по словам преподобного Иоанна Лествичника, «мы имеем врагов лукавых и злых, коварных, пронырливых, держащих огонь в руках и желающих сжечь храм Божий тем самым пламенем, который в нем, врагов сильных и никогда не спящих, невещественных и невидимых».
#схиархимандрит_Агапит_Беловидов
Forwarded from Игумен Нектарий (Морозов)
Еще одна книга, которую мне хотелось бы посоветовать тем, кто желает жить жизнью духовной, жизнью христианской, причем не теоретически, а практически, это «Письма» игумена Никона (Воробьева). Они многократно выходили разными изданиями, более или менее полными (я сам впервые читал их в сборнике, в заглавие которого были вынесены слова о. Никона: «Нам оставлено покаяние»).
Письма игумена Никона – поистине бесценное приношение нам, христианам последних времен. Тем, кто плохо понимает святоотеческие наставления, кому они кажутся трудными и даже «жестокими», кому страшно приступать к любому аскетическому деланию – таким неподъемным кажется оно. Для кого соблюдение постов, утреннее и вечернее правило, участие в таинствах – уже предел подвижничества. Кто хотел бы, может быть, работать над своим сердцем, меняться к лучшему, но не знает, в чем эта работа заключается и как изменение происходит.
Кто, наконец, лишь приблизительно понимает, что такое христианство в своем существе, кому кажется, что ответ на этот вопрос надо искать где-то «там», но только не в Евангелии.
О. Никон беседует в письмах со своими духовными чадами, а вместе с тем и с каждым из нас и говорит:
«Большинство не понимает христианства. Некоторые поняли; поняли, что самое главное – понуждать себя и делать заповеди Христовы, каяться в своих недостатках и нарушениях заповедей, каяться всегда, считать себя негодными для царствия Божия, умолять Господа о милости, как мытарь: «Боже, милостив будим мне, грешному» (Лк. 18:13). Вот мой завет умирающего: кайтесь, считайте себя, как мытарь, грешниками, умоляйте о милости Божией и жалейте друг друга».
Тот, кто возьмется за чтение писем игумена Никона, имеет все шансы так же оказаться в числе «понявших». А это ведь так важно… Безмерно.
Письма игумена Никона – поистине бесценное приношение нам, христианам последних времен. Тем, кто плохо понимает святоотеческие наставления, кому они кажутся трудными и даже «жестокими», кому страшно приступать к любому аскетическому деланию – таким неподъемным кажется оно. Для кого соблюдение постов, утреннее и вечернее правило, участие в таинствах – уже предел подвижничества. Кто хотел бы, может быть, работать над своим сердцем, меняться к лучшему, но не знает, в чем эта работа заключается и как изменение происходит.
Кто, наконец, лишь приблизительно понимает, что такое христианство в своем существе, кому кажется, что ответ на этот вопрос надо искать где-то «там», но только не в Евангелии.
О. Никон беседует в письмах со своими духовными чадами, а вместе с тем и с каждым из нас и говорит:
«Большинство не понимает христианства. Некоторые поняли; поняли, что самое главное – понуждать себя и делать заповеди Христовы, каяться в своих недостатках и нарушениях заповедей, каяться всегда, считать себя негодными для царствия Божия, умолять Господа о милости, как мытарь: «Боже, милостив будим мне, грешному» (Лк. 18:13). Вот мой завет умирающего: кайтесь, считайте себя, как мытарь, грешниками, умоляйте о милости Божией и жалейте друг друга».
Тот, кто возьмется за чтение писем игумена Никона, имеет все шансы так же оказаться в числе «понявших». А это ведь так важно… Безмерно.
ТРИ ДАРА
Часть III
Исполнение двух главных заповедей есть дело первого периода духовной жизни, венцом его становится личное спасение — дар вхождения в Небесное Царство. Деятельный путь тем и завершается — стяжанием начального бесстрастия, что в православной аскетике тождественно понятию исцеление души. Исцеление, то есть цельность, достигается через очищение от страстей, когда преображенные душевные силы образуют единое целое в своей устремленности к Богу, или, иначе говоря, через возвращение индивида из состояния нижеестественного в естественное. Это позволяет ставить знак равенства между понятиями спасение и бесстрастие. Так и рассуждает Евагрий Понтийский: «Царство Небесное есть бесстрастие души». Но этим еще далеко не исчерпаны возможности духовного роста. Преодолевшим ветхость открывается уходящая ввысь таинственная перспектива созерцательного пути.
Примечательно, что сразу за разговором с законником евангелист Лука сообщает о посещении Спасителем Марии и Марфы Вифанских. В такой последовательности событий случайности быть не может: священный текст от темы спасения возводит на уровень выше, туда, где духовная жизнь венчается совершенством. Образ Марии трактуется отцами как прямое указание на путь внутреннего умного делания, на идеал созерцательной молитвы, он являет собой «состояние души, удостоившейся вступить в духовный подвиг» [свт. Игнатий Брянчанинов]. Символом созерцания — второго периода духовной жизни и стала Мария, сидящая при ногу Иисусову. Понятно, что «доля Марфы», символизирующая первый период, в свое время каждому необходима, так как без деятельного подвига вообще нет спасения. Понятно также, что, не пройдя послушание Марфы, невозможно войти в благодатный период, ибо только если «деяние обрел», то и «в видения восход» обрящешь. И никак иначе. Но вместе с тем деяние — это только этап на пути ко «благой части Марии», к «главному благу», соотносимому с созерцанием и совершенством, из коих проистекают все прочие высшие добродетели. Очевидно, что «телесный подвиг имеет свой предел», ведь и «служение Марфы окончилось, когда угощение Господа было совершено». И предел этот полагается «решительным переходом подвижника к подвигу духовному» [тот же]. А если перехода не происходит? Обратим внимание на то, что из этого следует. Благо, стяжаемое Марией, по обетованию, неотъемлемо, этим, соответственно, утверждается от противного, что Марфа способна иметь лишь временные дары. Но временное не наследует вечности. Оно и здесь неустойчиво, ненадежно: при нерадивости, при подмене внутреннего делания внешним, благодать бывает утрачена.
Часть III
Исполнение двух главных заповедей есть дело первого периода духовной жизни, венцом его становится личное спасение — дар вхождения в Небесное Царство. Деятельный путь тем и завершается — стяжанием начального бесстрастия, что в православной аскетике тождественно понятию исцеление души. Исцеление, то есть цельность, достигается через очищение от страстей, когда преображенные душевные силы образуют единое целое в своей устремленности к Богу, или, иначе говоря, через возвращение индивида из состояния нижеестественного в естественное. Это позволяет ставить знак равенства между понятиями спасение и бесстрастие. Так и рассуждает Евагрий Понтийский: «Царство Небесное есть бесстрастие души». Но этим еще далеко не исчерпаны возможности духовного роста. Преодолевшим ветхость открывается уходящая ввысь таинственная перспектива созерцательного пути.
Примечательно, что сразу за разговором с законником евангелист Лука сообщает о посещении Спасителем Марии и Марфы Вифанских. В такой последовательности событий случайности быть не может: священный текст от темы спасения возводит на уровень выше, туда, где духовная жизнь венчается совершенством. Образ Марии трактуется отцами как прямое указание на путь внутреннего умного делания, на идеал созерцательной молитвы, он являет собой «состояние души, удостоившейся вступить в духовный подвиг» [свт. Игнатий Брянчанинов]. Символом созерцания — второго периода духовной жизни и стала Мария, сидящая при ногу Иисусову. Понятно, что «доля Марфы», символизирующая первый период, в свое время каждому необходима, так как без деятельного подвига вообще нет спасения. Понятно также, что, не пройдя послушание Марфы, невозможно войти в благодатный период, ибо только если «деяние обрел», то и «в видения восход» обрящешь. И никак иначе. Но вместе с тем деяние — это только этап на пути ко «благой части Марии», к «главному благу», соотносимому с созерцанием и совершенством, из коих проистекают все прочие высшие добродетели. Очевидно, что «телесный подвиг имеет свой предел», ведь и «служение Марфы окончилось, когда угощение Господа было совершено». И предел этот полагается «решительным переходом подвижника к подвигу духовному» [тот же]. А если перехода не происходит? Обратим внимание на то, что из этого следует. Благо, стяжаемое Марией, по обетованию, неотъемлемо, этим, соответственно, утверждается от противного, что Марфа способна иметь лишь временные дары. Но временное не наследует вечности. Оно и здесь неустойчиво, ненадежно: при нерадивости, при подмене внутреннего делания внешним, благодать бывает утрачена.
Житие праведников, подъявших деятельный подвиг, стяжавших очищение, избранных и введенных Богом в меру созерцателей, протекает уже совсем в ином измерении, нежели наша жизнь, проходящая в борении со страстями. Христианское совершенство зарождается в недрах сердечной чистоты, и тогда «является Бог, обнаруживающий Свое пребывание в сердце многоразличными дарами Духа Святого». Достигающий этого «есть светильник, не телесным служением, но служением Духа исполняющий заповедь о любви к ближнему» [прп. Софроний (Сахаров)]. Иначе говоря, «совершенство в том состоит, чтобы человек, созданный по образу Божию, стал сущим и по подобию Его. Подобие же достигается на самом верху духовной и до небес простирающейся лествицы, по ступеням которой предстоит человеку взойти» [митрополит Нектарий Пентапольский]. Но и здесь еще не предел. Оканчиваются ступени, но Господь силен на Своих руках вознести человека выше. Там истинная цель бытия: обожение твари.
Обязанность человека — спасение, а задание — обожение. Очищение от страстей и спасение своей души — это еще только долг пред Богом, не отдав который каждый сам осуждает себя навечно. Но истинное назначение человеческого существа — обожение. Это третья ступень бытия, творческая сверхзадача, поставленная мыслящей твари. Значительность ее определяется целью воплощения нашего Бога: вызволением творения из нижеестественного состояния, приведением в естественное и возведением в вышеестественное. Сам «Бог алчет обожения человека» [прп. Максим Исповедник], и в этом причина того, что «тварь имеет повеление стать богом» [свт. Василий Великий]. Человек затем и был создан, «чтобы Бог стал Человеком и через то человек был обожен» [прп. Максим Исповедник]. Сказано человеку: бози есте, это означает, что «у Бога и у святых одна и та же энергия»*.
*[«Сын Божий становится Сыном Человеческим, чтобы сын человеческий стал сыном Божиим» — эта формула сщмч. Иринея Лионского, выражающая самую сущность христианства, широко известна в сокращенном виде: «Бог стал Человеком, дабы человек мог стать богом». Эту мысль повторяет свт. Афанасий Великий: «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился», и, в такой форме воспринятая святоотеческим Преданием и литургическим богословием, она встречается из века в век в трудах свт. Григория Богослова, Григория Нисского и других отцов Церкви (протопресвитер Иоанн Мейендорф)].
Обязанность человека — спасение, а задание — обожение. Очищение от страстей и спасение своей души — это еще только долг пред Богом, не отдав который каждый сам осуждает себя навечно. Но истинное назначение человеческого существа — обожение. Это третья ступень бытия, творческая сверхзадача, поставленная мыслящей твари. Значительность ее определяется целью воплощения нашего Бога: вызволением творения из нижеестественного состояния, приведением в естественное и возведением в вышеестественное. Сам «Бог алчет обожения человека» [прп. Максим Исповедник], и в этом причина того, что «тварь имеет повеление стать богом» [свт. Василий Великий]. Человек затем и был создан, «чтобы Бог стал Человеком и через то человек был обожен» [прп. Максим Исповедник]. Сказано человеку: бози есте, это означает, что «у Бога и у святых одна и та же энергия»*.
*[«Сын Божий становится Сыном Человеческим, чтобы сын человеческий стал сыном Божиим» — эта формула сщмч. Иринея Лионского, выражающая самую сущность христианства, широко известна в сокращенном виде: «Бог стал Человеком, дабы человек мог стать богом». Эту мысль повторяет свт. Афанасий Великий: «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился», и, в такой форме воспринятая святоотеческим Преданием и литургическим богословием, она встречается из века в век в трудах свт. Григория Богослова, Григория Нисского и других отцов Церкви (протопресвитер Иоанн Мейендорф)].
Итак, три неотъемлемых бесконечных дара уготовано человеку Творцом. Первый из них есть дыхание жизни, что получает всякая из праха созидаемая душа, — это образ Божий, насаждаемый в нас без нашего произволения, помимо наших усилий или заслуг. Дар второй есть спасение, возможность войти в Царство нетления. Третий — совершенство обожения. Если образ Божий есть врожденное дарование, получаемое туне, то прочие не даются даром, но стяжаются в добровольных усилиях, так как «ничто, исходящее от Бога как дар, не усваивается без подвига» [прп. Софроний (Сахаров)]. Человек призван «сотрудничать с работающим и творящим его спасение Богом» [еп. Афанасий (Евтич)], ибо, по словам отцов, «спасение дается желающим, а не принуждаемым» [прп. Максим Исповедник]. Как наивысший дар «обожение есть уподобление, по мере возможности, Богу и единение с Ним» [св. Дионисий Ареопагит]. Это величайшее из всех возможных для твари благ. Поэтому пренебрегший даром Творца, не стремящийся всю жизнь положить на приуготовление себя к его приятию согрешает тяжко. Это «настоящая дьявольская гордость — отвергать дар Божий» [свт. Игнатий (Брянчанинов)]. «Чрезвычайность задания, поставленного пред нами Христом, не должна нас отклонять от его выполнения, но наоборот — вдохновлять. Творец нашего естества знает лучше нас, каковы конечные возможности нашей природы». Но «когда ради чечевичной похлебки отказываются от пути, указанного Христом: от обожения силою Духа Святого и усыновления Безначальному Отцу, — тогда исчезает и самый смысл явления человека в мир» [прп. Софроний (Сахаров)]. Ведь «весь смысл жизни в том, чтобы ум наш и сердце жили Богом» [схиигум. Серафим (Барадель)]. Нет несчастнее существа, не постигшего своего призвания, не познавшего посещения свыше: не оставят в тебе камня на камне за то. «О бедные, бедные человеки!.. Если б они ведали, какие блага меняют на кал греховный, то лучше бы пожелали они не родиться, а изгнить в утробе матери» [прп. Парфений Киевский].
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Чтобы стяжать неразвлекаемую молитву – надо смиряться пред Богом и людьми и немало упражняться. Без смирения человек всегда будет рассеиваться.
... с молитвой легко и радостно быть в церкви и незаметно пройдет время. А без молитвы устанешь больше, чем при самом сильном напряжении для получении молитвы, а время пройдет бесполезно, лучше сказать вредно: Кто не собирает со Мною, тот расточает.
Это слово “упражняться” очень часто люди употребляют, но это доказывает, что употребляющие его не знают, что такое молитва. Человек не упражняться (можно ведь идти и дальше и сказать “тренироваться”!) должен в молитве, а с величайшим благоговением предстоять пред Богом и с сознанием полнейшего недостоинства даже произносить имя Божие, вверяя себя милости и снисхождению Божиим, произносить со вниманием и страхом слова молитвы.
#игумен_Никон_Воробьев
... с молитвой легко и радостно быть в церкви и незаметно пройдет время. А без молитвы устанешь больше, чем при самом сильном напряжении для получении молитвы, а время пройдет бесполезно, лучше сказать вредно: Кто не собирает со Мною, тот расточает.
Это слово “упражняться” очень часто люди употребляют, но это доказывает, что употребляющие его не знают, что такое молитва. Человек не упражняться (можно ведь идти и дальше и сказать “тренироваться”!) должен в молитве, а с величайшим благоговением предстоять пред Богом и с сознанием полнейшего недостоинства даже произносить имя Божие, вверяя себя милости и снисхождению Божиим, произносить со вниманием и страхом слова молитвы.
#игумен_Никон_Воробьев
У нас, нынешних людей, брань та же [что и у прежних отцов], потому что бесы те же, что и раньше, – они не меняются. Они борются с нами так же, как и с древними отцами. Но те отцы были людьми мужественными и побеждали бесов. А сегодня бесы нас побеждают. Например, они возбуждают в нас помыслы против брата, а мы вместо того, чтобы эти помыслы отсекать, – принимаем их, садимся и начинаем рассуждать сами с собой: «Почему он так со мной говорит, почему косо на меня посмотрел, почему не исполнил того, о чём я просил?..» И вот мы сидим и питаем разные помыслы. А что происходит потом? А потом – ещё хуже: время тратится на рассмотрение помыслов. Но диавол – мастер искусный, он смотрит и радуется: «Ну вот, он почти у меня на крючке». Время идёт, а в нас укрепляется зло: сначала оно как муха, потом эта муха превращается в маленького львенка, а из львенка – в настоящего льва. Так что, когда мы наконец осознаём присутствие страсти, то окажется, что уже крепко опутаны ею. Мы встанем полные решимости бороться со страстью и победить, но бороться-то придётся уже со львом. «Хочешь побороться со львом? – говорит преподобный Ефрем. – Так смотри же, чтобы он не сокрушил тебе кости!»
Авва Дорофей говорит: «Что страшного в одном сказанном слове или в одной мысли? Ничего, но одна мысль влечёт за собой другую, и один помысел – другой; за одной уступкой последует другая, и так постепенно человек становится страстным».
И против нас, чада, воюют те же самые демоны, но мы им уступаем, и я первый. Вот появляется в нас подозрение против брата – и мы ему поспешно верим. Но всё ли на самом деле так, как нам кажется? «Я видел... Мне сказали...» Хорошо, но ведь одно и то же каждый может видеть и понимать по-разному. А надо ещё учесть, что в нас живёт дух подозрительности, и всё на самом деле может происходить совсем не так, как тебе кажется.
Вот один пример из «Отечника». В монастыре жили два брата. Один был диаконом, а другой простым монахом. Возможно, они даже трудились на одном послушании. Однажды монах заметил, что диакон ходит хмурый, недовольный, отвечает односложно, – в общем, что он не такой, как обычно.
– Отец, что с тобой, я тебя чем-то обидел? – спросил его монах.
– Да, ты сделал то-то и то-то и тем соблазнил меня, – ответил диакон.
– Но я не делал ничего подобного!
Монах ушёл и наедине стал думать:
– С чего это диакон взял... и зачем он мне это сказал?
На самом деле монах не делал того, в чём его обвинил диакон. Тогда он пошёл к обиженному брату и сказал:
– Отче, прошу, верь мне, успокойся, опомнись, что ты такое говоришь, ведь я этого не делал! Неужели я буду тебя обманывать?
Но диакон стоял на своём:
– Нет, ты сделал это.
Тогда монах, словно следуя Божественному просвещению, рассудил в своём помысле так: «Постой, сколько разных оплошностей я совершил в своей жизни и сколько из них я позабыл. Может, и то, о чём говорит диакон, я тоже забыл? Точно, он прав: ведь на самом деле всё так и было. Точка! Бес беса не изгонит! Зло нужно побеждать добром, чужую гордость – своим смирением. Поступая так, и себе пользу принесёшь и другому поможешь. Так что иди, несчастный, и попроси у диакона прощение».
Монах встал и пошёл в келью к диакону. Постучался к нему в дверь, произнеся:
– Молитвами святых отец наших...
Диакон открыл дверь, монах ему говорит:
– Отче, прости, я, верно, на самом деле сделал то, о чём ты говорил, но потом просто забыл...
И хотел было поклониться диакону в ноги.
– Нет, брат, – говорит ему диакон, – Бог просветил меня и открыл, что не ты это сделал. Я заблуждался, прости.
Вот! Как только один из них смирился – тут же образумился и другой, но до тех пор, пока каждый стоял на своём, никакого мира между ними не было.
#архимандрит_Ефрем_Филофейский
Авва Дорофей говорит: «Что страшного в одном сказанном слове или в одной мысли? Ничего, но одна мысль влечёт за собой другую, и один помысел – другой; за одной уступкой последует другая, и так постепенно человек становится страстным».
И против нас, чада, воюют те же самые демоны, но мы им уступаем, и я первый. Вот появляется в нас подозрение против брата – и мы ему поспешно верим. Но всё ли на самом деле так, как нам кажется? «Я видел... Мне сказали...» Хорошо, но ведь одно и то же каждый может видеть и понимать по-разному. А надо ещё учесть, что в нас живёт дух подозрительности, и всё на самом деле может происходить совсем не так, как тебе кажется.
Вот один пример из «Отечника». В монастыре жили два брата. Один был диаконом, а другой простым монахом. Возможно, они даже трудились на одном послушании. Однажды монах заметил, что диакон ходит хмурый, недовольный, отвечает односложно, – в общем, что он не такой, как обычно.
– Отец, что с тобой, я тебя чем-то обидел? – спросил его монах.
– Да, ты сделал то-то и то-то и тем соблазнил меня, – ответил диакон.
– Но я не делал ничего подобного!
Монах ушёл и наедине стал думать:
– С чего это диакон взял... и зачем он мне это сказал?
На самом деле монах не делал того, в чём его обвинил диакон. Тогда он пошёл к обиженному брату и сказал:
– Отче, прошу, верь мне, успокойся, опомнись, что ты такое говоришь, ведь я этого не делал! Неужели я буду тебя обманывать?
Но диакон стоял на своём:
– Нет, ты сделал это.
Тогда монах, словно следуя Божественному просвещению, рассудил в своём помысле так: «Постой, сколько разных оплошностей я совершил в своей жизни и сколько из них я позабыл. Может, и то, о чём говорит диакон, я тоже забыл? Точно, он прав: ведь на самом деле всё так и было. Точка! Бес беса не изгонит! Зло нужно побеждать добром, чужую гордость – своим смирением. Поступая так, и себе пользу принесёшь и другому поможешь. Так что иди, несчастный, и попроси у диакона прощение».
Монах встал и пошёл в келью к диакону. Постучался к нему в дверь, произнеся:
– Молитвами святых отец наших...
Диакон открыл дверь, монах ему говорит:
– Отче, прости, я, верно, на самом деле сделал то, о чём ты говорил, но потом просто забыл...
И хотел было поклониться диакону в ноги.
– Нет, брат, – говорит ему диакон, – Бог просветил меня и открыл, что не ты это сделал. Я заблуждался, прости.
Вот! Как только один из них смирился – тут же образумился и другой, но до тех пор, пока каждый стоял на своём, никакого мира между ними не было.
#архимандрит_Ефрем_Филофейский
Следите за своим умом. Не связывайте его ничем. Я и о построенных мною церквях сожалею, потому что я обременял свой ум многими заботами и препятствовал ему молиться.
Усиленно следите за своим умом. Не отягощайте его ни скорбью, ни бессмысленными проблемами, ни чем-либо другим.В воде, если она чиста и спокойна, видишь на дне булавку. Так и ум.
#старец_Иероним_Эгинский
Усиленно следите за своим умом. Не отягощайте его ни скорбью, ни бессмысленными проблемами, ни чем-либо другим.В воде, если она чиста и спокойна, видишь на дне булавку. Так и ум.
#старец_Иероним_Эгинский
Кресту Твоему. — Знаменный распев - Братский хор Свято-Елисаветинского…
<unknown>
Братский хор Свято-Елисаветинского монастыря
Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и Святое Воскресение Твое славим!
С Праздником, дорогие братья и сестры 🙏
#молитвопение
ТРИ ДАРА
Часть IV
Необыкновенно «глубока идея Бога о нас. Мы поставлены перед чудной тайной творения бессмертных богов. Христово Евангелие ждет от нас великого мужества: поверить в возможность для Бога сообщить нам Свою жизнь». И поэтому «умалять в нашем сознании мысль Творца о человеке не есть дело смирения, но ошибка и даже великий грех». Тем не менее большинство из нас лишены дерзновения: «немужественная и немощная душа скоро приходит в отчаяние», утомившись от первых скорбей и не видя высоких даров благодати. Почему и «не достигает полноты покаяния и очищения, а, получив за свое малое и нетерпеливое покаяние некоторую милость от Бога, успокаивается на том». Как печально, «что большинство людей живет, не проявляя должного стремления стать причастниками несозданного Света. Больше того: когда они слышат о нем, то не верят и даже полагают невозможным существование его; а тех, кто получил этот дар, склонны считать душевнобольными» [прп. Софроний (Сахаров)]. Известно, что «безразличие к совершенству во Христе всегда свидетельствовало о духовном упадке общества и неизбежно сопровождалось пренебрежением святоотеческой традицией и подменой христианства суррогатами разного толка. Именно христианское совершенство есть тот плод, ради которого Христос воплощался». А посему, «как бы далеко мы ни отстояли от полноты возраста Христовая, мы не имеем права быть безразличными к этому нашему призванию» [епископ Панкратий (Жердев)].
Человек изначально предназначен к обожению, его естество приспособлено к этому от сотворения: «предуставлено к соединению с Богом» [свт. Григоий Палама]. А реально достижимым для падшего человечества обожение становится с момента вознесения воскресшего Иисуса Христа и воипостазирования человеческой природы во Святую Троицу, когда Сын возвел на Небо наше естество и, как богопричастное, соделал его «сопрестольным Отцу» [он же]. При сотворении мира Бог произносит Свое зиждительное Слово: да будет, и «возникают одни за другими части и циклы этой вселенной». А венчается миросозидание речением: сотворим человека. На этот призыв к бытию сотворенный обязывается отозваться — исполнить предуготовленное от вечности задание, раскрыть тот замысел о человеке, который воплощается в идее обожения. «Человеку в его богоподобии не только что-то дано, но и очень многое задано. Ему дано как бы некое послушание от Бога, послушание продолжать дело Божие на земле». Бог ждет ответа. «Человек потому и ответствен, что ему как словесному и разумному существу надлежит ответствовать пред Богом — ответить всем своим бытием, всей полнотою своей человечности». И потому его бытие, «в отличие от всякого иного, есть бытие ответственное» [архим. Киприан (Керн)]. «Имея перед собой такую цель, как можно увлечься чем бы то ни было другим?.. Вот почему так важно знать, сначала хотя бы умственно, какая перед нами стоит задача, что значит обожение... Обожение есть спасение человека, но в чем оно состоит? В том, что человеку, взятому от земли, созданному из ничего, дается власть, возможность — жить жизнью Самого Бога» [прп. Софроний (Сахаров)].
Часть IV
Необыкновенно «глубока идея Бога о нас. Мы поставлены перед чудной тайной творения бессмертных богов. Христово Евангелие ждет от нас великого мужества: поверить в возможность для Бога сообщить нам Свою жизнь». И поэтому «умалять в нашем сознании мысль Творца о человеке не есть дело смирения, но ошибка и даже великий грех». Тем не менее большинство из нас лишены дерзновения: «немужественная и немощная душа скоро приходит в отчаяние», утомившись от первых скорбей и не видя высоких даров благодати. Почему и «не достигает полноты покаяния и очищения, а, получив за свое малое и нетерпеливое покаяние некоторую милость от Бога, успокаивается на том». Как печально, «что большинство людей живет, не проявляя должного стремления стать причастниками несозданного Света. Больше того: когда они слышат о нем, то не верят и даже полагают невозможным существование его; а тех, кто получил этот дар, склонны считать душевнобольными» [прп. Софроний (Сахаров)]. Известно, что «безразличие к совершенству во Христе всегда свидетельствовало о духовном упадке общества и неизбежно сопровождалось пренебрежением святоотеческой традицией и подменой христианства суррогатами разного толка. Именно христианское совершенство есть тот плод, ради которого Христос воплощался». А посему, «как бы далеко мы ни отстояли от полноты возраста Христовая, мы не имеем права быть безразличными к этому нашему призванию» [епископ Панкратий (Жердев)].
Человек изначально предназначен к обожению, его естество приспособлено к этому от сотворения: «предуставлено к соединению с Богом» [свт. Григоий Палама]. А реально достижимым для падшего человечества обожение становится с момента вознесения воскресшего Иисуса Христа и воипостазирования человеческой природы во Святую Троицу, когда Сын возвел на Небо наше естество и, как богопричастное, соделал его «сопрестольным Отцу» [он же]. При сотворении мира Бог произносит Свое зиждительное Слово: да будет, и «возникают одни за другими части и циклы этой вселенной». А венчается миросозидание речением: сотворим человека. На этот призыв к бытию сотворенный обязывается отозваться — исполнить предуготовленное от вечности задание, раскрыть тот замысел о человеке, который воплощается в идее обожения. «Человеку в его богоподобии не только что-то дано, но и очень многое задано. Ему дано как бы некое послушание от Бога, послушание продолжать дело Божие на земле». Бог ждет ответа. «Человек потому и ответствен, что ему как словесному и разумному существу надлежит ответствовать пред Богом — ответить всем своим бытием, всей полнотою своей человечности». И потому его бытие, «в отличие от всякого иного, есть бытие ответственное» [архим. Киприан (Керн)]. «Имея перед собой такую цель, как можно увлечься чем бы то ни было другим?.. Вот почему так важно знать, сначала хотя бы умственно, какая перед нами стоит задача, что значит обожение... Обожение есть спасение человека, но в чем оно состоит? В том, что человеку, взятому от земли, созданному из ничего, дается власть, возможность — жить жизнью Самого Бога» [прп. Софроний (Сахаров)].