Аскеза и духовная практика. Часть I

Где лежат истоки аскезы и в чем ее основные особенности? Зачем аскету общество? Что лежит в центре аскетической практики? Объясняет профессор Института философии РАН, доктор наук Сергей Хоружий.

#профессор_Сергей_Хоружий

Нигде так не опасна замена действительности воображением, как в молитве, потому что нигде так трудно не бывает заметить подделку.
 
Когда, читая о постничестве и восхищаясь состоянием бесстрастия, человек много ест и живет чувственной жизнью, разница для него самого виднее, чем когда он, восхищаясь описанием молитвенных подвигов, не молится сам, ибо эти описания дают ощущение почти молитвенное, они касаются внутренних состояний и делаются почти достоянием читающего.
 
Зато и вернуться от воображаемой молитвенности к действительной – труднее всего. Если человек решает поститься не только в мечтах своих, но и на самом деле, он может с малого начинать всегда, и пост у него удастся. Начать молиться, отравив себя воображаемой молитвенностью, можно только после многого времени и больших трудов.

#протоиерей_Валентин_Свенцицкий

Святая вера, над которою смеялись и смеются рационалисты, называя ее слепою, столько тонка и возвышенна, что может быть постигнута и преподана только одним духовным разумом. Разум мира противен ей, отвергает ее. Когда-же по какой-нибудь материальной необходимости найдет ее нужною или терпимою; тогда понимает ее ложно и объясняет ее ложно: потому что слепота, приписываемая им вере, есть его неотъемлемая принадлежность. Тогда только вера свята и истинна, когда она – вера в святую Истину, когда она – вера, принесенная на землю вочеловечившеюся Божественною Истиною, Господом нашим Иисусом Христом. Всякая другая вера, кроме веры в святую Истину, есть суеверие.

Плоды суеверия – погибель. Такая вера осуждена Богом: ею веруют идолопоклонники в своих кумиров, мусульмане в лжепророка Магомета и коран, еретики в свои богохульные догматы и в своих ересеархов, рационалисты в падший разум человеческий. Ею будут веровать в антихриста его последователи.

#свт_Игнатий_Брянчанинов

Блаженный Августин так поясняет разницу между многословием и продолжительностью в молитве:

«Многословная молитва не есть то же, что и продолжительная молитва, поскольку одно дело говорить долго, и совсем другое – долго благоговеть. Ведь сказано же, что Господь, желая подать нам пример, "молился еще", проведя в молитве всю ночь». И далее он продолжает: «Когда молитва немногословна, молитесь дотоле, доколе сохраняете ревностное внимание. Ведь многословность молитвы означает выражение нужды в излишне многих словах, тогда как продолжительность её есть стук непрерывно благоговеющего сердца в двери Того, Кому мы молимся. К тому же само это деяние куда чаще учиняется стенаниями, а не словами, слезами, а не речью».
#духовнаяжизнь

Мрак исчезает при свете, и особенно при великом свете; неведение прогоняют познания, и особенно великие познания. Принимая это в смысле превосходства, а не лишения, утверждай непреложно, что неведение Бога сокрыто от тех, которые имеют свет и познание о вещах; что этот высочайший мрак Его скрывается при всяком свете, равно как и при Нем скрывается всякое познание. Если кто, увидев Бога, уразумел то, что видел, – это значит, что не Его он видел, а что-нибудь из существующего и познаваемого. Сам Он, будучи выше ума и выше бытия, по тому самому, что не принадлежит к числу познаваемых и случайно существующих предметов, существует сверхсущностно и познается превыше ума. И это в преимущественном смысле совершенное неведение есть познание Того, Который выше всего познаваемого.

#свт_Дионисий_Ареопагит

Аскеза и духовная практика. Часть II

В чем цель христианской жизни, как менялся опыт ее достижения на разных стадиях Священной истории и как исихазм стал ядром православной духовности?

#профессор_Сергей_Хоружий

Я видел неверующих священников, гордящихся знанием и соблюдением Устава. То, что было создано в монастырях Византийского Средневековья, они исполняли, не имея Веры Евангельской. Без нее же всякое «типиконство» есть нечто крайне тягостное, духовно невыносимое: на грозную пустоту церковной действительности оно набрасывает покрывало византийского благополучия – «У нас, мол, все в порядке, так как мы пропели все 10 стихир, а не 9, и именно шестым, а не пятым гласом».

Архиепископ Илларион, будучи в Соловках, как-то с доброй улыбкой спросил одного священника (о. П. Ш.): «И вы тоже принадлежите к секте типиконщиков?»

Устав зовет к молитвенному подвигу, т.е. к «побеждению», а не к «угождению» плоти, и, воспринимаемый так, он есть святое оружие духовной борьбы.

«Живоцерковники» потому и нарушили его, что для них этой борьбы не существовало.

Опасность устава начинается тогда, когда забывается его историческая условность, и его начинают как бы догматизировать, возводить в догмат. Тогда и возникает это «оцеживание комаров и поглощение верблюдов» (Мф. 23:24), то есть подмена христианства ветхозаветной обрядностью.

Уставом нельзя пренебрегать, но всегда при этом надо помнить: «суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2:27). – В этом смысле о. Алексей Мечев и говорил: «Любовь выше устава».

Знаю, что понятие этой мудрости любви для нелюбящих очень неопределенно, но это предвидел апостол, сказавши: «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего просто и без упреков, – и дастся ему» (Иак. 1:5).

Сочетание свободы любви с Уставом возможно только тогда, когда в человеке все стоит на своем месте: «безусловное на первом, условное на втором». О безусловном нам сказано ясно: «Ищите же прежде Царства Божия и правды его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). Царство Божие «внутри нас», в благодати Святого Духа. Поэтому, особенно в наше время ухода от основ христианства, от его духовности, не о том надо прежде всего болеть, что не знаем Устава, но о том, что так мало людей знает, что стяжание Святого Духа должно быть постоянной, ежедневной целью каждого христианина. Это апостольское завещание вновь произнесено у нас прп. Серафимом Саровским.

Сочетание свободы с Уставом возможно только через духовность, через стяжание Святого Духа. И тогда сама собой разрешается антиномия, на одной стороне которой: «Устав – это святое предание», а на другой – слова: «Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал. 5, 18) Устава.

#Сергей_Фудель

Важно понять: легко никогда не будет. В этом «тяжело» – вся суть труда над собою. Господь, когда пришел, что сказал? Расслабьтесь? Нет. «Хочешь быть Моим учеником, возьми крест свой» (ср. Мф. 16, 24). Легко на Голгофе?

Он же не сказал, что всё будет о’кей? Это протестанты учат: бизнес пойдет, жилищные условия улучшишь... «Бог меня любит! Ура! Хорошо!»

Да так не бывает в духовной жизни! Через скорби нам Господь открывает глаза на нас же самих. Нечто важное нам так показует.

Память смертная – это очень высокий дар. Для кого-то, может, это жестковато. Можно смягчить: чувство времени. Это когда человек постоянно ощущает, что не только он сам умирает, но и всё вокруг него скоротечно, хрупко и тленно.

Вот мы сейчас с вами говорим, а минуты уходят... Через полтора часа – конец. И повтора не будет. Это умирание – всегда и везде. Оно точно актуальнее всего, что проходит.

#протоиерей_Сергий_Баранов

Отчего часто бывает трудно молиться? Причин существует много, сейчас хотелось бы обратить внимание лишь на одну: нередко мы воспринимаем молитву как ОБЯЗАННОСТЬ. Как то, что мы ДОЛЖНЫ СДЕЛАТЬ. И от этого у множества людей отношение к молитвенному правилу – как к бремени тяжкому и неудобоносимому. Отсюда и разговоры о том, что даже такая малость, как утренние или вечерние молитвы, является для для современного христианина подвигом непосильным.

Но на самом деле к молитве можно и нужно относиться не как к ОБЯЗАННОСТИ, а как к ВОЗМОЖНОСТИ. И это в корне меняет все. Мы не ДОЛЖНЫ «15-20-30 минут повторять слова, сказанные когда-то святыми, которые мы находим в молитвослове». Мы – имеем уникальную ВОЗМОЖНОСТЬ, ПРАВО в течение этого времени или даже дольше просить Бога о самых важных, самых необходимых для нас вещах. И не только просить, но и находиться с Ним эти минуты в общении.

Пусть несовершенном, пусть очень поверхностном, пусть до конца не удовлетворяющем нас самих, но все же в общении.
Возможность эта уникальна, драгоценна, она – лучшее, чем мы располагаем.

Если относиться к молитве так, то тяготиться ею перестанешь точно. И будешь не считать минуты и страницы, не в силах дождаться, когда же наконец «закончишь читать правило», а переживать: как же коротко это время, которое у тебя для молитвы есть…

Монашеская жизнь – это концентрация на самом главном – на богообщении, которое достигается через молитву и очищение ума от помыслов и фантазий, пробуждающих страсти и грехи в нашем сердце. Молитва требует внутреннего безмолвия, при этом душа становится особенно чуткой к внешним впечатлениям, в том числе к слову. Слово воспринимается как шум, нарушающий тишину. Вместе со словами в душу врываются впечатления, образы и картины – враги молитвы, поэтому длительные беседы угнетают душу монаха, приводят его в состояние внутреннего опустошения и усталости. Этого не понимают мирские люди, которые беспрерывно пребывают в грохочущей кузнице мира, в буре своих помыслов и страстей; для них разговор – это шум в привычном шуме, а для некоторых даже разрядка. Есть цветы, которые могут жить только в парнике; если открыть окошко парника, они болеют и гибнут. Так монах может жить лишь в атмосфере внутренней тишины и молитвы; посреди мира, который через слова врывается в его душу, он болеет и чахнет. Источник силы – это дух, обращенный к Богу, дух, который в то же время очень нежен и уязвим.

С наступлением холода осыпаются листья у деревьев: они будто умирают до весеннего тепла. Жизнь теплится в них, но они погружены в глубокий сон. То же происходит с человеческим духом: подавленный шумом этого мира, потоком слов, вихрем впечатлений, которые врываются в душу и опустошают ее, дух как бы сокрывается и отступает, это его самозащита; вместо него действуют силы души – более грубые и поэтому более выносливые. Дух оживает снова, когда наступает внутренняя тишина, когда пробуждается молитва. Поэтому старцы любят тех, кто говорит обдуманно и кратко, кто не продлевает бесед с ними, кто не становится вором их молитвы. Любимый ученик Господа апостол Иоанн Богослов отличался молчаливостью. Он был обращен к своему сердцу, он был погружен в созерцание, которое выше слова. Он был любимым учеником именно потому, что его душа, пребывающая в безмолвии, могла вместить больше Божественного света – Божественной любви, изливающейся без меры на всех.

#архимандритРафаилКарелин

СВЕТ В СУМЕРКАХ
Преподобный Паисий Молдавский
Часть I

Просветительская миссия прп. Паисия не ограничена
участием в переводе Добротолюбия. Его духовный вклад в жизнь Церкви и нашего Отечества намного значительнее. Литературно-издательская деятельность старца, его спо­движников и последователей имела решающее значение для сохранения отеческого Предания, для возрождения ду­ховных традиций. Великому старцу довелось подвизаться в тот сумрачный век, который учеными назван самым глухим временем русской истории.

Глубокий упадок монашеской жизни наметился еще
задолго до Петра. «Еще при жизни прп. Нила Сорского
старческий путь многим стал ненавистен», — свидетельствует архимандрит Леонид (Кавелин). А о XVIII столетии архимандрит Григорий (Борисоглебский) отзывается сле­дующим образом: «Тогда знали про старчество, но нена­видели его». Уже «со времен Петра печатание книг, от­носящихся к духовной жизни, предоставлено было усмот­рению Св. Синода», — и впоследствии установление это подтверждалось Высочайшими указами. Фактически это означало запрет на публикацию изданий духовного содержания. Кроме того, именным указом был запре­щен ввоз в Россию из-за границы «книг Священного Пи­сания славянской печати, без изъятия в отношении содер­жания».

После петровских реформ и екатерининских антицерковных деяний духовное просвещение в России стреми­тельно угасало. По мнению современного историка, Екате­рина II провела изъятие церковных имуществ значительно жестче и беспощаднее, чем Ленин в 1922 году, а митропо­лит Арсений (Мацеевич), выступивший против этого свя­тотатства и подвергшийся жестоким репрессиям со сторо­ны императрицы и церковной власти, умер в каземате, на­ходясь в еще более бесчеловечных условиях заключения, чем митрополит Петр (Полянский) и многие другие наши
новомученики.

То было время, когда монастырей оставалось менее половины, Церковь была лишена средств к существованию, а книги святых отцов повсеместно изъяты, так как духовная литература в Екатерининскую эпоху подлежала планомер­ному истреблению. Лишь богослужебные тексты остава­лись еще при храмах, и весьма ограниченный круг людей мог заглянуть в книги Священного Писания. Фактически русский человек не имел доступа к святоотеческому насле­дию, оказался оторванным от Предания.

В этих условиях остро вставал вопрос о сохранении православия. Необходимо было изыскивать пути просвещения русского человека, заново приобщать его к традиции. И Господь воздвиг на служение инока Паисия, чей труд не только рассеял духовные сумерки XVIII века, но и дал пло­ды, которые питают все последующие поколения вплоть до наших дней. «Он нес великий подвиг, и этот подвиг есть со­здание [переводной] аскетической литературы, то есть са­мого источника монашеского просвещения. Правда, и до отца Паисия были переводы некоторых аскетических тво­рений древних отцов монашества, но эти переводы уже устарели и стали редки, они были случайны, а главное —
были забыты в практической жизни».

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

Что такое безстрастие?

Безстрастие – это не только не поступать по страстям, но стать чуждым даже желания их. Безстрастен тот, кто победил все виды привязанностей к соблазнам мира сего в нынешнем веке, понуждающих его и возбуждающих сладостными похотями, вожделениями и желаниями. Будучи выше всех страстей, достигший безстрастия не соблазнится никакими делами мира сего в нынешнем веке. Не испугается ни страданий, ни бед, ни несчастий. И самой смерти не устрашится. Потому что предполагает получить через это жизнь.

Безстрастен тот человек, который, страдая от лукавых бесов и от злых людей, не обращает внимания и не тяготится бедами, как если бы страдал кто-то другой. В славе не превозносится, в обидах не огорчается, но, словно дитя малое: когда бьют – плачет, когда утешают – радуется. Или словно пес: отгоняешь – отойдет, подзываешь – прискачет. Ведь безстрастие – не одна из добродетелей, а название всех добродетелей в совокупности, когда имеет человек в душе Духа Святого. Не может быть человек безстрастным, если не имеет Духа Святого, поскольку не тверды все духовные дела без Духа Святого. А если не очистится человек от страстей, то не сойдет на него Дух Святой, а без Духа Святого не может человек называться безстрастным. До тех пор везде страдает человек, пока не вселится в него Дух Святой. А когда Дух Святой вселяется в него, тогда все тяготы и страдания, и скорби облегчает, и все ему становится легко. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.

#священноинок_Дорофей