И в то время как мы плыли вниз по Днепру и миновали Триполь, мы увидели служивых людей, стоящих на страже. Они громко кричали нам и звали к себе. Мы сильно испугались, что будем, по строгом испытании, задержаны ими, ведь у нас не было с собой никаких документов. Не в состоянии миновать их, с великим страхом мы поплыли к ним, всей душой молясь Богу покрыть нас от ареста Своим всемогущим Промыслом. Когда же мы приближались к ним, везущий нас монах, пристально всматриваясь, узнал некоторых из них и тихо сказал нам: «Бог с вами, не бойтесь, мне знакомы некоторые из них». Когда же мы подплыли к ним, они, узнав нашего монаха и поприветствовав, спросили его: «Куда едешь, отче, на сей ладье?» Он же отвечал: «В село имярек Свято-Троицкого Кирилловского монастыря послан для управления во второй раз, где и прежде был уже, о чём вам известно». И воистину было так, ибо монах тот жил в этом монастыре некоторое время и нёс послушание управителя того села. Потом они спросили его: «А сии, которые плывут с тобой, кто?» «Сии — мои писари, данные мне отцом игуменом в помощники», — сказав это, он изрядно угостил их горилкой, ещё же и отлил им её в бутыль (бывшая у нас горилка была куплена специально для такого случая). Также он дал им и хлеба, и прочей снеди, и немного денег. И они, поблагодарив его за это, отпустили нас с радостью. Мы же, отъехав от них, со слезами благодарили Бога, покрывшего нас от неприятности Своим Божественным попечением.

Плывя по Днепру, мы держались правой стороны и, проплыв благополучно несколько дней, вышли на берег напротив Мотрёнинского монастыря. Продав ладью бывшим на берегу людям, мы с несказанной радостью пошли к монастырю. Придя же в монастырь, мы по обычаю взяли благословение у всечестного строителя и создателя той святой обители — схимонаха отца Игнатия, который принял нас в свою обитель с радостью на время до объявленного ему нами нашего ухода в Молдавию. И по его благословению мы пошли к всечестнейшему в иеросхимонахах отцу Михаилу, пребывавшему в одном из скитов вблизи монастыря. Он же, увидев нас, исполнился великой радости и принял нас с любовью, как отец чадолюбивый своих духовных детей, и содержал нас при себе, наставляя словом Божиим на путь спасения и окормляя двояко — и душевно и телесно во всех наших нуждах. Встретили мы там и школьных наших товарищей, один из которых, по имени Михей, был моим другом. С ними, как ты знаешь, и вышли мы за рубеж, когда мать возвратила меня к себе. Живя с ними у этого всечестного старца, мы ожидали нашего отбытия в Молдавию.

Когда же пришло это, так желанное нам время, тогда наш святой духовный отец и по Богу наставник, полностью собравшись и взяв с собой, привёл нас ко всечестному строителю обители. Поблагодарив его за наше временное пристанище в обители, простившись с ним и испросив себе и нам благословения в дорогу, он отправился с нами в желанный нам путь.

С помощью Божией благодати, мы без бед прошли Украину и Молдавию и благополучно пришли в сию православную и Богом хранимую Угровлахскую землю и в сей святой скит Святителя Христова Николая, именуемый старцами Трейстены. В нём же и тебя, превозлюбленного моего о Господе отца и друга, прежде меня сюда пришедшего и ожидающего с радостью моего к тебе прибытия, сподобился я увидеть с неописуемой радостью и [удостоился] в одной [с тобой] обители при таком святом муже в послушании пребывать. Со слезами воссылаю благодарение Богу за то, что после столь долгого, по Божиим судьбам случившегося, многоплачевного с тобой разлучения Он всемогущим Своим Промыслом сподобил меня не только с тобой увидеться, но и жить в одной святой обители!

Услышав эти слова, я со слезами прославил Бога за то, что Он неисповедимыми Своими путями на деле исполняет решение истинно желающих монашества, хотя бы и случились им многоразличные препятствия на этом пути, что и сбылось на этом любимейшем моём друге. И сверх ожидания, я сподобился с радостью узреть его после нашей невольной и жалости достойной разлуки. Взаимно побеседовав с ним о нашей душевной пользе, мы разошлись и стали жить во святом общем послушании.

Я же весьма удивлялся тому, что друг мой, живя в мiру, был очень слаб телом и немощен, а изойдя из мiра в монашество и пребывая в вышеназванной обители на послушании, был столь здрав и крепок телом, что совершенно свободно исполнял тяжёлое послушание: носил на себе из леса дрова для общей кухни такой тяжести, что я ужасался от одного только взгляда на его труд и благодарил Бога, давшего ему такую крепость.

Однажды пришёл в обитель для посещения всечестного старца и братии живший ранее на Святой Афонской Горе иеромонах Осия. Покидая после угощения обитель, взяв у старца благословение и попрощавшись с братией, он, немного отойдя и повернувшись к сидящим на трапезе отцам (стояли перед ним и три послушника: друг мой Алексей и два друга его, Алексей и Михей), сказал:
— Отцы святые, оставайтесь с Богом! Оставайтесь с Богом и вы, три святых отрока!
И молвив сие, он ушёл своей дорогой. Старец81 же, удивившись, говорит:
— Отцы святые и братия! Разумейте мысль сего мужа, ибо не просто так троих наших братий он назвал тремя святыми отроками, но, рассмотрев начальные буквы их имён, сходные с начальными буквами имён трёх святых отроков, именовал их так. Ведь имена святых отроков начинаются с тех же букв, что и у них, то есть те — Анания, Азария и Михаил, а сии — Алексей, Алексей и Михей.

Спустя некоторое время, в рясофор их постригая, он нарёк их этими именами. Только Михея, по причине возраста, как из них старшего, прежде пострига старец нарёк Михаилом. После него Алексея — Азарией, а потом уже и друга моего Алексея, как самого младшего из них, нарёк Ананией, на деле исполнив наречение имён иеромонахом Осиёй.

Всё время пока я жил в той обители со своим другом, ещё до пострига его, я с огромным нетерпением ждал, не начнёт ли он беседы о нашем обещании, данном пред Богом ещё в мiру, а о собенно в Киево-Печерской лавре: после исхода из отечества нашего быть не-разлучными друг с другом до последнего своего вздоха. Ведь именно по этой причине, а не по какой-либо иной я ушёл из Киево-Печерской лавры, оставив своё намерение закончить там свою жизнь. Я надеялся, [что мы с моим] единодушным другом, пребывая все дни жизни вместе, [станем] побуждать друг друга к ревности Божественной, и на духовный монашеский подвиг, и на всякое благое дело, упражняясь всегда в чтении Божественного Писания и учения наших богоносных Отцов, пищу и всё нужное стяжая от праведного собственноручного труда. С неисповедимым желанием ожидая, что он заговорит со мной о том нашем решении, я из-за недостоинства своего не сподобился услышать от него хотя бы одно слово, ни прежде пострига его, ни тем более после. Но, не видя в нём и следа побуждения поговорить об этом, я сильно удивлялся: как же он совершенно забыл о нашем обещании друг другу?

Я был в недоумении, что же мне делать, ибо я уже отчасти и раскаивался, зачем ушёл из Киево-Печерской лавры, раз по Божиим неведомым судьбам не сподобился своё бедное житие препровождать со своим возлюбленным другом. Напомнить же ему о пред Богом данном нашем обещании я отнюдь не смел (так как в юности у меня был весьма несмелый и скромный нрав), но, вверив себя всемогущему Божию Промыслу, молил Его благостыню устроить мою жизнь, как угодно Его святой воле. Желание же моё о совокупном и нераздельном пребывании с моим другом не таково было, чтоб, отлучившись от святых отцов и братий, где-нибудь наедине без послушания и совета духовного отца жить нам или чтоб я был ему наставником — да не будет сего! — но чтоб, живя в послушании некоему богодухновенному и в Писании, и в учении богоносных Отцов наших искусному мужу, побуждали бы мы друг друга на всякое благое дело. Таково было моё желание, а не иное. Однако и этого не сподобился я из-за своего недостоинства.

По причине же того, что не сбывается моё намерение, не было у меня и тончайшего скорбного помысла на своего друга, но, всю вину возлагая на своё недостоинство, я пребывал там до времени в общем святом послушании, прилежно внимая духовным словам, исходящим из уст блаженной памяти старца иеросхимонаха отца Михаила. Был же у него такой обычай: в воскресные и праздничные дни, вскоре после трапезы, он выходил из кельи и садился близ церкви на зелёной траве под бывшими вокруг храма садовыми деревьями; а когда при-ходили братия и рассаживались около него, он начинал с ними беседовать, и братия, с великим вниманием и страхом Божиим слушая его духовные беседы, предлагали множество и своих вопросов. А он, по данному ему Богом духовному рассуждению, давал на них ответы из учения наших богоносных Отцов. Разговор же шёл о разных вопросах. Например, как подобает последовать разуму и учению Единой и Святой Апостольской Восточной Церкви, а также о вере православной и о добрых делах, то есть о прилежном хранении душеполезных Христовых заповедей и преданий апостольских и церковных, и о тщательном хранении святых постов, переданных святыми апостолами и всей Церковью Божией, и о прочем, необходимом для спасения. И такие душеполезные беседы бывали не только в праздничные дни, но случались иногда и в лунные ночи. Братия, собравшись, беседовали со старцем до полуночи, а я, сидя сзади и внимательно слушая говоримое, радовался несказанной радостью и со слезами прославлял Бога за то, что Он сподобил меня в юности моей слышать из уст такого духовного мужа эти духовные и многой пользы исполненные слова, бывшие мне наставлением всю мою жизнь.

#автобиографияпрпПаисия

«Итак, Творец вдохнул в тебя и дал тебе дух жизни»

Благодать же, чтобы сказать яснее, – это малый или великий дар беспредельного божественного богатствовоздаяния, которое Он, как благий, раздает по беспредельной благости. И снова принимая то, что мы отдаем Ему как благодарение, то есть познание Бога (от которого проистекает удивление), любовь, поклонение, песнь, славословие, – все это принимая, Благий Податель снова нам воздает от Своего Свое, «Твоя от Твоих».

От Своего богатства Он наделяет, и мы, нищие, и слепые, и хромые, от него обогащаемся, и то же богатство остается у Него, без недостатка и без избытка. О величие невообразимое! Всех обогащает! Тысячи тысяч и тьмы тем обогатились и стали святыми, и то же богатство остается у Бога!

Поэтому, во-первых, знай, чадо мое, что всякое благо имеет начало от Бога. Не бывает доброго помысла не от Бога и лукавого не от диавола. Итак, все, что бы ты ни помыслил, ни сказал и ни сделал доброго, – все от дара Божия. «Всяк дар совершен свыше есть, сходяй» (Иак. 1, 17). Всё – от дара Божия, своего собственного мы не имеем ничего.

Итак, всякий, кто желает и стремится принять благодать, чтобы Бог дал ему дар, должен, во-первых, хорошо познать свое собственное существо: «познай себя». И это – действительно истина. Ибо у каждой вещи есть начало. И если не узнаешь начала, не будет для тебя добра в конце.

Итак, и начало и истина в том, чтобы познать, что ты ничто, ноль, и что из ничего произошло все. «Рече, и быша… повеле, и создашася» (Пс. 148, 5). Сказал, и явилась земля, и, взяв брение, создал человека: без души, без ума – бренного человека. Вот твое существо. Вот, что такое мы все. Земля и грязь.

Это первый урок для того, кто не только хочет принять благодать, но хочет, чтобы она осталась с ним навсегда. От этого он приобретает знание, а от него рождается смирение. Пусть он не праздными словами смиреннословствует, а на твердом основании говорит истину: я земля, я брение, я грязь. Она наша первая мать.

Землю топчут, и тебя, как землю, должны топтать. Ты грязь, ты ничего не стоишь, тебя туда-сюда бросают, из тебя строят. Из одного в другое тебя переделывают, как негодный материал.

Итак, Творец вдохнул в тебя и дал тебе дух жизни. И вот ты сразу стал разумным человеком. Ты говоришь, трудишься, пишешь, учишь: ты стал машиной Божией. Однако не забывай, что корень твой – земля. И если возьмет дух Тот, Кто тебе его дал, тобой опять будут штукатурить стены.

Поэтому «поминай последняя твоя и во веки не согрешишь" (Сир. 7, 39).

Это первая причина, которая не только привлекает благодать, но и умножает ее, и удерживает. Она возводит ум к первому созерцанию естества. А без этого начала человек находит какую‑нибудь малость, но по прошествии времени ее потеряет. Ибо строит не на твердой почве, а добивается этого различными способами и ухищрениями.

Если говоришь, например: «Я грешник!», но в глубине души думаешь, что ты праведник, то не можешь избежать прелести. Благодать хочет остаться, но так как ты еще в действительности не нашел истины, то по необходимости она должна уйти. Ибо ты, несомненно, поверишь своему помыслу, что ты есть то, что ты не есть, и обязательно прельстишься. И посему благодать не остается.

Поскольку у нас есть противник, крепкий искусник, изобретатель зла и творец всякой прелести, который бдит возле нашей пяты, который из света стал тьмой и знает все, который есть враг Бога и стремится всех нас сделать Его врагами. И наконец, он – лукавый дух и легко смешивается с духом, который нам даровал Бог, и берет нашу машинку, и движет ею, как сам хочет. Смотрит, куда склоняется стремление души и каким образом ей помогает Бог, и сразу сам изобретает подобное.

Ибо есть брани, о которых человек знает и их избегает. Но есть и другие, о которых он не знает, потому что это борьба умная, и человеку нелегко их различить. Это – душевные изменения, мысленные движения, телесные болезни и перемены.

Поскольку Творец, Который создал брение, взял состав из четырех стихий: сухой, влажной, горячей и холодной , – потому необходимо, чтобы человек каждое мгновение страдал согласно изменению каждой стихии. То есть сохнул, увлажнялся, нагревался и охлаждался. И если излишествуют свойства какой‑нибудь стихии, по необходимости заболевает тело. И следовательно, вместе с ним страдает и душа. И ум не может совершать свои умные движения, поскольку хромает вместе с телом.

Сохнет от солнечного жара тело? Сохнет и ум. Увлажняется, если идет дождь, и становится вялым тело? Становится вялым и ум. Охлаждается, если дует ветер, тело? Умножается с избытком желчь, помрачается ум, и торжествуют победу мечтания.

Итак, во всех этих изменениях благодать хотя и присутствует, однако не действует, так как органы больны, а наш враг диавол знает, как надо вести брань при каждом изменении. Ибо сухостью он тебя ожесточает, чтобы ты был как камень, чтобы прекословил, чтобы не слушался. Холодом он умеет охлаждать в тебе ревность, чтобы ты был холодным к божественному и остывшим. Жаром – заставлять тебя гневаться и возмущаться, не позволяя тебе различать истину. Поскольку, как мы сказали, появляется избыток крови и посредством теплоты приводит в движение вожделение – страстную часть души – и гнев. А влагой он рождает в тебе сонливость, вялость, упадок сил, расслабление всего тела.

Итак, от всего этого страдает тело, страдает вместе с ним и душа, хоть и умная и бестелесная.

Подобным образом и благодать. Когда она приближается к человеку, то изменяет не природу, а те же самые естественные свойства и благие преимущества, которыми одарено естество – насколько позволяют вместилища каждого – восполняет и переполняет или, наоборот, уменьшает и отнимает.

Итак, поскольку создание предшествует дуновению(Быт. 2, 7), постольку делание должно предшествовать созерцанию. И деланием называется то, что совершается телом, а созерцанием – то, что умно делает разум.

Невозможно без делания прийти к созерцанию. Итак, подвизайся сейчас в том, чего требует делание, а высшее придет само собой.

Вот ты узнал, что ты – брение, нищ и наг. Теперь проси Могущего воссоздать естество, чтобы Он обогатил тебя. И если Он тебе даст много или мало, знай своего Благодетеля. И не присваивай чужое как свое. С болью и слезами примешь благодать. И опять же со слезами радости и благодарности, со страхом Божиим ее удержишь. Теплотой и ревностью она привлекается, холодностью и нерадением теряется.

Христос не просит от тебя лишнего, чтобы дать тебе Свои святые дарования: только признавай, что если имеешь что‑то доброе, – это Его. И сострадай не имеющему. Не осуждай его за то, что он не имеет: что он грешный, злой, лукавый, болтливый, вор, блудник и лжец. Если приобретешь это познание, никогда не сможешь никого осудить, даже если увидишь его смертно согрешающим, ибо сразу скажешь: «Нет у него, Христе мой, Твоей благодати, поэтому он согрешает. Если Ты уйдешь и от меня, я сделаю еще худшее. Если я стою – стою потому, что Ты меня поддерживаешь. Брат как видит, так делает. Он слеп. Как же Ты хочешь, чтобы он видел без очей? Он – нищ. Как же Ты требуешь, чтобы он был богат? Дай ему богатство, чтобы он его имел. Дай ему глаза, чтобы он видел».

Если будешь искать справедливость в каком бы то ни было деле: когда твой ближний поступит с тобой несправедливо, опозорит тебя, оскорбит, ударит, выгонит или покусится на твою жизнь, – то сам окажешься несправедливым, посчитав его виновным или страстно его обвинив. Ибо ты требуешь от него того, чего ему не дал Бог. И если хорошо уразумеешь то, что я тебе говорю, для тебя все будут невиновными ни в каком грехе, и только ты будешь во всем виноват.

Поскольку три врага ведут брань с человеческим родом: бесы, наше собственное естество и привычка. Помимо этого другой брани не существует.

И если удалишь беса, который мучает все человечество, тогда все мы будем хорошими. Вот кому ты должен приписать несправедливость. Его ты должен возненавидеть, его осудить и до конца относиться к нему как к врагу.

Другой враг, как мы сказали, – это естество, которое, как только человек познает мир, сопротивляется закону духа и требует всего, что пагубно для души. Вот и другой враг, который достоин ненависти до конца твоих дней. Его ты должен осуждать и обвинять.

Есть у нас вдобавок и третий враг – привычка: когда мы привыкаем делать всякого рода зло, она становится в нас душевным свойством, занимает место второй натуры и делает законом грех. И потому требует такого же подвига, чтобы мы приняли божественное изменение и избавление. Итак, вот и третий враг, который достоин совершенной ненависти.

Если хочешь, чтобы твой ближний был во всем хорошим, как тебе нравится, удали от него этих трех врагов с помощью благодати, которой обладаешь. Вот что такое справедливость; если захочешь ее найти, – молись Богу, чтоб Он его избавил от этих врагов. И тогда у вас будет согласие.

Если же ты захочешь по-другому найти справедливость, то будешь всегда несправедлив и, следовательно, благодать будет вынуждена уходить-приходить, пока не найдет успокоения в твоей душе. Ибо человек имеет право содержать в себе благодать в такой мере, насколько сильное искушение с благодарностью терпит, насколько тяжкое бремя своего ближнего безропотно несет.

Предыдущие письма, которые я тебе послал, содержали в себе «делание». Это, которое написал сейчас, содержит в себе просвещение. От делания человек получает просвещение знания. Ибо делание слепо, а просвещение – это очи, которыми ум видит то, чего не видел прежде.

Итак, теперь у него есть светильник и глаза и он видит вещи иначе. И прежде была благодать делания, а теперь он принял десятикратную благодать. Теперь ум стал небом, видит далеко, имеет вместимость, превосходящую прежнюю. Сейчас ему недостает созерцания. Он нашел престол, как царь, и ему недостает зрелища, о котором скажем в другой раз. Ты же перепиши письма чернилами, чтобы не стерлись, так как написаны карандашом, чтобы их читать и исправлять свое житие.

#прп_Иосиф_Исихаст

К нашему опросу, предлагаем высказывание свт. Игнатия Брянчанинова

Возлюбленный брат! не отвергни ига некоторой скуки и некоторого понуждения, приучаясь первоначально к иноческим келейным занятиям, особливо к келейному молитвенному правилу. Запасись благовременно всесильным оружием — молитвою, благовременно научись действовать им. Молитва всемогуща по причине действующего в ней всемогущего Бога. Она — меч духовный, иже есть глагол Божий. Молитва, по качеству своему, есть пребывание человека при Боге и соединение человека с Богом; по действию своему она — примирение человека с Богом, мать и дщерь слез, мост, по которому переходят чрез искушения, стена, защищающая от скорбей, сокрушение браней, бесконечное делание, источник добродетелей, причина духовных дарований, невидимое преуспеяние, пища души, просвещение ума, отсечение отчаяния, указание надежды, разрешение печали, богатство монахов. Сначала нужно понуждаться к молитве; вскоре она начнет доставлять утешение, и этим утешением облегчать понуждение, ободрять к понуждению себя. Но к молитве нужно понуждение в течение всей жизни, и редкие подвижники избавились, по причине обильнейшего благодатного утешения, от понуждения себя: молитва действует убийственно на нашего ветхого человека; доколе он жив в нас, дотоле противится молитве, как вкушению смерти. Падшие духи, зная силу молитвы и ее благотворное действие, стараются всячески отвлечь от нее подвижника, подучая употреблять время, назначенное для молитвы, на другие дела; или же они стараются уничтожить и осквернить ее суетною и греховною рассеянностию, принося во время совершения ее бесчисленные житейские и греховные помыслы и мечтания.

#свт_Игнатий_Брянчанинов

Правильный ответ - браунинг

"Я садился, чтобы творить молитву. Меня начинало клонить в сон. Я поднимался, брал четки, выходил во двор. Если бы я остался в келлии — все бы пропало, сон бы меня одолел. А если холод, дождь, мороз? Во двор с браунингом! Так называл Старец четки-трехсотницу".

Нас борол сон, и мы не могли совершать умную молитву более четырех часов, но у Старца такой борьбы не было. В молодости у него была невероятная брань со сном, но когда я пришел к нему в общину, она уже завершилась. После восьмичасовой умной молитвы он выходил из келлии полный благодати и просвещения.
...........................................................................................
— Ну, вавулис, как дела? Хорошо держишь линию фронта?

— То так, то сяк, Старче.

— Хорошенько держи браунинг! Держи оружие крепко и не бойся!

"Затем мы тянули четки вместе, и я ему открывал свои помыслы. Летом приплывали лодки, и рыбаки ловили рыбу со светом, с лампой.

— Видишь, дитя мое, как рыбак всю ночь здесь подвизается, чтобы приобрести нечто вещественное, чтобы поймать кучку рыб и отнести их домой. И ради этого, земного, он не спит и все время настороже. Слышишь, иногда он поет, чтобы скоротать время. А мы, пришедшие сюда, чтобы поймать благодать Божию, разве не должны бодрствовать? И мы должны петь, то есть воспевать и славословить Бога, должны быть бдительными по отношению к помыслам, должны не спать. Этот рыбак здесь, внизу, трудится ради нескольких рыб, мы же — ради духовной рыбалки, ради ловли Царства Небесного, ради большей благодати, ради награды вечной пред лицом Божиим. Это большое дело".

Старец Ефрем Филофейский из книги "Моя жизнь со старцем Иосифом"

#архимандрит_Ефрем_Филофейский #прп_Иосиф_Исихаст

«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Многие расценивают чистоту сердца как чистоту от греховных помыслов, но сердце и ум можно завалить и кучей добрых помыслов, просто создать бардак из добрых вещей. Так вот, чистота сердца – это простота, несложность, незаваленность всяким скарбом. Почему чистые сердцем Бога узрят? Потому что между ними и Богом мало помех, они смотрят прямо на Него.

Но мы ведь не можем думать только о Боге, нам нужно и земным делам уделять внимание? Конечно, не можем, но если честно, как на исповеди, – у нас в сутках очень много минут, даже часов, когда возможно именно так: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго».

Если мы будем находить время на эти занятия, наш ум приобретет навык бегать от плохих мыслей и переживаний. Бегать ко Христу и стоять возле Него безвидно, безо́бразно. Это очень важно. Мы должны стоять не в представлении себе Христа, не в иллюзии присутствия Бога, а перед Богом. Это разное: Бог, которого мы пытаемся себе нарисовать, представить, выдумать, – это наш бог, выдуманный, а тот Бог, который и есть на самом деле, Он открывается человеку Сам, а не человек открывает Его себе. Поэтому в молитве мы должны остановить свое творчество, перестать рисовать, представлять, а позволить Богу Самому говорить о Себе. Именно по этой причине безвидно, безо́бразно мы просто держим ум сухим, простым, предельно простым, чтобы не заслонить своими впечатлениями образ Бога, Который всегда смотрит на нас. Все дело в том, что часто между Ним и нами стоит наше творчество, которое рисует, творит, переживает, мешает.

#прот_Сергий_Баранов

Господи, дыхание мое, даруй мне молитву

Если б мог я из камня сотворить музыкантов, танцовщиков из песка озерного, из всех листьев, в горах шелестящих, сделать певцов, чтобы помогли они мне Господа славить. Чтобы и голос земли зазвучал в хоре ангельском. Набросились сыны человеческие на трапезу отлучившегося Хозяина, никого не благодарят, кроме себя, хвалят угощение богатое, что рано или поздно в землю вернется.
Прискорбна слепота человеческая, не видящая славы и силы Божией. На горе птица живет – горы не видит. В воде рыба плавает – воды не видит. Крот в земле роется – земли не видит.
Воистину, прискорбно подобие человеческое птицам, рыбам и кротам. Люди, словно животные, перестают замечать то, чего слишком много, и распахивают глаза свои лишь на диковины и чудеса невиданные. Слишком щедр Ты, Господи, дыхание мое, потому не замечают Тебя люди. Слишком очевидно существование Твое, Господи, воздыхание мое, потому более внимательны они к жизни белых медведей полярных и диковин заморских. Слишком усердно служишь Ты рабам Своим, верность сладчайшая, потому и презрели Тебя они. Слишком рано встаешь Ты, чтобы засияло солнце над озером, потому не терпят Тебя ленивые. Слишком ревностно ночные кадила на небосводе возжигаешь Ты, усердие непостижимое, но нерадивое сердце человеческое охотнее слышит о рабе беспечном, нежели о ревностном. О Господи мой возлюбленный, если бы хватило сил у меня позвать всех земнородных и воспеть гимн Тебе! Если бы мог я очистить очи Земли от проказы, чтобы блудница вновь стала девственной, какой создал ее Ты!
Воистину, Господи, велик Ты. Равно Ты велик и когда славословит Тебя мир, и когда поносит. Когда же поносит Тебя мир, тем более величие Твое во святых Твоих. В очах святых Твоих.

#Свт_Николай_Сербский

Василий Великий и, последуя ему, Феодор Студит в своих писаниях учат, что каждому назначен от Бога предел жизни. Но говорящие, что это предопределение есть то же самое, что и предведение Божие, неточно вникли в мысль и цель сказанного, а коснулись ее поверхностно. Ибо предопределение и предведнение не одно и то же; но предведение шире определения. Так, если кто предопределяет что-нибудь, то, без сомнения, и знает это наперед; но если он что-нибудь знает прежде, то это не значит, что он уже и предопределяет это самое. Равным образом мы говорим: человек есть животное, но отсюда не следует, что всякое животное есть человек. Посему мы справедливо называем человека животным, но никогда животного не назовем человеком. Так, справедливо мы будемот предведения ставить в зависимость предопределение, а ставить предопределение в зависимость от предопределения было бы несправедливо.
-------------------------------
Все, бываемое в мире, бывает или по благоволению Божию, или по допущению, или по оставлению. Что происходит по благоизволеению Божию, то бывает по Его благой, угодной и совершенной воле, как говорит святой апостол (Рим. 12:2); это мы и называем предопределением Божиим, будет то смерть или что другое. А прочее никоим образом не может быть так названо, а только допущением или оставлением. Посему не будем говорить, что всякой жизни назначен известный конец, ни того, что всякая смерть предопределена; предопределена жизнь и смерть только праведных и любезных Богу, которых и влас главы не погибает без воли Божией (Мф. 10:30).

#свт_Марк_Эфесский

https://t.me/chrisma_center/2484

Наружная молитва нередко исполняется насчет внутренней, а внутренняя – насчет наружной, то есть если я молюсь устами или читаю, то многие слова не ложатся на сердце, я двоюсь, лицемерю: устами выговариваю одно, а на сердце другое; уста говорят истину, а сердечное расположение не согласуется со словами молитвы. А если я молюсь внутренне, сердцем, то, не обращая внимания на выговаривание слов, я сосредоточиваю его на содержании, на силе их, приучая сердце постепенно к истине, и вхожу в то самое расположение духа, в каком написаны молитвенные слова, и таким образом приучаюсь мало-помалу молиться духом и истиной, по словам вечной Истины: (Ин. 4:24). Когда человек молится наружно, вслух, тогда ему не всегда можно уследить за всеми движениями сердечными, которые слишком быстры, так что ему по необходимости надо заняться выговором, внешней формой слова. Таким образом, у многих причетников, бегло читающих, образуется совершенно ложная молитва: устами они как будто молятся, по всему зришь их аки благочестивых, а сердце спит и не знает, что уста говорят. Это происходит оттого, что они торопятся и не размышляют сердцем о том, что говорят. Надо молиться о них, как они для нас молятся; нужно молиться, чтобы их слова доходили до сердца их и дышали его теплотою. Они для нас молятся словами святых людей, а мы о них.

#праведный_Иоанн_Кронштадтский