108. Без делания и жительства плача невозможно претерпеть вара безмолвия. Плачущий и помышляющий об ужасах, предшествующих смерти и последующих за нею, прежде чем они самым делом наступят, не может не иметь терпения и смирения, – кои суть два основания безмолвия. А без них вступивший в безмолвие будет всегда совоспитанницей своему нерадению иметь самомнение, от коих размножаются пленения и парения, ввергающие нас в расслабление. Отсюда далее дщерь нерадения – невоздержание тело делает вялым и бессильным, а ум омраченным и ожестелым. Тогда и Иисус скрывается, народу мыслей и помыслов, сущу на умном месте.

#прп_Григорий_Синаит

У апостола сказано: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь, за все благодарите... (1Сол. 5:16–18). Но должно ли непрестанно молиться и возможна ли такая заповедь? Это и вы готовы спросить, и я, по мере сил, постараюсь защитить.
Молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу. Прошения же, без сомнения, не ограничиваем словами; ибо не думаем, что Бог имеет нужду в словесном напоминании, но знает полезное, когда мы и не просим. Поэтому что же говорим мы? То, что надо не в словах заключать молитву, а, напротив, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых целую жизнь. Ибо сказано: едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию (1Кор. 10:31). Сидишь за столом – молись; вкушаешь хлеб – воздавай благодарение Давшему; подкрепляешь вином немощь тела – помни Подавшего тебе дар сей на веселье сердцу и в облегчение недугов. Миновала ли потребность в снедях? Да не прекращается памятование о Благодетеле. Надеваешь хитон – благодари Давшего; облекаешься в плащ – усугуби любовь к Богу, даровавшему нам покровы, пригодные для зимы и лета, сохраняющие жизнь нашу и закрывающие наше безобразие. Прошел ли день? Благодари Даровавшего нам солнце для отправления дневных дел и Давшего огонь освещать ночь и служить для прочих житейских потреб. Ночь пусть доставит тебе другие побуждения к молитве. Когда воззришь на небо и устремишь взор на красоту звезд, молись Владыке видимого и поклонись наилучшему Художнику всяческих, Богу, Который все премудро сотворил (Пс. 103:24). Когда увидишь, что вся животная природа объята сном, опять поклонись Тому, Кто и против воли нашей посредством сна разрешает нас от непрерывности трудов и через малое успокоение опять приводит в бодрость сил. Поэтому ночь да не вся будет у тебя собственным и исключительным уделом сна; не попускай, чтобы от сонного бесчувствия сделалась бесполезной половина жизни, напротив, ночное время да разделится у тебя на сон и на молитву. Даже и самые сны да будут упражнением в благочестии; ибо и сонные представления часто бывают как бы отголосками дневных забот: каковы житейские наши занятия, таковы по необходимости и сновидения. Таким образом непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но через все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывной и непрестанной молитвой.

#Свт_Василий_Великий

- Почему человек духовно падает?

- Чтобы снова встать. Если он не упадет, то никогда не встанет, никогда не укрепится в вере. Господь допускает все наши падения только для того, чтобы укрепить нас в вере.

#прп_Гавриил_Ургебадзе

И чтобы ты знал, что, когда мы сами нерадимы, то, хотя бы праведники или пророки были нашими заступниками, нам от того не бывает никакой пользы (их добродетель обнаруживается, конечно, и в этом случае, но нам от того не будет никакой пользы по причине собственной нашей худой жизни), вот – послушай, как Бог всяческих говорит к освященному от чрева [матери] пророку Иеремии: ты не молись за этот народ, ибо Я не услышу тебя (Иер. 7:16). Заметь человеколюбие Господа: Он предупреждает об этом пророка, чтобы тот, не будучи услышан в своих молитвах, не подумал, будто это произошло от собственной его вины. Потому-то и раскрывает ему заранее нечестие народа и запрещает молиться [за него], чтобы и сам пророк знал крайнее их [иудеев] нечестие, да и они научились бы, что пророк нисколько не поможет им, если сами они не хотят делать своего дела. Зная это, возлюбленные, будем, конечно, прибегать к ходатайству святых и просить, чтобы они молились о нас, но не будем надеяться только на их ходатайство, а и сами будем надлежащим образом исполнять наши обязанности и позаботимся о своем исправлении, чтобы ходатайства [святых] за нас не лишались своей силы.

#свт_Иоанн_Златоуст

Продолжим чтение...

А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже было готово и мы хотели уезжать, я вдруг, по Божиим неисповедимым судьбам, впал в лихорадку и совершенно не мог, хотя и всей душой желал, уехать вместе со своим другом. Мы твёрдо договорились, что он, убыв прежде меня, будет искать в Киеве способ, каким бы нам можно было уйти из нашего отечества, так чтобы по моём приезде всё без всякой задержки было готово к нашему исходу. Моего же приезда, если даже и случится мне из-за болезни немного задержаться, пусть он ожидает с твёрдой надеждой, нисколько не сомневаясь по причине моего недуга, но всю надежду о моём выздоровлении вместе со мной да возлагает на всемогущего Бога. А обратно в Полтаву, из-за малого промедления моего, никак пусть не возвращается, но с твёрдой надеждой, как я уже говорил, и с радостью ожидает моего приезда к нему. После нашего совета мой друг уехал в Киев, а я остался дома, без всяких сомнений надеясь на то, что он исполнит наш договор.

Вскоре, через немногие дни, по Божию милосердию обретя здравие и как должно приготовившись, уехал в Киев и я. Мать моя провожала меня до самого городка Решетиловки, отстоящего на тридцать вёрст от города Полтавы. Переночевав там, я отправился в путь вместе с решившей ещё немного проводить меня матерью. А когда мы ненадолго остановились в одном месте, моя мать, будто узнав, что я ухожу от неё безвозвратно и что она уже более не увидит меня в сей маловременной жизни, начала со многими слезами умолять меня, прося и всячески увещевая не оставлять её, но пребывать в школьном учении до подобающего времени, а каждое лето приезжать к ней по обычаю, да, по крайней мере, хоть малое время она будет иметь утешение для своей души от лицезрения меня. Также и я, видя такие её неутешные слёзы и точно зная, что я уже более не увижу её в этой жизни, плакал и рыдал от естественной моей любви к ней и, припадая к её ногам, просил её материнского прощения и последнего благословения. Часто со слезами лобызая её святую десницу, я осмотрительно, по наставлению духовника, утешал её благоприятными ей словами. И получив таким образом в дорогу её материнские молитвы и благословение, я разрыдался.

Итак, она поехала к себе домой, одновременно и плача, и утешая себя, имея некую надежду из-за моих слов о моём повиновении ей, а я отправился в путь, хотя и сильно сожалея о своей матери и представляя её будущую нестерпимую печаль и душевную скорбь из-за моего безвозвратного уже ухода, однако при этом и радуясь, и прославляя Бога, несомненно надеясь на Него, что по Своей благодати Он сподобит меня на самом деле исполнить моё намерение.

И вот, в то время как я с таким душевным веселием ехал своей дорогой, совершенно неожиданно я увидел своего друга возвращающимся на возах с некими людьми из Киева назад — и сильно от неожиданности испугался. Также и он, увидев меня, весьма устыдился. Люди эти ненадолго остановились, мы по обычаю поздоровались, и я, отведя его в сторону, начал с великим сожалением вопрошать его, зачем он так поступил и зачем так легко, без всякой причины нарушил нашу столь твёрдую договорённость? Он же, сильно стыдясь, начал, извиняясь, говорить мне:

— Когда я по нашему уговору, оставив тебя дома, приехал в Киев и побыл там несколько дней, тогда, не зная, что делать, начинать ли задуманное нами дело или нет, возмалодушествовав и помыслив, что, может быть, ты и немалое время пребудешь в своём недуге и не сможешь вскоре приехать ко мне в Киев, задумал возвратиться в наш город для того, чтоб увидеть, как ты себя чувствуешь (и если найду тебя всё ещё больным, то ожидать твоего выздоровления, а если здравым, то уже вместе с тобою поехать в Киев) и чтоб увидеть ещё раз свою любимую мать. И я, увидев сих возвращающихся в наш город христолюбцев, упросил их взять с собой и меня. Сие и есть причина моего возвращения домой.

— Подобало тебе, превозлюбленный друг, — сказал я ему, — долготерпеливо ожидать моего приезда, ибо через несколько дней я приехал бы к тебе. Но раз ты, возмалодушествовав, возвращаешься главным образом из-за меня, которого, с Божией помощью, ты нашёл едущим по дороге к тебе, то, оставив вторую причину своего возвращения (так как нет никакой необходимости, чтобы ты ещё раз увидел свою мать) и забрав с возов свои вещи, садись на мой воз, потому как он достаточно просторен и может легко вместить нас обоих. Итак, всячески радуясь, отправимся своей дорогой и в этот раз, с Божией помощью без всякого препятствия, исполним наше намерение!

А он, против моего ожидания, ответил мне так:
— Поскольку я уже так близок к нашему городу, не мешай мне, молю тебя, добраться до дома, увидеть мою мать и сподобиться от неё уже последнего материнского благословения в сию дорогу! Получив его, в тот же час, без всякой задержки я приеду к тебе и надеюсь, что застигну тебя, когда ты будешь ещё в пути.

Если сегодня мир отчасти тянется к православным и любопытствует о их вере, то это не повод к тому, чтоб нам в угоду миру изображать какую-то таинственную напыщенность, ложную духовность.
Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма:Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (пс. II).
Мы – нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это – пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей – сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.
Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.

#архимандрит_Лазарь_Абашидзе

Помни сказанное: Непрестанно молитесь (1Фес. 5, 17). Не увеселяйся цветами жизни. Пусть в устах у тебя всегда будет псалом, потому что произносимое имя Божие обращает в бегство бесов. Если и к делу простираешь руки, то пусть язык творит псалом, а ум молится.

#прп_Ефрем_Сирин

https://t.me/raphael_karelin/198

Либералы хотят свести нравственность к минимуму, например, справедливому дележу похлебки из общего корыта, и этим успокоить остатки человеческой совести. Но мы чувствуем грех как реальную силу. Мы повсюду встречаемся с этой вездесущей невидимкой и, прежде всего, в своей душе. Есть глубина греха, как бы его онтология, скрытая от глаз, — это ненависть к Богу.
.......................................................
Грех — это оккультное явление, это вызов Богу во имя мнимой свободы, это желание человека осквернить и уничтожить образ Божий в своей душе. Грех — бессмыслен и безобразен, но он привлекателен именно своей бесстыдностью. Почему пользуются таким спросом самые циничные книги и развратные картины? Именно потому, что они созвучны страстям и образам, таящимся в глубине человеческого подсознания.
......................................................
Святые говорят, что спасение начинается со зрения своих грехов. Первое действие благодати это луч, направленный в глубину души, в котором человек видит себя, покрытого струпьями греха, как прокаженного в язвах. Перед ним открываются его страсти, как чудовище, обитающее в сердце. Если душа не борется с грехом, а покоряется ему, то она сама становится демоноподобной и демонообразной. Угрызения совести говорят нам об этом, но только после смерти откроется весь демонизм греха, и душа содрогнется от ужаса, что останется в вечности с грехом, как с несмываемым клеймом отвержения.