Он же, как муж премудрейший, сказал мне на сие множество слов, исправляя моё невежество и разъясняя, сколь великую пользу имеют внешние учения.
— То, что ты, — сказал он мне, — доселе, как говоришь, не ощущаешь в душе пользы, то не удивительно, ибо не дошёл ты пока до больших учений. Через некое время, дойдя до них и на деле познав их великую пользу, ты возрадуешься и прославишь Бога, избавившись от того невежества, в котором ныне пребываешь!
И многие другие, подобные этим слова он сказал мне, всячески побуждая меня к школьному учению. Наконец, когда он увидел, что я совсем не преклонился на его увещания, но пребываю в собственном упрямстве, сильно оскорбился и хотел наказать меня за это жестоким биением. А я, помня свою всегдашнюю немощь и побоявшись из-за наказания лишиться и малого своего здравия, пусть и нехотя, но повиновался его воле. Ещё же и о том рассуждал я, что творимое надо мной насилие продлится недолго, а дождавшись, по Божией воле, лета, я буду совершенно без всяких препятствий свободен в исполнении своего намерения. И так как я учился теперь только по привычке, не стало у меня отныне никакого преуспеяния.
Когда пришло лето, я оставил учебу и уехал к матери в Полтаву, которая, увидев меня, исполнилась неизречённой радости и со слезами благодарила Бога за то, что по прошествии столь длительного времени, она едва дождалась увидеть меня. И я сам также сильно возрадовался, с Божией помощью сподобившись увидеть её, ведь я весьма по Богу любил её и почитал как свою мать. Пребывая у себя дома, я упражнялся в чтении святых книг, а ещё у меня были и некие очень душеполезные слова, возбуждающие душу к ревности Божией и к монашескому подвигу, которые я выписал на пользу своей душе в Киеве из взятых у иеросхимонаха Пахомия книг. Часто читая их, немалое поощрение к монашескому житию почерпнул я из них.Был у меня и единодушный друг из прежних моих товарищей, также приехавший из Киевских училищ к своей матери, по имени Димитрий, и долгое время в Киеве живший со мной в одном доме. Он часто приходил ко мне и наша беседа и совет были ни о чём другом, как о том, каким бы образом возможно было нам, уйдя не только из мiра, но и из отечества нашего монашества ради в странничество, сподобиться по нашему желанию святого монашеского образа. И когда я так упражнялся, я задумал откровенно объявить о своём решении матери, которая, хоть и давно знала о нём, но лишь отчасти. И потому она надеялась, что я по окончании, хотя и не совершенном, школьного учения оставлю своё намерение быть монахом и, поженившись по христианскому закону и став священником, буду наследником своего отца. О ней же, как о своей матери, подобает мне иметь попечение, и я буду подпорой её старости и желанным для неё утешением. Более же всего она жаждала, чтоб не упразднился и сам род наш. Ибо у неё было двенадцать детей и всех их, кроме меня, предпослала она ко Христу. А я остался у неё единственным из них, чтоб в старости по Богу окормлять и утешать её и наследовать наш дом. И не было никого иного восстановить род Величковских. И вот, когда я объявил ей, имеющей такую надежду, что моё желание монашества непреложно, трудно описать, какая печаль и скорбь постигли её душу. Ибо она сетовала и тужила, а часто и плакала, увещая меня не оставлять её, дабы не прервался и род наш (что и случилось), и говорила мне, что сие неизбежно последует, если я изойду из мiра в монашество. Я же, видя таковую её печаль и скорбь, хотя и сильно любил её как свою мать и соболезновал о ней в душе, но, однако, в намерении своём был непреклонен. Я по силе своей увещевал её, прося и моля не скорбеть о моём желании, но, скорее, радоваться об этом, и веселиться, и прославлять Бога, давшего мне Своей благодатью такой помысел, и просил надежду о своём окормлении полагать на Его всемогущий Промысл.
— То, что ты, — сказал он мне, — доселе, как говоришь, не ощущаешь в душе пользы, то не удивительно, ибо не дошёл ты пока до больших учений. Через некое время, дойдя до них и на деле познав их великую пользу, ты возрадуешься и прославишь Бога, избавившись от того невежества, в котором ныне пребываешь!
И многие другие, подобные этим слова он сказал мне, всячески побуждая меня к школьному учению. Наконец, когда он увидел, что я совсем не преклонился на его увещания, но пребываю в собственном упрямстве, сильно оскорбился и хотел наказать меня за это жестоким биением. А я, помня свою всегдашнюю немощь и побоявшись из-за наказания лишиться и малого своего здравия, пусть и нехотя, но повиновался его воле. Ещё же и о том рассуждал я, что творимое надо мной насилие продлится недолго, а дождавшись, по Божией воле, лета, я буду совершенно без всяких препятствий свободен в исполнении своего намерения. И так как я учился теперь только по привычке, не стало у меня отныне никакого преуспеяния.
Когда пришло лето, я оставил учебу и уехал к матери в Полтаву, которая, увидев меня, исполнилась неизречённой радости и со слезами благодарила Бога за то, что по прошествии столь длительного времени, она едва дождалась увидеть меня. И я сам также сильно возрадовался, с Божией помощью сподобившись увидеть её, ведь я весьма по Богу любил её и почитал как свою мать. Пребывая у себя дома, я упражнялся в чтении святых книг, а ещё у меня были и некие очень душеполезные слова, возбуждающие душу к ревности Божией и к монашескому подвигу, которые я выписал на пользу своей душе в Киеве из взятых у иеросхимонаха Пахомия книг. Часто читая их, немалое поощрение к монашескому житию почерпнул я из них.Был у меня и единодушный друг из прежних моих товарищей, также приехавший из Киевских училищ к своей матери, по имени Димитрий, и долгое время в Киеве живший со мной в одном доме. Он часто приходил ко мне и наша беседа и совет были ни о чём другом, как о том, каким бы образом возможно было нам, уйдя не только из мiра, но и из отечества нашего монашества ради в странничество, сподобиться по нашему желанию святого монашеского образа. И когда я так упражнялся, я задумал откровенно объявить о своём решении матери, которая, хоть и давно знала о нём, но лишь отчасти. И потому она надеялась, что я по окончании, хотя и не совершенном, школьного учения оставлю своё намерение быть монахом и, поженившись по христианскому закону и став священником, буду наследником своего отца. О ней же, как о своей матери, подобает мне иметь попечение, и я буду подпорой её старости и желанным для неё утешением. Более же всего она жаждала, чтоб не упразднился и сам род наш. Ибо у неё было двенадцать детей и всех их, кроме меня, предпослала она ко Христу. А я остался у неё единственным из них, чтоб в старости по Богу окормлять и утешать её и наследовать наш дом. И не было никого иного восстановить род Величковских. И вот, когда я объявил ей, имеющей такую надежду, что моё желание монашества непреложно, трудно описать, какая печаль и скорбь постигли её душу. Ибо она сетовала и тужила, а часто и плакала, увещая меня не оставлять её, дабы не прервался и род наш (что и случилось), и говорила мне, что сие неизбежно последует, если я изойду из мiра в монашество. Я же, видя таковую её печаль и скорбь, хотя и сильно любил её как свою мать и соболезновал о ней в душе, но, однако, в намерении своём был непреклонен. Я по силе своей увещевал её, прося и моля не скорбеть о моём желании, но, скорее, радоваться об этом, и веселиться, и прославлять Бога, давшего мне Своей благодатью такой помысел, и просил надежду о своём окормлении полагать на Его всемогущий Промысл.
Увидев, что она никак не может утешиться, но день ото дня её скорбь растёт, я известил о своём решении и об её скорби своего духовника. Он посоветовал мне, ради утешения матери и чтоб она не предалась ещё большей печали, разговаривать с ней осмотрительнее и, на первый взгляд, по её воле. Приняв от своего духовника такой совет, я так и поступал, не дерзая уже более напоминать ей о своём желании, но говорил с ней такими словами, которые были угодны ей и утешали её душу. Я объявил ей, что подобает мне сначала окончить школу, чтоб не быть мне крайним невеждой, не умеющим промолвить и единого слова Христову народу. Но да буду я не только в священстве, но и в образовании, насколько возможно, наследником прадеда, деда и отца, которые, будучи учёными, трудились в проповеди Божия слова! А потом, после окончания учебы, если благоволит Бог, то удостоит Он и меня, хотя и недостойного, как степени их, так и труда в проповеди христианского учения. Мать моя, услышав от меня такие и подобные этим слова, немало в душе утешилась в своей печали, ибо надеялась, что со временем её мечта исполнится.
Нищим свойственно просить, а обнищавшему грехопадением человеку свойственно молиться.
Молитва – обращение падшего и кающегося человека к Богу. Молитва – плач падшего и кающегося человека перед Богом. Молитва – излияние сердечных желаний, прошений, воздыханий падшего, убитого грехом человека перед Богом.
#свт_Игнатий_Брянчанинов
Молитва – обращение падшего и кающегося человека к Богу. Молитва – плач падшего и кающегося человека перед Богом. Молитва – излияние сердечных желаний, прошений, воздыханий падшего, убитого грехом человека перед Богом.
#свт_Игнатий_Брянчанинов
108. Без делания и жительства плача невозможно претерпеть вара безмолвия. Плачущий и помышляющий об ужасах, предшествующих смерти и последующих за нею, прежде чем они самым делом наступят, не может не иметь терпения и смирения, – кои суть два основания безмолвия. А без них вступивший в безмолвие будет всегда совоспитанницей своему нерадению иметь самомнение, от коих размножаются пленения и парения, ввергающие нас в расслабление. Отсюда далее дщерь нерадения – невоздержание тело делает вялым и бессильным, а ум омраченным и ожестелым. Тогда и Иисус скрывается, народу мыслей и помыслов, сущу на умном месте.
#прп_Григорий_Синаит
#прп_Григорий_Синаит
У апостола сказано: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь, за все благодарите... (1Сол. 5:16–18). Но должно ли непрестанно молиться и возможна ли такая заповедь? Это и вы готовы спросить, и я, по мере сил, постараюсь защитить.
Молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу. Прошения же, без сомнения, не ограничиваем словами; ибо не думаем, что Бог имеет нужду в словесном напоминании, но знает полезное, когда мы и не просим. Поэтому что же говорим мы? То, что надо не в словах заключать молитву, а, напротив, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых целую жизнь. Ибо сказано: едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию (1Кор. 10:31). Сидишь за столом – молись; вкушаешь хлеб – воздавай благодарение Давшему; подкрепляешь вином немощь тела – помни Подавшего тебе дар сей на веселье сердцу и в облегчение недугов. Миновала ли потребность в снедях? Да не прекращается памятование о Благодетеле. Надеваешь хитон – благодари Давшего; облекаешься в плащ – усугуби любовь к Богу, даровавшему нам покровы, пригодные для зимы и лета, сохраняющие жизнь нашу и закрывающие наше безобразие. Прошел ли день? Благодари Даровавшего нам солнце для отправления дневных дел и Давшего огонь освещать ночь и служить для прочих житейских потреб. Ночь пусть доставит тебе другие побуждения к молитве. Когда воззришь на небо и устремишь взор на красоту звезд, молись Владыке видимого и поклонись наилучшему Художнику всяческих, Богу, Который все премудро сотворил (Пс. 103:24). Когда увидишь, что вся животная природа объята сном, опять поклонись Тому, Кто и против воли нашей посредством сна разрешает нас от непрерывности трудов и через малое успокоение опять приводит в бодрость сил. Поэтому ночь да не вся будет у тебя собственным и исключительным уделом сна; не попускай, чтобы от сонного бесчувствия сделалась бесполезной половина жизни, напротив, ночное время да разделится у тебя на сон и на молитву. Даже и самые сны да будут упражнением в благочестии; ибо и сонные представления часто бывают как бы отголосками дневных забот: каковы житейские наши занятия, таковы по необходимости и сновидения. Таким образом непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но через все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывной и непрестанной молитвой.
#Свт_Василий_Великий
Молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу. Прошения же, без сомнения, не ограничиваем словами; ибо не думаем, что Бог имеет нужду в словесном напоминании, но знает полезное, когда мы и не просим. Поэтому что же говорим мы? То, что надо не в словах заключать молитву, а, напротив, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых целую жизнь. Ибо сказано: едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию (1Кор. 10:31). Сидишь за столом – молись; вкушаешь хлеб – воздавай благодарение Давшему; подкрепляешь вином немощь тела – помни Подавшего тебе дар сей на веселье сердцу и в облегчение недугов. Миновала ли потребность в снедях? Да не прекращается памятование о Благодетеле. Надеваешь хитон – благодари Давшего; облекаешься в плащ – усугуби любовь к Богу, даровавшему нам покровы, пригодные для зимы и лета, сохраняющие жизнь нашу и закрывающие наше безобразие. Прошел ли день? Благодари Даровавшего нам солнце для отправления дневных дел и Давшего огонь освещать ночь и служить для прочих житейских потреб. Ночь пусть доставит тебе другие побуждения к молитве. Когда воззришь на небо и устремишь взор на красоту звезд, молись Владыке видимого и поклонись наилучшему Художнику всяческих, Богу, Который все премудро сотворил (Пс. 103:24). Когда увидишь, что вся животная природа объята сном, опять поклонись Тому, Кто и против воли нашей посредством сна разрешает нас от непрерывности трудов и через малое успокоение опять приводит в бодрость сил. Поэтому ночь да не вся будет у тебя собственным и исключительным уделом сна; не попускай, чтобы от сонного бесчувствия сделалась бесполезной половина жизни, напротив, ночное время да разделится у тебя на сон и на молитву. Даже и самые сны да будут упражнением в благочестии; ибо и сонные представления часто бывают как бы отголосками дневных забот: каковы житейские наши занятия, таковы по необходимости и сновидения. Таким образом непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но через все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывной и непрестанной молитвой.
#Свт_Василий_Великий
- Почему человек духовно падает?
- Чтобы снова встать. Если он не упадет, то никогда не встанет, никогда не укрепится в вере. Господь допускает все наши падения только для того, чтобы укрепить нас в вере.
#прп_Гавриил_Ургебадзе
- Чтобы снова встать. Если он не упадет, то никогда не встанет, никогда не укрепится в вере. Господь допускает все наши падения только для того, чтобы укрепить нас в вере.
#прп_Гавриил_Ургебадзе
И чтобы ты знал, что, когда мы сами нерадимы, то, хотя бы праведники или пророки были нашими заступниками, нам от того не бывает никакой пользы (их добродетель обнаруживается, конечно, и в этом случае, но нам от того не будет никакой пользы по причине собственной нашей худой жизни), вот – послушай, как Бог всяческих говорит к освященному от чрева [матери] пророку Иеремии: ты не молись за этот народ, ибо Я не услышу тебя (Иер. 7:16). Заметь человеколюбие Господа: Он предупреждает об этом пророка, чтобы тот, не будучи услышан в своих молитвах, не подумал, будто это произошло от собственной его вины. Потому-то и раскрывает ему заранее нечестие народа и запрещает молиться [за него], чтобы и сам пророк знал крайнее их [иудеев] нечестие, да и они научились бы, что пророк нисколько не поможет им, если сами они не хотят делать своего дела. Зная это, возлюбленные, будем, конечно, прибегать к ходатайству святых и просить, чтобы они молились о нас, но не будем надеяться только на их ходатайство, а и сами будем надлежащим образом исполнять наши обязанности и позаботимся о своем исправлении, чтобы ходатайства [святых] за нас не лишались своей силы.
#свт_Иоанн_Златоуст
#свт_Иоанн_Златоуст
Продолжим чтение...
А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже было готово и мы хотели уезжать, я вдруг, по Божиим неисповедимым судьбам, впал в лихорадку и совершенно не мог, хотя и всей душой желал, уехать вместе со своим другом. Мы твёрдо договорились, что он, убыв прежде меня, будет искать в Киеве способ, каким бы нам можно было уйти из нашего отечества, так чтобы по моём приезде всё без всякой задержки было готово к нашему исходу. Моего же приезда, если даже и случится мне из-за болезни немного задержаться, пусть он ожидает с твёрдой надеждой, нисколько не сомневаясь по причине моего недуга, но всю надежду о моём выздоровлении вместе со мной да возлагает на всемогущего Бога. А обратно в Полтаву, из-за малого промедления моего, никак пусть не возвращается, но с твёрдой надеждой, как я уже говорил, и с радостью ожидает моего приезда к нему. После нашего совета мой друг уехал в Киев, а я остался дома, без всяких сомнений надеясь на то, что он исполнит наш договор.
Вскоре, через немногие дни, по Божию милосердию обретя здравие и как должно приготовившись, уехал в Киев и я. Мать моя провожала меня до самого городка Решетиловки, отстоящего на тридцать вёрст от города Полтавы. Переночевав там, я отправился в путь вместе с решившей ещё немного проводить меня матерью. А когда мы ненадолго остановились в одном месте, моя мать, будто узнав, что я ухожу от неё безвозвратно и что она уже более не увидит меня в сей маловременной жизни, начала со многими слезами умолять меня, прося и всячески увещевая не оставлять её, но пребывать в школьном учении до подобающего времени, а каждое лето приезжать к ней по обычаю, да, по крайней мере, хоть малое время она будет иметь утешение для своей души от лицезрения меня. Также и я, видя такие её неутешные слёзы и точно зная, что я уже более не увижу её в этой жизни, плакал и рыдал от естественной моей любви к ней и, припадая к её ногам, просил её материнского прощения и последнего благословения. Часто со слезами лобызая её святую десницу, я осмотрительно, по наставлению духовника, утешал её благоприятными ей словами. И получив таким образом в дорогу её материнские молитвы и благословение, я разрыдался.
Итак, она поехала к себе домой, одновременно и плача, и утешая себя, имея некую надежду из-за моих слов о моём повиновении ей, а я отправился в путь, хотя и сильно сожалея о своей матери и представляя её будущую нестерпимую печаль и душевную скорбь из-за моего безвозвратного уже ухода, однако при этом и радуясь, и прославляя Бога, несомненно надеясь на Него, что по Своей благодати Он сподобит меня на самом деле исполнить моё намерение.
И вот, в то время как я с таким душевным веселием ехал своей дорогой, совершенно неожиданно я увидел своего друга возвращающимся на возах с некими людьми из Киева назад — и сильно от неожиданности испугался. Также и он, увидев меня, весьма устыдился. Люди эти ненадолго остановились, мы по обычаю поздоровались, и я, отведя его в сторону, начал с великим сожалением вопрошать его, зачем он так поступил и зачем так легко, без всякой причины нарушил нашу столь твёрдую договорённость? Он же, сильно стыдясь, начал, извиняясь, говорить мне:
— Когда я по нашему уговору, оставив тебя дома, приехал в Киев и побыл там несколько дней, тогда, не зная, что делать, начинать ли задуманное нами дело или нет, возмалодушествовав и помыслив, что, может быть, ты и немалое время пребудешь в своём недуге и не сможешь вскоре приехать ко мне в Киев, задумал возвратиться в наш город для того, чтоб увидеть, как ты себя чувствуешь (и если найду тебя всё ещё больным, то ожидать твоего выздоровления, а если здравым, то уже вместе с тобою поехать в Киев) и чтоб увидеть ещё раз свою любимую мать. И я, увидев сих возвращающихся в наш город христолюбцев, упросил их взять с собой и меня. Сие и есть причина моего возвращения домой.
А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже было готово и мы хотели уезжать, я вдруг, по Божиим неисповедимым судьбам, впал в лихорадку и совершенно не мог, хотя и всей душой желал, уехать вместе со своим другом. Мы твёрдо договорились, что он, убыв прежде меня, будет искать в Киеве способ, каким бы нам можно было уйти из нашего отечества, так чтобы по моём приезде всё без всякой задержки было готово к нашему исходу. Моего же приезда, если даже и случится мне из-за болезни немного задержаться, пусть он ожидает с твёрдой надеждой, нисколько не сомневаясь по причине моего недуга, но всю надежду о моём выздоровлении вместе со мной да возлагает на всемогущего Бога. А обратно в Полтаву, из-за малого промедления моего, никак пусть не возвращается, но с твёрдой надеждой, как я уже говорил, и с радостью ожидает моего приезда к нему. После нашего совета мой друг уехал в Киев, а я остался дома, без всяких сомнений надеясь на то, что он исполнит наш договор.
Вскоре, через немногие дни, по Божию милосердию обретя здравие и как должно приготовившись, уехал в Киев и я. Мать моя провожала меня до самого городка Решетиловки, отстоящего на тридцать вёрст от города Полтавы. Переночевав там, я отправился в путь вместе с решившей ещё немного проводить меня матерью. А когда мы ненадолго остановились в одном месте, моя мать, будто узнав, что я ухожу от неё безвозвратно и что она уже более не увидит меня в сей маловременной жизни, начала со многими слезами умолять меня, прося и всячески увещевая не оставлять её, но пребывать в школьном учении до подобающего времени, а каждое лето приезжать к ней по обычаю, да, по крайней мере, хоть малое время она будет иметь утешение для своей души от лицезрения меня. Также и я, видя такие её неутешные слёзы и точно зная, что я уже более не увижу её в этой жизни, плакал и рыдал от естественной моей любви к ней и, припадая к её ногам, просил её материнского прощения и последнего благословения. Часто со слезами лобызая её святую десницу, я осмотрительно, по наставлению духовника, утешал её благоприятными ей словами. И получив таким образом в дорогу её материнские молитвы и благословение, я разрыдался.
Итак, она поехала к себе домой, одновременно и плача, и утешая себя, имея некую надежду из-за моих слов о моём повиновении ей, а я отправился в путь, хотя и сильно сожалея о своей матери и представляя её будущую нестерпимую печаль и душевную скорбь из-за моего безвозвратного уже ухода, однако при этом и радуясь, и прославляя Бога, несомненно надеясь на Него, что по Своей благодати Он сподобит меня на самом деле исполнить моё намерение.
И вот, в то время как я с таким душевным веселием ехал своей дорогой, совершенно неожиданно я увидел своего друга возвращающимся на возах с некими людьми из Киева назад — и сильно от неожиданности испугался. Также и он, увидев меня, весьма устыдился. Люди эти ненадолго остановились, мы по обычаю поздоровались, и я, отведя его в сторону, начал с великим сожалением вопрошать его, зачем он так поступил и зачем так легко, без всякой причины нарушил нашу столь твёрдую договорённость? Он же, сильно стыдясь, начал, извиняясь, говорить мне:
— Когда я по нашему уговору, оставив тебя дома, приехал в Киев и побыл там несколько дней, тогда, не зная, что делать, начинать ли задуманное нами дело или нет, возмалодушествовав и помыслив, что, может быть, ты и немалое время пребудешь в своём недуге и не сможешь вскоре приехать ко мне в Киев, задумал возвратиться в наш город для того, чтоб увидеть, как ты себя чувствуешь (и если найду тебя всё ещё больным, то ожидать твоего выздоровления, а если здравым, то уже вместе с тобою поехать в Киев) и чтоб увидеть ещё раз свою любимую мать. И я, увидев сих возвращающихся в наш город христолюбцев, упросил их взять с собой и меня. Сие и есть причина моего возвращения домой.
— Подобало тебе, превозлюбленный друг, — сказал я ему, — долготерпеливо ожидать моего приезда, ибо через несколько дней я приехал бы к тебе. Но раз ты, возмалодушествовав, возвращаешься главным образом из-за меня, которого, с Божией помощью, ты нашёл едущим по дороге к тебе, то, оставив вторую причину своего возвращения (так как нет никакой необходимости, чтобы ты ещё раз увидел свою мать) и забрав с возов свои вещи, садись на мой воз, потому как он достаточно просторен и может легко вместить нас обоих. Итак, всячески радуясь, отправимся своей дорогой и в этот раз, с Божией помощью без всякого препятствия, исполним наше намерение!
А он, против моего ожидания, ответил мне так:
— Поскольку я уже так близок к нашему городу, не мешай мне, молю тебя, добраться до дома, увидеть мою мать и сподобиться от неё уже последнего материнского благословения в сию дорогу! Получив его, в тот же час, без всякой задержки я приеду к тебе и надеюсь, что застигну тебя, когда ты будешь ещё в пути.
А он, против моего ожидания, ответил мне так:
— Поскольку я уже так близок к нашему городу, не мешай мне, молю тебя, добраться до дома, увидеть мою мать и сподобиться от неё уже последнего материнского благословения в сию дорогу! Получив его, в тот же час, без всякой задержки я приеду к тебе и надеюсь, что застигну тебя, когда ты будешь ещё в пути.
Добротолюбие 📜 pinned «Продолжим чтение... А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже…»
Если сегодня мир отчасти тянется к православным и любопытствует о их вере, то это не повод к тому, чтоб нам в угоду миру изображать какую-то таинственную напыщенность, ложную духовность.
Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма:Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (пс. II).
Мы – нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это – пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей – сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.
Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.
#архимандрит_Лазарь_Абашидзе
Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма:Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (пс. II).
Мы – нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это – пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей – сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.
Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.
#архимандрит_Лазарь_Абашидзе