Предыдущий пост⤴️
В поте лица обречен христианин обрабатывать землю своей души, взращивая плоды добродетелей. Внешние аскетические подвиги есть вспахивание и удобрение почвы, возделывание земли сердца, а сеяние семян и труды по уходу за насаждением есть делание внутреннее. «Кто вздумает посеять семена на земле, не возделав ее, тот лишь погубит семена». Аскеза необходима, но сама по себе бесплодна. «Земля, возделанная самым тщательным образом, сильно удобренная, мелко разрыхленная, но оставленная не засеянной», она-то как раз «с наибольшей силой и родит плевелы» — сорняки прелести. «Чем сильнее телесный подвиг инока, тем сильнее и неизлечимее в нем самомнение». Так, например, даже «поклоны, совершаемые для числа, не одушевленные правильным умным и сердечным деланием, более вредны, нежели полезны». Не очевидно ли, что тот, кто вздумает постоянно лишь перепахивать землю, ничего не взрастит и не пожнет. Но, как ни странно, далеко не всякий христианин оказывается способным вместить простейшую истину: «телесные подвиги необходимы для того, чтобы землю сердечную соделать способной к принятию духовных семян и к принесению духовных плодов» (свт. Игнатий (Брянчанинов).
В откровениях, дарованных святым свыше, подтверждается, что «истинная цель жизни нашей христианской есть стяжание Духа Святого Божиего», который и «есть та самая благодать» — сила, очищающая душу до степени бесстрастия, сила обоживающая. «Вот в стяжании, или в наживании, ее-то одной и состоит цель». Но отнюдь «не в увеличении счета добрых дел». Пост, молитвословие, милостыня, хранение девства и прочие внешние добродетели суть только средства, приуготовляющие к приятию Святого Духа. Сама же благодать стяжается «более всего через непрестанную молитву», то есть делание духовное, внутреннее (прп. Серафим Саровский). К сожалению, «большинство людей, желающих угодить Богу, по недостатку истинного ведения утруждаются только лишь телом» — во внешних подвигах. Однако «человеку Божиему следует подвизаться внутренним сокрытым деланием. Это и есть истинная борьба души с незримыми помыслами, внушаемыми лукавыми силами. В этом борении с самого начала подвизались святые отцы, хотя внешне они и казались обычными людьми» (прп. Макарий Великий). Даже «если тело по немощи своей ослабело и не может поститься, то ум одним своим бдением может стяжать должное устроение души и дать уразумение сердцу к познанию духовной силы». А «телесные труды без чистоты ума то же, что бесплодная утроба и иссохшие сосцы, ибо не могут приблизить к ведению Божию», — и те, кто «не заботятся, чтобы искоренить страсти в уме», те «ничего и не пожнут». Доброделание по отношению к ближним «не может очистить душу», — то лишь наша обязанность, ничего не стоящая пред Богом. «Добродетель же, которую человек творит сам в себе, вменяется в совершенную добродетель» — она и даров заслуживает, «и очищение производит. Посему устранись от первого и последуй второму... Второе заменяет собою первое, если и не будет сего первого». Но «кто не имеет внутреннего делания, тот лишен и духовных дарований» (прп. Исаак Сирин).
По понятиям православной аскетики, борьба со страстями «должна носить характер чисто внутренний и совершаться внутренними средствами: внешние упражнения необходимы постольку, поскольку они служат пособием к борьбе со страстью» (прп. Иоанн Кассиан Римлянин). А сама борьба есть дело умно-сердечное. Посему «как трудится кто телом, так должен и умом трудиться», и сердцем. Иначе, при всем подвижничестве своем, останется «переполненным нечистотой». Беда еще в том, что, растратив силы на внешнюю деятельность и словесное молитвословие, человек пожнет «невнимательность в молитве и бессилие в ней».
В поте лица обречен христианин обрабатывать землю своей души, взращивая плоды добродетелей. Внешние аскетические подвиги есть вспахивание и удобрение почвы, возделывание земли сердца, а сеяние семян и труды по уходу за насаждением есть делание внутреннее. «Кто вздумает посеять семена на земле, не возделав ее, тот лишь погубит семена». Аскеза необходима, но сама по себе бесплодна. «Земля, возделанная самым тщательным образом, сильно удобренная, мелко разрыхленная, но оставленная не засеянной», она-то как раз «с наибольшей силой и родит плевелы» — сорняки прелести. «Чем сильнее телесный подвиг инока, тем сильнее и неизлечимее в нем самомнение». Так, например, даже «поклоны, совершаемые для числа, не одушевленные правильным умным и сердечным деланием, более вредны, нежели полезны». Не очевидно ли, что тот, кто вздумает постоянно лишь перепахивать землю, ничего не взрастит и не пожнет. Но, как ни странно, далеко не всякий христианин оказывается способным вместить простейшую истину: «телесные подвиги необходимы для того, чтобы землю сердечную соделать способной к принятию духовных семян и к принесению духовных плодов» (свт. Игнатий (Брянчанинов).
В откровениях, дарованных святым свыше, подтверждается, что «истинная цель жизни нашей христианской есть стяжание Духа Святого Божиего», который и «есть та самая благодать» — сила, очищающая душу до степени бесстрастия, сила обоживающая. «Вот в стяжании, или в наживании, ее-то одной и состоит цель». Но отнюдь «не в увеличении счета добрых дел». Пост, молитвословие, милостыня, хранение девства и прочие внешние добродетели суть только средства, приуготовляющие к приятию Святого Духа. Сама же благодать стяжается «более всего через непрестанную молитву», то есть делание духовное, внутреннее (прп. Серафим Саровский). К сожалению, «большинство людей, желающих угодить Богу, по недостатку истинного ведения утруждаются только лишь телом» — во внешних подвигах. Однако «человеку Божиему следует подвизаться внутренним сокрытым деланием. Это и есть истинная борьба души с незримыми помыслами, внушаемыми лукавыми силами. В этом борении с самого начала подвизались святые отцы, хотя внешне они и казались обычными людьми» (прп. Макарий Великий). Даже «если тело по немощи своей ослабело и не может поститься, то ум одним своим бдением может стяжать должное устроение души и дать уразумение сердцу к познанию духовной силы». А «телесные труды без чистоты ума то же, что бесплодная утроба и иссохшие сосцы, ибо не могут приблизить к ведению Божию», — и те, кто «не заботятся, чтобы искоренить страсти в уме», те «ничего и не пожнут». Доброделание по отношению к ближним «не может очистить душу», — то лишь наша обязанность, ничего не стоящая пред Богом. «Добродетель же, которую человек творит сам в себе, вменяется в совершенную добродетель» — она и даров заслуживает, «и очищение производит. Посему устранись от первого и последуй второму... Второе заменяет собою первое, если и не будет сего первого». Но «кто не имеет внутреннего делания, тот лишен и духовных дарований» (прп. Исаак Сирин).
По понятиям православной аскетики, борьба со страстями «должна носить характер чисто внутренний и совершаться внутренними средствами: внешние упражнения необходимы постольку, поскольку они служат пособием к борьбе со страстью» (прп. Иоанн Кассиан Римлянин). А сама борьба есть дело умно-сердечное. Посему «как трудится кто телом, так должен и умом трудиться», и сердцем. Иначе, при всем подвижничестве своем, останется «переполненным нечистотой». Беда еще в том, что, растратив силы на внешнюю деятельность и словесное молитвословие, человек пожнет «невнимательность в молитве и бессилие в ней».
Только «сердечная молитва, как источник добродетелей, по Лествичнику, велика и всеобъемлюща, чрез нее приобретается всякое благо» (прп. Григорий Синаит). Вот почему «телесное упражнение излишне бывает, когда в силе умное делание, от коего все тяготеющее долу легким делается и превращается в духовное» (прп. Никита Стифат). Так что, «в меру и по силе своей постясь, стремись к умному деланию» (прп. Василий Поляномерульский). «О человек! Пойми же... Без этого ты как бы в море семя сеешь, и оно бывает погубляемо» (прп. Паисий Молдавский).
Отшельничество и любые удручения плоти, как и упражнение в чтении, размышление над Священным Писанием, рукоделие, а также нищета, расточение всего имущества, дела милосердия и человеколюбия, к коим относят посещение больных или странноприимство, — все это и подобное «суть только средства к совершенству», и «напрасно будет упражняться в них тот, кто, довольствуясь ими как высшим благом» этим и ограничится. «Это означало бы иметь орудия для искусства», но не знать самого искусства. Внешнее делание готовит условия для стяжания плодов, а подвиг внутренний плодоносит: дает чистоту сердца, тем самым очищая и душу. В чистоте сердечной обретается и конечное благо — любовь духовная, верховная добродетель, источник обоживающей благодати. Это и разумеет апостол: телесное вмале полезно, ибо если любви не имею, то я — ничто и в этой жизни, и в будущей. Ведь «кто еще в сем веке посвятил себя этому делу, со всем усердием и всеми силами стараясь об очищении духа, тот и по сложении бренной плоти» достигает Божественного обетования, по которому лишь чистые сердцем Бога узрят. Ибо «чистый сердцем не увидит в себе ничего, кроме Бога» (свт. Григорий Нисский). «Любовь же деятельная, как и безбрачие, как и пост и прочие внешние добродетели, — это орудия, средства подвига на пути к совершенству — не более» (прп. Софроний (Сахаров).
Отцы всегда различали «внешний телесный труд и внутренний подвиг», а также «внешнюю и внутреннюю молитву». Если внешняя молитва выражается в богослужебном и келейном молитвословии и пении, в гласном и безгласном чтении Иисусовой молитвы, то внутренняя — «в молитвенном хранении ума и сердца», то есть в трезвении, достигаемом через сведение ума в сердце и соединение ума с сердцем, — во всем том, что и составляет понятие умного делания. «Телесный труд и внешняя молитва полезны, но недостаточны» (митр. Амфилохий (Радович). «Обо всех этих добродетелях говорим, что они — средства, без которых мы не можем достигнуть совершенства», но «на самом деле исихия — единственное средство, которое содействует достижению всех добродетелей» (прп. Иосиф Исихаст). Именно в этом смысл известных слов аввы Агафона, что внешняя молитва, без умно-сердечного плода, есть бесполезное древо, то самое, что во огнь вметаемо.*
*[«Святый же Агафон рече: телесное делание лист точию, внутреннее же, сиречь умное, плод есть. Страшно же изречение на сие глаголет святый сей: всяко древо, не творящее плода добра, сиречь умнаго блюдения, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Ср.: Мф. 3,10 )». Нил Сорский, прп. Предание о жительстве скитском.].
Посему «всеусильно подвизайся, чтобы внутренним твоим деланием по Боге побеждено
было все внешнее» (прп. Арсений Великий). И «не посвящай все свое время плоти, но назначь ей подвижнический труд, в соответствии с ее возможностями, и обрати весь свой ум внутрь себя». Ибо телесное упражнение мало полезно, но внутреннее благочестие на все полезно. «Непрестанно посвящающий себя внутреннему целомудрствует», а кроме того «созерцает, богословствует, молится. О том и говорит апостол: поступайте по духу. Если же в силу какой необходимости, по немощи телесной например, случится, что не сможем исполнить телесные добродетели, то Господь, видящий причины этого, простит нам. Однако неисполнение духовных добродетелей оправданий иметь не будет» (прп. Максим Исповедник).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Отшельничество и любые удручения плоти, как и упражнение в чтении, размышление над Священным Писанием, рукоделие, а также нищета, расточение всего имущества, дела милосердия и человеколюбия, к коим относят посещение больных или странноприимство, — все это и подобное «суть только средства к совершенству», и «напрасно будет упражняться в них тот, кто, довольствуясь ими как высшим благом» этим и ограничится. «Это означало бы иметь орудия для искусства», но не знать самого искусства. Внешнее делание готовит условия для стяжания плодов, а подвиг внутренний плодоносит: дает чистоту сердца, тем самым очищая и душу. В чистоте сердечной обретается и конечное благо — любовь духовная, верховная добродетель, источник обоживающей благодати. Это и разумеет апостол: телесное вмале полезно, ибо если любви не имею, то я — ничто и в этой жизни, и в будущей. Ведь «кто еще в сем веке посвятил себя этому делу, со всем усердием и всеми силами стараясь об очищении духа, тот и по сложении бренной плоти» достигает Божественного обетования, по которому лишь чистые сердцем Бога узрят. Ибо «чистый сердцем не увидит в себе ничего, кроме Бога» (свт. Григорий Нисский). «Любовь же деятельная, как и безбрачие, как и пост и прочие внешние добродетели, — это орудия, средства подвига на пути к совершенству — не более» (прп. Софроний (Сахаров).
Отцы всегда различали «внешний телесный труд и внутренний подвиг», а также «внешнюю и внутреннюю молитву». Если внешняя молитва выражается в богослужебном и келейном молитвословии и пении, в гласном и безгласном чтении Иисусовой молитвы, то внутренняя — «в молитвенном хранении ума и сердца», то есть в трезвении, достигаемом через сведение ума в сердце и соединение ума с сердцем, — во всем том, что и составляет понятие умного делания. «Телесный труд и внешняя молитва полезны, но недостаточны» (митр. Амфилохий (Радович). «Обо всех этих добродетелях говорим, что они — средства, без которых мы не можем достигнуть совершенства», но «на самом деле исихия — единственное средство, которое содействует достижению всех добродетелей» (прп. Иосиф Исихаст). Именно в этом смысл известных слов аввы Агафона, что внешняя молитва, без умно-сердечного плода, есть бесполезное древо, то самое, что во огнь вметаемо.*
*[«Святый же Агафон рече: телесное делание лист точию, внутреннее же, сиречь умное, плод есть. Страшно же изречение на сие глаголет святый сей: всяко древо, не творящее плода добра, сиречь умнаго блюдения, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Ср.: Мф. 3,10 )». Нил Сорский, прп. Предание о жительстве скитском.].
Посему «всеусильно подвизайся, чтобы внутренним твоим деланием по Боге побеждено
было все внешнее» (прп. Арсений Великий). И «не посвящай все свое время плоти, но назначь ей подвижнический труд, в соответствии с ее возможностями, и обрати весь свой ум внутрь себя». Ибо телесное упражнение мало полезно, но внутреннее благочестие на все полезно. «Непрестанно посвящающий себя внутреннему целомудрствует», а кроме того «созерцает, богословствует, молится. О том и говорит апостол: поступайте по духу. Если же в силу какой необходимости, по немощи телесной например, случится, что не сможем исполнить телесные добродетели, то Господь, видящий причины этого, простит нам. Однако неисполнение духовных добродетелей оправданий иметь не будет» (прп. Максим Исповедник).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Смогут ли они найти общий язык, помочь друг-другу обрести душевный покой, необходимый им обоим? Письма, которые присылают старику со все страны, письма с просьбами о помощи – вот та связующая нить, которая объединит столь непохожих людей. Эти письма и ответы на них - смысл жизни для Якоба, его служение Богу, которое он начал еще в юности, а для Лейлы это лекарство, позволяющее растопить ее суровый характер, помочь научиться состраданию.
Прощена ли Лейла, изменилось ли ее мировоззрение после этой короткой встречи с «блаженным» Якобом – нам остается только гадать. Это длинный и тернистый путь, который ей только предстоит еще пройти, но первый шаг уже сделан. Лейла уже не та, что была прежде.
Дождь, столь частый в тех краях, задает особую атмосферу картине – через прохудившуюся крышу капли капают в ведро на полу и в стеклянную банку на столе – простая история, скупые эмоции, немногословность во всем и недосказанность в финале.
Письма отцу Якобу - очень трогательное и человечное кино, как впрочем, и все остальные фильмы финского режиссера Клауса Харо! Это как глоток чистого воздуха в пластиковом мире потребительских героев и надуманных историй.
Смотреть по ссылке⤵️
https://yandex.ru/video/preview/9380375935127937940
Прощена ли Лейла, изменилось ли ее мировоззрение после этой короткой встречи с «блаженным» Якобом – нам остается только гадать. Это длинный и тернистый путь, который ей только предстоит еще пройти, но первый шаг уже сделан. Лейла уже не та, что была прежде.
Дождь, столь частый в тех краях, задает особую атмосферу картине – через прохудившуюся крышу капли капают в ведро на полу и в стеклянную банку на столе – простая история, скупые эмоции, немногословность во всем и недосказанность в финале.
Письма отцу Якобу - очень трогательное и человечное кино, как впрочем, и все остальные фильмы финского режиссера Клауса Харо! Это как глоток чистого воздуха в пластиковом мире потребительских героев и надуманных историй.
Смотреть по ссылке⤵️
https://yandex.ru/video/preview/9380375935127937940
Яндекс — поиск по видео
Письма отцу Якобу / Postia pappi Jaakobille (2009)
Каарина Хазард Хейкки Ноусилайнен Юкка Кейнонен Эско Ройне Кайя Пакаринен Лейла Стен, приговоренная ...
...У нас в камере было два человека, явно устремленные к Богу: отец Валентин Свенцицкий и отец Василий Перебаскин... Отец Василий Перебаскин был как бы простейший русский, да еще вятский поп, конечно, обремененный семьей, конечно, рыжеватый, высокий, с красноватым носом, в сером старом подряснике, из-под которого попозже к зиме выглядывали несуразно большие валенки. Отец Валентин всё больше молчал, перебирая четки, а отец Василий часто говорил с людьми. Между собой они были в явной дружбе. Говорил отец Василий словами простыми, иногда даже словами совсем не литературными, грубыми, но всегда говорил то, что было надо сказать собеседнику, точно вырубая заросли чужой души. Помню разговор его с одним ученым протоиереем, державшимся от всех нас в стороне. Это был еще молодой юрист, профессор канонического права в одном из университетов. Принявши почему-то священство (в начале революции), он к этому времени уже снял рясу и работал как юрист в каком-то учреждении. Помню, что отец Василий долго ему что-то рассказывал вполголоса, сидя на его койке, про какого-то священника в деревне, про крестный ход летом на полях, про какое-то торжество молящихся под голубым небом людей. И я ясно помню лицо этого юриста в слезах. Отец Василий имел дар помощи людям, и он давал эту помощь в радости и в непрестанной молитве. Как говорил преподобный Макарий Великий, «молитва основана на любви, а любовь – на радости». Но где теперь эти люди?..
#Сергей_Фудель
#Сергей_Фудель
Отеческая формула, определяющая значение исихазма, весьма лаконична:
«Если внутреннее делание не поможет человеку, то напрасно он трудится во внешнем». Ибо «внутреннее делание производит истинное безмолвие сердца».
#прп_Варсонофий_Великий
#прп_Иоанн_Пророк
«Если внутреннее делание не поможет человеку, то напрасно он трудится во внешнем». Ибо «внутреннее делание производит истинное безмолвие сердца».
#прп_Варсонофий_Великий
#прп_Иоанн_Пророк
... если хочешь у кого поучиться молитве, то выбирай Старца тихого и смиренного, который никого не осуждает, разве юродствует, и не раздражается, не кричит, не командует. А то есть и такие Старцы, которые, сами собой еще не овладев, пускаются другими верховодить. Они, пожалуй, внешнюю, техническую так сказать, сторону молитвы изучили, но духа ее не получили. Сам посуди, как может осуждать других тот, кто сам постоянно взывает: «...помилуй мя, грешного»?
– А скажите, Отче, какой самый высокий подвиг?
– Юродствовать, конечно. Ибо мудрость века сего – безумие пред Господом, и обратно. Это тяжкий подвиг, и пускаться на него нельзя, кроме как по совету Старца.
– А потом?
– Ну, странничество, вот как автор Откровенных рассказов Странника. Миру это то же почти, что безумие. Ну, а потом отшельничество, затворничество и простое монашество. Но помни, не внешность важна, а внутреннее. Есть и юродивые притворные, и странники бездельные, и отшельники высокомудрые, и затворники, всех осуждающие, и монахи непутевые. Спастись всюду можно, и в миру. Только в монастырях или в пустыньке легче. Менее соблазнов. Но и в монастыре если не будешь молиться как следует, то осуетишься. И не только растеряешь, что имел, но и придешь в худшее состояние и даже совсем отпадешь от Бога. Это случается.
– Скоро ли к Вечерне будут бить, отец Евфимий?
– Скоро, – ответил он. – Да вот уже стучат. Пора идти в церковь.
Мы ушли с балкончика и по коридорам и лестницам спустились в католикон, весь в сиянии золотого заката. Служба началась, медленно, истово, как обычно на Афоне. Свете Тихий святыя славы Безсмертнаго Отца Небеснаго, Святаго, Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа, Бога...
Вечером я вышел на балкончик своей кельи и смотрел на усеянное бесчисленными звездами небо. Отец Евфимий тихо подошел ко мне:
– Смотрите на небо? Видите, какое величие и какая красота творения. А как и что, размышлять не надо, а наступит время, то и поймете многое, как достигается в высокой молитве. Разумом тут не поймешь, а нужно озарение. А в миру, за заботами, люди ничего этого не замечают, а, как свиньи, прости, Господи, смотрят в землю и желудей ищут. Истинное счастье и красота тому открываются, кто в Боге живет. Да, велика и благодатна сила молитвы. По сравнению с ней все прочее – прах, суета сует и всяческая суета.
#на_высотах_Духа
– А скажите, Отче, какой самый высокий подвиг?
– Юродствовать, конечно. Ибо мудрость века сего – безумие пред Господом, и обратно. Это тяжкий подвиг, и пускаться на него нельзя, кроме как по совету Старца.
– А потом?
– Ну, странничество, вот как автор Откровенных рассказов Странника. Миру это то же почти, что безумие. Ну, а потом отшельничество, затворничество и простое монашество. Но помни, не внешность важна, а внутреннее. Есть и юродивые притворные, и странники бездельные, и отшельники высокомудрые, и затворники, всех осуждающие, и монахи непутевые. Спастись всюду можно, и в миру. Только в монастырях или в пустыньке легче. Менее соблазнов. Но и в монастыре если не будешь молиться как следует, то осуетишься. И не только растеряешь, что имел, но и придешь в худшее состояние и даже совсем отпадешь от Бога. Это случается.
– Скоро ли к Вечерне будут бить, отец Евфимий?
– Скоро, – ответил он. – Да вот уже стучат. Пора идти в церковь.
Мы ушли с балкончика и по коридорам и лестницам спустились в католикон, весь в сиянии золотого заката. Служба началась, медленно, истово, как обычно на Афоне. Свете Тихий святыя славы Безсмертнаго Отца Небеснаго, Святаго, Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа, Бога...
Вечером я вышел на балкончик своей кельи и смотрел на усеянное бесчисленными звездами небо. Отец Евфимий тихо подошел ко мне:
– Смотрите на небо? Видите, какое величие и какая красота творения. А как и что, размышлять не надо, а наступит время, то и поймете многое, как достигается в высокой молитве. Разумом тут не поймешь, а нужно озарение. А в миру, за заботами, люди ничего этого не замечают, а, как свиньи, прости, Господи, смотрят в землю и желудей ищут. Истинное счастье и красота тому открываются, кто в Боге живет. Да, велика и благодатна сила молитвы. По сравнению с ней все прочее – прах, суета сует и всяческая суета.
#на_высотах_Духа
Мы слышали сегодня в Евангельском чтении притчу Господню:
В одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился. В том же городе была одна вдова, и она, приходя к нему, говорила: «Защити меня от соперника моего». Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: «Хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне». И сказал Господь: «Слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре (Лк. 18:2-8).
Господь медлит, нередко медлит защищать нас. Господь часто медлит исполнить наши желания, наши прошения, но только ли медлит, ибо сказал Господь : Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Как будто некоторое противоречие: медлит защищать, а здесь: подаст защиту вскоре.
Что это значит? Прежде всего то, что в очах Божиих времена и течение их совсем не то, что в очах человеческих. Слышите в псалме Давидовом: Яко тысяща лет пред очима Твоима, Господи, яко день вчерашний, иже мимоиде, и стража нощная (Пс. 89:5). У Бога тысяча лет как день один: то, что нам кажется долгим, очень коротко в очах Божиих.
Почему же это Господь так часто медлит исполнять желания вопиющих к Нему день и ночь? Потому что приучает нас терпеть, воспитывает в нас терпение. Терпение — это великая добродетель христианская. В великом терпении подвизались по многу десятков лет все преподобные, все отшельники, все пустынники; десятками лет молились они Богу. И вот я говорил вам на днях, что святой Антоний Великий целый год молился о том, чтобы открыл ему Господь судьбы душ человеческих по разлучении с телом, а это было, конечно, гораздо меньшее желание его, чем те, о которых он молил Бога постоянно: об освящении души своей, сердца своего, о прощении грехов своих. И если он только о том, чтобы узнать, какова судьба душ человеческих за гробом, молился целый год, то, естественно, много дольше молился о важнейшем.
И все святые десятками лет пребывали в постоянной молитве. Преподобный Серафим Саровский тысячу дней и тысячу ночей молился, стоя на камне. Это ли не постоянство в молитве? Это ли не терпение, это ли не беспредельная надежда на Бога: надежда никогда не оскудевающая, никогда не охладевающая. Так усердно и настойчиво и нам надлежит просить Бога.
Великое освящение души мы не можем получить по первому же прошению, ибо Господь воспитывает нас в терпении. Он приучает нас к тому, чтобы мы не думали получить просимое от Него слишком скоро.
О терпении, о великом его значении вы много найдете в Священном Писании. Святой апостол Иаков так говорит: С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка (Иак. 1:2-4).
Видите, терпению святой апостол приписывает совершенное действие: терпение приводит нас к совершенству. Знайте это и никогда не думайте, что по первой молитве, по первому прошению получите всё просимое от Бога: надо заслужить, заслужить постоянством молитвы, постоянством надежды на Бога, постоянством веры в то, что Господь не откажет, если будете неуклонно, неустанно молиться Ему. Надо верить в это, надо знать, что необходимо неотступно молиться Богу, как эта вдова, умолявшая судью, чтобы он защитил ее. Только благодаря неотступности своей просьбы получила она просимое. Так и мы получим от Бога просимое только тогда, когда будем просить с великим терпением, с неоскудевающим упованием. Помнить надо о святом терпении, что велика эта добродетель.
Не будьте порывисты, не будьте поспешны, когда молитесь Богу о чем-нибудь. Ищите терпения, воспитывайте душу свою в нем. Господь же, — говорит святой апостол Павел, — да управит сердца ваши в любовь Божию и в терпение Христово (2 Сол. 3:5). И еще: Не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное (Евр. 10:35-36).
В одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился. В том же городе была одна вдова, и она, приходя к нему, говорила: «Защити меня от соперника моего». Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: «Хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне». И сказал Господь: «Слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре (Лк. 18:2-8).
Господь медлит, нередко медлит защищать нас. Господь часто медлит исполнить наши желания, наши прошения, но только ли медлит, ибо сказал Господь : Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Как будто некоторое противоречие: медлит защищать, а здесь: подаст защиту вскоре.
Что это значит? Прежде всего то, что в очах Божиих времена и течение их совсем не то, что в очах человеческих. Слышите в псалме Давидовом: Яко тысяща лет пред очима Твоима, Господи, яко день вчерашний, иже мимоиде, и стража нощная (Пс. 89:5). У Бога тысяча лет как день один: то, что нам кажется долгим, очень коротко в очах Божиих.
Почему же это Господь так часто медлит исполнять желания вопиющих к Нему день и ночь? Потому что приучает нас терпеть, воспитывает в нас терпение. Терпение — это великая добродетель христианская. В великом терпении подвизались по многу десятков лет все преподобные, все отшельники, все пустынники; десятками лет молились они Богу. И вот я говорил вам на днях, что святой Антоний Великий целый год молился о том, чтобы открыл ему Господь судьбы душ человеческих по разлучении с телом, а это было, конечно, гораздо меньшее желание его, чем те, о которых он молил Бога постоянно: об освящении души своей, сердца своего, о прощении грехов своих. И если он только о том, чтобы узнать, какова судьба душ человеческих за гробом, молился целый год, то, естественно, много дольше молился о важнейшем.
И все святые десятками лет пребывали в постоянной молитве. Преподобный Серафим Саровский тысячу дней и тысячу ночей молился, стоя на камне. Это ли не постоянство в молитве? Это ли не терпение, это ли не беспредельная надежда на Бога: надежда никогда не оскудевающая, никогда не охладевающая. Так усердно и настойчиво и нам надлежит просить Бога.
Великое освящение души мы не можем получить по первому же прошению, ибо Господь воспитывает нас в терпении. Он приучает нас к тому, чтобы мы не думали получить просимое от Него слишком скоро.
О терпении, о великом его значении вы много найдете в Священном Писании. Святой апостол Иаков так говорит: С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка (Иак. 1:2-4).
Видите, терпению святой апостол приписывает совершенное действие: терпение приводит нас к совершенству. Знайте это и никогда не думайте, что по первой молитве, по первому прошению получите всё просимое от Бога: надо заслужить, заслужить постоянством молитвы, постоянством надежды на Бога, постоянством веры в то, что Господь не откажет, если будете неуклонно, неустанно молиться Ему. Надо верить в это, надо знать, что необходимо неотступно молиться Богу, как эта вдова, умолявшая судью, чтобы он защитил ее. Только благодаря неотступности своей просьбы получила она просимое. Так и мы получим от Бога просимое только тогда, когда будем просить с великим терпением, с неоскудевающим упованием. Помнить надо о святом терпении, что велика эта добродетель.
Не будьте порывисты, не будьте поспешны, когда молитесь Богу о чем-нибудь. Ищите терпения, воспитывайте душу свою в нем. Господь же, — говорит святой апостол Павел, — да управит сердца ваши в любовь Божию и в терпение Христово (2 Сол. 3:5). И еще: Не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное (Евр. 10:35-36).
Предыдущий пост⤴️
Издревле в основу подвижничества поставлялось искусство хранения ума, без чего «никакие телесные подвиги не достигают искомой цели, тогда как аскетически воспитанный ум может сохранить не только свою чистоту и свободу, но и покой тела, и даже в таких условиях, при которых другим это дело покажется невозможным» (прп. Софроний (Сахаров). Поэтому «перенесение центра тяжести из области внешнего делания в сферу чувств и мыслей есть самая характерная черта учения древнего христианского монашества» (Попов И.В. Труды по патрологии). Аскеза, рассуждали первые иноки, есть инструмент очищения от телесной чувственности и желаний, этим высвобождается ресурс для делания внутреннего. Основной закон аскетизма утвержден авторитетом евангельского учения: Егда бо немощствую, говорит апостол, тогда силен есмь. На этот закон так или иначе указывали все отцы Церкви: «Душевные силы укрепляются, когда ослабевают телесные удовольствия» (прп. Антоний Великий). Или: «Множество телесной силы служит препятствием ко спасению духа» (свт. Василий Великий). Иными словами, аскеза совершается ради того, чтобы через удаление от чувственного мира приблизиться умом к Богу. Удаление — это подготовка условий для приближения духа к Духу, которое вершится своим особым образом — методом умного делания, путем стяжания исихии. На этом пути земной человек достигает равноангельного совершенства. В этом смысле свт. Афанасий и говорит о прп. Антонии Великом и его учениках, что они при жизни еще «вписаны в число живущих на небесах».
В наше время упомянутый закон уже на научной основе разъясняет священноисповедник Лука Крымский, носитель сугубого дара Божия, ученый-медик с мировым именем, чье богословское мировосприятие просвещено благодатью святости. По слову свт. Луки, человек есть носитель двух видов сознания. Одно действует исключительно в пределах материального мира, второе восприимчиво только к духовной реальности, причем деятельность последнего остается обычно от нас сокрытой. Так душа человека одновременно связана с двумя мирами — земным и потусторонним. Закономерность же такова, что ясно воспринимать действительность человек способен только одним из этих сознаний. Потому в повседневной жизни духовный мир остается за пределами восприятия. В то же время для проявления высших способностей духа «необходимо, чтобы угасла или по крайней мере значительно ослабла» деятельность обычного сознания, связанного с телесным началом. В результате этого святые подвижники, путем аскезы подчинившие себе плоть, способны на сверхъестественные деяния, совершаемые силой Святого Духа (свт. Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. «Дух, душ а и тело»). Действие в человеке энергии благодати становится возможным при раскрепощении духовного начала за счет утеснения начала плотского. Таким образом, аскетизм, ограничивая интенсивность плотской жизни, создает условия для стяжания благодати и жизни по духу. Подавляя внешнее, подвижник высвобождает внутреннее: «поскольку разрушается внешний человек, постольку обновляется внутренний». Но не забудем, что этот постулат апостольского учения, возведенный Григорием Паламой в формулу аскезы, двухчастен. Первый, негативный аспект, указывая на смысл и назначение аскезы, тем не менее предполагает второй, восполняющий, позитивный. Разрушение само по себе еще не является созиданием, но только расчисткой места под строительство. Поэтому внешний подвиг, не сопровождаемый умным деланием, не ведет к возрастанию духа, но оказывается деструктивным.
Издревле в основу подвижничества поставлялось искусство хранения ума, без чего «никакие телесные подвиги не достигают искомой цели, тогда как аскетически воспитанный ум может сохранить не только свою чистоту и свободу, но и покой тела, и даже в таких условиях, при которых другим это дело покажется невозможным» (прп. Софроний (Сахаров). Поэтому «перенесение центра тяжести из области внешнего делания в сферу чувств и мыслей есть самая характерная черта учения древнего христианского монашества» (Попов И.В. Труды по патрологии). Аскеза, рассуждали первые иноки, есть инструмент очищения от телесной чувственности и желаний, этим высвобождается ресурс для делания внутреннего. Основной закон аскетизма утвержден авторитетом евангельского учения: Егда бо немощствую, говорит апостол, тогда силен есмь. На этот закон так или иначе указывали все отцы Церкви: «Душевные силы укрепляются, когда ослабевают телесные удовольствия» (прп. Антоний Великий). Или: «Множество телесной силы служит препятствием ко спасению духа» (свт. Василий Великий). Иными словами, аскеза совершается ради того, чтобы через удаление от чувственного мира приблизиться умом к Богу. Удаление — это подготовка условий для приближения духа к Духу, которое вершится своим особым образом — методом умного делания, путем стяжания исихии. На этом пути земной человек достигает равноангельного совершенства. В этом смысле свт. Афанасий и говорит о прп. Антонии Великом и его учениках, что они при жизни еще «вписаны в число живущих на небесах».
В наше время упомянутый закон уже на научной основе разъясняет священноисповедник Лука Крымский, носитель сугубого дара Божия, ученый-медик с мировым именем, чье богословское мировосприятие просвещено благодатью святости. По слову свт. Луки, человек есть носитель двух видов сознания. Одно действует исключительно в пределах материального мира, второе восприимчиво только к духовной реальности, причем деятельность последнего остается обычно от нас сокрытой. Так душа человека одновременно связана с двумя мирами — земным и потусторонним. Закономерность же такова, что ясно воспринимать действительность человек способен только одним из этих сознаний. Потому в повседневной жизни духовный мир остается за пределами восприятия. В то же время для проявления высших способностей духа «необходимо, чтобы угасла или по крайней мере значительно ослабла» деятельность обычного сознания, связанного с телесным началом. В результате этого святые подвижники, путем аскезы подчинившие себе плоть, способны на сверхъестественные деяния, совершаемые силой Святого Духа (свт. Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. «Дух, душ а и тело»). Действие в человеке энергии благодати становится возможным при раскрепощении духовного начала за счет утеснения начала плотского. Таким образом, аскетизм, ограничивая интенсивность плотской жизни, создает условия для стяжания благодати и жизни по духу. Подавляя внешнее, подвижник высвобождает внутреннее: «поскольку разрушается внешний человек, постольку обновляется внутренний». Но не забудем, что этот постулат апостольского учения, возведенный Григорием Паламой в формулу аскезы, двухчастен. Первый, негативный аспект, указывая на смысл и назначение аскезы, тем не менее предполагает второй, восполняющий, позитивный. Разрушение само по себе еще не является созиданием, но только расчисткой места под строительство. Поэтому внешний подвиг, не сопровождаемый умным деланием, не ведет к возрастанию духа, но оказывается деструктивным.
Возвращаясь к древности, обратимся к одному из первых учителей исихазма прп. Макарию Великому. Подвижничество для него «имеет значение средства для снискания Духа Святого». Цель же — сверхъестественное совершенство. Подвижник отрекается от мира, дабы еще во временной земной жизни стяжать небесные дары, достичь идеала обожения: «облечься в ризу Божественного света по внутреннему человеку», то есть, истинно пребывая в духе, созерцать нетварный свет Божества.
Прп. Макарий энергично возражает тем, кто излишне сосредоточен на внешнем доброделании. «Некоторые думают:я пощусь, веду жизнь странника, раздаю свое имение, следовательно, уже свят». Таковые полагают, что Бог требует от нас только внешних дел, «а тайное Он совершает Сам». Но так не бывает. «Это новые фарисеи, неискусные умом, которые, украшая внешнего человека, сами себя оправдывают», не желая подвизаться ради «возрастания внутреннего человека». Такие, лишенные внутреннего делания, «уподобляются миру: у них, как и у всех прочих людей, то же колебание и неустройство помыслов... Хотя отличаются они от мира наружным видом... однако же в сердце и уме связаны земными узами» (прп. Макарий Великий).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Прп. Макарий энергично возражает тем, кто излишне сосредоточен на внешнем доброделании. «Некоторые думают:я пощусь, веду жизнь странника, раздаю свое имение, следовательно, уже свят». Таковые полагают, что Бог требует от нас только внешних дел, «а тайное Он совершает Сам». Но так не бывает. «Это новые фарисеи, неискусные умом, которые, украшая внешнего человека, сами себя оправдывают», не желая подвизаться ради «возрастания внутреннего человека». Такие, лишенные внутреннего делания, «уподобляются миру: у них, как и у всех прочих людей, то же колебание и неустройство помыслов... Хотя отличаются они от мира наружным видом... однако же в сердце и уме связаны земными узами» (прп. Макарий Великий).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Кажется, будто Церковь полна пятен, исполнена греха. Люди постоянно пишут и говорят о грехах Церкви. Но Церковь, тем не менее, одна, и она свята. То же самое можно отнести и к каждой душе, каждому человеку вокруг нас.
Когда мы останавливаемся на людских немощах, на трудностях, которые они для нас создают, то приходим к выводу, что нет ни одного человека, который был бы годен для рая, принадлежал бы Христу, и впадаем в уныние. Так мы находим основу для собственного беззакония, укрепляем свой грех, чтобы жить как грешные, неверующие люди, потому что якобы убедились, что все люди таковы: «Все такие, — говорим мы, — зачем я буду выделяться?»
Но когда ты не видишь, не замечаешь погрешностей ближнего, тогда тебя занимают только свои грехи, за которые ты и просишь прощения у Бога.
Итак, первое — не обращай внимания на то, что делает ближний, и второе — не позволяй себе вмешиваться в его жизнь, чтобы он не смог тебя запятнать. Значит, моя способность не замечать означает, что я способен смотреть на человека не с внешней стороны, но проникать в глубины его бытия. Например, за церковной иерархией я вижу лик апостолов, пророков, Самого Христа, «невидимо с нами пребывающего». За конкретным грехом человека, за каким-нибудь бродягой, хулиганом я вижу душу, которую создал Христос. Откуда мне знать, не осудит ли Господь меня самого в день Второго пришествия?
#Архимандрит_Эмилиан_Вафидис
Когда мы останавливаемся на людских немощах, на трудностях, которые они для нас создают, то приходим к выводу, что нет ни одного человека, который был бы годен для рая, принадлежал бы Христу, и впадаем в уныние. Так мы находим основу для собственного беззакония, укрепляем свой грех, чтобы жить как грешные, неверующие люди, потому что якобы убедились, что все люди таковы: «Все такие, — говорим мы, — зачем я буду выделяться?»
Но когда ты не видишь, не замечаешь погрешностей ближнего, тогда тебя занимают только свои грехи, за которые ты и просишь прощения у Бога.
Итак, первое — не обращай внимания на то, что делает ближний, и второе — не позволяй себе вмешиваться в его жизнь, чтобы он не смог тебя запятнать. Значит, моя способность не замечать означает, что я способен смотреть на человека не с внешней стороны, но проникать в глубины его бытия. Например, за церковной иерархией я вижу лик апостолов, пророков, Самого Христа, «невидимо с нами пребывающего». За конкретным грехом человека, за каким-нибудь бродягой, хулиганом я вижу душу, которую создал Христос. Откуда мне знать, не осудит ли Господь меня самого в день Второго пришествия?
#Архимандрит_Эмилиан_Вафидис
Надлежит призывать благодатную помощь Божию либо словами, либо мысленно: Господи, благослови! Господи, помоги! Без помощи Божией мы не можем ничего сделать полезного и спасительного; а если делаем что-либо без испрашивания благодатной помощи у Бога на свое дело, то этим только обнаруживаем свою духовную гордость и противимся Богу. Призыванием имени Божия мы получаем благословение от Господа, Который скажет в день он: «приидите благословеннии Отца Моего и наследуйте Царство уготованное вам от сложения мира». А те, кто не будет иметь на себе печати благословения Божия, — тем скажет: «отойдите от Меня, Я вас не знаю»…
Вот как важно для нас призывание имени Божия и получение благословения от Него на все дела и начинания наши, (и в особенности пред чтением Св. Писания, а наипаче пред молитвою!).
#схиархимандрит_Кирик_Афонский_Максимов
Вот как важно для нас призывание имени Божия и получение благословения от Него на все дела и начинания наши, (и в особенности пред чтением Св. Писания, а наипаче пред молитвою!).
#схиархимандрит_Кирик_Афонский_Максимов
Дорогая моя Фотина, свет, моя дорогая Фотина! Мы были бутонами, стали цветами. Опали лепестки, их разметал ветер, и нас забыли. «Яко сено изсхох» (Пс. 101, 12), и цвет его опал. Итак, что остается с нами? То, что мы сделали и послали для другой жизни, только это и остается целым. Никто этого не отнимет. Никто не сможет этого забрать.
Итак, дорогая моя Фотина, то, что можем, будем откладывать там. Если нас в этот час застанет смерть, тому, что мы оставим после себя, порадуются другие. О тебе забудут, как будто ты никогда не существовала.
Суетный мир! Лживый свет! Нет в тебе ничего доброго! Совершенная ложь! Совершенный обман! Ты нас обманываешь, над нами смеешься, над нами издеваешься. Показываешь нам годы, и удовольствия, и долгое здоровье, но внезапно нас настигает смерть. И все это лопается, как пузыри, рвется, как паутина.
Такова, возлюбленное мое дитя, такова мирская радость!
Итак, приими наказание. Плачь и рыдай. Ты поистине познала Бога. Молись и взывай: «Боже мой, Боже мой! Призри некогда на Твою Фотину, Истинный Свет, и отверзи снова Твои небеса, и одожди каплю божественной Твоей благодати. Просвети очи ее души и сотвори с нею милость. О Боже мой! Боже мой, видящий тайны нашей души! Услади наше сердце, которое огорчил лукавый и которое забыло Твою любовь».
#прп_Иосиф_Исихаст
Итак, дорогая моя Фотина, то, что можем, будем откладывать там. Если нас в этот час застанет смерть, тому, что мы оставим после себя, порадуются другие. О тебе забудут, как будто ты никогда не существовала.
Суетный мир! Лживый свет! Нет в тебе ничего доброго! Совершенная ложь! Совершенный обман! Ты нас обманываешь, над нами смеешься, над нами издеваешься. Показываешь нам годы, и удовольствия, и долгое здоровье, но внезапно нас настигает смерть. И все это лопается, как пузыри, рвется, как паутина.
Такова, возлюбленное мое дитя, такова мирская радость!
Итак, приими наказание. Плачь и рыдай. Ты поистине познала Бога. Молись и взывай: «Боже мой, Боже мой! Призри некогда на Твою Фотину, Истинный Свет, и отверзи снова Твои небеса, и одожди каплю божественной Твоей благодати. Просвети очи ее души и сотвори с нею милость. О Боже мой! Боже мой, видящий тайны нашей души! Услади наше сердце, которое огорчил лукавый и которое забыло Твою любовь».
#прп_Иосиф_Исихаст
Предыдущий пост⤴️
Все же можно представить чье-то недоумение: ведь Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш», но не толкует об исихазме, не учит соединению ума с сердцем, нигде не объясняет прямо, что бесстрастие есть плод сердечной молитвы, что без него нет совершенства и что без этого невозможно во всей полноте стяжать обетованные Богом блага. Более того, Новый Завет, как кажется, отдает предпочтение именно внешним добродетелям: подробно рассказывает о помощи раненному ближнему, говорит о продаже имения, наставляет принимать, кормить и поить странников, навещать заключенных, больных и так далее. Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш».
Но вспомним, с какой убежденностью говорят учителя Церкви: в Евангелии есть все. Хотя, конечно, не все лежит на поверхности. Наше восприятие Писания слишком часто имеет характер внешний, без проникновения за завесу плоти. Священная Книга — не просто книга, ее недостаточно читать, в нее надо проникнуть духом. А смысловые уровни, один за другим, уходят на неведомую нам глубину. Таинственная Книга открывается по действию благодати — при посредстве церковных таинств и молитвенного проникновения в Предание, а не одним усилием человеческого рассудка. Господь не случайно говорит с народом притчами, иносказательно, а не прямо, открытым текстом. Так же Он обращается к нам и так же общался со Своими ближайшими учениками. Кажется, что аллегория может только мешать точной передачи конкретной мысли. Ведь символику притч надо уметь распознать, а это далеко не всегда удается, в том числе и апостолам: слова о «фарисейской закваске» не поняты, они всего лишь наводят на мысль о забытом на берегу хлебе. Изъясни нам притчу, — не раз вынуждены просить ученики. Тогда Господь разъясняет им значение Своих слов. Точно также и мы, читая Писание, нуждаемся в Божественных разъяснениях, восполняющих непостижимое. Казалось бы, и нам надо молиться: Изъясни нам! Но далеко не все и не всегда способны воспринять ответ. Богообщение — не наша мера. И потому Писание толкуется для нас устами апостолов или святых отцов. Но и их поучения не даются сразу, они раскрываются по мере нашего собственного развития, по мере настойчивой работы ума и духа, привлекающей благодать Святого Духа.
Все же можно представить чье-то недоумение: ведь Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш», но не толкует об исихазме, не учит соединению ума с сердцем, нигде не объясняет прямо, что бесстрастие есть плод сердечной молитвы, что без него нет совершенства и что без этого невозможно во всей полноте стяжать обетованные Богом блага. Более того, Новый Завет, как кажется, отдает предпочтение именно внешним добродетелям: подробно рассказывает о помощи раненному ближнему, говорит о продаже имения, наставляет принимать, кормить и поить странников, навещать заключенных, больных и так далее. Евангелие предлагает только одну молитву «Отче наш».
Но вспомним, с какой убежденностью говорят учителя Церкви: в Евангелии есть все. Хотя, конечно, не все лежит на поверхности. Наше восприятие Писания слишком часто имеет характер внешний, без проникновения за завесу плоти. Священная Книга — не просто книга, ее недостаточно читать, в нее надо проникнуть духом. А смысловые уровни, один за другим, уходят на неведомую нам глубину. Таинственная Книга открывается по действию благодати — при посредстве церковных таинств и молитвенного проникновения в Предание, а не одним усилием человеческого рассудка. Господь не случайно говорит с народом притчами, иносказательно, а не прямо, открытым текстом. Так же Он обращается к нам и так же общался со Своими ближайшими учениками. Кажется, что аллегория может только мешать точной передачи конкретной мысли. Ведь символику притч надо уметь распознать, а это далеко не всегда удается, в том числе и апостолам: слова о «фарисейской закваске» не поняты, они всего лишь наводят на мысль о забытом на берегу хлебе. Изъясни нам притчу, — не раз вынуждены просить ученики. Тогда Господь разъясняет им значение Своих слов. Точно также и мы, читая Писание, нуждаемся в Божественных разъяснениях, восполняющих непостижимое. Казалось бы, и нам надо молиться: Изъясни нам! Но далеко не все и не всегда способны воспринять ответ. Богообщение — не наша мера. И потому Писание толкуется для нас устами апостолов или святых отцов. Но и их поучения не даются сразу, они раскрываются по мере нашего собственного развития, по мере настойчивой работы ума и духа, привлекающей благодать Святого Духа.
Почему же все-таки иносказание? Господь и это нам разъясняет. Понятия духовные в прямом изложении не доходят до оплотненного ума — имея уши телеснодушевные, мы остаемся глухи, это уши, которыми не слышат глас Духа, глас хлада тонка. Человек, неспособный, неготовый понять, неправильно истолкует услышанное, соответственно начнет и действовать. Так он навредит себе и другим. Совсем иное дело, когда высказывание прикровенно, оно по крайней мере не дает прямых указаний к действию, поэтому не так опасно. Вот и апостолы часто не разумеша глагола, сказанного им Господом, бе бо прикровен от них, да не ощутят его. Принцип таков, что готовый поймет, а неготовый убережется. Человеку достаточно зрелому истинный смысл открывается и в притче, и в кратком иносказательном слове. Зрелость его заключается в том, что он стяжал уже некоторую благодать, достаточную для того, чтобы Бог Сам просветлял его мысленные очи, приоткрывал сокровенные смыслы, позволяя заглянуть в глубину. С другой стороны, тот, кто еще недостаточно подготовлен, до времени оберегается от лишних познаний, которые при неверной интерпретации будут только вредить. И в то же время у него появляется лишний стимул к молитве, что всегда и для всех полезно. Побуждаемый к просьбе: Изъясни нам притчу, человек в молитвенных усилиях может стяжать недостающую благодать и через нее — желанное разъяснение.
«Известная туманность выражений, которая употребляется иногда в Писании, есть вид молчания, дабы сделать труднопостижимым смысл учения, ради большей пользы читающих» (свт. Василий Великий). Такие особенности присущи не только библейским текстам, то же относится и к скудости описаний молитвенной практики в отеческих аскетических трудах, где мы сталкиваемся с загадочной немногословностью святых наставников.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
«Известная туманность выражений, которая употребляется иногда в Писании, есть вид молчания, дабы сделать труднопостижимым смысл учения, ради большей пользы читающих» (свт. Василий Великий). Такие особенности присущи не только библейским текстам, то же относится и к скудости описаний молитвенной практики в отеческих аскетических трудах, где мы сталкиваемся с загадочной немногословностью святых наставников.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Признаки искреннего духовного отношения духовных детей к старцам-наставникам
Преподобные Каллист и Игнатий в Добротолюбии выставили пять признаков искреннего духовного отношения духовных детей к старцам-наставникам:
1) полная вера к своему наставнику и предстоятелю;
2) истинствовать пред ним в слове и деле; 3) не исполнять ни в чем своей воли, а стараться во всем отсекать оную, то есть ничего не делать по своему желанию и по своему разумению, а всегда обо всем вопрошать и делать по совету и воле наставника и предстоятеля;
4) отнюдь не прекословить и не спорить, так как прекословие и спорливость бывают от рассуждения с неверием и высокомудрием и
5) совершенное и чистое исповедание грехов и таин сердечных.
Поясняя сей последний пункт, старец Амвросий говорит далее подробнее: «Духовное отношение требует от руководимых, кроме обычной исповеди пред Причащением Святых Таин (если, конечно, старец – иеромонах и духовник), и частого по потребности исповедания старцу и духовному отцу не только дел и поступков, но и всех страстных помышлений и движений и таин сердечных, как о сем говорят Василий Великий в Правилах, пространно изложенных (вопрос 26), Симеон Новый Богослов в первой части Добротолюбия (глава 122) и другие святые отцы».
#схиархимандрит_Агапит_Беловидов
Преподобные Каллист и Игнатий в Добротолюбии выставили пять признаков искреннего духовного отношения духовных детей к старцам-наставникам:
1) полная вера к своему наставнику и предстоятелю;
2) истинствовать пред ним в слове и деле; 3) не исполнять ни в чем своей воли, а стараться во всем отсекать оную, то есть ничего не делать по своему желанию и по своему разумению, а всегда обо всем вопрошать и делать по совету и воле наставника и предстоятеля;
4) отнюдь не прекословить и не спорить, так как прекословие и спорливость бывают от рассуждения с неверием и высокомудрием и
5) совершенное и чистое исповедание грехов и таин сердечных.
Поясняя сей последний пункт, старец Амвросий говорит далее подробнее: «Духовное отношение требует от руководимых, кроме обычной исповеди пред Причащением Святых Таин (если, конечно, старец – иеромонах и духовник), и частого по потребности исповедания старцу и духовному отцу не только дел и поступков, но и всех страстных помышлений и движений и таин сердечных, как о сем говорят Василий Великий в Правилах, пространно изложенных (вопрос 26), Симеон Новый Богослов в первой части Добротолюбия (глава 122) и другие святые отцы».
#схиархимандрит_Агапит_Беловидов
🔵 Предыдущий пост ⤴️
Но вернемся к Евангелию и обратим внимание, например, на то, что сказано об участи грешников, оказавшихся по левую сторону от Царя, вершащего Последний Суд. Можно видеть, что не царская безжалостность стала причиной их осуждения, — нет, эти несчастные сами уготовили себе огонь вечный. Но чем? Только ли тем, что не оказали внешней услуги ближнему? Дело в том, что их бездействие не случайно, и голодного они не накормили не просто из жадности или лености. Хотя и эти мотивы не безгрешны с точки зрения морали, но нам указана более глубокая и веская причина, приведшая их к погибели, — причина внутренняя, духовная. Когда мы видели Тебя алчущим? — искренне удивляются обвиняемые, пытаясь оправдаться пред Господом. И говорят они правду: они не увидели Его. Их бытийный уровень не позволяет им видеть вокруг себя страждущих; пораженные эгоизмом, они не готовы распознать скорбь в душе ближнего; бесчувственные к чужой нужде, они не способны и к состраданию. Пребывая в духовном ослеплении, эти люди лишены возможности восприятия истины, и потому в голодном они не узнали Спасителя, не распознали времени посещения их Господом, а посему и не познали Его. Это символ, указующий на ветхое, не обновленное благодатью состояние души. Прижизненно не исцеленная, не перерожденная, она непригодна для Царства Славы, по существу своему непричастна ему, а значит, не имеет возможности войти в него. Естество ее, бытийно не породненное со Христом в земной жизни, по духу своему остается сродни тому, что бросают в огонь, и в огонь вечный, уготованный диаволу.
Вот почему апостол Павел настаивает на необходимости обрести саму любовь, а не только совершать добрые поступки, дабы стяжать жизнь вечную. Если я, говорит он, отдам тело мое на сожжение, но при этом любви не имею, то и такой подвиг, являющий высшую степень самопожертвования, останется лишь внешним делом, и не будет в том никакой пользы. Только внутреннее состояние одухотворенной любви становится для преображенного и обновленного человека «основанием и содержанием вечной жизни» (свт. Василий Великий).
Глубоко заблуждаются те, кто полагают будто Царство Небесное достижимо одним соблюдением внешних заповедей. Сами заповеди Христова закона, как утверждает отеческая мысль, не исполнимы в полноте без трезвенного созерцания, без умно-сердечного делания. «Для совершенного исцеления сил души недостаточно осуществления заповедей, если ум не унаследует еще соответствующие... созерцания» (Евагрий Понтийский). «Трезвение есть путь всякия добродетели и заповеди Божия, еже и сердечное безмолвие глаголется; и оноже самое не мечтательне совершаемо, хранение ума есть. Не зрит света солнечнаго родившийся слепым; сице не ходящий в трезвении, не зрит богатно сияний вышния благодати, ниже свободится от лукавых и богоненавистных дел, и словес, и помышлений. Сицевый не свободно при кончине своей тартарских прейдет князей».*
*[Исихий Иерусалимский, прп. / / Добротолюбие (на слав. яз.). М ., 2001. Т. 1. С. 257. «Трезвение есть путь, на котором исполнимы все добродетели и Божии заповеди. Зовется он сердечным трезвением или, что то же, хранением ума вне мечтаний. Рожденный слепым света солнечного не видит; так же лишенный трезвения не видит обилия сияющей благодати, изливаемой свыше; не освободиться ему от греховных, ненавистных Богу дел, слов, помышлений. А при кончине своей таковому не миновать встречи с князьями тартара»].
Но вернемся к Евангелию и обратим внимание, например, на то, что сказано об участи грешников, оказавшихся по левую сторону от Царя, вершащего Последний Суд. Можно видеть, что не царская безжалостность стала причиной их осуждения, — нет, эти несчастные сами уготовили себе огонь вечный. Но чем? Только ли тем, что не оказали внешней услуги ближнему? Дело в том, что их бездействие не случайно, и голодного они не накормили не просто из жадности или лености. Хотя и эти мотивы не безгрешны с точки зрения морали, но нам указана более глубокая и веская причина, приведшая их к погибели, — причина внутренняя, духовная. Когда мы видели Тебя алчущим? — искренне удивляются обвиняемые, пытаясь оправдаться пред Господом. И говорят они правду: они не увидели Его. Их бытийный уровень не позволяет им видеть вокруг себя страждущих; пораженные эгоизмом, они не готовы распознать скорбь в душе ближнего; бесчувственные к чужой нужде, они не способны и к состраданию. Пребывая в духовном ослеплении, эти люди лишены возможности восприятия истины, и потому в голодном они не узнали Спасителя, не распознали времени посещения их Господом, а посему и не познали Его. Это символ, указующий на ветхое, не обновленное благодатью состояние души. Прижизненно не исцеленная, не перерожденная, она непригодна для Царства Славы, по существу своему непричастна ему, а значит, не имеет возможности войти в него. Естество ее, бытийно не породненное со Христом в земной жизни, по духу своему остается сродни тому, что бросают в огонь, и в огонь вечный, уготованный диаволу.
Вот почему апостол Павел настаивает на необходимости обрести саму любовь, а не только совершать добрые поступки, дабы стяжать жизнь вечную. Если я, говорит он, отдам тело мое на сожжение, но при этом любви не имею, то и такой подвиг, являющий высшую степень самопожертвования, останется лишь внешним делом, и не будет в том никакой пользы. Только внутреннее состояние одухотворенной любви становится для преображенного и обновленного человека «основанием и содержанием вечной жизни» (свт. Василий Великий).
Глубоко заблуждаются те, кто полагают будто Царство Небесное достижимо одним соблюдением внешних заповедей. Сами заповеди Христова закона, как утверждает отеческая мысль, не исполнимы в полноте без трезвенного созерцания, без умно-сердечного делания. «Для совершенного исцеления сил души недостаточно осуществления заповедей, если ум не унаследует еще соответствующие... созерцания» (Евагрий Понтийский). «Трезвение есть путь всякия добродетели и заповеди Божия, еже и сердечное безмолвие глаголется; и оноже самое не мечтательне совершаемо, хранение ума есть. Не зрит света солнечнаго родившийся слепым; сице не ходящий в трезвении, не зрит богатно сияний вышния благодати, ниже свободится от лукавых и богоненавистных дел, и словес, и помышлений. Сицевый не свободно при кончине своей тартарских прейдет князей».*
*[Исихий Иерусалимский, прп. / / Добротолюбие (на слав. яз.). М ., 2001. Т. 1. С. 257. «Трезвение есть путь, на котором исполнимы все добродетели и Божии заповеди. Зовется он сердечным трезвением или, что то же, хранением ума вне мечтаний. Рожденный слепым света солнечного не видит; так же лишенный трезвения не видит обилия сияющей благодати, изливаемой свыше; не освободиться ему от греховных, ненавистных Богу дел, слов, помышлений. А при кончине своей таковому не миновать встречи с князьями тартара»].
Будучи источником и основанием православного аскетического учения, Евангелие постоянно питает святоотеческую мысль в ее стремлении углубляться в это учение и развивать его. «Телесный подвиг, — размышляет над Писанием свт. Игнатий, — очень часто окрадывается весьма важным недостатком», тем, что «подвижник дает подвигу излишнюю цену». Это происходит, когда внешним деланием «ограничивают все жительство свое, все богоугождение свое. С такой неправильной оценкой всегда сопряжено уничижение духовного подвига, стремление отвлечь от него занимающихся им. Это случилось с Марфой. Она сочла поведение Марии неправильным и недостаточным, а свое более ценным, более достойным уважения. Милосердный Господь, не отвергая служения Марфы, снисходительно заметил ей, что в нем много излишнего и суетного, а что делание Марии есть дело существенное». Действительно, «телесный подвиг, еще не озаренный духовным разумом, всегда имеет в себе много суетного... Очень полезно знать, что есть другой подвиг, подвиг несравненно высший, подвиг духовный, осеняемый Божественной благодатью», вне которого человек «пребывает “чуждым даров Духа” (прп. Исаак Сирин), каковы бы ни были его телесные подвиги». Это и видим на примере Марфы: «она так занята была своим трудом, так уверена была в значимости его, что не просила у Господа распоряжения Ему благоугодного», но настаивала на своем разумении. В этой истории двух сестер «опять дано преимущество служению духа пред служением телесным» (свт. Игнатий Брянчанинов).
Блажени, сказано, хранящий слово Божие, блаженны, конечно, хранящие его умно и сердечно — слагающий в сердце своем. Новый Завет с самых разных сторон освещает исихастские принципы, но это тема достойна отдельного исследования. Упомянем лишь, что в новозаветном Писании мы найдем мысли о том, что «познающий Бога при жизни своей» уже «обладает Духом Божиим», о том, что «познание Бога поистине является из безмолвной жизни» и что «приятие Духа естественно должно быть следствием исихии, которая есть великое обоживание и условие подаяния Духа Святого» (прп. Каллист Ангеликуд). Прообраз стяжания Духа в исихии находим, в частности, в лице апостолов, которые, после вознесения Господа, взошли в горницу, где занимались только одним: все они единодушно пребывали в молитве и молении. Ученики, затворенные в тишине уединенной кельи ради молитвы, есть символ внутреннего делания. Повелением от Пастыря было — в затворе «ожидать обещанного о Духе». Это указание не только им, но и нам на внутреннюю затворенность, на удаление в свою умно-сердечную клеть от внешних дел и суеты мира. На примере апостолов нам явлены и плоды внутреннего подвига: оказав послушание и сотворив все повеленное, «обрели они обещанное в избытке и по достоинству» (он же): исполнились все Духа Святаго.
Нестареющее и неизменное учение о внутреннем делании «крепко и тщателно сохраняли святии отцы», как драгоценное наследие завещая потомкам. По их заповеди, чужд мудрости и безрассуден муж, не созидающий в себе вместилища благодати. «Мнози отцы святии рекоша тако», все они стяжали благодать, спасение и совершенство, труждаясь не на одном внешнем поприще, но храня умом свое сердце, — «без тогоже не обретается сие чудное великое таковое дарование и благодать, и без того невозможно приити в совершение и спастися». Не имеющий заботы об умном делании «подобен есть, якоже кто единою рукою собирает нечто, а другою расточает». Оттого большинство христиан не достигает совершенства, а многие лишаются благодати и самого спасения, что не ведают, с чего начинается духовная жизнь, что есть средина и где пределы; не разумеют, что внешние добродетели есть начало пути, внутренние — его завершение. Доколе же не познаем сего, сами будем разорять собственные труды (Цветник священноинока Дорофея (на слав, яз.). ТСЛ, 2008).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Блажени, сказано, хранящий слово Божие, блаженны, конечно, хранящие его умно и сердечно — слагающий в сердце своем. Новый Завет с самых разных сторон освещает исихастские принципы, но это тема достойна отдельного исследования. Упомянем лишь, что в новозаветном Писании мы найдем мысли о том, что «познающий Бога при жизни своей» уже «обладает Духом Божиим», о том, что «познание Бога поистине является из безмолвной жизни» и что «приятие Духа естественно должно быть следствием исихии, которая есть великое обоживание и условие подаяния Духа Святого» (прп. Каллист Ангеликуд). Прообраз стяжания Духа в исихии находим, в частности, в лице апостолов, которые, после вознесения Господа, взошли в горницу, где занимались только одним: все они единодушно пребывали в молитве и молении. Ученики, затворенные в тишине уединенной кельи ради молитвы, есть символ внутреннего делания. Повелением от Пастыря было — в затворе «ожидать обещанного о Духе». Это указание не только им, но и нам на внутреннюю затворенность, на удаление в свою умно-сердечную клеть от внешних дел и суеты мира. На примере апостолов нам явлены и плоды внутреннего подвига: оказав послушание и сотворив все повеленное, «обрели они обещанное в избытке и по достоинству» (он же): исполнились все Духа Святаго.
Нестареющее и неизменное учение о внутреннем делании «крепко и тщателно сохраняли святии отцы», как драгоценное наследие завещая потомкам. По их заповеди, чужд мудрости и безрассуден муж, не созидающий в себе вместилища благодати. «Мнози отцы святии рекоша тако», все они стяжали благодать, спасение и совершенство, труждаясь не на одном внешнем поприще, но храня умом свое сердце, — «без тогоже не обретается сие чудное великое таковое дарование и благодать, и без того невозможно приити в совершение и спастися». Не имеющий заботы об умном делании «подобен есть, якоже кто единою рукою собирает нечто, а другою расточает». Оттого большинство христиан не достигает совершенства, а многие лишаются благодати и самого спасения, что не ведают, с чего начинается духовная жизнь, что есть средина и где пределы; не разумеют, что внешние добродетели есть начало пути, внутренние — его завершение. Доколе же не познаем сего, сами будем разорять собственные труды (Цветник священноинока Дорофея (на слав, яз.). ТСЛ, 2008).
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Бывает во время молитвы, что сердце наше богопротивно стыдится пред людьми слов молитвы, или – Самого Господа Бога, вяло, не от сердца, произнося слова молитвы. Надо попрать этот богопротивный, человекоугодливый, диавольский стыд и страх, и произносить молитвы от души и громогласно, в просторе сердца, представляя пред собою единого Бога и всех считая как бы несуществующими».
#праведный_Иоанн_Кронштадтский
#праведный_Иоанн_Кронштадтский