71. Бесы наполняют образами ум наш, или лучше сами облекаются в образы по нам, и приражаются (прилог вносят) соответственно навыкновению господствующей и действующей в душе страсти: ибо сим навыкновением страстным они обыкновенно пользуются к размножению в нас воображений страстных, и даже во сне мечтание наше делают богатым воображениями: при чем преобразуются бесы похоти иногда в свиней, иногда в ослов, иногда в коней женонеистовных и огневидных, иногда в жидов наиболее невоздержанных; бесы гнева – иногда в язычников, иногда во львов; бесы страшливости – в измаилитов; бесы непостоянства – в идумеев; бесы пьянства и объедения – в сарацын; бесы любостяжания – иногда в волков, иногда в тигров; бесы лукавства – иногда в змий, иногда в ехидн, иногда в лисиц; бесы бесстыдства – в собак; бесы лености – в кошек. Бывает, что бесы блуда иногда превращаются в змей, иногда в ворон и грачей; в птиц превращаются наиболее воздушные бесы. Трояко же фантазия наша изменяет воображения бесов, по причине троечастности души, представляя их в виде птиц, зверей и скотов, соответственно трем силам души – желательной, раздражительной и мыслительной. Ибо три князя страстей против сих трех сил вооружаются и какой страстью окачествована душа, сродный с тою они принимают образ, в коем и приступают к ней.

#прп_Григорий_Синаит

Добротолюбцы
Часть IV

Памятник русского просвещения

В 1877 году свт. Феофан Затворник подготовил авторизованный перевод на русский язык пятитомного варианта Добротолюбия. Эта новая версия сборника издавалась до 1914 года трижды и получила широкое распространение среди монахов и благочестивых мирян. Этот вариант До­бротолюбия в основном и известен современному чи­тателю.

Свт. Феофан, адаптируя святоотеческие тексты для мас­сового читателя, привнес значительный элемент субъек­тивности. Помимо аскетических писаний, вошедших в гре­ческое и славянское Добротолюбие, святитель «включил в
русское Добротолюбие большое количество дополнитель­ных текстов, в частности из сочинений Иоанна Кассиана Римлянина и Феодора Студита, что значительно увеличило объем сборника. В то же время, свт. Феофан опустил неко­торые тексты, которые показались ему либо слишком отвлеченными и умозрительными, либо содержащими не нужные или опасные подробности - в частности, относительно психосоматического метода

[Психосоматический метод - этому термину соответствует поня­тие художество, или художественные приемы, - аскетический метод сведения ума в сердце при умно-сердечной молитве. Греческое слово «психосоматический» буквально означает -душевнотелесный. - Н.М.]

молитвы Иисусо­вой... Он сокращал, изменял или вовсе опускал эти мес­та». Удаляя из святоотеческих текстов и без того чрезвы­чайно скупые практические указания по применению художества, свт. Феофан поясняет мотивы своих действий. Он дает примечание в сноске, где указывает, что святоотеческое художество — это всего лишь «некие внешние при­емы... ничего существенного не дающие».

Перевод свт. Феофана подвергается иной раз серьезной критике, в частности такими авторитетами, как архиепископ Василий (Кривошеин), епископ Вениамин (Милов), архимандрит Киприан (Керн) и другие. Не лишним будет ознакомиться с некоторыми оценками, чтобы точнее пред­ставлять себе, в чем заключается своеобразие русского ва­рианта книги, с каким материалом мы имеем дело, обраща­ясь к этому изданию.

Интересно замечание прп. Никона Оптинского. На вопрос, какой вариант Добротолюбия предпочтительнее для чтения — русский или славянский, отец Никон отвечал: «Это совершенно разное. Почему случилось, что такой благодатный и просвещенный муж, как свт. Феофан, из­менил все, — неизвестно. Отец Анатолий Зерцалов

[Анатолий Оптинский I, Старший (Зерцалов; 1824-1894), пре­подобный. Оптинский старец, иеросхимонах, скитоначальник(с 1874). Руководился прп. Макарием Оптинским, затем стал учеником и сподвижником прп. Амвросия, который сам свидетельствовал о великой молитвенной силе о. Анатолия: «Ему такая дана молитва и благодать,
какая единому из тысяч дается». О. Анатолий обладал полнотой даров Святого Духа, он имел дар умносердечной молитвы, «имел те же дары
духовного совета, прозрения в тайники души человеческой и знания будущего, коими были так богаты его наставники - великие старцы Макарий и Амвросий. Он предузнавал о смерти близких духовных де­тей, об их болезни и невзгодах и осторожно предупреждал тех, к кому приближалось испытание... Внушал своим чадам принимать испыта­ния с покорностью воле Божией». Старец имел необыкновенно мило­стивый, сострадательный характер. Если узнавал о чьем-то горе, то так волновался, что у него начиналась ужасная головная боль, а потом начинало болеть и сердце. С особой любовью относился к молитве Иису­совой и был опытным ее делателем. Старец 21 год окормлял Шамординскую обитель. Находился в духовном общении с прав. Иоанном, ез­дил к нему в Кронштадт. Преданным учеником его был будущий ста­рец Варсонофий. О. Анатолий так глубоко и тяжело переживал кончи­ну своего любимого наставника - старца Амвросия, что им овладел смертельный недуг; постепенно угасая в болезни, он тихо почил (25.01 /7.02.1 894)],

очень любя творения свт. Феофана, когда касалось дело Добротолюбия, был за славянское в переводе Паисия (Величковского). Изменения есть не только в порядке, но в самых мыслях».

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

О ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Размышления о четках
https://vk.com/@raphael_karelin-razmyshleniya-o-chetkah

Добротолюбцы
Часть V

Свт. Феофан использовал для своей переводческой работы отнюдь не древнегреческий подлинник, но «далеко не совершенный и даже тенденциозный» пересказ Дионисия Загорейского на новогреческом языке, при этом внес в не­го «и со своей стороны изменения, так что его текст можно было бы назвать пересказом пересказа. В результате рус­ское Добротолюбие содержит «расхождения, пропуски и добавления не только стилистического, но и духовно-богословского характера» [Василий (Кривошеин), архиеп. Прп. Симеон Новый Богослов]. Посему «русский перевод, сделан­ный епископом Феофаном Затворником, не может служить
достоверным источником» [Лосский В.Н. Боговидение].

К сожалению, свт. Феофан пользовался при переводе
«не более исправным текстом аббата Миня, а новогречес­ким текстом, значительно сокращенным и попорченным». По этой причине те, кто знаком с текстами свт. Григория Паламы по тем незначительным отрывкам, что напечатаны в Добротолюбии, знают очень немногое из этого писателя, да и то в весьма цензурированном и «сильно обескровлен­ном» виде [Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы].

По отзыву известного биографа святителя П. А. Смир­нова, «перевод Добротолюбия сделан преосвященным Феофаном свободный, вольный, и его но справедливости можно назвать перифразом подлинника» [Вениамин (Милов), еп. Послесловие / / Григорий Синаит, прп. Творения].

Епископ Вениамин (Милов) характеризует работу
свт. Феофана как «слишком упрощенный по содержанию и фразеологии неточный перевод». О научном же «достоин­стве перевода свт. Феофана необходимо сказать следую­щее. Великий святитель-затворник своей переводческой работой, собственно, преследовал не строго научные инте­ресы, а удовлетворение нравственных запросов широкой массы верующих различного уровня умственного разви­тия». Святитель целиком исключил из сборника целые гла­вы, часто излагает мысли святых конспективно, иногда пе­редает содержание главы одними общими фразами. Не стремясь к буквальности перевода, он весьма значительно «отступает подчас от подлинника». Нередко у него «приво­дится одна или две начальные фразы той или иной главы, а остальное намеренно опускается».

В перевод не вошло учение прп. Григория Синаита «о
структуре человеческого тела и законах телесной деятель­ности, о природе демонов и их отношении к людям и совер­шенно опущена философская характеристика “божествен­ного оратора”... Советы прп. Григория о положении тела безмолвников при совершении Иисусовой молитвы, ком­ментарии на Екклезиаста и мысли о следствиях неправиль­ного дыхания молящегося также опущены». Свт. Феофан
«не везде соблюдал требования дословности, произвольно урезая переводимые места и сохраняя в них одни вольно передаваемые мысли... В некоторых случаях свт. Феофан по своему усмотрению допускал повторения, добавления и пояснения того, что и без комментирования понятно и что сомнений и затруднений не вызывает... Наряду с произ­вольным пополнением текста в переводе встречается нема­ло предложений с неправильной расстановкой слов...
позволяющей перетолковывать подлинный смысл содержания...

У переводчика имеется и другой недостаток. Он влагает
неточное содержание в греческие термины и понятия и по­этому слишком свободно передает на русский язык значе­ние греческих слов и фраз». Тенденция святителя «к макси­мальному упрощению текста часто отражается на точности перевода... В итоге перевод святителя, полезный в качестве руководства ко спасению, мало приспособлен к потребно­стям объективной науки» [ Вениамин (Милов), еп. Послесловие // Григорий Синаит, прп. Творения ].

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

Добротолюбцы
Часть VI

По мнению А. Г. Дунаева [ Дунаев А.Г. - переводчик с древнегреческого и составитель книги «Путь к
священному безмолвию» ], «епископ Феофан Затвор­ник руководствовался собственными понятиями и вкусами
относительно как перевода, так и композиции и состава сборника. Святитель подошел к сборнику не как к памят­нику, оказавшему сильнейшее воздействие на возрождение духовной жизни в Греции и славянских странах и построен­ному на основе определенных богословских предпосылок, но как к руководству для русской монашеской практики XIX столетия. Вследствие этого епископ Феофан допускал неточности и вольные парафразы при переводе (невзирая на и без того печальное состояние греческого текста), выпу­скал не только отдельные места, которые считал непонят­ными, ненужными и даже опасными, но и целые трактаты,
казавшиеся, видимо, слишком сложными в богословском отношении, а также дополнил Добротолюбие некоторыми произведениями и даже объемистым томом Феодора Студита, отсутствующим в греческом сборнике. В результате такого творческого и, прямо скажем, “нерабского” подхода “русское Добротолюбие”, быть может, и выиграло в ка­ком-то плане, но потеряло отчасти тот смысл, который
вкладывался в сборник его греческими составителями».

Надо напомнить, каким авторитетом среди афонских и
русских монахов пользовался трактат «О трех образах мо­
литвы» прп. Симеона. «Без учета этого текста никакое серь­езное знакомство с восточной духовной традицией просто немыслимо. Между тем как раз в этом трактате самые важ­ные места были опущены еп. Феофаном со следующим по­яснением: “Св. Симеон указывает некие внешние приемы, кои иных соблазняют и отбивают от дела, а у других покривляют самое делание. Так как сии приемы, по недостат­ку руководителей, могут сопровождаться недобрыми по­следствиями, а между тем суть не что иное, как внешнее приспособление к внутреннему деланию, ничего сущест­венного не дающее, то мы их пропускаем”» [ С такой мотивировкой свт. Феофан сократил текст трактата «О трех образах молитвы» при редактировании Добротолюбия (см.: т. 5, с. 469) и Творений прп. Симеона (см.: т. 2, с. 188). Справедливости ради нужно еще раз повторить, что сокращения, допущенные свт. Фе­офаном в Добротолюбии и Творениях прп. Симеона, были им же са­мим восполнены в книге «Письма о духовной жизни», где он целиком приводит сокращенное место. Книга эта в 1897 году выходила в Моск­ве уже третьим изданием. - Н.Н. ].

«Еп. Феофан вряд ли прав, считая способ молитвы чем-то второстепенным. Исихазм исходил из иных представлений о “психосоматическом” единстве человеческой природы, об обожении всего человеческого естества... Опа­сения, которыми руководствовался еп. Феофан, привели скорее к обратным результатам... в официальных кругах исихазм ассоциировался с “омфалопсихами” в карикатур­ном понимании антипаламитов... О прежней позиции православных ученых и издателей, характеризовавшейся стыд­ливым умалчиванием о “пререкаемом” образе молитвы (или прямым его отвержением, при непонимании даже, о чем, собственно, идет речь) и только играющей на руку противникам исихазма, говорит факт постоянного изъятия “опасного места” из трактата “О трех способах молитвы”». Например, «в авторитетной “Настольной книге священно­
служителя” [ Своего рода нормативный учебник-справочник, сост. С.В. Булгаков (1913),
переиздание Моск. Патриархата (1992-1993) ] об исихастах говорится как о “сословии мис­тиков, которые отличались самой странной мечтательнос­тью... Вздорное мнение исихастов об условиях восприятия несозданного света вскоре само собою предано было забве­нию”... [ Добавим, что цитируемая Дунаевым статья «Исихасты» помеше­на в «Настольной книге» (т. 2) под рубрикой «Краткие сведения о рас­колах, ересях, сектах...». Вполне оценить уровень статьи позволяют следующие строки: «Исихасты (т.е. спокойные)... почитали пупок сре­доточием душевных сил и, следовательно, центром созерцания и дума­ли, что, положив подбородок на грудь и беспрестанно смотря на пуп, можно видеть райский свет и наслаждаться лицезрением небожителей. Это... представлялось необходимым условием восприятия несозданно­го света...» Столь дикое высказывание могло быть порождено лишь полным нежеланием С.В. Булгакова вникнуть в суть исихастского де­лания. — Н.Н. ].

Сравнительный анализ греческого и русского Добротолюбия приводит к неутешительным филологическим выво­дам: «никакие редакции и поновления перевода еп. Феофа­на невозможны. Перевод Вышенского затворника должен остаться памятником русского богословского и духовного просвещения прошлого [XIX] века. Навряд ли дополнения и исправления поправят ситуацию, и в настоящий момент
речь может идти лишь о новом переводе греческого под­линника, сделанного с учетом всех требований и критериев современной науки» [ Дунаев А.Г. Предисловие / / Путь к священному безмолвию. М., Братство свт. Филарета, 1999, с. 3, 5-8 ].

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

О ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
В преддверии метафизической ночи
https://vk.com/@raphael_karelin-v-preddverii-metafizicheskoi-nochi

79. Страсти раздражения суть: гнев, горечь, бранчивость, вспыльчивость, дерзость, надменность, кичение и другие подобные. Страсти вожделения суть: лихоимание, разврат, невоздержность, ненасытность, сластолюбие, сребролюбие, самолюбие, всех лютейшая страсть. Страсти плоти суть: блуд, прелюбодеяние, нечистота, непотребство, чревоугодие, леность, рассеянность, мiролюбие, животолюбие и подобная сим. Страсти слова и языка суть: неверие, хула, лукавство, коварство, любопытство, двоедушие, поношение, клевета, осуждение, уничижение, болтливость, притворство, ложь, срамословие, буесловие, лесть, насмешливость, себя наставление, человекоугодие, надутость, клятвопреступление, празнословие и проч. Страсти ума суть: самомнение, превозношение, велехваление, спорливость, ретивость, самодовольство, противоречие, непослушание, мечтательность, придумывание, любопоказность, славолюбие, гордость, – первое и последнее из всех зол. Страсти мысли суть: парение, легкомыслие, пленение и рабство, омрачение, ослепление, отбегания (от дела), прилоги, сосложения, склонения, превращения, отвержения и подобная сим. Одним словом все худые мысли, чувства и расположения, несообразные с природою нашей, размещаются по трем силам души, равно как и все добрые, сообразные с естеством нашим, в них же сопребывают.

#прп_Григорий_Синаит

Добротолюбцы
Часть VI

Критика русской версии Добротолюбия никак не умаля­ет ценности духовного наследия Феофана Затворника.
Приведем лишь несколько мнений относительно творчест­ва свт. Феофана, которого епископ Вениамин (Милов) на­зывает «признанным судом Церкви и академии авторите­том в области аскетики».

О собственных писаниях свт. Феофана отец Софроний
отзывается следующим образом: «В этих книгах вы найдете бесконечное, неисчерпаемое богатство. Чтение их достав­ляет душе неизъяснимое наслаждение. Написанные по вдохновению Святого Духа, они при одном чтении их освя­щают ум. Помучайтесь, потрудитесь, поскорбите, помоли­тесь, поплачьте о своей душе, читая их» [ Софроний (Сахаров), архим. Подвиг богопознания. Письма с Афона. Эссекс—
М., Иоанно-Предтечснский мон.; Паломникъ, 2002, с. 175, 176 ].

Свт. Серафим (Соболев) так отзывается о творчестве
святителя: «В толковании Священного Писания епископ
Феофан Затворник строго держится святоотеческого уче­ния. Для нас епископ Феофан есть благодатный толковник, благодаря своей святой жизни и в силу того, что он был весь проникнут учением и духом святых отцов и в своем толко­вании Писания ничего не говорил от своего собственного разума, а говорил словами святоотеческого учения... В этом-то и заключается величайшее значение для нас епи­скопа Феофана. Он своими творениями, дивными по общепонятному, евангельскому изложению, неотразимо влечет нас к святым отцам, внедряя в наш ум благодатное
святоотеческое понимание истин Божественного Открове­ния... Он является великим богословом Русской Право­славной Церкви, ее славой и украшением именно потому, что своим умом и сердцем и всею своею жизнью слился со святыми отцами» [ Серафим (Соболев), свт. Жизнеописание и сочинения. Platina, Cal., USA,
St. Herman of Alaska Brotherhood Press, 1992, c. 40, 41 ].

Архиепископ Аверкий (Таушев) отмечает: «Как личный
великий подвиг жизни свт. Феофана, так и его глубокое проникновение в самую сущность подлинной христи­анской жизни дает ему бесконечное превосходство, как учителю христианской нравственности, над всеми совре­менными системами христианского нравоучения, появля­ющимися у нас и на Западе... Плодом его вдохновенных со­зерцаний явились его многочисленные письменные труды неизмеримо важной ценности... Письма свт. Феофана —
это истинное сокровище: они отличаются необыкновенной живостью слова, теплотою чувства, четкостью мыслей, об­разностью сравнений и, при всей простоте изложения, не­обыкновенной глубиной, тонким пониманием человечес­кой души» [ Аверкий, архиеп. Провозвестник кары Божией русскому народу: свт. Феофан Затворник, Вышенский. М., Елеон, 1999, с. 14-16 ].

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

Когда будешь безпрестанно творить молитву «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», будет благо, а ежели не радостно, так потому, что не творим молитву.

Архимандрит Виталий (Сидоренко).

СВЕТ В СУМЕРКАХ
Преподобный Паисий Молдавский
Часть I

Просветительская миссия прп. Паисия не ограничена
участием в переводе Добротолюбия. Его духовный вклад в жизнь Церкви и нашего Отечества намного значительнее. Литературно-издательская деятельность старца, его спо­движников и последователей имела решающее значение для сохранения отеческого Предания, для возрождения ду­ховных традиций. Великому старцу довелось подвизаться в тот сумрачный век, который учеными назван самым глухим временем русской истории.

Глубокий упадок монашеской жизни наметился еще
задолго до Петра. «Еще при жизни прп. Нила Сорского
старческий путь многим стал ненавистен», — свидетельствует архимандрит Леонид (Кавелин). А о XVIII столетии архимандрит Григорий (Борисоглебский) отзывается сле­дующим образом: «Тогда знали про старчество, но нена­видели его». Уже «со времен Петра печатание книг, от­носящихся к духовной жизни, предоставлено было усмот­рению Св. Синода», — и впоследствии установление это подтверждалось Высочайшими указами. Фактически это означало запрет на публикацию изданий духовного содержания. Кроме того, именным указом был запре­щен ввоз в Россию из-за границы «книг Священного Пи­сания славянской печати, без изъятия в отношении содер­жания».

После петровских реформ и екатерининских антицерковных деяний духовное просвещение в России стреми­тельно угасало. По мнению современного историка, Екате­рина II провела изъятие церковных имуществ значительно жестче и беспощаднее, чем Ленин в 1922 году, а митропо­лит Арсений (Мацеевич), выступивший против этого свя­тотатства и подвергшийся жестоким репрессиям со сторо­ны императрицы и церковной власти, умер в каземате, на­ходясь в еще более бесчеловечных условиях заключения, чем митрополит Петр (Полянский) и многие другие наши
новомученики.

То было время, когда монастырей оставалось менее половины, Церковь была лишена средств к существованию, а книги святых отцов повсеместно изъяты, так как духовная литература в Екатерининскую эпоху подлежала планомер­ному истреблению. Лишь богослужебные тексты остава­лись еще при храмах, и весьма ограниченный круг людей мог заглянуть в книги Священного Писания. Фактически русский человек не имел доступа к святоотеческому насле­дию, оказался оторванным от Предания.

В этих условиях остро вставал вопрос о сохранении православия. Необходимо было изыскивать пути просвещения русского человека, заново приобщать его к традиции. И Господь воздвиг на служение инока Паисия, чей труд не только рассеял духовные сумерки XVIII века, но и дал пло­ды, которые питают все последующие поколения вплоть до наших дней. «Он нес великий подвиг, и этот подвиг есть со­здание [переводной] аскетической литературы, то есть са­мого источника монашеского просвещения. Правда, и до отца Паисия были переводы некоторых аскетических тво­рений древних отцов монашества, но эти переводы уже устарели и стали редки, они были случайны, а главное —
были забыты в практической жизни».

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

Всегда делай ум храмом Богу,
Чтобы иметь внутри своего сердца
невещественное пребывание Царю.

Свт. Григорий Богослов