Кого посетит Господь тяжким испытанием, скорбью, лишением возлюбленного из ближних, тот и невольно помолится всем сердцем и всем помышлением своим, всем умом своим. Следовательно, источник молитвы у всякого есть, но отверзается он или постепенным углублением в себя, по учению отцов, или мгновенно Божиим сверлом.

#прп_Лев_Оптинский

Чувственное зрение соедини с умным зрением. Умное зрение установи внутри себя в верхней части груди, где дыхание твое. С дыханием соедини молитву Иисусову, произнося молитву неспешно. Зрение, дыхание, молитву соедини с чувством сердечным, и слух твой направляй туда же, чтобы из всего этого составилось нераздельное «одно». В этом "одном" зри Господа присутствующего в твоей молитве несомненно, как уверяет нас Евангелие: «идеже бо еста два или трие собрани во Имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф. 18, 20).

Держи ум не в голове, но внутри своей груди, в сердце или в духе сокрушенном. Имей живое зрительное вездесущее, слышащее присутствие Божие и только. Воображать Бога ни под каким видом не следует. Необходимо ум заключать в слова молитвы, а не воображать Господа во время молитвы.

В деятельной молитве нужна простота, чтобы молиться без всяких мудровании с верою и смирением.

А в созерцательной молитве нужна мудрость, делатели её должны знать и видеть ясно, что значит «в молитве пребывать» и, что значит «внимать сердцу». Делаю примерное сравнение. Когда мы видим что-нибудь лежащее в воде или огне, то говорим: такая-то вещь в огне лежит или в воде. Точно также и пребывающий в молитве должен быть всегда в молитве и сердце объято иметь молитвою, как вода поглощает и окружает что-нибудь лежащее в ней, или огонь - горящее огнём. Пребывать – значит, беспрерывно находиться в молитве. А сердцу внимать – значит, ум хранить от помыслов и чтобы ум назирал сердце неотходно, дабы сердце не уклонялось в какую-нибудь постороннюю мысль, но должно мыслить и иметь в сердце одно: любительно простираться к памяти Божией, верою чувствовать присутствие Божие в сердце и силу призываемого имени Божия. Когда сознательно почувствуешь силу имени Божия, тогда увидишь и умирение помыслов и проч.

Без сознания и без чувств, хотя бы и произносились слова молитвы, не есть ещё беседа и молитва, но празднословие и всуе призвание имени Божия. Если же так сам Господа благоволит, чтобы мы молились втайне в клети сердца нашего и очищали внутренняя сткляницы, то какой другой вид молитвы может быть благоугоден Господу? Никакой! И Симеон Новый Богослов говорит, что без внутреннего делания мы подобны прокажённым, одетым в хорошие одежды на смех зрящих на нас.

Как я стану молиться, не имея Тебя зримаго? И с кем беседовать буду, если Ты далече? Подая молитву молящемуся, Ты, несомненно, пребываешь и Сам в той же молитве. Горе нам от забвения. Дела плоти отвлекают сердце, помрачают ум, от чего мы и не можем пребывать внутри. Скорбь обдержит мя. Как не хочется, чтобы тленное пожирало нетленное, чувственное подавляло духовное! Что пользы временное и тленное приобретать, а вечное терять? Что за причина, что не могу я удержаться в молитвенном безмолвии? Суета умножает все дела, и времени не хватает выполнить их, а о безмолвии и подумать некогда. Неужели дела плоти нужнее дел духовных? К чему тогда и монашество? Поэтому излишни писания и учения св. отцев. Господи, разреши узы, которыми вяжет меня мир и плоть, дай мне свойственное по состоянию моему дело, которое приводило бы меня к «единому на потребу». Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, чтобы в точности исполнялась воля Твоя на мне.

Бог там пребывает, где наша молитва, а не слова, и не так как мы можем вообразить, но непостижимо и истинно. Имей всегда в памяти, что ты тогда только молишься, когда ум и сердце обращены ко Господу. Мы молимся Богу не отсутствующему, но всегда присутствующему. Он весь око, Он весь слух и видение. Откуда будет страх Божий, если нет в памяти Бога. А если нет в памяти Бога, то к кому произносишь слова молитвы? Такая молитва не есть молитва, но труд бесполезный и грешный. Навыкай зреть внутренне, стоять внутренне и слушать внутренне - в духе, в сердце, в чувстве сердца. Бог есть Дух, от духа и жертву приемлет, с духом соединяется и обожает его. К духу преклоняет Господь зрение и слух Свой. Дух в сердце, и сердце в Духе. Потому и ищет Господь нашего сердца.

Великое зрю таинство: Божие жительство на небе, как о том говорится в Писании, но Он весь и перед очима моима. Входя внутрь себя и там зрю Его, в чувстве сердца Своего. В словах молитвы созерцаю, в иконе Его зрю, в Евангелии Бог, и в Имени Божием Его зрю. Нет места и нет времени без присутствия Его. Господи, благослови!

#неизвестный_новооафонский_монах

Пишешь, что тебя иногда занимает мысль, как денница из светоносного Ангела обратился в сатану. Сама ты знаешь, что от гордости.
Но помни, что тебе теперь крепче должно держаться молитвы и не увлекаться никакими ни помыслами, ни рассуждениями, хотя бы они с шуией стороны происходили, хотя бы по-видимому с десной.
Молитва со смирением – непобедимое оружие на врага, а рассуждениями его не победишь.

#прп_Амвросий_Оптинский

Ещё одна трудность на пути духовной жизни – «двоящиеся» мысли».

Апостол Иаков говорит: «Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак.1:8). Мирская жизнь, построенная на угождении страстям, лишает человека цельности. Страсти тянут его в разные стороны и разрывают душу его на части. «Как на весах колеблется помысл предающегося сластолюбию» - говорит Марк Подвижник.

В миру эта расколотость души, создающая в человеке постоянное единоборство самых противоположных мыслей, желаний, настроений, считается почти достоинством. Это именуют «сложностью натуры». Этим хвастаются, это выставляют напоказ. Считают неизбежным свойством «натур одаренных».Вступающий на путь духовной жизни сразу видит, какую тяжелую болезнь выносит он из жизни мирской – именно в виде этой восхваляемой миром «сложности».Большая часть усилий его идет на то, чтобы освободиться от «двоящихся мыслей», от этой «сложности» и стать простым, т. е. «цельным», ибо где духовность, там простота и цельность. Именно об этой простоте говорит святой Григорий Богослов: «Я упражняюсь в приобретении простоты сердечной, от которой зависит спасение».

Двоящиеся мысли никогда так не страшны, как на молитве. Здесь они дают себя знать со всею силою и являются труднейшею преградою на молитвенном пути. На первой ступени эта раздвоенность как бы вытекает из самой природы нашей. Это не раздвоенность души, а раздвоенность, проистекающая от равной силы в нас воли плотской и воли духовной. В «Слове о прении схоластика» Марк Подвижник говорит:
«Схоластик спросил: а разве тело имеет волю без мысли?» Ответ подвижника: Имеет, как говорит Апостол: Мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти (Еф.2:3); и еще: плоть желает противного духу, а дух – противного плоти (Гал.5:17). Значит, плоть имеет и похоть, и волю, чего многие не знают; ибо не внимают своим помыслам и соглашаются с ними».

С первых же шагов молитвы эту раздвоенность свою и почувствует каждый. Кто-то начнет в душе молящегося как бы смотреть со стороны на его внешние при молитве действия. Читает молитву, крестится, кладет поклоны. Перебирает четки. Это один человек. Другой – наблюдает, точно совершенно посторонний, откуда-то изнутри. Наблюдает холодно. В молитве не участвует. Молится лишь «внешне» – «внутреннее» безучастно.

Пусть первый, читающий молитвы, старается делать свое дело, не обращая внимания на второго. А второй пусть сдерживается и, если сам не участвует в молитве, пусть не мешает первому своим наблюдением со стороны. Первому надо говорить: «Всякая молитва начинается с внешнего. Буду делать положенное – и Господь пошлет молитву внутреннюю». А второму надо говорить: «Если ты холоден и молиться не можешь, не мешай пока молиться молитвою внешнею».

Когда преодолеет молящийся этот соблазн, работа его еще только начинается. Раздвоенность не уничтожена, она уходила внутрь. Там она в скрытом убежище. Ее труднее заметить и труднее победить.Наблюдавший ранее за внешними действиями во время молитвы начинает теперь так же со стороны относиться к внутренним состояниям души. А другой, крестившийся, клавший поклоны, читавший молитвы и чувствовавший наблюдение за своими внешними молитвенными действиями, чувствует его в своих молитвенных переживаниях. Оба они уже не безмолвны. Внутреннее разделение начинает выражаться в словах, мысленно произносимых. В душе начинаются споры, как бы между разными людьми. «Смотрящий» делает свои замечания, мешает другому, молящемуся.

Враг зорко стережет состояние раздвоенности и сейчас же старается овладеть «наблюдающим». Не имея цельности, человек не имеет силы сразу защититься от врага. Молитва постоянно в опасности. Чем слабее молитва, тем сильнее враг, который иной раз настолько овладевает душой, что заставляет наблюдающего, вопреки его воле, смеяться над молящимся, делать кощунственные замечания или просто обсуждать вопросы, ничего общего с молитвой не имеющие. Молитва становится ареной мучительной борьбы, от которой душа в смятении и не знает, куда укрыться.

#протоиерей_Валентин_Свенцицкий

🔴 О внутренней борьбе с помыслами и о значении смирения

Вы пишите, что ведете внутреннюю борьбу с помыслами и, понуждая себя к внутренней молитве, чувствуете трудность сего подвига и свою неспособность к нему. И то, и другое показывает, что Вы стоите на правильном пути. И внутренняя брань, и трудность внутреннего подвига приводят человека к познанию своей немощи, а познание своей немощи – к смирению. А как необходимо смирение в деле нашего спасения, об этом хорошо говорит св. Симеон Новый Богослов:

🔅«Две есть жертвы, которые приемлет Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, и за которые милует и всякого человека в отдельности, и весь мир в совокупности, – из коих одна есть Сам Господь наш Иисус Христос и Бог воплотившийся, а другая – сокрушенное и смиренное сердце каждого, верующего в Него».
(Слово 31-е, пар. 5; т. I, с. 271–272).

🔅«Не требуется, чтобы человек взамен за душу свою дал что-либо другое, кроме познания себя, что он – ничто. Только при этом способен он будет принесть Богу сердце сокрушенное и смиренное, – единственную жертву, которую всякому благочестивому человеку прилично приносить Богу. Этой одной жертвы Бог не уничижит, зная, что человек ничего не имеет собственного, что мог бы принесть Богу».
(Слово 31-е, пар. 4; т. I, с. 270).

#архиепископ_Феофан_Полтавский

Молитва — внутренняя жизнь, а тщеславие — поза, жизнь вовне, жизнь для людей. Молитва — это внутренний, невидимый и самый могущественный фактор бытия человеческой личности; <...> молитва — это стержень личности, а тщеславие заменяет лицо маской и саму молитву превращает в представление. Тщеславный — это «артист святости», он не может пребывать умом в своем сердце, он непрестанно репетирует роли, которые будет играть перед людьми, в том числе и роль молитвенника.
Тщеславный будет намекать на силу и значительность своей молитвы, рассказывать о необыкновенных случаях или даже чудесах, которые происходят по его молитве. Когда тщеславный находится в окружении людей, то он готов молиться целыми часами, чтобы услышать похвалы своему благочестию. Страсть тщеславия дает ему для молитвы демоническую силу, а когда он остается наедине с самим собой, то желание молиться у него исчезает. Тщеславный не молится, а только играет в молитву, поэтому молитва его становится бездушной и лицемерной.

#Архимандрит_Рафаил_Карелин

🔵 Продолжение. Начало (нажми - ⤴️).

О чем говорит прп. Исаак? О благодатной молитве второго и третьего периодов духовной жизни, то есть о созерцании и обожении, о том, что возрастают в эту меру не многие. Но говорится об этом не ради устрашения. Не отпугнуть от занятия умным деланием, но привлечь к нему должна мысль святого отца. Один из тысячи достигает меры созерцательной молитвы. Это так, но из тысячи кого? Разумеется, из тысячи тех, кто подвизается в деятельной умно-сердечной молитве. Не будь этих тысячи умных делателей, не вырастут и единицы созерцателей. А к чему призывает своих последователей Саровский старец, что значит его завет: «стяжи мирный дух»? Он сам разъясняет: «это тот самый мир, про который сказано: мир Божий, превосходяй всяк ум, — это тот мир, который никаким словом человеческим выразить нельзя, про который Господь говорит: мир Мой даю вам, не якоже Mip дает, Аз даю вам. Отсюда и «цель жизни христианской состоит в стяжании Духа Божиего, и эта цель жизни всякого христианина, живущего духовно» (прп. Серафим Саровский). Все мы на самом деле призваны к стяжанию высших даров благодати — к восхождению в меру обожения. Чтобы не оставалось сомнения у маловерных, преподобный старец убеждает нас чудотворением, со всей ясностью указуя направление подвига: беседуя с Николаем Александровичем Мотовиловым, прп. Серафим воочию явил плоды заповеданного нам «стяжания Духа», когда его лик ослепительно просиял благодатью Фаворского света. Это признак обоженной твари, такая душа, став проводницей нетварных сил, в самом деле способна подвигнуть к спасению тысячи вовлекаемых в свою благодатную орбиту собратий. Об одном говорят, к одному призывают святые — к стяжанию высших даров Духа, обозначая и тот единственный путь внутреннего подвига, что ведет к начертанной ими цели, — путь деятельной умно-сердечной молитвы. И сами эти «святые, как и прп. Серафим, еще на земле удостаиваются славы, преображаясь боголепно». Таким и «должен быть, и может быть человек. И всякий человек призван к сему» (митр. Вениамин (Федченков).

Знаменательно, что свидетельства, подобные тому, которое явил прп. Серафим сиянием обоженного лика, даются и нашему времени в подтверждение все той же цели нашего призвания. Так, старец Софроний Эссекский в частном письме признавался: «В начале моего хождения к старцу Силуану Бог дал мне не один раз видеть его в такой славе, что я не смел поднять своих глаз, чтобы смотреть на него прямо...»

Что касается нашей немощи, оправдывающей, как некоторым кажется, духовную праздность современного человека, то вдумаемся в слова двух иноков, звучавшие в самом начале и самом конце ушедшего столетия. «Трудным кажется идти путем тесным подвигов духовных, которым идти Христос заповедал Своим последователям. “Мы не пустынники, не подвижники, — говорят обыкновенно такие в свое оправдание, — мы люди обычные, с немощами плоти...” Как будто Христос и апостолы, учившие о необходимости идти путем тесным, были какими-то пустынниками! Значит, вот где коренная причина... это боязнь духовных подвигов, требуемых Евангелием, это желание... оправдать хождение своими путями, по влечению страстей житейских» (сщмч. Фаддей Успенский). Действительно, «время идет, меняются люди, их нравы, мировосприятие,вкусы, взаимоотношения», но — не Христос. А значит, и «заповеди Христовы остаются те же, те же — смысл и назначение жизни человека, та же смерть неминуемо ожидает каждого... те же блаженства или муки, та же ненависть и лютая вражда диавола, те же и даже более сгущенные и тонко сплетенные его сети и ловушки, а потому те же необходимы подвиги, те же посты, молитвы, бдения, покаянные слезы, то же внимание к себе, то же внутреннее делание». А если точнее говорить, то нам нужна «еще большая ревность и горение веры, чем у прежних христиан. Это потребно нам еще более: ведь тем настойчивее нужно стремиться к Небу, чем больше старается нас пригнуть к земле дух злобы, князь мира сего» (архимандрит Лазарь (Абашидзе).

Еще одно преткновение, издавна сбивавшее с пути искателей молитвенного дара, хорошо знакомо и нам. Это мысль о том, что умное делание и сердечная Иисусова молитва есть достояние исключительно монахов. Дальше больше — одному заблуждению сопутствует другое: самим инокам это делание начинает казаться недоступным в условиях общежития. Представляется, что ради углубления молитвенного подвига непременно требуется уединение в пустыне, удаление на безмолвие в леса, скиты, затворение в одинокой келье. Что сказать на это? Только одно: большая путаница. И вновь та же причина — нет ясного различения периодов духовной жизни: деятельного и созерцательного. А относительно первого сомнения нужно прислушаться к слову умудренного опытом пустынника: «У многих людей возникает во­прос: могут ли христиане, находящиеся в миру, заниматься умной молитвой? Я отвечаю на него утвердительно: да!» (старец Иосиф Ватопедский) «В величайшей прелести оказывается тот, кто думает, что делание молитвы есть долг лишь исключительно преуспевших монахов, а не обязанность всякого верующего вообще» (он же).

Пустынное уединение в самом деле бывает нужно, но это удел тех, кто одолел путь деятельного подвига и вырос в меру, достаточную для ведения прямой брани с демонами. «Не знаешь разве, что всякому житию свой чин и свое время?» (прп. Исаак Сирин). Очевидно, что на тропу духовной войны нельзя ступать безоружным, не стяжав даров благодатной молитвы*.

*Речь не идет об исключениях, когда к пустынному безмолвию Бог призывает Своих особых избранников, иногда безо всякой видимой подготовки, иногда совсем юных. Надо учесть, что наши представления о подвижничестве отчасти искажены, поскольку читать доводится в основном о жизни именно таких исключительных личностей. Естественно, что о них прежде всего и пишут, о них же повествуют жития святых, вследствие чего у нас исподволь может возникать иллюзорная картина, когда такие исключения начинают казаться чуть ли не нормой.

Прежде этого для всякого мирянина и инока, если он не самоубийца, необходима школа «боевого искусства», которую проходят, подвизаясь среди людей. Терпя и одолевая искушения и нападения, наводимые диаволом через наших ближних, человек учится. Было бы безумием прежде времени вызывать на поединок самого сатану, обрекая себя на гибель. В деятельный период закладывают фундамент. Это молитвенный опыт в миру или монастырском общежитии, во взаимодействии с собратьями. Здесь, в предварительной подготовке, стяжаются зачатки смирения и первые посещения благодати, здесь обретается начальная исихия и зарождается деятельная умно-сердечная молитва — главное оружие для очищения души от страстей. Без прохождения этой стадии внутреннего делания никогда не достичь и следующей — благодатной, когда одинокий воин-созерцатель готов силой Святого Духа противостать бесплотному врагу. Так и поем в тропаре священномученику: если «деяние обрел еси», тогда только — «в видения восход». И евангельская история учит, что не все бывают готовы, когда наступает время сотворити Господеви. На примере святых апостолов видим, что они были возведены Господом на гору высоку — на высоту созерцания, будучи еще духовно незрелыми: и ученики пали на лица свои и очень испугались, и отягчены были сном, то есть падши, теряя сознание, закрываясь руками, как видим на иконе Преображения, ослепленные, не в силах понести излияние сияющей благодати. Это и невозможно прежде преодоления деятельного пути, прежде вхождения в меру мужа совершенна**.

**Подобное происходит и в других случаях. Так, во время явления Божией Матери прп. Сергию Радонежскому пал ниц находившийся рядом ученик Михей: «И ученик его, видев нестерпимую ону зарю, страхом и трепетом одержим, и лежаше на земли, яко мертв». То же случилось со старицей Евдокией, ставшей свидетельницей явления Божией Матери прп. Серафиму Саровскому: «Я упала от страха замертво на землю, и не знаю, долго ли я была в таком состоянии и что изволила говорить Царица Небесная с батюшкой Серафимом. Я ничего не слышала...» И в наш век свидетельствует прп. Силуан Афонский: «Не может человек понести полноту благодати», потому и «ученики Христовы на Фаворе пали ниц от славы Господней». Епифаний Премудрый, прп. Житие прп. Сергия. С. 83; Серафим (Чичагов), архим. Летопись... С. 326; Софроний, иеромон. Старец Силуан. С. 136.

Продолжение▶️

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

"Пастырь" Ермы

Послушай теперь, неразумный, каким образом печаль изгоняет Духа Святого и как опять спасает.

🔅Когда сомневающийся не обретает успеха в каком-либо деле из-за своего сомнения, то печаль входит в сердце такого человека, омрачает Духа Святого и изгоняет его.

🔅И когда охватывают человека гнев и сильное раздражение по какому-нибудь поводу, то опять печаль входит в сердце, он скорбит о своем поступке, раскаивается, что разгневался. Эта печаль кажется спасительною, потому что влечет раскаянье.

❗ Но и в том и в другом случае печаль оскорбляет Святого Духа.

▪️Печаль, вызванная сомнением или тем, что не удалось человеку его дело, - печаль неправедная.

▪️Печаль же от досады на дурной поступок не плохая печаль, но и она оскорбляет Святого Духа.

Посему удаляй от себя печаль и не оскорбляй Святого Духа, в тебе живущего, чтобы он не возроптал на тебя к Господу и не удалился от тебя. Ибо Дух Божий, обитающий в этом теле, не терпит печали. Итак. Облекись ты в радость, которая всегда имеет благодать пред Господом и угодна Ему, и утешайся ею. Всякий радующийся человек совершает добро и помышляет о добре, презирая печаль. А человек печальный всегда зол,
- во-первых, потому, что оскорбляет Святого Духа, который дан человеку радостным; и,
- во-вторых, потому, что он творит беззаконие, не обращаясь к Господу и не исповедуясь перед ним. Молитва печального человека никогда не достигает престола Божия.

И я спросил его:

Почему же, господин, молитва печального человека не восходит к престолу Господню?

Потому, - ответил он, - что печаль пребывает в его сердце. Печаль, смешанная с молитвою, не допускает молитву чистою взойти к престолу Божию. Как вино с добавлением уксуса уже не имеет прежней приятности, так и печаль, примешанная к Святому Духу, не имеет той же чистой молитвы. Посему очищайся от злой печали и будешь жить с Богом, и все будут жить с Богом, если только отбросят от себя печаль и облекутся в радость.

Комментарий⤵️

1️⃣Есть печаль, которая почти всегда является следствием неисполненных пожеланий (не достиг успеха, не решилось дело, сомнения, как указывает автор). Значит, внутренние мотивы этих стремлений, как и само следствие, здесь страстные.
❗Отсюда, духовный закон: чем больше мирских пожеланий, тем гарантированнее их следствие - печаль.

2️⃣Есть печаль, как следствие неправедного гнева (как досада, по автору) на проступок. По видимости, она хорошая, но только по видимости. Потому что человек печалится вроде о своём проступке, но в действительности он опечален тем, что оказался не хорошим в глазах людей, печалится не о том, что оскорбил человека и Бога, а о том, что показал себя в дурном свете. Корень этой печали - тщеславие.

Тут становится понятно, что молитва, при такой печали, будет нечистой. Она будет иметь целью просить у Бога достижения страстно желаемого, или будет связана с досадой, что со мной произошло не подобающее для меня.

3️⃣В конце автор говорит о злой печали.

И здесь необходимо дополнить о спасительной печали, чтобы разобраться. Что же за печаль, которая по Богу (по апостолу). Она возникает от греховных поступков, но человек печалится, что оскорбил любовь Божию, сделал больно человеку. Такая печаль не является страстью. Она своим плодом имеет спасительное покаяние, смирение, желание загладить грех перед Богом и человеком.

4️⃣Радость, в которую надо облечься - это надежда, упование на Бога, так как упование противоположно страстной печали. Речь здесь, скорее всего, не о "духовной радости" , последняя - высокий духовный плод, дар Божий, который не приходит раньше мира сердечного.

#комментарий

Открыли сообщения. Попробуем. Простите Христа ради 🙏

Нужна проблема для беседы с нами. Она вечна. Молимся ли мы или делаем вид?

Это не опрос. Это размышление. Хотелось бы не исповеди, а того, что предшествует этому.

Попытка себя поймать.

Сейчас нередки рассуждения о том, что нравственность возможна сама по себе, т. е. без Бога: «захотим и будем» — считают многие. Но нравственность невозможна без Бога. Если хотя бы предположить, что Бога нет, тогда различение добра и зла перестает быть возможным, ибо все становится относительным. А относительное без Абсолютного обессмысливается. Бог и есть то самое Абсолютное Добро, в свете которого только и возможно определить все относящееся к добру. И в поисках Абсолюта человек проявляет высшую духовность.

А если Бога нет, то нет и точки отсчета, нет шкалы, по которой можно определить, что есть что. Так, в Библии говорится: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 17, 6). Ф. М. Достоевский писал так же определенно: Если нет Бога, то все позволено.

Бог есть Свет, при котором только и бывает видно всем и каждому, что есть белое, а что — черное. «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит» (Ин. 1. 4,5) — сказано в Св. Евангелии. Лишенный этого света и свое безобразие может принять за красоту.

Действительная нравственность в истоках своих без Бога невозможна, как не может быть дерева без корней. Религия и нравственность взаимообусловлены: «Нравственность без религии невозможна, религия без нравственности не нужна».

При свете веры в Бога определения добра и зла становятся четкими как в целом, так и в каждом конкретном случае. Например, добром вообще можно назвать все то, что поддерживает жизнь личности, семьи, общества. Доброта, милосердие, сострадательность, верность, постоянство, целомудрие, терпение, трудолюбие, воздержание, жертвенность, смирение, покаяние — вот оно, нравственное добро!

Злом можно назвать все то, что разоряет жизнь личности, семьи, общества. Гордость, самоуверенность, себялюбие, жестокость, разврат, ложь, лень — вот оно, зло. Понятия эти неизменны и безусловны, их нельзя подчинить соображениям пользы.

Пророк Моисей, умирая, упрашивал окружающих его людей: «…жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Вт. 30, 19). То есть избери добро, чтобы жил ты и дети твои.

#протоиерей_Иоанн_Гончаров

Из предисловия к Грамматике, рукопись БАН 24.5.28

Здесь камни, которые скрывают сокровища, и кто сегодня хочет (учиться), или может (учён), чтобы их увидеть?
Некоторые думают, что можно понять Писание без знания грамматики.
А я скажу, что грамматике нельзя научиться без учащего.
А Писание без знания грамматики можно понять лишь столько, сколько рыбы без сети.

Этот фрагмент начинает публикацию кратких текстов из наследия прп. Паисия Величковского, возродителя монашества XVIII века, занимавшиеся переводами святых отцов. Он перевёл тексты, значительно большего объёма, чем вышедшее из печати Добротолюбие. В этом году исполняется 300 лет со дня его рождения!