Мне доводилось встречать в жизни людей весьма опустившихся: спившихся, без паспорта, жилья – БОМЖи. Искали они еду по помойкам, клянчили рубли у ларьков, и, получая монетку, тут же покупали совершенно отвартительное пойло, заливая бездонные глубины своего чрева. Их тела грызли вши; если заглянуть под воротник рубахи такого пропойцы, то увидишь там копошащиеся массы отвратительных паразитов. Лица их часто были побиты: синяки, ссадины, выбитые и гнилые зубы. Дрались одни и друг с другом за бутылку, била их и местная шпана.

Очень часто, эти бедолаги, напиваясь в хлам, не могли порою добраться до ближайшего подвала. И если случалась в то время зима, то отмораживали они себе уши, носы, пальцы (до ампутации), часто замерзали насмерть.

У всех у них были свои истории, свои падения, свои взлеты (когда-то) и не всех их жизнь эта устраивала. Но всегда удивляли среди них люди, которым все это нравилось. Да-да, нравилось. Был один инвалид, безногий БОМЖ, который частенько сидел возле церкви и просил деньги на выпивку. Грязный, вонючий, всегда пьяный и похотливо-веселый. У него и паспорт был, и мать с отдельной квартирой… Сколько раз она пыталась его забрать, отмывала, откармливала, лечила, а он снова и снова бежал на улицу – в подвалы, к своим товарищам, пойлу, вшам, грязи и побоям. Когда спрашивали его, почему он не хочет оставаться дома, он говорил просто: «Мне нравиться на улице. Нравиться бомжевать». Впоследствии он, как и один из многих, замерз на пороге подвала особенно холодной зимой, особенно в этот день, перебрав технического спирта.

Если спроецировать этот непрезентабельный образ опустившегося человека. которому нравится такая жизнь на нас, на обычных казалось бы людей, то со всей очевидностью мы увидим в себе эти черты. Я говорю о страстях, разных страстях, грехах наших, в которых мы пребываем изо дня в день, из года в год, от исповеди к исповеди. Нас забирают (Бог, священники, жены, родители, совесть) – пытаются отмыть, откормить, вылечить, но мы снова как псы возвращаемся на дурманящую и влекущую нас лужу страстей, ту блевотину, от которой нас пытались спасти.

Если признаться, то мы и не просим никакого спасения, а если просим, то часто делаем один только вид прошения. А на самом деле наслаждаемся своим падением. Часто внешне мы вполне презентабельны, имеем машину, квартиру, семью, ходим даже в храм, но наша страсть сопровождает нас, мы не спешим восстать от своего падения. Эти бомжи проекция нашей духовной лени, нашего небрежения, духовной инвалидности, которая не дает нам возможности воспрянуть. Сформированное нами бытие начинает определять наше сознание.

Мы находимся на дне зловонной ямы и чем дольше мы лежим в этих испражнениях, чем больше тьмы проникает в нашу душу, тем менее возможным представляется шанс подняться. Глубинная тьма начинает определять нашу жизнь – это онтология падения. Там все труднее и труднее видеть удаляющийся от нас Свет, Который только и способен осветить путь к спасению.

#имхо

МОЙ ВЗГЛЯД НА ФИЛЬМ : ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ

https://www.instagram.com/tv/CVIGOUijYsx/?utm_medium=share_sheet

💬 Князь Мышкин:

– Бывает материна радость,
когда она первую от своего младенца улыбку заприметит;

такая же точно бывает и у Бога радость всякий раз,
когда Он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится.
.
.

Федор Михайлович Достоевский. "Идиот"
________

на фото: древнейший московский Спасо-Андроников монастырь

Время открывать

В XX столетии произошли основательные перемены на всех уровнях жизни, и к нашему времени сложилось такое положение, когда, по мнению многих, наступает пора говорить о молитве «во всех подробностях, без всяких сокрытий, ради пользы молящихся. Опытные сильно оскудели, почти не осталось знающих умное делание... Потому ныне весьма потребно разрешать недоумения ищущего ума, дабы души искателей, скорбя и унывая, не впали бы в отчаяние» [Антоний (Голынский-Михайловский), архиеп. О молитве Иисусовой].

«Ситуация сильно изменилась, — отмечает современник. - Охотников до монашеского делания заметно поубавилось даже по сравнению с прошлым [XIX] веком, не говоря уже о древних временах; опытных наставников в умной молитве днем с огнем не сыскать (если они и есть, то сокрыты от внешнего мира)... По-видимому, аналогичные проблемы возникали уже в XIII веке, с чем и следует связывать появление трактатов с описанием способов молитвы... Похожими причинами было вызвано появление “Иконописных подлинников”». Приемы и методы, «составляя предмет непосредственного личного обучения учеников старцами, не закреплялись письменно, пока вследствие оскудения старчества не возникла опасность их полного забвения, побудившая опытных в них деятелей молитвы предать их письменности. Такого мнения держится еп. Игнатий (Брянчанинов) в своих весьма замечательных аскетических творениях, крайне важных для понимания святоотеческого учения об умной молитве» [Василий (Кривошеин), архиеп. Ц Путь к священному безмолвию. Малоизвестные творения св. отцов-исихастов. М., Братство свт. Филарета, 1999, с. 6, 7].

Что касается «внешних приемов» [Имеются в виду художественные приемы молитвы] молитвы, которые иногда считают нужным скрывать от широкой публики, то они и так «давно перестали быть тайной». Так, например, свт. Феофан опустил часть текста из трактата «О трех образах внимания»

[Справедливость требует добавить, что свт. Феофан сам же воcполнил ранее им изъятое. Действительно, при переводе на русский язык Добротолюбия и Творений прп, Симеона свт. Феофан сократил в трактате «О трех образах внимания» описание художественных приемов молитвы. Но надо учесть, что при этом в своей собственной книге «Письма о духовной жизни» он полностью воспроизводит сокращенное место. Причем книга эта была достаточно популярной, и в 1897 ГОДУ она выходила в Москве уже третьим изданием. См : Феофан Затворник, свт. Письма о духовной жизни, письмо 16, с. 178.],

но в то же время этот текст был полностью опубликован епископом Порфирием (Успенским). Осторожность свт. Феофана «привела скорее к обратным результатам... только играющим на руку противникам исихазма», уничижителям умного делания [Путь к священному безмолвию. Малоизвестные творения св. отцов-исихастов. М., Братство свт. Филарета, 1999, с. 6, 7].

Случалось, что и в более отдаленном прошлом чрезмерные опасения и перестраховки приводили к нежелательным результатам. «Самое желание читать священные книги, — говорил свт. Филарет, — уже есть залог нравственного улучшения». Но эта мысль была отнюдь не для всех очевидна в первой четверти XIX века, когда за утверждение подобных идей приходилось бороться. В то время, по свидетельству современника, многие относительно Библии «имели несчастную мысль, что от чтения сей книги люди с ума сходят. Одно время чтение Библии было формально воспрещено воспитанникам военно-учебных заведений — в предотвращение помешательства, под тем предлогом, что два кадета уже помешались. А многие другие “почитали ее книгою, только для Церкви потребной и для попов одних годной”. Из страха мистических заблуждений и чрезмерностей тогда вдруг стали избегать и Макария Египетского, и Исаака Сирина, — “а умная сердечная молитва уничтожена и осмеяна, как зараза и пагуба”» [Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991 (репр. изд. Париж, 1937), с. 171].

Такого рода тенденции были результатом католического влияния. Например, в «Послании восточных патрархов» (XVII) Иерусалимский патриарх Досифей диктует прямое запрещение мирянам читать Священное Писание

[Архиеп. Василий (Кривошеин) по этому поводу отмечает: «Что особенно “коробит” православное чувство в Исповедании Досифея, это - запрещение мирянам читать Св. Писание, особенно Ветхий Завет. В защиту этого запрещения Досифей ссылается на опыт Церкви, якобы убедившейся во вреде, происходящем от чтения Св. Писания мирянами... Излишне говорить, что “опыт”, о котором здесь идет речь, есть “опыт” Римо-Католической, а не Православной Церкви. Там он понятен, ибо церковный строй, да и учение Римо-Католической Церкви действительно не находятся в согласии с Писанием, и миряне не должны этого знать, но в православии это не так, ему нечего бояться Св. Писания. Не говорим о том, что этот “опыт” запрещения чтения Св. Писания оказался очень неудачным и был одной из причин, вызвавших отпадение от Римо-Католической Церкви протестантов... Во всяком случае, нигде в святоотеческом Предании и постановлениях Древней Церкви нельзя встретить каких-либо указаний о вреде чтения Слова Божия». Церковь владыки Василия.с. 202].

Надо отметить, что в русском переводе этого текста (1838) митрополит Филарет вычеркнул этот запрет для мирян на чтение Библии, тем не менее различные вероучебные отклонения, носящие латинствующий характер, веками проникали к нам с Запада.

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

Отмечено, что написание исихастских трактатов обычно совпадало с периодами духовного упадка. Благодаря этому поддерживалась преемственность, сохранялась и передавалась традиция. «Движимые тайным божественным вдохновением, — писал прп. Паисий Молдавский, — многие отцы изложили в книгах святое учение, исполненное премудрости Святого Духа, об этой божественной умной молитве на основании Божественных Писаний Ветхого и Нового Заветов. Это устроилось по особенному Божию Промыслу, чтобы божественное делание не пришло во всеконечное забвение».

Говорил об этом и свт. Игнатий: «Заметно, что время написания большего числа книг об умном делании совпадает с временем особенного оскудения в монашестве умного делания... Когда некоторые из отцов увидели, что истинные и не прелестные наставники этого делания начали очень умаляться, то, будучи подвигнуты Божиим Духом, чтобы не оскудело истинное учение», изложили его письменно. «Прп. Григорий Синаит, живший в XIV веке, когда прибыл в Афонскую Гору, то нашел там, между тысячами монахов, только трех, которые имели некоторое понятие об умном делании. К XIV и XV векам относится большинство писаний об Иисусовой молитве».

Во времена духовного обнищания возникает потребность в распространении сокрытых дотоле знаний, дабы способствовать возрождению традиции. Тогда начинаются новые исследования, пишутся книги, у издателей оживает интерес к забытому письменному наследию. Тогда же случаются обретения утраченных писаний, «и иные утаенные до времени по непостижимому для нас Божественному Промыслу от всеобщего взора рукописи, сокрывавшиеся под спудом... являются всей полноте Церкви как некий изумительный и многоценный дар». В наше время явно наблюдается нечто подобное. И процесс этот приветствуется духовно авторитетными людьми.

[Некоторые, однако, усматривают в этом тревожные признаки приближения к концу земной истории. Мы видим «великое множество самых прекрасных, самых христианских наидушеполезнейших книг, которых, наверное, никогда во все века христианства не печаталось так много, так сразу и в таком наилучшем виде, не продавалось так дешево и так повсеместно (да и не читалось так мало и так поверхностно), как теперь. Не те ли это апокалипсические “полчаса безмолвия” (См.:Откр. 8, 1) пред началом ангельского вострубения и страшных конечных конвульсий умирающего мира сего?» Лазарь (Абашидзе), архим. Мучение любви , с. 226]

Архимандрит Емилиан пишет:

[Емилиан Метеорский, Симонопетрский (1935 - 2019), схиархимандрит. Греческий подвижник, старец, игумен мон-ря Симонопетра на Афоне и духовный наставник женской Благовещенской обители в Ормилии (самый большой женский мон. в Греции). Ранее был настоятелем монря Большие Метеоры в Греции. В 1973 г. более 50 иноков во главе с архим. Емилианом перешли из Метеор в находившийся тогда в запустении святогорский мон. Симонопетра, что и послужило возрождению древней обители. О. Емилиан «одна из выдающихся духовных личностей нашего времени. Во многом с его именем связано возрождение монашеской жизни в Греции и на Афоне в 60-90 годы XX века. Он соединял в себе черты древнего аскета-исихаста с пламенной ревностью церковного деятеля». Старец Ефрем Катунакский называл о. Емилиана «вторым Иосифом Исихастом»]

«В наши дни, слава Богу, многие говорят об умной молитве и издают невероятное число книг на эту тему... Умное делание охватывает весь мир и доходит до каждого человека... Это прекрасно еще и потому, что восточные псевдорелигии и лжеапостолы выдают за Божественные свои молитвы, которые на самом деле душевные, лживые и бесовские».

Старец Иосиф Исихаст, поясняя мотивы, побудившие его писать книгу «Духоносная труба», говорит о насущной потребности в письменных руководствах, удобопонятных для современного человека. Путь умного делания, пишет старец, становится «в наши дни труднопроходимым и тернистым из-за недостатка путников, хотя в древние времена все богоносные отцы шли этой дорогой. Поэтому и я, малейший, с душой, горящей божественной ревностью, ради пользы моих братий предпринял этот малый труд, повинуясь Божию повелению... Не удовлетворившись творениями боговдохновенных отцов, вознамерился записать собственные косноязычные речи, ибо, если окажется это полезным хотя бы одному брату, будет мне от Господа награда за труд».

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

Понять всю силу и значение молитвы и научиться молиться так, чтобы быть услышанным, чрезвычайно важно для каждого верующего, ибо только через молитву устанавливается непосредственная связь человеческой души с Богом, и только через эту молитвенную связь человек может получить от Бога все благодатные средства и силы, необходимые для спасения. Своими же слабыми силами человек возродиться и обновиться не может.

«Молитва, – говорит о. Иоанн Кронштадтский, – златая связь человека-христианина, странника и пришельца на земле, с миром духовным... и паче всего с Богом – Источником жизни; от Бога изшла душа, к Богу и да грядет всегда чрез молитву.

Доколе стоим на усердной молитве, дотоле и спокойно, и тепло, и легко, и светло на душе; оттого, что тогда мы с Богом и в Боге; а как с молитвы долой, так и пошли искушения, разные смущения. О преблаженное время молитвы!»

Так как Господь есть единственный источник всяких благ, то, объединяясь с ним в молитве, мы и получаем от Него все блага.

«От всеблагого и великодаровитого Бога можно получить молитвою веры все духовные и необходимые вещественные блага, только бы искренно было желание этих благ и горяча молитва. И какие молитвы Церковь влагает нам в уста? Такие, что ими удобно можно преклонить Господа на всякую милость к нам, на всякое даяние благое.

Усердная, слезная молитва не только грехи очищает, но и телесные немощи и болезни исцеляет и все существо человека обновляет и, так сказать, перерождает (говорю из опыта). О, какой дар неоценный – молитва!

Молитва, как внешний воздух освежает тело, так она освежает душу и оживляет ее; в ней бодрее и веселее чувствуешь себя, подобно тому, как, прогулявшись на свежем воздухе, чувствуешь себя и физически, и душевно бодрее и свежее».

Молитва – необходимая пища души.

«Для чего нужно и дома молиться, и ходить в церковь к Богослужению? А для чего ты ешь, и пьешь, и ходишь на свежий воздух каждый день, или работаешь каждый день? Для того, чтобы поддерживать жизнь тела и укреплять его. И молиться нужно непременно для того, чтобы поддерживать и возбуждать жизнь души, подкреплять душу, недугующую грехами, очищать ее, как и пищу и питье иное ты употребляешь для очищения от вредных мокрот и нечистот. Если, поэтому, ты не молишься, то весьма неразумно и безрассудно поступаешь...

Люди впали в безверие оттого, что потеряли совершенно дух молитвы или вовсе не имели и не имеют его, короче – оттого, что не молятся. Князю века сего простор для действия в сердцах таких людей; он господин в них. Молитвою они не испрашивали и не испрашивают себе у Господа росы благодати Божией (а только просящим и ищущим подаются дары Господни), и вот сердца, испорченные по природе, без живительной росы Духа Святого пересохли и от крайней сухоты наконец запылали адским пламенем неверия и различных страстей, и диавол знает только воспламеняет страсти, поддерживающие этот ужасный огонь, и торжествует при виде погибели несчастных душ, искупленных кровию Того, Кто попрал его державу».

Конечно, молитва разных людей по своим качествам и по своей действенности может быть чрезвычайно различна. Между молитвою школьника, просящего о благополучном исходе экзамена, и молитвою пустынника, застывшего в восторге таинственного созерцания и не замечающего ничего вокруг, конечно, громадная разница. Великие подвижники, прежде всего, отличались Духом горячей, пламенной молитвы, которая у них была постоянной в силу присущего им чувства зависимости от воли Божией. Но этот дар молитвы, как и все в духовной жизни, давался им не сразу, а путем длительных усилий. Несомненно, молитва наших пастырей-молитвенников, как, например, преподобного Сергия или о. Иоанна Кронштадтского, в разные периоды их жизни была не одинакова по своей силе, и молитва детских лет, при всей своей искренности и чистоте, не имела той действенности, как в период зрелости, когда дух уже окреп в молитвенном подвиге.

#свт_Василий_Кинешемский

7. Сугубый страх, с одной стороны от оставлений Божиих, с другой от обучительного попущения искушений внешних, обыкновенно рождает частость надзирательного внимания в уме человека, старающегося заградить источник худых помыслов и дел. Для этого именно и оставления бывают, и посылаются нечаянные искушения от Бога, к исправлению жизни нашей, особенно когда кто вкусил сладость упокоения от добра сего (внимания и трезвения), – и вознерадел. – От частости сей рождается навык; от этого – естественная некая непрерывность трезвения; а от сего, по свойству его, мало-помалу порождается видение брани, за которым последует непрестанная молитва Иисусова, сладостная без мечтаний тишина ума, и дивное некое состояние, исходящее от сочетания со Иисусом.

#прп_Исихий_Иерусалимский
#ЦСДобротолюбие

Очень нужно понять, что христианское отречение от мира не только не есть отречение от любви к миру, но, наоборот, – ее первое истинное утверждение. Я сознательно сказал «к миру», хотя можно было бы сказать «к людям», и тогда никто не был бы смущен и не привел бы мне текст апостола: «не любите мира». Этот текст помнят, не понимая его, а другой текст и не помнят, и не понимают: «Бог возлюбил мир». Бог возлюбил, а вот мы не любим, а потому и не хотим соучаствовать в том, о чем говорится дальше в этом тексте: «Ибо так возлюбил Бог мир, Что отдал Сына Своего» (Ин. 3:16).

А мы только судим мир с полным сознанием своего судейского права, хотя опять же в этом тексте сказано, что «не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него». А как мы можем, не имея любви, отдавать себя за людей? Только святость любви может восходить на Голгофу.

Не любить мир означает не любить, прежде всего, самого себя, свою темноту и грех, это означает, прежде всего, осознать самого себя, как этот самый мир, не любящий и темный. И тогда в такой нелюбви к миру в человеке начинает восходить заря любви к людям, великого сострадания к миру.

#Сергей_Фудель

Феофану Греку приписывают также создание знаменитой иконы Донской Божьей Матери (ок. 1395 г.). Достоверных сведений в пользу авторства Феофана нет, но стиль живописи выдает руку мастера-грека, а образный строй иконы свидетельствует об исихастской направленности его мысли. Образ Богородицы Донской написан явно под влиянием знаменитой Владимирской Богоматери, которую в конце XIV века перенесли из Владимира в Москву. Живописная манера сочная, свободная, цвета насыщенные, глубокие, плавь мазков создает драгоценную поверхность. Так писали в это время в лучших мастерских Константинополя. И сам образ Богоматери и Младенца Христа трактован глубоко и неординарно. Особенно активную роль здесь играет синий цвет и золото. Золотым помимо фона (теперь фон счищен до левкаса и выглядит белым) написаны одежды Христа (символ Его царского достоинства), кайма на мафории Богородицы (символ Ее духовных даров, которыми Она украшена) и звезды (символ Ее непорочности). Глубоким синим тоном написаны клав на рукаве Христа, чепец и рукав нижнего платья Марии. Но самая удивительная деталь – это синий свиток в руке Иисуса, перевитый тонкой золотой нитью. Это символ учения Христа, Слова, пришедшего в мир.

Удивительно написаны лики Христа и Богородицы – мягкая плавь с легкой подрумянкой словно хранит тепло плоти, из глаз струится нежный свет. Хочется сказать, что это тихий свет, но в глубине глаз таится невероятный источник энергии, который сообщает образам силу и внутреннюю заряженность, необыкновенную концентрацию духа. Здесь Феофан обходится без внешне экстравагантных приемов, как это было в новгородских фресках, но, активизируя традиционный язык, мастер создает образ не меньшей убедительности и духовной силы.

Икона Донской Богоматери двухсторонняя, выносная. На ее оборотной стороне написан образ «Успения Пресвятой Богородицы», так как она предназначалась для Успенского собора Коломны. Художник представляет композицию Успения в сжатом, сокращенном варианте (без апокрифических сюжетов – перенесения апостолов из разных концов света к ложу Богоматери и др.). Все внимание мастер сосредотачивает на главном – Христос приходит за душой Богородицы. На ложе возлежит Божья Матерь, вокруг стоят апостолы, пришедшие проститься с Ней.

Лаконизм иконографической схемы заставляет более активно работать каждую деталь. Например, свеча, стоящая перед ложем Богородицы – весьма многозначный символ. Это и жизнь святого, который, сгорая, отдает свет, и молитва, которая возносится Богу, свеча также символ Богоматери, которую в Акафисте величают «свечой светоприемной». Свеча корреспондирует с фигурой Христа в золотых одеждах. Над головой Христа – ярко-красный серафим. Образ Христа также напоминает свечу. Свеча и фигура Христа определяют основную вертикальную ось композиции; вместе с горизонтальным ложем Богоматери образуется крест – символ Христовой победы, Воскресения, Торжества жизни над смертью. Палаты с двух сторон фланкируют композицию, словно направляя наше внимание к центру, к действию, происходящему у ложа. Сконцентрированное, несколько затиснутое пространство разделяется как бы на две зоны, как реальность, разделенная на два пласта: видимый и умопостигаемый. В первом – апостолы, пришедшие проститься с умирающей Богородицей, во втором – явление Христа с душой Марии на руках в виде запеленатого младенца. Рядом с Христом два святителя – это Иаков Брат Господень и Иерофей Афинский (оба мученики, жившие в 1 веке). Первое, что бросается в глаза – странный темный, иссиня-черный цвет мандорлы, окружающей фигуру Христа. Мандорла – знак божественной славы, света, сияния, которое сопровождает Христа. Почему же Феофан пишет мандорлу темно-синей, почти черной?

Обратимся вновь к исихастской традиции. Отцы-исихасты называют божественный свет – сверхсветлой тьмой, уча, что в глубине своей свет этот непроницаем так же, как и непознаваем Бог. Этот неприступный свет может восприниматься человеком как темнота. Свет ослепляет человека и встреча с ним многими подвижниками воспринималась как вхождение в мрак. Вспомним, что Павел на пути в Дамаск был ослеплен этим светом.. (Деян. 22:6-11). Об этом пишут св. Симеон Новый Богослов, Григорий Палама и другие мистики и богословы. На темном фоне мандорлы ярко выделяется фигура Христа в золотых одеждах и над Его головой огненный серафим ярко-красного цвета – здесь Феофан остается верен любви к экспрессивным приемам.

#Богословие_иконы

О раскрытии царствия Божия внутрь

Это же о чем? О проявляющихся по временам в душе, самоусиленно и самотрудно ищущей Бога, невольных, глубоких и неудержимых влечениях к Богу. Понятнее будет, если скажем: о том, что бывает с душею, и как нам надобно держать себя, когда крепко захочется помолиться, или когда потянет на молитву. Это испытывают все в большей или меньшей степени, и на переходе от самотрудного искания к живому богообщению, и по достижении его. Состояние это похоже на то, в каком бывает человек, когда о чем либо задумывается. Задумавшийся уходит внутрь себя и сосредотачивается в своей душе, не обращая внимания на свою внешнюю обстановку, на лица, вещи и события. Тоже и здесь: только там-дело ума, а здесь-дело сердца. Находит влечение к Богу, душа собирается в себя и становится пред лице Бога, и, или изливает пред Ним свои надежды, и болезни сердечные, как Анна, матерь Самуилова, или славословит Его, как Пресвятая Дева Мария, или стоит пред Ним в изумлении, как часто стоял св. Апостол Павел. Тут все своеличные действования – мысли, намерения, прекращаются, и все внешнее отходит от внимания. Душе самой не хочется заниматься ничем посторонним. Бывает это и в церкви, и дома на молитвенном правиле, или при чтении и размышлении; может быть даже во время каких либо внешних занятий, и среди общества. Но во всех случаях оно не зависит от произвола. Однажды испытавший это влечение может помнить о нем, желать повторения его, напрягаться к нему; но сам своим усилием не привлечет его: оно находит. Произволу остается одно: когда найдет, не позволяй себе расстраивать его, а попекись, сколько сил есть, дать ему простор побольше побыть в тебе. Можно назвать это проявлениями настоящего молитвенного духа, или ощущениями приближения Божия, которые в руках благодати, руководящей ревнителя о спасении, суть воспитательные приемы. В них предуказывается, чего надобно искать и домогаться; и вместе свидетельствуется, что труды искания, доселе подъятые, не пропадают даром, и тем возгревается ревность к неутомимейшему исканию. Душе говорится этим: «видишь, что есть из-за чего трудиться, – трудись же!» И как это случается обычнее после крутых актов самоотвержения, выражающихся в особых произвольных лишениях, или в делах благотворения, или занятиях благочестия, сопровождаемых внутри актами положения себя в руки Божии, или предания себя Божию попечению и Божию водительству, то и внушается собирать побольше таких актов, и дело искания быстрее придет к концу. Конец же искания тот, чтоб это временное состояние сделалось постоянным, не в том, конечно, виде, но в том же существе дела. Когда это придет, тогда в душе совершится раскрытие царствия Божия.

#свт_Феофан_Затворник