Горячность веры
Праведный Алексий Московский
Настоящим подвигом было служение иерея Алексия Мечева [Алексий Московский (Мечев; 1859-1923), праведный. Московский старец протоиерей Алексей Алексеевич Мечев с 1892 г. вплоть до кончины (9.06.1923) был настоятелем храма свт. Николая в Кленниках, где ныне почивают его святые мощи. Причислен клику святых (2000), как и его сын - священномученик Сергий (Мечев). Память 9/22.06], ставшего в 1892 году настоятелем Никольского храма в самом центре столицы, вопреки своему искреннему стремлению получить приход в деревенской глуши. Тридцатитрехлетний батюшка, смирившись пред волей Божией, ревностно предался служению. Особенность его положения заключалась в том, что первые годы на его службах не было прихожан. Отец Ачексий сразу же ввел ежедневное богослужение. Как рассказывает монахиня Иулиания (Соколова) [Иулиания (Соколова; 1899-1981), монахиня. В миру Мария Николаевна Соколова, дочь московского священника. Внесла неоценимый вклад в дело возрождения древнерусской иконописи. Духовная дочь прав. Алексия Московского (с 1913). В мечевском храме была риз-ничной, посещала службы ежедневно утром и вечером. Ею составлено «Жизнеописание старца о. Алексия Мечева». По кончине старца окормлялась у о. Сергия Мечева, неоднократно посещая его в ссылке. Тогда же он «благословил нуждающимся в духовной поддержке обращаться к ней с полной откровенностью и доверять ей так же, как и ему». В Маросейской общине руководила группами по изучению Библии. Приняла тайный постриг (1970). Мон. Иулиания - известный русский иконописец. В один из самых скорбных периодов нашей истории ей было дано возродить и передать преемникам традиции древнерусской иконописи. Обучаться иконописанию начала (1920-е) по благословению о. Сергия Мечева, который был глубоким почитателем и серьезным знатоком древнерусской иконы, в то время как большая часть общества еще восторгалась религиозной живописью В.М. Васнецова и М.В. Нестерова. Мон. Иулиания трудилась (с 1946) до самой кончины в Троице-Сергиевой Лавре, где вокруг нее сложилась иконописная школа. Ею разработана для МДА программа и методика обучения иконописи. Мон. Иулиания была авторитетом не только в вопросах иконописания, но и в вопросах духовной жизни], в пять утра настоятель сам отпирал храм и, никого не дожидаясь, готовил все необходимое для литургии, совершал проскомидию и начинал утреню, за которой сам читал и пел, затем служил литургию. «Он далек был от мысли прибегать к каким-либо организационным мерам» для привлечения в храм народа. «В основу своего дела он положил только молитву и бодрствование над собою, возлагая успех дела всецело на благословение Божие».
Впоследствии отец Алексий рассказывал: «Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме. Один протоиерей говорил мне: “Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил в храм — пусто. Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь”». Отец Алексий не смущался этим и продолжал добросовестное служение. Воскресные и праздничные дни он не оставлял без поучений, проповеди иногда записывал или составлял конспект. И народ потянулся к храму, вокруг батюшки стало собираться «многочисленное братство ревнителей веры и Церкви, введено было, по его благословению, строго уставное богослужение», со временем образовалась знаменитая мечевская община.
Праведный Алексий Московский
Настоящим подвигом было служение иерея Алексия Мечева [Алексий Московский (Мечев; 1859-1923), праведный. Московский старец протоиерей Алексей Алексеевич Мечев с 1892 г. вплоть до кончины (9.06.1923) был настоятелем храма свт. Николая в Кленниках, где ныне почивают его святые мощи. Причислен клику святых (2000), как и его сын - священномученик Сергий (Мечев). Память 9/22.06], ставшего в 1892 году настоятелем Никольского храма в самом центре столицы, вопреки своему искреннему стремлению получить приход в деревенской глуши. Тридцатитрехлетний батюшка, смирившись пред волей Божией, ревностно предался служению. Особенность его положения заключалась в том, что первые годы на его службах не было прихожан. Отец Ачексий сразу же ввел ежедневное богослужение. Как рассказывает монахиня Иулиания (Соколова) [Иулиания (Соколова; 1899-1981), монахиня. В миру Мария Николаевна Соколова, дочь московского священника. Внесла неоценимый вклад в дело возрождения древнерусской иконописи. Духовная дочь прав. Алексия Московского (с 1913). В мечевском храме была риз-ничной, посещала службы ежедневно утром и вечером. Ею составлено «Жизнеописание старца о. Алексия Мечева». По кончине старца окормлялась у о. Сергия Мечева, неоднократно посещая его в ссылке. Тогда же он «благословил нуждающимся в духовной поддержке обращаться к ней с полной откровенностью и доверять ей так же, как и ему». В Маросейской общине руководила группами по изучению Библии. Приняла тайный постриг (1970). Мон. Иулиания - известный русский иконописец. В один из самых скорбных периодов нашей истории ей было дано возродить и передать преемникам традиции древнерусской иконописи. Обучаться иконописанию начала (1920-е) по благословению о. Сергия Мечева, который был глубоким почитателем и серьезным знатоком древнерусской иконы, в то время как большая часть общества еще восторгалась религиозной живописью В.М. Васнецова и М.В. Нестерова. Мон. Иулиания трудилась (с 1946) до самой кончины в Троице-Сергиевой Лавре, где вокруг нее сложилась иконописная школа. Ею разработана для МДА программа и методика обучения иконописи. Мон. Иулиания была авторитетом не только в вопросах иконописания, но и в вопросах духовной жизни], в пять утра настоятель сам отпирал храм и, никого не дожидаясь, готовил все необходимое для литургии, совершал проскомидию и начинал утреню, за которой сам читал и пел, затем служил литургию. «Он далек был от мысли прибегать к каким-либо организационным мерам» для привлечения в храм народа. «В основу своего дела он положил только молитву и бодрствование над собою, возлагая успех дела всецело на благословение Божие».
Впоследствии отец Алексий рассказывал: «Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме. Один протоиерей говорил мне: “Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил в храм — пусто. Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь”». Отец Алексий не смущался этим и продолжал добросовестное служение. Воскресные и праздничные дни он не оставлял без поучений, проповеди иногда записывал или составлял конспект. И народ потянулся к храму, вокруг батюшки стало собираться «многочисленное братство ревнителей веры и Церкви, введено было, по его благословению, строго уставное богослужение», со временем образовалась знаменитая мечевская община.
Помимо ежедневной литургии у отца Алексия были введены ежедневные праздничные всенощные, посвященные святому, чья память в тот день отмечалась. Он говорил: «Мне хотелось дать Москве один храмик, где каждый веруюший именинник при желании мог бы услышать в день своего ангела величание своему святому». Ежедневно совершалась панихида. «Бывало, — вспоминал он, — наложат мне на панихиду вот такую гору поминаний, я считал своим долгом все их прочитать. Мы должны воспитывать в себе силу воли; не надо брать на себя подвига сверх сил, но то, на что решился, следует выполнять во что бы то ни стало. А то сегодня пропустишь, завтра, а потом будешь думать, зачем и вообще-то я это делал...»
В то время, по устоявшемуся обычаю, москвичи говели и причащались только Великим постом один раз в году. Отец Алексий ввел иной обычай, он «располагал обращавшихся к нему к более частой исповеди и частому причащению. Во всякое время года желающий мог придти к нему и очистить совесть в таинствах, что в других храмах не было принято [«Из этого общепринятого порядка приходских храмов следует исключить храм, где служил о. Валентин Амфитеатров, и немногие другие, составлявшие единицы»]. Со временем это стало известно всей Москве». Отец Алексий «на основе покаяния учил самоотверженной любви, которая начинается в работе над собой в малом кругу своей семьи, среди серых будней и мелочей, во взаимоотношениях с теми, с кем Господь поставил рядом. В самом себе батюшка являл образец этой любви — искренней, бескорыстной, всепобеждающей. Основой же было — покаяние и внимательное отношение к каждому своему поступку и слову».
«Трудами батюшки, — вспоминает епископ Арсений (Жадановский), — постепенно наладилась на Маросейке уставная служба. На первых порах, правда, нам и отцу Алексию пришлось перетерпеть немало укоров от богомольцев, роптавших на продолжительное богослужение. Бывало, скажешь: “Батюшка, многие недовольны, что затягивается всенощная”, а он улыбнется и ответит: “Ничего, не смущайтесь, потом все будут благодарить нас и утешаться”. Так и вышло. Кому из верующих москвичей теперь не известна Маросейка своим одухотворенным богослужением и церковным порядком... Отчасти здесь сказалось влияние Чудова монастыря, перед которым батюшка весьма благоговел». Часто можно было услышать от отца Алексия: «Благодаря чудовским у нас устроилась монастырская служба».
Близко знавшие отца Алексия рассказывают: «Батюшка был очень музыкальный человек, любил пение, но строгое и молитвенное. Он не любил концертов, которые создают настроение, поэтому у нас было поставлено самое простое пение и никаких особых репертуаров. Строго наблюдал батюшка и за церковным уставом... Не позволял регентам произвольно выбирать для пения тот глас, который казался им полегче, чтобы пение получалось более стройным. Не позволял он выбирать стихиры по своему усмотрению, которые казались певчим более содержательными. Наказывал брать только то, что установлено, и петь непременно на указанный в богослужебной книге глас... И уставщику не разрешал стихиры самочинно выбирать: эта, мол, полегче, а эта посодержательнее».
В то время, по устоявшемуся обычаю, москвичи говели и причащались только Великим постом один раз в году. Отец Алексий ввел иной обычай, он «располагал обращавшихся к нему к более частой исповеди и частому причащению. Во всякое время года желающий мог придти к нему и очистить совесть в таинствах, что в других храмах не было принято [«Из этого общепринятого порядка приходских храмов следует исключить храм, где служил о. Валентин Амфитеатров, и немногие другие, составлявшие единицы»]. Со временем это стало известно всей Москве». Отец Алексий «на основе покаяния учил самоотверженной любви, которая начинается в работе над собой в малом кругу своей семьи, среди серых будней и мелочей, во взаимоотношениях с теми, с кем Господь поставил рядом. В самом себе батюшка являл образец этой любви — искренней, бескорыстной, всепобеждающей. Основой же было — покаяние и внимательное отношение к каждому своему поступку и слову».
«Трудами батюшки, — вспоминает епископ Арсений (Жадановский), — постепенно наладилась на Маросейке уставная служба. На первых порах, правда, нам и отцу Алексию пришлось перетерпеть немало укоров от богомольцев, роптавших на продолжительное богослужение. Бывало, скажешь: “Батюшка, многие недовольны, что затягивается всенощная”, а он улыбнется и ответит: “Ничего, не смущайтесь, потом все будут благодарить нас и утешаться”. Так и вышло. Кому из верующих москвичей теперь не известна Маросейка своим одухотворенным богослужением и церковным порядком... Отчасти здесь сказалось влияние Чудова монастыря, перед которым батюшка весьма благоговел». Часто можно было услышать от отца Алексия: «Благодаря чудовским у нас устроилась монастырская служба».
Близко знавшие отца Алексия рассказывают: «Батюшка был очень музыкальный человек, любил пение, но строгое и молитвенное. Он не любил концертов, которые создают настроение, поэтому у нас было поставлено самое простое пение и никаких особых репертуаров. Строго наблюдал батюшка и за церковным уставом... Не позволял регентам произвольно выбирать для пения тот глас, который казался им полегче, чтобы пение получалось более стройным. Не позволял он выбирать стихиры по своему усмотрению, которые казались певчим более содержательными. Наказывал брать только то, что установлено, и петь непременно на указанный в богослужебной книге глас... И уставщику не разрешал стихиры самочинно выбирать: эта, мол, полегче, а эта посодержательнее».
Отец Алексий говорил: «Что положено, то и пойте, так как каждая стихира соответствует гласу и глас соответствует определенной стихире и силе ее духа. Если, допустим, стихира принадлежит второму гласу, а ты запоешь ее четвертым, то получится духовно расстроенная стихира», утрачено будет ее содержание и чувство духа. «Каждая стихира, — настаивал отец Алексий, — по смыслу и гармонии подходит именно к тому гласу, который ей указан. Вот, например, стихира покаянная, умилительная помечена восьмым или третьим гласом, а ты запоешь пятым или четвертым, — и уже нет того умилительного чувства... и что получится у тебя и у всех молящихся? Вот, взгляни, в Минее или в Октоихе на “Господи, воззвах” идет чередование гласов. И это не потому, что как вздумали, так и написали. Нет, так по внушению Святого Духа отцы составили твердый порядок стихир, и каждый глас по музыке гармонирует со смыслом песнопения. Поэтому прошу, не смей менять гласы по своему измышлению. Они составлены святыми отцами Духом Святым в строгом согласии смысла и напева этой святой музыки. И в этом состоит наша молитва и симфония Божия, которая пелась у святых отцов в их сердцах».
«В назидание нам, священникам, — пишет отец Михаил Труханов, — следует указать на пример совершения отцом Алексием проскомидии с добросовестным поименным выниманием частиц за живых и умерших в течение добрых полутора часов. Но он не был косным формалистом и бездушным рабом уставности... Он сознавал, что сама по себе с любовью совершаемая молитва выше устава»253. «Горячность его веры, — вспоминает владыка Арсений, — часто обнаруживалась в слезах во время совершения литургии и при произнесении поучений. Он нередко затруднялся от охватывающих его рыданий произносить возгласы, особенно “Приидите, ядите”, и тогда между словами у него бывал большой промежуток. Много стоили батюшке проповеди, которые он всегда говорил с воодушевлением. Об этом знает тот, кто видел отца Алексия, вернувшегося в алтарь с амвона после сказанного им с духовным подъемом поучения. Он был тогда бледен, по лицу текли тщетно сдерживаемые слезы. Хватаясь рукой за больное сердце и в изнеможении опираясь грудью о престол, с виноватым видом он чуть слышно говорил сослуживцам: “Больше не могу я” — и, стараясь улыбнуться и качая головой, добавлял: “Просто скандал”. Через силу батюшка оканчивал службу, делая возгласы еле слышным голосом» [Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., ПСТБИ, 1995, с. 20].
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
«В назидание нам, священникам, — пишет отец Михаил Труханов, — следует указать на пример совершения отцом Алексием проскомидии с добросовестным поименным выниманием частиц за живых и умерших в течение добрых полутора часов. Но он не был косным формалистом и бездушным рабом уставности... Он сознавал, что сама по себе с любовью совершаемая молитва выше устава»253. «Горячность его веры, — вспоминает владыка Арсений, — часто обнаруживалась в слезах во время совершения литургии и при произнесении поучений. Он нередко затруднялся от охватывающих его рыданий произносить возгласы, особенно “Приидите, ядите”, и тогда между словами у него бывал большой промежуток. Много стоили батюшке проповеди, которые он всегда говорил с воодушевлением. Об этом знает тот, кто видел отца Алексия, вернувшегося в алтарь с амвона после сказанного им с духовным подъемом поучения. Он был тогда бледен, по лицу текли тщетно сдерживаемые слезы. Хватаясь рукой за больное сердце и в изнеможении опираясь грудью о престол, с виноватым видом он чуть слышно говорил сослуживцам: “Больше не могу я” — и, стараясь улыбнуться и качая головой, добавлял: “Просто скандал”. Через силу батюшка оканчивал службу, делая возгласы еле слышным голосом» [Арсений (Жадановский), еп. Воспоминания. М., ПСТБИ, 1995, с. 20].
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Из воспоминаний
Я опять спросил об Иисусовой молитве, а также просил его вспомнить, что он слышал от старца о «Добротолюбии», которое собрал и перевел епископ Феофан (тогда он еще не был прославлен Церковью). Он ответил: «Я слышал, что славянское „Добротолюбие“ более аскетично, его писали пустынники, преимущественно для пустынников, а епископ Феофан знал, что греховные страсти у людей одни и те же, читал, что „Добротолюбие“ нужно читать не только монахам, но и мирянам, поэтому некоторые места „Добротолюбия“ он не перевел, а переложил своими словами, как перелагают книгу для народа, а также сократил те места, где описываются приемы Иисусовой молитвы, которые употребляли древние монахи. Так он сделал из предосторожности, чтобы люди, живущие без духовного руководства, не повредили себе. Это мне говорили отцы в Почаеве, это говорили отец Онисифор в Барганах и отец Ефрем».
Я спросил: «Как творил Иисусову молитву схимонах Ефрем?». Отец Кассиан ответил: «Он советовал мне читать Григория Синаита и говорил: „Там ты найдешь все, что нужно для Иисусовой молитвы. Это учение заключается в следующем: сядь на низкую табуретку, наклони голову так, чтобы подбородок упирался в грудь, и смотри в свое сердце, направляя туда очи своего ума. Затем придерживай свое дыхание (не дыши борзо, то есть глубоко и сильно), чтобы дыханием не рассеять свои мысли, говори Иисусову молитву про себя, придерживая насколько можешь дыхание. Не расслабляйся телом, а несколько напряги плечи и шею. Будь терпелив в молитве, не вставай скоро со своего места. Диавол будет гнать тебя, представляя тебе необходимые дела, пугая болезнью тела, но ты противостань ему упованием на Бога и памятью о смерти“».
Я спросил, что значит «сдерживать дыхание». Отец Кассиан ответил: «Дыши незаметно, так, чтобы не было слышно твоего дыхания, чтобы была неподвижной твоя грудь, как будто ты хочешь, чтобы тебя приняли за мертвого».
Я спросил: «Некоторые из подвижников говорили, что неразумным сдерживанием дыхания можно повредить себе легкие. Как понять это?». Он ответил: «Такие монахи не поняли Григория Синаита и, думая, что подражают ему, делали именно то, от чего предостерегал преподобный Григорий. Они дышали редко, но глубоко, надувая грудь, как кузнечные меха, чтобы подольше задержать воздух на вдохе (иногда задержка дыхания продолжалась до головокружения и темноты в глазах). Возможно, было бы лучше, чем скрывать метод монаха Никифора и преподобного Григория Синаита из „Добротолюбия“, подробнее объяснить его».
Я опять спросил: «Если монах Ефрем учил тебя Иисусовой молитве, то не знаешь ли ты, как он молился сам?». Тот ответил: «Монах Ефрем разделял Иисусову молитву на четыре вдоха и четыре выдоха. Слово „Господи“ внутренне произносилось со вдохом, „Иисусе“ — с выдохом, „Христе“ — со вдохом и так далее, на каждом слове один вдох и на последующем слове один выдох. Этот способ вначале кажется не только трудным, но и мучительным, но он быстро приводит к преуспеванию. Впоследствии такой ритм можно сохранять во время ходьбы или несложной работы, но это приходит не сразу, а постепенно, и вначале надо упражняться, удалившись в свою келию и завесив окна, так как свет может рассеивать мысли».
Я спросил: «Что дает такой образ молитвы?». Он ответил: «Когда я начал так молиться, то мне стало легче отгонять помыслы, и я чувствовал, что мой ум соприкасается с сердцем. Дыхание — это внутренние четки».
......................................................
Самое грозное оружие, которым обладает государство, хранится в потаенных засекреченных местах — в подземных арсеналах; во времена опасностей сокровища увозили в горы или закапывали в землю, а здесь, в пустыне, хранится самое сильное оружие на диавола и великое духовное богатство — молитвы подвижников. Каждое слово Иисусовой молитвы продлевает время существования самой Земли.
#архимандритРафаилКарелин
Я опять спросил об Иисусовой молитве, а также просил его вспомнить, что он слышал от старца о «Добротолюбии», которое собрал и перевел епископ Феофан (тогда он еще не был прославлен Церковью). Он ответил: «Я слышал, что славянское „Добротолюбие“ более аскетично, его писали пустынники, преимущественно для пустынников, а епископ Феофан знал, что греховные страсти у людей одни и те же, читал, что „Добротолюбие“ нужно читать не только монахам, но и мирянам, поэтому некоторые места „Добротолюбия“ он не перевел, а переложил своими словами, как перелагают книгу для народа, а также сократил те места, где описываются приемы Иисусовой молитвы, которые употребляли древние монахи. Так он сделал из предосторожности, чтобы люди, живущие без духовного руководства, не повредили себе. Это мне говорили отцы в Почаеве, это говорили отец Онисифор в Барганах и отец Ефрем».
Я спросил: «Как творил Иисусову молитву схимонах Ефрем?». Отец Кассиан ответил: «Он советовал мне читать Григория Синаита и говорил: „Там ты найдешь все, что нужно для Иисусовой молитвы. Это учение заключается в следующем: сядь на низкую табуретку, наклони голову так, чтобы подбородок упирался в грудь, и смотри в свое сердце, направляя туда очи своего ума. Затем придерживай свое дыхание (не дыши борзо, то есть глубоко и сильно), чтобы дыханием не рассеять свои мысли, говори Иисусову молитву про себя, придерживая насколько можешь дыхание. Не расслабляйся телом, а несколько напряги плечи и шею. Будь терпелив в молитве, не вставай скоро со своего места. Диавол будет гнать тебя, представляя тебе необходимые дела, пугая болезнью тела, но ты противостань ему упованием на Бога и памятью о смерти“».
Я спросил, что значит «сдерживать дыхание». Отец Кассиан ответил: «Дыши незаметно, так, чтобы не было слышно твоего дыхания, чтобы была неподвижной твоя грудь, как будто ты хочешь, чтобы тебя приняли за мертвого».
Я спросил: «Некоторые из подвижников говорили, что неразумным сдерживанием дыхания можно повредить себе легкие. Как понять это?». Он ответил: «Такие монахи не поняли Григория Синаита и, думая, что подражают ему, делали именно то, от чего предостерегал преподобный Григорий. Они дышали редко, но глубоко, надувая грудь, как кузнечные меха, чтобы подольше задержать воздух на вдохе (иногда задержка дыхания продолжалась до головокружения и темноты в глазах). Возможно, было бы лучше, чем скрывать метод монаха Никифора и преподобного Григория Синаита из „Добротолюбия“, подробнее объяснить его».
Я опять спросил: «Если монах Ефрем учил тебя Иисусовой молитве, то не знаешь ли ты, как он молился сам?». Тот ответил: «Монах Ефрем разделял Иисусову молитву на четыре вдоха и четыре выдоха. Слово „Господи“ внутренне произносилось со вдохом, „Иисусе“ — с выдохом, „Христе“ — со вдохом и так далее, на каждом слове один вдох и на последующем слове один выдох. Этот способ вначале кажется не только трудным, но и мучительным, но он быстро приводит к преуспеванию. Впоследствии такой ритм можно сохранять во время ходьбы или несложной работы, но это приходит не сразу, а постепенно, и вначале надо упражняться, удалившись в свою келию и завесив окна, так как свет может рассеивать мысли».
Я спросил: «Что дает такой образ молитвы?». Он ответил: «Когда я начал так молиться, то мне стало легче отгонять помыслы, и я чувствовал, что мой ум соприкасается с сердцем. Дыхание — это внутренние четки».
......................................................
Самое грозное оружие, которым обладает государство, хранится в потаенных засекреченных местах — в подземных арсеналах; во времена опасностей сокровища увозили в горы или закапывали в землю, а здесь, в пустыне, хранится самое сильное оружие на диавола и великое духовное богатство — молитвы подвижников. Каждое слово Иисусовой молитвы продлевает время существования самой Земли.
#архимандритРафаилКарелин
То, что ты вкусил, дитя мое, в той твоей молитве ночью, есть действие благодати. Проси, чтобы Господь снова дал тебе его, когда Ему будет угодно. Знаю одного знакомого брата, который однажды встретился со многими искушениями и весь тот день провел в слезах, ничего не вкушая.
И когда заходило солнце, он, сидя на камне, смотрел на храм Преображения на вершине, и, плача, просил с болью, и говорил: «Господи, как Ты преобразился перед Твоими учениками, преобразись и в моей душе! Укроти страсти, умири мое сердце! Дай молитву молящемуся и удержи мой неудержимый ум!»
И когда он это с болью произносил, пришло оттуда, от храма, дуновение, как бы легкий ветер, полный благоухания, который, как он мне говорил, наполнил его душу радостью, просвещением, божественной любовью, и в нем начала со сладостью непрестанно изливаться из сердца молитва.
И тогда, встав, он вошел туда, где жил, ибо уже наступила ночь, и, склонив голову на грудь, начал вкушать сладость, которую источала данная ему молитва. И сразу был восхищен созерцанием, весь вне себя.
Его не окружают стены и скалы. Он за пределами всякого желания. В тишине, в ослепительном свете, безграничной широте. Без тела. И только одним занят его ум: чтобы не возвращаться больше в тело, а остаться навсегда там, где находится.
Это было первое созерцание, которое видел тот брат, и он снова пришел в себя, и подвизался, чтобы спастись.
Я сел и немного пришел в себя, и, вспомнив сказанное вначале, связываю порвавшуюся струну. И, взяв свою лиру, медоточиво восхваляю терния, которые собираю в пустыне. Итак, приди и снова отдохни под моей сенью. И я соберу тебе с терний благоуханную смолу. И когда к тебе придет скорбь, снова обоняй смысл сказанного, и мои слова покажутся тебе слаще меда.
Итак, оба образа молитвы хороши. Хотя второй, со словами, немного опасен, однако более плодотворен. Я использую их оба каждый вечер. Сначала – со словами, а когда устану и не нахожу плода, заключаю ум в сердце.
Я знал брата, который, когда был молодым, двадцати восьми-тридцати лет, на шесть часов опускал свой ум в сердце и не позволял ему выйти оттуда с девяти вечера до трех ночи (у него были часы, которые били каждый час). И весь делался мокрым от пота. И затем вставал, исполняя остальные свои обязанности.
Итак, вкратце: чтобы приобрести свободу, человек должен сгноить свое тело и презирать смерть.
Молитва, которая совершается со словами, совершается также умно, безгласно и называется прошением, мольбой. Итак, начинающий просительную молитву, начинает так: «Боже невидимый, непостижимый, Отче, Сыне и Святый Душе, Едина сила и помощь всякой души, Един благий и человеколюбец, жизнь моя, радость и мир…» И продолжает достаточно долго эту импровизированную молитву.
И если начнет действовать благодать, сразу открывается дверь и он достигает небесных врат; и как столп или огненное пламя восходит молитва; и в это мгновение происходит изменение. А если не содействует благодать и происходит рассеяние ума, тогда он заключает его в сердце круговращательно, и он успокаивается, как в гнезде, и не парит – и сердце как будто становится местом заключения и заточения ума.
А когда происходит изменение, оно совершается во время просительной молитвы. И от прилива благодати он наполняется просвещением и бесконечной радостью. Тогда, объятый благодатью, он не может удержать огонь любви, прекращается действие чувств, и его восхищает созерцание. До этого совершались движения собственной воли человека. После этого он более не властвует над собой и не знает самого себя. Ибо уже сам соединился с огнем, весь пресуществился, бог по благодати.
Такова божественная встреча, при которой исчезают стены и он вдыхает другой воздух, мысленный, свободный, наполненный благоуханием рая. Потом снова мало-помалу тает облако благодати и бренный человек застывает, как воск, и приходит в себя, как будто вышел из бани: чистый, легкий, светлый, приятнейший, сладкий, мягкий, как вата, и полный мудрости и ведения.
Но тот, кто хочет сего, должен каждое мгновение направляться к смерти.
#прп_Иосиф_Исихаст
И когда заходило солнце, он, сидя на камне, смотрел на храм Преображения на вершине, и, плача, просил с болью, и говорил: «Господи, как Ты преобразился перед Твоими учениками, преобразись и в моей душе! Укроти страсти, умири мое сердце! Дай молитву молящемуся и удержи мой неудержимый ум!»
И когда он это с болью произносил, пришло оттуда, от храма, дуновение, как бы легкий ветер, полный благоухания, который, как он мне говорил, наполнил его душу радостью, просвещением, божественной любовью, и в нем начала со сладостью непрестанно изливаться из сердца молитва.
И тогда, встав, он вошел туда, где жил, ибо уже наступила ночь, и, склонив голову на грудь, начал вкушать сладость, которую источала данная ему молитва. И сразу был восхищен созерцанием, весь вне себя.
Его не окружают стены и скалы. Он за пределами всякого желания. В тишине, в ослепительном свете, безграничной широте. Без тела. И только одним занят его ум: чтобы не возвращаться больше в тело, а остаться навсегда там, где находится.
Это было первое созерцание, которое видел тот брат, и он снова пришел в себя, и подвизался, чтобы спастись.
Я сел и немного пришел в себя, и, вспомнив сказанное вначале, связываю порвавшуюся струну. И, взяв свою лиру, медоточиво восхваляю терния, которые собираю в пустыне. Итак, приди и снова отдохни под моей сенью. И я соберу тебе с терний благоуханную смолу. И когда к тебе придет скорбь, снова обоняй смысл сказанного, и мои слова покажутся тебе слаще меда.
Итак, оба образа молитвы хороши. Хотя второй, со словами, немного опасен, однако более плодотворен. Я использую их оба каждый вечер. Сначала – со словами, а когда устану и не нахожу плода, заключаю ум в сердце.
Я знал брата, который, когда был молодым, двадцати восьми-тридцати лет, на шесть часов опускал свой ум в сердце и не позволял ему выйти оттуда с девяти вечера до трех ночи (у него были часы, которые били каждый час). И весь делался мокрым от пота. И затем вставал, исполняя остальные свои обязанности.
Итак, вкратце: чтобы приобрести свободу, человек должен сгноить свое тело и презирать смерть.
Молитва, которая совершается со словами, совершается также умно, безгласно и называется прошением, мольбой. Итак, начинающий просительную молитву, начинает так: «Боже невидимый, непостижимый, Отче, Сыне и Святый Душе, Едина сила и помощь всякой души, Един благий и человеколюбец, жизнь моя, радость и мир…» И продолжает достаточно долго эту импровизированную молитву.
И если начнет действовать благодать, сразу открывается дверь и он достигает небесных врат; и как столп или огненное пламя восходит молитва; и в это мгновение происходит изменение. А если не содействует благодать и происходит рассеяние ума, тогда он заключает его в сердце круговращательно, и он успокаивается, как в гнезде, и не парит – и сердце как будто становится местом заключения и заточения ума.
А когда происходит изменение, оно совершается во время просительной молитвы. И от прилива благодати он наполняется просвещением и бесконечной радостью. Тогда, объятый благодатью, он не может удержать огонь любви, прекращается действие чувств, и его восхищает созерцание. До этого совершались движения собственной воли человека. После этого он более не властвует над собой и не знает самого себя. Ибо уже сам соединился с огнем, весь пресуществился, бог по благодати.
Такова божественная встреча, при которой исчезают стены и он вдыхает другой воздух, мысленный, свободный, наполненный благоуханием рая. Потом снова мало-помалу тает облако благодати и бренный человек застывает, как воск, и приходит в себя, как будто вышел из бани: чистый, легкий, светлый, приятнейший, сладкий, мягкий, как вата, и полный мудрости и ведения.
Но тот, кто хочет сего, должен каждое мгновение направляться к смерти.
#прп_Иосиф_Исихаст
11. О чтении.
Будучи деятелем, говорит Лествичник, прочитывай деятельные Писания. Тебе, выполняющему их [предписания], излишне другое чтение. Всегда читай о безмолвии и о молитве собственно у Лествичника, у святого Исаака, у святого Максима, у Нового Богослова, у ученика его Стифата, у Исихия, у Филофея Синайского и у тех, которые [писали] о том же. Остальные же писания на время отложи, не как отвергаемые, но как не совместимые с [твоей] целью и своим повествованием удаляющие ум от молитвы. Да будет твое чтение наедине, [чуждое] тщеславия голосом, исходя [без притязания] на изящество произношения или изысканность речи и без звукового удовольствия. Отсутствуя [в собрании, не следует воображать себя] как бы присутствующим там, нечувствительно увлекаясь страстным желанием нравиться некоторым [лицам]. [Да не будет] также твое чтение ненасытным, потому что мера - самое лучшее во всем, ни быстрым, медленным или небрежным, но благоговейным, приличным, спокойным, стройным, понятным, разумным, духовным и рассудительным. Укрепляясь при таких [свойствах чтения], ум получает силу и в состоянии крепко молиться. При вышесказанных же противоположных этим [свойствам чтения] ум приобретает омрачение, слабость и исступление, так что в голове страдает [самая] способность мышления, и слабеет в молитве.
#прп_Григорий_Синаит
#ЦСДобротолюбие
Будучи деятелем, говорит Лествичник, прочитывай деятельные Писания. Тебе, выполняющему их [предписания], излишне другое чтение. Всегда читай о безмолвии и о молитве собственно у Лествичника, у святого Исаака, у святого Максима, у Нового Богослова, у ученика его Стифата, у Исихия, у Филофея Синайского и у тех, которые [писали] о том же. Остальные же писания на время отложи, не как отвергаемые, но как не совместимые с [твоей] целью и своим повествованием удаляющие ум от молитвы. Да будет твое чтение наедине, [чуждое] тщеславия голосом, исходя [без притязания] на изящество произношения или изысканность речи и без звукового удовольствия. Отсутствуя [в собрании, не следует воображать себя] как бы присутствующим там, нечувствительно увлекаясь страстным желанием нравиться некоторым [лицам]. [Да не будет] также твое чтение ненасытным, потому что мера - самое лучшее во всем, ни быстрым, медленным или небрежным, но благоговейным, приличным, спокойным, стройным, понятным, разумным, духовным и рассудительным. Укрепляясь при таких [свойствах чтения], ум получает силу и в состоянии крепко молиться. При вышесказанных же противоположных этим [свойствам чтения] ум приобретает омрачение, слабость и исступление, так что в голове страдает [самая] способность мышления, и слабеет в молитве.
#прп_Григорий_Синаит
#ЦСДобротолюбие
Горький опыт показал мне на деле, что плод греха — неправда, вкус его — преступление, зрение его — слепота, а состояние — полное отчаяние души. Вкушающие ядовитый плод греха не могут видеть красоту неба и земли, не слышат чистого голоса лесов и полей и не чувствуют свежего аромата луговых трав и цветов. Им недоступно очарование неоглядных морских просторов, а еще больше, и это самое трагичное, — им недоступны таинственные просторы человеческой души, живущей Богом. Ибо они не ведают благодати и не имеют сил к духовным изменениям, происходящим на основе опыта жизни в добре и нравственности, которые невозможны без Христа. Но отыскать Христа в повседневной жизни оказалось очень непросто, для этого понадобилось не несколько лет, понадобилась вся жизнь, чтобы душа пришла в себя и возжаждала духовного роста и постижения Бога.
#иеромонах_Симон_Бескровный
#иеромонах_Симон_Бескровный
О молитве Иисусовой словесной, умно и сердечно совершаемой.
Святитель Феофан Затворник
1) "Об устной. В сокращенном слове она говорится так: "Господи, помилуй". "Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго", а в полном так: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго".
В начале она произносится большею частию принужденно и неохотно, и по мере упражнения и себя к ней принуждения, если только есть решительное намерение посредством молитвы с помощью Божией благодати умалить всесторонния страсти, она от частаго в ней упражнения, по мере умаления страстей, время от времени будет делаться легче, приятнее и желательнее.
При устной молитве всевозможно стараться держать разум в словах молитвы, говорить неспешно, все внимание сосредоточивая в мыслях, выражаемых словами, а когда ум будет увлекаться в посторонния мысли, без смущения опять вводить его в слова молитвы. Неразсеянность уму дается не скоро, и не тогда как захотим, а когда смиримся и когда Бог благоволит. Сей Божий дар временем не определяется, ниже количеством молитв, а сердечным смирением и Христовой благодатию и всегда ним себя к ней понуждением. Из устной внимательной молитвы бывает переход к молитве умной, которая называется так тогда, когда одним умом к Богу устремляемся или зрим Бога...
2) "Об умной молитве. При умной молитве необходимо должно держать внимание в сердце пред Господом. По мере нашаго усердия и смиреннаго тщания в молитве дарует Бог первое дарование уму нашему - собранность и сосредоточенность в молитве. Когда внимание к Господу делается неотходным, то оно есть внимание благодатное; а наше собственное внимание всегда бывает принужденное. От такой умной молитвы бывает переход к сердечной внутренней молитве, если только есть опытный учитель, очень удобный и свободный. Когда чувствами сердца с Богом бываем, а любовь к Богу сердце дополняет, тогда такая молитва носит название сердечной.
3) "О молитве внутренней сердечной. В Евангелии изречено: "аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возьмет крест свой" (тф. 16, 24.). Если применить эти слова к делу молитвы, то они будут означать следующее: кто хочет законно подвизаться в молитвенном подвиге, пусть прежде отвергнется своей воли и собственных разумений, а потом понесет крест, то есть труд тот душевный и телесный, который неизбежен при этом подвиге. Предав себя всецело неусыпному попечению Божию, надо смиренно и благодушно переносить этот труд ради истиннаго блага, которое даруется усердному молитвеннику от Бога во свое ему время, когда Бог Своею благодатию положит пределы нашему уму и уставит его неподвижно с памятью Божиею в сердце. Когда подобное стояние ума сделается как нечто естественное и постояное, оно носит у отцов название "соединение ума с сердцем"; при таком устроении уму уже не бывает желания быть вне сердца, напротив того, если по каким-либо обстоятельствам или многою беседою удержан будет он вне сердечнаго внимания, то у него бывает неудержимое желание опять возвратиться внутрь себя с какою-то духовною жаждою, и с новым усердием опять заняться созиданием свояго внутренняго дома. При таком сердечном устроении у человека из головы переходит все внутрь сердца, и тогда как бы некий умный свет озаряет его всю внутренность, и что он ни делает, ни говорит, ни помышляет, все делается с полным сознанием и вниманием. Он может ясно видеть тогда, какия приходят к нему помыслы, намерения и желания и охотно понуждает ум, сердце и волю на послушание Христово, на исполнение всякой Божией и отеческой заповеди; всякое же уклонение от них заглаждает чувством сердечнаго покаяния и сокрушения с непритворным жалением и с приболезненным смиренным припаданием к Богу, прося и ожидая свыше помощи к своей немощи. И Бог, смотря на такое его смирение, не лишает его Своей благодати.
Буди вам известно, что умносердечная молитва приходит в сердце иным скоро, а иным не скоро. Я знаю трех лиц: одному пришла, как только было сказано в самый этот час; другому пришла через шесть месяцев; третьему - через десять месяцев; а одному великому старцу - через два года.
Святитель Феофан Затворник
1) "Об устной. В сокращенном слове она говорится так: "Господи, помилуй". "Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго", а в полном так: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго".
В начале она произносится большею частию принужденно и неохотно, и по мере упражнения и себя к ней принуждения, если только есть решительное намерение посредством молитвы с помощью Божией благодати умалить всесторонния страсти, она от частаго в ней упражнения, по мере умаления страстей, время от времени будет делаться легче, приятнее и желательнее.
При устной молитве всевозможно стараться держать разум в словах молитвы, говорить неспешно, все внимание сосредоточивая в мыслях, выражаемых словами, а когда ум будет увлекаться в посторонния мысли, без смущения опять вводить его в слова молитвы. Неразсеянность уму дается не скоро, и не тогда как захотим, а когда смиримся и когда Бог благоволит. Сей Божий дар временем не определяется, ниже количеством молитв, а сердечным смирением и Христовой благодатию и всегда ним себя к ней понуждением. Из устной внимательной молитвы бывает переход к молитве умной, которая называется так тогда, когда одним умом к Богу устремляемся или зрим Бога...
2) "Об умной молитве. При умной молитве необходимо должно держать внимание в сердце пред Господом. По мере нашаго усердия и смиреннаго тщания в молитве дарует Бог первое дарование уму нашему - собранность и сосредоточенность в молитве. Когда внимание к Господу делается неотходным, то оно есть внимание благодатное; а наше собственное внимание всегда бывает принужденное. От такой умной молитвы бывает переход к сердечной внутренней молитве, если только есть опытный учитель, очень удобный и свободный. Когда чувствами сердца с Богом бываем, а любовь к Богу сердце дополняет, тогда такая молитва носит название сердечной.
3) "О молитве внутренней сердечной. В Евангелии изречено: "аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возьмет крест свой" (тф. 16, 24.). Если применить эти слова к делу молитвы, то они будут означать следующее: кто хочет законно подвизаться в молитвенном подвиге, пусть прежде отвергнется своей воли и собственных разумений, а потом понесет крест, то есть труд тот душевный и телесный, который неизбежен при этом подвиге. Предав себя всецело неусыпному попечению Божию, надо смиренно и благодушно переносить этот труд ради истиннаго блага, которое даруется усердному молитвеннику от Бога во свое ему время, когда Бог Своею благодатию положит пределы нашему уму и уставит его неподвижно с памятью Божиею в сердце. Когда подобное стояние ума сделается как нечто естественное и постояное, оно носит у отцов название "соединение ума с сердцем"; при таком устроении уму уже не бывает желания быть вне сердца, напротив того, если по каким-либо обстоятельствам или многою беседою удержан будет он вне сердечнаго внимания, то у него бывает неудержимое желание опять возвратиться внутрь себя с какою-то духовною жаждою, и с новым усердием опять заняться созиданием свояго внутренняго дома. При таком сердечном устроении у человека из головы переходит все внутрь сердца, и тогда как бы некий умный свет озаряет его всю внутренность, и что он ни делает, ни говорит, ни помышляет, все делается с полным сознанием и вниманием. Он может ясно видеть тогда, какия приходят к нему помыслы, намерения и желания и охотно понуждает ум, сердце и волю на послушание Христово, на исполнение всякой Божией и отеческой заповеди; всякое же уклонение от них заглаждает чувством сердечнаго покаяния и сокрушения с непритворным жалением и с приболезненным смиренным припаданием к Богу, прося и ожидая свыше помощи к своей немощи. И Бог, смотря на такое его смирение, не лишает его Своей благодати.
Буди вам известно, что умносердечная молитва приходит в сердце иным скоро, а иным не скоро. Я знаю трех лиц: одному пришла, как только было сказано в самый этот час; другому пришла через шесть месяцев; третьему - через десять месяцев; а одному великому старцу - через два года.
И это почему так бывает одному Богу только известно.
Еще ведайте, что прежде истребления страстей молитва бывает иная и иная по очищении сердца от страстей: первая есть помощница при очищении сердца от страстей; а вторая есть как бы некий духовный залог будущаго блаженства. Делайте так: когда почувствуете вхождение ума в сердце и воздействие молитвы: то давайте полную свободу такой молитве, удаляя все неблагоприятное ей; и пока она будет - ничего другаго не делайте. Когда же не чувствуете такаго влечения, тогда молитесь молитвою устною с поклонами, стараясь всячески внимание держать в сердце пред лицем Господа. Разогреется сердце и при таком образе молитвования. Трезвитесь и бодрствуйте, а особенно во время умносердечной молитвы. Никто так Богу не благоугоден, как тот, кто занимается правильно умносердечной молитвою. Когда вам неудобно, или времени нет упражняться в молитве, то всевозможно храните в себе при всяком вашем занятии молитвенный дух, т.е. имейте в памяти Бога и всячески напрягайтесь умными очами зреть Его пред собою со страхом и любовию, и, чувствуя Его пред собою сущим, с благоговейной покорностью во всех своих делах предавайте себя Его вседержительству, всемогуществу, всезрительству и всеведению так, чтобы во всяком вашем деле, слове и помышлении памятовался Бог и Его святая воля.
Вот в чем состоит сокращенно дух молитвенный. Необходимо должно сей дух иметь любителю молитвы, и насколько возможно всегдашним сердечным вниманием подводить свое разумение под Божие хотение и всецело предать себя Божию разуму и Божию хотению.
- Всячески надо стоять против духа произвольности, или желания и позывов действовать, ничем не стесняясь. Сей дух нашептывает: это мне не под силу, на это у меня времени недостает, или за это браться мне еще не время, надо погодить, или - обязанности послушания препятствуют, и многое подобное. Кто слушает его, тот никогда не навыкнет молитве. - В содружестве с сим духом состоит дух самооправдания, который приступает и начинает действовать после того, как кто-либо, увлекшись духом произвольнаго самочиния, сделает что-либо такое, за что совесть безпокоит его. Тогда дух самооправдания разныя употребляет извороты, чтобы обмануть совесть, и неправость свою выставить правостию.
- Бог да сохранит вас от сих злых духов.
(№ 844. письмо 937. вып. 5. стр. 11.)
#святитель_Феофан_Затворник #умнаямолитва #трезвение
Еще ведайте, что прежде истребления страстей молитва бывает иная и иная по очищении сердца от страстей: первая есть помощница при очищении сердца от страстей; а вторая есть как бы некий духовный залог будущаго блаженства. Делайте так: когда почувствуете вхождение ума в сердце и воздействие молитвы: то давайте полную свободу такой молитве, удаляя все неблагоприятное ей; и пока она будет - ничего другаго не делайте. Когда же не чувствуете такаго влечения, тогда молитесь молитвою устною с поклонами, стараясь всячески внимание держать в сердце пред лицем Господа. Разогреется сердце и при таком образе молитвования. Трезвитесь и бодрствуйте, а особенно во время умносердечной молитвы. Никто так Богу не благоугоден, как тот, кто занимается правильно умносердечной молитвою. Когда вам неудобно, или времени нет упражняться в молитве, то всевозможно храните в себе при всяком вашем занятии молитвенный дух, т.е. имейте в памяти Бога и всячески напрягайтесь умными очами зреть Его пред собою со страхом и любовию, и, чувствуя Его пред собою сущим, с благоговейной покорностью во всех своих делах предавайте себя Его вседержительству, всемогуществу, всезрительству и всеведению так, чтобы во всяком вашем деле, слове и помышлении памятовался Бог и Его святая воля.
Вот в чем состоит сокращенно дух молитвенный. Необходимо должно сей дух иметь любителю молитвы, и насколько возможно всегдашним сердечным вниманием подводить свое разумение под Божие хотение и всецело предать себя Божию разуму и Божию хотению.
- Всячески надо стоять против духа произвольности, или желания и позывов действовать, ничем не стесняясь. Сей дух нашептывает: это мне не под силу, на это у меня времени недостает, или за это браться мне еще не время, надо погодить, или - обязанности послушания препятствуют, и многое подобное. Кто слушает его, тот никогда не навыкнет молитве. - В содружестве с сим духом состоит дух самооправдания, который приступает и начинает действовать после того, как кто-либо, увлекшись духом произвольнаго самочиния, сделает что-либо такое, за что совесть безпокоит его. Тогда дух самооправдания разныя употребляет извороты, чтобы обмануть совесть, и неправость свою выставить правостию.
- Бог да сохранит вас от сих злых духов.
(№ 844. письмо 937. вып. 5. стр. 11.)
#святитель_Феофан_Затворник #умнаямолитва #трезвение
Forwarded from СЛОВО
Сегодня одна из самых распространенных жалоб современных православных христиан – это рассеянность на молитве. Этому способствуют несколько причин: нежелание напрягать духовные силы, усталость, навыкнувшие тексты, непонятность некоторых церковнославянских слов. Но основной фактор, мешающий молиться – это отвлечённые помыслы, которые назойливо лезут в сознание. Из святоотеческой литературы мы знаем, что это может быть и действие падших духов, и наши собственные суетные мысли.
Для того, чтобы проиллюстрировать это явление хочется привести сравнение из мира аудиосистем. Можно представить, что наше сознание подобно системе стереозаписи, которая состоит из двух основных «дорожек» – мыслительной и говорительной. Другими словами, человек способен говорить или читать одно, а думать – совершенно о другом. Причём, оба эти процесса могут идти параллельно. Так у нас получается и во время молитвы. Когда мы читаем вслух или произносим заученные наизусть тексты, что происходит у нас с молитвенными правилами, то наш ум может находить себе другие занятие, например, подумать о житейском.
По сути, задача христианина состоит в том, чтобы заполнить молитвой обе «дорожки» своего сознания. Когда мы молимся знакомыми текстами из домашнего молитвослова, то умственно также нужно запускать молитву. Конечно, в идеале, чтобы одна и та же молитва шла по той и другой «дорожке», что требует очень серьёзных усилий внимания. Как правило, мыслительная «дорожка» в скором времени начнёт отслаиваться и уходить в сторону.
В таком случае подойдёт что-то краткое, например, Иисусова молитва или усечённый её вариант «Господи, помилуй». Вот тут на помощь придут чётки для механического отсчёта, которые могут стать неким аналогом метронома, чтобы не потерять нить молитвы. Короче говоря, православному монашеству давно известно о всех этих маленьких аскетических хитростях. Приятного поста и внимательной молитвы!
Для того, чтобы проиллюстрировать это явление хочется привести сравнение из мира аудиосистем. Можно представить, что наше сознание подобно системе стереозаписи, которая состоит из двух основных «дорожек» – мыслительной и говорительной. Другими словами, человек способен говорить или читать одно, а думать – совершенно о другом. Причём, оба эти процесса могут идти параллельно. Так у нас получается и во время молитвы. Когда мы читаем вслух или произносим заученные наизусть тексты, что происходит у нас с молитвенными правилами, то наш ум может находить себе другие занятие, например, подумать о житейском.
По сути, задача христианина состоит в том, чтобы заполнить молитвой обе «дорожки» своего сознания. Когда мы молимся знакомыми текстами из домашнего молитвослова, то умственно также нужно запускать молитву. Конечно, в идеале, чтобы одна и та же молитва шла по той и другой «дорожке», что требует очень серьёзных усилий внимания. Как правило, мыслительная «дорожка» в скором времени начнёт отслаиваться и уходить в сторону.
В таком случае подойдёт что-то краткое, например, Иисусова молитва или усечённый её вариант «Господи, помилуй». Вот тут на помощь придут чётки для механического отсчёта, которые могут стать неким аналогом метронома, чтобы не потерять нить молитвы. Короче говоря, православному монашеству давно известно о всех этих маленьких аскетических хитростях. Приятного поста и внимательной молитвы!
Молитвенные правила - это необходимый для нас кнут
"В том, что «молитва рождается от любви», и вся тайна и все объяснение молитвы. Можно прочитывать множество акафистов и тысячи раз перебирать за день четки, но, не имея любви, т.е. скорби о людях, еще не начать молиться. И так «не начать» можно всю жизнь. Поэтому Антоний Великий говорил: «Возлюбим скорбь, чтобы приобрести Бога». Он не говорил: «будем искать скорбь», но возлюбим ее, потому что, хотим мы этого или нет, – она есть чаша, подносимая нам Христом, и в этой чаше мы приобщаемся молитве.
Вне же скорби о людях мы имеем еще не молитву, но только «исполнение правила». И исполнение правила хорошо и необходимо, но только тогда, когда знаешь, что это только средство, а не цель т.е. оно понимается как только кнут для ленивого раба.
И четки (т.е. «счетки») тоже только «погоняло» для тварей, находящихся под тенью первородного греха. Никак нельзя ждать для молитвы какого-то особенного молитвенного «настроения». Надо брать кнут своего правила и грубо гнать себя им на молитву. Но зачем же хвалиться кнутом? Кнут надо скрывать, как нечто весьма несовершенное. Сидит человек на берегу и удит рыбу. Все тихо и благополучно, все по рыболовному уставу, красивый поплавок покачивается на воде. А не знает человек, что крючка внизу нет, и поплавок поэтому только одна «химера», и все его ужение – одна фикция. Таким благополучным поплавком бывает для некоторых их молитвенное правило. Только на крючке страдания выуживается любовь".
#Сергей_Фудель
"В том, что «молитва рождается от любви», и вся тайна и все объяснение молитвы. Можно прочитывать множество акафистов и тысячи раз перебирать за день четки, но, не имея любви, т.е. скорби о людях, еще не начать молиться. И так «не начать» можно всю жизнь. Поэтому Антоний Великий говорил: «Возлюбим скорбь, чтобы приобрести Бога». Он не говорил: «будем искать скорбь», но возлюбим ее, потому что, хотим мы этого или нет, – она есть чаша, подносимая нам Христом, и в этой чаше мы приобщаемся молитве.
Вне же скорби о людях мы имеем еще не молитву, но только «исполнение правила». И исполнение правила хорошо и необходимо, но только тогда, когда знаешь, что это только средство, а не цель т.е. оно понимается как только кнут для ленивого раба.
И четки (т.е. «счетки») тоже только «погоняло» для тварей, находящихся под тенью первородного греха. Никак нельзя ждать для молитвы какого-то особенного молитвенного «настроения». Надо брать кнут своего правила и грубо гнать себя им на молитву. Но зачем же хвалиться кнутом? Кнут надо скрывать, как нечто весьма несовершенное. Сидит человек на берегу и удит рыбу. Все тихо и благополучно, все по рыболовному уставу, красивый поплавок покачивается на воде. А не знает человек, что крючка внизу нет, и поплавок поэтому только одна «химера», и все его ужение – одна фикция. Таким благополучным поплавком бывает для некоторых их молитвенное правило. Только на крючке страдания выуживается любовь".
#Сергей_Фудель
На монашеский постриг будущего священномученика Серафима (Звездинского)
[Серафим (Звездинский; 1883-1937), священномученик. В миру Николай Иванович Звездинский, родился в Москве в семье священника, в 3 года остался без матери. Окончил ДУ, ДС и МДА (1909), во время учебы принял постриг и посвящение во иеромонаха. Преподавал в Вифанской семинарии, затем в МДА. В те годы, вспоминал владыка, «я молился за каждого своего ученика. Вынимал за каждого частицу на проскомидии, и это, видимо, чувствовали они своими душами». Жил он строго, много молился и постился: супа 8 ложек, по числу слов молитвы Иисусовой. Маленькие порции обедаделил пополам. Возведен в сан архимандрита (1914) и назначен помощником наместника Чудова мон-ря. После закрытия обители (1918) о. Серафим вместе с еп. Арсением (Жадановским) проживали в подмосковном скиту у схиигум. Фамари (Марджановой). Ежедневное совершение литургии навсегда сроднило их. Всю жизнь они считали потерянными дни, в которые не смогли служили литургию. Епископскую хиротонию о. Серафима совершал патриарх Тихон (1920), давший ему свое напутствие: «Иди путем апостольским... где придется пешком - пешком иди. Нигде ничем никогда не смущайся. Неудобств не бойся, все терпи. Как ты думаешь, даром разве кадят архиерею трижды-по-трижды? Нет, недаром. За многие труды и подвиги, за исповеднические его болезни и хранение до крови веры православной». Во время первого ареста (1922), находясь в Бутырской тюрьме, вл. Серафим написал акафист Страждущему Христу Спасителю: «В несении креста спасительного, десницею Твоею мне ниспосланного, укрепи меня, вконец изнемогающего». Приговор - 3 года ссылки в Усть-Сысольск (Сыктывкар), по этапу отправлялись три владыки: Серафим (Звездинский), Афанасий (Сахаров) и Николай (Ярушевич). После ссылки вл. Серафим жил в Аносиной пуст., в Дивееве, в г. Меленки (1925-1932). Новый арест и ссылка в Казахстан (1932—1935). Последний арест (1937), Ишимская тюрьма НКВД, приговор к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 26.08.1937. Епископ Серафим канонизирован на Соборе 2000 г. Память 13/26.08]
благословил его старец прп. Алексий Зосимовский, а прп. Герман (Гомзин), в то время игумен Зосимовой пустыни, преподал ему наставление: «Будь воином Христовым, чувствуй себя всегда стоящим в строю перед лицом Начальника твоего, Спасителя Бога... Сердцем чувствуй, зри Его близ себя. Весь будь в струнку... Знаешь, как солдат стоит в строю, — начальник отошел... воин не видит его, но чувствует его присутствие и стоит начеку, так и ты не забывай, что Бог всегда с тобой!» Спустя годы, уже будучи епископом, приехал владыка Серафим к своему старцу Алексию, тот пророчески благословил его темно-красным, как кровь, крестом и прочитал тропарь священномученику, в котором сказано: «Слово истины исправляя, и веры ради пострадал еси даже до крове». Шел 1922 год. Молодой епископ в разговоре с братией Зосимовой пустыни тоже предрек грядущее: «Схиигумен Герман великий за вас молитвенник, его молитвами все живете здесь. Но скажу вам: как только охладеет рука схиигумена Германа и не будет перебирать с молитвою четки, все вы рассыпетесь и никого здесь не останется». Через полгода старец Герман скончался, а еще через три месяца закрыта была обитель.
[Серафим (Звездинский; 1883-1937), священномученик. В миру Николай Иванович Звездинский, родился в Москве в семье священника, в 3 года остался без матери. Окончил ДУ, ДС и МДА (1909), во время учебы принял постриг и посвящение во иеромонаха. Преподавал в Вифанской семинарии, затем в МДА. В те годы, вспоминал владыка, «я молился за каждого своего ученика. Вынимал за каждого частицу на проскомидии, и это, видимо, чувствовали они своими душами». Жил он строго, много молился и постился: супа 8 ложек, по числу слов молитвы Иисусовой. Маленькие порции обедаделил пополам. Возведен в сан архимандрита (1914) и назначен помощником наместника Чудова мон-ря. После закрытия обители (1918) о. Серафим вместе с еп. Арсением (Жадановским) проживали в подмосковном скиту у схиигум. Фамари (Марджановой). Ежедневное совершение литургии навсегда сроднило их. Всю жизнь они считали потерянными дни, в которые не смогли служили литургию. Епископскую хиротонию о. Серафима совершал патриарх Тихон (1920), давший ему свое напутствие: «Иди путем апостольским... где придется пешком - пешком иди. Нигде ничем никогда не смущайся. Неудобств не бойся, все терпи. Как ты думаешь, даром разве кадят архиерею трижды-по-трижды? Нет, недаром. За многие труды и подвиги, за исповеднические его болезни и хранение до крови веры православной». Во время первого ареста (1922), находясь в Бутырской тюрьме, вл. Серафим написал акафист Страждущему Христу Спасителю: «В несении креста спасительного, десницею Твоею мне ниспосланного, укрепи меня, вконец изнемогающего». Приговор - 3 года ссылки в Усть-Сысольск (Сыктывкар), по этапу отправлялись три владыки: Серафим (Звездинский), Афанасий (Сахаров) и Николай (Ярушевич). После ссылки вл. Серафим жил в Аносиной пуст., в Дивееве, в г. Меленки (1925-1932). Новый арест и ссылка в Казахстан (1932—1935). Последний арест (1937), Ишимская тюрьма НКВД, приговор к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 26.08.1937. Епископ Серафим канонизирован на Соборе 2000 г. Память 13/26.08]
благословил его старец прп. Алексий Зосимовский, а прп. Герман (Гомзин), в то время игумен Зосимовой пустыни, преподал ему наставление: «Будь воином Христовым, чувствуй себя всегда стоящим в строю перед лицом Начальника твоего, Спасителя Бога... Сердцем чувствуй, зри Его близ себя. Весь будь в струнку... Знаешь, как солдат стоит в строю, — начальник отошел... воин не видит его, но чувствует его присутствие и стоит начеку, так и ты не забывай, что Бог всегда с тобой!» Спустя годы, уже будучи епископом, приехал владыка Серафим к своему старцу Алексию, тот пророчески благословил его темно-красным, как кровь, крестом и прочитал тропарь священномученику, в котором сказано: «Слово истины исправляя, и веры ради пострадал еси даже до крове». Шел 1922 год. Молодой епископ в разговоре с братией Зосимовой пустыни тоже предрек грядущее: «Схиигумен Герман великий за вас молитвенник, его молитвами все живете здесь. Но скажу вам: как только охладеет рука схиигумена Германа и не будет перебирать с молитвою четки, все вы рассыпетесь и никого здесь не останется». Через полгода старец Герман скончался, а еще через три месяца закрыта была обитель.