Джудит Батлер, звезда квир- и феминистской теории, дали интервью о трансгендерности и феминизме, где каждое слово — золото. Я перевел интервью на русский, а замечательный журнал «Критика фемiнiстична» его опубликовал.
«Для феминизма было бы катастрофой вернуться к строго биологическому пониманию гендера, или свести социальное поведение к какой-либо части тела, или навесить на транс* женщин собственные страхи и тревожные фантазии… Их устойчивое и абсолютно реальное чувство гендера должно быть признано на общественном и публичном уровне, это довольно простой вопрос уважения к достоинству другого человека. Позиция трансэксклюзивных радикальных феминисток покушается на достоинство транс* людей.»
https://feminist.krytyka.com/ru/articles/dzhudit-batler-o-kulturnyh-voynah-rouling-i-zhizni-v-antiintellektualnye-vremena/
«Для феминизма было бы катастрофой вернуться к строго биологическому пониманию гендера, или свести социальное поведение к какой-либо части тела, или навесить на транс* женщин собственные страхи и тревожные фантазии… Их устойчивое и абсолютно реальное чувство гендера должно быть признано на общественном и публичном уровне, это довольно простой вопрос уважения к достоинству другого человека. Позиция трансэксклюзивных радикальных феминисток покушается на достоинство транс* людей.»
https://feminist.krytyka.com/ru/articles/dzhudit-batler-o-kulturnyh-voynah-rouling-i-zhizni-v-antiintellektualnye-vremena/
Krytyka
Джудит Батлер о культурных войнах, Роулинг и жизни в
Тридцать лет назад из-под пера Джудит Батлер вышла книга, перевернувшая общепринятые представления о гендере. В «Гендерном беспокойстве» – несомненно, самой известной работе Батлер – гендер
Разве это движение?
Феминистское движение вроде как странное. Такое разнообразное и как будто бы разрозненное. Столько направлений, у каждого своя повестка, у некоторых они противоречат друг другу, в результате постоянные конфликты и споры. Разве это вообще похоже на движение? Разве движение — это не что-то другое? И главное, разве с такой — отсутствующей — структурой можно чего-то добиться?
Многие феминист_ки сомневаются, некоторые даже так и говорят: мол, нет у нас движения. Феминист_ки есть, а движения нет. В то же время у многих есть ощущение сообщества, не просто большого, а стремительно растущего, и многим очевидны его все более впечатляющие успехи.
Мы привыкли определять движение через коллективные протестные действия, обращенные к государству (или против него). Когда мы говорим «движение», обычно представляем себе примерно такую картинку: огромная масса людей объединяется, выдвигает требования к государству и начинает за них бороться. Для этого они вырабатывают какую-то стратегию и структуру, из их среды выдвигаются лидер_ки. Если движение успешно, оно, наверное, рано или поздно переходит от уличных протестов к каким-то более формализованным политическим действиям: либо встраивается со временем в политические структуры, либо перерастает в революцию и замещает старые структуры своими собственными.
Конечно, феминистское движение на это не похоже. Надо сказать, не только оно: еще экологическое, ЛГБТИК и много других движений в разных местах и в разные времена. То есть иногда они даже могут вписываться в эту картинку, но она не объясняет их полностью. Социолог_ини, которые пытались разобраться в том, что же их отличает и как они устроены, придумали в итоге теорию «новых социальных движений».
Такие движения, говорит эта теория, стремятся не к какой-то конкретной реформе или политической представленности, а к коренному переустройству всей общественной жизни. Поэтому они не то чтобы выдвигают требования, а, собственно, занимаются переустройством этой жизни здесь и сейчас. Они создают сообщества, в которых вырабатывают новые понимания свободы и справедливости, новый язык, практики, всякие правила и способы жизни. Если они к кому-то обращаются, то в первую очередь не к государству, а ко всему обществу. Время от времени они могут мобилизовываться и устраивать традиционные протесты, могут иногда взаимодействовать с политическими институтами, но их деятельность гораздо шире, чем отдельные протестные кампании или традиционная политика. Такие движения действуют в культурном и дискурсивном поле: спорят, переубеждают, борются за новые смыслы, своим живым примером показывают, как можно по-другому.
Феминизм в России приобретает все более массовый характер. За последние 10-15 лет из горстки фриков, над которыми все смеялись, феминизм стал реальной силой, которая привлекла на свою сторону самых разных людей. Феминист_ки инициировали важнейшие общественные дискуссии, самые заметные из них — о домашнем и сексуальном насилии. Но помимо этого, огромное количество людей и институций теперь знакомы с широким кругом вопросов феминистской повестки, разделяют и поддерживают их. И главное — начинают по-другому думать, говорить и действовать. Все это несомненные социальные изменения. Где есть изменения — там уж точно есть движение.
Дальше еще будет продолжение про то, что такое сильное феминистское движение, нужна ли феминистская партия и лидер_ки. А пока открою комментарии — задавайте мне вопросы, делитесь откликами и соображениями.
🥀Все равно это не те изменения
🐿Интересно про сильное движение и лидер_ок!
🍍Другое, напишу коммент
Феминистское движение вроде как странное. Такое разнообразное и как будто бы разрозненное. Столько направлений, у каждого своя повестка, у некоторых они противоречат друг другу, в результате постоянные конфликты и споры. Разве это вообще похоже на движение? Разве движение — это не что-то другое? И главное, разве с такой — отсутствующей — структурой можно чего-то добиться?
Многие феминист_ки сомневаются, некоторые даже так и говорят: мол, нет у нас движения. Феминист_ки есть, а движения нет. В то же время у многих есть ощущение сообщества, не просто большого, а стремительно растущего, и многим очевидны его все более впечатляющие успехи.
Мы привыкли определять движение через коллективные протестные действия, обращенные к государству (или против него). Когда мы говорим «движение», обычно представляем себе примерно такую картинку: огромная масса людей объединяется, выдвигает требования к государству и начинает за них бороться. Для этого они вырабатывают какую-то стратегию и структуру, из их среды выдвигаются лидер_ки. Если движение успешно, оно, наверное, рано или поздно переходит от уличных протестов к каким-то более формализованным политическим действиям: либо встраивается со временем в политические структуры, либо перерастает в революцию и замещает старые структуры своими собственными.
Конечно, феминистское движение на это не похоже. Надо сказать, не только оно: еще экологическое, ЛГБТИК и много других движений в разных местах и в разные времена. То есть иногда они даже могут вписываться в эту картинку, но она не объясняет их полностью. Социолог_ини, которые пытались разобраться в том, что же их отличает и как они устроены, придумали в итоге теорию «новых социальных движений».
Такие движения, говорит эта теория, стремятся не к какой-то конкретной реформе или политической представленности, а к коренному переустройству всей общественной жизни. Поэтому они не то чтобы выдвигают требования, а, собственно, занимаются переустройством этой жизни здесь и сейчас. Они создают сообщества, в которых вырабатывают новые понимания свободы и справедливости, новый язык, практики, всякие правила и способы жизни. Если они к кому-то обращаются, то в первую очередь не к государству, а ко всему обществу. Время от времени они могут мобилизовываться и устраивать традиционные протесты, могут иногда взаимодействовать с политическими институтами, но их деятельность гораздо шире, чем отдельные протестные кампании или традиционная политика. Такие движения действуют в культурном и дискурсивном поле: спорят, переубеждают, борются за новые смыслы, своим живым примером показывают, как можно по-другому.
Феминизм в России приобретает все более массовый характер. За последние 10-15 лет из горстки фриков, над которыми все смеялись, феминизм стал реальной силой, которая привлекла на свою сторону самых разных людей. Феминист_ки инициировали важнейшие общественные дискуссии, самые заметные из них — о домашнем и сексуальном насилии. Но помимо этого, огромное количество людей и институций теперь знакомы с широким кругом вопросов феминистской повестки, разделяют и поддерживают их. И главное — начинают по-другому думать, говорить и действовать. Все это несомненные социальные изменения. Где есть изменения — там уж точно есть движение.
Дальше еще будет продолжение про то, что такое сильное феминистское движение, нужна ли феминистская партия и лидер_ки. А пока открою комментарии — задавайте мне вопросы, делитесь откликами и соображениями.
🥀Все равно это не те изменения
🐿Интересно про сильное движение и лидер_ок!
🍍Другое, напишу коммент
Сильное феминистское движение?
Давайте поговорим теперь о том, что такое сильное движение и где его взять. Сильное движение — это такое, которое способно достигать своих целей, так? Значит, разговор о сильном движении — это разговор о целях. Если мы исходим из «традиционного» определения, то все понятно: сильное движение — это когда многотысячные митинги по всей стране, и министер_ки и президент_ки дрожащими руками подписывают нужные законы. Ну или там, радостно жмут руку лидер_кам уличных протестов. Или их уводит под конвоем революционный патруль… Движению, которое стремится посадить своих лидер_ок в парламентские или президентские кресла, наверное, нужна иерархическая структура, формальное членство, дисциплина и так далее. Тогда кто-то из «центра» может дать команду, и сотни людей будут слаженно ее выполнять.
Если наша цель — гендерная и вообще социальная справедливость, то как она связана с президентским креслом? Может быть, есть некоторое пересечение, но эта задача точно не единственная и не главная. Если мы хотим изменений на всех уровнях, а не только в официальной политике, то нам нужно спорить, убеждать, привлекать на свою сторону людей везде: в наших семьях, дворах, в школах, на заводах и в офисах, в СМИ, музыке и кино. И везде нам нужно пробовать строить новые форматы отношений и взаимодействий. Критиковать то, что есть, и изобретать новое. Менять те пространства, в которых мы оказываемся, и создавать параллельно им свои. А раз мы изобретаем и создаем, нам, конечно, совершенно необходимо и спорить между собой. Предлагать разные варианты, сравнивать их и в дискуссиях выяснять, что лучше.
Получается, если движение стремится не к захвату власти, а к переустройству общества, то оно сильное тогда, когда в нем много людей и много разных мнений.
Если наша долгосрочная цель — построить новое общество с новыми, небывалыми отношениями равенства и справедливости, то единство — очевидно тупиковый путь. Нам нужно не единство, а разнообразие, много разных творческих подходов и экспериментов, чтобы найти те новые формы, которые действительно будут работать. Если наша краткосрочная цель — сделать хоть немного справедливее и лучше нашу жизнь здесь и сейчас, то нам тем более необходимо разнообразие, потому что здесь и сейчас разным людям точно подходят разные способы организовывать жизнь и взаимодействовать с другими.
Когда встретить друг_ую феминист_ку в своем вузе или коллективе — это уже не чудо, а вполне рядовое событие. Когда в твоем городе не ноль и не одна, а несколько феминистских площадок разной направленности с разными принципами организации. Когда СМИ отказываются от сексистского языка и вообще языка угнетения. Когда разоблачения насильни_ков на рабочих местах приводят к массовому возмущению, увольнениям и переустройству организаций. Когда твои коллеги, которые раньше называли себя сексист_ками, сегодня поддерживают тебя в феминистском споре. Все это — показатели силы движения.
😈Все равно мечтаю о феминистском революционном конвое
🎤Ну, а про лидер_ок что же?
😥Все еще не знаю фемплощадок в своем городе
Давайте поговорим теперь о том, что такое сильное движение и где его взять. Сильное движение — это такое, которое способно достигать своих целей, так? Значит, разговор о сильном движении — это разговор о целях. Если мы исходим из «традиционного» определения, то все понятно: сильное движение — это когда многотысячные митинги по всей стране, и министер_ки и президент_ки дрожащими руками подписывают нужные законы. Ну или там, радостно жмут руку лидер_кам уличных протестов. Или их уводит под конвоем революционный патруль… Движению, которое стремится посадить своих лидер_ок в парламентские или президентские кресла, наверное, нужна иерархическая структура, формальное членство, дисциплина и так далее. Тогда кто-то из «центра» может дать команду, и сотни людей будут слаженно ее выполнять.
Если наша цель — гендерная и вообще социальная справедливость, то как она связана с президентским креслом? Может быть, есть некоторое пересечение, но эта задача точно не единственная и не главная. Если мы хотим изменений на всех уровнях, а не только в официальной политике, то нам нужно спорить, убеждать, привлекать на свою сторону людей везде: в наших семьях, дворах, в школах, на заводах и в офисах, в СМИ, музыке и кино. И везде нам нужно пробовать строить новые форматы отношений и взаимодействий. Критиковать то, что есть, и изобретать новое. Менять те пространства, в которых мы оказываемся, и создавать параллельно им свои. А раз мы изобретаем и создаем, нам, конечно, совершенно необходимо и спорить между собой. Предлагать разные варианты, сравнивать их и в дискуссиях выяснять, что лучше.
Получается, если движение стремится не к захвату власти, а к переустройству общества, то оно сильное тогда, когда в нем много людей и много разных мнений.
Если наша долгосрочная цель — построить новое общество с новыми, небывалыми отношениями равенства и справедливости, то единство — очевидно тупиковый путь. Нам нужно не единство, а разнообразие, много разных творческих подходов и экспериментов, чтобы найти те новые формы, которые действительно будут работать. Если наша краткосрочная цель — сделать хоть немного справедливее и лучше нашу жизнь здесь и сейчас, то нам тем более необходимо разнообразие, потому что здесь и сейчас разным людям точно подходят разные способы организовывать жизнь и взаимодействовать с другими.
Когда встретить друг_ую феминист_ку в своем вузе или коллективе — это уже не чудо, а вполне рядовое событие. Когда в твоем городе не ноль и не одна, а несколько феминистских площадок разной направленности с разными принципами организации. Когда СМИ отказываются от сексистского языка и вообще языка угнетения. Когда разоблачения насильни_ков на рабочих местах приводят к массовому возмущению, увольнениям и переустройству организаций. Когда твои коллеги, которые раньше называли себя сексист_ками, сегодня поддерживают тебя в феминистском споре. Все это — показатели силы движения.
😈Все равно мечтаю о феминистском революционном конвое
🎤Ну, а про лидер_ок что же?
😥Все еще не знаю фемплощадок в своем городе
Про объединение и лидерство
Феминист_ок то и дело кто-нибудь призывает объединяться. Призывающие обычно сетуют на то, что в России нет сильного феминистского движения. И часто особенно сетуют на разрозненность и конфликты, которые, как они говорят, феминизм раздирают и ослабляют. Срачи отвлекают и не дают решать реальные проблемы, говорят они. По важным вопросам нужно действовать сообща — для этого нужна единая организация, которую возглавят объединитель_ницы. Дальше бывает по-разному: мне встречались такие призывы, которые по крайней мере формально признавали других феминист_ок и феминистские группы как партнер_ок по диалогу и, например, устраивали опросы, чтобы вычленить основные пункты единой фемповестки (почему такие опросы не работают, расскажу как-нибудь в другой раз). В других призывах феминист_ок совсем неприкрыто не уважают и сразу говорят, что из-за срачей они не знают, что им делать, и нуждаются в руководстве из центра.
В России и правда пока нет заметного феминистского движения, которое бы боролось за то, чтобы привести к власти как_ую-то конкретн_ую феминист_ку. Но есть сильное феминистское движение, которое стремится к гендерному равенству и справедливости. В единой структуре оно не нуждается, а успешно справляется без нее, растет и влияет на общественное мнение.
Идеологические споры такому движению необходимы — чтобы формулировать новые ценности, вырабатывать методы, адаптировать их к меняющимся условиям. В низовом движении, которое стремится к горизонтальности, разработка теорий и идеологий — общее, коллективное дело, в котором, в принципе, могут участвовать все. И едва ли кому-то захочется ни с того ни с сего отказываться от этого, чтобы получать указания из какого-то единого центра.
Противопоставлять политические дискуссии «реальным проблемам» — большое заблуждение (или манипуляция). Политические дискуссии внутри движения ведутся по вполне реальным и насущным вопросам, которые волнуют многих: будь то включение транс* людей, секс-работни_ц, предоставление голоса феминист_кам из регионов и (пост)колоний или учет интересов матерей* и детей — мы все живые люди, и речь идет о наших жизнях, безопасности и праве голоса. Куда уж реальнее?
Как показывает практика, по важным поводам феминист_ки мобилизуются и действуют сообща — например, международные кампании поддержки сестер Хачатурян и Юлии Цветковой отлично работали и работают без руководящего центра.
Единая организация на самом деле просто не нужна. Я не знаю, зачем те люди, которые призывают к ее созданию, это делают. Может быть, некоторые из них искренне верят, что это правильный путь. Но что явно сквозит в их призывах — это желание власти и попытка эксплуатировать движение, чтобы ее добиться.
Феминистское движение растет и добивается успехов, и называться феминист_кой становится не так страшно. А это значит, что скорее всего, к движению будет присоединяться все больше людей с «политическими» амбициями (не в смысле нашей освободительной низовой политики, а в узком смысле борьбы за власть в институциональной политической системе). К сожалению, такие люди, скорее всего, снова и снова будут пытаться использовать движение в своих интересах, присвоить его и монополизировать публичную феминистскую позицию. Возможно, уже скоро у нас действительно появится организация во главе с условной Хиллари Клинтон, которая будет продвигать «белый феминизм» привилегированных женщин. И тогда нам придется быть очень осторожными — особенно тем из нас, кто живет на пересечении угнетений. Потому что какими бы привлекательными ни казались на первый взгляд такие политические проекты, они никогда не будет защищать наши интересы.
🦇Я тоже за автономию и самоорганизацию
💅Меня устраивает Клинтон
👑Хочу свою собственную партию
Феминист_ок то и дело кто-нибудь призывает объединяться. Призывающие обычно сетуют на то, что в России нет сильного феминистского движения. И часто особенно сетуют на разрозненность и конфликты, которые, как они говорят, феминизм раздирают и ослабляют. Срачи отвлекают и не дают решать реальные проблемы, говорят они. По важным вопросам нужно действовать сообща — для этого нужна единая организация, которую возглавят объединитель_ницы. Дальше бывает по-разному: мне встречались такие призывы, которые по крайней мере формально признавали других феминист_ок и феминистские группы как партнер_ок по диалогу и, например, устраивали опросы, чтобы вычленить основные пункты единой фемповестки (почему такие опросы не работают, расскажу как-нибудь в другой раз). В других призывах феминист_ок совсем неприкрыто не уважают и сразу говорят, что из-за срачей они не знают, что им делать, и нуждаются в руководстве из центра.
В России и правда пока нет заметного феминистского движения, которое бы боролось за то, чтобы привести к власти как_ую-то конкретн_ую феминист_ку. Но есть сильное феминистское движение, которое стремится к гендерному равенству и справедливости. В единой структуре оно не нуждается, а успешно справляется без нее, растет и влияет на общественное мнение.
Идеологические споры такому движению необходимы — чтобы формулировать новые ценности, вырабатывать методы, адаптировать их к меняющимся условиям. В низовом движении, которое стремится к горизонтальности, разработка теорий и идеологий — общее, коллективное дело, в котором, в принципе, могут участвовать все. И едва ли кому-то захочется ни с того ни с сего отказываться от этого, чтобы получать указания из какого-то единого центра.
Противопоставлять политические дискуссии «реальным проблемам» — большое заблуждение (или манипуляция). Политические дискуссии внутри движения ведутся по вполне реальным и насущным вопросам, которые волнуют многих: будь то включение транс* людей, секс-работни_ц, предоставление голоса феминист_кам из регионов и (пост)колоний или учет интересов матерей* и детей — мы все живые люди, и речь идет о наших жизнях, безопасности и праве голоса. Куда уж реальнее?
Как показывает практика, по важным поводам феминист_ки мобилизуются и действуют сообща — например, международные кампании поддержки сестер Хачатурян и Юлии Цветковой отлично работали и работают без руководящего центра.
Единая организация на самом деле просто не нужна. Я не знаю, зачем те люди, которые призывают к ее созданию, это делают. Может быть, некоторые из них искренне верят, что это правильный путь. Но что явно сквозит в их призывах — это желание власти и попытка эксплуатировать движение, чтобы ее добиться.
Феминистское движение растет и добивается успехов, и называться феминист_кой становится не так страшно. А это значит, что скорее всего, к движению будет присоединяться все больше людей с «политическими» амбициями (не в смысле нашей освободительной низовой политики, а в узком смысле борьбы за власть в институциональной политической системе). К сожалению, такие люди, скорее всего, снова и снова будут пытаться использовать движение в своих интересах, присвоить его и монополизировать публичную феминистскую позицию. Возможно, уже скоро у нас действительно появится организация во главе с условной Хиллари Клинтон, которая будет продвигать «белый феминизм» привилегированных женщин. И тогда нам придется быть очень осторожными — особенно тем из нас, кто живет на пересечении угнетений. Потому что какими бы привлекательными ни казались на первый взгляд такие политические проекты, они никогда не будет защищать наши интересы.
🦇Я тоже за автономию и самоорганизацию
💅Меня устраивает Клинтон
👑Хочу свою собственную партию
Привет! Пока не могу наскрести ресурсов на большие посты, подумал, буду делиться небольшими вещами.
Вот сегодня нашел в одной серьезной и выдержанной академической книжке емкое объяснение интерсекциональности:
«Если будешь бороться только с одним „-измом“ за раз, другие придут и укусят тебя за жопу».
Книжка Changing the Wor(l)d: Discourse, Politics, and the Feminist Movement, авторка Стейси Янг (Stacey Young), афоризм принадлежит ее подруге Александре Картер.
А вы сочиняете с по_другами афоризмы про интерсекциональность?
😜Конечно, как же жить без этого
🙄Нам не до афоризмов
😲У меня есть вопросы к интерсекциональности
Вот сегодня нашел в одной серьезной и выдержанной академической книжке емкое объяснение интерсекциональности:
«Если будешь бороться только с одним „-измом“ за раз, другие придут и укусят тебя за жопу».
Книжка Changing the Wor(l)d: Discourse, Politics, and the Feminist Movement, авторка Стейси Янг (Stacey Young), афоризм принадлежит ее подруге Александре Картер.
А вы сочиняете с по_другами афоризмы про интерсекциональность?
😜Конечно, как же жить без этого
🙄Нам не до афоризмов
😲У меня есть вопросы к интерсекциональности
С наступающим, дорогие! Сил нам всем в новом году, и пусть он будет лучше и легче.
Про нерасистский язык
Слово «темнокожий» меня коробит. Потому что сводит разговор к «цвету кожи», как будто это объективное и реальное свойство. Но это ведь не так: раса — это социальный конструкт, и первичен не «цвет кожи», а выиначивание (othering). Кого мы называем, каких людей? Которые «отличаются по цвету кожи»? Нет, мы называем тех, кто подвергается расизму. Понятно, идея для русскоязычных сообществ очень новая. Поэтому для нее нужны новые слова.
Я думаю, что использовать выражение «люди цвета» (people of color) — это ок. Звучит странновато, но это закономерно, потому что нестранно звучат расистские слова. (Кстати, «чернокожий» — слово с огромной расистской историей, и по-моему, ему место на свалке истории вместе с Н-словом).
Конечно, мое мнение тут вторично, потому что я белый. Я бы хотел использовать и продвигать антирасистские самоназвания, придуманные русскоязычными людьми, которые подвергаются расизму. Но я не знаю пока таких самоназваний. А вы знаете?
Слово «темнокожий» меня коробит. Потому что сводит разговор к «цвету кожи», как будто это объективное и реальное свойство. Но это ведь не так: раса — это социальный конструкт, и первичен не «цвет кожи», а выиначивание (othering). Кого мы называем, каких людей? Которые «отличаются по цвету кожи»? Нет, мы называем тех, кто подвергается расизму. Понятно, идея для русскоязычных сообществ очень новая. Поэтому для нее нужны новые слова.
Я думаю, что использовать выражение «люди цвета» (people of color) — это ок. Звучит странновато, но это закономерно, потому что нестранно звучат расистские слова. (Кстати, «чернокожий» — слово с огромной расистской историей, и по-моему, ему место на свалке истории вместе с Н-словом).
Конечно, мое мнение тут вторично, потому что я белый. Я бы хотел использовать и продвигать антирасистские самоназвания, придуманные русскоязычными людьми, которые подвергаются расизму. Но я не знаю пока таких самоназваний. А вы знаете?
Зачем называть свои местоимения сразу в двух падежах?
А вы замечали, когда люди называют свои местоимения по-английски, они называют две формы: they/them, she/her? И по-русски, кстати, это переняли многие и тоже так говорят и пишут: «Я Ваня, он/его».
Я не проверял специально, но думаю, эта традиция пошла с тех времен (2000-е? начало 2010-х?), когда многие люди по-английски изобретали собственные местоимения. У DIY-местоимений могли быть разные основы, и не всегда было очевидно, как их использовать в косвенных падежах (условно говорю, что там в этом английском осталось от косвенных падежей). И как к ним лепить возвратное -self. Поэтому люди писали даже по три формы: номинативную, косвенную и возвратную, на все случаи жизни. В Тамблере (tumblr – помните, была такая блог-платформа? там был маленький, но большой радужный квир-мир) даже ходили списки таких кастомных местоимений – всегда по три формы. Например, местоимение bun (булочка): bun, bun, bunself (тут косвенная форма совпала с номинативной, но это не у всех было так).
А потом универсальное they их вытеснило. Может, кто-то еще использует собственные индивидуальные местоимения, но это точно больше не тренд.
Но похоже, идея того, что этичное представление – это назвать свое местоимение сразу в нескольких формах, осталась. Хотя по факту, с традиционными местоимениями в этом нет практической необходимости.
А вы замечали, когда люди называют свои местоимения по-английски, они называют две формы: they/them, she/her? И по-русски, кстати, это переняли многие и тоже так говорят и пишут: «Я Ваня, он/его».
Я не проверял специально, но думаю, эта традиция пошла с тех времен (2000-е? начало 2010-х?), когда многие люди по-английски изобретали собственные местоимения. У DIY-местоимений могли быть разные основы, и не всегда было очевидно, как их использовать в косвенных падежах (условно говорю, что там в этом английском осталось от косвенных падежей). И как к ним лепить возвратное -self. Поэтому люди писали даже по три формы: номинативную, косвенную и возвратную, на все случаи жизни. В Тамблере (tumblr – помните, была такая блог-платформа? там был маленький, но большой радужный квир-мир) даже ходили списки таких кастомных местоимений – всегда по три формы. Например, местоимение bun (булочка): bun, bun, bunself (тут косвенная форма совпала с номинативной, но это не у всех было так).
А потом универсальное they их вытеснило. Может, кто-то еще использует собственные индивидуальные местоимения, но это точно больше не тренд.
Но похоже, идея того, что этичное представление – это назвать свое местоимение сразу в нескольких формах, осталась. Хотя по факту, с традиционными местоимениями в этом нет практической необходимости.
Знаете, в Германии есть такое левое движение – антидойче. То есть «антинем_ки». Потому что как быть нем_кой после Холокоста? Антидойче придумали радикальное решение. И радикально честное. Они просто отвергают немецкость. Их жестко критикуют за конкретное выражение этой позиции по некоторым вопросам, но я сейчас не об этом хочу сказать.
Я вот думаю: круто было бы, если бы в России появилось антирусское движение. Я совсем не приравниваю немецкость и русскость, и с Холокостом ничего нельзя сравнивать. Но какой можно сформулировать политический ответ на имперский национализм? Мне кажется, антирусское движение – это может быть отличный ответ.
А вы бы присоединились?
🔥Где записаться?!
🖤Только если очень анонимно
😳А как же березоньки?
Я вот думаю: круто было бы, если бы в России появилось антирусское движение. Я совсем не приравниваю немецкость и русскость, и с Холокостом ничего нельзя сравнивать. Но какой можно сформулировать политический ответ на имперский национализм? Мне кажется, антирусское движение – это может быть отличный ответ.
А вы бы присоединились?
🔥Где записаться?!
🖤Только если очень анонимно
😳А как же березоньки?
Феминистка и философиня Эми Аллен говорит, что слишком часто феминист_ки понимают власть как господство и угнетение. Но власть ведь к ним не сводится. Эмпауэрмент — это тоже власть. Нам нужно такое феминистское понимание власти, которое будет учитывать и господство с угнетением, и эмпауэрмент с солидарностью.
Мне думается, «забывать» о том, что у власти может быть позитивная сторона, что к власти можно стремиться и это не делает из тебя тиран_ку и чудовище, — это закономерное следствие привилегированной феминности. Потому что идеология привилегированной феминности — бояться власти и избегать ее. А это обязательно строится на том, чтобы отрицать ту власть, которая у тебя есть, и просто искренне ее не видеть. Короче, вот думаю про связь исторической радфемской матчасти, то есть феминистской классики «второй волны», с «женской гендерной социализацией» привилегированных женщин.
Мне думается, «забывать» о том, что у власти может быть позитивная сторона, что к власти можно стремиться и это не делает из тебя тиран_ку и чудовище, — это закономерное следствие привилегированной феминности. Потому что идеология привилегированной феминности — бояться власти и избегать ее. А это обязательно строится на том, чтобы отрицать ту власть, которая у тебя есть, и просто искренне ее не видеть. Короче, вот думаю про связь исторической радфемской матчасти, то есть феминистской классики «второй волны», с «женской гендерной социализацией» привилегированных женщин.
Эта история сделала мой день – пусть сделает и ваш! Биография Николая де Райлана (1872-1906), русского трансмужчины и дипломата в Америке – в увлекательном архивном детективе замечательной квир-историкини Иры Ролдугиной.
Forwarded from A spy in the archives
Николай де Райлан, русский транс-мужчина в Америке (1872-1906)🏳️🌈
В первую неделю января, когда архивы и библиотеки были закрыты, я снимала ломку, шарясь по онлайн хранилищам. Одно из любимых - цифровой американский транс-архив. Но искать там что-то по России мне в голову не приходило. В летаргические пост-новогодние дни - а почему бы и нет. Тут же выпало огромное количество газетных заметок за 1907-1908 годы. В них писали о некоем Николае де Райлане (Nicolai de Raylan), жителе Чикаго и высокопоставленном сотруднике русского консульства, разведен, повторно женат, балагур, щёголь, всеобщий знакомец. Осенью 1906 года Николай со своим личным врачом садится на поезд и отправляется в Аризону, чтобы подлечиться от туберкулеза: сухой теплый зимний воздух штата привлекает пациентов со всей страны. Состояние Николая тем не менее ухудшалось. Он суматошно инструктировал врача, что если скончается, нужно немедленно вызать жену, только она должна готовить тело к погребению. Николай умирает в Финиксе накануне Рождества, 18 декабря 1906 года. Это не вызывает никакого особенного ажиотажа. Врач, безусловно, огорченный смертью еще совсем молодого, 35-летнего подопечного отдает необходимые распоряжения: тело отвозят в местную похоронную контору. Жене усопшего в Чикаго улетает телеграмма. Ситуация уже вышла из-под контроля, но пока об этом никто не знает. Как только ритуальщики начали готовить тело, выяснился биологический пол умершего - женский. Главная улика, помимо самого тела, искусно сделанный член; яички замшевые, набиты пухом. Николай был русским транс-мужчиной.
В первую неделю января, когда архивы и библиотеки были закрыты, я снимала ломку, шарясь по онлайн хранилищам. Одно из любимых - цифровой американский транс-архив. Но искать там что-то по России мне в голову не приходило. В летаргические пост-новогодние дни - а почему бы и нет. Тут же выпало огромное количество газетных заметок за 1907-1908 годы. В них писали о некоем Николае де Райлане (Nicolai de Raylan), жителе Чикаго и высокопоставленном сотруднике русского консульства, разведен, повторно женат, балагур, щёголь, всеобщий знакомец. Осенью 1906 года Николай со своим личным врачом садится на поезд и отправляется в Аризону, чтобы подлечиться от туберкулеза: сухой теплый зимний воздух штата привлекает пациентов со всей страны. Состояние Николая тем не менее ухудшалось. Он суматошно инструктировал врача, что если скончается, нужно немедленно вызать жену, только она должна готовить тело к погребению. Николай умирает в Финиксе накануне Рождества, 18 декабря 1906 года. Это не вызывает никакого особенного ажиотажа. Врач, безусловно, огорченный смертью еще совсем молодого, 35-летнего подопечного отдает необходимые распоряжения: тело отвозят в местную похоронную контору. Жене усопшего в Чикаго улетает телеграмма. Ситуация уже вышла из-под контроля, но пока об этом никто не знает. Как только ритуальщики начали готовить тело, выяснился биологический пол умершего - женский. Главная улика, помимо самого тела, искусно сделанный член; яички замшевые, набиты пухом. Николай был русским транс-мужчиной.
белл хукс: «Идея „общего угнетения“ – лживая и гнилая платформа»
«Хотя современное феминистское движение должно было стать тренировочной площадкой, на которой женщины учились бы политической солидарности, Сестринство не рассматривалось как революционное достижение, к которому женщины бы стремились путем работы и борьбы. Идея Сестринства, как о ней говорили участницы движения за освобождение женщин (то есть радфем), опиралась на идею общего угнетения. Стоит ли говорить, что веру в понятие общего угнетения исповедовали, в первую очередь, буржуазные белые женщины, как либеральных, так и радикальных (то есть левых) взглядов. Идея „общего угнетения“ была лживой и гнилой платформой, которая маскировала и затемняла настоящую природу разнообразной и сложной социальной реальности женщин. Женщины разделены сексистскими взглядами, расизмом, классовыми привилегиями и множеством других предрассудков. Устойчивые связи между женщинами могут возникнуть, только когда мы открыто выступим против этих разделений и предпримем необходимые шаги, чтобы устранить их. Разделения не устранить, пока мы выдаем желаемое за действительное или предаемся романтическим фантазиям об общем угнетении, как бы ценно ни было подчеркивать общий для всех женщин опыт.»
Это отрывок из текста «Сестринство: политическая солидарность между женщинами» (глава 4 книги «Феминистская теория: от края к центру», 1984). До сих пор из этой книги по-русски есть только одна глава, и не эта, а про мужчин 🙄 (выходила в «Антологии гендерной теории»). Я, как всегда, любовь выражаю переводом (с мини-примечаниями курсивом). Вообще белл хукс всегда была моей самой любимой феминистской теоретикиней. И хотя она и писала только про «женщин», все равно до сих пор обожаю ее безмерно. А вы?
«Хотя современное феминистское движение должно было стать тренировочной площадкой, на которой женщины учились бы политической солидарности, Сестринство не рассматривалось как революционное достижение, к которому женщины бы стремились путем работы и борьбы. Идея Сестринства, как о ней говорили участницы движения за освобождение женщин (то есть радфем), опиралась на идею общего угнетения. Стоит ли говорить, что веру в понятие общего угнетения исповедовали, в первую очередь, буржуазные белые женщины, как либеральных, так и радикальных (то есть левых) взглядов. Идея „общего угнетения“ была лживой и гнилой платформой, которая маскировала и затемняла настоящую природу разнообразной и сложной социальной реальности женщин. Женщины разделены сексистскими взглядами, расизмом, классовыми привилегиями и множеством других предрассудков. Устойчивые связи между женщинами могут возникнуть, только когда мы открыто выступим против этих разделений и предпримем необходимые шаги, чтобы устранить их. Разделения не устранить, пока мы выдаем желаемое за действительное или предаемся романтическим фантазиям об общем угнетении, как бы ценно ни было подчеркивать общий для всех женщин опыт.»
Это отрывок из текста «Сестринство: политическая солидарность между женщинами» (глава 4 книги «Феминистская теория: от края к центру», 1984). До сих пор из этой книги по-русски есть только одна глава, и не эта, а про мужчин 🙄 (выходила в «Антологии гендерной теории»). Я, как всегда, любовь выражаю переводом (с мини-примечаниями курсивом). Вообще белл хукс всегда была моей самой любимой феминистской теоретикиней. И хотя она и писала только про «женщин», все равно до сих пор обожаю ее безмерно. А вы?
Forwarded from Транс*Коалиция
К 8 марта сделали подборку материалов по трансфеминизму на русском языке 🔥
Мы не считаем этот список полным и будем благодарны, если вы поделитесь другими источниками. 💜
Классика и другая нетленка
🔹 Эми Кояма, «Манифест трансфеминизма»
🔹 Джулия Серано, глава «Переход классовой границы и сенсация» из книги «Whipping Girl»
🔹 Яна Кирей-Ситникова, книга «Трансгендерность и феминизм»
🔹 Яна Кирей-Ситникова, текст «Трансфеминизм о проблеме пасса»
🔹 «Заявление о транс* инклюзивном феминизме и вуманизме»
Новые публикации
🔹 Дарья Трайден, интервью с трансгендерными женщинами из Беларуси, России и Украины «Трансгендерные женщины: на перекрёстке дискриминаций»
🔹 Инна Ирискина, «Место трансгендерности в феминизме: принять нельзя исключить» (текст на украинском языке)
🔹 Мира Тай, Яна Маркова «Место политической борьбы: трансгендерность в практике и теории феминизма»
🔹 Юрий Франк, «Краткая история трансфобии в феминизме: от Дженис Реймонд до Джоан Роулинг»
Мы не считаем этот список полным и будем благодарны, если вы поделитесь другими источниками. 💜
Классика и другая нетленка
🔹 Эми Кояма, «Манифест трансфеминизма»
🔹 Джулия Серано, глава «Переход классовой границы и сенсация» из книги «Whipping Girl»
🔹 Яна Кирей-Ситникова, книга «Трансгендерность и феминизм»
🔹 Яна Кирей-Ситникова, текст «Трансфеминизм о проблеме пасса»
🔹 «Заявление о транс* инклюзивном феминизме и вуманизме»
Новые публикации
🔹 Дарья Трайден, интервью с трансгендерными женщинами из Беларуси, России и Украины «Трансгендерные женщины: на перекрёстке дискриминаций»
🔹 Инна Ирискина, «Место трансгендерности в феминизме: принять нельзя исключить» (текст на украинском языке)
🔹 Мира Тай, Яна Маркова «Место политической борьбы: трансгендерность в практике и теории феминизма»
🔹 Юрий Франк, «Краткая история трансфобии в феминизме: от Дженис Реймонд до Джоан Роулинг»
В понедельник вечером буду рассказывать про современный феминизм в России на площадке нарративного содружества КРАЙ. Приходите, кому интересно! В зуме, за донейшн, надо заранее зарегистрироваться. Ниже анонс и ссылки:
Чего добиваются феминист_ки? Как устроено феминистское движение и почему оно кажется таким непонятным
Хотя слово «феминизм» в России медленно, но верно перестает считаться ругательством, оно все еще часто вызывает раздражение и непонимание. Чего хотят феминист_ки? Чего они добиваются? Да и вообще, разве есть в России феминистское движение?
Феминистское движение действительно устроено не совсем так, как мы обычно ожидаем от движений. На этой лекции мы поговорим о том, как феминизм раздвигает границы таких понятий, как «движение», «активизм» и «политика», и о том, как феминистский активизм меняет общество и культуру. В чем разница между активист_ками и неактивист_ками? Почему феминист_ки тратят время на ерунду вроде феминитивов? И когда уже российский феминизм нагонит западную третью, четвертую и пятую волну феминизма?
Регистрация тут
Ивент на Фейсбуке тут
Чего добиваются феминист_ки? Как устроено феминистское движение и почему оно кажется таким непонятным
Хотя слово «феминизм» в России медленно, но верно перестает считаться ругательством, оно все еще часто вызывает раздражение и непонимание. Чего хотят феминист_ки? Чего они добиваются? Да и вообще, разве есть в России феминистское движение?
Феминистское движение действительно устроено не совсем так, как мы обычно ожидаем от движений. На этой лекции мы поговорим о том, как феминизм раздвигает границы таких понятий, как «движение», «активизм» и «политика», и о том, как феминистский активизм меняет общество и культуру. В чем разница между активист_ками и неактивист_ками? Почему феминист_ки тратят время на ерунду вроде феминитивов? И когда уже российский феминизм нагонит западную третью, четвертую и пятую волну феминизма?
Регистрация тут
Ивент на Фейсбуке тут
У меня большая радость: в любимом издательстве No Kidding Press вышла книга Поля Пресьядо «Я монстр, что говорит с вами» — перевод с французского Катерины Масс в моей редактуре. Это потрясающий текст, работать над которым было не просто радостью, но и освобождением. И я уверен, радость и освобождение она принесет не только мне. Ниже — мой подробный отзыв. (А в конце еще бонус!)
⬇️⬇️⬇️
⬇️⬇️⬇️
«Я монстр, что говорит с вами»: книга о гендерной революции, которая уже происходит
Быть трансгендерным человеком — это расколотое существование. Я имею в виду не жизнь «между М и Ж» и даже не хранение тайны. Когда ты заявляешь — себе, близким, врач_иням, чиновни_цам — о своей трансгендерности, ты оказываешься за пределами человеческого. Ты — «оно». Ты как будто под прожекторами взглядов: в них отвращение, любопытство или жалость. Как будто ты вдруг стал монстром, мутантом. И в то же время ты остаешься собой, человеком с опытом, чувствами, знаниями, мыслями. Ты это знаешь внутри себя, но тебя больше не слышат. Монстр не может говорить.
И что с этим делать? Можно добиваться, чтобы ничто не выдавало в тебе монстра. Или уходить оттуда, где тебя не слышат (то есть почти отовсюду), и создавать такие пространства, где в тебе будут видеть человека. Можно все равно приходить туда, где тебя не слышат, и говорить, игнорируя направленные на тебя расчеловечивающие взгляды. Идти против потока этих взглядов, надеяться, что, если ты будешь достаточно решительно их игнорировать, они ослабеют. Наконец, можно поставить под сомнение сам этот взгляд. Кто здесь решает, кого записывать в человеки, а кого в монстры? По какому праву?
Подозреваю, что каждый трансгендерный человек в своей жизни так или иначе использует все эти способы. Но не всем нам одинаково везет быть услышанными, когда мы пытаемся говорить.
Поль Пресьядо — трансгендерный философ. По правде говоря, само это словосочетание уже вселяет радость и надежду. Я лично счастлив жить во времена, когда существует трансгендерный философ, еще и всемирно известный. Самим фактом своей жизни Поль Пресьядо уже взрывает стену расчеловечивания, которая сдавливает транслюдей. Он монстр, и он говорит. Причем на едва ли не самом авторитетном языке в нашем мире — на языке философии.
Книга «Я монстр, что говорит с вами» вся написана из этой «невозможной позиции», как ее называет Пресьядо. И одно это уже придает ей, с одной стороны, невероятное эмоциональное напряжение, а с другой — делает ее чтение глубоко освободительным. Не только потому, что ты видишь, как такой же монстр, как ты, берет себе право говорить. Но и благодаря тому, что именно он говорит. А он объясняет: прямо сейчас происходит революция. Скоро старый мир обрушится в прошлое, и не будет больше ни нормальности, ни полового различия.
⬇️⬇️⬇️
Быть трансгендерным человеком — это расколотое существование. Я имею в виду не жизнь «между М и Ж» и даже не хранение тайны. Когда ты заявляешь — себе, близким, врач_иням, чиновни_цам — о своей трансгендерности, ты оказываешься за пределами человеческого. Ты — «оно». Ты как будто под прожекторами взглядов: в них отвращение, любопытство или жалость. Как будто ты вдруг стал монстром, мутантом. И в то же время ты остаешься собой, человеком с опытом, чувствами, знаниями, мыслями. Ты это знаешь внутри себя, но тебя больше не слышат. Монстр не может говорить.
И что с этим делать? Можно добиваться, чтобы ничто не выдавало в тебе монстра. Или уходить оттуда, где тебя не слышат (то есть почти отовсюду), и создавать такие пространства, где в тебе будут видеть человека. Можно все равно приходить туда, где тебя не слышат, и говорить, игнорируя направленные на тебя расчеловечивающие взгляды. Идти против потока этих взглядов, надеяться, что, если ты будешь достаточно решительно их игнорировать, они ослабеют. Наконец, можно поставить под сомнение сам этот взгляд. Кто здесь решает, кого записывать в человеки, а кого в монстры? По какому праву?
Подозреваю, что каждый трансгендерный человек в своей жизни так или иначе использует все эти способы. Но не всем нам одинаково везет быть услышанными, когда мы пытаемся говорить.
Поль Пресьядо — трансгендерный философ. По правде говоря, само это словосочетание уже вселяет радость и надежду. Я лично счастлив жить во времена, когда существует трансгендерный философ, еще и всемирно известный. Самим фактом своей жизни Поль Пресьядо уже взрывает стену расчеловечивания, которая сдавливает транслюдей. Он монстр, и он говорит. Причем на едва ли не самом авторитетном языке в нашем мире — на языке философии.
Книга «Я монстр, что говорит с вами» вся написана из этой «невозможной позиции», как ее называет Пресьядо. И одно это уже придает ей, с одной стороны, невероятное эмоциональное напряжение, а с другой — делает ее чтение глубоко освободительным. Не только потому, что ты видишь, как такой же монстр, как ты, берет себе право говорить. Но и благодаря тому, что именно он говорит. А он объясняет: прямо сейчас происходит революция. Скоро старый мир обрушится в прошлое, и не будет больше ни нормальности, ни полового различия.
⬇️⬇️⬇️