А ещё в дни рождения поэтов я люблю публиковать не только их собственные стихи, но и стихи им посвящённые
Редкий цветок
I
«Что делать мне?» – твердит Губанов.
«Писать стихи», – итожит Бог.
В стране гвоздик, а не тюльпанов
на русской водке вырос СМОГ.
Где сквозь сентябрь летят вороны,
там листья вскоре опадут:
ни Верхейл Кейс, ни Омри Ронен
не сдвинут время на YouTube.
<…> он за столом. Бормочет имя.
Глядит на черный телефон;
а позже – в осень – голубыми.
И дальше – осень без него.
Осталась истина простая:
уходит жизнь в цветной ломбард.
Табачный дым едва вдыхая:
«В чем был и не был виноват», –
он произносит. Сам отходит
и рысью пятится назад.
Сгорает мысль на обороте.
Лишь путеводная слеза,
вобрав в себя всю память тела,
под водолазку протекла.
Я – вижу так – пчела гудела
над ним. И ласточка была.
II
Над Северным Хованским
плывет гурьба ворон.
Под ним в тоске кабацкой
сквозь толщу похорон,
не шевеля губами
(на исповедь костей)
лежит принявший камень,
преодолевший смерть.
Снежок новомосковский
сжигает здесь траву.
Сам Юрий Кублановский
мне отдал свой тулуп,
в котором переправы
зеркал осенних рек
на сердце гвоздик ржавый
приносят в октябре.
Воздушная невеста
спешит попасть в метро,
а для меня нет места:
лишь дождь, как серебро,
судьбу кропит. Прохожим
не важен серый свет,
едва ли – снова сможем –
его пересмотреть.
Дмитрий Ларионов
#ларионов
#губанов
Редкий цветок
I
«Что делать мне?» – твердит Губанов.
«Писать стихи», – итожит Бог.
В стране гвоздик, а не тюльпанов
на русской водке вырос СМОГ.
Где сквозь сентябрь летят вороны,
там листья вскоре опадут:
ни Верхейл Кейс, ни Омри Ронен
не сдвинут время на YouTube.
<…> он за столом. Бормочет имя.
Глядит на черный телефон;
а позже – в осень – голубыми.
И дальше – осень без него.
Осталась истина простая:
уходит жизнь в цветной ломбард.
Табачный дым едва вдыхая:
«В чем был и не был виноват», –
он произносит. Сам отходит
и рысью пятится назад.
Сгорает мысль на обороте.
Лишь путеводная слеза,
вобрав в себя всю память тела,
под водолазку протекла.
Я – вижу так – пчела гудела
над ним. И ласточка была.
II
Над Северным Хованским
плывет гурьба ворон.
Под ним в тоске кабацкой
сквозь толщу похорон,
не шевеля губами
(на исповедь костей)
лежит принявший камень,
преодолевший смерть.
Снежок новомосковский
сжигает здесь траву.
Сам Юрий Кублановский
мне отдал свой тулуп,
в котором переправы
зеркал осенних рек
на сердце гвоздик ржавый
приносят в октябре.
Воздушная невеста
спешит попасть в метро,
а для меня нет места:
лишь дождь, как серебро,
судьбу кропит. Прохожим
не важен серый свет,
едва ли – снова сможем –
его пересмотреть.
Дмитрий Ларионов
#ларионов
#губанов