Но есть и хорошие новости: книга в лонг-листе премии Грушина.

Как написал у себя в канале Слава Данилов «в одной категории с биографией Вебера за авторством ярого гомофоба Леонида Ионина, а еще книжкой Артемия Магуна про этику»

Так и живем

Также много думаю о том, чем такое образование принципиально отличается от многочисленных дистанционных личных курсов, которые сегодня не запустил только ленивый. И что мое пренебрежение и даже неприязнь к подобного рода инфопродуктам выглядит как защитная реакция человека, упорно не замечающего собственных проблем. Насмехаться над людьми, готовыми слушать, а тем более платить за лекции инстаграм экспертов или какой-нибудь скиллбокс можно если ты сам посетил за прошедшие годы хоть одну очную лекцию в своем «топовом» университете. Но очные лекции в университете за прошедшие три года я только вела, а университет посещала только когда нужно было подписать очередные бумаги.

Зато теперь у меня есть личная точка входа в исследование инфобизнеса как культурного и социального феномена. К слову, инфобизнес к началу двадцатых это уже давно не мемы про мышление миллионера, марафоны желаний, мастермайнды по дыханию маткой и развитию осознанности, а самый что ни на есть мейнстрим, массовая культура для миллионов

Раз уж речь зашла о (само) образовании. Сегодня хочу поделиться текстами, с которыми работала когда писала кандидатскую, а до этого книгу. Здесь больше тридцати книг и статей, которые кажутся мне интересными и важными: исследования блогинга, стримов, алгоритмов, реалити-шоу, цифровых аффектов, эмоционального труда и конечно селебрити. Очерки по культурной антропологии социальных сетей и попытки отрефлексировать, что такое цифровая этнография и для чего она нужна.

По ссылке вы найдете:

Misha Kavka Reality TV
Crystal Abidin Internet Celebrity. Understanding fame online
Taina Bucher The algorithmic imaginary: exploring the ordinary affects of Facebook algorithms
Tanya Kant Making It Personal. Algorithmic Personalization, Identity, and Everyday Life
Kate Eichhorn Content
Alice Marwick Status Update
T.L Taylor Watch me play: Twitch and the Rise of Game Live Streaming

и многое другое

Вернулась в Москву после четырех месяцев на юге. Жевать безвкусную курицу, ходить кругами по Ашану, фотографировать счетчики, сидеть, глядя в ноутбук, за столом с облезшим лаком. Во времена локдауна 2020 я говорила, что работать получается только в Москве. Здесь есть напряжение и нерв, страх умереть в нищете, необходимый для ежедневной возгонки, здесь острее. На юге слишком расслабленная атмосфера, конкуренция и цейтнот не ощущаются, да и вообще лучше лишний раз сходить на реку, что буквально в двух шагах от твоего дома.

Теперь в Москве не получается даже читать, только дергаться и ждать непонятно чего. Смотрела из окна иллюминатора на район, на шпиль Триумф паласа и зеленую лужу Тимирязевского леса и думала, что больше ничего не чувствую к этим местам. Так лицо некогда любимого человека выцветает и теряет магию, когда любовь проходит. Одержимость уступает место равнодушию. Встречи с ним уже не ждешь, рассматривать не хочешь, изъянам не умиляешься. Так и здесь. Теперь это просто место, через которое проложили очередную скоростную магистраль, чтобы еще быстрее доставлять людей к местам добычи и растраты денег. Зато автобус 322 все также курсирует без контролера и перевозит по району местных чудиков.

Главный глагол для приехавших в Москву – зацепиться. Предполагается, что тебя несет по течению мутной реки как водоросли или мусор, пока ты не зацепишься за что-нибудь: работу, человека, шанс. Зацепишься и перестанешь фотографировать счетчики, жевать курицу, похожую на тряпку. Станешь уважаемым человеком или исчезнешь из этого города. Я предпочитаю не цепляться. Пробовала, ничего не вышло. Так что плыву против течения, шевелю лапками, пока есть силы. Пока есть силы

Дочитала «Новых богов» Монтага (уже писала про неё здесь). Главный тезис 320-страничной книги: многочисленные исследования доказывают, что социальные сети безусловно влияют на наше поведение и психику. Все. Точка.

Дальше начинается туман формулировок из серии «люди с высокими показателями эскапизма склонны проводить много времени за видеоиграми, чтобы уйти от повседневной жизни» или «шанс получить зависимость от социальных сетей выше у людей с высоким невротизмом и низкой добросовестностью». Минимум конкретики, максимум предположений.

Практически за любым, «научно доказанным» утверждением в книге следует уточнение «недостаточно данных», «нужны дополнительные исследования для подтверждения гипотезы», а может быть корова, а может быть собака и вообще мы предполагаем, а не утверждаем. Надо сказать, что само по себе это не показатель некачественной работы. Речь скорее о том, что даже люди с огромными ресурсами из лучших европейских университетов пока не могут сформулировать исследовательские вопросы относительно соцсетей должным образом, чтобы получить убедительные данные и ответы. (Отдельной проблемой множества исследований, приведенных в книге, мне видится желание задавать максимально обобщенные вопросы из серии «в чем заключается негативное влияние смартфонов на психику», «люди какого психологического типажа больше склонны к зависимости от соцсетей», «как пузыри фильтров влияют на политические взгляды» и так далее). И это нормально. Поскольку подобное происходит в области под названием «интернет исследования», которой на сегодняшний день чуть больше тридцати лет.

Также на протяжении книги ловила себя на очевидной мысли: насколько больше привилегий и ресурсов у человека из западной институции, занятого «интернет-исследованиями», чем у такого же человека из России. Монтаг походя перечисляет места, где успел побывать меньше чем за пару лет «по исследовательским и рабочим делам». Гавайи, Куба, Латинская Америка, Калифорния, Марокко, Китай, Тибет, Лондон. Перечисляет международные университеты и людей, с которыми успел поработать. В России начала двадцатых (и эмигрировавших людей это тоже касается) интернет исследователь все еще остается странным человеком, чудиком, фриком, занятым второстепенными вещами. Он постоянно нуждается в алиби, путается в собственных социальных и институциональных ролях. Вроде делает что-то интересное, говорит занятные вещи, но академического веса у него все еще меньше, чем у рядового социолога, историка или философа

посвящаю данную композицию всем неопределившимся интернет-исследователям, затерявшимся в тумане всевозможных studies

https://youtu.be/N2jtJP2luXI?feature=shared

Хожу по квартире с заложенным носом, пытаюсь выздороветь, собираю вещи для очередного переезда (уже на этих выходных) и параллельно думаю, как сильно деградировал жанр фейсбук объявлений по поиску жилья.

Любой понаехавший знает про группу flats for friends. Сейчас там 266 тысяч подписчиков плюс группы-спутники, возникшие на волне успеха, каждая примерно по 150-200 тысяч. Я помню, как впервые услышала про flats for friends зимой 2014: тогда группа насчитывала пару тысяч человек, о ней знали единицы. И это это ощущение тесного круга «своих», где классное жилье передается из рук в руки знакомым без посредников и комиссий было в ней главным. Даже если на деле «своим» ты не был.

Квартиры для сдачи тогда выглядели сплошь «квартирами мечты»: сталинки с икеевской мебелью и белыми стенами в центре или престижных районах, в соседях естественно «креативный класс». Объявления арендаторов тоже были полны креатива: надо было показать, что ты «свой» и впишешься в атмосферу квартиры.

За годы жизни в Москве через fff и смежные группы я сняла, наверное, 10 разных квартир. Примерно столько же помогла найти друзьям и знакомым. Все эти годы наблюдала, как меняется группа. Как цифра фолловеров за несколько лет достигла сначала отметки 70 000, потом 100 000, а затем 200 000. Мутные люди с пустыми аккаунтами и объявлениями, перезалитыми с авито и циана, посты о «коливингах aka общагах в центре для молодых, энергичных инфобизнесменов» со стоковыми фото появились в группе где-то на отметке в 100 тысяч подписчиков. Тогда же резко уменьшилось число тех самых «квартир мечты», спрос и ценник на них стал совсем не дружеским, но главное, из группы испарилась атмосфера тесного круга «своих», закрытого сообщества. Последнее было в fff самым ценным и сделало группе имя.

Группа по-прежнему жива и регулярно обновляется. Но вайб flats for friends образца 2014 теперь живет в маленьких телеграм каналах по поиску жилья и соседей, а объявления о сдаче тех самых «квартир мечты» публикуются преимущественно в личных фб аккаунтах под замком или в сторис, чтобы теперь их точно видели только «свои»

Каналу 4 года! 🎂

4 октября 2019, когда в моей жизни еще не было ни книги, ни аспирантуры, ни работы в университете, я завела канал и назвала его fame fatale. В приветственном посте написала: «В данный момент я готовлю цикл культурологических лекций о интернет-селебрити и продолжаю работать над изучением своей темы как независимый исследователь. Также я мечтаю найти единомышленников, кому эта тема интересна также как мне, кто хочет разобраться в нюансах онлайн репрезентации, заглянуть дальше поверхности».

В том же посте я задавалась вопросами «откуда берется желание жить в инстаграмных квартирах и путешествовать только в инстаграмные места» и «как Instagram и YouTube изменили наше восприятие известности и почему важно смотреть на неудачников, кто прогорел на рынке инфлюэнсеров и остался за бортом, а не на блогеров-миллиоников». На первый вопрос я ответила в книге, на второй отвечаю в кандидатской диссертации, которую все-таки буду защищать в следующем году.

Все четыре года я разбираюсь в нюансах, разглядываю свой предмет – социальные сети – с разных сторон, заглядываю дальше поверхности и конечно искала и продолжаю искать единомышленников. За последние полтора года канал стал важной частью моей жизни и профессиональной идентичности. Именно поэтому летом я переименовала его и заменила фотографию. Именно поэтому в последний год стала больше писать о себе. Канал отнимает массу времени и вместе с тем дает огромные силы.

Я благодарна тем, кто читает меня на протяжении нескольких лет и тем, кто присоединился совсем недавно. Тем, кто молча читает и тем, кто оставляет комментарии. Спасибо, что разделяете со мной опыт, радость и сомнения. Ваш отклик дает силы работать и продолжать поиски ✨

Также всегда рада познакомиться и развиртуализироваться с людьми, кого темы социальных сетей, цифровой антропологии и прочие призрачные материи волнуют также как меня. Пишите в личку или в комментарии. Постараюсь всем ответить.

Ваша дама академического полусвета 🤍

К слову о знакомствах.

Именно благодаря телеграму я познакомилась с Гришей, чей канал, посвященный антропологии и антропологам считаю одним из лучших. А пост про Аннмари Мол, так вообще переслала и пересказала всем знакомым, страдающим от академ. ресентимента и университетских интриг. Всегда радует, когда при личной встрече случается совпадение по части взглядов на жизнь, академию и свое место в ней

Путешествие из Петербурга в Москву

Последние несколько дней провел в Москве. В планах было просто сменить обстановку с серого Петербурга, на чуть более солнечную, побродить и присмотреться к городу и еще поделать всяких дел. Не могу сказать, что что-то определенное для себя решил в отношении своего возможного будущего в Москве в плане учебы и жизни здесь, скорее больше вопросов возникло (что в общем-то хорошо!), но важное все же успел сделать - встретиться с московскими друзьями и коллегами и развиртуализироваться с теми, с кем до этого были знакомы только заочно. На фотке сидим с Катей - сытые едой с Ленинградского рынка и обсудившие дела в российской академии. Ее книгу вы, наверное, уже видели, а вот канал на просторах телеграма мог затеряться, загляните.

Прочла первую половину «Инцелов» Стефана Краковски. Написано конечно куда более лихо и легко, чем «Новые боги». Помимо прочего книга ценна удачным сочетанием традиционной и цифровой этнографии. Описания интернет-феноменов органично дополняют интервью с реальными людьми. Краковски пишет, что инцелов не стоит путать с американским «движением за права мужчин» (или «мужским государством» если речь идет о россии). Поскольку «движение инцелов — скорее социально изолированное явление, существующее исключительно в интернете».

Пока один из любимых эпизодов в книге, где автор мучительно придумывает личную легенду и осваивает сленг, чтобы проникнуть на один из самых радикальных инцельских форумов и установить контакт с его участниками, что удаётся ему только со второй попытки

С днем очередных головокружительных офферов от НИУ ВШЭ и общества «Знание». Интересно было бы взглянуть на людей, кто в 2к23 читает часовую лекцию за еду за хорошее фото и упоминание о событии

Бурдье, вирусы и личный бренд

Уже долгие годы два имени не дают покоя исследователям соцсетей – Гофман и Бурдье. Игры статусов и театральные метафоры всплывают в самых разных контекстах: от саморекламы в инстаграме до стримов на Твиче. В новом исследовании Эшли Мирс (сделаю про неё отдельный пост, потому что ее биография достойна экранизации) противопоставляет влияние в смысле influence вирусности, также как в свое время Бурдье в «Поле литературы» противопоставлял автономный принцип гетерономному.

Мирс пишет о «капитале внимания», говоря, что не всякое внимание в интернете одинаково ценно. Как и все прочие капиталы, капитал внимания коррелирует с уже существующими ресурсами, такими как образование, деньги или, в данном случае, цифровые навыки. Причем ценность капитала внимания и его конвертация в другие формы власти во многом зависит от ценности аудитории, и отношений между создателем контента и аудиторией.

Проведя 60 интервью с авторами, чья работа заключается в съемке высокооплачиваемых, но низкостатусных развлекательных видео, предназначенных для того, чтобы стать вирусными в Facebook, SnapChat, TikTok и YouTube, Мирс пришла к выводу, что труд подобных людей, противопоставлен труду инфлюэнсеров, ориентированных на личный бренд, доверие аудитории и социальный капитал. Точно также как у Бурдье два противоположных полюса представляли искусство ради искусства для «ценителей» и массовый, низкопробный продукт для широкой аудитории.

Вирусные видео создаются для массовой аудитории ради просмотров и денег, причем у их создателей есть короткий промежуток времени, чтобы извлечь выгоду. Обычно пик дохода от вирусного видео приходится на 30 дней после публикации. Создатели ориентированы на краткосрочную перспективу, а не на долгое накопление влияния, как в случае с блогерами, строящими личный бренд. Еще одно важное отличие заключается в приоритете просмотров, а не подписчиков.

Респонденты Мирс признавали, что массовая аудитория социально обесценена: в отличие от контента, созданного для небольших сообществ, вирусный контент предназначен для массовой аудитории по всему миру, от Мумбаи до Майами. Такие видео должно быть доступным для просмотра даже без звука для неанглоязычной аудитории. Как сказал один из респондентов: эти видео созданы для того, чтобы их посмотрели и тут же забыли.

Пожалуй, самый большой парадокс заключается в том, что несмотря на миллионы, а иногда миллиарды просмотров, создатели вирусных видео остаются невидимыми, поскольку не получают признания аудитории. Контент важнее, чем человек. Имена создателей никогда не упоминаются ни в титрах, ни в тегах, ни заголовке. Зрителей не волнует личность медсестры или покупательницы волмарт, попадающей в смешную ситуацию, а только то, что с ней происходит в эти несколько минут видеоролика. Как сказала одна из респонденток: мы созданы для того, чтобы нас забыли.

К приятным новостям: «Формула грёз» в шорт-листе книжной социологической премии Грушина