Имею следующее свое замечание: Тема злободневная и принимала участие в ней добрая половина хороших артистов – любимцы публики. Но все артисты выражались топорным языком, граничащим с похабщиной и нецензурными словами. Причем это делали не только мужчины, но и женщины. Так, например, обращаясь к незамужней женщине спрашивали: «Сколько ты заплатила мужчинам чтобы они сделали тебе сына». <...>
При просмотре кино «ГАРАЖ» мне очень сильно влезло в душу наша не культурность.
Простительно, если это делается в колхозах. Причем хочу отметить в настоящее время на собраниях в колхозах культурнее чем было показано в кино «Гараж» в научных учреждениях.
Я припоминаю случай когда в одном колхозе где я проводил собрание по заданию секретаря райкома КПСС.
На повестке дня были вопросы кроме производственных и отчет делигации, которые ездили по путевкам колхоза, как передовики на ВДНХ в Москву.
Один делегат, старший группы, отчитывался схватился за голову и начал повторять это чудо, я такого чуда не видел никогда в жизни. Ему слушатель, зам председателя колхоза, сделал замечание сказал: «Иван Романович Вы бы по конкретнее изложили, что там видели. И он ответил: Я видел там быка у которого одно яйцо боле вашей головы. Мы ему сделали замечание, что на собрании выражение нужно подбирать – это же не в поле.
Мне очень хотелось знать неужели научные работники проводят свои собрания, как раньше проводили в колхозах, по организации и лексикону или это изобретение артистов. Как приятно смотреть в кино и в театрах произведения Гоголя, Чехова где разговорная речь культурная.. честь имею и т. д., а ведь они были, можно сказать, революционеры и будоражили умы.
Хотелось чтобы наши артисты критиковали содержание, а культурную речь не искажали [25 августа 1987 года].

Булгакова давно читал, когда еще был в самиздате, когда ходил по рукам второй вариант – вариант без преобразования в финале этого человека опять в собаку.
Не знаю, почему так помню второй вариант. Наверное, Булгаков настолько велик, что так давно прочитан, но все время жил внутри меня. <…>
Есть некоторые ощущения, хочу в них сам разобраться.
Операторская работа, атмосфера, музыка –все это сделано по высокому классу. Выбор изображения – не цветного, а моно– черно-белый цвет –это создает определенную атмосферу 20-х годов.
Но вот вторая серия вдруг распалась. Не знаю, почему? Первая серия была интереснее потому, что я был в ожидании – когда же будет превращение собаки и что будет дальше? Может быть, не оттого, что я знаю ответ. Но я был в этом ожидании.
А вторая серия вдруг стала распадаться на куски, я стал ловить себя на мысли: когда это кончится? <…>
Мне казалось, что Шариков играет плохо. Он играет самодеятельно. Это чисто мое впечатление. Это мешало восприятию второй серии. Может быть, я глубоко ошибаюсь.
Константин Георгиевич [Палечек] говорил о монологе собаки, когда она еще собакой. Понимаете, монолог собаки – и финальный и начальный – здесь я ему сочувствую. А потом я удивляюсь развитию характера Шарикова. Есть какое-то ощущение, что это само по себе, а это само по себе. Костя определил это словом «интонация». Может быть, интонация. Но удивление заключалось в том, как из милой, прекрасной собачки, страдающей, получилась такая сволочная псина?
А потом, ах, опять хорошая, трагическая собачка. Я думал, как эта метаморфоза происходит? [ЦГАЛИ СПб. Ф. Р-257. ОП. 40. Д. 83].