«Вот это парняга, — повторял восторженно Ким, — какой Иосиф Виссарионович веселый парняга»
Продолжаем рассказывать о возвращенных в советскую литературу именах. На очереди Фридрих Горенштейн, уехавший в Западный Берлин в 1980-м.
До эмиграции его произведения не были широко известны. Лишь один его рассказ («Дом с башенкой») публиковался в «Юности» в 1964 году. Как вспоминал критик Лазарь Лазарев – «рассказ потрясал правдой и талантом» и отчасти стал осмыслением детской страницы собственной биографии.
Вообще для Горенштейна свойственен реализм, в котором мрак и тяготы действительности выносятся на первый план. Сама биография писателя диктовала ему творческое русло – отец расстрелян в 1937-м по обвинению в причастности к «троцкистской» организации; мать умерла во время эвакуации в Узбекистан в самом начале войны; Фридрих несколько лет воспитывался в детском доме до того момента, когда после войны его не разыскали родные.
После «Дома с башенкой» была попытка напечатать в «Новом мире» повесть «Зима 53-го года». В центре повествования – история юноши по имени Ким, который, как и автор, был человеком с «плохой анкетой». Судьба не была к нему благосклонна – родители репрессированы в 1930-х, из университета его выгнали на первом курсе по надуманному делу. Далее были голодные и холодные годы, время скитаний. В конце концов неприкаянный Ким нашел своё место – шахтерский поселок, давший тяжелую работу и предопределивший печальный финал.
Всё же «Новый мир» вынес повести однозначный вердикт:
После неудачи Горенштейн продолжил много писать. Часть в форме сценариев для кинокартин. Например, широко известные «Солярис» Тарковского или «Раба любви» Михалкова – его творения. Но большую часть произведений он всё же складывал «в стол», предлагая ознакомиться с ними только узкому кругу лиц. Среди них были и весьма известные почитатели таланта Горенштейна – Юрий Трифонов, Марк Захаров, Юрий Нагибин. Его ценили и в эмиграции, где некоторые критики вовсе нарекали Горенштейна «самой большой надеждой русской литературы».
Разумеется, он оказался в рядах возвращенных писателей в 1980–1990-х. Повести «Искупление» и «Ступени» (ставшая последней каплей в принятии решения об эмиграции), пьесы «Бердичев» и «Споры о Достоевском», роман «Место» – все эти работы стали доступны советским читателям аккурат к окончанию социалистического проекта.
«Зима 53-го года» не была исключением. Впервые её напечатали в «Искусстве кино», где даже в эпоху гласности публиковались совсем нетривиальные и авангардные вещи, которые никто не решался брать (одни «Пельмени» Сорокина, о которых мы писали ранее, чего стоят). В предисловии Лазарь Лазарев отмечал возникновение особого чувства от чтения, которое вызывает знание о присутствии автобиографических нот. Такой же акцент сделан и в критике периода. В рецензии, опубликованной в «Неве», говорилось:
Отмечу личное впечатление – в «Зиме 53-го», (как, впрочем, и в других его работах) много тяжеловесных форм. Это трудно назвать досуговым чтением. Через слог стоит пробираться. Однако оно того стоит. Особенно если вам импонирует творчество Андрея Платонова. Много схожих интонаций, которые, порой, звучат даже более отчетливо.
В заголовке – цитата из повести.
Продолжаем рассказывать о возвращенных в советскую литературу именах. На очереди Фридрих Горенштейн, уехавший в Западный Берлин в 1980-м.
До эмиграции его произведения не были широко известны. Лишь один его рассказ («Дом с башенкой») публиковался в «Юности» в 1964 году. Как вспоминал критик Лазарь Лазарев – «рассказ потрясал правдой и талантом» и отчасти стал осмыслением детской страницы собственной биографии.
Вообще для Горенштейна свойственен реализм, в котором мрак и тяготы действительности выносятся на первый план. Сама биография писателя диктовала ему творческое русло – отец расстрелян в 1937-м по обвинению в причастности к «троцкистской» организации; мать умерла во время эвакуации в Узбекистан в самом начале войны; Фридрих несколько лет воспитывался в детском доме до того момента, когда после войны его не разыскали родные.
После «Дома с башенкой» была попытка напечатать в «Новом мире» повесть «Зима 53-го года». В центре повествования – история юноши по имени Ким, который, как и автор, был человеком с «плохой анкетой». Судьба не была к нему благосклонна – родители репрессированы в 1930-х, из университета его выгнали на первом курсе по надуманному делу. Далее были голодные и холодные годы, время скитаний. В конце концов неприкаянный Ким нашел своё место – шахтерский поселок, давший тяжелую работу и предопределивший печальный финал.
Всё же «Новый мир» вынес повести однозначный вердикт:
О печатании повести не может быть и речи не только потому, что она непроходима. Это еще не вызывает ни симпатии, ни сочувствия к авторскому видению мира. Шахта, на которой работают вольные люди, изображена куда страшнее, чем лагеря; труд представлен как проклятие; поведение героя – сплошная патология... [«Искусство кино». №7]
После неудачи Горенштейн продолжил много писать. Часть в форме сценариев для кинокартин. Например, широко известные «Солярис» Тарковского или «Раба любви» Михалкова – его творения. Но большую часть произведений он всё же складывал «в стол», предлагая ознакомиться с ними только узкому кругу лиц. Среди них были и весьма известные почитатели таланта Горенштейна – Юрий Трифонов, Марк Захаров, Юрий Нагибин. Его ценили и в эмиграции, где некоторые критики вовсе нарекали Горенштейна «самой большой надеждой русской литературы».
Разумеется, он оказался в рядах возвращенных писателей в 1980–1990-х. Повести «Искупление» и «Ступени» (ставшая последней каплей в принятии решения об эмиграции), пьесы «Бердичев» и «Споры о Достоевском», роман «Место» – все эти работы стали доступны советским читателям аккурат к окончанию социалистического проекта.
«Зима 53-го года» не была исключением. Впервые её напечатали в «Искусстве кино», где даже в эпоху гласности публиковались совсем нетривиальные и авангардные вещи, которые никто не решался брать (одни «Пельмени» Сорокина, о которых мы писали ранее, чего стоят). В предисловии Лазарь Лазарев отмечал возникновение особого чувства от чтения, которое вызывает знание о присутствии автобиографических нот. Такой же акцент сделан и в критике периода. В рецензии, опубликованной в «Неве», говорилось:
Горенштейн не успел быть кумиром. Хотя – для этого есть все основания. Некогда ему нанизывать метафоры да вывязывать кружево внутреннего монолога. Он спешит выложить, вывалить свое знание о жизни, а уж оно такое неподъемное, так уж его много – мы и отвыкли, признаться, чтоб ткань романа была настолько добротной, не натянутой нигде, не продутой сквозняком авторских амбиций, не протершейся на острых местах... [см. «Нева». №5].
Отмечу личное впечатление – в «Зиме 53-го», (как, впрочем, и в других его работах) много тяжеловесных форм. Это трудно назвать досуговым чтением. Через слог стоит пробираться. Однако оно того стоит. Особенно если вам импонирует творчество Андрея Платонова. Много схожих интонаций, которые, порой, звучат даже более отчетливо.
В заголовке – цитата из повести.
❤12👍6🔥1
В 1987 году на «Мосфильме» вышла молодежная комедия «Акселератка», удивляющая своей наивностью. Главная героиня Анюта – добровольно напросившаяся (вернее, навязавшаяся) помощница милиции, которая стремится разоблачить преступную группировку союзного масштаба.
В критике фильм был встречен максимально холодно – поднятые проблемы и форма их раскрытия вызывали у некоторых авторов недоумение:
В критике фильм был встречен максимально холодно – поднятые проблемы и форма их раскрытия вызывали у некоторых авторов недоумение:
Фильму свойственно наивное представление, что у молодого человека мол, некое изначальное чувство социальной справедливости и он может его утверждать силой физического превосходства. Пусть простят мне коллеги-критики, что я пытаюсь как-то серьезно рассуждать о несерьезном фильме, но ведь мы действительно отмахиваемся от подобных произведений, как от осенней осы. А они, выгони о дверь лезут в окно – и все на сладенькое. Я серьезно думаю, что если на одном конце репертуарной афиши «Взломщик», то на другом – «Акселератка». Благополучность героини, редкостное ее самодовольство, уверенность, что «чужую беду руками разведу», – не просто черты ее характера, но своеобразная жизненная философия [Иванова В. Взломщики и шантажисты // Литературная газета. 1988. №4].
YouTube
Акселератка (комедия, реж. Алексей Коренев, 1987 г.)
Кинокомедия Алексея Коренева "Акселератка"
Героиню этой комедии-детектива с детства влекла романтическая профессия сыщика. Готовясь к ней, Анюта осваивает кунг-фу, самбо, учится стрелять, зубрит Уголовный кодекс. Не сумев убедить начальника милиции взять…
Героиню этой комедии-детектива с детства влекла романтическая профессия сыщика. Готовясь к ней, Анюта осваивает кунг-фу, самбо, учится стрелять, зубрит Уголовный кодекс. Не сумев убедить начальника милиции взять…
❤6🙏5
«Их армия сильна, и они не знают пощады. Если кто-нибудь побежал, наказывают десятку, если побежала десятка – сотню…»
Так вышло, что в прошлые годы 20 июля мы вспоминали Алексея Германа. Не будем отклоняться от изобретенной традиции и сегодня.
После всех перипетий вокруг «Лапшина» и «отмены» Германа в 1982-м казахские кинематографисты предложили ему и Светлане Кармалите написать сценарий на историческую тему, которая была совершенно незнакома авторам – нашествие войск Чингисхана и борьба за город Отрар в XIII веке.
Быстро сценарий написать не удалось – «опала» Германа продолжалась недолго. Нужно было всё же закончивать и выпускать «Лапшина». Подготовка «Гибели Отрара» растянулась до 1989-го. В начале следующего года он был опубликован в «Искусстве кино». В предисловии к публикации авторы так описывали трудности работы и основную линию:
По этому сценарию Ардак Амиркулов снял мини-сериал, вышедший в 1991-м. Но это уже другая история, гораздо более запутанная.
Добавим только, что в 1990-м Герман и Кармалита написали другой сценарий под названием «Хрусталёв, машину!», на основе которого почти десять лет снималась одна из наиболее противоречивых лент в истории отечественного кинематографа.
📷 На фото: А. Герман и С. Кармалита [ИК. 1990. №1].
Так вышло, что в прошлые годы 20 июля мы вспоминали Алексея Германа. Не будем отклоняться от изобретенной традиции и сегодня.
После всех перипетий вокруг «Лапшина» и «отмены» Германа в 1982-м казахские кинематографисты предложили ему и Светлане Кармалите написать сценарий на историческую тему, которая была совершенно незнакома авторам – нашествие войск Чингисхана и борьба за город Отрар в XIII веке.
Быстро сценарий написать не удалось – «опала» Германа продолжалась недолго. Нужно было всё же закончивать и выпускать «Лапшина». Подготовка «Гибели Отрара» растянулась до 1989-го. В начале следующего года он был опубликован в «Искусстве кино». В предисловии к публикации авторы так описывали трудности работы и основную линию:
Только начав работу и планомерный сбор материала, мы поняли, на что согласились. Ибо материала практически не было, эпоха молчала, почти ничего достоверного не добралось оттуда до нас. Все гневно противоречило друг другу. Из множества версий мы выбрали одну, как и другие, содержащую противоречия. Но ей мы и следовали. Кроме того, мы исходили из убеждения (это тоже опровергается некоторыми учеными), что во все эпохи люди одинаковы, а эпохи отличаются лишь суммой знаний, ибо повторяются даже обстоятельства. <…>
Точно установлено, что Отрар и его цитадель поставили один из «рекордов» мученичества и подвига, дольше всех других городов удержав под своими стенами монголов. И еще известно, что здесь был уничтожен крупный монгольский караван, что по некоторым теориям и спровоцировало поход Чингисхана на Среднюю Азию и дальше на запад.
По этому сценарию Ардак Амиркулов снял мини-сериал, вышедший в 1991-м. Но это уже другая история, гораздо более запутанная.
Добавим только, что в 1990-м Герман и Кармалита написали другой сценарий под названием «Хрусталёв, машину!», на основе которого почти десять лет снималась одна из наиболее противоречивых лент в истории отечественного кинематографа.
📷 На фото: А. Герман и С. Кармалита [ИК. 1990. №1].
❤21