Комиссия по литературному наследию замечательного поэта А. Фатьянова недавно через газету «Литературная Россия» потребовала – справедливо – отменить постановление «О кинофильме "Большая жизнь"». Но, напомню, конвейер сталинщины произвел в те тяжкие для культуры времена не только эти два постановления. Таких же, являвших собой размашистые политические обвинения и обобщения, еще немало. Например, «О репертуаре драматических театров...» (1946 г.), «О журнале «Крокодил» (1948 г.), «О мерах по улучшению журнала «Огонек» (1948 г.), «О журнале «Знамя»» (1949 г.), «О недостатках журнала «Крокодил» и мерах его улучшения» (1951 г.), «О фактах грубейших политических искажений текстов произведений Демьяна Бедного» (1952 г.), «Об ошибках, допущенных Чкаловским и Читинским издательствами в издании сочинений М. И. Михайлова» (1952 г.).

В сентябре 1946 года вышло постановление ЦК партии о второй серии кинофильма «Большая жизнь», в котором чудесные песни поэта Алексея Фатьянова и композитора Никиты Богословского объявлялись «кабацкой меланхолией».
Это незаслуженно клеймо, наложенное как на фильм в целом, так и в частности на песню «Три года ты мне снилась»… Бесконечно любимую народом, особенно нами, ветеранами войны, до сего времени не снято.
Для нас, ветеранов 6-1 Гвардейской Краснознаменной танковой армии, им и творчество А. И. Фатьянова особенно дорого, так как именно в нашей армии с сентября по декабрь 1944 года поэт служил в качестве военного корреспондента армейской газеты и храбро сражался [23.12.1989; Ф. 100. Оп. 5. Д. 1444. Л. 54].

В связи с тем, что в многочисленных публикациях, в том числе в газетах «Правда», «Советская культура», в журнале «Коммунист» была дана принципиальная оценка ошибочным явлениям в идеологической сфере в период культа личности, вновь возвращаться и отменять постановления ЦК ВКП(б) 1946–1948 гг. по проблемам литературы и искусства вряд ли целесообразно [27.03.1990. Там же. Л. 52].

Недавно посмотрели новый художественный фильм «Курьер». Не могли остаться равнодушными к увиденному и услышанному в данной кинокартине. Поэтому решили высказать свое мнение.
Было время когда мы (наши органы информации) осуждали зарубежные фильмы в которых показывали аморальное взаимоотношение между женщиной и мужчиной. Считаем что такой показ с плохой стороны действует на молодежь, на подрастающее поколение. Но затем и у нас стали появляться фильмы, в которых все больше и больше стали показывать женские прелести открыто и кое-что прикрыто.
В кинокартине «Курьер» наши работники кино пошли еще дальше. А именно: В любви молодых людей (девушек и парней) ничего нет недоступного, все дозволено притом в открытой форме, не задумываясь о последствиях. Вот они запросто решили заиметь ребенка. Все трудности для этого состоят в том, что нет места. Вот оказывается новая «проблема» для нашей молодежи. Не знаем что хотели сказать этим создатели фильма, но мы считаем – это пошлость. Не сомневаемся, что для значительной части молодежи такое содержание фильма покажется интересным. Ведь интересно посмотреть что бы было если Катя и Ваня нашли такое место.
У нас сложилось мнение, что следующим шагом создатели наших кинофильмов будет показ, что Катя и Ваня нашли место и… [август 1987 года].

Непонятно, почему ленинградцы допускают, чтобы с публичной трибуны шельмовали Ленинград, как это делает Хазин? Ведь смысл всей этой так называемой литературной «пародии» заключается не в пустом зубоскальстве по поводу приключений, случившихся с Онегиным, оказавшимся в современном Ленинграде. Смысл пасквиля, сочиненного Хазиным, заключается в том, что он пытается сравнивать наш современный Ленинград с Петербургом пушкинской поры и доказывать, что наш век хуже века Онегина. Приглядитесь хотя бы к некоторым строчкам этой «пародии». Все в нашем современном Ленинграде автору не нравится. Он злопыхательствует, возводит клевету на советских людей, на Ленинград. То ли дело век Онегина – золотой век, по мнению Хазина. Теперь не то, – появился жилотдел, карточки, пропуска. Девушки, те неземные эфирные создания, которыми раньше восхищался Онегин, стали теперь регулировщиками уличного движения, ремонтируют ленинградские дома и т. д. и т. п. [август 1946 года].

У друга нашего немало
Забот и неотложных дел,
Но, как положено, сначала
Идет Онегин в Жилотдел.
О, здесь моя бессильна лира,
Здесь музы требуют Шекспира,
И я там был, и я страдал,
И я там горя похлебал.
Вот он стоит с надеждой
зыбкой,
Наивный пушкинский чудак,
Его же вопрошают так
С весьма сочувственной
улыбкой:
– Где вызов ваш и где наряд?
Как вы попали в Ленинград?
Затем вопрос поставлен твердо:
– Где проживали раньше вы?
Онегин отвечает гордо:
– Родился на берегах Невы.
– В каком прописаны вы доме?
– Описан я в четвертом томе,
И, описав меня, поэт
Не дал мне справки…
– Справки нет?! –
Спросил уныло голос женский.
– Тогда помочь не можем вам.