Найдите еще, что-либо мерзостней этой «социалистической» морали. Затмит ее только уличная «социалистическая» проституция!
В первые годы Советской власти, некоторые из экспансивной молодежи так же весьма широко понимали и представляли свободу, демократию. Появлялись они нагими в общественных местах, на улицах. Через плечо лента. А на ленте крупно надпись: «Долой стыд!».
Не эту ли мораль внушают и предлагают нам теперь?
Впрочем, такую не только мораль, но и практику проводят нудисты Запада, а теперь и Советского Союза.
Разве в этом состоит социалистическая перестройка социалистической морали, культуры, да и и д е о л о г и и?

Безумие, которое с появлением видеотехники охвати­ло западный мир и многих у нас, вызывает гнев и тревогу. Не значит ли это, что такая техника способна принести только зло? Ни в коем случае! Видеотехника – еще одно чудо цивилизации, которое пришло к нам вслед за печат­ным станком, радио, кино и телевидением. Но так же, как печатный станок не виноват, что на нем кто-то «печет» бульварщину и слащавые поделки <...> так же не виноват и видеомагнитофон, что с его помощью человечество хотят утопить в грязи и насилии. Все дело в том, в чьих руках находится техника. <...>
[Благодаря деятельности советского объединения «Видеофильм»] в ближайшие годы в стране откроется около 1000 ви­деотек. <...> Появилось видео и в отдаленных районах Сибири и Дальнего Востока. <...> Стоило бы подумать и о кооперации телевидения и объединения «Видеофильм». Словом, перспективы хорошие.

Торговля способствовала зарождению новых явлений социальной жизни. Именно в этом контексте я использую понятие «режим гражданства», подразумевая под ним политическую категоризацию граждан со стороны государства, причем в первую очередь неформальную, т. е. не зафиксированную в каких-либо документах. Таким образом, мы говорим скорее о сложившейся практике, а не о законе. В изучаемый период «режим гражданства» находился в России в стадии своего становления: постоянно появлялись все новые и новые законы разного типа и разной ведомственной принадлежности, а потому затрагивающие людей с различным правовым статусом.

Моя идея состоит в том, что существование [торговцев] является вызовом лояльностям, обострившимся в ходе новой битвы за выживание. Мало того, что торговцы не оправдывают своего существования производительным трудом на том или ином предприятии; они пересекают институциональные и пространственные границы и делают деньги на всех тех аномалиях, с которыми постсоветские люди вынуждены мириться. Их деятельность идет в разрез с разделяемыми массой людей ценностями. По общему мнению, они забирают то, что по праву должно принадлежать вынужденным работать без оплаты «коллективам», которые, по мнению их членов, «выше закона».

[Мнения] разделились на три категории. Первая написала огромное количество писем мне, что я идиот. Они очень скандалили <...> Центральные газеты отплевывались. <...> Звонила [туда] какая-то женщина, которая требовала картину сжечь и меня вместе с картиной сжечь на площади. «Известия» отвечала: «Зачем сжигать картину? Картина хорошая. Если Вам не нравится – переключите программу». Это был большой шквал возмущения. У трети людей. Такое возмущение, что это какая-то зловещая ерунда непонятная.
Треть людей – это очень интересно. Они писали... Сверху прям было написано – «КОПИЯ В ЦК КПСС» или «КОПИЯ В КГБ». Это вторая треть была значит. И дальше меня разоблачали. В эту треть входили институты целые, научные учреждения. Жители города Туапсе почему-то собирали подписи, чтобы я туда не сумел никогда показываться. Почему это их так возмутило – я не знаю. Очень часто письмо начиналось [со слов] «Уважаемые товарищи редакторы» и кончалось коммунистическим приветом. Это писали старые большевики значит. Тоже возмущенные <...>
Я к этому иронически не относился. Мне смешно не было. Я очень переживал, просто заболевал от этих писем, потому что я понимал, что за этим стоит такая дремучесть огромной страны, что ничего там раскачать невозможно. Тронуть нельзя. Потому что большинство писали: «Да, это может вы правильно [показали], может ещё похуже было. Но это мы показывать вам не дадим». Были и такие письма – «Солженицын грязными сапогами уголовников растоптал наше будущее, наше прошлое. И вот теперь вы позволяете, значит, этому мерзавцу...» и т. д.
Это было очень тяжело по письмам.
Ну, а потом была государственная премия РСФСР.

От рока никуда не спрячешься и не закроешься. В квартире выключишь приемник и телевизор - из окон других квартир раздаются крики рокеров, сядешь в автобус - то же самое, в поезде едешь - опять рок...

Есть разные мнения, куда девать этих рокеров. Одни предлагают всех их выловить и отправить на необитаемый остров, я думаю, это неправильно. Вряд ли найдешь остров, куда их можно было бы поместить. Другие предлагают просто разогнать их. Мне кажется, это тоже не выход из положения. Наиболее верный путь следующий:

- Запретить им выступать по радио и телевидению, разгородить танцплощадки, так как это фактически место разврата;
- В школах и дворцах культуры организовать кружки народных танцев, поднять военно-патриотическое воспитание;
- Организовывать постоянные фестивали народной песни;
- Запретить рок-фестивали и создание фильмов о рокерах и другой дикости;
- Шире развернуть пропаганду о вреде рок-музыки... [Кому он нужен, этот рок? // Кругозор, 1989. № 8. С. 15]