существа бессрочного протеста: летний двор
1 — лепрекон
 

у меня есть радуга, два башмака — оба
левые, шляпа и груда тряпья на заплаты,
трубочка, подкоп в твой винный погреб
и коллекция старых горелых спичек,

«энциклопедия британника» с матерными
комментариями, жена или муж — сам не
разобрал за без малого три тыщи лет, без-
донный карман и ядовитый зубной порошок,

и что-то вроде патриотизма... людское пре-
зирал отроду, до эльфийского нос не дорос,
но когда и гриб не растёт, и чернеет клевер —
я, пожалуй, способен ещё тряхнуть стариной...

и чего тебе только сдался люд островной,
и какого тебе ещё золота? я не только
повеса, но и нищ как церковная мышь —
я и ем что попало, и пью где придётся.

существа бессрочного протеста: летний двор
2 — ласточка
 

есть такая маза — овраги и ложбины,
есть такая маза — ссыкливые первые
грозы, дожди, шарахающиеся собствен-
ной тени, огни, под руку ведущие сусани-

ных; есть такая маза — неправильный при-
кус полёта, фантомные крылья, зудящие у
червей, улиток, голых землекопов, навеваю-
щие сны с тошнотой и чесоткой в паху...

ласточка, короткоклювая вольноотпущенница,
не тебе ли снились эти ямы воздушные и бурелом-
ные лествицы, пока гусеницей ты была, точила
яблоко и прожаривала на все лады к вертелу

бога прилаженный закат... а теперь ты сама
знаешь, почём фунт бунта, полфунта песни,
и от мирных селян не скрываешь презренья,
и летишь, и рыдаешь весенним огнём.

существа бессрочного протеста: летний двор
3 — кведлинбурженка
 

кведлинбурженке может быть сколько угодно
лет, но в эту ночь ей всегда семнадцать — в
ночь первых завязей, невинной крови и насту-
кивающего «мурку» на зубарях пройдохи-ветра;

кведлинбурженка может иметь какое угодно тело-
сложение, но в эту ночь она ничего не весит —
конский череп и песья кровь поднимают её и го-
товенькой подводят к костру — гуляй, голытьба!

бюргер запирает гараж, но его машине не жить,
мелко крестится чинуша посреди затхлой ратуши,
гудит пирушка и разомлел от пива верховный сатир,
ёрзает у кведлинбурженок на коленях и сам напра-

шивается на слюнявые поцелуи; кведлинбурженка
может дружить с кем угодно, но сегодня её враги —
повилика, погребок, марьянник, мытник, очанка — они
носят разные имена, но мы знаем, какие взаправду.

существа бессрочного протеста: летний двор
4 — пролетарий
 

почём склейка звёзд, почём хрупкие скобы радуги?
за девятнадцать т. р. в месяц угрюмый зарплатник
без роду и племени насаживает мяту в сады, при-
мастеряет к облакам их позолоченные подкладки,

потеет за станком по сборке снов (кому выпали
бракованные — извиняйте), ходит по газонам,
чтобы этого не делали вы, крафтит молекулы во-
ды — атом к атому, не щадя себя, варит петрикор;

если погода — дерьмо, в сирени не то количество
лепестков, не в то горло пошёл транк, развязался
шнурок, не сыграла ставка — не серчай почём зря,
прояви хоть немного уважения к забастовке;

может, если встанет календарь, отвалится гром
от молнии, обернутся змеями макароны в тарелке,
заматерится будильник, что-то дойдёт до босса?
почём хрупкие скобы радуги, почём склейка звёзд?

существа бессрочного протеста: летний двор
5 — романсист
 

невинный сад смотрится в раскрытую вульву рояля
и воздух напоминает неразвёрнутый подарок — пыш-
ный, надувшийся от гордости и потому смешной, он,
как всегда, фальшивит, до синевы бухой недосоловей,

а у тебя недокончено дело — шипит фитилёк романса,
в исхудалой сирени твоя дама теней поливает шампанс-
ким траву; всё ажурное, оригамное и слегка неживое —
карточный домик, девичий дневник, прачечный чек...

кончится песня, вечер свистнет сторожевым и луна
взорвётся — и тебя, дурачка набриолиненного, снесут
к декоративному причалу в стеклянной лодочке, с
левкоями, забитыми в уши, и червонцем в зубах;

полноте, романсист, разве песни так умирают? песни
крепче звёзд и назойливей ос — не придёт твоя
дама, и что же? может, в другом саду, другою весною
знакомый чай, прохладный май вспомнят о тебе.

существа бессрочного протеста: летний двор
6 — воздушный змей
 

хоть бы сказал, чего ты забыл там, над профессор-
скими шапками скушных сосен, над лысинами под-
слеповатых астрономов, среди лун-недоносков,
мёртвых птенчиков, живых ангелов, тепло ли тебе,

вьюнош, не клюётся ли сумрак под сердце, чёрный,
кровавый, золотой? укусом ветра не снять бумаж-
ного мяса и начхать на всё внизу — на страну оз
и страну невыученных уроков, на лопухи-батуты

и на оргию крапивинских мальчиков под пожар-
ною каланчой... как дурак за солнышком, гонишь-
ся, а меж тем и звезда войны приоткрыла рот,
ожидая добычи, и гроза вытаращила фасеточ-

ные глаза... ну и свисти, малявка, свою «песенку ро-
берта» и топорщи внаглую разноцветные перья, но
не ври, что понимаешь совиный невнятный почерк
и ужас майской ночи с кожистым её крылом!

существа бессрочного протеста: летний двор
7 — оловянный солдатик
 

вояка игрушечный сплавляется по реке
в компании выпотрошенного малька,
бронхитной звезды, больной жемчужины,
бумажной вайфу и злющей махорки;

солнце жмуров без аппетита ловит мух,
ебутся по кустам, разгорячённые юной
луной, ужики, а он лежит кверху брюхом
и совсем не бережёт единственной ноги;

там, за изгибом, где вода — как неумест-
ная черри-кола, нет никаких детишек, и,
может, сделают из тебя самую стойкую
из ложек, самую дырявую из кружек...

дождь ещё холоден, мир ещё по-котёно-
чьи слеп — что с него взять такого; лодкам
тонуть, каминам трещать, сердцам колоться,
миру жить, миру быть, миру по чуть-чуть.

существа бессрочного протеста: летний двор
8 — кентавр
 

кентавр давно на пенсии, подрабатывает в
независимом книжном, на натруженной спи-
не разносит оги и кабинетного учёного, либру,
ад маргинем, ноу киддинг, алетейю, попкорн;

давно не посягает ни на чьих жён и за пятак
заложил надкаминную голову лапифа, со смуг-
лых ключиц диониса не подъедает переспелого
винограда и над похабной байкой еврисфея не

ржёт... только ночью, когда небо наго и в змеи-
ные клубки свиваются звёзды, что-то шепчет
ему, что ясон ещё жив, курилка, и дрожит, и
сверкает в изголовье копьё... но чего уж там —

скоро зарплата, пора подновить подковы, чер-
тыхнуться привычно под кипой импринтов эксмо,
только с луной-француженкой и сиренью, старой
кошёлкой, можно временами по-старому тусануть.

существа бессрочного протеста: летний двор
9 — рыба
 

из крана хлынула луна
и ночь пришла, люди под-
кармливают рыб звёздным
крошевом в волосах подмышек;

вечер ломок, река холодна, рыбы
подбирают, что им накрошили,
мягкими умными губами, осто-
рожно, не спугивая людей;

и хотя не видно ни зги и до дна
догорело вино, я на ощупь найду
слева от свежего партака твой
спинной плавник: ночь всплывёт,

ты полезешь в воду
и вылезешь из воды
в мокрых трусах
или вовсе без них.

В субботу, третьего июня, выступаю на третьих (с половиной) благотворительных «Красных чтениях». Это в Москве. Приходите. Будут ещё Дорджи Джальджиреев, Анна Родионова, Али Алиев, из Петербурга приедут Дарья Фоменко и Мария Землянова.

https://t.me/tolko_sami/473

существа бессрочного протеста: летний двор
10 — кольщик льда
 

хорошо тебе флиртовать с продавщицею лимонада
и с мороженщиком курить на задворках июньской
листвы... на запёкшейся горке дети терзают глиня-
ные свистульки и то и дело как солнце восходит

мелочь из рук старичков; что это пахнет? то ли
лавр, то ли мята — неподвижен на хрустких каче-
лях бог-козлодой, зато в твоём квадратном ведре
вертятся, чешутся, изнывают от ненависти щипцы...

грош цена напитку безо льда! роллеры, меломаны
с опухшими «капельками», влюблённые, школота:
за пухлыми губками сердца — бездонная пасть, ты
ко всеобщим услугам — и радужным мясом коло-

тится лёд... ну скажи, кольщик льда, не правда ли
лавр тошнотворен, мята горька, катастрофой зве-
нит индиан-тоник, всё не может так долго быть
без движенья, а жасмин — не жасмин, а кошмар?!

Вот так выглядели «Красные чтения» под номером три по версии Маши Козелевой.

существа бессрочного протеста: летний двор
11 — шулер
 

зе гейм воз риггед фром зе старт, сынок,
на сдаче всё шестёрки, у валетов нали-
ты кровью зенки, мелкий град глода-
ют, облизывают радугу ночную;

король гоняет комаров, червивым ле-
том рубашки — в синячищах компоста,
шрамах свежих трав, свеча — в подарок,
деньги невесомы, как при луне, в замед-

ленной воде; размякли в ливне послед-
ние две дамы: а, ну вас к чёрту, кликуши,
шлюхи, фрейлины, монашки — я вас любил
до первых козырей, а нынче вермут дал в

голову, бог передёргивает, никнет файв о'
клок, видны всем карточные оспины — и
только дождь шебутной, свет заводной в игре,
гром наливной — в халате, с трубкой, тучный.

существа бессрочного протеста: летний двор
12 — онейропатка
 

пижаму хоть жми от пота и ночник бесчинствует:
сегодня во сне жгут сны на огромном кострище,
жгут сны рутинные про босса, дедлайны и отпуск,
жгут сны авантюрные про месть, измены и страсть,

сны трещат подростковые — про мальчика с диско-
теки и вампиров в мехах, смолой плюются сны пос-
тыдные — про невольную анасирму и мунинг в ноч-
ном окошке, пеплом осыпаются мгновенно сны вол-

шебные — с обероном в кокаиновой пудре, мудрыми
котами чёрными и остановленным дождём, еле тлеют
сны кошмарные — про непокойного мертвяка со сле-
сарным молотком и резню в санатории «зелёный шум»...

плачьте траурней, дурочки, ройте золу, жрите головни,
вам, заболевшие снами, останется только одно —
копеешные лампочки крови толкать из рук в руки,
прохладные сердца передавать из уст в уста.

существа бессрочного протеста: летний двор
13 — лунтик
 

он — дикий зверь, и его рожает на маковом поле
бледная женщина, искрошив от боли зубы, в пер-
вый час жизни он обгладывает лунные зайчики,
к полудню он способен шутя разгрызать минералы,

в два дня отроду он размером с гараж-ракушку,
басом травит байки о никчёмных земных коро-
лях, космонавток соблазняет и лихо тушит си-
гары о череп отполированный армстронга,

успей повидаться с ним завтра, потрепать лип-
кий от крови фиолетовый мех, хлопнуть по рюм-
ке — к концу недели он съёжится и уснёт, собст-
венным храпом укутанный как паутиной фантом-

ной... зверь рыкающий, жеводанский отморозок,
зря боятся тебя — здесь нудней, чем в гробу и в ут-
робе — неужели мы из нежного мяса, и бошку бла-
городному варварству смеху ради не втиснем в пасть?

существа бессрочного протеста: летний двор
14 — полиглот
 

ангелы говорят на волапюке, он понимает, но
со словарём — каждую ночь затыкает уши ва-
той, чтобы от сплетен небесных не забарахлила
его пауэрбанка для карманной звезды-в-изголовье;

черти чирикают на токипоне, ему не хватает фо-
нем, но если слишком пьян для такси — в самый
раз нащебетать что-то левому плечу, чтобы вы-
водок импов дотащил до дому за шиворот;

жители моря и гор то мычат, то насвистывают на
языке группы «магма» — этих бессмысленно слу-
шать, они не знают, который час и где остановка,
они знают только свои имена и никогда не расскажут;

у жителей леса, степей и болот симлиш — родной,
он не получил сертификата, но старательно штуди-
рует хэндбук — чтобы знать, как молить о пощаде,
когда у земли зажгутся её торфяные глаза.

существа бессрочного протеста: летний двор
15 — кошкодевочка
 

нас двадцать пять тысяч, а нас сто миллионов,
а нас — бесконечность, а нас — ещё больше! у
нас ушки на макушке, а у нас пушистей хвосты!
у нас в крынке слаще молоко, а у нас звонче бу-

бенчики! в грязи грозовой дерутся котятки, выг-
рызая искры из толстых брюх, и ни одна из нек
не мудра достаточно, чтобы сумерек дождаться
и, зыркнув опаловым глазом, мышиные дрожки

полным ходом пустить... луна удобрена кровью,
пропитана мускусом, кошкодевочки, сладкие,
усатыми щеками трутся о её траченые молью
края... течка — страшное дело, а теперь и не то

потечёт по объевшимся переспелым хлебом
просёлкам: пятничной патоки потоки, полнощ-
ного пива пена, марсова молозива моря... шар
земной — нитяной клубок, коготки беспощадны!

существа бессрочного протеста: летний двор
16 — ленин
 

мчится ленин в облаках на игрушечном конике,
в слитой пыльной воде, оставшейся после помыв-
ки небес, в севших батарейках молний, в окурках
закатов, с шашкой и с чёрным от сажи лицом;

летит стрижом, летит неясытью, летит сорокой,
бакланом летит — и побуквенно знает всё обо мне:
о купаньях, о драках, о душном ночном сеновале,
где в громадное сердце как назло воткнулась игла,

о пивнухах, галёрках, бордюрах, малюсенькой славе,
о бодлере, корбьере, плохом глазомере, вине, анаше,
о слезах над грошовыми балладками, ганшотах,
о нервных тиках и опилках боксёрских груш;

мчится ленин большой, точит колышек острой бородки,
перемахивает барьеры и филином хохочет в ночи,
и говорит во весь голос всё, о чём даже вихри сты-
дятся секретничать, то, чего даже грозы боятся.

существа бессрочного протеста: летний двор
17 — френолог
 

при свечах и соловьях на лаковой столе-
шнице теплятся свеченые кости, отдыха-
ют нездешние деньги, утирает салфеткой
радуги рот мокрый от конского пота гонг...

шишки жары, лобовые доли ливня под
умными пальцами наливаются гневом
и долго, нудно звенят — в медные ноз-
дри мочится расслабленный жирный фавн;

паноптикум, где все во фраках, сходан до-
исторических хищников ждёт не дождётся
учёнейшего из мужей, алого погона, птицы
неживой, советской энциклопедии с бритвой

в комплекте... что в чёрном ящике? о! мы
знаем, что в чёрном ящике — череп мой,
толстый, в лунном свете почти что латунный,
серным дымом чадящий из мелких глазниц!

существа бессрочного протеста: летний двор
18 — русалка
 

корабли причёсаны, напудрены, с руками по швам,
ностальгируют в гомеровском яшмовом море —
о том, как, бывало, ты нежилась бесстыдно на бую,
с якорной скобой в носу, моряцкой пошлой наколкой,

пела: «курс прямей, из бухты вон, поцелуй мои буты-
лочные серьги, вот она я, вот она — я, разложим
пасьянс из твоих навигаторских карт?»... и ведь пела,
признаться, не лучше тюленя, и мэйк потёкший с кру-

пицами соли по вкусу не всем, но я всё ещё в шлюпке
с единственным фонарём да отсыревшим сухарём,
гребу на песню эту: «курс прямей, из бухты вон, чёрен
чай адмиральский, море злорадствует впрок...»,

уж я доплыву к этой альтушке, хиппанше, блядюге
бесчестной — уж я доплыву наверняка, и будет она
устрашать меня устричной слизью, кортиком дразнить,
и стихи мои мерить не в стопах, а в морских узлах.