Егор Яковлев про Генриха Гиммлера и институт по изучению преступлений нацизма
Аудиоверсия

Егор Яковлев на "Тупичке" рассказывает о Генрихе Гиммлере и о тех приказах, которые он отдавал на Восточном Фронте.

Именно Гиммлер несет значительную долю ответственности за геноцид советского народа.

Институт изучения преступлений нацизма: https://sponsr.ru/ncsi/

Не взлетел. Как Третий рейх строил орбитальный бомбардировщик

Автор текста 

Евгений Норин
#longread

После Второй мировой войны сначала разведки стран Антигитлеровской коалиции, а потом и широкая публика получили много поводов для удивления. Нацисты, увлеченные концепцией чудо-оружия, создали много экзотических образцов оружия и техники в металле, и еще больше – в виде проектов, эскизов и смелых концептуальных замыслов. Впоследствии писатели-фантасты, кинорежиссеры и тому подобная публика довели тему до полного абсурда. Нацистам приписывали постройку баз на Луне и в Антарктиде, разработку видов оружия за гранью разумного, словом, легенда о тайном сверхоружии зажила полностью своей жизнью. И все-таки дыма без огня не бывает. Немцы действительно разрабатывали множество парадоксальных проектов. К примеру, вовсю разрабатывали, да так и не довели до ума проект орбитального бомбардировщика.
Любитель фантастики
Эйген Зенгер был сыном погибшей после Первой мировой Австро-Венгерской империи. Он родился в Преснице (нынешнее Пршечнице в Чехии), учился в Будапеште, в драмах Первой мировой войны и распада его собственной родины не участвовал по малолетству. В 1918 году его жизнь резко изменилась – и не потому, что развалилась Австро-Венгерская империя. Просто юный Эйген прочитал научно-фантастический роман «На двух планетах», посвященный борьбе землян с колонизирующими планету марсианами. Зенгер необычайно увлекся темой освоения космоса и реактивной техники, и после этого посвятил жизнь ракетам во всех видах.
Зенгер учился в технических университетах Граца и Вены, в 1930 году защитил диссертацию, работал в Австрии над ракетными двигателями. А параллельно ученый увлекся кое-чем менее достойным. Зенгер подался в нацисты, причем зиговать начал еще до прихода Гитлера к власти в Германии. После поглощения Австрии Германией, он с удовольствием переехал в Нижнюю Саксонию, где с благословения министерства авиации рейха занимался любимым делом – работой над реактивными двигателями.
Зенгера манил космос. Он был уверен, что будущее за ракетопланами, и много писал о прекрасном будущем. Конструктор надеялся создать аппарат с двигателем на керосине и жидком кислороде, который будет способен развить скорость в 10 махов и взлететь на 160 км.
Вообще, Зенгер думал о транспортном корабле. Но в готовящейся воевать, а затем и воюющей Германии дорогостоящая долгосрочная разработка, не связанная с оружием или оборонной промышленностью, имела мало шансов. К тому же, в Германии были увлечены проектом «Америка-Бомбера», самолета, рассчитанного на бомбежку, как легко догадаться, Соединенных Штатов.
Так что главной разработкой Зенгера в итоге стал боевой орбитальный корабль. Зенгер годами работал над проектом вместе с собственной будущей женой Иреной Бредт. Концепция орбитального бомбардировщика была довольно остроумной. Зенгер и Бредт выдвинули такую идею: если бомбардировщик войдет в плотные слои атмосферы под очень крутым углом, близким к прямому, то он «отрикошетит» и снова улетит в верхние слои атмосферы. Таким образом, аппарат будет скакать как плоский камень, прыгающий «блинчиком» по поверхности воды, постепенно уменьшая амплитуду. Это позволит летать на огромные расстояния.
Зенгер убедил руководство попробовать воплотить его разработку в жизнь. Проект называли Silbervogel – «Зильберфогель», «Серебряная птица»... Читаем дальше...

... Продолжение ... Летучий кораблик

Программу спланировали на 10 лет – кто ж знал, что никаких десяти лет у «тысячелетнего рейха» нет. «Серебряная птица» должна была быть способной отбомбиться по любой точке планеты. По концепции «Зильберфогель» должен был быть одноместным реактивным бомбардировщиком. В длину этот агрегат достигал 27,73 метра, размах крыла – почти 15 метров. «Птичка» имела зализанные очертания, причем фюзеляж частично выполнял функции крыла. Сзади располагался могучий двигатель, который должен был поднять это чудо техники в воздух. По бокам – два вспомогательных движка. Спереди традиционно находилась кабина летчика, причем сначала Зенгер хотел расположить его лежа, чтобы было легче переносить перегрузки, но потом решил все-таки традиционно «посадить» его. Обзор из кабины, кстати, был ужасным. В баках размещалось топливо, отдельно – кислород.
Вооружение, как ожидалось, будет состоять всего из одной бомбы, зато хорошо за три тонны весом. А вот сам бомбардировщик имел просто ужасающую массу на взлете – до 100 тонн, причем почти все – за счет топлива.
Пожалуй, самым навороченным был процесс запуска. Сначала «Зильберфогель» должна была разогнать специальная тележка со своим ракетным двигателем. Тележка неслась по трехкилометровому монорельсу под углом 30 градусов. Как только ракетоплан набирал 500 м/с, он отстыковывался, взлетал, набирал высоту по инерции, включал собственный двигатель и уже так взмывал до орбиты, возвращался в атмосферу – и дальше, как и планировал Зенгер, шел «по волнам». Такая сложная схема нужна была по прозаической причине – для взлета за свой счет при массе «Фогеля» требовалось просто дикое количество топлива. Взлетев, ракетоплан «прыгал» до точки сброса бомб, отрабатывал, ну, а затем, собственно, сбрасывал бы высоту и шел на посадку. Пролететь таким образом он мог бы более 20 тысяч километров. Садиться он должен был как обычный самолет, благо расчетная скорость при посадке была всего 140 км/ч, так что сесть можно было и на обычный аэродром при помощи традиционного шасси.
Все это было прекрасно, но дальше начинались трудности пошлого реального мира. Во-первых, чтобы вернуться, надо было разворачиваться. Это означало потерю скорости, а потеря скорости – это радикальное уменьшение радиуса действия. Тогда решили попробовать вообще отказаться от возвращения и искать «точку-антипод». Садиться где-нибудь в Австралии не хотелось бы – там смелого авиатора ждали союзники. К тому же, даже если бы «Зильберфогель» сел где-нибудь в Японии, то как тогда доставить его домой? Кругосветный полет был теоретически осуществим, но для этого пришлось бы срезать бомбовую нагрузку. К тому же, из-за того, что все маневры требовали дикого количества топлива, было отдельной проблемой как-то совместить траекторию полета, место, где ракетоплан будет снижаться до минимальной высоты перед очередным ее набором и собственно какую-нибудь цель, которую имело смысл бомбить. Наконец, сбрасывать бомбу приходилось с таких грандиозных высот, что точность в лучшем случае оказывалась на уровне «примерно по городу». Целенаправленно поразить конкретный завод, мост, дамбу или электростанцию - это уже было за рамками возможного. Читаем дальше...

​​... Окончание... Бумажный ракетоплан

Зенгер не был бы собой, не попытайся он довести идею до конца. Он экспериментировал с составом топлива, разрабатывал новые теоретические планы, в конце концов, рассматривал даже вариант, когда самолет улетал в один конец, а летчик после удара попадал в плен, но все это уже не имело значения. Летом 1941 года нацисты вторглись в СССР, и на радикальные проекты, обещавшие прорыв когда-нибудь, стало выделяться меньше ресурсов. Затем фронт покатился в сторону Германии, и времени и средств у Зенгера вскоре не осталось вовсе. Ракетоплан требовал неадекватных средств на разработку, и даже если бы небольшую серию удалось довести до производства, американцы привозили на Германию сотни тонн бомб каждую ночь, и на таком фоне бомбовая нагрузка «Зильберфогеля» даже в самых оптимистичных вариантах не слишком-то впечатляла.
В итоге Зенгер остался на западе. Он работал во Франции, позднее вернулся в ФРГ, работал по специальности и остался в истории как крупный специалист. В 60-е он получил награду даже от Академии наук СССР. Но вот «Серебряная птица» имела мало шансов изначально, и оценка проекта пришла со стороны, которую Зенгер едва ли ожидал. Дело в том, что документация по «Зильберфогелю» досталась русским. Советская делегация в 1945 году осматривала ракетный полигон Пенемюнде, и в один прекрасный момент группа инженера Алексея Исаева в куче дров случайно обнаружила проект бомбардировщика. Исаева очень увлек проект, а позднее с наследием Зенгера разбирался патриарх советской ракетной программы Борис Черток. Тот отдал должное конструкции, но заметил, что Зенгер опередил время как минимум на четверть века. За время Второй мировой войны такой проект, конечно, было невозможно довести до конца. Кстати, Черток не отказал себе и в том, чтобы слегка поддеть немецких коллег – по его словам, немецкие ученые сделали немалый вклад в разгром Третьего рейха. Нацистское государство чрезвычайно увлекалось дорогими и сложными проектами, вкладывало ресурсы в разработки, которые могли бы принести успех, будь у рейха много лет в запасе.
Но времени у рейха, к счастью для всех, не было.

🇧🇾Завтра мы с коллегами из Национального архива Республики Беларусь будем презентовать в Гомеле сборник документов о нацистских преступлениях "Без срока давности. Беларусь. Гомельская область". Это мероприятие готовилось давно, но буквально несколько дней назад случилось событие, радикально изменившее контекст презентации.

Несколько дней назад в Гомельском районе (рядом с деревней Ченки) поисковиками было обнаружено  место массового захоронения мирных жителей, убитых нацистскими оккупантами. Число жертв в захоронении может достигать  тысячи человек.

Все очень близко. И наша книга появилась вовремя.

​​⚡️🎙 30 ноября в Государственном мемориальном музее обороны и блокады Ленинграда (Соляной переулок, 9) состоится презентация книги В. Н. Барышникова «Маннергейм и Советский Союз».

Начало в 18:00. Вход строго по QR-коду!
Регистрация по ссылке: https://tsifrovaya-istoriya.timepad.ru/event/1855851/

Имя заведующего кафедрой истории нового и новейшего времени Санкт-Петербургского государственного университета Владимира Николаевича Барышникова хорошо известно как отечественным, так и зарубежным историкам. Это крупнейший российский специалист в области советско-финских отношений, автор книг и исследований, посвящённых одному из самых знаменитых и противоречивых деятелей Финляндии — Карлу Густаву Маннергейму.

В книге «Маннергейм и Советский Союз» последовательно рассматриваются непростые отношения, сложившиеся между двумя странами накануне Второй мировой войны и сразу после её начала; развеиваются многочисленные мифы, сложившиеся вокруг личности финского маршала, а также проводимой им внутренней и внешней политики; приводятся убедительные доказательства личной ответственности Финляндии за установление и поддержание блокадного кольца вокруг Ленинграда, а также объясняются подлинные причины военного и политического характера, по которым финская армия не смогла произвести запланированный совместно с немецким командованием штурм города.

Так, существует в корне ошибочное представление, что наступление было остановлено по приказу Маннергейма из-за якобы имевшихся у него особых чувств к Петербургу, в котором прошла его офицерская юность. Однако планам Финляндии по взятию Ленинграда помешали причины сугубо прагматического свойства и нехватка сил после попыток преодолеть Карельский укрепрайон, как и невозможность соединиться с немецкими войсками для продолжения совместных боевых действий.

Ценность издания заключается в тщательном анализе исторических фактов, каждый из которых подтверждён соответствующими документами. Особый интерес представляют малоизвестные широкому кругу читателей подробности о том, как предпринятые правящими кругами Финляндии шаги сделали её активной союзницей Третьего рейха и противницей СССР. Объективно рассматриваются планомерно претворявшиеся в жизнь планы Маннергейма по созданию «Великой Финляндии» и даётся ответ на вопрос, как ему удалось избежать участия в Хельсинкском процессе над основными виновниками вовлечения Финляндии во Вторую мировую войну на стороне нацистской Германии.

​​Майнильский инцидент

26 ноября 1939 года у деревни Майнила прозвучали взрывы, ставшие поводом к началу Советско-финской войны 1939–1940 годов.

После обретения Финляндией независимости 31 декабря 1917 года, её отношения с Советским Союзом были весьма напряженными. Советский Союз был озабочен близостью финской границы к Ленинграду, финны же хотели вернуть часть исконно финских, по их мнению, земель. Нерешенные территориальные претензии привели к череде вооруженных конфликтов.

Необходимо отметить, что советское руководство пыталось урегулировать конфликт мирно. Финляндии было предложено поступиться частью своих земель и перенести границу на 90 км от Ленинграда (вместо имеющихся 50 км). Взамен СССР предлагал отдать финнам часть Карелии.

Финское руководство такое предложение не устроило, было выдвинуто встречное предложение. Советскому Союзу достаются два острова и ближайшие к Ленинграду, углубленные в советскую территорию населенные пункты Териоки и Куоккала (ныне Зеленогорск и Репино) с окрестностями. Советское руководство не могло пойти на такое предложение. 9 ноября 1939 года переговоры были свернуты.

26 ноября Майнила — крошечная деревушка на самой границе — была обстреляна. Всего было дано 7 орудийных залпов, погибло трое рядовых пограничников и один младший офицер. Еще семь рядовых и два офицера были ранены. Советские военные не предприняли ответных действий. По их версии, предположительно, стреляла финская противотанковая пушка, расположенная рядом с населенным пунктом Яппинен в 5 км от Майнилы.

Вячеслав Молотов и советское руководство немедленно направили в Хельсинки официальную ноту:

«26 ноября, в 15 часов 45 минут, наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы Финляндии, около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артиллерийским огнем. Всего было произведено семь орудийных выстрелов, в результате чего убито трое рядовых и один младший командир, ранено семь рядовых и двое из командного состава. Советские войска, имея строгое приказание не поддаваться провокации, воздержались от ответного обстрела».

В целях предотвращения новых инцидентов власти СССР в ультимативной форме потребовали отвода финских войск на 20–25 км от границы. Финляндия категорически отрицала свою причастность к инциденту, утверждая что выстрелы прогремели значительно позже и снаряды прилетели с советской стороны.

События развивались стремительно. Уже 28 ноября 1939 года СССР в одностороннем порядке расторг договор о ненападении и о мирном урегулировании конфликтов с Финляндией, подписанный 21 января 1932 года, а в 08:00 утра 30 ноября войска Ленинградского Военного Округа по приказу Главного командования РККА и «ввиду новых вооруженных провокаций со стороны финской военщины» перешли границу на Карельском перешейке и в других местах. Началась Зимняя война.

‍#uzhukoffa #День_в_истории #Историческое #Новое_время #Новейшее_время #Музейное

26 ноября 1904 года в Санкт-Петербурге был открыт Государственный мемориальный музей А.В. Суворова

Открытие музея стало возможным благодаря пожертвованиям военной и гражданской общественности, а также при активном участии императора Николая II. Об этом посетителям сообщает мемориальная доска в Центральном зале музея.

Суворов стал первым человеком в России, в честь которого был специально возведён мемориальный музей.

В 1904 году музей занял современное здание, построенное на месте, выделенном Лейб-гвардии Преображенским полком — части своего плаца на углу Кирочной и Таврической улиц. Здание построено специально для музея по проекту А.И. фон Гогена при участии Г.Д. Гримма в стиле старинных русских крепостных сооружений — сторожевой башни и уходящих от неё стены с бойницами. По сторонам от герба Суворова, на фасаде, размещены две мозаики на тему «Отъезд Суворова в поход 1799 года» и «Суворов, пересекающий Альпы». Мозаичистами работ были М.И. Зощенко (отец М.М. Зощенко) и Н.Е. Масленников соответственно.

Собрания музея, включающие 100 000 предметов (на 2002 год), были приобретены через закупку и частные пожертвования. В основе экспозиции лежат три большие коллекции, одна из которых была подарена Николаем II в 1902-1904 годах. После революции в 1918 году музей был закрыт. В 1930-х годах в здании размещался Аэромузей. Во время блокады Ленинграда здание было повреждено бомбой. В 1950 году начались работы по восстановлению музея, которые завершились уже в 1951 году.

С 1988 по 1998 годы музей был закрыт на реставрацию и вновь открыт для посетителей 8 мая 1998 года.

Человеческим войнам и конфликтам столько же лет, сколько самому человечеству. И маленькие общины, и огромные империи веками сражались с соседями за место под солнцем. Но был на Земле народ, навеки отказавшийся от войн и убийств и свято этот завет чтивший.

Автор текста 

Евгений Норин
#longread
Мир десяти островов
Архипелаг Чатем, находящийся в самой южной части Океании, совершенно не похож на райские тропические острова. Здесь, где тёплые северные течения сталкиваются с холодными южными водами, постоянно бушует ветер, погода сырая и дождливая, а солнца почти не видно из-за вечных туч. Крупнейший из островов архипелага сейчас тоже носит имя Чатем. Здешние аборигены – мориори – называли его Рекоху, то есть «туманное небо».
Существует несколько версий, как на этих неприветливых островах появились люди. По одной, мориори были вытеснены из Новой Зеландии более сильными и агрессивными собратьями – маори. По другой, катамаран с группой людей, направлявшихся к соседям для торговли, выбросил к архипелагу шторм. Так или иначе, покинуть Рекоху мориори больше не могли. Народы Полинезии славились как отличные мореплаватели, способные преодолевать на своих каноэ огромные расстояния, но имевшихся каноэ мориори, по-видимому, лишились, а построить новые не могли – не было подходящей древесины. Доступные материалы годились лишь на плоты, не способные к океанским походам. Мир для мориори замкнулся в пределах кучки островков общей площадью в 966 кв. км – немногим больше площади современного Волгограда и раза в полтора меньше Санкт-Петербурга.
Для сельского хозяйства Рекоху не подходил. Растительная пища здесь исчерпывалась несколькими видами съедобных корней и орехов. Основой рациона мориори стало мясо тюленей и птиц, а также рыба и устрицы. Иногда на берег выбрасывало «дары богов» – туши кашалотов, но надеяться на это как на стабильный источник пропитания не приходилось. Племя не могло ни создать запасов пищи, ни позволить себе особо расслабиться. Новозеландский этнограф XIX века Александер Шанд отмечал, что мориори не играли на музыкальных инструментах, а их танцы были «смиренными и лишёнными энергии» по сравнению с маорийскими. Почти всё время занимала добыча пропитания или необходимые для неё ремёсла. Мориори неплохо приспособились к своему суровому дому: они старательно ухаживали за ореховыми деревьями, а их плоты, хоть и не могли выйти в океан, обладали хорошей остойчивостью и позволяли добираться до ближайших островов, где мориори добывали птенцов альбатросов.
Численность мориори достигала 2000 человек. Чтобы не допустить вырождения, законы племени строго запрещали брак с родственниками вплоть до четвероюродных. В этих условиях междоусобицы, в буквальном смысле, смерти подобны. Мориори избежали этого, построив уникальное в своём роде общество – общество пацифистов. По легенде, вождь Нунуку-венуа, уставший от кровопролития между кланами, встал между сражающимися и потребовал, чтобы те немедленно бросили и сожгли деревянные мечи и копья. Война отныне и во веки веков была запрещена, как и поедание человеческого мяса. Завершал свою заповедь легендарный вождь добрым напутствием: «И да сгниют ваши кишки в день, когда вы ослушаетесь!»
С этого времени конфликты между мориори, будь то споры из-за охотничьих угодий или из-за женщин, решались в ритуальном поединке на палках длиной в руку и толщиной в палец – до первой раны или ссадины. Те, кому казалось, что за уведённую жену или украденную вещь стукнуть врага разок по голове слишком мало, прибегали к колдовству, про которое Нунуку-венуа ничего не говорил, и посылали обидчикам проклятия. Согласно поверьям мориори, дух проклятого мог напоследок вернуться и расправиться с колдуном, но это никого не останавливало, ведь мстить иным способом было строго запрещено.
Так мориори и жили более двадцати поколений, пока в их мир не ворвалось неведомое… Читаем дальше…

​​Летом 1832-1833 года с борта очередного корабля-охотника за тюленями на землю острова Чатем сошёл человек по имени Матиоро – вождь маорийского племени нгати мутунга. Высокий, крепкий, покрытый татуировками пришелец вёл себя вызывающе и при этом с большим интересом расспрашивал мориори об их обычаях, а также о том, где находятся их святыни. Получив ответ, он направился на вершину горы Хокопои, где местные жители, к своему возмущению, нашли на следующее утро металлический котелок. Матиоро демонстративно нарушил их табу, готовя на священной вершине пищу. Когда мориори потребовали объяснений, пришелец и его товарищи-матросы спустили на них собак с корабля. Недобрый гость уплыл. Неизвестно, обещал ли он вернуться, но именно это и произошло в дальнейшем.
Появление в Новой Зеландии европейцев произвело революцию. Заморские гости привнесли в жизнь свирепых южных воинов-маори два новшества: ружья и картофель. Последний давал в местном климате несколько урожаев в год, позволяя создать невиданный прежде избыток пищи. Картошку могли выращивать женщины и дети, высвобождая мужчин для военных походов; излишки урожая выменивались у европейцев на ружья; с помощью ружей можно было захватывать земли соседних племён, обращать жителей в рабство, выращивать ещё больше картошки, выменивать ещё больше ружей…
Племена нгати мутунга и нгати тама оказались на обочине этого увлекательного процесса – за десять лет непрерывных войн более сильные соседи вытеснили их из родных мест, вынудив искать новый дом. И тут, как нельзя кстати, вернувшиеся из-за моря принесли с собой весть: совсем недалеко есть остров, где леса и море полны птицы и рыбы, а жители многочисленны, но не носят оружия и не умеют воевать.
В октябре 1835 года четыре сотни маори – мужчины, женщины и дети – погрузились на британский бриг «Лорд Родни». Капитан, Джон Харвуд, позднее заявлял, что его команду взяли в заложники; сами маори утверждали, что хорошо ему заплатили. Так или иначе, «Родни» перевёз новых «поселенцев» на Чатем, а затем вернулся за второй группой, которую высадил на острове 5 декабря. Маори, захватившие с собой ружья, томагавки и запас картофеля, добирались до места назначения в стесненных условиях, как сельди в бочке. Питьевой воды не хватало, пассажиры страдали от морской болезни, и, сойдя на берег, они ещё несколько дней приходили в себя. Как позднее говорили сами маори, если бы в этот момент местные жители решили на них напасть, то с лёгкостью бы перебили.
Но мориори и не думали вступать в бой, и маори принялись расхаживать по Рекоху как хозяева. Влажный и пасмурный остров, малопригодный для выращивания картофеля, их разочаровал, но выбирать уже не приходилось. Племена нгати мутунга и нгати тама стали делить между собой охотничьи угодья. На мориори они не обращали никакого внимания, будто тех вообще не было, или же сухо извещали аборигенов, что у этой земли теперь новый хозяин. Тех, кто возражал –убивали.,
Мориори терпеливо ждали, когда чужаки уберутся с острова, но тщетно. В конце концов, тысяча мужчин-мориори собралась на совет. Молодёжь требовала крови: заветы древних вождей, говорили они, были даны для того, чтобы мориори не уничтожили самих себя в междоусобицах, а не для того, чтобы отдать остров чужакам, да к тому же каннибалам. Пусть даже потери будут велики, мориори способны задавить врага числом. Другие возражали: запрещающий войны закон Нунуку-венуа – это не стратегия выживания, которую можно взять и изменить, а моральный принцип, нерушимый и не знающий исключений. В итоге продлившегося три дня совета было решено: предложить пришельцам мир и дружбу и поделить ресурсы острова по-братски.
Маори знали, что аборигены собрались на совет, и сделали из этого факта собственные выводы, простые и прямолинейные: мало ли, что они там решат, их в два раза больше – нужно бить первыми... Читаем дальше...

​​

 Окончание…

Стоило мориори разойтись с совета по домам, как захватчики обрушились на них. Спасения не было нигде: ни в хижинах, ни в лесах, ни на земле, ни под землёй. Маори убивали мужчин, женщин, детей. Началось пиршество каннибалов. Спустя восемь лет после побоища, миссионер Йоханн Готфрид Энгст, опросивший как маори, так и уцелевших мориори, составил описание этих событий. Его записи о том, как убивали людей, пожирали их плоть, напоминают сцены из фильма ужасов. В самом полном поимённом списке жертв, составленном позднее уцелевшими мориори, указывались 118 мужчин и 108 женщин, не считая «детей, чьи имена забыты».
Уцелевших мориори победители заставляли осквернять собственные святыни и нарушать древние табу. Для мориори, чьё почтение к святыням отмечали все, включая самих маори, это было едва ли не хуже смерти. В устроенной захватчиками резне погибло около 300 мориори, и вчетверо больше, как говорили потом старейшины, скончалось впоследствии от «конгенге» – отчаяния, вызванного крушением всего, что было для них свято.
Жизнь после смерти
Мориори превратились в рабов. Непривычных к сельскому хозяйству людей заставляли заниматься земледелием с утра до вечера, избивали, морили голодом. Чтобы устрашить мориори, захватчики разбрасывали по земле черепа их соплеменников. Побеждённым запрещалось вступать в браки друг с другом, но и сами маори не стремились заводить детей от порабощённых островитян. В 1840 году посетивший Чатем натуралист Эрнст Диффенбах констатировал: «Несколько лет рабства и деградации сократили их численность, и в скором времени от них не останется и следа».
Европейцы знали о бедственном положении мориори – на Чатем ездили учёные, туда заходили корабли. Хотя формально мориори были подданными Британской империи, Лондон, по-видимому, не хотел лишний раз ссориться с маори, показавшими себя грозными бойцами. Значительная часть маори со временем приняла христианство и перестала убивать мориори «просто так» – это было не самым большим, но всё же облегчением. Рабство на Чатеме было официально отменено в 1863 году после долгих прошений со стороны старейшин мориори в адрес губернатора Новой Зеландии. В живых к этому моменту оставалось лишь около сотни мориори. Большинство из них уже были слишком стары или находились в слишком близком родстве, чтобы заводить детей. В 1870 году в Новой Зеландии состоялся судебный процесс, на котором представители маори заявили, что архипелаг Чатем их законная собственность, взятая по праву завоевания. «Одни убегали от нас – мы их убили, убили и других – и что с того? Это было в соответствии с нашими обычаями». Суд поразмыслил и принял этот довод. Практически весь архипелаг был закреплён за маори, мориори же во владение отвели менее 3 процентов его площади.
В 1933 году от пневмонии скончался Таме Хоромона Рехе, он же Томми Соломон, как считается, последний «чистокровный» мориори. И всё же в Новой Зеландии и на островах Чатем и по сей день сохранились потомки мориори от смешанных браков: по переписи 2013 года их насчитывалось около семисот. Новые судебные процессы по вопросу владения островами окончились в их пользу: если в XIX веке суд встал на сторону маори, ссылавшихся на свои обычаи, то теперь новозеландские власти приняли тот довод, что в обычаях самих мориори ничего подобного не было, а «право победителя» неприменимо в ситуации, когда одна из сторон вообще не сражалась. Также мориори была присуждена компенсация за бездействие властей, не пытавшихся защитить подданных британской короны.
В настоящее время мориори пытаются возрождать свои язык и культуру. Но возможно ли хотя бы в XXI веке возрождение общества абсолютного пацифизма? Ответа на этот вопрос история пока не даёт.

❗️Как царский генерал стал союзником Гитлера и вместе с ним держал блокаду города, где раньше жил и служил (ему в Ленинграде нравились «артефакты»).

Карл Густав Маннергейм — герой Финляндии, который не говорил по-фински, сдал страну Германии в 1918-м (против которой только что воевал в Первой мировой), затем ещё раз Гитлеру как плацдарм против СССР в 1940-м. Проиграв войну, подчинился всем требованиям Сталина — вплоть до вхождения коммунистов в правительство Финляндии.

Для России Маннергейм — союзник нацизма, военный преступник (геноцид в Карелии) и яркий пример пути служак царского режима — это понятно. Но даже для Финляндии Маннергейм — лузер.

Все подробности — 30 ноября, 18.00 в Музее обороны и блокады Ленинграда в ходе обсуждения с Егором Яковлевым книги В.Н. Барышникова «Маннергейм и Советский Союз».

https://t.me/egoryakovleff/765

Великая армия Наполеона/Сабир Еникеев и Егор Яковлев
Аудиоверсия

В гостях у «Цифровой истории» Сабир Еникеев рассказывает об армии Наполеона Бонапарта.

Почему термин «Великая армия» часто используется ошибочно?

Какое военное наследие оставила императору Великая французская революция?

Почему в начале XIX века разные виды пехоты начали выполнять одну и ту же роль?

#цифроваяистория #ЕгорЯковлев #СабирЕникеевЦИ #наполеон

Книжный магазин ЦИ
Поддержать проект «Цифровая история»:
Патреон
Donationalerts
PayPal
«Сбербанк»: 4276-5500-7886-1070
«Яндекс.Деньги» (ЮMoney): 410012000113107

Найдено в просторах интернета

"Отдел газет РНБ" специально для ВЧК-ОГПУ

Взрыв в Бремене на пароходе «Мозель»

«Страшное преступление обдумал и устроил американец Вильям Кинг Александр, проживающий в Дрездене. Томас, как он сам себя называл, желал обогатиться за счет страховых обществ, в которых застраховал на большую сумму свою губительную машину, которую отправил в Америку. Чтобы получить премию, он решился взорвать, посредством страшного по действию нитроглицерина или динамита, целый пароход. Для этого ему был необходим механизм, который автоматически, без его содействия, произвел бы взрыв в известное время. Чтобы выполнить эту задачу, он заказал часовой механизм и отправил эту адскую машину на корабль.

Но судьба распорядилась иначе. Страшный нитроглицерин не послушался механизма и ужасный взрыв произошел в бременской гавани, в то время, когда рабочие нагружали на пароход товары. Более двухсот человек лишились жизни или здоровья. Рисунок наш представляет пароход «Мозель» и набережную после взрыва. Число жертв от того дошло до такой цифры, что пароход был окружен рабочими, пассажирами и лицами, провожающими их. Сам виновник этой катастрофы, не ожидавший преждевременного взрыва, застрелился в каюте парохода. Вот, что впоследствии удалось узнать об этой личности.

Томас обращался с заказом часового механизма к разным мастерам, но, так как по сложности его требований обыкновенные часовщики отказывались выполнить машину, Томас обратился к талантливому, известному особым устройством башенных часов, часовщику Фуксу в Гамбурге. Ему Томас предложил сделать часовой механизм для изобретенного им станка для тканья шелковых материй. Главной задачей, поставленных Томасом этому искусному механику, была полная беззвучность механизма и возможность правильного хода во всех положениях. Он говорил Фуксу, что механизм будет прикреплен на изобретенном им станке к колесу, вращающемуся на горизонтальной оси. Механизм должен был заводиться раз в десять дней и, в конце срока, удар молотка должен был сообщать такую силу машине, чтобы, как объяснял Томас, механизм мог перерезать за раз тысячу шелковых нитей. Даровитый часовщик разрешил эту сложную задачу весьма быстро и выполнил заказа сот 9 марта уже к 20 апреля 1875 года…

Отчего произошел взрыв ранее срока – неизвестно, но Фукс предполагает, что при заказе Томас упустил из виду, чтобы он устроил механизм, который бы выдерживал бы случайные удары. А так как на ящике с адской машиной было обозначено, что заключает ткани, то рабочие, нагружая пароход, опускали ящик без предосторожностей, отчего, вероятно, и последовал взрыв динамита или нитроглицерина…»

 («Иллюстрированная газета», 1 февраля 1876 года)

«Жди меня, и я вернусь. Только очень жди ... ». Эти строки из стихотворения Константина Симонова, советского поэта, драматурга и киносценариста, известны каждому. Сегодня, 28 ноября - день его рождения.

Мало кто знает, что в годы Великой Отечественной войны он писал для Совинформбюро (предшественника нашей медиагруппы). Симонов побывал на всех фронтах, прошёл по Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии, был свидетелем последних боёв за Берлин.

Несколько интересных фактов из жизни Константина Симонова:

Он родился в семье генерал-майора царской армии Михаила Симонова и княжны Александры Оболенской.

Закончив фабрично-заводское училище, работал токарем по металлу. Поэтому считался «поэтом из рабочих».

Его настоящее имя - Кирилл. Незадолго до отъезда на фронт он взял псевдоним Константин Симонов. Причиной стали особенности дикции Симонова. Мать поэта новое имя не признавала и до конца жизни называла сына Кирюшей.