Михаил Круг – «Владимирский централ», акустика, середина 90-х

Как утверждается, песня была написана в честь вора Александра Северова (Саши Севера) и в оригинале в припеве должен был звучать его криминальный псевдоним.

Владимир Путин рассматривает новейший Honda NSX на автомобильной выставке в Санкт–Петербурге, 29 апреля 1993 года

​Создатели Deep Blue. 1996 год

Предшественниками Deep Blue были Chiptest, созданный в 1985 году Фэн Сюн Сю в рамках диссертационного проекта, и Deep Thought — следующее, более сложное творение Сю, в 1989 году выигрывавшее 6-й чемпионат мира по шахматам среди компьютерных программ. Они с треском проигрывали сильнейшим шахматистам мира. Поначалу проигрывал и Deep Blue — в 1996 году, во время первого турнира между человеком и супермашиной, победа все же оказалась за Каспаровым, хотя способности суперкомпьютера уже тогда восхитили его. А через год после попытки разработчиков усовершенствовать мощь Deep Blue между теми же противниками состоялся матч-реванш, в ходе которого победила машина.

Начиная с 44-го хода шахматист перестал понимать логику ее ходов и по итогу проиграл сражение. Позже оказалось, что тот роковой ход Deep Blue был просто-напросто сбоем. Перед матчем программисты заметили баг у компьютера, но не успели исправить. Если Deep Blue не мог найти очевидно выигрышного хода, то он выдавал не лучший из худших, а просто случайный ход. Когда, следуя этому правилу, компьютер сделал ход ладьей на D1, разработчики уже было решили сдаться, но Гарри решил, что это какая-то хитрость, которой он не понял, поддался замешательству, ослабил свои позиции и проиграл.

​Валерий Карышев про криминального авторитета "Сильвестра"

Моя первая встреча с Сильвестром произошла еще в 1988 году, когда я работал юристом в кооперативе «Конкорд», руководителем которого был Григорий Лернер, впоследствии также ставший легендой криминального мира.

В конце рабочего дня я сидел в приемной и читал текст договора, который нужно было срочно проверить. Наш офис находился на Садовнической набережной на первом этаже двухэтажного старого здания. В офисе, кроме меня, Лернера и секретарши Ирины, никого не было. Неожиданно в помещение кооператива вошли трое крепких парней, одетых в спортивные брюки и кожаные куртки. Я сразу догадался, что это рэкетиры. Двое парней остались в приемной, а один, как позже выяснилось – Сильвестр, – бесцеремонно прошел в кабинет Лернера. Я понял, что рэкетиры приехали за деньгами. Такие визиты в то время не были редкостью. В приемной воцарилась тишина. Мы с Ириной продолжали сидеть, а незваные гости заняли места у входной двери. Наступила неприятная пауза. Я заволновался, прекрасно понимая, чем может закончиться такой визит. Ирина тоже нервничала. Ожидание затянулось. И только спустя два часа дверь кабинета Лернера открылась. На пороге стояли сам Лернер и Сильвестр.

Мы замерли. Первым молчание нарушил Сильвестр, обратившись к своим боевикам:

– Братва. Это Гриша. Мы теперь с ним работаем. Срочно нужно завтра ему привезти все наши общаковские бабки. Давай, Гриша. До завтра. Береги себя.

Я понял, что Сильвестр приехал к Лернеру за деньгами на «подогрев» братвы. А получилось так, что Гриша сам его развел, пообещав «прокрутить» деньги. В дальнейшем Лернер стал главным финансистом и партнером Сильвестра.

Моя вторая встреча с Тимофеевым состоялась в 1994 году, за несколько месяцев до его гибели. К тому времени погиб Отари, и Сильвестр, по существу, являлся одним из самых влиятельных лидеров.

С одним из курганских авторитетов мы сидели в баре гостиницы «Славянская» и обсуждали его коммерческий проект. Неожиданно в зале появился мужчина средних лет в сопровождении охраны.Тимофеев был одет в добротное кашемировое черное пальто, из-под которого виднелись черный двубортный костюм из дорогой ткани и черная водолазка. Его сопровождали шестеро охранников, которые были с Дальнего Востока.

Сильвестр молча подошел к столику, поприветствовал Витю, они обнялись. Сильвестр сел за наш столик, а охрана – за соседние. Сильвестр медленно вытащил из кармана пальто миниатюрную рацию, мобильный телефон и с пристальным вниманием осмотрел присутствующих в зале. Из-за многих столиков его приветствовали, подходили к нему, целовались, обнимались, протягивали руку, приглашали пересесть к ним. Однако сам Сильвестр никому не предлагал присоединиться к нашей компании. Между Витей и Сильвестром началась беседа, связанная с какими-то коммерческими вопросами. Я понял, что становлюсь лишним в этой беседе, и, извинившись, пересел за соседний столик, к охранникам Сильвестра. Я познакомился с ними – это были Александр Циборовский и Вадик
Романюк.

Сильвестр просидел в баре недолго, вскоре, попрощавшись, он вышел. Охранники последовали за ним.

В день своей гибели Сильвестр приехал на встречу в акционерный коммерческий банк «Барн», расположенный на 3-й Тверской-Ямской улице. С ним было всего два телохранителя. Однако машина постоянно находилась под наблюдением – таково было одно из условий работы с Сильвестром. Как вспоминал потом Александр Циборовский, бомба могла быть заложена в машину, когда она находилась на мойке. По оценкам специалистов ФСБ, масса тротилового заряда, прикрепленного к днищу автомобиля, равнялась 400 граммам. Взрыв произошел, как только Сильвестр сел в машину и начал разговаривать по телефону.

Охрана Сильвестра перешла в другие группировки, и через год, в июне, я защищал Циборовского и Романюка, которые проходили по уголовному делу, связанному с перестрелкой на пляже в Строгине. Тогда мне удалось их вытащить из-под ареста и прекратить дело за недоказанностью. Позже я узнал, что Александр Циборовский погиб при невыясненных обстоятельствах, а Вадик Романюк вернулся на Дальний Восток.

Рекламная кампания ликера «Amaretto», 1993 год, Хабаровск

"Я надеваю черный берет"

Нижегородский и Тамбовский Омон. Чечня, 1995 год.

Челябинская программа «Наши новости» в 1997 году сделала репортаж о екатеринбургских стеклянных павильонах, которые пришли на смену ларькам.

Репортер восхищается их красотой и удобством: «В павильонах, которые торгуют одеждой, есть двери, и любой покупатель может не только хорошо рассмотреть покупку, но и примерить её». Сейчас это звучит смешно, но журналист из 1997 года абсолютно серьёзен.

​Священник Анатолий Чистоусов в Чечне

Когда началась Первая Чеченская, Анатолий Чистоусов был единственным священником, кто остался в Грозном. Незадолго до того, последней мирной весной 1994 года, он получил предложение Митрополита Гедеона приехать на служение. Впоследствии оставить свою паству он уже не мог.

Бушевала война, храм был эпицентре боев, обрушился второй этаж церковного дома; Отец Анатолий под пулями продолжал исповедовать, причащать и крестить солдат.

Вместе с протоиереем Сергием Жигулиным был захвачен боевиками и помещён в концлагерь так называемого «департамента государственной безопасности Чеченской Республики Ичкерия». Под пытками не оговорил себя и не отрёкся от веры и 14 февраля того же года был расстрелян.

О его судьбе долгое время ничего не было известно. Лишь в июле 2003 года удалось найти его останки и перезахоронить их в Ставрополе.

"Независимая газета" от 11 апреля 1991 года

​Довольный Тарантино, обиженный Михалков и другие на 47–м Каннском кинофестивале, Франция, 1994 год.

На Каннском фестивале 1994 года "Утомленные солнцем" Михалкова до последнего считались главным фаворитом. Однако жюри во главе с Клинтом Иствудом присудило "Пальмовую ветвь" 31–летнему малоизвестному киноноватору Квентину Тарантино за его "Криминальное чтиво". Но даже тогда никто еще не мог предположить какое влияние фильм впоследствии окажет на всю индустрию. Михалков же, получивший на том мероприятии "утешительный" Гран–при, называл "Чтиво" несоответствующим принципам фестиваля, обвинял жюри в заговоре и надолго затаил обиду на Тарантино.

"Большие Идеи портят кино. В кино самое главное — сделать хорошее кино. И если в процессе работы тебе в голову придет идея, это отлично. Но это не должна быть Большая Идея, это должна быть маленькая идея, из которой каждый вынесет что–то свое. Я имею в виду, что если ты снимаешь кино о том, что война — это плохо, то зачем тогда вообще делать кино? Если это все, что ты хочешь сказать, — скажи это. Всего два слова: война — это плохо. То есть всего три слова. Хотя два слова будет еще лучше: война — плохо". (Квентин Тарантино)

Мнение эксперта, 1995 год