Эфир про горевание и траур, в который мы все сейчас попали

https://www.instagram.com/tv/Ca4F7r7gA0G/?utm_medium=copy_link

Эфир мы провели сегодня утром с Аней Вокиной – по делу, о важном, в поддержку всем, кому сейчас непросто

💬 "Удивительно, насколько в разном состоянии и с разным багажом мы подходим к обсуждению смерти! Насколько сильно мы хотим и нуждаемся в том, чтобы говорить о смерти. Насколько нам не хватает безопасного пространства, в котором можно было бы об этом говорить".

Я чувствую, что сейчас не время откладывать безопасный разговор о смерти.

Практикум 'Место смерти в жизни' 6.0
9-10 апреля 2022 (суббота-воскресенье)
10:00-15:00 по мск

Анкета предварительной регистрации:
https://docs.google.com/forms/d/e/1FAIpQLSf6SAPMP0ByltgK-Q_s40qaCQfBe5HvspPlM56MT9n39Z4eWA/viewform

Места будут присваиваться в порядке заполнения анкеты и оплаты.
*на текущий момент осталось 6 мест

Я всё ещё ищу способ получения оплат из России. Как только найду – вы сразу получите письмо о возможности бронирования места по электронной почте.

Всего доброго,
Саша 🤍

Сейчас не время мериться горем.

Никогда не время, на самом деле. Но сейчас, когда почти все мы проживаем разные потери – САМОЕ неподходящее время.

Нет такой линейки горя, которой можно измерить глубину и объём горя человека, размер его боли, остроту его страданий в соотношении с конкретной потерей.

То, как каждый проживает горе, зависит от предыдущих опытов потерь, от психики человека, от того, в каком состоянии человек был на момент потери, от культуры горевания в семье, от системы поддержки и кучи ещё факторов.

За последний год я видела очень близко горе 250+ разных человек. И да, так бывает, что глубина горя человека, потерявшего домашнее животное, сильно глубже горя другого человека, потерявшего родителя или партнёра. Но это не говорит о том, что второй не любил своих родителей/ партнёра или что первый был слишком привязан (можно ли вообще слово "слишком" ставить рядом со словом "привязан"?) к домашнему животному.

Спектр потерь сейчас гигантский. Настолько, что с одного конца крайне сложно увидеть другой. Такой спектр крайне редко бывает в мирное время в таких масштабах, одновременно затрагивающих стольких людей сразу. Тем сложнее проживать своё "небольшое" горе. Тем сложнее НЕ ненавидеть из своего "большого" горя тех, кто горюет по "малому".

На деле же для работы (проживания) горевания важно два условия: безопасное пространство и ресурс на работу горя.

Когда мы встречаемся с теми, кто говорит "Как ты можешь горевать по [ПОДСТАВЬТЕ СВОЁ ГОРЕ, КОТОРОЕ КАК БУДТО МЕНЬШЕ], когда я/они [ПОДСТАВЬТЕ СВОЁ ГОРЕ, КОТОРОЕ КАК БУДТО БОЛЬШЕ]?" мы сразу же лишаемся безопасного пространства для проживания горя. Оно как будто становится неуместно, стыдно, порицаемо – нелегально. Испытывая эти чувства, мы сами у себя забираем право на горе и возможность его прожить, даже когда появится ресурс.

Горевать проще вместе. Да, иногда хочется одиночества для своих процессов. Но насильная изоляция в горе может быть невыносима. А то, что я описала выше – это как раз про изоляцию в горе, когда твоё горе перестаёт быть легальным.

В острой фазе горевания почти каждый второй (представляете?) человек встречается с мыслями 'не хочу больше жить, потому что не знаю как' – и это считается нормальной частью горевания, если эти мысли не переходят в конкретные действия/ попытки по их воплощения. Изоляция же в горе приближает переход из мыслей о нежелании жить и невозможности продолжать в действия.

Горе может быть разное, но процессы у всех горюющих идут похожие, хотя может отличаться интенсивность и длительность. Возможность увидеть горе другого и тоже дать ему ПРАВО горевать – это про соединение. Про то, чтобы вместе оплакивать то, что каждый потерял, не оспаривая право на горе в зависимости от размера.

Запертое горе (любого размера) без возможности его разместить и прожить – это про замораживание. Это про то, какими были годы после второй мировой с холодными нечувствующими людьми. И ой как не хочется снова жить в таком мире. Страшно.

Признавая чужое горе, независимо от его размера, мы легализуем и своё.

Это не Олимпийские игры по страданию: горевать имеют право не только те, кто занял призовые места по масштабу потерь. Право на горе имеют все.

Но очень важно перестать мериться горем, перестать думать, что мы знаем, с какой глубиной другой может проживать свою потерю – не знаем мы.

Всегда найдётся тот, кому сейчас хуже, сложнее, больнее. Всегда найдётся тот, кому сейчас лучше, комфортнее, безопаснее. Но ни то, ни другое – не должно быть поводом для обесценивания ни своего горя, ни чужого.

Пожалуйста, не приближайте людей к действиям по поводу их мыслей о невыносимости справиться с их потерей, какая бы она сейчас ни была.

35+ тысяч человек за 48 часов прочитали мой пост 'не стоит мериться горем' в телеграм и Инстаграме.

Он попал в точку.

Он не мог в неё не попасть, потому что действительно очень многие сейчас многое потеряли.

Я хочу открыть пространство под этим постом для свидетельства ваших потерь. Потери, которые произошли с началом войны в Украине.

Свидетельством любых потерь. Самых крохотных и самых огромных.

Сила этого поста будет в том, чтобы НЕ мериться горем.

Правила такие:
1. НЕ писать 'Как вы можете о таком горевать, когда у меня/ других _' , даже если очень-очень захочется. Заметьте это своё желание, рассмотрите его, дайте ему место. Но не пишите.
2. Ловить себя на мыслях 'Мои потери ничто по сравнению с тем, что я сейчас прочитала у других, даже писать стыдно'. Далее произнести вслух: 'я всё равно имею право на своё горе вне зависимости от его размера' и написать в комментарии о ваших потерях.
3. Не обесценивайте чужое горе, каким бы незначительным оно вам не показалось бы. Это может очень сильно ранить и привести к застреванию горя.
4. Если у вас найдутся силы обнять других с их потерями, обнимайте, сочувствуйте, разделяйте чужое горе.

За нарушение правил я буду банить (пока понятия не имею, как это делать в телеграм, правда), потому что это пространство сработает целительно, только если мы не будем мериться горем.

Этот пост – обучение тому, как быть в горе вместе. Попытка виртуально обняться и вместе оплакать то, что потеряно. Попытка объединиться в проживании горя. Попытка быть здесь друг для друга. И тем, кому немного легче, попытаться выдержать тех, кому сложнее вне зависимости от размера потери.

Скорее всего, я не смогу ответить на каждый комментарий. Поэтому если у вас есть силы и устойчивость идите обнимать в комментариях тех, у кого они закончились, а быть услышанными и засвидетельствованными им важно.

Я сочувствую каждому, кто сейчас переживает потерю. За 2 недели работы 'Мирных Воинов' я услышала много сложных историй. Мне хочется дать им всем здесь место.

Обнимаю каждого комментатора, если для вас это уместно.

Невозможно проделать работу горя, если не выныривать в жизнь.

Горевание – это очень энергоёмко. Это, возможно, самые интенсивные переживания в нашей жизни, которые длятся так долго.

На консультациях я часто показываю моим клиентам аналогию со стаканом воды. Работа горя – резкое погружение под воду: там нечем дышать, мы там плохо видим, нужно много сил, чтобы всплыть. Когда мы всплываем, обычно всё на, что силы остаются, это набрать воздуха до следующего погружения. Нет сил любоваться закатом, цветом воды, почувствовать ветерок на лице или степень солёности воды. В острой фазе горя (4-6 недель) часто именно так – сил хватает только на набрать глоток воздуха до следующего погружения.

По началу 'схватки' горя частые и продолжительные (первые 4-6 недель). Но со временем расстояние между ними удлиняется, а их продолжительность и глубина погружения становится всё короче и мельче.

В острой стадии горевания при значимой потере мы мало контролируем процесс погружения – любая мелочь, напоминающая о потере, может утащить нас прямиком на дно. Собственно, для этого раньше и была траурная одежда – это объясняет без слов такие внезапные погружения для внешнего мира.

На всю эту работу горя очень нужна энергия. Казалось бы парадоксально, но брать её можно только из жизни.

Возможно, это будет для вас открытием, но работа горя в том числе про то, чтобы создавать место для радости. В горевании это может казаться неуместным, диким, странным. Но на деле без этой энергии жизни не будет энергии на работу горя. А это марафон, а не спринт – только на резервах не вывезти.

Наша обязанность замечать первые самые крохотные росточки жизни и нежно поливать их: начинать с самых-самых крохотных в виде слабой полуулыбки, глядя на голубое небо/ любимую собаку/ объятие людей на улице и постепенно бережно наращивая пространство для радости.

Таким образом, мы начинаем наращивать новую жизнь вокруг горя. Размер потери никогда не меняется. Но именно наращивание жизни вокруг этой потери делает ёмкость горя всё меньше и меньше.

Замечать приятности и чудеса, давать им место быть, разрешать себе радоваться – такая же работа горя, как и размещать эмоции тёмного спектра.

В прошлом посте мы с вами выгрузили в комментариях всё грустное, давящее, горькое, печальное – много коллективной боли.

В этот раз предлагаю нам поделиться ростками жизни, которые случились с вами с начала войны. Что-то, что подарило вам возможность согреться, улыбнуться, поверить, снова почувствовать надежду, посмеяться, прослезиться тёплыми слезами.

Предлагаю теперь коллективно погреться о росточки чудес и радости в жизни каждого из вас. Набраться из них сил и веры, что нас хватит на предстоящие трудности.

Через эти сообщения разрешить себе радоваться за себя и за других, а не осуждать радость тогда, когда у других (почти у всех) сейчас горе.

Встречаемся в комментариях 👇

Мне хочется добавить немного жизни и настоящести в этот канал.

Я через 2 часа выезжаю в аэропорт, чтобы в Нью-Йорке совершить один из самых больших переходов в моей жизни. Случайно неслучайно он будет происходить после одного из самых значительных обнулений в моей жизни. По ощущениям: вовремя. Хотя в моих мечтах о том, как это могло бы быть, текущей ситуации не было даже приблизительно.

Очень предвкушаю и ничуть не меньше волнуюсь.

Рассказать о само́м переходе готова тогда, когда я его завершу – слишком много всего может пойти не по плану.

У меня в канале собралось вас уже 5,3К людей. Это много. Кто-то наверняка из Инстаграма, а кто-то ещё откуда-то.

Мне интересно про вас почитать (два 11 часовых перелёта в ближайшие 3 дня мне в помощь :)

Откуда вы? Чем занимаетесь? Чем живёте и вдохновляетесь? Как попали сюда? Что здесь черпаете для себя? Как вы прямо сейчас?

Мне кажется, что нам всем сейчас прежде всего нужны люди – то есть мы нужны друг другу.

P.S. На всякий случай напомню, что это пространство свободно от оценок, обесценивания и осуждения. Мне важно сохранять его безопасным настолько, насколько это зависит от меня.

https://deathdoula.ru/praktikum-po-smerti

Это НАПОМИНАНИЕ о том, что

на практикум по смерти 9-10 апреля (суббота и воскресенье) есть ещё несколько мест.

По ссылке есть подробная информация о содержании и кому практикум может быть полезен.

Моё любимое – практикум по смерти может быть полезен всем, кто когда-нибудь умрёт :)

P.S. В комментариях можно задать любые вопросы по поводу самого практикума и участия в нём.

Отзывы о практикуме по тегу #практикумпосмерти

В следующую пятницу, 25 марта, в 19:30 в московском офисе «СПИД.ЦЕНТРа» пройдет встреча Death Cafe — дискуссионного клуба, посвященного теме смертности и смерти, где можно говорить о табуированной теме за чашкой чая.

Death Cafe — это не группа поддержки или психологической помощи. Мы будем говорить о смерти в позитивном ключе. Если для вас эта тема болезненна (например, у вас горе или суицидальные мысли), пожалуйста, воздержитесь от посещения встречи и обеспечьте себя необходимой поддержкой.

Для участия необходима бесплатная регистрация по ссылке: https://aidscenter.timepad.ru/event/1964875/

Я давно хожу в спортзал, где есть шкафчики для вещей с нумерацией 50-99. Я обычно выбираю разные номера и играю в игру, что это мой возраст. Например, сегодня мне было 73.

Как я себя представляю в 73? В моей жизни есть движение, я живу на природе, много читаю. Скорее всего, много пишу и преподаю. Путешествую, но совсем иначе, не торопясь. И вообще ритм моей жизни сильно другой, гораздо более медленный, с учётом ограничений, присущих этому возрасту. У меня полностью седые волосы, которые офигенно смотрятся с загорелой кожей и моими синими глазами.

Я давно и много размышляю и о молодости, и о старении – ментальном и физическом.

Я тот человек, который в 35 не замужем, без детей, и я только недавно начала свою карьеру доулы смерти. И я не чувствую себя заложницей стереотипа по поводу того, что что-то для меня может быть поздно. Потому что я вижу и сам возраст, и процесс старения иначе.

Мы стареем каждый день с самого рождения, каждый момент, и это процесс. Это путь, который можно и нужно исследовать в любой точке.

Из моего личного желания исследовать тему старения родился новый практикум.

🌿 Мы вместе с, не побоюсь этого слова, легендарной Леной Дегтярь https://instagram.com/lena.degtyar?utm_medium=copy_link проводим практикум по исследованию процесса старения в иммерсивном формате.
Даты: 23-24 апреля 2022 10:00-15:00 мск

Через исследование старения мы мы вместе будем искать ответы о том, как сделать эту значительную главу жизни менее тревожащей и более наполненной смыслом и даже желанной. Цель практикума — понять, какие смысловые, эмоциональные и физические инвестиции я могу вкладывать уже сейчас, чтобы старость воcпринималась по-другому.

Больше информации о программе и регистрация: https://deathdoula.ru/starenie

Цена Early Bird действует до 20:00 по мск сегодня.

А какими вы себя видите в 73?

В моей голове застывают образы насилия. Я бы хотела, чтобы они стирались из памяти так же, как стираются слова из сотен прочитанных мною книг, сюжет которых, не говоря уже о деталях, я не вспомню даже приблизительно. Но почему-то именно образы насилия консервируются как экспонаты в банках с формалином в музеях естественной истории.

От того, что они так живо превращаются в картинки, мне страшно читать новости. Мне страшно читать описания зверств и издевательств, мне страшно, что это в кино в моей голове никогда не померкнет. Зная все это, я все равно смотрю и читаю. Я читаю про Холокост, я читаю про пытки протестующих против режима, я смотрю на фотографии из Бучи. Это все помогает мне помнить о том, что человеческая суть многогранна и это творят люди. А если существа того же вида, что и я творят такое, значит и во мне где-то есть эта часть. Мне важно никогда не забывать об этом.

Буквально месяц назад Света прислала мне мультик под названием «Яйцо» https://youtu.be/h6fcK_fRYaI (там есть русские титры). Хороший мультик. Хорошая идея о том, что все люди на земле это просто иное воплощение нас самих. Мне важно помнить, что это тоже я. И изнасилованная женщина и насилующий ее солдат. Тогда я не буду отворачиваться от происходящего, я буду пытаться понять. Понять не с целью оправдать, а с целью изменить.

В мои визиты в Россию меня всегда переполняла любовь. Я действительно очень привязана к этому месту, к культуре, к языку, к людям. Была только одна вещь, которая перманентно вызывала у меня недоумение – культ войны. Я не могла понять почему день победы не называется днем памяти. Я никак не могла понять, почему война прославляется и превозносится. Почему со временем фокус не сместился на все те потери и боль, которые она принесла с собой, на все то, чего она лишила людей, и на все то горе, которое пришло с ней?

Мне непонятно почему такие книги, как книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» не становятся центральными в необходимости помнить, чтобы не повторилось. Мне всегда было ужасно не по себе в дни памяти Холокоста, когда я жила в Израиле, особенно в школьные годы. Тогда мы должны были смотреть фильмы и обсуждать их, а у меня все эти образы живут внутри и не стираются. Они вызывают тошноту и я хотела, чтобы это все прекратилось. Но, я так рада, что там помнят. Все помнят по-разному, но цель – чтобы не повторилось.

Я не удивляюсь ужасам, произошедшим в Буче, потому что это всегда часть войны. Это ВСЕГДА часть войны. Не бывает войн, где этого не происходит. Их не было и не будет. Когда человеку отдается приказ убивать, он в первую очередь должен либо убить в себе всю свою человечность, либо полностью обесчеловечить другого. И то и то снимает все предохранители и выпускает всю боль наружу. А внутренняя боль нередко трансформируется во внешнее насилие.

Россия для меня страна, где насилие – это норма. Оно начинается в семье и распространяется дальше по всем уровням вплоть до власти. Оно интегрируется во внутреннюю систему взаимоотношений с самим собой и выплескивается наружу. Я провела семь потоков курса «Принятие себя». В одном из дней мы просили ответить на вопрос теряет ли человек свою ценность, если он намерено причиняет боль. Мало кто отвечал, что нет. Но дело в том, что каждый из нас причинял намерено боль. Я точно это делала, когда дралась с сестрой в детстве, когда выкрикивала оскорбления партнеру, запихивала в себя еду, которую не хотела. Каждый раз это шло из внутренней боли, бессилия, страха.

Я напоминаю себе обо всем этом, когда читаю ужасные вещи, которые творят люди. Я напоминаю себе о том, как я вижу человечность и о том, что я тоже человек и вопросики есть и ко мне тоже.

Выше репост текста глубоко любимой мной Лены Дегтярь, не мой.

Как раз с Леной мы проводим практикум по старению. И вот этот текст ещё одно напоминание для меня, насколько Лена нереально крутая, и как это ценно быть в контакте с ней, делать с ней проекты и быть в её поле.

Этот её текст на меня сегодня утром произвёл огромное впечатление. Подкатила тошнота от мысли 'во мне же тоже есть эта часть' и захотелось сразу вырвать.

Но нет – у меня достаточно смелости, чтобы смотреть в это. И мне важно было и с вами тоже поделиться.

Мне хочется добавить объёма мыслям Лены через мой пост, который я писала на день победы два года назад.

Он оказался пугающе пророческим. Именно того, что происходит прямо сейчас, я так сильно боялась, когда писала этот пост.

'Почти уверена, что меня сожгут на виртуальном костре за этот пост, но я не могу молчать.

Сегодня День Победы. Важный день для истории. Мой прадед воевал. Мои бабушки голодали.

Я знаю о лишениях войны из личных историй членов моей семьи. И тем более знаю о том, чем эта война обернулась для евреев.

Я уважаю, что и как было сделано тогда, в тех обстоятельствах и благодарю, что сегодня я пишу по-русски, а не по-немецки. Особенно живя в Израиле, который стал возможен благодаря исходу той войны.

Но есть одно очень страшное но. Даже два.

Меня правда пугает то, что это день победы в Великой Отечественной войне. Как будто остальной мир стоял всё это время в сторонке. Хотя во всём мире эта война называется Второй Мировой. Во всём мире, но не у нас.

Ещё больше меня пугает парад военной техники на Красной площади.

Вот, смотрите сколько у нас всего есть, чтобы у б и в а т ь л ю д е й.

И каждый год мы совершенствуем эту технику, её становится больше, ею можно у б и в а т ь е щ ё б о л ь ш е л ю д е й.

Как вообще этим можно гордиться?

Сочетание трёх факторов:
- растущего патриотизма, порой граничащего с национализмом и где-то даже с нацизмом;
- ненависть к кому-то из-за другой религии, цвета кожи или другой национальности; и
- гордость за оружие массового поражения в виде парада

это бомба, которая рано или поздно рванёт. Рванёт тогда, когда тем, кто её начиняет тремя факторами выше, это будет удобно.

Гордиться стоит тем, что оружия ежегодно становится меньше, также как и потребности его использовать.

Парад оружия массового поражения в атмосфере всеобщей радости и улыбок, где дети учатся гордиться и воспринимать насилие как естественное проявление и, внимание, праздник (!)

Totally fucked up.

Да, есть агрессия как форма защиты. Но парад стоит делать, разве что, ненасильственного общения с книжками Маршала Розенберга на груди. Так шансов выжить у нас точно будет больше'

'Нет, мы будем жить долго ❤️'' ответила мне вчера Вера Полозкова в ответ на мою шутку.

Шутила я про то, что умереть от террористической атаки в Тель-Авиве на концерте Веры – это настолько романтично и поэтично, что почти даже не обидно умирать. Это мои доульско-смертные шуточки, вы меня знаете :)

Я вчера гуляла по полупустым улицам Тель-Авива, наблюдала свой страх и думала о роли насилия в моей жизни.

Все три страны, с которыми меня связывает кровь или дух, прямо сейчас проживают волну насилия с разных углов треугольника Карпмана.

В прошлом мае, через пару недель после того, как я решила принимать иудазим, нас начали жёстко бомбить. Мой раввин спросил:
- Саша, ты точно уверена, что готова присоединиться к нации с такой кармой?
В ответ у меня звучало уверенное 'да'. Не было сомнений вообще никаких.

Сейчас, через две недели после завершения моего процесса принятия иудазима, снова начались теракты и снова повис тот же вопрос:
- Саша, а ты действительно хочешь быть одной из тех людей, которых ненавидят просто за то, что мы – евреи?
И снова в ответ уверенное 'да'.

Вчера ходила по улицам и чувствовала, что это мои люди, мой народ, моя земля. И если цена за это чувство принадлежности – смерть, то оно для меня того стоит.

Я не умею ненавидеть агрессоров. Я так никогда не смогла возненавидеть моего бывшего мужа, который меня бил. Я не могу сейчас ненавидеть тех украинцев, которые ненавидят мою русскую часть. Я не смогла ненавидеть в прошлом мае тех, кто отправлял в нас сотни ракет. У меня не получается возненавидеть тех, кто расстреливает людей на улице.

Я искала в себе скрытую подавленную ненависть в десятке практик, на ретритах, в терапии, в телесных историях. И нет, не нашла.

Её место во мне занимает любопытство, желание понять, как эти люди приходят в точку, в которой им ок убивать людей.

После поездки в Норвегию я смотрела документалки и читала много материалов о Брейвике, который расстрелял 77 подростков. Стала почти одержима идеей понять его. Мне казалось, что если я пойму, как он пришёл в эту точку, то смогу сделать вклад в неразвитие насилия на этапе, когда это ещё предотвратимо.

В это же время я читала книгу Эриха Фрома 'Бегство от свободы'. Он много пишет о невыносимости вынужденного одиночества и о важности чувства принадлежности в жизни.

И вот вчера, пережив это чувство готовности умереть за чувство принадлежности, которое мне было неведомо раньше на такой глубине, я поняла, что кто-то готов за это чувство принадлежности убивать. Поняла, что иногда единственный способ чувствовать себя причастным – это убивать. И если этого не сделать, то чувство вынужденной изоляции и разъединённости с миром становится настолько невыносимым, что смерть – это избавление. Но перед ней убийца испытает то самое блаженное чувство принадлежности, которое очень похоже на любовь. Но извращённость такого пути к любви настолько сильна, что им заранее ок, что их уничтожат после террора или они уничтожат себя сами (террористы-смертники), ибо жить с этим ещё более невыносимо.

Этим постом я не оправдываю насилие. Не обесцениваю переживания ненависти тех, кто с ней встречается и использует её как мощное и необходимое топливо защиты.

В этом посте мне важно поделиться тем, как это работает у меня, как это вижу я.

Мне кажется, что называть этих людей психопатами – это как-то слишком плоско и как будто лишает нас возможности что-то изменить. А я почему-то чувствую, что я могу сделать вклад в то, чтобы в будущем это было иначе. Но для этого мне надо понимать этих людей. А для этого мне необходимо искреннее любопытство в том, чтобы видеть в них людей.