193.
Бояре задумались о счастье. То ли солнце припекало весеннее, то ли сплин осенний их так корячил. Ну, в общем, один из них вдруг взял и сказал прям при всех на заседании, мол, не могу молчать, когда народ мой страдает от несчастья, когда мог бы быть счастливым.
Старший боярин прищурился – а что, собственно говоря, ты имеешь ввиду конкретно?
А конкретно, отвечал боярин, я ничего не имею ввиду, просто хотел высказаться, ибо, как я и сказал, распирает меня, и я, как и многие мои товарищи, не смог удержать в себе.
Мудрый руководитель посмотрел на него – ну ничего, ничего, так бывает – поболит, поболит и пройдёт. Тебе уже полегче?
Да, отвечал боярин, мне легче стало, когда я обнажил свою боль перед вами, и я прошу простить мне мою слабость.
Все зааплодировали, и заседание думы боярской пошло своим чередом, но наблюдатели отметили, что по хоромам разлились волны счастья, ну, или так показалось.
Бояре задумались о счастье. То ли солнце припекало весеннее, то ли сплин осенний их так корячил. Ну, в общем, один из них вдруг взял и сказал прям при всех на заседании, мол, не могу молчать, когда народ мой страдает от несчастья, когда мог бы быть счастливым.
Старший боярин прищурился – а что, собственно говоря, ты имеешь ввиду конкретно?
А конкретно, отвечал боярин, я ничего не имею ввиду, просто хотел высказаться, ибо, как я и сказал, распирает меня, и я, как и многие мои товарищи, не смог удержать в себе.
Мудрый руководитель посмотрел на него – ну ничего, ничего, так бывает – поболит, поболит и пройдёт. Тебе уже полегче?
Да, отвечал боярин, мне легче стало, когда я обнажил свою боль перед вами, и я прошу простить мне мою слабость.
Все зааплодировали, и заседание думы боярской пошло своим чередом, но наблюдатели отметили, что по хоромам разлились волны счастья, ну, или так показалось.
194.
Бояре иногда очень зависимы от повестки.
Вот, например, инфляция. Новое слово, раньше и не знали такого, это как болезнь, только экономическая. Купцы заморские завезли, а мы теперь мучаемся.
Так рассуждали бояре. И, в принципе, они были правы. Но что с этим делать – не знали.
Заседали день и ночь, и вдруг один и говорит: так давайте перестанем завозить товары заморские, откажем этим купцам в визах и все. Нет купцов - нет инфляции.
Возликовали бояре. Приняли единогласно такое решение. Закрыть доступ. Быстро заседание закрыли и побежали по лавкам закупаться, пока остальные еще не знают.
Ну, про инфляцию-то все поняли, а спекуляцию еще только предстояло понять.
Бояре иногда очень зависимы от повестки.
Вот, например, инфляция. Новое слово, раньше и не знали такого, это как болезнь, только экономическая. Купцы заморские завезли, а мы теперь мучаемся.
Так рассуждали бояре. И, в принципе, они были правы. Но что с этим делать – не знали.
Заседали день и ночь, и вдруг один и говорит: так давайте перестанем завозить товары заморские, откажем этим купцам в визах и все. Нет купцов - нет инфляции.
Возликовали бояре. Приняли единогласно такое решение. Закрыть доступ. Быстро заседание закрыли и побежали по лавкам закупаться, пока остальные еще не знают.
Ну, про инфляцию-то все поняли, а спекуляцию еще только предстояло понять.
В детстве мама говорила:
«Прочитай Семёна Грилу!»
Представляем, братцы, вам
Эпизод четырнадцать.
«Двенадцатый» ложится лучше, но тут уж ничего не поделать.
Насладимся!
«Прочитай Семёна Грилу!»
Представляем, братцы, вам
Эпизод четырнадцать.
«Двенадцатый» ложится лучше, но тут уж ничего не поделать.
Насладимся!
195.
Идет заседание думы.
Все своим чередом. Бояре немного грустят, как обычно, иные дремлют. Ну, еще бы вы вот сами смогли бы такое слушать!
Вот, например, выходит прибывший из церковного приказа клерк и задвигает бедным обессилившим от многочасового бдения радетелям страны такое: «На фоне происходящей стратификации общества своего кластера по-прежнему не имеют агностики. Это совершенно представляется недопустимым при выстраивании фундаментальных оснований идеологии навсегда. Вроде и незначительная, не привлекательная для широких масс группа тем не менее должна быть описана. Ибо гонимые могут удобно там расположиться. Мол, мы не какие-нибудь там, мы просто не определились. Полутонов быть не должно. Ибо. как говорил кто-то очень умный. дьявол прячется деталях: равны ли классы Р и NP, куда девается мусор в отелях Гилберта и наконец куда ведут фазовые переходы. Цивилизация должна иметь четкие ответы - иначе опять все скатится к постмодерну.»
Вот что после этого боярин должен чувствовать? Правильно, пустоту и отрешенность. И какую-то даже обозность.
Надо честно сказать, что последнее время часто приходится слышать, что дьяки приказные много о себе стали думать. Да, а еще на рынке говорили, что скоро царь их укоротит. Ну дак это когда будет, если будет, а решения надо после подобных инвективов принимать.
А это уже как дышло. Сами не знают, что будет по итогу.
Так вот и проходит боярская жизнь в страхе и сомнениях.
Идет заседание думы.
Все своим чередом. Бояре немного грустят, как обычно, иные дремлют. Ну, еще бы вы вот сами смогли бы такое слушать!
Вот, например, выходит прибывший из церковного приказа клерк и задвигает бедным обессилившим от многочасового бдения радетелям страны такое: «На фоне происходящей стратификации общества своего кластера по-прежнему не имеют агностики. Это совершенно представляется недопустимым при выстраивании фундаментальных оснований идеологии навсегда. Вроде и незначительная, не привлекательная для широких масс группа тем не менее должна быть описана. Ибо гонимые могут удобно там расположиться. Мол, мы не какие-нибудь там, мы просто не определились. Полутонов быть не должно. Ибо. как говорил кто-то очень умный. дьявол прячется деталях: равны ли классы Р и NP, куда девается мусор в отелях Гилберта и наконец куда ведут фазовые переходы. Цивилизация должна иметь четкие ответы - иначе опять все скатится к постмодерну.»
Вот что после этого боярин должен чувствовать? Правильно, пустоту и отрешенность. И какую-то даже обозность.
Надо честно сказать, что последнее время часто приходится слышать, что дьяки приказные много о себе стали думать. Да, а еще на рынке говорили, что скоро царь их укоротит. Ну дак это когда будет, если будет, а решения надо после подобных инвективов принимать.
А это уже как дышло. Сами не знают, что будет по итогу.
Так вот и проходит боярская жизнь в страхе и сомнениях.
196.
В этот раз заседание думы боярской было особенно бурным. Равнодушных не было – ведь вопрос обсуждаемый был как насущным, так и важным.
Вопрос о яйцах.
Во время правления коммунистов, говорят, обсуждали состояние дел по яйцу. А бояре говорят «о яйцах». Они не марксисты и любят множественное число, про людей не знают, средний человек не волнует.
Волнуют яйца.
Они дороги каждому. От них зависит жизнь и здоровье. Вопрос задевает за живое. Множественное или единственное число, а результат один.
Они – яйца – куда-то все время пропадают, и их даже начинают продавать по одному.
Это выкрикнул боярин Шумаев с места, и его реплика утонула в волне возмущения. «Как же так?» и «доколе?» слышались голоса.
Старшему боярину пришлось стукнуть посохом и превратиться в сову, чтобы утихомирить собравшихся.
Вернувшись в привычный образ, руководитель призвал высказываться по существу.
По существу высказываться никто не хотел, и старший боярин в полной тишине перевел заседание к обсуждению других вопросов повестки.
С тех пор и появилась присказка в думе: «ну как там с яйцами?»
– «нам все по яйцу».
Озорники, что с них возьмешь.
В этот раз заседание думы боярской было особенно бурным. Равнодушных не было – ведь вопрос обсуждаемый был как насущным, так и важным.
Вопрос о яйцах.
Во время правления коммунистов, говорят, обсуждали состояние дел по яйцу. А бояре говорят «о яйцах». Они не марксисты и любят множественное число, про людей не знают, средний человек не волнует.
Волнуют яйца.
Они дороги каждому. От них зависит жизнь и здоровье. Вопрос задевает за живое. Множественное или единственное число, а результат один.
Они – яйца – куда-то все время пропадают, и их даже начинают продавать по одному.
Это выкрикнул боярин Шумаев с места, и его реплика утонула в волне возмущения. «Как же так?» и «доколе?» слышались голоса.
Старшему боярину пришлось стукнуть посохом и превратиться в сову, чтобы утихомирить собравшихся.
Вернувшись в привычный образ, руководитель призвал высказываться по существу.
По существу высказываться никто не хотел, и старший боярин в полной тишине перевел заседание к обсуждению других вопросов повестки.
С тех пор и появилась присказка в думе: «ну как там с яйцами?»
– «нам все по яйцу».
Озорники, что с них возьмешь.
Рассказывают, что декабрьский Семен Грила куда ядренее и забористее ноябрьского.
Проверим?
Проверим?
197.
Однажды боярин один знатный сидел вечером в покоях своих и по обыкновению выпивал и закусывал.
Нет, простые служивые бухали в кабаках, как обычно, но бояре не бухают. Они эстетически наслаждаются и дегустируют.
Вот и в этот раз Захар Остапыч дегустировал.
И вдруг неодолимая какая-то тоска взяла его склонившегося было над севрюгой заливной. «Вот ведь который раз приходит!» – подумал боярин.
На следующий же день активный законодатель внес в думу вопрос на рассмотрение «О распознавании признаков неизвестной умственной болезни и борьбе с нею».
Старший боярин прочитал сей документ, поданный приказом здравоохранения, куда он поступил от боярина, и повелел отправить боярина знатного лечиться от депрессии.
«А куда отправить-то?» – спросили в приказе. «А куда хотите – туда и отправьте, но чтобы здоровым вернулся. Вот, например, на Волге сейчас хорошо говорят. Туда и отправьте. Под Тверью-то красота, небось».
Никто не смеялся.
«У всех депрессия что ли?» – подумал старший боярин и обратил взор внутрь себя.
«У всех, похоже,» – решил он.
Однажды боярин один знатный сидел вечером в покоях своих и по обыкновению выпивал и закусывал.
Нет, простые служивые бухали в кабаках, как обычно, но бояре не бухают. Они эстетически наслаждаются и дегустируют.
Вот и в этот раз Захар Остапыч дегустировал.
И вдруг неодолимая какая-то тоска взяла его склонившегося было над севрюгой заливной. «Вот ведь который раз приходит!» – подумал боярин.
На следующий же день активный законодатель внес в думу вопрос на рассмотрение «О распознавании признаков неизвестной умственной болезни и борьбе с нею».
Старший боярин прочитал сей документ, поданный приказом здравоохранения, куда он поступил от боярина, и повелел отправить боярина знатного лечиться от депрессии.
«А куда отправить-то?» – спросили в приказе. «А куда хотите – туда и отправьте, но чтобы здоровым вернулся. Вот, например, на Волге сейчас хорошо говорят. Туда и отправьте. Под Тверью-то красота, небось».
Никто не смеялся.
«У всех депрессия что ли?» – подумал старший боярин и обратил взор внутрь себя.
«У всех, похоже,» – решил он.
Помните, как у Пастернака?
Февраль
Достать чернил
Февраль
Достать чернил
198.
Бояре тоже люди. Умозаключение спорное – скажут некоторые, но против фактов не попрешь.
Хромосомы, кожа, прочие генетические и фенотипические признаки показывают схожесть бояр с прочими. Это еще Дарвин заметил.
Но Дарвин был англичанин, он сути глубины не понимал. Понимал ее Салтыков-Щедрин, Ключевский понимал. Иногда даже Пушкин. Но лучше всех, конечно, Ленин Владимир Ильич, поэтому он и смог то, что другие пытались, но до конца не смогли.
Не смог Грозный Иван, не смог Петр Великий, остальные тоже были в целом иноземцы, как Дарвин.
«А что смог-то?» – закричал кто-то в задних рядах прокуренного зала библиотеки совхоза «Великий путь».
Лектор встрепенулся: «Ну как что, голубчик, напугали прям меня, ну как что: вернуть потерянное с веками ощущение, подаренное когда то Ордой. Чувство единения со степью и ветром. С луной и водой».
«Во загибает, прям как Троцкий,» – крикнули опять с задних скамеек.
Это было уже серьезно.
Попахивало персональным делом.
Лектор замолчал, как-то весь ссутулился. Быстро свернул свои наглядные пособия и быстро зашагал прочь.
А колхозники еще долго смотрели туда, куда он скрылся. Их обдувала воля.
Завтра опять пойдут они в поле собирать колоски, а лектор будет уже далеко.
И никто никогда не узнает – где.
Бояре тоже люди. Умозаключение спорное – скажут некоторые, но против фактов не попрешь.
Хромосомы, кожа, прочие генетические и фенотипические признаки показывают схожесть бояр с прочими. Это еще Дарвин заметил.
Но Дарвин был англичанин, он сути глубины не понимал. Понимал ее Салтыков-Щедрин, Ключевский понимал. Иногда даже Пушкин. Но лучше всех, конечно, Ленин Владимир Ильич, поэтому он и смог то, что другие пытались, но до конца не смогли.
Не смог Грозный Иван, не смог Петр Великий, остальные тоже были в целом иноземцы, как Дарвин.
«А что смог-то?» – закричал кто-то в задних рядах прокуренного зала библиотеки совхоза «Великий путь».
Лектор встрепенулся: «Ну как что, голубчик, напугали прям меня, ну как что: вернуть потерянное с веками ощущение, подаренное когда то Ордой. Чувство единения со степью и ветром. С луной и водой».
«Во загибает, прям как Троцкий,» – крикнули опять с задних скамеек.
Это было уже серьезно.
Попахивало персональным делом.
Лектор замолчал, как-то весь ссутулился. Быстро свернул свои наглядные пособия и быстро зашагал прочь.
А колхозники еще долго смотрели туда, куда он скрылся. Их обдувала воля.
Завтра опять пойдут они в поле собирать колоски, а лектор будет уже далеко.
И никто никогда не узнает – где.
199.
Бояре прям вот с ума как будто посходили.
Очередное заседание, как-то случившееся после каких/то праздников, превратило думу прям в буйную.
Одни бояре требовали равенства, другие справедливости, а третьи свободы.
А один пошел дальше всех и попросил справедливости, хотя бы для своей семьи – у него, говорят, какая-то тяжба была с соседом. Запутанное дело. Межу не поделили – не иначе.
Старший боярин, хоть и князь, а дюже умный был. Он всех орущих унял и предложил объяснить, чем равенство отличается от братства, а свобода от справедливости, и тогда, говорит, примем любые решения на основе четких формулировок.
Что тут началось! Брызги и удары, удары и брызги. Пот струился по телам бравых властителей судеб. Они определяли и снова переопределяли. Глубокой ночью, когда все устали и извелись, старший боярин закрыл заседание под мирное сопение участников ментальной битвы.
Перенесли на осень. Или на весну.
Никто теперь и не помнит, даже старики.
Бояре прям вот с ума как будто посходили.
Очередное заседание, как-то случившееся после каких/то праздников, превратило думу прям в буйную.
Одни бояре требовали равенства, другие справедливости, а третьи свободы.
А один пошел дальше всех и попросил справедливости, хотя бы для своей семьи – у него, говорят, какая-то тяжба была с соседом. Запутанное дело. Межу не поделили – не иначе.
Старший боярин, хоть и князь, а дюже умный был. Он всех орущих унял и предложил объяснить, чем равенство отличается от братства, а свобода от справедливости, и тогда, говорит, примем любые решения на основе четких формулировок.
Что тут началось! Брызги и удары, удары и брызги. Пот струился по телам бравых властителей судеб. Они определяли и снова переопределяли. Глубокой ночью, когда все устали и извелись, старший боярин закрыл заседание под мирное сопение участников ментальной битвы.
Перенесли на осень. Или на весну.
Никто теперь и не помнит, даже старики.