Родился Юваль Ной Харари в Израиле, учился в 1993–1998 гг. в Еврейском университете. Здесь ныне и преподаёт.
Как историк, он начинал со средневековых войн. Но уже в оксфордской диссертации на степень PhD в 2002 году был заметен интерес учёного к отражению внешних событий в самом человеке. Диссертация называлась: «История и Я. Война и соотношение исторического и личного в военных мемуарах эпохи Ренессанса, 1450–1600 гг.». Диссертация вышла отдельной книгой. Судя по заголовкам книг и статей, изданных далее, Харари расширил внимание на период с XII по XX вв. (от развитого Средневековья к концу Нового времени).
Исследовал он по-прежнему войны. Но в 2008 году у него вышла книга с характерным названием: «Непревзойдённый опыт, боевые откровения и создание военной культуры Нового времени, 1450–2000 гг.». То есть, войны интересовали Харари не как события и цепь персонажей, а как культурный феномен.
Своеобразный итог развитию Юваля Ноя Харари как учёного подводит статья 2010 года — «Кресла, кофе и власть. Очевидцы и участники рассказывают о войне, 1100–2000 гг.».
Самого Харари в своё время вдохновил Джаред Даймонд. Американец стал бакалавром гуманитарных наук за сорок лет до израильского историка, но степень PhD уже получал в науках естественных и работал в физиологии и биофизике. Постепенно интерес Даймонда расширился на экологию, географию, эволюционную биологию, тем более что опорой ему служил исторический кругозор. Пересечение всех этих интересов вдохновило книгу «Ружья, микробы и сталь». Она вышла в 1997 году и сразу же принесла автору Пулитцеровскую премию. Книга, если коротко, рассказывает о покорении планеты выходцами из Евразии и Северной Африки после неолитической революции.
В названии статьи 2010 года как будто содержится аллюзия на книгу Даймонда.
Вскоре Юваль Ной Харари и сам создал мировой бестселлер.
#библио_медиатека
Как историк, он начинал со средневековых войн. Но уже в оксфордской диссертации на степень PhD в 2002 году был заметен интерес учёного к отражению внешних событий в самом человеке. Диссертация называлась: «История и Я. Война и соотношение исторического и личного в военных мемуарах эпохи Ренессанса, 1450–1600 гг.». Диссертация вышла отдельной книгой. Судя по заголовкам книг и статей, изданных далее, Харари расширил внимание на период с XII по XX вв. (от развитого Средневековья к концу Нового времени).
Исследовал он по-прежнему войны. Но в 2008 году у него вышла книга с характерным названием: «Непревзойдённый опыт, боевые откровения и создание военной культуры Нового времени, 1450–2000 гг.». То есть, войны интересовали Харари не как события и цепь персонажей, а как культурный феномен.
Своеобразный итог развитию Юваля Ноя Харари как учёного подводит статья 2010 года — «Кресла, кофе и власть. Очевидцы и участники рассказывают о войне, 1100–2000 гг.».
Самого Харари в своё время вдохновил Джаред Даймонд. Американец стал бакалавром гуманитарных наук за сорок лет до израильского историка, но степень PhD уже получал в науках естественных и работал в физиологии и биофизике. Постепенно интерес Даймонда расширился на экологию, географию, эволюционную биологию, тем более что опорой ему служил исторический кругозор. Пересечение всех этих интересов вдохновило книгу «Ружья, микробы и сталь». Она вышла в 1997 году и сразу же принесла автору Пулитцеровскую премию. Книга, если коротко, рассказывает о покорении планеты выходцами из Евразии и Северной Африки после неолитической революции.
В названии статьи 2010 года как будто содержится аллюзия на книгу Даймонда.
Вскоре Юваль Ной Харари и сам создал мировой бестселлер.
#библио_медиатека
🕊2
«Апостол техносферы, или Гуру антропологии и всяческих наук» (название моё)
Карикатура Джона Биггса на Юваля Ноя Харари. Опубликована в Current Affairs, 2022. Приложена в качестве иллюстрации к рецензии Даршаны Нараянан «Опасная популистская наука...».
#библио_медиатека
Карикатура Джона Биггса на Юваля Ноя Харари. Опубликована в Current Affairs, 2022. Приложена в качестве иллюстрации к рецензии Даршаны Нараянан «Опасная популистская наука...».
#библио_медиатека
🕊2
Бестселлером стала книга «Sapiens. Краткая история человечества». Она была написана на основе курса лекций, который Харари читал в бакалавриате по мировой истории. Собирать свои лекции в книгу — распространённая привычка профессоров, и Харари здесь не исключение. Его книга вышла в 2011 году на иврите. Англоязычный мир её увидел в 2014 году — и с тех пор книгу перевели на десятки языков. Билл Гейтс уже в мае 2016 года написал в The New York Times, что книга Харари входит в десяток любимых его произведений.
Русскоязычное издание «Sapiens» было подготовлено в издательстве «Синдбад». И когда «самый богатый человек планеты» где-то за океанами рассказывал о своих книжных предпочтениях, в России книгу запускали в печать.
На моём экземпляре книги ценник датирован сентябрём. Той осенью я учился в 11 классе, и случайно увиденное мною в книжном слово «Sapiens» как будто обещало мне помочь с антропогенезом. Это было соблазнительно: прочесть пусть и краткую, но всё же историю всех-всех людей — и закрыть не особо интересную для меня в школе биологию.
Книга впечатлила меня обзором, размахом повествования. В маленьком мире дворовой школы и семьи рабочих, обычных ровесников и людей не самых выдающихся, в мире, в котором я был взращён и воспитан, но с каждым годом всё сильнее ощущал свою социально-психологическую парализованность (ничего не совершить, не прочувствовать, паутину моральную не распутать, культурных противоречий не разрешить), — вот в таком мире книга «Sapiens» пробила окно, а за ним предо мною пронеслись сотни тысяч лет и миллионы живших, миллионы тех, кто будет жить.
#библио_медиатека
Русскоязычное издание «Sapiens» было подготовлено в издательстве «Синдбад». И когда «самый богатый человек планеты» где-то за океанами рассказывал о своих книжных предпочтениях, в России книгу запускали в печать.
На моём экземпляре книги ценник датирован сентябрём. Той осенью я учился в 11 классе, и случайно увиденное мною в книжном слово «Sapiens» как будто обещало мне помочь с антропогенезом. Это было соблазнительно: прочесть пусть и краткую, но всё же историю всех-всех людей — и закрыть не особо интересную для меня в школе биологию.
Книга впечатлила меня обзором, размахом повествования. В маленьком мире дворовой школы и семьи рабочих, обычных ровесников и людей не самых выдающихся, в мире, в котором я был взращён и воспитан, но с каждым годом всё сильнее ощущал свою социально-психологическую парализованность (ничего не совершить, не прочувствовать, паутину моральную не распутать, культурных противоречий не разрешить), — вот в таком мире книга «Sapiens» пробила окно, а за ним предо мною пронеслись сотни тысяч лет и миллионы живших, миллионы тех, кто будет жить.
#библио_медиатека
❤1🕊1
«Sapiens» состоит из четырёх частей. Всю «краткую историю человечества» Харари проследил по трём «революциям».
«В начале было слово». Случилась Первая когнитивная революция, за 70 тысяч лет до нас самих. Землю тогда населяли несколько компактных видов homo: люди из долины Неандер, из долины Соло, с острова Флорес, из Денисовой пещеры... Но из Восточной Африки пришли новые люди — будущие homo sapiens, — и они заняли все континенты. С исторической точки зрения, другие виды исчезли как-то слишком быстро.
Новые люди уже раз пытались закрепиться на Ближнем Востоке. Но не преуспели: то ли местное население их вытеснило, то ли организм оказался не приспособлен к климату и болезням. Спустя же 30 тысяч лет большие отряды вышли из Африки вновь... и «вскоре вовсе смели неандертальцев и прочих родственников с лица Земли».
Как так вышло? Мы не знаем. Но есть распространённая теория, что «случайные генетические мутации изменили внутреннюю "настройку" человеческого мозга и сапиенсы обрели умение думать и общаться, используя словесный язык». Homo sapiens научились плести ткань образов и понятий, делать копию мира, а затем и творить общую для коллектива мифологию.
Для Юваля Ноя Харари это важно. В центре его внимания находятся как раз «словесность» и смыслообразование (мифология в широком её понимании).
Древние коллективы состояли из нескольких десятков членов. «Даже если какая-нибудь плодородная долина могла прокормить 500 древних сапиенсов, столько чужаков никоим образом не могли ужиться друг с другом, — подчёркивает Харари, — как бы они договорились, кому быть вожаком, кому где охотиться и кому с кем совокупляться?»
Здесь я напомню слова Льва Клейна. Когда Харари ещё не было, а американцы разрабатывали теорию коэволюции, наш соотечественник задумался о том, что человеческая природа не приспособлена к условиям жизни в XX веке. Она сформировалась если не за 100, то за 40 тысяч лет до нас самих. (Во времена когнитивных изменений и безудержной экспансии нового вида людей.) Так что, по Клейну, «территориальность, азарт погони, солидарность только с небольшим коллективом, выделение лидеров и прочее — это наша природа».
Но «небольшие коллективы» сапиенсов всё же были больше и стабильнее неандертальских и других групп. Говоря об этом, Харари даже приводит «магическое число» 150. Ровно столько человек, по его источникам, способен объединить обыденный язык сплетни. 150 человек действуют «на основе близкого знакомства и сплетен». Это сильно превышает по численности древние группы людей, а тем более группы шимпанзе (ближайших родичей). Но превысь порог — «и прежние структуры перестанут работать». Тогда на помощь приходит совсем не обыденный, сложный, глобальный язык вымысла.
#библио_медиатека
«В начале было слово». Случилась Первая когнитивная революция, за 70 тысяч лет до нас самих. Землю тогда населяли несколько компактных видов homo: люди из долины Неандер, из долины Соло, с острова Флорес, из Денисовой пещеры... Но из Восточной Африки пришли новые люди — будущие homo sapiens, — и они заняли все континенты. С исторической точки зрения, другие виды исчезли как-то слишком быстро.
Новые люди уже раз пытались закрепиться на Ближнем Востоке. Но не преуспели: то ли местное население их вытеснило, то ли организм оказался не приспособлен к климату и болезням. Спустя же 30 тысяч лет большие отряды вышли из Африки вновь... и «вскоре вовсе смели неандертальцев и прочих родственников с лица Земли».
Как так вышло? Мы не знаем. Но есть распространённая теория, что «случайные генетические мутации изменили внутреннюю "настройку" человеческого мозга и сапиенсы обрели умение думать и общаться, используя словесный язык». Homo sapiens научились плести ткань образов и понятий, делать копию мира, а затем и творить общую для коллектива мифологию.
Для Юваля Ноя Харари это важно. В центре его внимания находятся как раз «словесность» и смыслообразование (мифология в широком её понимании).
Древние коллективы состояли из нескольких десятков членов. «Даже если какая-нибудь плодородная долина могла прокормить 500 древних сапиенсов, столько чужаков никоим образом не могли ужиться друг с другом, — подчёркивает Харари, — как бы они договорились, кому быть вожаком, кому где охотиться и кому с кем совокупляться?»
Здесь я напомню слова Льва Клейна. Когда Харари ещё не было, а американцы разрабатывали теорию коэволюции, наш соотечественник задумался о том, что человеческая природа не приспособлена к условиям жизни в XX веке. Она сформировалась если не за 100, то за 40 тысяч лет до нас самих. (Во времена когнитивных изменений и безудержной экспансии нового вида людей.) Так что, по Клейну, «территориальность, азарт погони, солидарность только с небольшим коллективом, выделение лидеров и прочее — это наша природа».
Но «небольшие коллективы» сапиенсов всё же были больше и стабильнее неандертальских и других групп. Говоря об этом, Харари даже приводит «магическое число» 150. Ровно столько человек, по его источникам, способен объединить обыденный язык сплетни. 150 человек действуют «на основе близкого знакомства и сплетен». Это сильно превышает по численности древние группы людей, а тем более группы шимпанзе (ближайших родичей). Но превысь порог — «и прежние структуры перестанут работать». Тогда на помощь приходит совсем не обыденный, сложный, глобальный язык вымысла.
#библио_медиатека
🕊2
«Когнитивная революция — тот момент, когда история расходится с биологией. Дальше в рассказе о развитии человечества биологические теории сменяются историческим повествованием», — пишет Харари. Эти его слова напоминают о теории коэволюции. Теория гласит, что у человека двойная наследственность: биологическая (через гены) и культурная (через... мемы). До каких-то пределов культура жизнеспособна, но в стрессе культура исчезает и наружу вырывается «природа кроманьонцев». (Это и поразило Льва Клейна, как антрополога, когда он сидел в лагере.)
Человек в истории Юваля Ноя Харари представлен с неожиданного ракурса. Он, прежде всего, обезьяна, которая волей случая оказалась на вершине пищевой пирамиды. Он «серийный убийца экологических сообществ» и своей родни. Неудержимый потоп. Причина плейстоценового вымирания. Завоеватель, что несёт клетку выжившим родичам (шимпанзе) и кандалы «галерным рабам» на фермах и в доме.
Но завоеватель сам оказался в рабстве. Его приручила пшеница за 10–12 тысяч лет до нас самих — и этот «момент» мы называем Аграрной революцией. «Величайшей в истории аферой», — добавляет Харари. Пшеница посулила богатство и сытую жизнь, но заставила людей служить себе и идее прекрасного будущего.
Вырос объём еды, доступной на одном и том же месте, но вслед за этим увеличилось население, появились стены, города и правители, снизился иммунитет населения и распространились болезни. Люди трудились всё больше и больше. И что было роскошью, то становилось необходимостью и порождало новые обязанности (таков, по замечанию Харари, «один из немногих "железных законов" истории»).
После аграрной революции люди стали думать о будущем, объединяться в коллективы на тысячи и десятки, сотни тысяч членов. Их мифология качественно изменилась. Начал складываться воображаемый порядок, всеохватный и безусловный.
В этой части книги Юваль Ной Харари излагает не столько историю Древнего мира, сколько небольшие истории и свои мысли по проблемам: о религии, строительстве и богатстве, невыносимой доле животных, несправедливости, законах и порядке, иерархии и даже гендерном неравенстве. «Как же вышло, — спрашивает автор, — что вид, чьё выживание в первую очередь зависит от сотрудничества, допустил к власти наименее способных к сотрудничеству особей (мужчин), а умеющих кооперироваться женщин поставил в подчинённое положение?»
#библио_медиатека
Человек в истории Юваля Ноя Харари представлен с неожиданного ракурса. Он, прежде всего, обезьяна, которая волей случая оказалась на вершине пищевой пирамиды. Он «серийный убийца экологических сообществ» и своей родни. Неудержимый потоп. Причина плейстоценового вымирания. Завоеватель, что несёт клетку выжившим родичам (шимпанзе) и кандалы «галерным рабам» на фермах и в доме.
Но завоеватель сам оказался в рабстве. Его приручила пшеница за 10–12 тысяч лет до нас самих — и этот «момент» мы называем Аграрной революцией. «Величайшей в истории аферой», — добавляет Харари. Пшеница посулила богатство и сытую жизнь, но заставила людей служить себе и идее прекрасного будущего.
Вырос объём еды, доступной на одном и том же месте, но вслед за этим увеличилось население, появились стены, города и правители, снизился иммунитет населения и распространились болезни. Люди трудились всё больше и больше. И что было роскошью, то становилось необходимостью и порождало новые обязанности (таков, по замечанию Харари, «один из немногих "железных законов" истории»).
История о ловушке роскоши содержит важный урок. В поисках лёгкой жизни человечество высвободило мощные преобразующие силы, которые стали менять мир в непредвиденном и даже нежеланном для человека направлении. Никто не планировал аграрную революцию и не добивался умышленно зависимости человека от зерновых. Был принят ряд несложных решений с простой ближайшей целью — наполнить желудки, обеспечить какую-никакую безопасность, — но в совокупности эти решения вынудили древних охотников-собирателей таскать под палящим солнцем бесчисленные сосуды с водой и поливать эту клятую пшеницу.
После аграрной революции люди стали думать о будущем, объединяться в коллективы на тысячи и десятки, сотни тысяч членов. Их мифология качественно изменилась. Начал складываться воображаемый порядок, всеохватный и безусловный.
В этой части книги Юваль Ной Харари излагает не столько историю Древнего мира, сколько небольшие истории и свои мысли по проблемам: о религии, строительстве и богатстве, невыносимой доле животных, несправедливости, законах и порядке, иерархии и даже гендерном неравенстве. «Как же вышло, — спрашивает автор, — что вид, чьё выживание в первую очередь зависит от сотрудничества, допустил к власти наименее способных к сотрудничеству особей (мужчин), а умеющих кооперироваться женщин поставил в подчинённое положение?»
#библио_медиатека
🕊2
Мы рассмотрели две части «Sapiens». Они, по сути, были введением в большой рассказ Харари о том, каков наш современный мир — мир глобальный, капиталистический, правовой, научный и информационный.
Третья часть повествует о превращении планеты в дом для homo sapiens. Деньги, империи и мировые религии создали единообразный мир, включили всех людей в глобальный воображаемый порядок.
Деньги, на взгляд профессора из Иерусалима, это «всеобщая и самая совершенная система взаимного доверия». Однако, по его же замечанию, доверие вкладывается в сами деньги. «Когда всё конвертируется во всё, а доверие строится на анонимных монетах или ракушках, — заявляет Харари, — это разъедает местные традиции, близкие связи и человеческие ценности, а на их место приходит беспощадный закон спроса и предложения». Есть вещи, которые «просто нельзя делать ни за какую цену».
К империям автор более благосклонен. Империи не только «основная форма политической организации» на протяжении двух с половиной тысячелетий (до короткого XX века с его идеалом национального государства), но и удивительный феномен, смягчивший природную ксенофобию сапиенсов. «Даже если и подчёркивалось расовое или культурное превосходство правящей нации, всё же признавалось общее единство человечества, существование фундаментальных правил, действующих везде и всегда, выстраивались взаимные связи и ответственность всех перед всеми», — развивает свою мысль Харари. В глобальном XXI веке имперская форма вновь актуальна и даже, по утверждению автора, неизбежна. (Но под конец части автор подчеркнул, что история не предсказывает, она раскрывает перед нами горизонт возможностей.)
Любой порядок происходит из воображения людей. И как раз то, что объявляет порядок сверхчеловеческим, называется в книге религией. Порядок, скажем, у христиан «ниспослан свыше», а у марксистов «объективно существует».
К религиям у Юваля Ноя Харари относится и гуманизм. Он даже делится на три секты: либерализм, социализм, эволюционизм. Либералы верят, что каждый человек наделён уникальной сущностью и именно она «придаёт смысл вселенной и служит первоисточником всякого морального и политического авторитета». У социалистов неделимая человеческая природа существует в коллективе. Неравенство потому и грех, что оно делает слишком значимым второстепенные человеческие свойства (например, умение копить). Эволюционисты, в свою очередь, говорят об изменчивости природы и стремятся к развитию в сверхлюдей.
Ещё есть интеллектуальный гуманизм. Харари о нём не пишет. Да и я не у авторов вычитал. Просто однажды понял, что моя философия созревает в лоне интеллектуализма. Для либералов человек ценен сам по себе. Его мнение важно даже тогда, когда оно случайно, в него не заложено ни смысла, ни чувства. Я же верю в ценность человека как проявления созидающей души. Верю в мнение как вместилище осмысленного и прочувствованного. Если я не хранил образ человека в своём сердце, то не приобрёл и права входить в его жизнь. (Однако с этой верой я в нынешнем обществе чувствую себя тупо.)
#библио_медиатека
Третья часть повествует о превращении планеты в дом для homo sapiens. Деньги, империи и мировые религии создали единообразный мир, включили всех людей в глобальный воображаемый порядок.
Деньги, на взгляд профессора из Иерусалима, это «всеобщая и самая совершенная система взаимного доверия». Однако, по его же замечанию, доверие вкладывается в сами деньги. «Когда всё конвертируется во всё, а доверие строится на анонимных монетах или ракушках, — заявляет Харари, — это разъедает местные традиции, близкие связи и человеческие ценности, а на их место приходит беспощадный закон спроса и предложения». Есть вещи, которые «просто нельзя делать ни за какую цену».
К империям автор более благосклонен. Империи не только «основная форма политической организации» на протяжении двух с половиной тысячелетий (до короткого XX века с его идеалом национального государства), но и удивительный феномен, смягчивший природную ксенофобию сапиенсов. «Даже если и подчёркивалось расовое или культурное превосходство правящей нации, всё же признавалось общее единство человечества, существование фундаментальных правил, действующих везде и всегда, выстраивались взаимные связи и ответственность всех перед всеми», — развивает свою мысль Харари. В глобальном XXI веке имперская форма вновь актуальна и даже, по утверждению автора, неизбежна. (Но под конец части автор подчеркнул, что история не предсказывает, она раскрывает перед нами горизонт возможностей.)
Всемирная империя создаётся у нас на глазах, и править ею будет не отдельное государство или этническая группа — скорее, подобно Римской империи на последней стадии, этот новый мир окажется подвластен многонациональной элите, и склеивать его воедино будут общая культура и общие интересы. Эта империя призывает всё больше предпринимателей, инженеров, специалистов, учёных, юристов и менеджеров. Каждый решает для себя вопрос: откликнуться на призыв или замкнуться в лояльности своему народу и государству, — и всё чаще выбирает империю.
Любой порядок происходит из воображения людей. И как раз то, что объявляет порядок сверхчеловеческим, называется в книге религией. Порядок, скажем, у христиан «ниспослан свыше», а у марксистов «объективно существует».
К религиям у Юваля Ноя Харари относится и гуманизм. Он даже делится на три секты: либерализм, социализм, эволюционизм. Либералы верят, что каждый человек наделён уникальной сущностью и именно она «придаёт смысл вселенной и служит первоисточником всякого морального и политического авторитета». У социалистов неделимая человеческая природа существует в коллективе. Неравенство потому и грех, что оно делает слишком значимым второстепенные человеческие свойства (например, умение копить). Эволюционисты, в свою очередь, говорят об изменчивости природы и стремятся к развитию в сверхлюдей.
Ещё есть интеллектуальный гуманизм. Харари о нём не пишет. Да и я не у авторов вычитал. Просто однажды понял, что моя философия созревает в лоне интеллектуализма. Для либералов человек ценен сам по себе. Его мнение важно даже тогда, когда оно случайно, в него не заложено ни смысла, ни чувства. Я же верю в ценность человека как проявления созидающей души. Верю в мнение как вместилище осмысленного и прочувствованного. Если я не хранил образ человека в своём сердце, то не приобрёл и права входить в его жизнь. (Однако с этой верой я в нынешнем обществе чувствую себя тупо.)
#библио_медиатека
❤1🕊1
В XVI–XVII вв. человек открыл своё невежество. Так произошла Научная революция.
Обычный человек уверен, что всем необходимым он уже наделён. Стремиться ему некуда, и для него главное — причаститься данных извне таинств. Ещё недавно таким был весь мир. Так думало всё человечество. И мировые религии исходили из того, что всё важное уже дано в священных книгах. А кто установил это важное? Тот, в ком нельзя усомниться. Сам человек ничего не устанавливает, ни в чём не сомневается. Он и себя-то не видит. Субъективные переживания проникают в литературу лишь в позднее Новое время (к рубежу XVIII–XIX вв. сформировался романтизм, а ещё век спустя развились психологические науки).
«Научная революция не была революцией знания, — заявляет склонный к парадоксам Харари, — она была в первую очередь революцией невежества». Современная наука «признаёт коллективное невежество в самых важных вопросах», и в этом её уникальность и сила. Но, доведённая до крайности, она может разрушить общие мифы, разорвать связи между незнакомцами и сузить весь мир до механизмов и набора случайностей.
Об этом конфликте, а также о развитии научной мысли и зависимости науки от власти и денег и идёт речь в последней части книги «Sapiens». Харари рассказывает о развитии власти и экономики; о промышленной революции, гибели традиционного мира и наступлении мира индустриального; о смерти семьи и общины и переходе человека к воображаемым сообществам.
Книгу завершают размышления о счастье. Если самое главное — сделать людей счастливыми, то что же такое счастье? Экономическое благополучие? Но при короткой памяти людей оно ведёт к росту ожиданий и неудовлетворённости. Внутреннее состояние? Но почему тогда мир Олдоса Хаксли так пугает, ведь это рукотворный рай. Может, счастье в слиянии с чем-то внешним? Или, наоборот, свобода и от внешнего, и от внутреннего, как в буддизме?
Мы поймём, как сделать людей счастливыми, когда история раскроет перед нами горизонты счастья. Но сейчас «наука о счастье» только формируется, а исторические книги мало говорят о счастье и страдании людей. Этот «величайший пробел» Харари и призывает заполнить.
Но когда мы это поймём, самих людей может уже не быть. Homo sapiens перестанет существовать.
Я задумался. И для себя решил, что самое главное — творение историй и сплетение наших судеб.
#библио_медиатека
@centennial_reflection
Обычный человек уверен, что всем необходимым он уже наделён. Стремиться ему некуда, и для него главное — причаститься данных извне таинств. Ещё недавно таким был весь мир. Так думало всё человечество. И мировые религии исходили из того, что всё важное уже дано в священных книгах. А кто установил это важное? Тот, в ком нельзя усомниться. Сам человек ничего не устанавливает, ни в чём не сомневается. Он и себя-то не видит. Субъективные переживания проникают в литературу лишь в позднее Новое время (к рубежу XVIII–XIX вв. сформировался романтизм, а ещё век спустя развились психологические науки).
«Научная революция не была революцией знания, — заявляет склонный к парадоксам Харари, — она была в первую очередь революцией невежества». Современная наука «признаёт коллективное невежество в самых важных вопросах», и в этом её уникальность и сила. Но, доведённая до крайности, она может разрушить общие мифы, разорвать связи между незнакомцами и сузить весь мир до механизмов и набора случайностей.
Об этом конфликте, а также о развитии научной мысли и зависимости науки от власти и денег и идёт речь в последней части книги «Sapiens». Харари рассказывает о развитии власти и экономики; о промышленной революции, гибели традиционного мира и наступлении мира индустриального; о смерти семьи и общины и переходе человека к воображаемым сообществам.
Книгу завершают размышления о счастье. Если самое главное — сделать людей счастливыми, то что же такое счастье? Экономическое благополучие? Но при короткой памяти людей оно ведёт к росту ожиданий и неудовлетворённости. Внутреннее состояние? Но почему тогда мир Олдоса Хаксли так пугает, ведь это рукотворный рай. Может, счастье в слиянии с чем-то внешним? Или, наоборот, свобода и от внешнего, и от внутреннего, как в буддизме?
Мы поймём, как сделать людей счастливыми, когда история раскроет перед нами горизонты счастья. Но сейчас «наука о счастье» только формируется, а исторические книги мало говорят о счастье и страдании людей. Этот «величайший пробел» Харари и призывает заполнить.
Но когда мы это поймём, самих людей может уже не быть. Homo sapiens перестанет существовать.
Самым главным вопросом для человечества является не «Что запретить?», а «Кем (или чем) мы хотим стать?». А поскольку вскоре мы сможем перестраивать также и свои желания, правильнее будет сформулировать: «Чего мы хотим хотеть?» Если этот вопрос вас не пугает — значит, вы просто ещё не задумывались над ним всерьёз.
Я задумался. И для себя решил, что самое главное — творение историй и сплетение наших судеб.
#библио_медиатека
@centennial_reflection
🕊2
Студентом я занимался медиа. Посвящал им в разы больше времени, чем классической истории.
В 2018 году два не знакомых друг с другом редактора выписали числа подписчиков у 17–18 сообществ. Долго ещё подписчики оставались единственным показателем развития медиа.
Постепенно я стал считать посты («объём исторического источника»), просмотры, реакции. Придумал, как определять даты создания пабликов, ещё прежде появления дат в описании сообществ. Сидел поначалу с тремя калькуляторами, листом бумаги и стеной на экране. Вскоре дорос до скриптов Баркова. В 2022 году освоил таблицы. По СПбГУ у меня сейчас сложные таблицы с 200 сообществами (и высокой пока долей ручного труда).
Медиа научили меня создавать карточки. И два этих навыка я объединил в услугу — «Первичный анализ сообщества».
Надеюсь, это занятие станет источником дохода. И развиваться в нём есть куда (вплоть до дигитарного агентства). Традиционное трудоустройство вызывает во мне отторжение из-за его фальши и омертвелости.
@centennial_reflection
В 2018 году два не знакомых друг с другом редактора выписали числа подписчиков у 17–18 сообществ. Долго ещё подписчики оставались единственным показателем развития медиа.
Постепенно я стал считать посты («объём исторического источника»), просмотры, реакции. Придумал, как определять даты создания пабликов, ещё прежде появления дат в описании сообществ. Сидел поначалу с тремя калькуляторами, листом бумаги и стеной на экране. Вскоре дорос до скриптов Баркова. В 2022 году освоил таблицы. По СПбГУ у меня сейчас сложные таблицы с 200 сообществами (и высокой пока долей ручного труда).
Медиа научили меня создавать карточки. И два этих навыка я объединил в услугу — «Первичный анализ сообщества».
Надеюсь, это занятие станет источником дохода. И развиваться в нём есть куда (вплоть до дигитарного агентства). Традиционное трудоустройство вызывает во мне отторжение из-за его фальши и омертвелости.
@centennial_reflection
🕊3
Так выглядит шахта лифта.
Раньше я думал, что шахта — это подземные пещеры, в которых отключают от проводов старую кабину и на смену ей ставят другую. Всё гадал, где же вход в пещеры. Наверное, из подвала к ним ведёт тоннель.
Теперь вижу, что шахта — это замкнутый колодец в доме. И доставать упавшие ключи будет не экспедиция, снаряжённая во тьму пустыни.
@centennial_reflection
Раньше я думал, что шахта — это подземные пещеры, в которых отключают от проводов старую кабину и на смену ей ставят другую. Всё гадал, где же вход в пещеры. Наверное, из подвала к ним ведёт тоннель.
Теперь вижу, что шахта — это замкнутый колодец в доме. И доставать упавшие ключи будет не экспедиция, снаряжённая во тьму пустыни.
@centennial_reflection
🕊2
Центениал о демографии. В какую жизнь вступаем
Предыдущие части были такие: «Семья и род» (первая и вторая записки), «Общение» (первая и вторая записки), «Дружба и любовь» (первая и вторая записки). Три части затронули тему психологии отношений.
Теперь поговорим об экономике. В частности, о трудоустройстве и образовании далее.
Советское общество было вариантом массового, столь характерного для мира людей XX века. И в основу советского общества легли ценности труда. Труд, по идее, означает сознательное преобразование человеком своей среды обитания. Идеальный человек — тот, кто развил сознание и стремится сделать мир более подходящим, приятным для жизни каждого.
Но в идеале скрыты две проблемы. Во-первых, что такое сознание? Заметьте, мы с вами предпочитаем говорить об осознанности, тогда как советские люди ценили сознательность. Осознанность связана с внутренним миром, а сознательность — с миром внешним, миром людей и событий. Во-вторых, как оценить «приятность» жизни и что такое «жизнь каждого»?
Вот как эти проблемы были решены в позднем СССР.
Власти было невыгодно, а люди не имели привычки «уходить в себя». Вокруг столько событий. Столько людей ждёт внимания к себе. Столько надо переделать. Особенно в раннем СССР, который вырастал на руинах и многое создавал с нуля. «Уход в себя» выглядит как ослабление общества, несогласие с властью, предательство и неуважение. Духовное диссидентство.
Хм. Почему это важно? Потому, что современные мне люди, воспитанные на советском наследии, и их творчество поражают меня отсутствием внутреннего мира. В моих глазах это яркая характеристика «советского типа» людей. Говоря о внутреннем мире, они подразумевают кладовую, в которой от глаз людских (и от себя самого) скрыто «социально-не-приемлемое».
#демография
Предыдущие части были такие: «Семья и род» (первая и вторая записки), «Общение» (первая и вторая записки), «Дружба и любовь» (первая и вторая записки). Три части затронули тему психологии отношений.
Теперь поговорим об экономике. В частности, о трудоустройстве и образовании далее.
Советское общество было вариантом массового, столь характерного для мира людей XX века. И в основу советского общества легли ценности труда. Труд, по идее, означает сознательное преобразование человеком своей среды обитания. Идеальный человек — тот, кто развил сознание и стремится сделать мир более подходящим, приятным для жизни каждого.
Но в идеале скрыты две проблемы. Во-первых, что такое сознание? Заметьте, мы с вами предпочитаем говорить об осознанности, тогда как советские люди ценили сознательность. Осознанность связана с внутренним миром, а сознательность — с миром внешним, миром людей и событий. Во-вторых, как оценить «приятность» жизни и что такое «жизнь каждого»?
Вот как эти проблемы были решены в позднем СССР.
Власти было невыгодно, а люди не имели привычки «уходить в себя». Вокруг столько событий. Столько людей ждёт внимания к себе. Столько надо переделать. Особенно в раннем СССР, который вырастал на руинах и многое создавал с нуля. «Уход в себя» выглядит как ослабление общества, несогласие с властью, предательство и неуважение. Духовное диссидентство.
Хм. Почему это важно? Потому, что современные мне люди, воспитанные на советском наследии, и их творчество поражают меня отсутствием внутреннего мира. В моих глазах это яркая характеристика «советского типа» людей. Говоря о внутреннем мире, они подразумевают кладовую, в которой от глаз людских (и от себя самого) скрыто «социально-не-приемлемое».
#демография
❤1🕊1
Мне по наследству перешли полторы тысячи книг. От разных людей. И вот, объединённая библиотека меня поразила. В ней отсутствовала литература по психологии личности: познанию, самооценке, чувствам, работе с психикой. Зато были книги по выбору профессии и по «правильным отношениям» (например, я споткнулся о книгу чересчур сознательного милиционера на тему «Каким ты будешь, парень?»).
Людей вписали в одну большую, сразу на всех растянутую систему ценностей и понятий. И весь смысл жизни — в том, чтобы воспроизводить один и тот же, один и тот же её стиль. Вот что такое «жизнь каждого». Это однообразность.
Ну а «приятность жизни» проще всего оценить по схеме потребностей. Расчленить человека, выделить желания, свести их в группы — потребности, разработать теорию потребностей и на её принципах выстроить социально-профессиональную систему. Социальные государства второй половины XX века меня пугают вот этой «расчленённостью» и механическими группировками, такими, как потребности, социальные классы, категории получателей.
Сейчас экономисты пытаются освободиться от «категорий» и разрабатывают концепцию «адресных программ». Я нахожусь на государственном обеспечении как причисленный к категории инвалидов с детства, однако сам бы предпочёл личностные и социальные инвестиции и храню в себе идею «фонда творческих лет». Идея такова: на полгода-год нужно выводить человека из социальной суеты и создавать для него обстановку погружения в себя и качественного преображения. Пусть человек встретится с мечтой, разовьёт дар, пройдёт курс, напишет диссертацию, перепрограммирует психику, сделает что-нибудь основательное — и вернётся в социум на новой ступени, с новой своею опорой.
Так складывается моё понимание университета как социального санатория. И как министр 2050-х гг., я предпочту покончить со стипендиальной системой, сформированной в совсем другую эпоху, и преобразовать финансы на фондово-инвестиционном основании. Вот с этой позиции восприятия и буду изучать экономику вскоре. (Посоветуйте, пожалуйста, литературу.)
Знаете, так невыносимо, когда ты просто объект. Безличный, бессловесный, бездеятельный объект — смысл жизни и труда всех тех людей, что неспособны сами свой смысл обрести. (И до того загружены, что ни в какие взаимодействия не вступают, ничего не создают, только обеспечивают и исполняют всё то, на что указали давно мёртвые создатели социальных государств.)
Настоящее потеряно. Оно представляет, на мой взгляд, кладбище XX века. С мёртвым управлением и обломками былых структур, разорванными связями и вхолостую работающими механизмами, отсутствием интереса к человеку и редукцией психики. Но если бы вы только знали, как прекрасно наше общество в 2050-е гг. — общество субъектов, создающих жизнь и плетущих новые связи.
И общество это зависит от нас.
#демография
@centennial_reflection
Людей вписали в одну большую, сразу на всех растянутую систему ценностей и понятий. И весь смысл жизни — в том, чтобы воспроизводить один и тот же, один и тот же её стиль. Вот что такое «жизнь каждого». Это однообразность.
Ну а «приятность жизни» проще всего оценить по схеме потребностей. Расчленить человека, выделить желания, свести их в группы — потребности, разработать теорию потребностей и на её принципах выстроить социально-профессиональную систему. Социальные государства второй половины XX века меня пугают вот этой «расчленённостью» и механическими группировками, такими, как потребности, социальные классы, категории получателей.
Сейчас экономисты пытаются освободиться от «категорий» и разрабатывают концепцию «адресных программ». Я нахожусь на государственном обеспечении как причисленный к категории инвалидов с детства, однако сам бы предпочёл личностные и социальные инвестиции и храню в себе идею «фонда творческих лет». Идея такова: на полгода-год нужно выводить человека из социальной суеты и создавать для него обстановку погружения в себя и качественного преображения. Пусть человек встретится с мечтой, разовьёт дар, пройдёт курс, напишет диссертацию, перепрограммирует психику, сделает что-нибудь основательное — и вернётся в социум на новой ступени, с новой своею опорой.
Так складывается моё понимание университета как социального санатория. И как министр 2050-х гг., я предпочту покончить со стипендиальной системой, сформированной в совсем другую эпоху, и преобразовать финансы на фондово-инвестиционном основании. Вот с этой позиции восприятия и буду изучать экономику вскоре. (Посоветуйте, пожалуйста, литературу.)
Знаете, так невыносимо, когда ты просто объект. Безличный, бессловесный, бездеятельный объект — смысл жизни и труда всех тех людей, что неспособны сами свой смысл обрести. (И до того загружены, что ни в какие взаимодействия не вступают, ничего не создают, только обеспечивают и исполняют всё то, на что указали давно мёртвые создатели социальных государств.)
Настоящее потеряно. Оно представляет, на мой взгляд, кладбище XX века. С мёртвым управлением и обломками былых структур, разорванными связями и вхолостую работающими механизмами, отсутствием интереса к человеку и редукцией психики. Но если бы вы только знали, как прекрасно наше общество в 2050-е гг. — общество субъектов, создающих жизнь и плетущих новые связи.
И общество это зависит от нас.
#демография
@centennial_reflection
❤1🕊1🖕1
Четыре режима психики
Мною задуман материал о работе с психикой. Хочу рассмотреть, как развивалась моя психика с 2015 года, проследить само- и школьное образование, занятия и впечатления, мистические переживания и мысли из книг. Но делать такой крупный материал я пока не готов. У меня не до конца проработаны источники, а на канале не завершены сразу несколько серий, главная из которых — «Демография».
Сделаю набросок о режимах психики.
Таких режимов я пока выделил четыре. Два — постоянны, а два случились давно и как-то нечаянно.
За открытие первых двух режимов спасибо девушке из университета. При встрече в книжном магазине она искала подарок родственникам — книгу о материнстве. Спрашивала об этой книге у сотрудников. А я рядом шёл молча, но остро чувствовал, что в глазах других мы супруги. Девушка мне нравилась, как только может нравиться существу отстранённому. И тут моё восприятие раздвоилось. Я видел, как от девушки исходит «туман»: он оседает кругом, проникает в меня струями, словно щупальца, колеблет какое-то из моих тел, опьяняет и заметно так усиливает влечение к девушке, создаёт некоторый «миф прелести». Но стоило мне мысленно «сдвинуть восприятие», как атмосфера исчезала, а мифический образ прелестницы рассыпался. В этом состоянии я холоден и печально-насмешлив. Вот два режима. Я их чередовал, наблюдая. Раз — и у девушки, словно огромной планеты, заметна сила притяжения. Два — и планетарные силы на тело твоё уже не воздействуют.
Назовём эти режимы так: «Очарованный» и «Бесплотный».
Другие два режима я обнаружил в отрочестве. Много о них размышлял, в дневнике писал. Только сейчас включаю их в какую-никакую систему.
О видении во тьме век, сквозь тряпку и руку, я ранее писал. Когда видишь напрямую, без участия глаз, ты мыслить не можешь. Это стало для меня открытием: мозг может обходиться совершенно без мыслей — и есть режимы, которые с мышлением несовместимы. Я пытался вернуть себе рассудок, оглядывая комнату в сероватом отсвете, и лишь чувство ужаса выкинуло меня оттуда и сняло преграду на пути мыслей.
Наконец, на футболе я был в воротах. Тогда били пенальти. Вдруг что-то «щелкнуло» в моей голове — и вот игрок неохотно разбегается, бьёт по мячу, тот с величайшим трудом летит, преодолевая воздушные массы. Мне оставалось лишь выставить ладошку, и мяч улетел в сторону. На этом наваждение спало, всё вокруг ускорилось.
Такие вот режимы я осознал. Их куда больше, и многое предстоит ещё открыть.
Но люди меня пугают отсутствием стремления что-либо открывать. Как застывают в одном режиме, так и живут, всё раскладывают на прокрустовом ложе... Всё чаще мне мир людей кажется чересчур материальным, странным, и непонятно, как же в этом мире, с его-то манерами и стереотипами, влюбляться, и работать, и создавать что-то социально-прекрасное.
@centennial_reflection
Мною задуман материал о работе с психикой. Хочу рассмотреть, как развивалась моя психика с 2015 года, проследить само- и школьное образование, занятия и впечатления, мистические переживания и мысли из книг. Но делать такой крупный материал я пока не готов. У меня не до конца проработаны источники, а на канале не завершены сразу несколько серий, главная из которых — «Демография».
Сделаю набросок о режимах психики.
Таких режимов я пока выделил четыре. Два — постоянны, а два случились давно и как-то нечаянно.
За открытие первых двух режимов спасибо девушке из университета. При встрече в книжном магазине она искала подарок родственникам — книгу о материнстве. Спрашивала об этой книге у сотрудников. А я рядом шёл молча, но остро чувствовал, что в глазах других мы супруги. Девушка мне нравилась, как только может нравиться существу отстранённому. И тут моё восприятие раздвоилось. Я видел, как от девушки исходит «туман»: он оседает кругом, проникает в меня струями, словно щупальца, колеблет какое-то из моих тел, опьяняет и заметно так усиливает влечение к девушке, создаёт некоторый «миф прелести». Но стоило мне мысленно «сдвинуть восприятие», как атмосфера исчезала, а мифический образ прелестницы рассыпался. В этом состоянии я холоден и печально-насмешлив. Вот два режима. Я их чередовал, наблюдая. Раз — и у девушки, словно огромной планеты, заметна сила притяжения. Два — и планетарные силы на тело твоё уже не воздействуют.
Назовём эти режимы так: «Очарованный» и «Бесплотный».
Другие два режима я обнаружил в отрочестве. Много о них размышлял, в дневнике писал. Только сейчас включаю их в какую-никакую систему.
О видении во тьме век, сквозь тряпку и руку, я ранее писал. Когда видишь напрямую, без участия глаз, ты мыслить не можешь. Это стало для меня открытием: мозг может обходиться совершенно без мыслей — и есть режимы, которые с мышлением несовместимы. Я пытался вернуть себе рассудок, оглядывая комнату в сероватом отсвете, и лишь чувство ужаса выкинуло меня оттуда и сняло преграду на пути мыслей.
Наконец, на футболе я был в воротах. Тогда били пенальти. Вдруг что-то «щелкнуло» в моей голове — и вот игрок неохотно разбегается, бьёт по мячу, тот с величайшим трудом летит, преодолевая воздушные массы. Мне оставалось лишь выставить ладошку, и мяч улетел в сторону. На этом наваждение спало, всё вокруг ускорилось.
Такие вот режимы я осознал. Их куда больше, и многое предстоит ещё открыть.
Но люди меня пугают отсутствием стремления что-либо открывать. Как застывают в одном режиме, так и живут, всё раскладывают на прокрустовом ложе... Всё чаще мне мир людей кажется чересчур материальным, странным, и непонятно, как же в этом мире, с его-то манерами и стереотипами, влюбляться, и работать, и создавать что-то социально-прекрасное.
@centennial_reflection
🕊5
О трудоустройстве. Часть четвёртая
Первые три части вышли в январе: о советском наследии, карикатурности трудоустройства и сравнении моего понимания собеседования с «обыденным».
На днях я съездил в службу занятости. И хочу сейчас поразмыслить о первых шагах «молодого специалиста» и саморазвитии на «трудовом пути».
➤ Мой капитал: кто я
Вкратце, кто я? Человек Книги. Что из этого следует? Книги — значит кодексов, символов, стержней информации и паутины данных. От книги, как друга детских моих лет, прямой путь до работы с психикой и нейронными сетями, системами и отношениями.
Полезно суммировать свои занятия, навыки и качества прошлых лет в магический образ («Человек Книги», «Человек Сердца», «Человек Ворона»), ведь этот образ рассеивает туман над ручейками жизни, которые тебе, только тебе и предстоит свести в могучую реку. Такие «суммы» — квинтэссенция личного (таинственный Пятый элемент, без которого непосильны остальные).
Детство замечательно своей неосознанностью и слепой связью с родителями и миром, но при этом пока ещё свободой от рамок и наслоений. И в этот период я хотел быть вором (9 лет), священнослужителем (13 лет), архитектором (15 лет), металлургом (17 лет). Рисовал журналы и банкноты, клеил из бумаги оружие и представлял себя фабрикантом.
Отбросил ли я свои образы как «глупые и детские»? Нет. И этим моё мировоззрение отличается от обычного: если советские люди и их неосознанные наследники всё обнуляют, обесценивают и вечно начинают «заново», то я верю в перетоки и течения, переплетения.
Эти образы выразили грани моего существа. И я их осмыслил архетипически (как осмысляют, например, Таро или персонажей в ролевых играх).
Вор — распределитель. Он хранит экономику от застойности и иногда, как Робин Гуд, служит перстом Фортуны и дарит шанс обездоленным. Ещё он трикстер и тень, психолог и искуситель.
Тогда же я испытал ощущение, словно благословлён и Богом, и Дьяволом вместе. Словно мне не нужно выбирать и я Посредник, дитя их Обоих.
Священнослужитель — проводник. Он глас, хранитель заветов. В людях служит советником, живёт на перекрестии миров, чтит книги и помнит предания.
Архитектор создаёт системы, и не всегда системы из стали и бетона. Информационные, идеологические, ценностные и другие — все они нуждаются в архитекторах.
Павла Дурова в школе спросили, кем он хочет стать. И, вспомнив Нео из «Матрицы», он ответил: «Интернет-тотемом». До эпохи социальных сетей ещё оставалось несколько лет, а рунет тогда был делом «несерьёзным», игровым и хулиганистым. Пример Дурова хорошо иллюстрирует рождение «новых» архитекторов и сам метод архетипов в самоопределении.
Металлург всё плавит, сводит в кипящую реку и может, при желании, создать произведение сталелитейного искусства. Ему даже подвластно превращение всего в золото, если металлург способен к атомной инженерии и имеет доступ к безграничной энергии.
Это хорошо показывает мой внутренний мир. Я не способен «принимать на веру» что-либо не вследствие критицизма, а из-за чересчур высокой температуры моего мира, при которой плавится и распадается всё внешнее. Где другой человек использует «блоки», там мне доступны лишь «реки расплавленного металла». Чуждое всё — сгорает.
Первые три части вышли в январе: о советском наследии, карикатурности трудоустройства и сравнении моего понимания собеседования с «обыденным».
На днях я съездил в службу занятости. И хочу сейчас поразмыслить о первых шагах «молодого специалиста» и саморазвитии на «трудовом пути».
➤ Мой капитал: кто я
Вкратце, кто я? Человек Книги. Что из этого следует? Книги — значит кодексов, символов, стержней информации и паутины данных. От книги, как друга детских моих лет, прямой путь до работы с психикой и нейронными сетями, системами и отношениями.
Полезно суммировать свои занятия, навыки и качества прошлых лет в магический образ («Человек Книги», «Человек Сердца», «Человек Ворона»), ведь этот образ рассеивает туман над ручейками жизни, которые тебе, только тебе и предстоит свести в могучую реку. Такие «суммы» — квинтэссенция личного (таинственный Пятый элемент, без которого непосильны остальные).
Детство замечательно своей неосознанностью и слепой связью с родителями и миром, но при этом пока ещё свободой от рамок и наслоений. И в этот период я хотел быть вором (9 лет), священнослужителем (13 лет), архитектором (15 лет), металлургом (17 лет). Рисовал журналы и банкноты, клеил из бумаги оружие и представлял себя фабрикантом.
Отбросил ли я свои образы как «глупые и детские»? Нет. И этим моё мировоззрение отличается от обычного: если советские люди и их неосознанные наследники всё обнуляют, обесценивают и вечно начинают «заново», то я верю в перетоки и течения, переплетения.
Эти образы выразили грани моего существа. И я их осмыслил архетипически (как осмысляют, например, Таро или персонажей в ролевых играх).
Вор — распределитель. Он хранит экономику от застойности и иногда, как Робин Гуд, служит перстом Фортуны и дарит шанс обездоленным. Ещё он трикстер и тень, психолог и искуситель.
Тогда же я испытал ощущение, словно благословлён и Богом, и Дьяволом вместе. Словно мне не нужно выбирать и я Посредник, дитя их Обоих.
Священнослужитель — проводник. Он глас, хранитель заветов. В людях служит советником, живёт на перекрестии миров, чтит книги и помнит предания.
Архитектор создаёт системы, и не всегда системы из стали и бетона. Информационные, идеологические, ценностные и другие — все они нуждаются в архитекторах.
Павла Дурова в школе спросили, кем он хочет стать. И, вспомнив Нео из «Матрицы», он ответил: «Интернет-тотемом». До эпохи социальных сетей ещё оставалось несколько лет, а рунет тогда был делом «несерьёзным», игровым и хулиганистым. Пример Дурова хорошо иллюстрирует рождение «новых» архитекторов и сам метод архетипов в самоопределении.
Металлург всё плавит, сводит в кипящую реку и может, при желании, создать произведение сталелитейного искусства. Ему даже подвластно превращение всего в золото, если металлург способен к атомной инженерии и имеет доступ к безграничной энергии.
Это хорошо показывает мой внутренний мир. Я не способен «принимать на веру» что-либо не вследствие критицизма, а из-за чересчур высокой температуры моего мира, при которой плавится и распадается всё внешнее. Где другой человек использует «блоки», там мне доступны лишь «реки расплавленного металла». Чуждое всё — сгорает.
❤1🕊1
➤ Поиск работы
Пребывание в вузе я совместил со своими занятиями и творческими отпусками. Так прошли годы 2017–2023. (С 18 лет по 24 года.)
Формальный бакалавриат истории я дополнил чтением, прежде всего, «Всемирной истории» от ИВИ РАН, но ещё чудесных «Университетов в России» от экспертов НИУ ВШЭ и книг по истории СПбГУ.
На фоне этого ждал конверсии моей деятельности в вузе, ждал перехода с этапа «студенческого активиста» на этап «должностного лица». Но никаких этапов, никакой лестницы развития в СПбГУ не оказалось. Лишь обломки и группы людей засуроченных, «решателей проблем», покойных и бессловесных. Таков итог первого моего этапа трудоустройства — внутриуниверситетского (2022–2024).
А ведь конверсия казалась простой: в специалисты по истории молодёжной политики и студенческих мероприятий. С дальнейшим развитием в проректора по концептуализации при первом проректоре по стратегическому развитию вуза. Но не нужна история тем, кого прошлое пугает и кому будущее безразлично, главное — чтобы дали им «спокойно дожить».
Ну а я пошёл на «Хэдхантер». Себя самого понимал хорошо и оплатил сервисную профориентацию, так что мои резюме были детальные и продуманные: «Event-менеджер», «Менеджер проектов» — как развитие в сторону человеческих отношений при уже возделанной опоре на осмысление материала и ведение цифровых сообществ; «Концепт-аналитик» и «Аналитик (Дигитарий)» — как моя профессия и «медийные зацепки» (кому же не захочется взглянуть, что это такое — «Дигитарий»); «Архивист» и «Библиотекарь» — как традиционные профессии историка.
«Хэдхантерский» этап длился в 2024–2025 гг. И конверсия у меня оказалась практически нулевой: сотни мёртвых просмотров. При откликах я писал о своём потенциале и планах на ближайшее время, о фичах меня, как специалиста, и ожиданиях от работы, о любимых книгах и мечтах, о первом знакомстве с брендом, о работе матери и переживаниях, даже поразмыслил о феномене самоубийства — но всё это без видимой реакции.
Изредка меня «удостаивали» Кликом-по-Кнопочке с присылкой невыносимо фальшивого письма.
Под конец этапа я сделал резюме «Начинающего специалиста». Просмотров сначала много набежало, приглашений тоже, но... на рынке труда, походу, ждут лишь бариста, курьеров да менеджеров по продажам. «Ростелеком» особенно, видите ли, во мне заинтересован.
Каков итог этапа? За этот год я почувствовал, что начинать нам приходится со свалки людей и данных. Из вакансии в вакансию переходят сотни безликих соискателей, тем самым парализуют работу кадровых служб, а специалисты лишь сильнее скукоживаются в своей специальности, стремясь найти защиту от наплыва. Свалка, свалка — и куча засуроченных трудяг без истории и кругозора, без мечты и жизненных путей.
Зимой я делал самозанятость. Разумнее монетизировать уже наработанные навыки и путь развития. Так я предположил. Но быстро понял, что «мой» рынок надо делать с нуля, он требует в десятки раз больше денег, в сотни раз больше времени и уже, уже наработанной мною экспертности, а у клиентов — выпестованного спроса. Такого спроса нет, а сам собою он не возникает. Спрос — часть образования.
Один человек мне написал. Ему не нужна никакая аналитика, пишет он, главное — сбыть товар. Просто. Сбыть. Товар. Хотя бы на это я способен? В мыслях ему ответил: «Бери пилу и вырезай окна, пока ни фундамента нет, ни стен».
Ещё я попробовал «Профи.ру». Он мне понравился с точки зрения оформления и разработки. Но каким бы прекрасным ни был цифровой продукт, всё зависит от пользователей. И мне с ними не повезло. Заказчиками были мошенники, для которых я лишь вероятностная величина: «Поведётся? Не поведётся?» А их методы лишь усугубили мою тоску от безыскусности и одномерности человеческого существования.
15 апреля я съездил в службу занятости и оформил статус безработного. И меня вдруг зацепила идея, что можно ведь за бюджетные средства пройти этим летом курс «переподготовки» по бухгалтерскому учёту, управлению хозяйством и аудиту. Это хорошая опора мне в своих бизнес-проектах впоследствии.
@centennial_reflection
Пребывание в вузе я совместил со своими занятиями и творческими отпусками. Так прошли годы 2017–2023. (С 18 лет по 24 года.)
Формальный бакалавриат истории я дополнил чтением, прежде всего, «Всемирной истории» от ИВИ РАН, но ещё чудесных «Университетов в России» от экспертов НИУ ВШЭ и книг по истории СПбГУ.
На фоне этого ждал конверсии моей деятельности в вузе, ждал перехода с этапа «студенческого активиста» на этап «должностного лица». Но никаких этапов, никакой лестницы развития в СПбГУ не оказалось. Лишь обломки и группы людей засуроченных, «решателей проблем», покойных и бессловесных. Таков итог первого моего этапа трудоустройства — внутриуниверситетского (2022–2024).
А ведь конверсия казалась простой: в специалисты по истории молодёжной политики и студенческих мероприятий. С дальнейшим развитием в проректора по концептуализации при первом проректоре по стратегическому развитию вуза. Но не нужна история тем, кого прошлое пугает и кому будущее безразлично, главное — чтобы дали им «спокойно дожить».
Ну а я пошёл на «Хэдхантер». Себя самого понимал хорошо и оплатил сервисную профориентацию, так что мои резюме были детальные и продуманные: «Event-менеджер», «Менеджер проектов» — как развитие в сторону человеческих отношений при уже возделанной опоре на осмысление материала и ведение цифровых сообществ; «Концепт-аналитик» и «Аналитик (Дигитарий)» — как моя профессия и «медийные зацепки» (кому же не захочется взглянуть, что это такое — «Дигитарий»); «Архивист» и «Библиотекарь» — как традиционные профессии историка.
«Хэдхантерский» этап длился в 2024–2025 гг. И конверсия у меня оказалась практически нулевой: сотни мёртвых просмотров. При откликах я писал о своём потенциале и планах на ближайшее время, о фичах меня, как специалиста, и ожиданиях от работы, о любимых книгах и мечтах, о первом знакомстве с брендом, о работе матери и переживаниях, даже поразмыслил о феномене самоубийства — но всё это без видимой реакции.
Изредка меня «удостаивали» Кликом-по-Кнопочке с присылкой невыносимо фальшивого письма.
Под конец этапа я сделал резюме «Начинающего специалиста». Просмотров сначала много набежало, приглашений тоже, но... на рынке труда, походу, ждут лишь бариста, курьеров да менеджеров по продажам. «Ростелеком» особенно, видите ли, во мне заинтересован.
Каков итог этапа? За этот год я почувствовал, что начинать нам приходится со свалки людей и данных. Из вакансии в вакансию переходят сотни безликих соискателей, тем самым парализуют работу кадровых служб, а специалисты лишь сильнее скукоживаются в своей специальности, стремясь найти защиту от наплыва. Свалка, свалка — и куча засуроченных трудяг без истории и кругозора, без мечты и жизненных путей.
Зимой я делал самозанятость. Разумнее монетизировать уже наработанные навыки и путь развития. Так я предположил. Но быстро понял, что «мой» рынок надо делать с нуля, он требует в десятки раз больше денег, в сотни раз больше времени и уже, уже наработанной мною экспертности, а у клиентов — выпестованного спроса. Такого спроса нет, а сам собою он не возникает. Спрос — часть образования.
Один человек мне написал. Ему не нужна никакая аналитика, пишет он, главное — сбыть товар. Просто. Сбыть. Товар. Хотя бы на это я способен? В мыслях ему ответил: «Бери пилу и вырезай окна, пока ни фундамента нет, ни стен».
Ещё я попробовал «Профи.ру». Он мне понравился с точки зрения оформления и разработки. Но каким бы прекрасным ни был цифровой продукт, всё зависит от пользователей. И мне с ними не повезло. Заказчиками были мошенники, для которых я лишь вероятностная величина: «Поведётся? Не поведётся?» А их методы лишь усугубили мою тоску от безыскусности и одномерности человеческого существования.
15 апреля я съездил в службу занятости и оформил статус безработного. И меня вдруг зацепила идея, что можно ведь за бюджетные средства пройти этим летом курс «переподготовки» по бухгалтерскому учёту, управлению хозяйством и аудиту. Это хорошая опора мне в своих бизнес-проектах впоследствии.
@centennial_reflection
❤1🕊1
В данных Росстата есть материалы о трудоустройстве выпускников, окончивших программы СПО и ВО.
Мне стало интересно, какая доля выпускников с высшим образованием может работать, но не находит работу в течение трёх лет после выпуска. Диаграмму прикладываю.
Выпускников делят на тех, кто «прямо сейчас» готов работать (рабочая сила), и тех, кто учится, находится на иждивении, служит в армии и т.д. Внутри же рабочей силы выделяют занятых и безработных. Работа здесь — любой законный размен себя на деньги, так что качество трудоустройства эта статистика не оценивает.
Также доступны таблицы по соответствию образования работе. Их я тоже рассмотрю, если голуби привет мне принесут 🕊
#демография
@centennial_reflection
Мне стало интересно, какая доля выпускников с высшим образованием может работать, но не находит работу в течение трёх лет после выпуска. Диаграмму прикладываю.
Выпускников делят на тех, кто «прямо сейчас» готов работать (рабочая сила), и тех, кто учится, находится на иждивении, служит в армии и т.д. Внутри же рабочей силы выделяют занятых и безработных. Работа здесь — любой законный размен себя на деньги, так что качество трудоустройства эта статистика не оценивает.
Также доступны таблицы по соответствию образования работе. Их я тоже рассмотрю, если голуби привет мне принесут 🕊
#демография
@centennial_reflection
🕊5
Переживания от работы и карьеры
Хотел бы выразить переживания (почти) 26-летнего человека при мыслях о работе и карьере. Дать характеристику центениала (человека цифрового) с такой точки зрения.
Переживания мрачные.
Вдохновился я тогда, когда вдруг понял, что могу летом пройти курс по бухучёту и финансам. Пройти от службы занятости, а в дальнейшем на зарплату пройти ещё раз в университете, более основательно и длительно. Это шаг по дороге жизни, кирпичик кругозора, ещё одно (и не последнее) украшение личности.
Как видите, образование вдохновляет.
Однако мысли о работе и карьере, как я заметил, сплетены с мрачным взглядом на человеческий мир. И мне морально тяжело работать со статистикой, вновь и вновь погружаться в документы и «дела». На них лежит тяжёлая печать брежневского поколения.
В его мире, за полвека до нас самих, работа была долгом, хлебом и смыслом жизни. Вот три смысловых оттенка. И смотрите, что в результате получилось. Из-за долга личность редуцировалась: надо исполнять волю всевышних, а что такое я, да ничего. Сейчас это видно в отношениях. Один из «партнёров» просто вообразить себе не может, что на тебя его присутствие влияет. Он безликий «решатель проблем» с «инъекцией против мрачности» (мрачным быть не положено). Работа, как хлеб, отучила людей от хозяйственности и вписала в нашу культуру невыносимый такой феномен «социальной поддержки в форме трудового кормления». Наконец, как смысл жизни, она создала мир прямых путей, чересчур разграниченных, не подлежащих изменению. И бредут по ним целые колонны человеческих тел. От рождения до смерти. Причём брежневский мир настолько жизнелюбив, что со смертью его воспитанники не дружат. Они неспособны заканчивать дела и выносить хлам из квартиры, в пределах жизни умирать и воскресать обновлённым. Смерть для них чужая, всегда насильственная, а увольнение с работы — смертный приговор. Без работы не станет человека.
Я не хочу ни приходить кому-либо на смену, ни участвовать в этом фарсе пожизненного кормления, когда важно лишь одно — поддерживать работу проблеморешательных и жизнеобеспечительных систем.
Для меня важен человек, важно его откровение, развёрнутое через его жизнь 🐾
Но работа и карьера как будто обещают мне заточение в темницу разума людей, случайно как-то взлетевших за пульт управления обществом.
Рассказы не вдохновляют. То владелец завода отдал свой бизнес племяннику совсем без дипломов, а на предприятие привёз святителей, чтобы порчу снять и продажи повысить; то в бюджетном учреждении свою неспособность к диалогу восполняют обвинительными заключениями (звучит-то как!); то к менеджеру процессия плачущих не кончается, всем боль свою нужно излить, непереваренное сбросить (порой в агрессии).
И чувствуешь, что общество уподобили старческому телу: его реанимируют, но психической составляющей в нём больше нет.
@centennial_reflection
Хотел бы выразить переживания (почти) 26-летнего человека при мыслях о работе и карьере. Дать характеристику центениала (человека цифрового) с такой точки зрения.
Переживания мрачные.
Вдохновился я тогда, когда вдруг понял, что могу летом пройти курс по бухучёту и финансам. Пройти от службы занятости, а в дальнейшем на зарплату пройти ещё раз в университете, более основательно и длительно. Это шаг по дороге жизни, кирпичик кругозора, ещё одно (и не последнее) украшение личности.
Как видите, образование вдохновляет.
Однако мысли о работе и карьере, как я заметил, сплетены с мрачным взглядом на человеческий мир. И мне морально тяжело работать со статистикой, вновь и вновь погружаться в документы и «дела». На них лежит тяжёлая печать брежневского поколения.
В его мире, за полвека до нас самих, работа была долгом, хлебом и смыслом жизни. Вот три смысловых оттенка. И смотрите, что в результате получилось. Из-за долга личность редуцировалась: надо исполнять волю всевышних, а что такое я, да ничего. Сейчас это видно в отношениях. Один из «партнёров» просто вообразить себе не может, что на тебя его присутствие влияет. Он безликий «решатель проблем» с «инъекцией против мрачности» (мрачным быть не положено). Работа, как хлеб, отучила людей от хозяйственности и вписала в нашу культуру невыносимый такой феномен «социальной поддержки в форме трудового кормления». Наконец, как смысл жизни, она создала мир прямых путей, чересчур разграниченных, не подлежащих изменению. И бредут по ним целые колонны человеческих тел. От рождения до смерти. Причём брежневский мир настолько жизнелюбив, что со смертью его воспитанники не дружат. Они неспособны заканчивать дела и выносить хлам из квартиры, в пределах жизни умирать и воскресать обновлённым. Смерть для них чужая, всегда насильственная, а увольнение с работы — смертный приговор. Без работы не станет человека.
Я не хочу ни приходить кому-либо на смену, ни участвовать в этом фарсе пожизненного кормления, когда важно лишь одно — поддерживать работу проблеморешательных и жизнеобеспечительных систем.
Для меня важен человек, важно его откровение, развёрнутое через его жизнь 🐾
Но работа и карьера как будто обещают мне заточение в темницу разума людей, случайно как-то взлетевших за пульт управления обществом.
Рассказы не вдохновляют. То владелец завода отдал свой бизнес племяннику совсем без дипломов, а на предприятие привёз святителей, чтобы порчу снять и продажи повысить; то в бюджетном учреждении свою неспособность к диалогу восполняют обвинительными заключениями (звучит-то как!); то к менеджеру процессия плачущих не кончается, всем боль свою нужно излить, непереваренное сбросить (порой в агрессии).
И чувствуешь, что общество уподобили старческому телу: его реанимируют, но психической составляющей в нём больше нет.
@centennial_reflection
👍2🕊2