Продираясь сквозь рутину, работу с детьми, тексты про сериалы и чайники, музыкальную активность, и все это в состоянии, которое я бы назвал депрессивной манией — когда ты вроде бы активен и рад делать то, что делаешь, но одновременно с этим внутри себя корчишь такую кислую мину, словно твоя жизнь — бесконечная борьба, и вечером отрубаешься на три часа, музыкальные впечатления я собираю по крупицам в отдельные моменты дня и ночи. Ни один альбом не дослушивается до конца, ни одна группа не вызывает никаких сильных чувств, кроме ностальгических.

На местной батумской кавер-пати я спел This Picture группы Placebo с басисткой, барабанщицей и гитаристом. Мы не репетировали, пару недель назад даже знакомы не были. Получилось сносно, хотя мне всегда казалось, что играть каверы — это какой-то постыдный, низкий вид удовольствия. Но здесь это просто развлечение такое. По пятницам. Ты заказываешь песни, которые хочешь спеть, и любой музыкант из чатика может вписаться, и ты сам можешь вписаться тоже. Я играю на барабанах примерно в половине песен.

Про This Picture я вспомнил, потому что Placebo — это как раз самое широкое окошко в прошлое, через него видно всю жизнь вплоть до примерно восьмилетнего возраста.

Пролезая через это окошко, я оказываюсь в разных точках своей жизни, чаще всего захаживаю в отдельные эпизоды — например, в лето 2013 года. Тогда оно не казалось беззаботным, но, конечно, было таковым. И одной из важных групп тогда были датчане The Raveonettes..

The Raveonettes — из тех групп, которые просто существуют, но никто о них особо не говорит. Ну, они не блещут оригинальностью, в сущности это просто одна из более мягких по звуку, более нежных и трепетных версий The Jesus and Mary Chain. Чуть меньше шума, чуть более человечные гитары, много пресловутого тепла летних вечеров, с которым так приятно и легко ассоциировать большую часть дрим-попа.

Вот только…. Что-то есть такое в The Raveonettes, что для меня они куда более знаковая группа, чем Slowdive или, например, Ride.

Мой любимый альбом, Observator 2012 года, не входит даже в тройку лучших альбомов The Raveonettes, песни с него они играют крайне редко. Если выбирать что-то, с чего начинать их слушать, было бы логично предложить Pretty in Black 2005 года, ставший в Дании «золотым», или следующий за ним Lust Lust Lust, самый популярный, судя по количеству оценок на Rateyourmusic.

Похоже, Observator просто вовремя на меня свалился. Первая песня Young and Cold, в которой одинаковые аккорды играются на нойзовой и акустической гитарах, а вокалист Суне и вокалистка Шарин с гедонистической дерзостью поют «у меня мурашки от разбитых сердец» и «я люблю солнце, когда оно не светит», вводит в состояние, которого мне всегда не хватало. Харизматичная беззаботность, в которой трагичности и страданий как будто совсем чуть-чуть, если вообще есть. Я мечтал о том, чтобы пробыть в таком состоянии какой-то приличный срок — неделю, две, но мне никогда не удавалось.

Песня She Owns The Streets так вообще вызывает максимально стереотипные, но очень яркие картинки: девушка танцует на ночных улицах, буквально «владеет улицами», а герой в в восхищении и удивлении наблюдает за ней. И как-то очень хорошо от этих образов.

Возможно, на этом стоит прервать разговоры про беззаботность, потому что так-то это самый меланхоличный альбом The Raveonettes, выросший из попыток Вагнера бороться с алкогольной зависимостью и депрессией путем смены места. Он переехал в Лос-Анджелес и там сновал по ночам по улицам, встречая героев своих будущих песен.

Перекомпрессированная в лучших традициях стиля Curse The Night — «будь проклята ночь» — наверняка тоже напрямую выросла из таких прогулок. Мне она напоминает мои любимые песни Phantogram, в которых сквозь патоку теплого звука и навязчивый бит проскакивают строчки типа «я лучше умру, чем буду с тобой».

Тоскливой обреченности песен You Hit Me (I’m Down) и The Enemy я десять лет назад не замечал (нашел на Rateyourmusic свою рецензию на этот альбом тех времен — это жесть, конечно). Это как когда я слушал Sleigh Bells примерно в тот же период и называл это «песнями для девочек-художниц, переживающих разрыв в отношениях», а спустя много лет прислушался к текстам и узнал, что там, например, есть песня про смерть отца участника…

The Enemy — это ностальгия в ностальгии: я в 2024 году, страдая от одиночества, слушаю про то, как в 2012 году Шарин страдает от одиночества и называет себя врагом близкому человеку. Наверное, тому же, которого потом в You Hit Me (I’m Down) спрашивает «ты спишь совсем один? ты спишь, чтобы забыть»? Возможно, дело не только в том, что альбом вовремя на меня свалился: если в активе у группы есть что-то, что считается самым грустным, скорее всего, это мне зайдет, даже если я сначала ничего не пойму.

Может быть, Observator работает только как воспоминание для тех, кто нашел такую музыку вовремя (это как сейчас пытаться впервые в жизни смотреть сериал Firefly — нет никакого смысла, фанатом ты уже точно не станешь). С другой стороны, несколько дней назад я посоветовал этот альбом Саше из «Записей», и он послушал и написал «Борис, я плачу, альбом 2012 года просто ебейший».

Ладно, пойду попробую наверстать упущенное и за майские написать и опубликовать все тексты, которые уже давно должен был тут выложить. Или посплю для начала.

Умер Стив Альбини. Легенда.

“Ничто не будоражит меня. Мне 55 лет. Я занимаюсь этим каждый день более тридцати лет. Ничего не будоражит меня. Это все просто работа. Но это работа, которая приносит удовольствие”.

Стив Альбини записал десятки, если не сотни, великих альбомов культовым группам разной степени известности. Он был принципиальным человеком — никогда не брал никаких роялтис, только деньги за работу в студии, ненавидел слово “продюсер”, предпочитая называться звукоинженером.

Своей главной задачей Альбини считал зафиксировать звук группы, а не создать его. Альбомы, которые он делал, зачастую стоят особняком в дискографиях групп и редко бывают самыми известными. Чаще всего они самые сырые, самые “голые” по звуку, и в этом смысле мало кто больше, чем Альбини, повлиял на становление нойз-рокового и некоммерческого альт-рокового звучания девяностых.

Среди самых знаковых его работ вспоминают Pixies — Surfer Rosa, Nirvana — In Utero, PJ Harvey — Rid of Me. За работу над Surfer Rosa (это тот альбом, на котором Where Is My Mind? и Gigantic) Стив взял 1500 долларов за 10 дней. Запись In Utero Кобейн называл самой легко идущей в его жизни — никаких конфликтов, хотя лидер Nirvana ждал их. А когда группа отправила альбом лейблу, который назвал его “неслушабельным”, Кобейн сказал: “взрослым не понравилось”.
Пи Джей Харви говорила про Альбини: “Он единственный человек, который может записать барабанную установку так, словно ты стоишь прямо перед ней”.

Среди других его работ попадаются жемчужины покруче вышеназванных: Times of Grace американской сладж-метал-группы Neurosis, Ocean Songs группы Dirty Three — австралийского пост-рок-проекта, в котором играл на скрипке Уоррен Эллис, соратник Ника Кейва по The Bad Seeds, Things We Lost In Fire — вероятно, лучший, и совсем не сырой, кстати, альбом группы Low.

McLusky, Джоанна Ньюсом, Manic Street Preachers, первый и главный альбом в карьере Cloud Nothings, японские восторженные пост-рокеры Mono… Найдите в вики список записанных им альбомов, выбирайте какую-нибудь неизвестную группу и открывайте для себя новое имя. Например, Джимми Пейдж или Роберт Плант.

“Стив затронул бесчисленное количество жизней и изменил к лучшему мою жизнь и еще много чью. Уникальный, единственный в своем роде, принципиальный человек. Потратил сорок лет на то, чтобы помогать людям создавать искусство. Нет никакой причины для того, чтобы он уходил, и мир стал менее интересным без него. Сегодня очень грустный день”, написали чуваки из Cloud Nothings в Твиттере.

Прекрасный альбом, чтобы почувствовать ту выразительность стиля Стива, о которой говорила Пи Джей Харви — альбом Pod группы The Breeders: сухой, отстраненный, выразительный, и при этом ты как будто находишься с группой на реп-точке. Просто почему-то не тонешь в громкости и частотном бардаке.

Великий человек, несомненно. Ему был всего 61 год, для таких, как он, это херня, а не возраст. На следующей неделе должен выйти новый альбом его группы Shellac, первый за десять лет. Если владеете английским, почитайте и посмотрите эти прекрасные интервью с ним, если не владеете, почитайте вот это.

А у Паши Борисова вот тут хорошо про проблематику Альбини, в том числе про то, что одна из его песен стала гимном инцелов. Я не знал, интересно было читать.

Некоторые группы хотелось бы, конечно, обнаружить и понять для себя сильно раньше, чем получилось. Шутка ли, потерять 15-20 лет потенциальной любви.

Группа Колибри никогда не попадала на мои радары. Хотя, например, годы в 2003-2006-е я активно читал питерский рок-журнал Fuzz, и там было немало информации про эту группу, фотки Натальи Пивоваровой, фотка концерта с музыкантами из Tequilajazzz (Евгений Федоров играл на басу барабанной палочкой).
Но я даже песню «Желтый лист осенний» не соотносил с Колибри, для меня это была просто какая-то песня, которую я где-то слышал.

Все изменилось несколько недель назад, когда я послушал подкаст «Кроме звезд» с участием Евгения Федорова и журналиста Александра Филимонова. Как я и люблю, факты о музыке они пропускают через собственные эмоции, делясь историями о том, как те или иные песни и исполнители влияли на них в разные времена.

Например, в выпуске про любимую музыку 90-х я с удовольствием послушал рассказ Евгения Федорова про то, как Tequilajazzz гастролировали по США, и там он, будучи женатым человеком, крепко влюбился, после чего вернулся в Питер и написал песни для «150 миллиардов шагов», величайшего альбома Текилы. Наконец-то пролился свет на то, что «горячим летом в этих двух странных городах» из песни «Тени» (которая, кстати, в альбомной версии звучит на порядок слабее, чем на концертном альбоме «Молоко», на котором финальный припев еще и крутой гитарной мелодией сдобрили). — это про Нью-Йорк и Питер (кажется важным отметить, что об этом мне некоторое количество постов назад сообщил один из подписчиков), и «в глубине яблока я усну» — это тоже про Нью-Йорк.

Там же я узнал и про альбом «Бес сахара», один из важнейших альтернативных альбомов в истории пост-советской музыки, о котором, я думаю, давно знают все пишущие о музыке любители вроде меня. Я даже на всякий случай проверил топ-100 постсоветских альбомов по версии «Афиши», и конечно же он там есть — на 45-м месте.

Благодаря видео на канале Святослава Иванова я больше узнал и про самих Колибри, а пока выуживал информацию о них по поиску в телеграме, обнаружил среди их поклонников некоторых выдающихся людей, вроде кофейного эксперта, художницы, нарративной практикессы и будущего антрополога Иры Сараевой и Антона, куда более грамотного, чем я, обозревателя из Пост-музыки.

Колибри — это что-то очень уникальное и неповторимое как для российской сцены, так и для мировой — по крайней мере, в том виде, в каком мировая сцена пока для меня открыта, то есть процента на три, я думаю. По сути это был гёлз-бэнд, но не в том смысле, в каком нас приучили гайдлайны шоу-бизнеса. Скорее это анти-гёлз-бэнд, и отсутствие должной популярности у лучших их песен (по сути у всех, кроме одной) лишь горькое тому доказательство, очередной повод для моих стенаний о том, как скверно и несправедливо всё устроено.

Все четыре участницы золотого состава группы — Наталья Пивоварова, Елена Юданова, Инна Волкова и Ирина Шароватова — прекрасно пели, и все писали отличные песни. Проекты с таким количеством талантливых авторов попадаются мне крайне редко. Колибри точно повлияли на Fleur, группу, в которой песни делились поровну между Ольгой Пулатовой и Еленой Войнаровской. Многие песни Fleur похожи на треки с «Бес сахара», только в более щадящих аранжировках: серьезные, не ироничные, беспросветные. Но не только на них, конечно. Мне кажется, в списке есть много кто, от Хадн Дадн до СБПЧ.

До «Бес сахара» Колибри выпускали много всего разного: пост-панк и арт-рок, посылающий сигналы в будущее группе ГШ, использовали драм-машины и синтезаторные звуки, передающие привет еще не существующей группе The Knife, и звонкую и легковесную поп-музыку.

Важно отметить, что сами девушки писали тексты и мелодии, над звуком и аранжировками работали приглашенные музыканты.

В 1996 году Колибри решили поработать с музыкантами Tequilajazzz, которые на тот момент записали два своих альбома — совсем хардкорный, в духе Big Black и Nomeansno, «Стреляли?» и «Вирус», выдержанный в том же ключе, просто песни были поразнообразнее, ну, и первые шаги в сторону будущего звучания Текилы, в котором красота затмила жесть, уже наблюдались в таких песнях, как «Звери», а тем более «Бай-бай-бай».

Так или иначе, участниц Колибри привлекала именно хардкорная часть творчества Текилы. Евгений Федоров с радостью принял их предложение — но по причинам, прямо противоположным тем, чего искали в этом сотрудничестве Колибри.

«Я сразу согласился на этот альянс, потому что мне очень хотелось записать поп-пластинку, арт-поп пластинку, а они хотели ровно наоборот, они хотели злобы и хардкора, — рассказывает Федоров в подкасте «Кроме звезд». — Наши движения были встречными и друг друга практически исключали. И вот это драматическое столкновение на этой пластинке слышно».

Это действительно слышно — «Бес сахара» держит в напряжении и отказывает слушателю в праве даже на неловкую кринжовую улыбку. В иронию очень легко спрятаться, и практически все творчество Колибри до этого альбома было в той или иной степени иронично, даже если речь в песнях шла о чем-то серьезном — например, о расставании Пивоваровой с мужем.

На альбоме «Бес сахара» каждая участница представила по три песни, и у каждой получилось минимум по одному беспросветному шедевру. У Юдановой, которая, кстати, как раз и написала «Желтый лист осенний», это песня «Горе» («все вокруг неминуемо обрастает пустотой»), у Волковой это «А я» — возможно, главная песня альбома («Тоску от печали уже отличаю, скучнее печаль), у Пивоваровой это «Карнавал» («улетел карнавал навсегда от усталых моих берегов»), но лично для меня на альбоме больше всех отличилась Ирина Шароватова.

Тут есть и потрясающая песня о расставании «Все о нас» («Есть ты, и есть все остальное»), отсылающая к первому альбому Portishead, а есть моя теперь любимая песня «Земля, кто я» («с неба звезд я уже давно не хочу, но и камень с обочины не для меня»), идеальный трек для потерявшегося в лимбе безвременья тридцати с лишним летнего человека, для которого кризис среднего возраста равен кризису реальности вокруг него. «Мне осталось пройти половину пути», — поет Ирина тоном, подчеркивающим, что путь этот будет нелегким.

Кстати, я сначала не понял, кто есть кто в Колибри, и думал, что песню написала Наталья Пивоварова, единственная участница группы, про которую я что-то знал раньше. В этом случае, конечно, текст был бы крайне зловещ: Наталья погибла в 2007 году в автокатастрофе. Но у Ирины сейчас вроде бы все в порядке.

Весь «Бес сахара» держится на аранжировках двух Федоровых и Дусера — а значит, нас ждет очень много от саунда Текиллы, с плавающей/покачивающейся бас-гитарой, барабанными рим-шотами и другими элементами легко узнаваемого стиля Дусер и кинематографичными гитарными мелодиями.

И несмотря на то, что Колибри и Текила хотели разных вещей, их изящество и театрилизованность идеально встроилось в этот саунд. Посмотрите этот концерт — это же великолепно просто.

Участницы Колибри принесли результат на радио «Европа плюс» (уж не знаю, зачем именно туда, не очень осведомлен, как вообще все решалось в середине и конце девяностых с точки зрения радио). Но альбом не приняли ни на радиостанции, ни — что мне кажется крайне странным — в прессе. И если до «Бес сахара» Колибри были частыми гостями на телевидении и даже в рекламе (снова спасибо Святославу Иванову за эти данные), то после это группа словно перестала быть нужна.

Горькая ирония тут в том, что эта веха как бы подчеркнула актуальность «Бес сахара»: мрак, зафиксированный на пленке, и мрак, через который приходится продираться, равны между собой. В моих любимых альбомах есть этот знак равенства — от Songs About Leaving до This is Hardcore.

Уверен, большинство тех, кто меня стабильно читает, этот альбом слышали и любят. Но если нет, то послушайте обязательно.

Кавер на «Земля, кто я» делала группа Психея — и если студийная версия кажется слишком боязливой и, в общем-то, невнятной, то вот этот акустический сет Фео получился очень трепетным. Приятно, что человек, который не уважает и не ценит, кажется, вообще никого из российской музыки, кроме П.Т.В.П, с таким почтением отнесся к наследию великого анти-гёлз-бэнда.

P.S. Совсем забыл: оказывается, в песне «Меня здесь нет» Текилы в самом начале (первая гитарная партия) использован семпл из песни Caribou группы Pixies — первой песни на их первом альбоме. Не знал!

Да, забыл спросить: вы знаете какие-нибудь проекты, где было бы больше двух талантливых авторов песен единовременно? Ну, кроме The Beatles, хотя там, по-моему, все-таки два, а еще два так, дополнительно. Навскидку могу назвать только группу Die Ärzte, в которой еще и вокалиста тоже три. Наверняка есть немало групп, в которой несколько авторов, но поет один человек при этом.

В некоторых увлечениях я крайне одинок. Есть группы и артисты, про которые я очень хотел бы с кем-то поговорить, но не с кем. Одна из таких групп — Death Cab For Cutie. Это, наверное, моя любимая американская инди-группа, они в моем топе оставляют позади и The National, и The Microphones, и The Decemberists. Я сейчас рассматриваю их вне эмо-и пост-хардкор сцены, но и там, на самом деле, не так много групп, которые могли бы потягаться с ними по общему объему значимости.

Лидер DCFC меня всегда поражал своей странностью: он казался каким-то не слишком эмоциональным, чересчур флегматичным, но тексты писал такие, что ты через них пожинал всю изнанку отношений, любви, одиночества, иногда даже сексуальность (песня I Will Posses Your Heart с одной из лучших басовых партий в инди-роке нулевых), при том, что секси-мэном он как раз тоже не был. Было в нем что-то отталкивающее и притягательное одновременно, что-то нормисное и нейроотличное. Чувак был женат на Зои Дешанель, крашихе моей юности, в которой фильм “500 дней лета” занимал одно из важнейших мест, наряду с фильмом “Скотт Пилигрим против всех”. До сих пор люблю оба эти фильма всем сердцем.

Гиббард не стоит как истукан на концерта. Обычно он смешно покачивается влево и вправо, порой лихо игнорируя ритм песни. Иногда он швыряется гитарами, и, в общем-то, он достаточно уверенный и солидный фронтмэн. В нем нет безумия того же Мэтта Бернингера, который то и дело вылезает из своей скорлупы, орет, переживает и тревожится. Но я все равно его очень люблю.

Трогателен и его путь завязки. В начале нулевых он был полноватым и пьющим человеком, но потом завязал, увлекся бегом и сейчас похож на нашедшего свой увлекательный покой инди-папашу, которому, в общем-то, все нипочем.

В девяностые Death Cab For Cutie начинали как группа, фанатеющая от Built to Spill и разогревающая их — да чего там, голоса Гиббарда и Дага Мартша похожи как две капли воды. Но потом DCFC переросли Built to Spill — хотя многие побили бы меня палками за такие слова. Я очень люблю BTS, но DCFC, выпустив свой четвертый альбом Transatlanticism, в честь двадцатилетия которого сейчас катают тур и играют его целиком, заслуженно пробились в мэйнстрим, написав некоторое количество действительно выдающихся песен. Следующий за ним Plans считается менее значимым, но мне нравится даже больше. И на том, и на другом альбоме звук похож: разные гитары, от стеснительных и ломких (A Lack of Colour), до массивных, обрушающихся волной (кода Transatlanticism), соседствуют с фортепиано, которое, превращаясь в лид-инструмент, обязательно играет какую-нибудь запоминающуюся тему (What Sarah Said, Brothers On A Hotel Bed).

Как я уже писал выше, мне очень близка поэтическая манера Гиббарда, его пролонгированные метафоры: то, как в Title and Registration он рассказывает о том, как во время полицейской проверки потянулся к бардачку, который на английском называется glove compartment (букв. “отсек для перчаток”) и обнаружил там не “что-то, что меня согреет”, а старые фотографии, о которых предпочел бы забыть.

Или как в Brothers on A Hotel Bed сравнивает некогда влюбленных друг в друга людей, отношения которых зашли в тупик (или которые так давно вместе, что устали друг от друга), с братьями, которые спят в отеле в одной кровати и пытаются отодвинуться друг от друга настолько далеко, насколько это возможно. Или как в A Lack of Color он пытается убедить свою девушку, с которой поддерживает отношения на расстоянии, что их близость не лишена красок, в ней есть весь цветовой спектр, если присмотреться — а ко второму куплету находит в себе силы перестать обманываться. Или как в What Sarah Said описывает отделение интенсивной терапии, как смотрит на свои ботинки и вдыхает запах хлорки, ожидая новостей от врачей, борющихся за жизнь близкого человека. Примеры можно приводить бесконечно.

Гиббард здорово помог мне во время пандемии. В самом ее начале он каждый день делал стримы из своего дома, играл под гитару и под пианино песни и отвечал на вопросы. Я пропускал очень редко, было что-то крайне важное в этом мимолетном контакте на расстоянии 8390 километров (именно столько, согласно гуглу, от Жуковского до Сиэтла). Он рассказывал много забавных и интересных вещей — например, про песню The Ice is Getting Thinner, завершающую пятый альбома Narrow Stairs. Если я правильно помню, Бен написал ее для какой-то документалки про таяние льдов или про полярных мишек, что-то в этом роде. Но ее не взяли, сочтя слишком грустной. Еще бы: уверен, Гиббард годами ждал повод использовать метафору таяния льда для описания очередных разваливающихся отношений. Он ждал, он получил, он сделал.

Даже если я найду людей, которые любят DCFC, мало кто разделит со мной любовь к Narrow Stairs. Есть те, кто любит период до коммерческого успеха группы — например, наиболее приближенный по звуку к Built To Spill альбом We Have the Facts and We're Voting Yes, на котором есть, например, потрясающая песня, максимально приблизившая их к эмо — For What Reason. Есть те, кто души не чает в Transatlanticism или Plans. А вот начиная с Narrow Stairs, все воротят нос. Хотя там и первый опыт Гиббарда в глупенькую секси-песню — на восемь минут (уже упомянутая мной I Will Possess Your Heart), и бодрый гимн разочарованию и безрадостности No Sunlight, и Long Division, одна из моих любимых песен группы. Игра слов там просто потрясающая: Long Division переводится как “деление в столбик”, но эту же фразу можно перевести как “долгая разлука”, потому что речь идет про онлайн-отношения, и герой в итоге в результате этого деления превращается не в результат, а в остаток.

После Narrow Stairs я продолжал следить за DCFC довольно долго. Я крепко люблю Thank You for Today 2018 года, например. Но их последний LP Asphalt Meadows я так и не послушал. Хотя, уверен, что что-то там для меня нашлось бы. Найдется еще.

Кстати, если что, Гиббард еще и лидер Postal Service. Собственно, сейчас он катается с двумя группами и отмечает в том числе двадцатилетие альбома Give Up, который принес Гиббарду славу незадолго до Transatlanticism (в те восемь месяцев, охватывающие 2003 и 2004 годы, парень схватил удачу за хвост).

Кстати, мне очень нравится вот эта статья в Esquire, в которой Гиббард рассказывает про свои любимые группы, повлиявшие на DCFC: The Cure, Built To Spill, Low, Марк Козелек (по ходу нет более влиятельного жанра, чем сэдкор, хех), некто Ллойд Коул.

Вот что он говорит про Low, например (я все еще торчу покойной Мими Паркер панегирик как величайшей барабанщице и вокалистке, и я его точно напишу, не сомневайтесь):

“Это еще одна группа, с который мы подружились, когда только начинали. Помню, как увидел их в 1994 году в Сиэтле. Мне было 16 или 17. Они выступали на разогреве у Sunny Day Real Estate и Velocity Girl. Я пришел посмотреть как раз на Sunny Day Real Estate и Velocity Girl, обожаю эти группы. Перед тем, как Low вышли на сцену, я увидел маленький басовый усилок, малый барабан и тарелку. Я подумал “это что сейчас будет?”. Как такое может быть, что группа выступает без бас-барабана?. Они вышли и отыграли сет, который изменил мою жизнь. Это было настолько красиво, что я не мог в это поверить. Они играли музыку, про которую я не знал, что такое вообще возможно, но как только я ее услышал, я сразу почувствовал, что это что-то родное. Казалось, что я был послан туда, чтобы услышать это, чтобы услышать эту группу. Они затмили для меня остальные выступления. С того дня я стал их преданным фанатом. Мы турили с ними. Пизд*ц заключается в том, что они выступали у нас на разогреве. <..> Это мы должны были их разогревать! Но они не парились из-за этого. Они просто играли. Я вышел и сыграл в одной из их песен на басу. Это была вершина моей карьеры”.

Алексей Нимандов у себя в канале рассказал потрясающую историю про неудачное интервью с Алехиным из макулатуры, обожаю такие тексты о музыке сильно больше, чем рецензии на новые альбомы и заумную, чаще всего с приставкой "псевдо", аналитику.

Прочитав текст Алексея, я вспомнил все свои интервью, которых на самом деле за десять лет в “бизнесе” было катастрофически мало. И таких ярких историй, к сожалению, у меня нет.

Самое первое интервью для капибары у меня было с Сережей Сироткиным, оно до сих пор есть в ВК в виде некрасиво оформлено поста с одной мутной фоткой. Тогда все прошло хорошо.

Второе интервью мы делали с Наадей, и основным автором вопросов тогда был мой друг. Это было во времена, когда Капибару делали четверо. И я тогда понял, что мне трудно не вмешиваться в процесс — не редачить вопросы, не начинать спорить, зачем, например, столько спрашивать Надю о политике. Это был 2017-й год, кажется. Но при этом не хотелось выпирать, чтобы друг был основным интервьюером.

В итоге, по-моему, я все-таки вылез вперед и большую часть разговора пытался вести сам. И это дело затянулось, я тогда понятия не имел даже про такую простую вещь, как сразу договориться о длительности. И уже минут через сорок, мне кажется, я вспомнил про один из вопросов моего друга о политике и задал его, и Надя, которая только что отыграла концерт, довольно резко сказала, приблизившись к диктофону: “а давайте мы уже будем заканчивать, а”? Меня тогда всего перекрыло, ненавижу такие ситуации, но я взял себя в руки и задал последний вопрос про трех любимых певиц. А потом мы сели в этом же баре за столик, и я начал большими глотками пить пиво и жаловаться ребятам на ситуацию, считая ее катастрофической. Меня успокаивали, что ничего страшного. Страшного действительно ничего не было, мы потом списывались с Надей по этому интервью, все было хорошо.

Помню телефонное интервью с Коуном, басистом Sum 41, для Sadwave. Брал я его в столовой в самом разгаре обеденного перерыва на стремной старой работе, страшно волновался, ничего не слышал, и вместо того, чтобы как-то реагировать на сказанное, дополнять, короче, работать от услышанного, я просто тупо читал вопрос за вопросом. Еще я вообще не помню, как я тогда его записывал, но качество было такое, что я, ошарашенный, написал редактору Максу о том, что, скорее всего, текст потерян. Но в итоге с помощью друга и его навыков работы в звуковых редакторах мы каким-то чудом вытащили из этого интервью хоть какую-то мякотку, и текст был опубликован.

Еще было, кажется, два неопубликованных интервью. Одно меня попросили сделать в Sadwave, поговорить с тремя израильскими чуваками про сборник гаражного рока, который они издали на своем лейбле. Я поговорил, было интересно, еще и сборник их с удовольствием послушал. Редактор взял текст, заплатил мне за него, говорил, что он уже в сетке — но так и не опубликовал.

Второй неопубликованный текст — это серия интервью с армянскими музыкантами про музыку и возможность заниматься ей во время войны или с ее постоянным ожиданием. Текст делал для Village на его издыхании, и, насколько я знаю, последний главред этого журнала какого-то черта сам редактировал абсолютно все тексты. Поэтому материалы про лучшие кофейные автоматы Еревана на сайте выходили, а до истории про музыкантов так и не дошло. Но мне за него тоже заплатили, да. Думаю, я его опубликую когда-нибудь.

Что еще из историй... Помню классное интервью с Симоне Сальватори из Spiritual Front по скайпу, за полчаса до которого в телефонном разговоре с другом у меня произошел нервный срыв, я ломал деревянные стулья на своей кухне, потом лежал на полу и плакал. Но быстро собрался и отлично поговорил с любимейшим итальянцем.

Что касается самого формата интервью, то я сейчас волнуюсь сильно меньше, чем раньше. Я до сих пор с трудом расшифровываю то, что получилось, потому что мне невыносимо слышать свои реплики — с запинками, криво сформулированные. Но я свято верю, что для нормального интервью достаточно искреннего интереса и умения облечь в вопросы собственное любопытство.

«Присланный другом с другого конца земли брелок с черепашкой ниндзя — это еб*чий праздник».

Вслед за Bicycles For Afghanistan пришли в себя и интеллигентные панки из Теней Свободы. Впервые за два года они нашли силы дать концерты и отправиться в тур по основным эмигрантским городам: 31 мая в Ташкенте, 1 июня в Алматы, 4 июня в Тбилиси, 5 июня тоже в Тбилиси, но с акустикой, 7 июня в Ереване, 12 июня в Белграде.

Ну, и приятным шоком, если можно так выразиться, для меня было узнать, что 3 июня чуваки добавили еще и дату в Батуми, выступят с акустикой в кабаке Poddon в пяти минутах от моего дома. В этом баре в Батуми иногда ставят эхопрокуренныхподъездов, шумные и угрожающие выходки, пекинский велосипед — короче, тех, кого в этом городе, кроме меня, знают человека два примерно.

Теней свободы впервые я услышал году в 2006, когда в моем окружении было в ходу на удивление много нового российского поп-панка типа Порта (812), Всех стволов, группы Ber-Linn и всякого такого. Первоначальная версия песни «Где-то за пределом», романтичная, быстрая и окрыляющая, особенно в соответствующем возрасте, до сих пор время от времени всплывает в подсознании.

Это была первая песня. А последняя песня — это совсем свежий трек «Вечная Встреча». Надо признать, он понравился мне быстрее большей части того, что Тени делали в последние годы, потому что, несмотря на мелодизм, искренность, непошлость, их музыка все равно слишком отдавала стилизацией под калифорняк, особенно под группу Bad Religion. А «Вечная Встреча» мне уже больше напомнила канадцев PUP.

Про песню и про крутой пиксельный клип на нее вокалист Иван Глобин очень вдумчиво и смешно одновременно рассказал в недавнем видео в духе «разговоры за чайком» — спонтанной рубрики, которая, я надеюсь, теперь будет появляться чаще, потому что мне очень нравится, как Глобин говорит о вещах, мне очень близок его вайб, с этими внезапными резкими, как воздушные ямы, эмоциональные всполохами, отходами от темы в рассуждения о том, как вообще, бл*ть, трудно о чем-то говорить, очень круто, короче.

У Глобина была тусовка близких друзей, с которыми на протяжении многих лет собирались вместе у него дома, пили пиво, ели пиццу, шутили смешные шутки и играли в шедевры игровой индустрии типа Bomberman.

После 24 февраля 2022 года тусовка, очевидно, рассыпалась: кто-то уехал на один край света, кто-то на другой (сам Глобин сейчас аж в Индонезии), кто-то остался. И Иван, проживая эмигрантский кризис, решил достать черновик песни, которую когда-то написал, но счел ее недостаточно хорошей.

Про сам кризис он очень интересно рассказывает, это ровно то, что я чувствовал после отъезда и, в общем-то, продолжаю чувствовать сейчас: «Когда ты находишься в чуждой себе культуре, начинаешь понимать, что ты — продукт среды, в которой ты вырос. Куча вещей, которая была совершенно незыблемой, уходит от тебя, и ты понимаешь, что там и тебя как будто бы нет. С этим всем уходишь и ты. Ты как будто болтаешься в пространстве, непонятно, где верх, где низ. Не факт, что ты вообще существуешь. И чтобы подтвердить свое существование, ты цепляешься за любую какую-то знакомую деталь, если находишь ее в окружающем мире».

Эта песня — как раз попытка воссоздать из осколков тот мир в виде идеи о том, что рай — это и есть вот эта встреча с друзьями. А клип — с любовью и детально воссозданная в пиксельной графике квартира Ивана с реальными персонажами, плюс еще немного гипертрофированных штук в виде тысячи прыгучих мячиков, танцующих стиральных машин и других веселых вещей.

Билеты на концерты есть тут. В Батуми 30 лари всего!

Да, и я очень любил читать телеграм-канал Глобина, я неспроста использовал слово «интеллектуальный» в начале статьи, Иван — наиболее интересно излагающий свои мысли человек из всей русскоязычной панк-тусовки.

В эти выходные приеду в Тбилиси к Никите Моисеенко из Голландского штурвала, чтобы начать с ним работать над первым релизом моей эмо-группы Апартаменты первой линии. Ну, и заодно проведем с ним второй стрим с моим участием.

На этот раз хотим попробовать оценивать треки, которые нам будут присылать. Я почему-то сомневаюсь, что будет много желающих, но, если что, послушаем то, что мне присылали раньше. Мне часто что-то шлют, и иногда я даже реагирую, но времени и сил послушать не было почти никогда. Вот, похоже, пришло время.

Я пока не решил, буду ли я придерживаться бережного стиля или же.. ну, как обычно. Но, если что, не принимайте близко к сердцу. Не обессудьте, так сказать. Присылайте свои треки!

Присылайте в комментарии треки, ну, или ссылки на стриминги, если они уже там есть. Можно ссылки на саундклауд. Или сами треки в личку, почему нет. Можете Никите в ВК еще!

Кстати, возможно, я даже спою пару песен, и вы сможете залошить меня в ответ, если я буду лошить вас или то, что вам нравится.

Подключайтесь вечером в воскресенье в 20:00 по Москве.

А прошлый стрим вот где. Пипец, больше года назад!

Не без удивления обнаружил на стриме у Никиты Моисеенко, что мне нравится больше новой музыки, чем не нравится. Это странно, но мне часто что-то кидают в предложку. Странно — потому что, если честно, я сомневаюсь, что публикация в моем пусть разрастающемся, но все еще очень маленьком личном канале как-то сильно поможет начинающему артисту. Не говоря уже о том, что у меня, кроме достаточно ограниченной, нишевой наслушанности и навыка писать о музыке тексты (навыка, наличие которого много кто готов оспорить, я уверен) особо ничего и нет.

Но я рад, что кто-то делает на меня ставку, чего уж там.

Тому, что мы послушали с Никитой на стриме, мы ставили оценочки. Главным для меня критерием была и остается сама песня, а не звук, не сведени и не гениальная гитарная партия. Поэтому я выделил певицу OL!VA и ее трек “напоследок”: ничего сложного, простые аккорды на акустической гитаре, но достаточно сильная мелодия что на припеве, что на куплетах, и куплеты еще и отличаются друг от друга. Для меня ее музыка — что-то среднее между певицей Маяк (но OL!VA пока немного не дотягивает по сонграйтингу и надрыву) и певицей Нежность на бумаге (которую OL!VA по этим же критериям как раз обходит). Хороший сингер-сонграйтер на вес золота в любые года.

По этому критерию я не очень оценил, казалось бы, крутые по звуку песни проектов Кролик Кэролл и Перегруз. У первых крутая инди-аранжировка и голос как у проекта Жарок, который я очень люблю, у вторых нахальный гаражный рок с хорошо сведенными гитарами, но и там и там — одинаковые простые куплетные мелодии, а припева нет вообще. Я сразу скидывал баллы. Такое должно быть чем-то очень сильным, чтобы меня поразить. Например, проигрыш как в 747 у группы kent или в bionic у placebo,

Трек, насчет которого мы сошлись с Никитой в щедрых похвалах, прислала группа crimson taupe, как раз богато аранжированная языческая, вязкая и красиво спетая штуковина от двух девушек из Черногории. Мне их трек напомнил Анну фон Хаусвольф, сами они вдохновлялись много кем, от Муджуса до True Widow (прикиньте, они секут за True Widow!). Жалко только, что офигенный начальный распев они через всю песню не пропустили, ну или не вернули в какой-то момент.

Молодая певица Рай Ли, по-моему, тоже может через какое-то количество времени стрельнуть очень метко. Сейчас просто у нее только один сингл (и один фит), но в ВК у нее есть еще классная демка, очень слоукор-дрим-поповая, аж 2019 года. Мне вообще кажется, что миру сейчас нужна музыка грустная, медленная и тягучая. Чтобы заморозить стремительность и замедлить кровожадный огонь, пожирающий реальную жизнь.

Ну, и отдельный прикол — это девушка по имени Евдокия (Sleepy Grave?), записавшая нам демку на диктофон, находясь в какой-то глухой деревне, если я не ошибаюсь, и приславшая трек уже во время стрима. Песня получилась очень в духе Grouper, а я бы многое отдал за то, чтобы получить тупо один в один копию Grouper или Carissa’s Wierd на русском. Так что прикреплю песню Евдокии к этому посту в комментарии.

Ну, а вообще я теперь хочу больше совсем свежей музыки слушать. Много кто пытается делать что-то крутое даже сейчас. Надо только время найти. И вообще я бы сделал такой вот стрим, который у нас был с Никитой, постоянной рубрикой в каком-то виде.

Ребят, некогда писать подробный пост: короче, сейчас начинается новый стрим Никиты, а в гостях - как раз та певица OL!VA, которую мы высоко оценили и которая оказалась в Тбилиси! Подключайтесь, думаю, она еще и сыграет что-нибудь в прямом эфире, да и интересно узнать, что это вообще за самородок такой!

https://www.youtube.com/live/Tr43xOscu4Q

Трек OL!VA мы включили на предыдущем стриме с Борисом Стародубцевым. Мы оценивали треки, которые прислали подписчики телеграм-канала Capybara Tapes. Честный вокал переходящий в фальцет и прямолинейная акустическая гитара. Нам понравилось.
Оказалось, что OL!VA — это Маша Шишкина, она приехала из Казани и сейчас живёт в Тбилиси. Мы решили сделать стрим и поговорить про современную музыку, сложности переезда и творческий метод. И сыграть несколько песен совместно, куда же без этого.
Увидимся в четверг в 20:00 по московскому.

Не знаю почему картинка с Ютуба не загрузилась в Телеграм. Зайдите по ссылке, мы там на мосту, который проходит сквозь три дома на улице Нацубидзе. В этих домах снимали клип "Иуда" от рэпера Хаски.

Кстати, мне очень нравится то, как треки из топ-10 Спотифая оценивает Рик Беато. Это такой прикольный дед-продюсер, который, помимо всего прочего, делал прикольные видео под названием «что делает эту песню великой». У него там много чего, от престарелого батя-рока до Blink 182 и At The Drive-In. Еще он берет интервью у крутых чуваков, из которых я не знаю процентов 70. Но, например, он разговаривал с Бутчем Вигом про запись крутых альбомов, внимательно спрашивая про всякие звукорежиссерские штуки — какие, например, использовались комбики и микрофоны при записи Nevermind.

Ну, и надо отдать ему должное — он хоть и причитает о состоянии современной музыкальной индустрии с высоты прожитых лет и с явным упором на прошлые десятилетия, но, во-первых, если что-то новое кажется ему объективно интересным, он всегда об этом скажет. А во-вторых, ну, во многом он прав. Можно много рассуждать о том, что музыкальная индустрия изменилась, но не стала хуже, но, по-моему, почти на каждое достижение есть свой подводный камень. Будь то стриминги, возможность записывать музыку дома и.. Какие там еще были плюсы-то?

Вот в этом видео Беато, например, достаточно положительно, и по делу, отзывается о новом треке Арианы Грандэ (который мне вообще не нравится, но с его аргументацией трудно спорить), заслуженно хвалит Хозиера и иронично и достаточно резко критикует Тейлор Свифт. Хорошо, что ее поклонники Рика Беато не смотрят.

Сначала он говорит про песню I Can Do It With A Broken Heart, в которой есть строчка I’m so depressed like it’s my birthday.
И Беато такой: “Камон, Тейлор, ты серьезно? Из-за чего ты в депрессии? Ты самый популярный исполнитель в мире! Тебе не из-за чего быть в депрессии! Если ты в депрессии, надо не в до-мажоре песни писать! В ля-миноре, в ре-миноре.. Самая депрессивная тональность”!

Конечно, можно предъявить Рику за обесценивание депрессии как диагноза: мы отлично знаем, что статус и богатство не спасают тебя от душевных невзгод, огромное количество музыкантов, к сожалению, уже это доказало (буквально вчера вспоминал Честера Беннингтона).

С другой стороны, я не вижу причин не иметь таких претензий на каком-то более житейском уровне. Собственно, это одна из причин, по которой у меня странное отношение к Тейлор Свифт. В ее песнях очень много личных деталей, касающихся именно ее самой. Зарилейтиться с ними трудно, потому что речь идет о миллиардерше с жизнью, которая даже близко не напоминает ни мою, ни кого-либо из моих друзей. И когда я слушаю Джен Чемпион из Carissa’s Wierd и S, я понимаю, почему она в депрессии. Когда я слушаю Тейлор Свифт, я сразу вспоминаю исследование о том, что лучше всякой психотерапии работают деньги. Когда они у тебя просто есть.

Это при том, что по какой-то причине Тэйлор Свифт долгие годы казалась мне музыкально чем-то более значительным, чем какие-нибудь Холзи, Дуа Липа, та же Ариана Грандэ. Мне казалось, что у нее больше влияний и больше вкуса, я вообще помню старый выпуск SNL, увиденный мной больше десяти лет назад, в котором Свифт кантри-периода поет удивительно красивую песню Untouchable, оказавшуюся кавером на группу Luna Halo. Видимо, тот момент сильно повлиял на все мое дальнейшее ее восприятие.

Но Рик Беато в другом видео про Свифт (у старика явно зуб на нее, но, повторюсь, он каждый раз старается быть настолько объективным, насколько это возможно) отметил, что она, пробуя себя в чем-то новом, просто меняет свой контент в соответствии с алгоритмами поп-музыки. Хочет поп-альбом — идет к Максу Мартину, хочет помпезное инди — идет к Джеку Антоноффу, хочет полуакустическое инди — идет к Ааарону Десснеру. После этого я уже не удивляюсь, что большинство людей, с которыми я обсуждал Тэйлор Свифт, утверждают, что не помнят ни одной ее песни.

Что касается песен, которые все-таки вспоминаются (не все понимают, что это Тэйлор Свифт) — такие, как Blank Space, We’re never getting back together, Shake It Off, то они все написаны в соавторстве с Максом Мартиным, главным мировым хит-мейкером из ныне живущих.

Забавно, что мне при этом довольно сильно понравился альбом Midnights, посвященный ночным самокопаниям-руминациям. Но, во-первых, на данный момент я помню и действительно люблю с него только одну песню, не очень популярную Maroon, а во-вторых, весь вайб этого альбома — теплый, ночной, туманно-неоновый, отдающий светом фар, фонарей и рекламных щитов — собрал в первую очередь Джек Антонофф. Именно он умеет в такой звук, послушайте любую песню его группы Bleachers. Талант Тэйлор Свифт — маркетинговый, а не музыкальный. С этим приходится считаться во времена, когда группа Duster может взлететь благодаря тик-току, но не очень-то хочется.

Если честно, в последнее время опять перестал следить за новой музыкой, ни за чем не поспеваю. В Батуми + 28, и мои гигантские дешевые перемотанные изолентой носить практически невозможно. Да и звучат они скверно, потому что из-за поломок не прилегают к голове.

При этом в последнее время мне часто нужна музыка, чтобы прийти в себя, но не в том смысле, в каком я слушал альбом эхапрокуренныхподъездов «Взгляд на 2000 ярдов», а наоборот — чтобы забыть, кто я есть.

Поэтому основу моего плейлиста сейчас составляют саундтреки к играм Final Fantasy от великого японского композитора Нобуо Уэмацу. Особенно к седьмой и девятой части, прохождение которых составило значительную часть счастливых одиноких дней моего детства. Девятую часть я проходил, сидя дома весной уже не помню какого года, но я тогда был в восьмом классе и не мог доучиться, потому что из-за случайно оброненной фразы каким-то незнакомым чуваком в новой школе решил, что он знает что-то про события, произошедшие в прошлой школе (ничего сверх серьезного, но у меня ушло лет 15 на то, чтобы это понять). Я перепугался и в итоге не помню как закончил восьмой класс, но в школе появился уже только в сентябре.

Мир Final Fantasy 9, в которой создатели игры вернулись к более сказочно-средневековой атмосфере более ранних частей (до шестой примерно), предлагал очень конкретные категории добра, зла, красоты, любви, подразумевал приключения, которые однозначно закончатся хорошо, как бы ни было сложно (в седьмой вот с этим были сложности, там погибла одна из главных героинь, хотя седьмая Final Fantasy, наверное, главная японская РПГ на западном рынке).

И саундтрек у игры был соответствующий. Каждая мелодия врезалась в память, каждый звук был на своем месте, и каждая тема идеально подходила для своей сцены. В случае с девятой это, например, Over the Hill — тема, которая звучит, когда вы выходите на карту мира, или мелодия в деревне Дали, а от мелодии A Song From Her Memory, которую напевала принцесса Гарнет, я недавно, гуляя по Тбилиси, чуть не разрыдался. Уэмацу, да и японские композиторы в целом, умеют писать музыки, которая возносит тебя настолько высоко, что, простите за банальность метафоры, становится очень больно возвращаться. Настолько это похоже на сон, настолько страшно потом просто идти и делать свои обычные долбанные дела.

После таких музыкальных тем я иногда думаю радикальные мысли о том, на хрена вообще весь этот долбанный нойз-рок, хардкор и прочая дичь, окунающая тебя лицом в грязь того, как все устроено на самом деле. Зачем видеть то, что есть, когда можно видеть то, чего никогда не будет. Ну или типа того. Конечно, эти мысли как пришли, так и ушли, и процентов 20 существующего нойз-рока действительно зачем-то нужны, с этим не поспоришь.

Ну и блин, в FF9 есть и довольно страшная музыка — например, The Final Battle. От финальной битвы в этой части вообще порядком охреневаешь, потому что ты ее вообще не ждал, она вываливается на тебя как бездомная женщина в «Малхолланд драйве», которая своим внешним видом и внезапностью доводит одного из персонажей до сердечного приступа.

В FF7 тоже есть это все — и милые наивные темы, и эпики с необычными гармониями (обожаю, например, Mako Reactor), но главная композиция, которая годами исцеляет мои раны — это Tifa’s Theme, музыкальная тема одной из главных героинь игры. Она звучит как песенка, которую можно включать на детской площадке, и резко контрастирует с тем, через что приходится проходить главным героям, сражающимся против тиранической энергетической компании Шинра. Послушайте основную мелодию песни, которая начинается на 50-й секунде — наверное, впервые в жизни мне кажется, что прослушивание музыки даст больше понимания, чем мой рассказ о нем.

Уэмацу написал саундтреки, по-моему, почти ко всем частям игры, которых сейчас набралось не меньше 16 (к последней, впрочем, он отношения не имеет). Я радуюсь, потому что это означает, что есть еще куча его музыки, которую я не слушал. Хотя хрен знает, когда мне ее слушать то, если на одной только Tifa’s Theme я подвисаю на десятки раз.

Уэмацу — мой любимый японский композитор наряду с Дзе Хисаиси (саундтрек к фильму «Кикуджиро» Такеши Китано!) и Сусуму Хирасавой (саундтрек к аниме «Паприка»).

Даже не знаю, что мне было бы более интересно узнать в этом случае: ваш любимый саундтрек к играм в целом или ваш любимый саундтрек к чему-то японскому. Ну, попробуйте ответить и на то, и на другое.

Отработал сейчас три недели вожатым в детском лагере в Уреки. Мог бы много писать про саму эту работу, про ее яркость, интенсивность, эмоциональность и кинематографичность и то, до чего тяжело после этого возвращаться в обычную жизнь, но это все-таки музыкальный канал. Если хотите больше узнать про мою работу, пишите в личку, скину вам ссылки на закрытый канал с откровениями, хех. Женя из Зубов, кстати, подписан! 

А про музыку там было вот что: я решил, что нельзя упускать уникальный шанс, и опросил всех старшаков —подростков 13-15 лет — на предмет их любимой музыки. Выборка не очень большая: я попросил примерно 15 мальчиков и девочек, в основном экспатов из России и Беларуси, назвать трех любимых исполнителей или любимые песни. Попутно я пояснил, что можно не бояться называть что-то жесткое, матерное и тд, но не факт, что все прислушались.

Так или иначе, какая-никакая статистика у меня есть.