Сегодня, 82 года назад, закончилась Мурманская наступательная операция.
Подобно нескольким другим наступлениям начала 1942 года, с характерной смесью самонадеянности от "головокружения от успехов" под Москвой и грубых ошибок в планировании, эта операция практически не имела шансов на успех. Войска 14-й армии не только не имели численного перевеса над противником, но и поддерживались совсем ничтожным количеством артиллерии. А морская пехота должна была высаживаться на берегах, где немцы ожидали десанта и укрепили оборону. Хотя наступление на установившейся с 1941 года линии фронта предсказуемо захлебнулось, морпехи смогли отвоевать у немцев солидный по размерам плацдарм у берега Западной Лицы. Однако не получив поддержки от наших войск с юга, они вынуждены были отступить и покинуть его.
Самые тяжёлые потери в той операции понесла 152-я дивизия, которая даже не вступила в бой. Перед отправкой в Мурманск солдатам выдали летнее обмундирование и лёгкие ботинки. Несмотря на предупреждение метеослужбы о снежной буре, никаких изменений в план не внесли. Дивизия растянулась на десятки километров по дороге к линии фронта, сначала попав под дождь, а потом начался снежный буран. В результате около 484 человека погибли от холода, 1683 получили обморожения, многие пропали без вести. В итоге до линии фронта к 11 мая дошёл только один батальон. Наступление к тому времени уже завершилось, но его одного по неясной причине бросили в атаку, которая сразу же захлебнулась с большими потерями. Военный трибунал не обнаружил вины командиров: смерти солдат были отнесены к "обстоятельствам непреодолимой силы".
Сразу оговорюсь, что примеры подобных катастроф можно найти и в других армиях. Но в этой истории мне наиболее примечательным показалось сочетание почти всех тех пороков нашего менталитета, которые у нас почитаются едва ли не за за добродетели и даже вызывают самодовольное умиление: от полагания на "авось" и расчёта на одну только силу духа вместо должной огневой поддержки до веры в помогающего нам "Генерала Мороза".
Подобно нескольким другим наступлениям начала 1942 года, с характерной смесью самонадеянности от "головокружения от успехов" под Москвой и грубых ошибок в планировании, эта операция практически не имела шансов на успех. Войска 14-й армии не только не имели численного перевеса над противником, но и поддерживались совсем ничтожным количеством артиллерии. А морская пехота должна была высаживаться на берегах, где немцы ожидали десанта и укрепили оборону. Хотя наступление на установившейся с 1941 года линии фронта предсказуемо захлебнулось, морпехи смогли отвоевать у немцев солидный по размерам плацдарм у берега Западной Лицы. Однако не получив поддержки от наших войск с юга, они вынуждены были отступить и покинуть его.
Самые тяжёлые потери в той операции понесла 152-я дивизия, которая даже не вступила в бой. Перед отправкой в Мурманск солдатам выдали летнее обмундирование и лёгкие ботинки. Несмотря на предупреждение метеослужбы о снежной буре, никаких изменений в план не внесли. Дивизия растянулась на десятки километров по дороге к линии фронта, сначала попав под дождь, а потом начался снежный буран. В результате около 484 человека погибли от холода, 1683 получили обморожения, многие пропали без вести. В итоге до линии фронта к 11 мая дошёл только один батальон. Наступление к тому времени уже завершилось, но его одного по неясной причине бросили в атаку, которая сразу же захлебнулась с большими потерями. Военный трибунал не обнаружил вины командиров: смерти солдат были отнесены к "обстоятельствам непреодолимой силы".
Сразу оговорюсь, что примеры подобных катастроф можно найти и в других армиях. Но в этой истории мне наиболее примечательным показалось сочетание почти всех тех пороков нашего менталитета, которые у нас почитаются едва ли не за за добродетели и даже вызывают самодовольное умиление: от полагания на "авось" и расчёта на одну только силу духа вместо должной огневой поддержки до веры в помогающего нам "Генерала Мороза".
С большим интересом прочитал занимательные факты из описания тура "Маннергейм в Петербурге" некоего Михаила Владимирова:
"На тот момент главной немецкой задачей было взятие острова Сухо. Нужно было высадить десант на Сухо и прочно закрепиться. Тогда немцы смогли бы полностью контролировать перевозки по Ладоге, и по льду, и по воде. Ленинград бы остался без поставок и умер. Запретить генералу Талвела провести операцию Маннергейм не может, но он находит свои методы. Неожиданно финны заболевают непонятным тяжким недугом – перестает действовать ранее работавшая, как часы техника, куда-то пропадает финская исполнительность. Германские моряки удивляются: в срок ничего не делается. Гитлер срочно приезжает на юбилей Маннергейма и забрасывает его дорогими подарками: шикарный «Мерседес-770», 3 военных вездехода, орден Германского орла с большим золотым крестом. Самым главным подарком был собственный портрет рейхсканцлера, написанный художником Труппе. Маннергейм продает дорогой «Мерседес» в Швецию, вездеходы отдает армии, а крест и портрет забрасывает подальше, с глаз долой. Для него встреча с Гитлером – дипломатический ритуал, не больше. Немцы так и не взяли остров Сухо: Маннергейм успел предупредить советское командование, а выбранные им методы, замедлившие наступление немцев, дали свои плоды."
Всерьёз и подробно разбирать это смысла нет, так как правды здесь нет ни в одном предложении. Что мне показалось интересным, это то, как любовно переплелись два мифа: советский и антисоветский. В октябре 1942 года навигация уже заканчивалась, и к тому времени по трассе мимо Сухо перевозилось от 1/4 до 1/5 всех грузов. Ледовая трасса же проходила в 60 км от острова и ни о каком удушении города речи идти не могло. Но так как это была одна из очень редких побед Балтфлота за всю войну, её постарались раздуть до огромных масштабов. Как часто бывает в таких случаях, советский миф элегантно превращается в антисоветский/про-маннергеймовский.
На фото Маннергейм едет по Петрозаводску в одном из тех "вездеходов" Steyr 1500 A/02, июнь 1942
"На тот момент главной немецкой задачей было взятие острова Сухо. Нужно было высадить десант на Сухо и прочно закрепиться. Тогда немцы смогли бы полностью контролировать перевозки по Ладоге, и по льду, и по воде. Ленинград бы остался без поставок и умер. Запретить генералу Талвела провести операцию Маннергейм не может, но он находит свои методы. Неожиданно финны заболевают непонятным тяжким недугом – перестает действовать ранее работавшая, как часы техника, куда-то пропадает финская исполнительность. Германские моряки удивляются: в срок ничего не делается. Гитлер срочно приезжает на юбилей Маннергейма и забрасывает его дорогими подарками: шикарный «Мерседес-770», 3 военных вездехода, орден Германского орла с большим золотым крестом. Самым главным подарком был собственный портрет рейхсканцлера, написанный художником Труппе. Маннергейм продает дорогой «Мерседес» в Швецию, вездеходы отдает армии, а крест и портрет забрасывает подальше, с глаз долой. Для него встреча с Гитлером – дипломатический ритуал, не больше. Немцы так и не взяли остров Сухо: Маннергейм успел предупредить советское командование, а выбранные им методы, замедлившие наступление немцев, дали свои плоды."
Всерьёз и подробно разбирать это смысла нет, так как правды здесь нет ни в одном предложении. Что мне показалось интересным, это то, как любовно переплелись два мифа: советский и антисоветский. В октябре 1942 года навигация уже заканчивалась, и к тому времени по трассе мимо Сухо перевозилось от 1/4 до 1/5 всех грузов. Ледовая трасса же проходила в 60 км от острова и ни о каком удушении города речи идти не могло. Но так как это была одна из очень редких побед Балтфлота за всю войну, её постарались раздуть до огромных масштабов. Как часто бывает в таких случаях, советский миф элегантно превращается в антисоветский/про-маннергеймовский.
На фото Маннергейм едет по Петрозаводску в одном из тех "вездеходов" Steyr 1500 A/02, июнь 1942
Итак, я принял решение сам организовать экскурсию по Ивановскому плацдарму 14 июля. Как я неоднократно писал, это поле боя стало одним из важнейших за всё время битвы за Ленинград и одним из самых недооцененных. В этом году эта дата выпала на воскресенье, и было бы большим упущением не отметить её на месте тех событий. План поездки такой: мы выезжаем в 9 утра на 8 часов, из которых половину займёт дорога. Мы посмотрим всю территорию плацдарма от немецких окопов на южном берегу Луги до Юрков. Если будет оставаться время, заедем в посёлок Беседа и Старые Смолеговицы, где развернулись бои в августе 1941 года.
За два часа пути от "Московской" будет подробный рассказ о состоянии Северного и Северо-Западного фронтов в первые дни войны, рассказ о ленинградском ополчении и конкретно 2-й дивизии, стратегии немцев и контрмерах советского командования в начале битвы за Ленинград, о командующих с обеих сторон. Также будут воспоминания непосредственных участников боёв с обеих сторон, много карт и фотографий.
В ходе прогулки поговорим о многих вещах, простых и сложных. О том, как минуты решают исход сражения, что война - это путь обмана, как маршал превратился на этом поле боя в сержанта, а массы солдат и могучие танки оказались беспомощны перед кучкой военных профессионалов. На этом поле боя не получится рассказов о блистательных победах, хотя о героях мы тоже поговорим. Никто из ополченцев не думал, что без обучения и сходу ему придётся принять бой, и никто не планировал их посылать в самое пекло - но судьба распорядилась иначе. И вот вчера ты делаешь ботинки на заводе или рисуешь стенгазету для политотдела, а сегодня всё, что от тебя требуется - это пройти несколько шагов в сторону врага, чтобы навсегда замереть в болотной жиже у лужского берега. Об этом экзистенциальном выборе и будет мой рассказ не в меньшей степени, чем о тактике сторон.
Аренда 19-местного автобуса на 8 часов стоит 19 000 рублей. Я решил поставить цену 1600 рублей. Если наберётся хотя бы 12 человек, то экскурсия состоится. Запись через личку
За два часа пути от "Московской" будет подробный рассказ о состоянии Северного и Северо-Западного фронтов в первые дни войны, рассказ о ленинградском ополчении и конкретно 2-й дивизии, стратегии немцев и контрмерах советского командования в начале битвы за Ленинград, о командующих с обеих сторон. Также будут воспоминания непосредственных участников боёв с обеих сторон, много карт и фотографий.
В ходе прогулки поговорим о многих вещах, простых и сложных. О том, как минуты решают исход сражения, что война - это путь обмана, как маршал превратился на этом поле боя в сержанта, а массы солдат и могучие танки оказались беспомощны перед кучкой военных профессионалов. На этом поле боя не получится рассказов о блистательных победах, хотя о героях мы тоже поговорим. Никто из ополченцев не думал, что без обучения и сходу ему придётся принять бой, и никто не планировал их посылать в самое пекло - но судьба распорядилась иначе. И вот вчера ты делаешь ботинки на заводе или рисуешь стенгазету для политотдела, а сегодня всё, что от тебя требуется - это пройти несколько шагов в сторону врага, чтобы навсегда замереть в болотной жиже у лужского берега. Об этом экзистенциальном выборе и будет мой рассказ не в меньшей степени, чем о тактике сторон.
Аренда 19-местного автобуса на 8 часов стоит 19 000 рублей. Я решил поставить цену 1600 рублей. Если наберётся хотя бы 12 человек, то экскурсия состоится. Запись через личку
18 мая - день смерти Суворова.
Узнав о смерти друга, Гавриил Державин вернулся домой, где в клетке сидел его ученый снегирь. Птица привычно запела мелодию военного марша. Удручённый таким напоминанием, он написал этот стих
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов;
С горстью россиян всё побеждать?
Быть везде первым в мужестве строгом,
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и богом,
Скиптры давая, зваться рабом,
Доблестей быв страдалец единых,
Жить для царей, себя изнурять?
Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, снигирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен отвсюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! — что воевать?
Пройдёт время, и другой великий поэт напишет стихи на смерть другого великого полководца
Вижу колонны замерших внуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.
Вижу в регалиях убранный труп:
в смерть уезжает пламенный Жуков.
Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
блеском маневра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Кончивший дни свои глухо в опале,
как Велизарий или Помпей.
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы
но возвращались в страхе в свою.
Маршал! поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Все же, прими их — жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и военная флейта,
громко свисти на манер снегиря.
Узнав о смерти друга, Гавриил Державин вернулся домой, где в клетке сидел его ученый снегирь. Птица привычно запела мелодию военного марша. Удручённый таким напоминанием, он написал этот стих
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов;
С горстью россиян всё побеждать?
Быть везде первым в мужестве строгом,
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и богом,
Скиптры давая, зваться рабом,
Доблестей быв страдалец единых,
Жить для царей, себя изнурять?
Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, снигирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен отвсюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! — что воевать?
Пройдёт время, и другой великий поэт напишет стихи на смерть другого великого полководца
Вижу колонны замерших внуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.
Вижу в регалиях убранный труп:
в смерть уезжает пламенный Жуков.
Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
блеском маневра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Кончивший дни свои глухо в опале,
как Велизарий или Помпей.
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы
но возвращались в страхе в свою.
Маршал! поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Все же, прими их — жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и военная флейта,
громко свисти на манер снегиря.